Заброшенный завод с ушедшим под землю кладбищем больше напоминал концлагерь, чем госпиталь. Как и могила, он хранил молчание, лишь изредка нарушаемое воем ветра, завывающего в разбитых, пошарпанных стенах. Сквозь тонкие окна с решетками гудел сквозняк.
— На этом все? — обеспокоенно спросила женщина, слегка наклонившись вперёд, сцепив руки в замок.
— Да, — выдохнул старик, осиплым голосом, — подойдете на рецепшен, отдадите документы и санитар отведет вас к сыну.
— Он здоров? — голос сорвался на хриплый шепот. Вопрос, который копился месяцами, вырвался наружу.
Старик пожал плечами, избегая ее взгляда.
— Стабилен. Документы у вас?
— Да. — торопливо спросила женщина, — Но, что поменялось?
Помахав головой, старик с причмокиванием облизал нижнюю губу, потер дряблый кадык, хлебнул воды:
— Что вы имеете ввиду?
Мужчина был готов поспорить, что голос врача почти дрогнул на этом вопросе. Подойдя к жене со спины, положил руки на плечо и едва неловко улыбнувшись пожал плечами:
— Так ли это важно, милая?
Женщина подняла голову, посмотрела на супруга и на долю секунды, казалось о чем-то задумалась, затем снова посмотрела на врача:
— Мы ни один месяц отбивали все пороги, чтобы его забрать. А теперь вы так просто их отдаете.
— Не знаю, что вы хотите услышать, — оперевшись о стол руками, сложил их в замок, — нам перекрыли финансирования, проект заморозили. Все рекомендации на бумаге.
Повисла тишина. Сквозняк, проникавший сквозь щели в стенах, усиливал гнетущую атмосферу. Сергей, положивший руки на плечи жены, почувствовал, как её напряжение передаётся ему.
— Пойдём, — тихо сказала она, первой поднимаясь с потрёпанного стула.
Они молча пошли по коридору. Тусклые, энергосберегающие лампы. От холодного, гуляющего по коридору ветра у Сергея холодок пробежался по спине.
Они миновали несколько дверей, на которых вместо табличек висели лишь выцветшие от времени номера. Звуки шагов отдавались эхом, усиливая ощущение пустоты и заброшенности.
Наконец они подошли к стойке регистрации. У ресепшена ожидал здоровый, смуглый мужчина в голубой медицинской форме, почти под два метра ростом.
Он не был похож на медперсонал, скорее на охранника. У мужчины были сильные руки, и Сергей не мог избавиться от ощущения, что, если что-то пойдёт не так, этому громиле не составит труда их удержать.
Женщина, стоявшая перед стойкой, плакала. Ее голос, сорвавшийся от рыданий, звучал отчаянно:
— Скажите, мой сын жив или мёртв? Я не могу ходить по улице, я вижу его в каждом мальчике.
— Назовите имя и возраст, — равнодушно отвечала женщина, сидящая за стеклом.
— Одиннадцать лет, Дима Смеянов.
Взгляд женщины был пустым, глаза покраснели от слёз. В её словах слышалась боль, такая сильная, что Сергей невольно почувствовал к ней сострадание. Он взглянул на свою жену. Её лицо было непроницаемым, но он знал, что она чувствует. И эта боль, казалось, объединила их с той женщиной, стоявшей у стойки.
Мужчина, посмотрев на супругов из-под лобья, потер нос, выхватил бумаги из трясущийся рук его жены — Светы.
Кинув бумаги на стойку, охранник усмехнулся:
— Паш, — обратился он куда-то за спину супругам, — в триста вторую пришли. Есть бумажки.
Из-за угла выглянул тощий мужчина в грязном халате. Его морщинистое лицо казалось серым и неживым. Он скользнул взглядом по Сергею и Свете, задержавшись на них лишь на мгновение, после чего уставился на бумаги.
— Это ваши? — спросил он хриплым голосом, не глядя на них.
Света кивнула, не в силах произнести ни слова.
— Тогда за мной.
Парень в халате, которого, видимо, звали Пашей, развернулся и пошёл по коридору. Сергей и Света переглянулись и, пересилив страх, последовали за ним. Охранник за их спинами хмыкнул и сел на стул, наблюдая за ними с нескрываемым презрением.
Пока они шли, коридор становился всё более мрачным и запущенным. На стенах виднелись трещины, краска осыпалась, обнажая голый бетон. Запах был тошнотворным — смесь сырости, хлорки и чего-то гниющего.
Паша остановился перед дверью без номера и, не глядя на них, открыл ее.
— Он здесь.
Сергей почувствовал, как у него похолодели руки. Они наконец-то добрались до сына. Но почему-то его это совсем не радовало. Света сделала шаг вперёд, готовая войти, но замерла, повернувшись к Сергею. В её глазах был немой вопрос.
Сергей подошёл к ней, взял за руку и кивнул. Вместе они вошли в палату.
Стоило скрипящий двери открыться, мальчик резко дернулся, но остался сидеть на месте, сложив руки на колени. Сына они узнали сразу, хоть и не видели его порядка четырех лет.
В отличие от остальных помещений данная палата выглядела относительно новой: бежевы, казалось, недавно окрашенные стены, неновые пластиковые окна и двери и даже кондиционер, которого мужчина не видел и в кабинете глав врача.
Многочисленные койки и постельное белье выглядели совсем новыми. По крайней мере те, что пустовали.
В палате находилось порядка сорока кроватей. Половина из них была занята детьми и их родственниками.
Сын, сидел на одной из них, забившись в самый угол. Он выглядел хрупким, худощавым,потерянным, сгорбленным ребёнком с неестественно сложенными на коленях руками. Он не двигался, не произносил ни слова, его взгляд был устремлён в одну точку, как будто он старался раствориться в стене.
Павел, подошёл к мальчишке первым и, едва коснувшись его волос, как бы невзначай взъерошил волосы.
Затем, бросив на них мимолетный взгляд, пробормотал:
— Теперь ваш. Счастливо оставаться.
И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл.
— Илья, — прошептала Света, — это мы. Мама и папа.
Мальчик вздрогнул, но не ответил. Он продолжал смотреть в пустоту. Сергей подошёл ближе, присел рядом с сыном, пытаясь понять, что с ним случилось, но видел лишь непроницаемую маску. Окинув взглядом палату, он поразился увиденному больше, чем общей обстановке заброшенного комплекса.