Январь, 2018 г.
Я бежала по замерзшей земле, укрытой ледяной стружкой, не оглядываясь. Что меня ждёт впереди – одному только Дьяволу известно.
Вокруг – тонкие столбы стволов сосен и ничего больше.
Страх, плотным коконом укутал с головы до ног, как и холод. Волосы покрылись инеем, руки и ноги давно окоченели от холода. Налившиеся свинцом ноги отказались подчиняться и предательски подогнулись: я упала на землю, зашипев от боли в коленях.
И без того замершим лицом я уткнулась в обжигающе холодный снег. Тот тут же начал таять из-за моего учащенного дыхания. Сердцебиение отдавалось эхом в ушах, лес стал кружиться, и я закашляла. Легкие горели адским огнём, и, решив на этом не останавливаться, пламя цепкими руками сжало моё горло, не позволяя кислороду проникнуть внутрь.
И тогда я невольно подумала, что вот он – конец. Даже немного обрадовалась этому, ибо посчитала что лучше умереть от этого, чем от её рук. Но что-то, – или кто-то, – держал меня в сознании.
И как напоминание совсем рядом раздался злой детский смех. Детский, но настолько жуткий, что меня снова затрясло. Нет, прошу...
Я рванулась вскочить с места, но смогла встать на ноги далеко не сразу.
Минута – и я уже снова бежала мимо высоких деревьев по лесу, по тому самому лесу, где убили её. И за это она уже отомстила – худшим из всех возможных способом.
Остались только я и он.
Старое, заброшенное здание вдалеке. Странно – оно мне очень знакомо, настолько, что я невольно задумалась, где могла его видеть.
За размышлениями я не заметила корягу, налетела на нее – споткнулась и снова рухнула в снег, порядочно набрав его за шиворот.
«Да что же это такое?!»
Я сжала кулаки, но не почувствовала боли от ногтей. А ведь они заметно успели отрасти...
Я разжала ладони.
Кровь. Она медленно стекла на линию жизни на ладони, а затем окрасила белый снег в алый. А я немигающим взглядом следила за кровавой дорожкой жизни на своей ладони, принимая это словно знак о моей скорой кончине.
Снова смех.
Я, очищая глаза от грязного снега, размазала кровь по лицу пока пыталась утереть холодные капли воды, чтобы четко видеть дорогу.
Я, как ошпаренная, снова сорвалась с места, когда в сантиметрах от лица в снег вонзился острый нож.
Рванула к семиэтажному строению, похожему на одну знакомую больницу, где в детстве мы с друзьями зависали.
Хотела бы я скрыться от нее: но она найдет, найдет везде, найдет так же, как нашла их.
Я пулей залетела в ветхое здание и начала искать глазами место, где укрыться.
Какой смысл бежать от неизбежного? Да никакого, но остановиться не могла.
Я взбежала по бетонной лестнице на второй этаж, а там на третий, четвертый...
Скорее...
На пятом меня ждал сюрприз.
...Я замерла, как статуя, окунувшись в до боли знакомые глаза.
Черные волосы сосульками спадали ему на лоб, прикрывая глаза-изумруды, в середине которых – бездна. Каменное и безразличное ко всему лицо смотрело в мою сторону. Отросшая щетина говорила сама за себя. Легкая одежда сразу бросилась в глаза, заставляя вспомнить, что последние дни он ходил именно в этой чёрной обтягивающей футболке, накинутой поверх нее темно-синей осенней куртке, порванной в нескольких местах. Темные джинсы с манжетами внизу были в земле, как и черные кеды.
Черная бейсболка – его любимая, – и спичка в зубах – образ истинного хулигана и убийцы.
— ...Куда-то спешишь? — каменное выражение лица исчезло; вместо него нарисовалась гадкая улыбочка.
Рядом с его правой рукой, там, в темноте коридора что-то мелькнуло – понять, что это, я не успела.
Я ждала этой встречи.
Отчасти.
— Что ты здесь делаешь? — прохрипела я чужим голосом, пересилив себя.
Моя парка была слишком легкой для середины зимы, но миниатюрный "марафон", который я недавно пробежала, дал мне тепла сполна. Под черной шапкой лежали запутанные, грязные и мокрые волосы, кристаллы пота укрыли мой лоб и щеки, а легкая черная водолазка под паркой давно промокла. Джинсы порвались на коленках, пока я падала в сугробы, а черные сапоги насквозь пропитались талой водой.
— Что я здесь делаю? — парень сделал удивленное выражение лица и тем, что было в правой руке, указал на себя.
Я четко смогла рассмотреть, что это был за предмет. Ствол. Ствол его покойного отца.
— Я ждал тебя!
— Ждал? — мои губы искривились. — Зачем?
— Всё это похоже на детскую игру «салочки». Не находишь? Только в этой игре, ведущий касанием руки обрывает человеческую жизни. Она – ведущий, а мы – жертвы. Но в каждой игре есть и победитель, и приз, данный ему. В нашем случаи приз – это жизнь. А победитель один. Из наших остались только мы, — он развёл руками.
Игра? Значит всё это для него всего лишь игра?
— Из наших? — я усмехнулась. — Я уже давно перестала быть частью отряда. Всё. Баста. Ты остался один, я вне игры. Ты — победитель.
В его глазах сверкнула злая искорка.
— Ты и сейчас была бы её частью, если не предала бы.
— Я же тебе сто раз говорила: меня подставили! — мой хриплый крик эхом прошелся по стенам больницы.
Он улыбнулся одной из самых своих сумасшедших улыбок и незаметно сделал ещё один шаг, приближаясь.
«Нет уж, черта с два!»
Я отступила на два шага назад, злясь.
— Это уже неважно. Ты бы всё равно не выжила. — он резко поднял руку со стволом, целясь мне в лоб.
— За что? Тебе мало всего того, что ты сделал со мной за несколько месяцев? — слёз не было.
Они закончились еще месяц назад, когда я потеряла всякую надежду на прощение от этого умалишённого человека. Когда узнала о ней...
Он рассмеялся и снял пистолет с предохранителя.
— Ты серьёзно ещё не поняла? — он перестал смеяться, но на его устах ещё играла злая улыбка, а в глазах стояла... грусть?
Июнь, 2010 г.
Это был самый обыкновенный июньский день. Во дворе ярко светило солнце, от которого можно было получить мощный удар; птицы между собой переговаривались, создавая своеобразную мелодию; лаяли соседские псы, которые грозились немедленно сорваться с цепи; соседи ругались из-за тех же псов, грозясь усыпить их, ибо они не дают спокойно отдохнуть после работы; проезжавшие мимо машины и мотоциклы гудели и сигналили, пока не скрывались за углами.
А я, вслушиваясь во все те звуки за окном, старалась как можно тише лежать у себя в комнате, как и приказал папа.
Моя зелёного цвета комната была уютно обставлена, благодаря моей любимой тётке Ане – двоюродной сестре моего отца. Старенькая кровать-полуторка стояла в центре комнаты перпендикулярно к одной из стен своим деревянным изголовьем; над ней красиво подвешенный, полупрозрачный балдахин мятного оттенка, который закрывал кровать со всех сторон; белые гирлянды были красиво подвешены от потолка к углам кровати, создавая собой фигуру пирамиды; по двум сторонам кровати были маленькие белые тумбочки, которые Анна перекрасила; на полу лежал темно-зелёный ковёр, подаренный бабушкой Молли из Калифорнии; шкаф цвета лесного ореха стоял в правом углу напротив кровати, а стол со стулом, под цвет шкафа стояли рядом.
Я лежала у себя на кровати без движения где-то часа три, если не больше, и не знала, чем себя занять. За дверью моей комнаты было слышно, как куховарит на кухне мама и как идёт футбол по телевизору, который смотрел папа. Знаете, если признаться честно, то я ненавижу своих родителей. Зачем было рожать ребенка, если о нем не заботятся? Даже иногда забывают.
Мой отец – настоящая свинья и тиран, как говорит обычно тётя Анна. Он всегда сидит на своем родном диване, где, наверное, от его задницы уже вмятина осталась, с дешёвым пивом в правой руке и с пультом от телевизора в левой руке, не отвлекаясь от своего футбола. Зарабатывать деньги и платить за жилье он не в состоянии, так как работы нет. Та и работать он не горит желанием. Живём мы на зарплату матери.
Отец, как недавно сказала мама, хотел сына, что не удивило меня. Но после того, как родилась девочка, он считал её ошибкой природы. То есть меня. Гордиться... Он мной никогда не гордился! До моих успехов в школе ему никогда не было дела. А вот моё непослушание ему очень даже нравилось, так как он всегда брался за свой любимый кожаный ремень. И, не жалея меня, бил мощно и жёстко. Звали этого лицемера – Сергей Александрович Берёзин. Тёмные, в некоторых местах уже седые, – и это-то в его тридцать три, – всегда жирные волосы доставали до мочек ушей, густые брови делали его суровее, большие, как льдинки, голубые глаза, которые достались мне, и пухлые губы, которые тоже есть у меня, нос картошкой, обвислые щеки. Он невысокого роста и с большим пивным брюшком.
Если говорить о моей маме, только одно радует: она мягче отца, но не лучше. Как говорят: «У всех свои тараканы».
Моя мать меня и вовсе не замечает. Она замечает только тогда, когда я ей мешаю, и на этом всё. Ей нет дела до того, где я, с кем я и что со мной. Мы жили на её жалкую зарплату посудомойщицы, и взамен того, чтобы платить за квартиру вовремя или купить нормальной еды, они с папой тратили деньги на банки пива и полуфабрикаты. Если отец живет, как царь, то мама живет, как Золушка или как пчёлка. Она всегда пытается угодить своему толстому мужу во всем, не жалея себя. Я всегда задумывалась: «как мама его терпит? Неужели она и впрямь его так любит?»
Мою мать зовут Клэр. Мама имеет волосы цвета горького шоколада длиной до середины спины, карие глаза, под которыми всегда синие круги, прямой нос, возле которого рассыпаны веснушки, и тонкие, бледные губы.
Когда мне надоело вот так просто валяться без дела, я отодвинула балдахин и убежала на кухню к маме. Всегда, если мне нужно было что-то, я бежала к матери и просила это. Она редко отказывала, так как ей плевать. И на этот раз она ответила: «Да иди куда хочешь, только не мешай!».
Кухня у нас тогда была обычной: старая плита, которая внизу покрылась ржавчиной; заржавевший рукомойник; шаткий деревянный стол и несколько скрипучих стульев. Столешница со шкафчиками наверху были когда-то белого цвета, сейчас же они стали бежевого цвета. Розовые обои, которые уже более похожи на жёлтые, в некоторых местах были разодраны, а кое-где и вовсе отсутствовали.
Спустившись по ступеням во двор, я побежала к озеру, который находился возле старых домов, стоявших заброшенными уже несколько десятков лет. Это было моё любимое место.
Мне было хорошо сидеть здесь в тишине и ни о чем не думать. Рядом нет противных людей, которые издеваются над тобой, только я, маленькое тихое озеро и обитатели этого места. За старыми домами находился лес, который завораживал своей красотой. Я всегда на него смотрела и мечтала там прогуляться, но я была слишком трусливой, чтобы пойти в лес одной. Когда-то, набравшись смелости, я шагнула за черту, которую построила себе сама.
Это был вечер. Я слишком засиделась возле воды и решила взглянуть, как выглядит лес изнутри. Но только ступивши за черту, я позабыла про всю красоту, которую рисовала у себя в фантазиях, и, испугавшись первого шороха, убежала.
Оказавшись на месте примерно через десять минут, я села на мягкую траву возле озера. Вода немного покачивалась и были заметны небольшие волны, которые исходили от диких утят. Они здесь были каждый день, будто бы это их дом. Я любила на них смотреть, чем и занималась все эти дни, что я была здесь.
Услышав шаги за спиной, я испугалась, потому что раньше никого здесь не замечала. Резко обернувшись, я увидела мальчика. Выглядел он немного старше меня. Он остановился, когда я обернулась, но потом подошёл и молча сел рядом. Я отодвинулась. Молчал он долго. Я боковым зрением посматривала на него. Черные волосы купались в лучах солнца и пребывали в беспорядке. Эти волосы... Они меня чем-то привлекли. Я даже не заметила, как в открытую стала смотреть на его шевелюру. Кроме них, я не видела ничего. Пока не увидела бездонные изумрудные глаза. Он медленно повернул голову и стал улыбаться.
Проснувшись рано утром, первое, что я почувствовала жжение на ляжках и ягодицах. Я поплелась в ванную, так как вчера мне не суждено было там побывать. Поставив стул напротив раковины с овальным, как яйцо, зеркалом, я встала на него и достала из стаканчика зубную щётку и пасту.
Услышав, как зазвучал в гостиной телевизор, я быстро прополоскала рот и, умывшись, побежала в свою комнату. Уже с четырех лет я мечтала, чтобы бабушка Молли забрала меня к себе, так как она единственный человек, который по-настоящему любит меня. Она всегда дарила мне подарки, которые привозила из Калифорнии, не отказывала в сладостях и игрушках, защищала мне от родителей, из-за чего каждый раз портила с дочерью отношения. Бабушка Молли - мама моей мамы. Бабушка хотела меня забрать к тебе, но родители не позволили, неизвестно почему.
Я была в предвкушении того момента, когда у меня будет шанс познакомиться с новыми людьми, хотя частичка меня говорила, что я должна быть готова к тому, что Паша меня обманул. Мне стало скучно сидеть без дела в своей комнате, и я решила пойти к маме и попроситься пойти погулять. Вчера я так была запугана и в тоже время заинтригована, что не спросила, в какое время мы с Пашей встретимся.
— Мам, можно я пойду на улицу? — тихо спросила я, смотря на свои босые ноги. У матери были частые перепады настроения. Она могла пустить, могла накричать, а могла вообще молчать, как будто зная, что по несколько раз я спрашивать не буду. Почему? Когда-то я попросилась у мамы выйти погулять, но ответ я не услышала, потому что, его не было. Я спросила второй раз, но на третий мама просто взорвалась. Тогда мне и ремнем попало, и на улицу не выходила две недели - побоялась спрашивать.
— Иди куда хочешь! — рявкнула она, даже не взглянув на меня. Выбежав из подъезда, я направилась к озеру, надеясь, что там меня ждёт Паша. На дворе пекло солнце, хоть и на улице было уже под вечер.
Когда я подошла к лавочке, которая стояла под деревом возле озера, хотела присесть, но увидев кого-то возле воды, остановилась.
У озера сидел мальчик с угольными волосами, сгорбившись над водою, и кидал маленькие камешки в воду, пытаясь сделать жабку. На его голове красовалась такая же угольная кепка козырьком вперед. Он так был занят камешками, что не заметил, как я подошла к нему сзади.
— Привет! — я села рядом с мальчиком, здороваясь с ним. Он немного дернулся, из-за чего маленький плоский камень выпал из его рук, и покатился вниз по траве в воду легкого зеленого оттенка.
— Ты напугала меня, — улыбка осветила его лицо, заставляя меня ответить взаимностью. — Привет!
— Прости, — я заёрзала на траве, которая была уже здорово вытоптана.
— Не думал, что ты придешь так рано. Сейчас только одиннадцать часов.
— Мне дома было скучно, вот я и пришла сюда. И к тому же, мы не договорились когда встретимся, — пояснила я.
— И ты бы ждала все это время меня здесь? — в его глазах читалось удивление, что меня немного смутило, и я отвернулась.
— А ты почему здесь? — я снова заглянула в изумрудные капельки, пытаясь перевести тему.
— Не поверишь! Тебя ждал. — он снова улыбнулся, чем сильно удивил. Он ждал меня здесь. — И раз ты тут, значит, пошли познакомлю тебя со своей бандой. Они как раз должны быть в шалаше. — он резко поднялся на ноги, при этом схватив меня за руку и повёл в сторону леса. ЛЕС. Тот самый, который я боюсь и которым втайне восхищаюсь. Но меня ведёт туда, в чащу леса, тот мальчик, с которым я познакомилась только вчера, по чистой случайности. А может, это всё было запланировано?
У меня началась паника. Дыхание сбилось, а руки начали подрагивать от страха снова быть униженной или даже избитой. Это ловушка. «ЭТО ЛОВУШКА», — вопило подсознание. Эти слова очень сильно подействовали на меня, поэтому я вырвала свою руку из его, побежав в сторону озера.
— Луиза, стой! Ты куда? — удивленный Паша, не сразу поняв, что случилось, закричал мне вслед. — Да стой же ты! — меня схватили за край кофты, из-за чего послышался треск, а потом повалили на землю. Я брыкалась, кричала, чтобы меня оставили в покое, ибо у меня была лишь одна цель — бежать.
— Зачем? Я же доверилась тебе! — кричала я, хотя глубоко в душе понимала, что виду себя как умалешанная.
— Да что случилось, ты можешь нормально объяснить? — взревел Паша, из-за чего я испугалась, высказав, что именно меня напугало.
— Ты чего? Никто над тобой издеваться не будет. Просто в этом лесу наше убежище. — спокойно объяснил он, взяв меня за вспотевшую от волнения руку, повёл в лес.
* * *
— Ребята, знакомьтесь, это Луиза! — крикнул Паша группе людей. Мы шли по лесу, который я тщательно разглядывала, запоминая каждый куст, каждое дерево. Всё-таки он очень красивый, не такой, каким я его себе придумывала. Паша по-хозяйски закинул свою руку мене на плечо, обнимая за шею, и улыбнулся. — Но она не против, чтобы мы называли её просто Лу, — добавил он как только мы подошли к его друзьям. Компания Паши оказалось почему-то грустной со стороны, а может, мне просто кажется.
— Луиза? — спросил мальчик, сидевший на земле под высоким деревом, облокотившись на него спиной, с нотками отвращения. У него были короткие взъерошенные волосы цвета миндаля, ярко-зелёные глаза метали молнии, не очень густые брови были сведены к переносице, выдавая, что парень зол, а губы были сжаты в тонкую линию. — Что за имя-то такое? — криво усмехнулся он, чем заставил меня себе пообещать держаться от него подальше.
— Вань, — недовольно свернул глазами в своего друга рядом стоящий мальчик и отвернулся от него.
— А мне нравится это имя. Никогда такое не слышала, — прозвучал мелодичный голос совсем рядом, из-за чего я вскрикнула.
Я отвела взгляд от мальчика по имени Ваня и заметила рядом с нами довольно милую девочку с длинными волосами цвета пшеницы, которые красиво переливались на солнце и завораживающе развевались на легком ветру, и также очаровательными глазами цвета молочного шоколада, а тонкие нежно-розовые губы добавляли ей ещё большее очарование. Думаю, все мальчики втайне неравнодушны к ней. Возможно, кроме этого Вани.
Месть. Такое короткое слово, но сколько в нём ненависти, притворства, опасности. Месть бывает такой разной, но её исход всегда приводит к единому финалу. Мы мстим, чтобы показать, что мы гораздо лучше. Мы мстим, чтобы наказать своего обидчика. Мы мстим, чтобы причинить боль, заставить страдать. Мы мстим, чтобы показать себя настоящих.
©Сними свою маску. Ann-Christine1
_______________________________
Теплое лето слишком быстро сменилось на холодную осень. Листья на деревьях стали желтеть и опадать, покрывая землю листвой разных цветов, и появился легкий ветерок, который так и просился забраться за шиворот куртки и покрыть кожу неприятными мурашками. Но наш убогий домик защищал от холода и ветра. Паша остановился на одном из тех домов, что стояли недалеко от озера. Хилый домик был маленьким, но для нас он в самый раз, – говорил тогда Павел, когда мы с остальными натянуто улыбались, нехотя соглашаясь с ним. На самом деле, он был ужасен: в доме была только одна комнатушка, примерно четыре на три метра и что-то типа ванны (мы определили это по плитке и ржавой раковине); в основной комнате было всего лишь два окна с выбитыми стеклами, как и единственная дверь, из-за чего ветер дул со всех сторон; везде валялись какие-то шприцы, упаковки, бутылки. Если бы мне кто-то сказал: «Здесь будет уютно как дома!», или что-то типа этого, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но!... Это СВЕРШИЛОСЬ!
После находки, парни взялись за дело, а через две недели всё было готово. Теперь там стояли какие-то старые двери, которые ужасно скрипели. Окна Андрей и Артем забили досками, которые они украли у соседа в гараже (ума не приложу как), и заклеили изнутри плотной пленкой. С правой стороны стоял маленький, потрепанный диван, укрытый старым пледом, которое Катя взялась постирать, и теперь оно пахло какими-то цветами. Перпендикулярно к стене стоял небольшой прямоугольный стол. Также в этой старой хижине, на удивление, осталось два почти уцелевших кресла. А стены мы заклеили разными плакатами с вырезками. Короче, домик удался.
Летние деньки тогда летели незаметно. Так незаметно, что мы позабыли про школу, но первое сентября уже позади. Я, как и все нижегородцы, стала привыкать к ранней зиме. Сейчас только середина сентября, а снег уже падает, завораживая. Чтобы зима начиналась в сентябре, так это редко, а вот в конце октября или в ноябре, вот это да. Холодная стружка медленно опускалась на землю, постепенно увеличивая слой. Я очень любила зиму, хотя просто ненавидела холод. Мне нравилось украшать пышные ёлки, хотя делала я это только два раза: когда была с бабушкой в Калифорнии у неё дома и когда к нам приехала тетя Анна, так как мои родители никогда не отмечают Новый год. Я любила сидеть на подоконнике и смотреть на снег. А особенно я любила мандарины – мой любимый фрукт и, по сути, главное звено Нового года в России.
Завязывая неаккуратную косичку, делать которую научила меня бабушка, потому как больше некому, я схватила собранный рюкзак и пошла в коридор. Мама делала папе завтрак, не обращая больше ни на кого внимания, а сам папа еще спал, видя десятый сон. Буркнув что-то типа "я пошла", схватила бутеры со стола, приготовленные для меня, пошла, обула зимние сапоги и надела шапку. Хоть мои родители не обращали на меня никакого внимания, они всё же покупали мне одежду, ну и иногда мама делала бутерброды в школу, как сегодня. Взяв куртку и рюкзак в руки, я вышла из квартиры. Андрей и Никита уже, наверное, заждались. Как и говорил один из братьев, мы правда жили в одном доме, и решили ходить вместе, по пути забирая Катьку. В один прекрасный момент Павловой взбрело в голову, чтобы я перевелась к ним в класс. Естественно, мне пришлось сказать, что это неудачная шутка и что меня и мой класс устраивает, но было видно, что я вру, и пришлось признаться, что родители будут в ярости от такой идеи и никто меня не переведет. И конечно, ребята на этом не остановились и сказали, что пусть тетя Анна это сделает, или бабушка Молли, которая должна скоро приехать, но ненадолго. Это мысли мне больше понравилась, и с меня взяли обещание, что я подумаю.
Как только мы веселой четверкой ступили на школьный двор, то увидели настоящею войну среди младших и старших классов. Снежки летали везде, даже попадая туда, куда не следовало – в окна школы, но ребятам было все равно. Подруга кивнула на Ваню, который ждал нас возле входа в школу, дыша на руки, чтобы согреться, и послушно пошли за ней. Иногда уворачиваясь, чтобы не получить снежком в лоб, мы почти достигли своей цели, как большой, твердый, – видимо, сделанный голыми руками, без перчаток, из-за чего снег немного подтаял, сделав мягкий снег камнем, – снежок пришелся мне по затылку. Кусочки разбитого шара попали за шиворот, из-за чего я вздрогнула от холода. За спиной раздался мерзкий смех. Это смеялся Малышев со своей шайкой бродячих псов – так говорит Паша. Дима Малышев – противный, скользкий тип, который является главной проблемой школы.... Города. Это ровесник Паши, которому все сходит с рук, когда он по-крупному хулиганит и при этом выходит сухой из воды.
— Смотрите-ка, это же Гном идёт с Упырём, Крысой и Выдрой! — прокричал он, мерзко засмеявшись. У этого мальчугана было очень много недостатков, но один-единственный, который, наверное, ненавидел весь район – придумывать тупые клички. Кто бы это ни был: свои или враги, у всех были «клички». И нас, конечно же, стороной не обошли. На меня повесили табличку со словом «Гном». Ну вы, наверное, уже поняли, почему именно с этим существом связал меня Малышев. Блин, в нашей школе более тысячи детей, тех, что меньше меня ростом и старше возрастом, но именно МНЕ досталось такое второе "имя" со стороны врага. Моя злость всегда превышала красную отметку «максимум», когда я слышала: «О, Гном, как поживает Белоснежка?», но сделать ничего не могу и рисковать не хочу.
Когда моя рука схватился за холодную ручку двери нашей квартиры, я не спешила её открывать — за ней слышались громкие крики двух людей, которых не очень хотелось-то видеть. Закрыла свои глаза, сделала тяжёлый вдох, медленно открыла дверь. Крики стало слышать намного лучше и чётко, из-за чего появилось сильное желание закрыть дверь обратно. Я сняла сапоги, взяв стул рядом стоящий с вешалкой и поставила его ближе, чтобы встать на него. Повесив свою курточку, я вернула всё обратно. Мои родители ругались очень часто и очень громко, что даже у соседей заканчивалось терпение и они приходили с жалобами или угрозами. Но моё поведение оставалось спокойным, даже и доли страха или обиды или что-то типа этого не было.
Мои ноги ступали тихо, а в руках был мой рюкзак. Я молила Бога, чтобы пройти мимо кухни (ибо именно там ругались родители) тихо и незаметно, не попасть в тот ураган, который сносит все на своём пути (они били посуду). Но нет же, нужно было маме выйти из кухни первой, стукнув меня по правой руке старой дверью.
— Что же ты вечно путаешься под ногами! — прикрикнула мама, брезгливо посмотрев на меня и ушла злая в спальню. Моя рука потянулась за рюкзаком, который упал при столкновении об дверь, но теперь злой вышел отец. И снова ударили мою руку.
— Твою мать! В комнату! Быстро! — как только он увидел меня, он по каким-то причинам разозлился ещё больше. Я быстро схватила рюкзак и побежала в комнату. Вот так всегда. А что ты думала, Лу? В Рай попала, да?
Не раздеваясь, я упала на кровать. Почему я родилась в такой семье, где меня не любят? Зачем я вообще родилась?
Стук.
Вот почему бабушка не заберёт меня к себе? Я бы помогал бы ей по дому, хотя у неё трое уборщиц.
Стук.
Я встала с кровати и подошла к столу, где висела одежда, которую ношу дома.
Стук. Стук.
Мои глаза устремились в окно, в которое кто-то стучался. Я забоялась своей мысли, потому что жила я на втором этаже. Но увидев внизу Андрея, я с облегчением вздохнула.
— Что случилось? — я тихо открыла окно и высунув голову, задала вопрос парню.
— Ну наконец-то! Выходи! Паша зовет нас всех в наше поместье! — не очень громко сказал Андрей.
— Зачем? — я перегнулась через подоконник, но вовремя вернулась в прежнее положение, ибо могла перевернуться и упасть.
— Там всё объяснит!
— Но я не могу. Родители... — Андрей понял всё, услышав только одно слов, и тяжело вздохнул. Но потом его глаза засветились огоньком.
— Давай по пожарной лестнице, — Кириченко подошёл к ржавой лестнице, которая скоро отвалиться, и сильно её пошатал, проверяя её на прочность. — Тебя выдержит! Слазь, пушинка!
— Но на дворе мороз и...
— Идти и одень что-нибудь тёплое, ибо я здесь сам окоченею.
Тихо прокравшись в коридор, я схватила курточку и сапоги, пока родители ругались в своей спальне. Одевшись, я ещё раз посмотрела на высоту, и вздрогнула, понимая, что это выше моих сил.
— Давай!
Андрей внизу помахал, показывая указательным пальце на левую руку, где были воображаемые часы, говоря этим, что время идёт и надо поспешить.
Перелезая через подоконник, я сказала себе не смотреть вниз, и стала ногами на выступающие из здание кирпичи. Удачно добравшись до лестницы, почувствовала, как она противно заскрипела, но меня выдержала.
— Воу, легче! — громко воскликнул мой друг, когда моя нога поскользнулась на тоненьком слои льда. Успешно приземлившись на землю, мы ударились с Андреем кулачками.
— А почему ты вообще здесь? — задалась я вопросом.
— В смысле? А где мне быть, по-твоему?
— Ну, то есть, вы же наказаны с Халком, — я плотнее укуталась в куртку.
— А, мы сбежали!
— Я не одна такая, да? — на моих губах расцвела тёплая улыбка.
— Ну типа того! — его рука обвила мою шею.
Достаточно быстро оказавшись возле дверей в домик, мы смело шагнули за его порог.
— Явились не запылились! — не дав нам и вступительного слова сказать, как нам пришлось услышать недовольный голос Бадова. Мне ничего не оставалось делать, кроме как закатить глаза и цокнуть языком. Привычно осматривая комнату, я плюхнулась на диван.
— Реально, чё так долго-то? — Паша с громким стуком положил карандаш на стол, и не смотря на нас, что-то разглядывал.
— Ей тоже пришлось сбежать! — Андрей тряхнул головой, пытаясь струсить растаявший снег, чтобы не прилизывать рукой.
— Что на этот раз? — Паша было открыл рот, но Ник его опередил.
— Та как всегда – ничего, — моё настроение снова опустилось на пару процентов. — А что здесь за сборы? — решила перевести тему.
— Ах, это... Я как раз закончил, — Палыч убрал подальше карандаши и ручки, — Тадам!
— Дэс сквад. — прочитал Андрей на ватмане, где большими буквами было написано «Death Squad».
— И что это всё значит? — спросила я, разглядывая какие-то надписи, где мне ярко бросилось в глаза слово «Правила».
— Неделю назад, когда мы с Артемычом сидели возле подъезда, — Дзюба помог другу повесить кнопками к стене большой плакат, — решили дать название нашей банде. Попутно придумали правила, наши анкеты, и анкеты врагов...
— А почему нас в это не посвятили? — недовольно спросил Ваня, всё также продолжая играться зажигалкой, показывая свою незаинтересованность.
— Мы хотели сделать сюрприз, — отмахнулся Зайцов, думая, что эта отмазка будет отличной. — Так объясняю: наш отряд называется «DEATH SQUAD», в общем, как вы сами видите. У нас появились правила, которые записаны вот здесь, — Паша тыкнул указательным пальцем в огромное слово «Правила», — всего шесть основных правил.
«Первое правило. «Правило правды»
Состоя в банде «DEATH SQUAD», Вы должны говорить только правду, и ничего, кроме правды. Вы не имеете никакого права на ложь.»