Шавло Артёмский и Неумышленный Апокалипсис

Глава 1: Шавло и Неудача у Рыночных Ворот

Гороховец встретил Шавло Артёмского так, как обычно встречали его все новые места – ударом судьбы под дых. Точнее, ударом спелого (и, как выяснилось, слегка перезревшего) помидора по затылку. Шавло даже не успел как следует разглядеть резные ворота с петушиными головами, ведущие на Главный Торг, как что-то шлепнулось ему на затылок, размазалось по воротнику грубого рыжеватого балахона и заставило взвыть от неожиданности и обиды.

"Ой, прости, добрый человек! Нечаянно!" – запищала девчонка-торговка, выглянув из-за лотка с овощами. В руке у нее был второй помидор, явно метивший в кого-то другого. Ее лицо выражало искреннее сожаление, смешанное с ужасом от перспективы возмещения ущерба.

Шавло Артёмский, лет двадцати пяти от роду, отряхнулся, пытаясь стереть липкую мякоть с волос темно-русого цвета, которые вечно торчали в разные стороны, словно их лизал озадаченный теленок. Он был среднего роста, но казался ниже из-за привычной сутулости – попытки стать невидимкой в этом огромном, шумном мире. Его лицо, обычно доброе и открытое, с большими карими глазами, в которых читалось перманентное недоумение перед лицом абсурда бытия, сейчас пылало от стыда. Прямой, слегка веснушчатый нос морщился от кисловатого запаха. Телосложение у него было из разряда "мягкой силы": не толстый, не худой, но создающий впечатление человека, который может и мешок картошки донести, и сам смачно шлепнуться в эту самую картошку при первом же неверном шаге. Одежда – вечный балахон, перехваченный простым кожаным ремнем, под которым вечно торчал край домотканой рубахи. Сапоги – поношенные, один чуть растоптанный на левую сторону, что было неспроста. На шее – деревянная ложка на шнурке, подарок бабки ("чтобы всегда сыт был" – пока работало с переменным успехом). Он чувствовал, как помидорный сок стекает за воротник.

"Да... да ничего... – пробормотал он, чувствуя, как жар стыда заливает щеки и шею. – Бывает...". Он уже знал этот сценарий наизусть. Приезд. Первое впечатление. Катастрофа. В Артёмове он снес забор старосте, приехав на телеге. В уездном городишке уронил ведро с дегтем на голову воеводской лошади. Теперь вот – помидор. Прогресс? Хотя бы не в лошадь.

Он робко шагнул под арку ворот, стараясь слиться с толпой, стать серой мышью в своем рыжем балахоне. Торг гудел, как растревоженный улей. Крики зазывал, запахи пряностей, рыбы, кожи, конского навоза и свежеиспеченного хлеба смешивались в один оглушительный и дурманящий коктейль. Шавло почувствовал легкое головокружение. И дикий голод. Он сунул руку за пазуху, нащупывая туго набитый кошель – все его сбережения, вырученные от продажи бабкиной коровы (которая, к слову, сломала ногу за день до продажи, но купец не заметил, будучи сильно навеселе). Кошелек, твердый и утешительный, был на месте. Он вздохнул с облегчением. Может, в Гороховце все наладится? Может, здесь оценят его... ну, не знаю, честность? Или умение неутомимо таскать тяжести? Главное – не споткнуться...

Его размышления прервал резкий окрик: "Эй, рыжий мешок! Не загораживай проход! Развалился как князь на печи!"

Шавло вздрогнул и отпрыгнул в сторону, прямо под ноги огромному бородатому мужику, несшему на плече бревно. Мужик ловко увернулся, бревно качнулось, задело край навеса лотка с глиняными горшками. Навес скрипнул, но выдержал. Мужик обругал Шавло на чем свет стоит и пошел дальше, бросив на него взгляд, полный презрения к неуклюжей мелюзге.

"Фух... – Шавло вытер пот со лба тыльной стороной ладони. – Пронесло..." Он огляделся, выбирая, куда податься. Надо найти ночлег и работу. Вон, у стены, стоит старец с табличкой "Пишу Письма. Гадаю. Совет Дам". Может, спросить? Шавло сделал шаг в его сторону.

И тут случилось То Самое. Его правая нога, всегда имевшая собственное мнение о траектории движения, нащупала не камень, не кочку, а что-то... длинное, скользкое и холодное. Огромную, только что выпавшую из-под воза и не замеченную никем в толпе, жирную селедку. Сапог Шавло бодро рванул вперед по идеально смазанному рыбьим жиром пути. Сам Шавло, описав в воздухе нелепый пируэт и отчаянно махнув руками, как мельничные крылья, с криком "Ой, все!" полетел плашмя вперед.

Его полет был краток, но насыщен событиями. Он зацепил рукой край лотка с яблоками – десяток сочных плодов взмыли в воздух. Его нога чиркнула по подставке торговки бусами – нитки бус рассыпались, как разноцветный град. Его балахон накрыл, как саваном, лоток старика, продававшего живых раков в ведре. Раки, почуяв свободу, дружно рванули во все стороны, вызывая визги и прыжки в толпе. В момент падения его левый сапог, и без того сидевший неидеально из-за особенностей стопы, съехал с ноги, обнажив на мгновение... необычную деталь: на левой ноге у Шавло вместо пяти пальцев было всего четыре. Большой, указательный, средний... и сразу безымянный с мизинцем, сросшиеся в один широкий палец. Это было заметно лишь на миг, прежде чем он врезался боком в шаткую конструкцию – пирамиду из аккуратно сложенных, расписных махоток (глиняных горшочков для сметаны) у самого лотка, который он чуть не задел бревном. Пирамида рухнула с оглушительным грохотом. Глиняные черепки полетели во все стороны. Один угодил в лоб самому торговцу горшками, только что выбежавшему из-за лотка с криком "Караул! Грабеж!".

Шавло лежал лицом в пыли, в окружении яблок, бус, ползающих раков и осколков махоток, беспомощно пытаясь натянуть слетевший сапог на четырехпалую ногу. Над ним стоял побагровевший от ярости горшечник, с глиняным черепком на лбу, как нелепая корона гнева. Толпа замолкла, образовав плотный круг зевак.

"Ну-ка, вставай, вредитель! – проревел горшечник, хватая Шавло за воротник балахона и грубо ставя его на ноги (сапог так и остался наполовину надет). – Кто за горшки платить будет? А?! Тысячу чертей в твою пустую башку! Это же шедевры! На ярмарку к самому Князю готовил!"

Шавло, пытаясь сохранить равновесие на одной полуобутой, а другой босой четырехпалой ноге, наступил на рака. Тот щипнул его за свод стопы. Шавло вскрикнул и подпрыгнул, наступив уже на яблоко. Поскользнулся снова и рухнул на спину, сбив с ног подбежавшую торговку бусами, которая пыталась собрать свой товар. Хаос достиг апогея: люди прыгали от раков, давили яблоки и бусины, горшечник орал, торговка бусами визжала под Шавло.

Глава 2: Медведь, Болото и Прыжок во Времени

Отойдя от Торга на безопасное (как ему казалось) расстояние, Шавло прислонился к холодной стене какого-то амбара. Сердце колотилось, как пойманная птица. Деньги... Большая часть его скудных сбережений теперь была в кармане разгневанного горшечника. В кошельке осталось жалких несколько медяков – хватит разве что на краюху черствого хлеба. А ночлег? Мысль о постоялом дворе вызывала приступ паники. Там люди. Люди, которые видели... или услышали. Его "нечаянный говорун" сработал слишком громко.

"Ну и что теперь, Артёмский? – пробормотал он себе под нос, гладя теплую деревянную ложку. – В лес идти? Волки сожрут. На реке ночевать? Русалки утянут. Может, под мостом? Там бомжи, говорят, злые..." Он вздохнул. Опции были хуже некуда.

Его живот предательски заурчал. Помидор на затылке напоминал о себе липким пятном и кисловатым запахом. Шавло решил потратить последние медяки на еду. Хлеб. Просто хлеб. Он робко заглянул в ближайшую пекарню. Запах свежеиспеченного ржаного хлеба ударил в нос, заставив зажмуриться от блаженства. Внутри было пусто – предвечерний затишь.

"Д-добрый денек, – проскрипел Шавло, подходя к прилавку. – Мне... хлеба. Чуть-чуть. На вот это..." Он высыпал на прилавок три жалких медяка.

Пекарь, дородный мужчина с засученными рукавами и мукой в бороде, бросил беглый взгляд на монеты, потом на Шавло, на его помидорное пятно и явно потрепанный вид. "Мало, парень. На пол-краюхи не хватит. Иди работай, потом купишь целую".

"Но... я только в город... работа ищу..." – начал было Шавло.

"Вижу, как ищешь, – фыркнул пекарь. – У Торга гвалт стоял. Это ты горшки побил да с селедкой плясал?"

Шавло почувствовал, как земля уходит из-под ног вновь, но в переносном смысле. Его лицо пылало. "Я... это... селедка..."

"Да ладно тебе, – пекарь махнул рукой, но в глазах не было злобы, скорее усталое любопытство. – Видал я таких "искателей". Держи." Он отломил большой кусок ржаного хлеба с хрустящей корочкой и сунул Шавло. "На. Даром. Только иди отсюда. Не сглазь печь. И селедку с ноги стряхни, а то воняет."

Шавло, онемев от неожиданной доброты (и легкого оскорбления), схватил хлеб. "С-спасибо! Большое спасибо! Я... я вам как-нибудь..."

"Да иди уже!" – пекарь повернулся спиной, демонстративно замешивая тесто.

Шавло выскочил из пекарни, прижимая драгоценный хлеб к груди. Доброта тронула его до слез. Он отломил кусок и с наслаждением впился зубами. Вкус! Настоящий, горячий, душистый! На мгновение мир показался не таким уж враждебным. Он шел, жуя, не глядя под ноги, погруженный в гастрономический экстаз.

И, конечно, не заметил открытый люк погреба. Один шаг в пустоту – и он летел вниз, роняя хлеб и издавая нечленораздельный вопль ужаса. Падение было недолгим, но звучным. Он шлепнулся во что-то мягкое, холодное и невыразимо вонючее. Компостная куча. На задворках какого-то дома. Сверху захлопнулась крышка люка. Темнота. Вонь. И жалкие крошки утерянного хлеба на губах.

"Ну вот... – прошептал Шавло, ощупывая липкую массу вокруг. – Опять..." Он попытался встать, нога засосала в жиже по колено. Он вытащил ее с чавкающим звуком. Потом вторую. Ложка на шее снова была теплой. "Что же ты, проклятый дар?!" – мысленно взмолился он. – "Хоть бы раз без приключений!".

С трудом выбравшись на поверхность через боковые доски (сломав пару и измазавшись по уши), Шавло огляделся. Он был в узком, грязном переулке, пахнущем помоями и отчаянием. Закат окрашивал небо в багровые тона. Надо было срочно найти место, чтобы отмыться. Река! Он вспомнил, видел ее с холма при подходе к городу. Надо идти к восточной стене.

Бредя по закоулкам, стараясь держаться теней, Шавло вышел к Малаховским воротам – восточным. Они были открыты, стражники лениво перебрасывались костями у костра. Шавло, прижимаясь к стене, как тень, проскользнул наружу. Впереди темнел лес, а между городом и лесом серела в сумерках широкая лента реки Гороховки. И... болото. Большое, зловонное болото, подступавшее к самым стенам с этой стороны.

"Болото... – Шавло поморщился. – Русалки... кикиморы... топи..." Но вонь с него перебивала даже его собственный "аромат". Река была чище. Надо было обойти болото. Он пошел вдоль его края, по едва заметной тропинке, проложенной, видимо, рыбаками или сборщиками тростника. Сумерки сгущались. В болоте заулюлюкали лягушки, зашуршали камыши. Шавло ускорил шаг.

И вдруг он почувствовал его. Тот самый, знакомый по Артёмовскому лесу, леденящий душу страх. Запах. Тяжелый, звериный, дикий. Он замер. Из камышей, метрах в двадцати от него, поднялась огромная, темная фигура. Медведь. Крупный, лохматый, с маленькими, блестящими в последних лучах заката глазками. Он смотрел прямо на Шавло. И медленно, не спеша, пошел к нему.

Шавло оцепенел. Бежать? Но медведь – не селедка. Он догонит. Кричать? Кто услышит? Стража у ворот далеко. Залезть на дерево? Ближайшая кривая ольха выглядела ненадежно. Его "дар" молчал, будто испугался сам. Медведь приближался. Шавло видел его мощные когти, влажный нос, раздувающиеся ноздри. Он инстинктивно схватился за ложку на шее. Она горела, как уголек!

"Н-не ешь меня... – прошептал Шавло, отступая. – Я... я невкусный! Помидором воняю! И болотом!". Он отступил еще шаг. И еще. Его пятка нащупала пустоту. Край трясины. Он оглянулся на мгновение – темная, пузырящаяся жижа. Медведь был уже в пяти шагах. Рык, негромкий, но полный угрозы, прокатился по вечерней тишине.

Выбора не было. Шавло, сжав в кулаке горящую ложку, отчаянно прыгнул... в сторону от медведя, вглубь тропинки, надеясь проскочить. Но его нога, верная союзница несчастий, подвернулась на кочке. Он не прыгнул, а полетел кувырком прямо... не в трясину, а в густые заросли папоротника у самой кромки болота. И провалился.

Не в грязь. В... пустоту. Земля ушла из-под ног. Он летел вниз по какому-то темному, скользкому тоннелю, сотканному из корней, теней и странного жужжащего света. В ушах звенело, ложка пылала у него на груди, ослепляя. Он видел мелькающие образы: лица в странных одеждах, деревянные стены незнакомого города, огонь... Медвежья морда с мудрыми глазами на мгновение возникла перед ним в потоке света. Потом – удар. Не сильный, но... вязкий.

Глава 3: Градич – Колода, Кочевники и Ложка Спасения

Шавло Артёмский лежал на холодной, влажной земле, глядя в низкое серое небо над частоколом Градича. Воздух, пахнущий дымом, дегтем и чем-то диким, непривычным, щекотал ноздри. Крики из-за стены звучали грубо, по-звериному энергично. "Городъ Градичъ". Прошлое. Глубокое прошлое. Его "дар" превзошел сам себя. Он не просто упал в болото – он упал сквозь него.

"Ну вот... Опять..." – прошептал он, пытаясь подняться. Его тело ныло от падения и предыдущих приключений в Гороховце. Четыре пальца на левой ноге, все еще не обутой, мерзли в утренней росе. Он натянул сапог, оглядываясь с животным страхом.

Его заметили почти сразу. Двое стражников в кожаных доспехах, с грубыми копьями и бородами, в которых, казалось, могли гнездиться птицы, вышли из ворот. Их глаза, узкие и подозрительные, уставились на Шавло. Он был слишком странен: странная одежда (балахон показался им то ли богатой, то ли нищенской), странная стрижка (торчащие во все стороны волосы), странное выражение лица (перманентное недоумение, усиленное текущей ситуацией до уровня паники).

"Ты чей? Откуда?" – гаркнул один, ткнув копьем в его сторону. Голос был хриплым, как скрип несмазанной телеги.

"Я... я Шавло Артёмский... – начал было Шавло, вставая и стараясь принять безобидный вид. – Из... из Гороховца?"

"Гороховца? – переспросил второй стражник, переглянувшись с первым. – Не слыхали про такой. Шпион? Иль беглый холоп?"

"Нет! Я просто... упал..." – Шавло попытался показать на болото, но тряхнул рукой так неловко, что чуть не сбил шапку со стражника. Тот отпрыгнул, замахиваясь копьем.

"Колдун! – заорал первый. – Глаза дикие, руки мечутся! Схватить его!"

Шавло попытался объяснить, что он не колдун, а просто неудачник, но его слова "будущее", "время", "помидор" только убедили стражников в его безумии или злом умысле. Через минуту его, брыкающегося и бормочущего что-то невнятное про селедку и Велеса, волокли к воротам Градича.

Внутри городка было тесно, шумно и грязно. Невысокие срубы с соломенными крышами, узкие улочки, вытоптанные до грязи. Люди в домотканых рубахах и портах смотрели на пленника с открытым любопытством и страхом. Детвора бежала следом, визжа.

Его притащили к массивному бревну, лежащему у стены большого, по местным меркам, дома. В бревне были выдолблены отверстия для рук и головы. Колода.

"Ну, залетная птичка, – усмехнулся старший стражник, открывая тяжелую крышку колоды. – Посидишь тут, пока воевода разберется. А коли шпион – голова с плеч!"

Шавло попытался вырваться в последний момент, но его нога, верная традиции, подвернулась на корне яблони (да, яблони уже были!), и он с грохотом влетел головой и руками в холодные, пахнущие смолой и потом объятия колоды. Крышка захлопнулась с тяжелым чпоньк, защелкнулся массивный деревянный запор. Он был пойман. В прошлом. В колоде. Опять.

"Черт побери!" – вырвалось у Шавло, и он тут же сплюнул через левое плечо, опасаясь привлечь внимание реальных чертей. Вокруг засмеялись. Его современное ругательство звучало для них дико и забавно.

Он сидел, вернее, стоял, согнувшись, в неудобной позе. Голова и руки торчали наружу, тело было заперто в бревне. Его четырехпалая нога отчаянно чесалась внутри сапога. Он чувствовал себя полным идиотом. И голодным. Очень голодным. Хлеб из пекарни Гороховца остался в будущем... или в прошлом? Временной парадокс вызвал у него легкую тошноту.

Время тянулось мучительно медленно. Мимо проходили люди. Одни плевались в его сторону, другие тыкали палкой, третьи просто глазели. Женщины крестились. Детишки дразнили: "Колдун в колоде! Колдун в колоде!". Шавло пытался объяснить, что он не колдун, а просто Шавло, но его слова "Гороховец", "временной разлом" и "магазинный чек" (он вдруг вспомнил о нем) только усиливали впечатление безумия.

Вдруг толпа расступилась. К колоде подошел человек, явно не простой. Высокий, плотный, с рыжей бородой и умными, но жадными глазами. На нем была добротная кожаная куртка, подбитая мехом, и на шее – тяжелая серебряная гривна. За ним следовали два здоровенных детина.

"Кто это тут у нас?" – спросил он хрипловатым голосом, оглядывая Шавло с ног до головы. Взгляд задержался на его балахоне, потом на лице.

"Не знаем, боярин Квасня, – отрапортовал стражник. – Сам явился у ворот, бормочет дичь. То ли шпион, то ли безумец. То ли колдун."

Квасня! Мысль Шавло пронзила, как молния. Предок Квашни! Тот же маслянистый взгляд, та же уверенность в своей власти. Только здесь он был кузнецом и, видимо, влиятельным человеком.

"Гм, – промычал Квасня, подойдя ближе. – Одежонка странная... Лицо городское, но не здешнее. Говори, залетный, кто ты? Иль язык проглотил?" Он ткнул Шавло толстым пальцем в грудь.

Шавло вздрогнул. Стресс нарастал. Его "нечаянный говорун" дремал, но мог проснуться в любой момент. "Я... Шавло... Из далека... Мирный человек... Ищу... работу?" – выдавил он, стараясь говорить просто.

"Работу? – Квасня усмехнулся. – А на что годен? Сила есть?" Он сжал Шавло за бицепс. Тот слабо пискнул. "Хлюпик. В кузнице не помощник. В поле? Гляжу, руки не мозолистые. А нога..." Взгляд Квасни скользнул вниз. Шавло инстинктивно попытался спрятать левую ногу, но колода не позволяла. "Ха! Уродец! Четыре пальца! Дурной знак! Точно колдун! Иль порченый!"

Толпа загудела: "Уродец! Порченый!". Шавло почувствовал, как кровь приливает к лицу. Его особенность, которую в Гороховце хоть и замечали, но не тыкали так открыто, здесь становилась клеймом.

"Воевода вернется с охоты – решим, – отчеканил Квасня. – А пока пусть сидит. Авось, злые духи из него выйдут." Он повернулся и ушел, сопровождаемый охраной и восхищенными взглядами толпы. Шавло остался мишенью для насмешек и плевков.

Солнце поднялось выше. Шавло стонал от неудобной позы, голода и унижения. Ложка на шее была едва теплой, словно пыталась его успокоить. Он думал о теплой печке в Артёмове, о бабкином борще... О том, как ему вечно не везет. Даже в прошлом!

Глава 4: Лесные Тропы и Говорящий Гриб Подберезовик

Лес поглотил Шавло мгновенно. Гигантские сосны и ели, вековые дубы и осины встали вокруг него непроходимой стеной. Воздух, чистый и холодный, пах смолой, прелой листвой и чем-то... древним. Тишина была звенящей, нарушаемой лишь шелестом листьев, далеким карканьем вороны и его собственным тяжелым дыханием. Каждый шорох в кустах заставлял его вздрагивать. Медведи? Волки? Лешие? В этом времени все было возможно.

Он шел наугад, стараясь держаться подальше от зарева Градича. Его сапоги вязли в мягком мху, спотыкались о корни, которые, казалось, нарочно подставлялись под его ноги. Четыре пальца на левой ноге ныли от непривычной нагрузки. Живот предательски урчал, напоминая, что последний раз он ел в Гороховце... или в будущем? Временная тошнота вернулась.

"Ну, Артёмский, – бормотал он себе под нос, отгоняя назойливую мошку. – Опять в лесу. Опять голодный. Опять не знаешь куда идти. Только теперь еще и в прошлом застрял. Весело." Он плюнул через левое плечо – привычка. На всякий случай.

Он пытался идти на восход – так его учил дед в Артёмове. "Солнце всходит на востоке, заходит на западе. Иди навстречу свету – выйдешь к людям". Но в густом лесу солнце пробивалось лишь пятнами, и ориентироваться было почти невозможно. Тропинки, которые он иногда находил, петляли непонятно куда и часто заканчивались у звериной тропы или болотца.

К полудню он был измотан, голоден и окончательно потерян. Он присел отдохнуть на замшелый валун, похожий на спящего кабана. Достал ложку, погладил ее шершавую поверхность. Она была теплой, но не горячей, как в Градиче. "Ну, помоги, бабкин подарок, – взмолился он шепотом. – Хоть знак какой. Хоть ягодку съедобную покажи."

В ответ лес лишь глубже вздохнул. Шавло вздохнул тоже и пошел дальше. Через полчаса он набрел на поляну. И на ней... грибы. Целая семейка крепких, аппетитных подберезовиков. Шавло чуть не заплакал от радости.

"Еда! Настоящая еда!" – прошептал он, бросаясь к грибам. Он аккуратно срезал перочинным ножом (единственная ценная вещь, кроме ложки и кошелька с жалкими остатками) самый крупный, красивый подберезовик с темно-коричневой шляпкой. Он был тяжелым, упругим. Слюнки потекли. Шавло уже представлял, как будет жарить его на палочке...

И вдруг гриб... зашевелился у него в руке. Шавло ахнул и чуть не выронил его.

"Эй, полегче, двуногий!" – раздался тонкий, скрипучий голосок, явно исходящий из гриба. – "Не тряси! Голова кружится!"

Шавло замер, уставившись на гриб в своей ладони. Он явственно видел, как под шляпкой шевелятся две маленькие, черные бусинки-глазки. И как внизу, у ножки, приоткрылся маленький ротик.

"Ты... ты говоришь?" – выдавил Шавло, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Опять. Грибы заговорили.

"А то как же? – проворчал гриб. – Не видишь, что ли? Я же Подберезовик Мудрый! А ты кто такой? И чего меня с корнем выдрал? Я тут рос, солнышко ловил, а ты – хвать! И в лапу!"

"Я... Шавло... – пробормотал Шавло, все еще не веря своим глазам. – Я думал... съесть..."

"Съесть?! – Гриб аж подпрыгнул у него на ладони. – Да ты что! Я же разумный! Почти! Велес меня благословил на мудрость! Я тут путникам советы даю! А не на сковородку!"

"Велес?" – Шавло оживился. "Бог Велес? Тот, что с медведями?"

"Ну да, он самый, – кивнул шляпкой гриб. – Хозяин Леса. Он меня назначил... эээ... информационным пунктом для заблудших душ. Вроде тебя. Чувствую, ты откуда-то не отсюда. Одежка странная. И запах... времени от тебя пахнет. Скверно пахнет. Перебродившим."

Шавло опустился на корточки, держа говорящий гриб перед собой. Это было безумие. Но после прыжка во времени и колоды в прошлом... почему бы и нет? "Ты... ты прав, Гриб Мудрый. Я из будущего. Из Гороховца. Упал в болото и... сюда попал. Помоги мне! Как обратно?"

Гриб задумался. Его бусинки-глазки закатились под шляпку. "Обратно? Хм... Дело сложное. Время – штука капризная. Ты Велесу чем-то приглянулся, раз он тебя не дал кочевникам зарубить. Чувствую его след на тебе... и на этой ложке." Гриб кивнул на деревянную ложку на шее Шавло. Она снова была ощутимо теплой.

"Ложка? Бабка подарила..."

"Бабкины подарки – самые сильные, – мудро изрек гриб. – Слушай, Шавло из Будущего. Обратный путь не прост. Нужно место силы. Капище. Старое, Велесово. Там, глядишь, портал и откроется. Или не откроется. Гарантий нет. Велес шутит как хочет."

"Капище? Где его искать?" – спросил Шавло, в душе уже благословляя бабку и ее подарок. Говорящий гриб! Велес точно за ним присматривал.

"Идти на северо-запад, – сказал гриб, выпустив из-под шляпки тонкую, как ниточка, ножку-руку и показав направление. – Три дуба-великана увидёшь, как ворота стоят. За ними – тропа к священному озерцу. Там и капище. Но осторожно! Место сильное, охраняемое. И не только духами добрыми."

"Охраняемое? Кем?" – испугался Шавло.

"Русалками на ветвях спят? Волколаки рыщут? Кикиморы болотные шепчутся? – перечислил гриб. – Да кто его знает! Лес живой! Главное – не зли духов места. Иди с миром, ложку держи наготове, и... эй!"

Шавло, обрадованный хоть какой-то подсказкой, неловко вскочил. Гриб покатился с его ладони.

"Осторожнее, косолапый!" – возмущенно пискнул Подберезовик Мудрый, кувыркаясь в траве. – "Я же не камень!"

"Прости! Прости, Гриб Мудрый!" – залепетал Шавло, поднимая его. "Спасибо! Огромное спасибо! Я запомню: на северо-запад, три дуба!"

"Ладно, ладно, – буркнул гриб, отряхиваясь. – Иди уже. И запомни главный совет Велеса для таких, как ты: если что-то может пойти не так – оно пойдет не так. Расслабься и получай удовольствие от падения."

"От падения?" – переспросил Шавло, озадаченно.

"Ага. Потому что падать ты будешь часто. Очень. Теперь ставь меня обратно, аккуратненько, у корня березы. Я тут еще подрасту, мудрости наберусь."

Шавло осторожно поставил Говорящего Подберезовика на прежнее место, у корня белоствольной березы. "Спасибо," – еще раз прошептал он.

Глава 5: Капище Велеса, Каменный Амулет и Прыжок в Будущий Кошмар

Следовать совету Говорящего Подберезовика оказалось одновременно просто и невыносимо сложно. Просто – потому что направление было задано. Сложно – потому что лес, казалось, жил своей жизнью и всячески препятствовал Шавло. Деревья росли гуще, тропинки исчезали, корни цеплялись за его сапоги с удвоенной силой, а ветки норовили хлестнуть по лицу. Его "дар" расцветал пышным цветом: он падал в ручьи, путал северо-запад с северо-востоком (благо, ложка теплела сильнее, когда он сбивался, указывая верный путь), и чуть не угодил в лапы рычащему в кустах существу, которое, к счастью, оказалось всего лишь больным барсуком.

Но ложка вела. Ее тепло было его компасом. И вот, к вечеру второго дня блужданий, измученный, голодный (питался ягодами и кореньями, которые с горем пополам узнавал), весь в ссадинах и синяках, Шавло вышел к трем дубам. Они стояли, как древние исполины, их мощные стволы, поросшие мхом и лишайником, образовывали настоящие ворота в какую-то таинственную чащу. За ними шла узкая, но явно протоптанная тропа.

"Три дуба... – прошептал Шавло, чувствуя, как ложка на груди становится ощутимо горячей. – Ну, слава Велесу." Он плюнул через левое плечо и стукнул по ближайшему дубу. На всякий случай.

Тропа вилась между вековых елей, окутанных тишиной и полумраком. Воздух становился влажным, пахло водой и... чем-то сладковатым, дурманящим. Шавло шел осторожно, прислушиваясь. Лес здесь был другим. Более... внимательным. Казалось, невидимые глаза следят за каждым его шагом. Он крепче сжимал в руке свою ложку.

Вскоре деревья расступились, открыв взору небольшое, почти круглое озеро. Вода в нем была темной, зеркально-гладкой, отражая свинцовое вечернее небо и черные ели по берегам. На противоположном берегу, на небольшом возвышении, стояло Капище.

Это было не строение, а место силы. Круг из огромных, замшелых валунов. В центре круга – каменная плита, напоминающая медвежью голову. Перед ней – углубление для жертвенного огня, заполненное золой и обугленными костями. На некоторых камнях были выбиты сколотые временем символы: спирали, зигзаги, силуэты медведя. На ветвях ближайших деревьев висели тряпичные ленточки-обереги, пучки сухих трав и крошечные деревянные фигурки. Тишина стояла гулкая, торжественная. Даже воздух вибрировал от древней силы.

Шавло замер, охваченный благоговейным страхом. Он чувствовал присутствие. Мощное, древнее, медвежье. Велес. Его покровитель. Он сделал шаг вперед, намереваясь обойти озеро.

"Стой! Непрошеный!"

Голос был низким, хриплым, как скрип старого дерева. Из-за ближайшего валуна капища поднялась фигура. Высокая, сутулая, закутанная в шкуру медведя, голова скрыта под звериным черепом с огромными клыками. В руках – посох, увенчанный черепом ворона. Волхв. Хранитель места.

"Кто ты, нарушающий покой Святилища Велеса?" – прогремел волхв, стукнув посохом о камень. Его глаза, сверкающие из-под черепа, были пронзительными и недобрыми.

Шавло отпрянул. "Я... Шавло... Мирный человек! Ищу путь домой! В будущее! Мне гриб сказал... Подберезовик Мудрый... что тут можно..."

"Гриб? – Волхв усмехнулся, звук был похож на треск сучьев. – Грибы болтают что попало! Место силы не для чужаков! Уходи, пока цел! А то принесу тебя в жертву Хозяину Леса! Он любит... нежданных гостей." Волхв сделал шаг вперед.

Шавло почувствовал знакомую волну паники. "Нет! Пожалуйста! Я должен вернуться! У меня есть ложка! Велес меня ведет!" Он выхватил ложку из-за пазухи, держа ее перед собой, как оберег. Она горела!

Волхв остановился. Его взгляд приковался к ложке. "Ложка... – прошептал он. – Знак... Деревянный знак Велеса..." В его глазах мелькнуло что-то, похожее на уважение, но тут же сменилось подозрением. "А может, украл? Докажи, что ты свой! Скажи пароль!"

"Пароль?" – растерялся Шавло. Какой пароль? Гриб не говорил про пароль! "Я... эээ... Селедка виновата?"

"Что?!" – взревел волхв. "Насмехаешься?! Точно вор! Или шпион Чернобога!" Он замахнулся посохом. "Сейчас проверим!"

Шавло отпрыгнул назад. Его нога нащупала скользкий камень у самой кромки воды. Он поскользнулся, отчаянно замахал руками и рухнул навзничь... прямо на центральную плиту капища с медвежьей головой!

"Аааа! Осквернитель!" – завопил волхв, бросаясь к нему.

Шавло ударился затылком о камень. Искры посыпались из глаз. Он застонал, пытаясь подняться. Его рука, инстинктивно ища опору, нащупала что-то маленькое, холодное и гладкое, лежащее в углублении "медвежьего" рта на плите. Он схватил это, не глядя.

Волхв был уже рядом, занося посох. "Умри, осквернитель святыни!"

Шавло, не раздумывая, сунул находку в карман и отчаянно рванулся в сторону. Он спотыкался, падал, катился по камням, но умудрялся уворачиваться от ударов посоха, который крошил камень рядом с ним. Его неуклюжесть снова работала на него, делая его движения непредсказуемыми. Он рванул к озеру, прыгнул в холодную воду и поплыл к противоположному берегу, отчаянно работая одной рукой (в другой он сжимал ложку).

"Верни святыню, ворюга!" – орал волхв с берега, но в воду не полез. Видимо, озеро было под запретом.

Шавло вылез на другой берег, отряхнулся и, не оглядываясь, бросился в чащу. Он бежал, пока хватало дыхания, пока не заглушил крики волхва. Наконец, выбившись из сил, он рухнул под огромной елью, судорожно глотая воздух.

Он был жив. Опять. Он осквернил капище, разозлил волхва и... что-то украл? Он полез в карман балахона. Там лежал небольшой, холодный предмет. Он вытащил его.

Это был амулет. Вырезанный из темно-серого камня, гладкий от времени. Форма – стилизованная медвежья лапа с когтями. От него исходила едва уловимая вибрация, и Шавло почувствовал, как ложка на шее ответила теплой волной. "Велесов знак..." – прошептал он. Возможно, ключ? Он сжал амулет в кулаке.

"Ну что, Артёмский? – спросил он себя. – Что теперь? Прыжок обратно? Как?" Он посмотрел на амулет, потом на ложку. "Может... вместе?" Он прижал амулет к ложке, концентрируясь на мысли о Гороховце, о теплой печке, о Марьиной слободке...