Шахмара, сын Шахмары

Глава 1. Это была не сказка

В попытках прогнать страшное видение и заглушить почти срывающийся с губ крик я хватаюсь за простыни, притягиваю, сжимаю их так, что кажется, на кровати дрались или прыгали дети.

– Шшшшш, тихо-тихо, – успокаивающе шепчу сама себе. Все позади, это сон, просто сон.

Да ни черта это не просто сон. Все повторяется, это уже было, было совсем недавно, лет десять назад, мне было лет девять-десять. Мне снились такие же сны, голос пропадал так, что говорить – какое там говорить, шипеть, хрипеть можно было только шепотом. Тело трясло словно от озноба, но нельзя, нельзя было уходить от этого сна. Я же и тогда точно знала, что это знак. Надо подождать, потерпеть. Но...не получилось. Я захлебывалась от слез, рассказывая маме про Шахмару, о том, что это я виновата, не поддержала его в трудную минуту, ушла, предала. Не было голоса, но я шипела и хрипела:

- Шахмара, атам, Шахмара, анам, кичер без гөнаһлыларны, кичер, кичер, кичер!!! [1].

Когда это повторилось в третий раз, родители не выдержали и положили в неврологическую клинику. Врачи помогли. Помогли так, что сон перестал меня мучить, но на сердце осталась такая пустота, такая дыра, которую невозможно было заполнить ничем. Потом, уже в 17-18 лет я пыталась заполнить ее отношениями, сигаретами, алкоголем, смешно, но спасением ото всей этой грязи стала депрессия. Причем подкралась она, как это, оказывается, бывает, совсем неожиданно. Просто в один миг я поняла, что даже на это пустоту мне плевать. Что можно просто лежать и не вставать: нет смысла идти в новый день. А зачем? Что мне мог дать этот день? Я лежала, завернувшись в плед, и хотела пролежать так до окончания своих дней, надеясь, что их осталось не так уж и много. Жизнь вмиг потеряла цвет, не было цветов, не было полутонов, все стало одинаково серым. Не было еды – сладкой, горькой, копченой, соленой, все в один миг стало резиновым и безвкусным. Так было и на следующий день, и после. Вставать по утрам стало восприниматься как подвиг, а впрочем, скоро я даже этот «подвиг» перестала пытаться совершать. И тогда, в начале апреля, когда мне позвонила Аля и сказала, что вопрос о моем отчислении из колледжа уже поднимался, я с невероятными усилиями заставила себя подняться, почистить зубы, расчесать волосы. Нацепила куртку, джинсы, хотела мельком взглянуть в зеркало и шагнуть уже в эту ненавистную реальность и … вот тогда накрыло по-настоящему, мне и стало страшно. Нет, не потому, что я выглядела как привидение, на это-то мне как раз было плевать. Страшным было то, что за секунду до того как увидеть свое изображение, зеркало выдало мне картину темного серого леса, над которым кружили вороны с недобрыми глазами, а по земле ползала змея – белая, красивая, умная. Сердце простреливает чем-то острым, но прежде чем я восклицаю: «Шахмара, сын Шахмары, это ты?» – изображение словно бы покрывается водной рябью и исчезает, уступая место мне: худой, с кругами под глазами, наспех расчесанными волосами, которые отливают медным цветом. Я бегу в колледж, обещаю наверстать все упущенное, потому что знаю: как прежде не будет. Теперь я не имею право проводить время в дремоте и слепоте. Мне надо много, много успеть. И я успеваю. Успеваю читать, записывать конспекты, отвечать на семинарах. И жду. Жду со страхом и приятным трепетом. Не знаю, как долго еще ждать, но вот-вот что-то неведомое постучится в двери моей судьбы. И сон – это знак. Теперь я понимаю: сегодняшний сон – это мое спасение. Он даст мне подсказку, что делать, куда идти. Неведомым образом я понимаю, что сейчас главное – перетерпеть этот страх, благоговейный ужас ночами, а дальше придет подсказка. Мне уже не десять, а почти двадцать, я выдержу, выдержу, выдержу, дай, Всевышний, мне силы. Словно заклинание повторяю всплывающие в памяти слова: «Шахмара, атам, Шахмара, анам, кичер без гөнаһлыларны, кичер, кичер, кичер!!!»

Тогда, в детстве все списали на мою излишнюю впечатлительность, мама пыталась со мной разговаривать, объясняла, что Шахмара – сказочный персонаж, я излишне эмоционально отреагиировала на эту сказку. Я пыталась спорить с мамой, недетской серьезностью пытаясь доказать, что это не сказка, у сказок бывает хороший конец.

- А Белая змея Шахмара – хороший герой, сколько раз она приходит на помощь людям и в итоге сама же страдает от их вероломства. Это не сказка, в сказке положительный герой побеждает, это правда, просто это было давно, давно, давно! – шипела и хрипела я, в итоге окончательно потеряв голос почти на месяц.

Но теперь я умнее, понимаю, что надо скрывать свои мысли, чувства, эмоции. Ни один человек не признается, что виновен в страданиях Шахмары, они, люди, и думать забыли о ней, а ведь она, только Шахмара может гарантировать спокойствие и процветание, мирное существование всех людей на Земле. Зря, зря обидели Шахмару. Ужасающая смерть Шахмары положила начало вражде между змеями и людьми. У Шахмары был только единственный сын, который тоже носил имя Шахмара, и именно он должен был восстановить гармонию и равновесие в мире. Его мощь была меньше, чем мощь матери Шахмары, ведь он был рожден в ее союзе с человеком. Да, как было хорошо, когда люди и змеи жили вместе и дружно, образовывали пары, семьи, в которых рождались самые мудрые дети. И сначала у Шахмары, сына Шахмары все получалось. Перед глазами мелькают картинки старинных странных обрядов, танцы, хоровод, звуки веселья, счастье переполняет весь мир и казалось – вот он, Эдем, живи и радуйся. А потом… потом пропал голос, а вместе с ним и счастье, веселье, довольствие. Они отобрали наш голос, оставив слабое его подобие. Чернокрылые птицы, хитрые, жестокие. Мир стал другим, покрытым тревогой. Остались шепот, шипение, вялые попытки что-то делать. Только редко откуда-то раздавался мучительный рык-крик, и все снова затихало… Прежде чем понять, были последние видения иллюзией, болезненной галлюцинацией или обрывками прошлых жизней, я снова проваливаюсь в сон. Три дня. Через три дня я сдам последний экзамен в колледже и поеду… куда я поеду? Не знаю, но Шахмара и ее сын дадут мне знак. Должны дать.

Глава 2. И знак был

Парадоксально: мои ночи разделились на два. В первую половину я видела обрывочные картины, смотрела словно бы эпизоды странного старого кино, лейтмотивом которого был зов. Да, кто-то звал, звал надрывно, печально. Моң [1], который овладевал всей Вселенной в этот момент разрывал душу и сердце. Зов был безумно знакомый, продирающий до дрожи голос казался родным, но вызывал тревогу, сменяясь тревожно-мистическими картинами. Чернокрылые птицы кружили над лесом, что-то просили, требовали. Лес не был сказочным, он был серым, неприятным, он даже не был дремучим, зато казался каким-то колючим, что ли. Дождь! Долгий целебный дождь, возможно, смог бы изменить картину. Но лес был настолько злобным и неуютным, что тучи, казалось, старалиь обходить эту местность стороной. Это был тот лес, который на мгновение показало мне зеркало. Даже во сне я легко узнала его. Я шла по лесу босиком, какие-то коряки впивались в стопу, заставляя останавливаться и стараться их убирать, сухие ветки хлестали по плечам, странный, страшный голос чернокрылых птиц полоскал по нервам словно лезвие ножа. Они просили еды, просили травы, просили красивых цветов, но этот хмурый серый лес был жаден до всего и мог только пугать. Местность казалась знакомой до боли и в то же время незнакомой вообще. Пробираясь уже достаточно долго, на последнем дыхании я вижу клубки змей, которые при виде меня выстраиваются в какой-то узор. Две, белые, блестящие, с серой россыпью по телу ложатся вертикально. Третья змея, темно-зеленая, с россыпью золотистых узоров от конца первой змеи простирается до начало второй по диагонали, словно пытаясь создать очертания буквы И или даже скорее Й. Птицам очень не нравится эта картина, они начинают летать низко-низко, словно желая укусить, клюнуть змей своими похожими на крюк клювами. Их черные крылья, жесткие, кривые так и машут у меня перед лицом и, кажется, даже задевают щеку, потому что она начинает гореть огнем. Словно маленький ребенок, я хнычу и стараюсь убежать из этого серого леса. Сухие, словно никогда не видавшие дождя ветки, вновь хлещут, ступни стираюся в кровь, я бегу, пока не проваливаюсь в реальность....

...Я привыкла к таким снам и даже не включаю свет. Словно заклинание шепчу слова, которые сами выталкиваются из самой глубины моего сердца:

- Шахмара, Шахмара, ярдәмеңнән ташлама [2].

И прежде чем провалиться в на этот раз спокойный сон, словно из ниоткуда слышу тихий голос:

- Тамгаларны күрдең, Зәйнәп, хәзер эш синнән тора, мин сине көтәм. Күптән көтәм [3].

Я пытаюсь разгадать загадку и теряюсь в догадках. Что за город этот таинственный Й, что хотел ты мне показать, Шахмара? Или это река, село, деревня, пещера? Перебираю справочники, ни на одно из названий сердце не екает. Куда мне собираться? Ясно, что это будет не обычным путешествием, я рассматриваю даже такой вариант, что могу вообще не вернуться. На сердце страх, временами живот скручивает, но я упрямо продолжаю искать то, не знаю что. Не то, все не то. Раздражение нарастает. Огонь в груди пылает так, что ясно, мне срочно, очень срочно надо туда. Но куда???

Если бы не птицы, чертовы вороны, я уверена, что получила бы более полную подсказку. Да что теперь негодовать! Зато я стала человеком-нервом, сенсорные системы которого в каждое мгновение суток стараются уловить любую информацию, словно этот поток мог дать некую подсказку. Поэтому то ли мои привычно навостренные уши, то ли интуиция вовремя подсадили за один стол в колледжской столовой с девочками из соседней группы, оживленно обсуждающих поездку одной из них на свадьбу сестры.

- Жить-то они будут в Измире, практически европейский город, сестра и ее будущий муж говорят, что там очень красиво. Да и я сто раз видела по фоткам. Родители уже купили билеты на самолет, но после всего придется ехать в Адану, а это почти самый юг, да и город... ну явно не Измир, – щебетала одна другой, практически не замечая меня.

- Нет, ну если в Адане живет ее будущая свекровь, то, конечно, нужно съездить. Какие-никакие достопримечательности же есть, наверное?

- Я гуглила. Лично для себя ничего не нашла, если только съездить к крепости Йылан-кале... Да и там, не знаю, понравится ли мне...

Бинго! Вот она, подсказка от Вселенной. Йылан-кале, Змеиная крепость, вот где я должна быть как можно быстрее. Доедаю макароны с котлетой, запиваю с компотом из сухофруктов и вперед, домой, домой.

Ночью меня еще мучает тысяча вопросов: почему я забыла про Йылан-кале? Где еще меня может ожидать Шахмара, как не в замке своей матери? Только после случайно услышанного разговора я вспомнила, что все это знала, знала больше положенного, знала то, что не написано в книгах. Откуда я это знаю и почему забыла? И еще один вопрос, вполне материальный, как добыть деньги на поездку? Если бы я не впала в эту дурацкую депрессию, могла бы за пару месяцев собрать сумму хотя бы делая чертежи, это я умею и люблю. И еще: обязательно надо съездить к родителям. Мама второй раз вышла замуж и в сорок лет родила пупсика-принцессу Раминочку. И пусть ее жизнь была заполнена новыми приятными хлопотами, они никогда не забывала обо мне, и то, что мы стали видеться в последние месяцы реже целиком на моей совести. Да и дядя Олег, отец Рамины был хорошим мужем и отцом. Я, хоть и жила отдельно, никогда не чувствовала себя оторванной от них. Куплю новую погремушку, “птичье молоко” и завтра же зайду к ним. И обниму. Обниму каждого так крепко, как только смогу.

[1] – знаковый концепт татарской культуры, совмещает в себе значения ностальгия, мелодия, светлая грусть.

[2] – Шахмара, Шахмара, не лишай меня своей помощи.

Глава 3. Йылан-кале

В Адану я прилетела рано утром. Пока добралась до городка Джейхан, разменяла деньги, поела в не слишком уютном местном кафе, солнце взошло высоко и палило нещадно.

– Güle güle, işinizde ve seyahatinizde iyi şanslar! [1] – доброжелательно прощаются со мной хозяин кафе и официант, на турецкий манер нараспев протягивая слова. Благодарю и приветливо машу им рукой и выхожу из здания.

До деревни Йылан-кале порядка пять километров, а там, почти совсем рядом расположена и одноименная крепость. На мне спортивные кеды, зеленая футболка и такого же цвета кепка, черные велосипедки. Благо, две бутылки с водой, купленные в кафе тоже были рядом. Все должно быть рядом. Таксист, конечно, довезет меня до деревни, но потом идти до крепости и подниматься по камням и скалам вверх мне еще добрых полчаса, а то и более. И я не знаю, когда остановлю свой путь, я не знаю, куда иду. Я просто иду. Там, возле западных ворот, есть еле заметная дверь, в ручку которой ввинчен код, если открыть эту дверь и продолжить шествие прямо еще около получаса, то попадешь в царство Шахмары. Я знаю, куда иду. Я просто иду.

...Ноги и руки дрожат. То ли так сказывается усталость, то ли от волнения. Заветная дверь передо мной.

... Я знаю, куда иду и просто иду. Но я иду и понимаю, что так не должно быть. Я уже привыкла к фокусам со своей памятью, осознаю, что дорога знакома, но... Не должно быть так! Отчего так щемит в груди от этих развалин, вида грустных людей с бледными лицами, от пустоты и тишины? Даже для горной местности природа скудна, сплошь камни и кое-какие колючие кустарники, которые ведут, судя по всему, в лес. В стороне виднеется лента реки, но дорога от деревни до воды пробуждает необъяснимый страх: шкурки змей, почти засохшие лягушки, пески, похожие на зыбучие действовали лучше всякой надписи: “Осторожно! Опасная дорога”. Даже петухи, сохранившиеся в моей памятикак бойцовые парни, ходят хмуро, опустив голову вниз, лишь изредка клюнув то зерно, то кусок стеклышка. Память подбрасывает другую картину: там шумно, весело, все приветливы. Село живет, село процветает. Те же петухи наперебой заводят громкие песни. А вот бегу я, скорее похожая на подростка, но мне уже есть семнадцать, потому что именно в этом возрасте я познакомилась с Шахмарой. А он, в воспоминаниях такой веселый, улыбчивый, негромко смеется, когда я падаю прямо в его объятья, стараясь убежать от гусака, возомнившего, что я трону его гусят и носящегося за мной с вытянутой шеей. Разница между настоящим и прошлым ошеломляет. Ненавижу такую щемящую тишину, она разрывает меня всю, а еще взгляды людей – чем я заслужила презрение, если только вступила на их землю? От тревоги и взглядов становится так дико, что сама не замечаю, как воздух разрывает мой крик:

– Шахмара, Шахмара, прости! Шахмара, приди ко мне!

Земля начинает кружиться, ногит подкашиваются, и я лечу, лечу долго и не могу приземлиться, потому что тело трясет.

- Зейнап, Зейнап, очнись, – это кто-то трясет меня. С трудом разлепляю глаза и вижу его... того, кого я когда-то предала.

– Шахмара, – шепчу одними губами и с благодарностью касаюсь губами теплого отвара из трав.

– Мы поговорим. Потом. А сейчас отдыхай. Ты устала больше, чем тебе сейчас кажется. Спи, а я приду к тебе чуть позже. Спи, Зейнап, сон в этой пещере целительный. Тебе много чего предстоит вспомнить. А я приду, приду, приду...

Последние слова убаюкивают, укачивают, мне уже совсем не страшно. Мне кажется, будто я вернулась в родной дом, в котором меня не было много-много лет. Мне легко и хорошо. Делаю еще пару глотков травяного отвара, прикрываюсь тонким пледом и закрываю глаза.

Словно по тоннелю лечу только не в светлое будущее, а чтобы попасть назад в прошлое. Понимаю и не понимаю, что это действие выпитого отвара. Скорость замедляется, и словно в кинопленке рассматриваю печальную историю деревни Йылан-кале, все глубже и глубже проникая сквозь пространство и время.

Кадр первый. Деревня. Пустынно и почти тишина. Неестественно и страшно видеть бледных людей, учитывая, что небе нещадно палит солнце. Какое-то семейство возвращается с поля. Бледный малыш лет шести разхныкался было просясь на ручки, но в ответ получил только затрещину от отца и недовольный взгляд матери. Покосившийся дом неприветливо встречает хозяев, противно скрипит дверь.

Резко темнеет, и я вижу, как то же семейство поспешно закрывает все двери. Деревню заполняет голос, гогот, хрип птиц – хищных, больших. Они рвутся во все двери, я вижу как поддается дверца курятника, и россыпь разбежавшихся по двору кур редеет на глазах. Жестокие вороны разделываются с ними на глазах у семейства, которое с ужасом смотрит из окон, но даже глава семьи не решается выйти и противостоять им.

Кадр второй. Мои глаза расширяются, так как в кадре я точно узнаю себя, другую – но себя. Деревня, вернее, ее старцы явно чем-то обеспокоены. Очевидно, они пытаются что-то объяснить односельчанам, на что получают неодобрительный гул. Некий мужчина, вероятно, мухтар – староста деревни, – пытается донести нечто важное до односельчан. Рядом с ним сижу я – юная и красивая, но мне тоже тревожно. Мухтар просит собравшихся проголосовать за один из возможных вариантов решения ситуации: угроза Черного ворона аннулируется, если правительница змей Шахмара покинет Йылан-кале навсегда либо мы должны всем миром пойти против хитрых хищников. Я знаю и понимаю язык змей, язык Шахмары. Мой лучший друг детства, а теперь уже и больше, чем друг, – это ее сын, тоже Шахмара. Я понимаю и язык Черного ворона и чувствую, что ему нельзя доверять. Пытаюсь достучаться до народа, что изгнание Шахмары – это временная передышка от Ворона, он вернется. Через год, десять лет, но вернется. А мы, люди, навсегда потеряем свою опору, мудрость и спокойствие в лице Шахмары. Даже в самых страшных ситуациях нельзя отрекаться ни от нее, ни от ее сына. Но народ не слушает и не слышит. Для них я – потенциальная невестка Шахмары, поэтому мое выступление здесь имеет корыстную основу. Я ищу глазами сына Шахмары, но его, как полузмея, не впустили на собрание. Мухтар растерянно смотрит то на меня, то на массы. Он не глупый старик, полагаю, понимает, что я права, но не может противостоять народной массе. И в этот момент я совершаю глупейшую ошибку в своей жизни: твердой походкой подхожу к трибуне и говорю отчаянно, но медленно, чтобы каждое мое слово врезалось в память каждого жителя этой деревни, чтобы каждый звук прожигал:

Глава 4. Выбор сделан

Раннее-раннее утро. Солнце только встало и ласково оглядывает свои владения. Кажется, что нет ни воронов, ни злого леса с колючими деревьями, а только Земля в первозданном виде – такой, какой создал ее для нас Всевышний: уютной, спокойной, светлой.

Мы с Шахмарой сидим на огромных теплых камнях и не можем наглядеться друг на друга. Шахмара принял необычный облик – облик мужчины, но сердцем и умом оставался мудрым змеем. Мудрый, мудрый змей, прежде чем говорить о прошлом, настоящем и будущем предупреждает:

– На время отключи эмоции: то, что я буду говорить, то, что ты вспоминала и будешь вспоминать может пробуждать в тебе горечь. Но сейчас не время убиваться и разбрасывать камни, а время собирать их, Зейнап. Ты можешь помочь нам, если твоя душа того пожелает, но если ты будешь действовать из чувства стыда, вины, сожаления за то, что невозможно вернуть, ничего не получится. Скажи, ты многое вспомнила, целебный отвар и сон в пещере помогли?

Да, помогли, воспоминания накатывали, уносили в далекие времена. Вижу мать Шахмары – Шахмару, величественную, мудрую, как мы с Шахмарой просим у нее благословения. Я и сейчас не могу наглядеться на Шахмару, но прошлое уже не вернуть. Он – все тот же, только переживший годы и века, целые эпохи, он – мудрый правитель, чувствующий ответственность и за свой народ, и за население Йылан-кале, к которой его мать Шахмара оказывала особое покровительственное отношение. Но и во мне много чего изменилось. Не осталось памяти, а значит и опоры. Кадры в тоннеле показали, что я сама отреклась от этого и родилась спустя несколько веков в другой стране со схожим языком, традициями, мифами. И имя, у меня осталось мое имя!

– Шахмара, – перебиваю я его. – Я многое потеряла, но сохранила имя. Тогда, пятьсот лет назад я была Зейнап, и сейчас тоже Зейнап!!!

Отчего-то радостно так, что хочется хлопать в ладоши. Абсурд. Я в ситуации тотальной неопределенности, а меня разрывает от счастья из-за такой мелочи.

–Я не мог позволить остаться тебе без имени. Ты и так очень много потеряла. Без имени наша связь разорвалась бы окончательно, – улыбается Шахмара.

Да-да, точно! Мама мне рассказывала, что во время беременности ей несколько раз снился сон, будто рождается дочка и она называет ее Зейнап. В классе у нас были сплошь модные тогда имена: Алина, Милана, Диана, Альбина, Камилла. Зейнаб – была только я. Едва ли в школе был хоть еще кто-то с таким именем, но я никогда не стыдилась его, никогда не позволяла ни коверкать, ни сокращать. А когда во втором классе один мальчик упорно начал называть меня Зиной, я так заехала ему в нос, что пришлось вызывать родителей с обеих сторон.

...Следующие события проносятся в мозгу калейдоскопом. Мудрая психика избавляет меня от мелочей: слишком больно, слишком стыдно. Многое вспоминается расплывчато, многое проносится мимо, не доходя до сознания. Итог один: мы, люди, предали Шахмару, предали змей. Я была против изгнания Шахмары, но тоже не смогла противостоять народу. Почему? Я же могла, могла бы хотя бы попытаться. Молодость, горячность. Шахмара просил меня не торопить события, быть мудрее и хладнокровнее, но куда там... Мысленно взываю к себе и к небу, а почему мне кажется, что стоило попытаться? С чего я решила, что молодая девушка восемнадцати лет сможет оказать воздействие на общественность?

–Шахмара, – решаюсь спросить у своего собеседника, – а я бы смогла тогда как-то повлиять на историю, ситуацию?

– Сложно сказать, – даже хладнокровный Шахмара тяжело вздыхает. – Ты не была обычной девушкой. Ты очень отличалась от других. У тебя был дар, много даров или, как называют в твоем современном мире – суперспособностей. Ты могла расшифровывать сны, ты могла исцелять некоторые болезни, ты могла вызвать целебный дождь, который оживлял все вокруг, много чего ты еще умела и важно вернуть тебе эти дары. Так мы сможем противостоять Черному ворону. Если он раньше времени узнает, что ты здесь, мы не сможем до конца ему противостоять. Возможно, если бы люди отказались сделать изгнанницей мою мать, на ее месте его стараниями оказалась бы ты. И прости меня, Зейнап, это я постарался тебя вызвать сюда, твои сны, видение в зеркале – моих рук дело. Не знаю, насколько я был прав, выдернув тебя из привычного мира сюда, но ответственность как покровителя змей и людей меня тоже много к чему обязывает. Только знай, если твоя душа не лежит ко всему этому, если ты чувствуешь, что не готова к сражению с воронами, лучше отказаться сейчас и вернуться в свой мир. Если готова, будем готовиться к ночи хны. Не отвечай прямо сейчас, подумай, походи по деревне, присмотрись к нам. Готова ли ты рисковать собой ради всего этого? Как только найдешь ответ в своей душе, приходи ко мне. Обращайся по любому вопросу. Жить можешь в крайнем справа доме. Каждое утро будут появляться продукты, если что надо – говори. Вот еще что: ты, наверное, поняла, что по вечерам, с закатом солнца лучше запираться и не выходить из дома. Днем чувствуй себя в безопасности, будут вопросы – приходи к крепости.

Почему Шахмара просит меня хорошенко подумать и если что возвращаться назад? Я здесь, разве это не четкий ответ “да”? Разве мое прибытие похоже на простое путешествие? Решаюсь пару дней остаться в деревне, а затем уже пойти к Йылан-кале крепости с положительным ответом.

Утром на веранде во дворе, как и обещал Шахмара, меня ждала корзинка с продуктами: горячий хлеб, сыр, помидоры, яйца, картофель-фри, айран. Удивительно, но еда больше не казалась мне пресной, я наслаждалась каждым куском, каждой крошкой. День прошел в мелкой суете, жители больше не окатывали меня подозрительными взглядами, а после первого вечера, наоборот, стали как-то по-особому почитать. Я знала, что после захода солнца Шахмара велел оставаться дома, но в соседнем доме так надрывно плакал мальчик, что я пересилила себя и отправилась с надеждой на то, что за три минуты со мной ничего не случится. Оказалось, что вчера, во время очередного нападения воронов, пострадала его любимая собака. Мерзкие мелки вороны, заставшие его во дворе до мяса покусали бедное животное в нескольких местах; и если сначала казалось, что собака выдержала нападки этих тварей, то к сегодняшнему вечеру, услышав снова знакомый гогот-хохот птиц, она просто свалилась с ног, перестала отзываться и словно легла в ожидании смерти.