Шаман-гора

Часть 1

- Ты пенки купил? - Иван прижал телефонную трубку плечом к уху, черкая ручкой в длинном списке. - Как зачем? Я на прошлогодней дряни спать не буду, они все вхлам истерлись. Значит, купи. Восемь штук, по две на нос. Восемь, я сказал. Дальше - сухое горючее - две коробки, запасные батарейки, три мотка лески, самой толстой... Ах, сам сообразишь. Ну хорошо, я потом перезвоню, узнаю, что ты там сообразил.

Он раздраженно швырнул трубку на аппарат и дописал ещё несколько пунктов. Вот и пришло новое лето, конец зимней спячке.

Сладко потянувшись, Иван выпрыгнул из-за стола и мурлыкая навязчивый мотивчик принялся укладывать в коробку снаряжение. Помешал звонок. Странно, сегодня он никого не ждал.

И менее всего рассчитывал, что его жилище дикого странника посетит столь экзотическая птаха.

Женщина из другого мира, вот кем была гостья. Богатая утонченность - такая характеристика подошла бы ей более всего. Даже - очень богатая утонченность. Лицо - совершенное творение природы и косметологов, изысканные черты, безукоризненная кожа, неуловимый глазом макияж. Волосы, имеющие привычку быть холеными и уложенными с прихотливой небрежностью. Туфли на низком каблуке и сумочка - кожа несчастной рептилии. А костюм… что это за ткань и фасон, Иван даже не задумался. Главное - он необыкновенно шел и лицу, и волосам и туфлям с сумочкой.

- Вы ко мне? - усомнился хозяин квартиры, в которой подобные примеры совершенства появлялись крайне редко. Если быть точным - этот был первым.

- Если вы - Иван Троицкий, то к вам.

Лицо незнакомки при виде здоровенного бородача в истерханных шортах не дрогнуло, но голос прозвучал так, словно она задохнулась. Поднималась на пятый этаж по лестнице?

- Входите, - он распахнул дверь пошире, пропуская её в свое жилище. - Разуваться не надо, - предусмотрительно произнес Иван, хотя гостья и не думала расставаться со своими ящеричными туфельками. Похоже, ей даже в голову не могло такое прийти.

- Вот сюда, наверное, лучше всего, - с некоторым сомнением Троицкий выбрал ту самую комнату, где только что занимался сборами. Другие варианты - тесная кухня, заваленная грязной посудой и горами пакетов с крупами, и спальня с незастеленной кроватью - были ещё хуже. Он вздохнул тяжко, словно сенбернар, и наконец поинтересовался:

- Что вам угодно?

Она ответила не сразу - растерянно оглядывала довольно большое помещение, основную часть которого занимали книги - горы, стопы и шкафы книг. Ещё тут был стол с компьютером и коробки - много коробок, из которых торчали какие-то железяки и рыболовные сети. На столе рядом с компьютером лежали в ряд охотничий карабин, пистолет и огромный нож.

Ивану показалось, что она смотрит на оружие с испугом, и он уже пожалел, что выбрал не кухню, но в следующую минуту незнакомка повернулась к нему и сказала:

- Мне угодно, чтобы вы отвезли меня на Шаман-гору.

***

Из клиники Марианна как-то вышла. Как именно, она не помнила, осознав только, что уже стоит на автостоянке и скользит бессмысленным взглядам по разноцветным блестящим машинам. Серая, красная, желтая, черная, опять серая… Очевидно заподозрив неладное, к ней уже спешил паренек-служитель, но она слабо махнула ему рукой, показывая, что все в порядке. Все в порядке.

Все в полном порядке, если не считать того, что ей сейчас сказал доктор Винниченко.

Думать об этом было так страшно, что она направилась к первой же попавшейся машине, оказавшейся потрепанным синим «Пежо». А у неё… да, вот она, красавица-«Ламборджини», подарок Виталия на годовщину их свадьбы. Внезапно она покачнулась, и Виталий, свадьба вместе со своей годовщиной, а заодно и «Ламборджини» поехали куда-то в сторону. А вместо них прямо перед глазами появились огромные черные буквы: «Рак». Врачи предпочитают говорить «опухоль». Опухоли бывают и доброкачественные. Но когда уже получены результаты биопсии, экивоки можно отбросить. У неё рак мозга. И точка. Больше не будет ничего.

- Больше не будет ничего, - объяснила она мальчишке в форменной кепочке, который опять приблизился к ней и с тревогой поглядывал на эту, явно пребывающую не в себе даму.

- Ни-че-го… - она отрывисто рассмеялась и села в машину. Белая «Ламборджини» сорвалась с места и, визжа покрышками и виляя, умчалась.

Паренек проводил её глазами. Такая тачка…. А ведь эта полоумная тетка её сегодня точно угрохает. Жаль.

Дом встретил обычным теплым уютом, который она так обожала. Из кухни пахло тушеным в красном вине мясом, со второго этажа доносились звуки работающего пылесоса - это Лида заканчивала уборку.

Не снимая плаща, Мари прошла через застеленную белым ковром гостиную, потом - через сверкающую чистым белым фарфором столовую и вошла в кабинет мужа. Тут ничего больнично-белого не было, тут можно и поплакать.

Не получилось - она просто сидела, уронив голову на сжатые кулаки, и не шевелилась. Как все быстро, оказывается, может закончиться. Когда-то, девчонкой-подростком она размышляла о смерти и о том, что человеку, в принципе, отпущено не так уж и много. Но и не мало - лет девяносто. А потом - темнота и небытие. Не-бытие. За которым ничего нет. Это слово пугало и завораживало. Примиряло с неизбежным наступлением этого самого небытия лишь то, что все это будет ещё нескоро, и она много чего успеет натворить. И вот её поставили перед фактом - твой срок отмерян и почти закончился. Не завтра, нет. Но - не более месяца, в лучшем случае - двух. Если к тому времени она ещё будет что-то соображать и уметь считать. Рак мозга - это не рак желудка, мозгом думают. И страдают.

Позади раздался шорох, затем все стихло - кто-то из прислуги заглянул в кабинет и испуганно убежал. Хорошо, что Виталия нет, он вернется лишь послезавтра со своей деловой встречи в Лондоне. К этому времени она должна решить, как ей быть. Она взяла слово с доктора Винниченко, что тот ничего не скажет её мужу, ни при каких обстоятельствах. Ни при каких. Вспомнились сочувствующие глаза, тихий голос. Он так старался помягче сообщить ей, что она скоро умрет, что ей даже жалко его стало.

Часть 2

***

Утро началось с петушиного ора. Голосистая птица заходилась прямо под окном комнаты, где ночевала Мари. То ли от усталости, то ли опьяненная выпитой рюмкой водки и свежим воздухом, но спала она так сладко, как не спала с самого детства. А ещё от подушки пахло молоком…

- Марианна, вы ещё спите? - кто-то поскребся в дверь, а затем похлопал по ней ладонью. - Ехать пора, до Дикушино ещё далеко.

Мари открыла один глаз и постаралась понять, где она и кто её зовет. Голос был явно Троицкого, и он, кажется, впервые обратился к ней по имени. До этого как-то обходился без него. Может быть, оно кажется ему слишком вычурным? Особенно, в сравнении с его собственным - Иван, Ваня. До этого у неё ни одного знакомого Ивана почему-то не было.

Потом она глянула на окно - за белыми шторками зеленели листья, сквозь них пробивались солнечные лучи. Петух закричал снова - с каким-то отчаянием и надрывом.

- Хорошо, я сейчас встану, - зевая, ответила она. За дверью послышались звуки удаляющихся шагов.

Она ещё немного полежала, вытянувшись под ватным одеялом в ситцевом пододеяльнике и чувствуя каждую клеточку своего тела. Согнула в коленях ноги и снова распрямила. Подняла руки, изогнулась, втягивая живот, перевернулась на бок. И тут… тут она вспомнила. Эта мерзость у неё в голове, никуда не делась, и регулярно дает о себе знать.

Вчера голова кружилась дважды.

Дважды.

И то, что сейчас она так отлично себя чувствует, ничего не значит - это может накатить в любой момент. Скрутить, сделать её опять беспомощной, чтобы показать, кто настоящий хозяин этого пока ещё сильного тела.

Мари зажмурилась и представила себе нечто грязно-серое, спрутом впивающееся в её мозг, высасывающее жизнь и её саму.

Уткнувшись в подушку, она закусила наволочку, чтобы не разрыдаться. Только не это - не хватало ей опухших глаз и выражения безысходности на лице. Надо найти в себе силы встать и вести себя, как ни в чем не бывало.

Роза опять суетилась у плиты, кормя гостей завтраком - поджаренной вчерашней картошкой, топленым молоком и оладьями с вареньем.

Иван старался не смотреть на Мари, которая, поздоровавшись, тоже села к столу. Варвара демонстративно отвернулась и не ответила на приветствие.

Когда пришло время - а пришло оно очень быстро - усаживаться по машинам, Марианна ощутила жгучее сожаление, что нельзя остаться и хоть немного пожить тут. Просто пожить, не думая ни о чем. Пить молоко, бродить по лесу, по утрам просыпаться от петушиных криков и мычания коровы.

И все это было бы вполне возможно, если бы не та серая дрянь, которая раз и навсегда изменила отношение к каждому уходящему и приходящему дню. Нужно было спешить.

Простились с хозяевами. Хасан, получивший в подарок новую рыболовную сеть, довольно улыбался, сверкая золотым зубом. А Роза напоследок что-то шепнула Ивану на ухо, толкнула его локтем в бок и убежала в хлев - нужно было выгонять пастись овец.

- Что она вам сказала? - с интересом спросила Марианна, когда Троицкий занял водительское место.

И тут произошло неожиданное - Иван покраснел. Причем так сильно и почти мгновенно, что не заметить этого было невозможно.

- Да так… - буркнул он, отводя глаза. - Ничего особенного.

Не мог же он признаться, что востроглазая Роза шепнула ему: «А девка твоя - ой, хороша! Не упусти, смотри!» Вряд ли Марианна поняла бы это правильно. Он ведь с самого начала знал - не его это поля ягодка. Совершенно точно - не его. Да и диагноз у неё такой, что наверняка только о своей болезни и думает…

Как бы он вел себя на её месте? Троицкий не знал. И, если уж быть до конца честным, и знать не хотел. Не было никакого желания даже представить себя в такой ситуации.

И он был благодарен за то, что не оправдались его опасения и Марианна ни разу не плакала. Этого он бы точно не выдержал.

***

И снова замелькал, закружился лес. Красные стволы сосен, белые - берез. Сверяясь с картой, Иван повернул около большой гари и направил машину по довольно накатанному проселку. Появилась деревня, и Мари спросила:

- А почему мы заночевали именно в лесничестве?

- Потому, что я Хасана лет пять уже знаю, повидать хотелось. Да и дорога через лес короче. А ещё… не люблю я в местных деревнях на постой вставать, хотя в Дикушино придется. Но это - вынужденная необходимость.

- Интересно, почему? Неужели, в палатках лучше?

Иван замялся. Ну как объяснить этой столичной штучке, что жизнь в лесах состоит не только из того, что глазу видно? Как? Он и сам поначалу, не понимал, что же иногда так пугает и гнетет в иных местах. То в избе страх нагоняет, то на каменной осыпи или рядом с болотом. И только со временем, разговаривая с местными жителями, узнал, что в этих краях до сих пор живы многовековые поверья и легенды о всевозможной нечисти. В чертовщину Иван, как всякий современный человек, не верил. Но вот в то, что существует «черная», негативная энергия - вполне. Если в одном и том же месте пугать несколько поколений людей, то следующих и пугать уже не надо - аура там возникает нехорошая и вполне ощутимая.

Отличное сочетание бреда получилось бы - слова цыганки о Шаман-горе и его откровения насчет «плохих мест».

- А все же… - видя его нежелание говорить об этом, Мари решила сменить тему. - Что заставляет вас, городского человека, журналиста и веб-дизайнера, каждое лето рыскать в этих местах? Я так поняла, что вы что-то ищете? Иконы?

- Да, неохотно, - признался Иван. - И иконы тоже. К этому можно относиться по-разному. С одной стороны мы обманываем доверчивых крестьян, выманиваем у них ценные раритеты почти за копейки… А с другой - вот в позапрошлом году у одной бабушки в Лысухино купили две книги, иконы она отказалась продать. Да ещё Федька ей крышу починил. А вчера от Хасана узнал - померла старушка, а избу её после похорон какая-то пьяная сволочь подожгла. Иконы сгорели. А если бы мы книги не увезли, и они бы - тоже. А книги - одно из первых изданий «Апостола» и «Житие монаха святаго Иеронима Пустынника» - от руки переписанное. И сколько ещё таких вещей в сундуках у местных бабок и дедов лежит - неизвестно. И сколько ещё изб после их ухода из жизни сгорит или просто сгниет… Вот такая я помесь шакала и кладоискателя, - заключил он.