Я сидела рядом с ним в такси. С самым красивым мужчиной в моей жизни. Никогда еще не была настолько счастлива — безгранично, безрассудно. Сердце билось о ребра, словно раненая птица, а дух захватывало от любви и от того, что я натворила.
Сбежала из дома. От этих религиозных фанатиков, которые держали меня взаперти, считая своей собственностью. Отбирали заработанные деньги, отнимали телефон. Но я купила новый втайне — отложила и купила. С него зарегистрировалась на сайте знакомств.
Абдул написал первым. После него я уже ни с кем не хотела общаться. Увидела его фото — замерло сердце. Черноволосый, смуглый, кареглазый. Меня не смутило, что он араб. Наоборот, это подхлестывало, вызывало дрожь предвкушения. Особенно когда он писал нежные словечки на арабском, а я переводила их и краснела.
Влюбилась почти мгновенно. За пару дней попала в этот сладкий капкан с головой, с каким-то безумием, дикостью чувств.
Когда он сделал предложение, я согласилась не раздумывая. Мы продумали план побега, он отправил деньги. Я должна была прилететь к нему в Эмираты, где он встретит меня и привезет в свой сказочный дом на берегу Индийского океана. Из нищеты — в невесты миллионера.
Я никому ничего не рассказывала, даже лучшей подруге. Это была моя тайна. "Никому и ни за что", — сказал Абдул. "Никто не должен знать".
Сбежала прямо с уроков — автобус до центра, потом поезд. Через сутки была в столице. Мне казалось, что меня уже ищут, преследуют, что родители подняли всех на уши. Но я знала — восемнадцатилетнюю меня никто не станет искать сразу. Трое суток вроде дают.
Почему восемнадцать и школа? Меня отдали в первый класс с семи с половиной лет — так решила мать, чтобы я помогала ей с младшими детьми.
Я посмотрела на руки Абдула и положила свою ладонь на его смуглые пальцы. Он сжал мое запястье, и по телу разлился жар.
В аэропорту он оказался намного лучше фотографий. Черная рубашка, дорогие рваные джинсы, белозубая усмешка.
— Красавица, Злата... какая же красавица.
Родители назвали меня этим именем за волосы — с рождения они были чисто золотого цвета. Не рыжие, не льняные, а именно золото. Лично мне имя не нравилось. Как и волосы, которые вечно хотелось обрезать. Они густые, огромные и если расчесаться то вокруг лица будет кудрявое золотое облако.
Такси мчалось по красивым улицам, пока не остановилось у отеля. Невысокое здание, явно не пятизвездочное. Первая тревожная нотка — почему не роскошный отель? Но Абдул улыбнулся так обворожительно, объясняя что-то про конспирацию, что я тут же забыла о сомнениях.
Мы зарегистрировались на ресепшене — он назвал другое имя и показал свой паспорт. Я украдкой заглянула, но на арабском ничего не поняла. Наверное, действительно конспирация, чтобы нас не нашли.
Поднялись в номер. Как же я мечтала оказаться с ним наедине. Чтобы он сжал меня сильными руками, прижался губами к моим губам... Потом мы упадем на постель, и он станет моим первым.
Номер был недорогим, но мне было все равно. Я потянулась к Абдулу, он усмехнулся и щелкнул меня по носу.
— Моя нетерпеливая девочка хочет, чтоб я сделал с ней все, что обещал?
Лицо вспыхнуло.
— Сделаю. Сходи в душ, я спущусь в ресторан, возьму нам перекусить.
Я кивнула и с радостью пошла в ванную.
***
Я мылась под горячей водой и пела дурацкие песни, капли стекали по спине, попадали в рот. Меня трясло от предвкушения. Сегодня я впервые познаю мужчину, сегодня мой Абдул сделает меня своей... О Боже, это будет волшебно. Он не причинит боли — он же такой нежный.
Обмоталась полотенцем, вышла из ванной и замерла.
В номере стояло четверо мужчин в черных костюмах. Мой мир рухнул в одно мгновение.
— Вы ошиблись номером. — сказала я на ломаном английском.
— Переодевайся и пойдешь с нами. Только попробуй завизжать — трусы в глотку затолкаю, поняла? — один из них говорил по-русски с акцентом.
— Где Абдул? Что вы с ним сделали?
— Рот закрыла, шармута. Оделась и тихо пошла с нами. — у него были страшные глаза, чуть навыкате, черные. Лицо темное, лоснящееся от пота.
— Куда?
— Куда надо. Одевайся.
— Я никуда не пойду.
Самый низкий схватил меня, нагнул за затылок. Полотенце соскользнуло.
— Сука. Я сказал одеваться. Иначе сейчас мне ботинки лизать будешь, а парни тебя во все дыры отымеют. Поняла?
Кто-то с ухмылкой сказал что-то по-арабски, и они рассмеялись.
— Абдул вернется и заплатит вам... он...
— Рот закрыла.
Меня толкнули, и я голая упала на ковер, судорожно схватилась за полотенце.
— Я сам тебя одену.
Я быстро начала одеваться, прикрываясь полотенцем. С волос текла вода, руки дрожали. Стараюсь, но пуговицы не застегиваются от страха.
Внезапно заходит Абдул. Я радостно хочу кинуться к нему, но меня хватают за волосы, а он... он пожимает руку одному из них. Второй дает ему конверт.
Нас согнали в роскошную комнату, обитую бархатом с золотом. По одной засовывали в ванную, приказывали мыться, сушить волосы и выходить голыми.
Никто не смел ослушаться — самый главный стоял с ножом. Не направлял его на нас, но никто не хотел испытать, что будет при отказе. Нас было восемь. Когда очередь дошла до меня, я судорожно вдохнула и вошла в ванную.
— Десять минут. Через десять минут к тебе войдут и помогут.
Я не хотела их помощи. Уже слышала и видела, что это такое. Вторую девушку, которая заперлась изнутри и долго не выходила, очень жестко мыли наши надзиратели. Они выломали дверь и вошли вдвоем. Не знаю, что с ней делали, но она дико кричала и плакала. После этого все мылись быстро — я тоже.
Вымыла тело душистым мылом, голову шикарным шампунем. Мельком взглянула в зеркало — глаза испуганные, вся бледная до синевы. Промокнулась полотенцем и вышла наружу. Полотенце тут же содрали, по телу пошли мурашки, затвердели соски. От стыда пылало лицо.
— Эту и эту в сторону.
От ужаса замерло сердце. Почему нас в сторону? Нас убьют? Мы не подходим?
Они осматривали девушек как скот. Проверяли зубы, ощупывали грудь, живот, смотрели подмышки, раздвигали мерзкими пальцами половые губы. Это было невыносимо унизительно. Такого я еще не испытывала.
— Ты девственница?
Киваю, закусывая губу. Он отмечает что-то в блокноте.
— Сколько лет?
— Восемнадцать.
— Болезни есть?
— Нет.
— Месячные регулярные?
— Да.
Заставил открыть рот, потрогал зубы, я показала язык. Потом помял груди и ущипнул за соски. Сказал что-то на своем языке, все заржали. Потом раздвинул половые губы и потрогал пальцами. Меня передернуло от отвращения, затошнило.
— Встала направо.
Нас в стороне оказалось двое — я и другая девушка, не та, что была вначале. Судорожно выдохнув, я обняла себя руками. Остальных увели. Нам выдали одежду — прозрачные шаровары и блестящие ожерелья, едва прикрывающие грудь.
— Наташки, танцевать будете и улыбаться, поняли?
Мы кивнули. Они ушли, заперев нас в каюте.
— Меня Света зовут, — сказала моя подруга по несчастью.
— Я Злата.
— Случайно попала?
— Да...
— А я намеренно. — В ее голосе не было ни капли сожаления. — Нищета достала. Денег хочу, много. Одежду красивую, хорошую еду. Специально никому не давала. Девственницы дорого ценятся у них. Высший сорт. Значит, продадут богатеньким. Купит тебя какой-то миллионер — в роскоши будешь купаться.
— Я домой хочу... Мне не нужна роскошь.
— Ну и дура. — Она пожала плечами и отвернулась. — А что дома? Учеба в универе, и то если поступлю на бюджет. Потом работа за гроши. Муж какой-то алкаш или нищеброд, дети вечно сопливые.
Я молчала. Мне нечего было сказать. Я бы променяла этот кошмар на свой шумный дом, на мамины руки, на смех сестер и даже на суровость отца. Правы они были...
— Сейчас аукцион будет. — Света заговорила деловито, словно объясняла правила игры. — Улыбайся, танцуй, двигайся. Заманивай. Чтоб выбрал самый лучший и ставки росли.
— А что, если никто не выберет?
— В бордель отправят. Будешь затраты отрабатывать. По двадцать мужиков в день через себя пропускать.
Стало тошно. Голодный желудок взметнулся к горлу, перехватило дыхание.
За дверью послышались голоса. За нами пришли. Повели по темным коридорам, втолкнули в какую-то дверь. Внутри полумрак, костюмы, пудреницы, палетки, помады.
Света тут же принялась краситься. Я не притронулась ни к чему. Потом ее увели. Я осталась одна. Захотелось реветь, просто орать от боли и обиды, от этой безысходности. Абдул, ублюдок. Какой же ублюдок. Он заманил меня. Все было ложью. Меня провели как последнюю дуру.
— Пошли. Чтоб старалась. Поняла? Иначе забью до смерти, и взгляд свой упрямый спрячь.
Я танцевала вяло, просто двигалась. Но то, что на меня смотрели, я чувствовала кожей. До меня доносился голос ведущего.
— Номер пять ведет. Сто тысяч раз, сто тысяч два... О, номер семь. Новая ставка. Сто двадцать раз, сто двадцать... номер пять перехватил... ох ты ж. Пятьсот тысяч раз, пятьсот тысяч два, пятьсот тысяч три. Продана.
В голове это слово отбивалось пульсацией. "Продана, продана, продана..."
Меня увели со сцены, переодели в платье, красивые туфли, расчесали волосы.
Тот, что всегда разговаривал с нами, ходил довольный. Схватил меня за подбородок.
— Самородок ты, Наташка. Молодец.
— Я Злата.
— О да, ты Злата. Самая настоящая. Не наделай глупостей. Тебя шейх купил.
Шейх. Слово отозвалось эхом в голове. Какой-то араб. Богатый. Купил меня как вещь. Как украшение для своего дома.
Меня повели дальше по коридорам. Запах дорогих духов, кожи, денег — все здесь пропитано властью и богатством. Дверь распахнулась — каюта-кабинет, роскошный до неприличия. Золото, мрамор, персидские ковры. За массивным столом сидел мужчина лет сорока. Смуглый, с аккуратной бородкой, в дорогом костюме. Глаза темные, внимательные. Рядом стояла европейка — блондинка с короткой стрижкой. Симпатичная.
— Вот она, — сказал мой конвоир. — Злата. Восемнадцать лет. Девственница. Здоровая.
Мужчина за столом встал. Высокий, статный. Подошел медленно, неторопливо. Я стояла, опустив глаза. Сердце билось так сильно, что казалось, его слышно всем в комнате.
— Подними голову.
Голос обманчиво мягкий, с легким акцентом. Я подняла глаза. Он смотрел внимательно, изучал каждую черточку лица. Потом обошел вокруг. Я чувствовала этот взгляд на спине, на волосах, на фигуре.
— Красивая, — произнес он наконец. — Очень красивая. Имя тебе подходит. Злата. Золотая.
Он что-то сказал на арабском моему конвоиру. Тот кивнул и вышел. Женщина осталась.
— Меня зовут Ибрагим, — сказал он, садясь за стол. — Я советник и друг шейха Асада. А это Элен, она будет твоей... наставницей.
Указал на кресло напротив. Я села, сжав руки в замок.
— Ты боишься?
Я молчала. Конечно боюсь. До дрожи в коленках, до холодного пота.
— Это нормально, — сказал он спокойно. — Как тебя сюда привели?
— Обманули, — выдавила я.
— Понятно. Работу предложили? Или любовь?
Я не хотела рассказывать об Абдуле и просто кивнула.
— Классика, — усмехнулся он. — Каждый год сотни девочек ведутся на эту удочку. Откуда ты?
— Из России.
— Город?
— Воронеж.
— Семья есть?
— Есть.
— Ищут тебя?
— Не знаю.
Он налил себе воды из графина, сделал глоток. В его движениях была неторопливая уверенность хищника, который знает — добыча никуда не денется.
— Слушай внимательно, сука. — Голос Ибрагима стал холодным как лед, но лицо сохранило вежливое выражение. — Ты теперь собственность шейха Асада. Он заплатил за тебя большие деньги. Ты — вещь. Игрушка для его развлечений. Будешь жить в его доме в Эмиратах. У тебя будет комната, одежда, еда. Все, что он сочтет нужным дать.
Контраст между спокойным тоном и чудовищными словами парализовал.
— Взамен ты будешь выполнять желания хозяина. Любые. Без вопросов, без возражений. Когда скажет лаять — будешь лаять. Когда скажет ползать — будешь ползать. Когда захочет трахнуть — раздвинешь ноги и будешь благодарить. Понятно, шлюха?
Я сглотнула. Горло пересохло. Слезы жгли глаза.
— А если я откажусь?
Он засмеялся. Смех злой, презрительный.
— Откажешься? — резко ударил ладонью по столу. — Ты ничтожество. Ты никто. У тебя нет права отказываться.
Встал, подошел вплотную. Схватил за волосы, дернул назад. Больно.
— Видишь ли, дрянь, у шейха есть люди в России. Найти твою семью — минутное дело. Адрес, работа, школа твоих сестренок. Все известно.
Кровь застыла в жилах. Он знает про семью. Про сестер.
— Ты же не хочешь, чтобы они сдохли в канаве?
— Нет, — прошептала я.
— То-то же, сука. Кстати, о сестрах. Младшей сколько лет?
— Пятнадцать.
— А-а-а, — протянул он с усмешкой. — Пятнадцать. Самый сок. И наверное хорошенькая, раз ты такая красивая получилась.
Я не ответила. Он дернул за волосы сильнее.
— Я спрашиваю, тварь.
— Да... красивая.
— Вот и славно. Запомни накрепко, мразь. Одно неповиновение — и шейх прикажет привезти ее сюда. Молоденьких здесь берут нарасхват.
Слезы потекли по щекам. Я зажала рот ладонью, чтобы не зарыдать в голос. Сестренка. Моя маленькая Ленка. Я не хочу ей такой участи.
— Плачешь, дрянь? — он отпустил волосы и отошел. — Хорошо. Слезы тебе пригодятся. Шейх Асад любит, когда его игрушки плачут.
Сел обратно за стол, налил воды. Как будто ничего не произошло.
— Если будешь послушной шлюхой, с семьей ничего не случится. Шейх даже будет переводить им деньги. Тысячу долларов в месяц. За твои услуги.
Тысяча долларов. Большие деньги для моей семьи. Цена моего тела и души.
— Видишь, как просто. Ты служишь шейху, семья получает деньги и остается живой. Всем хорошо.
Он встал, подошел к окну. За стеклом море.
— Шейха зовут Асад, — сказал он, не оборачиваясь. — Обращаться к нему только "мой господин" или "хозяин". Никаких имен. Завтра утром полетишь в свой новый дом на частном самолете. Персонал объяснит остальные правила. Их много, и за нарушение любого — наказание.
Я ничего не ответила. Как она может радоваться? Мы же рабыни теперь. Вещи. Как в наше время такое может происходить. Рабство. Из свободного человека ты вдруг становишься чьей-то собственностью.
Нас ждала быстроходная лодка. Белая, дорогая, с мощными моторами. Сели все вместе — я, Света, Элен и два охранника.
Лодка помчалась по морю на большой скорости. Ветер хлестал по лицу, волосы развевались. Света смеялась, подставляла лицо брызгам.
— Круто. Как в фильме. — кричала она мне через шум мотора.
Я молчала. Смотрела как удаляется корабль.
Через полчаса показался берег.
— Вау. --- присвистнула Света. — Вот это размах. А ты что кислая такая, Златка? Радоваться надо.
— Чему радоваться? — прошипела я. — Нас продали как скот.
— Ну и что? Зато теперь мы будем жить как принцессы.
Она нисколько не переживала. Наоборот, была в восторге. Как будто на курорт едет, а не в рабство.
Отель оказался шикарным небоскребом с балконами аквариумами-бассейнами. Зеркальными окнами. Нас встретил администратор в синем костюме с позолотой. Его улыбка растянулась до ушей.
— Ахмед, покажи девочкам номера. — сказала Элен.
Нас повели по коридорам. Отель внутри роскошный как дворец. Мрамор, золото, дорогие картины на стенах.
— А мы вместе будем? — спросила Света.
— Да, — ответила Элен. — Вас обеих купил шейх Асад.
Я посмотрела на Свету. Она улыбнулась довольно.
— Вот и хорошо. Веселее будет.
Мне стало не по себе. Света явно считала это игрой. А что если она попытается понравиться хозяину больше чем я? Что если станет любимицей? Что будет со мной? Я все еще помнила как Света сказала, что могут отправить в бордель. А еще ужасное обращение того мужчины на корабле. Ибрагима. Хорошо что его нет здесь. Он говорил про мою семью, про Лену. Пусть лучше я, чем моя сестра.
Нас поселили в соседние номера. Света сразу принялась изучать свой гардероб, примерять платья.
— Смотри какая красота. — заглянула ко мне, держа в руках прозрачное платье с камнями. — Наверное для танцев. Будем развлекать шейха.
— Ты серьезно этому радуешься?
— А чему тут грустить? Мне двадцать лет, я красивая, попала к богатому мужику. Буду стараться ему нравиться, авось в любимицы выйду.
Света пожала плечами.
— А ты как хочешь. Можешь дуться и страдать. Только помни — хозяин один, а нас двое. Кто больше понравится, та и будет жить лучше.
Она ушла к себе. Я поняла — Света не подруга мне. Она соперница. И очень опасная.
Она постоянно что-то планировала, репетировала походку, изучала восточные танцы по видео в планшете.
— Надо быть готовой произвести впечатление, — говорила она. — Первое впечатление самое важное.
Я молчала. Не хотела соревноваться за внимание хозяина. Но понимала — придется. Иначе Света затмит меня полностью.
Завтра новая жизнь. Жизнь рабыни богатого арабского шейха. Жизнь игрушки в золотой клетке.
В голове крутились картинки сегодняшнего дня. Аукцион. Этот осмотр как скотины. Руки мерзкие на моем теле. Голос ведущего. Продана.
Как я хочу быть сейчас дома. В своей маленькой комнатке, которую делила с Ленкой. Слышать ее тихое сопение во сне. Мамин голос из кухни. Папино ворчание на телевизор.
А они даже не знают где я. Что я. Живая ли вообще.
В животе заурчало. Не ела со вчерашнего дня. На столике стояла ваза с фруктами. Взяла яблоко, надкусила. Сладкое, сочное. Но глотать не хотелось. Тошнота подкатывала к горлу.
Зазвонил телефон в номере. Подняла трубку.
— Злата? Это Элен. Как дела?
— Нормально.
— Поела?
— Нет.
— Нужно поесть. Завтра долгий перелет. Закажи что-нибудь из меню. Или спустись в ресторан.
— Не хочется.
— Понимаю. Но надо. Асад не любит слабых девочек. Ему нравятся здоровые, красивые женщины. А больная ты ему не нужна.
Положила трубку. Взяла меню. Все на английском и арабском. Ничего не понятно. Набрала номер ресепшн.
— Можно заказать что-нибудь поесть?
— Конечно. Что желаете?
— Не знаю. Что-нибудь простое.
Принесли куриный суп и салат. Ела через силу. Каждая ложка давалась с трудом. Но доела. Элен права. Надо быть сильной. Выжить любой ценой.
Пошла в ванную. Включила воду в джакузи. Горячая вода успокаивала. Закрыла глаза, попыталась ни о чем не думать. Но мысли лезли сами вызывая легкие приступы панической тошноты.
Эмираты. Никогда там не была. Видела только в фильмах. Небоскребы, пустыня, богатство немыслимое. И там мой новый дом. Дом хозяина.
Хозяина. Я теперь чья-то вещь. Собственность. Тот подонок Ибрагим сказал, что за меня много заплатили. Дорогая игрушка. Что он будет со мной делать? Когда это случится в первый раз?
Частный самолет оказался роскошнее, чем я могла себе представить в самых диких фантазиях. Белая кожа кресел, золотые детали, тишина дорогих механизмов. Но вся эта красота не могла скрыть главного — я была в клетке. Пусть золотой, пусть летящей в облаках, но клетке.
Боже мой, что самое страшное? В этот момент осознаешь, насколько ценными были самые обычные вещи в твоей жизни. Насколько искренней была любовь родителей — пусть и несовершенных, — которые оберегали от внешнего мира. А еще сильнее бьет по мозгам осознание того, какая же ты идиотка. Какая кретинка. Как могла поверить незнакомцу из интернета?
Света устроилась в кресле напротив и с восторгом крутила головой, рассматривая интерьер. На ее лице играла улыбка предвкушения, словно мы летели не к хозяину-рабовладельцу, а на медовый месяц. Меня от этой улыбки просто выворачивало наизнанку.
— Златка, ты только посмотри. — щебетала она, поглаживая подлокотник кресла. — Настоящая кожа. А эти бокалы. Хрусталь, наверное. Мы же теперь VIP-персоны.
VIP-товар, хотелось поправить, но я промолчала. Зачем портить ей радость? Пусть живет в своих иллюзиях до тех пор, пока реальность не ударит по лицу железной рукавицей. Стрекоза... а зима уже у порога. Только я тоже, увы, не муравей.
Элен сидела через проход, изучая какие-то документы. Время от времени поднимала глаза и оценивающе смотрела на нас. Особенно на меня. В ее взгляде читалась жалость, смешанная с профессиональным любопытством. Интересно, сколько таких, как я, прошло через ее руки? Сколько жизней она помогла сломать?
— Элен, — позвала я дрожащим голосом. — Расскажите нам про... про него. Про шейха.
Женщина отложила бумаги и внимательно посмотрела на меня. В ее глазах мелькнула тень.
— Что именно хочешь знать?
— Все. Какой он? Жестокий? Старый? Страшный?
Света оживилась и придвинулась ближе. Даже ей было любопытно, какая судьба нас ждет.
Элен помолчала, словно взвешивая, сколько правды можно нам открыть.
— Шейху Асаду ан-Нахару тридцать два года, — начала она медленно. — Он красив, умен и абсолютно беспощаден. Управляет одним из самых влиятельных кланов и контролирует значительную часть торговых путей через пустыню.
— А жены у него есть? — спросила Света, в ее голосе послышались нотки ревности.
— Есть. Официальная жена — Самира бинт Фаисал, мать его сына. Плюс гарем из шести наложниц.
Гарем. Слово упало в салон самолета как бомба. Я почувствовала, как сердце провалилось куда-то в пятки. Значит, мы будем не единственными. Нас ждет жизнь среди других женщин, таких же пленниц, как и мы. Конкуренция. Борьба за внимание. Интриги.
— И мы будем... седьмой и восьмой? — уточнила я, едва сдерживая панику.
— Нет. Вы замените двух, которые... не оправдали ожиданий.
Что значит "не оправдали"? Куда девались предыдущие? Вопросы жгли язык, но я не решилась их задать. Кое-что лучше не знать заранее. Но я даже не догадывалась, что именно с ними произошло... Узнаю потом, когда станет поздно о чем-то сожалеть.
— А какие они, эти наложницы? — полюбопытствовала Света, и в ее тоне я услышала нездоровый интерес.
Элен снова помедлила с ответом.
— Разные. Самира — первая жена, неприкосновенная. У нее есть сын, семилетний Халид, наследник. Амира — была фавориткой последние два года. Красивая, но... капризная. Шахина — тихая, покорная, из Ирана. Умеет лечить травами. Нурия — совсем юная, шестнадцать лет, недавнее приобретение. Джанет — досталась шейху от отца, знает много секретов. И Мара... — Элен запнулась. — Мара особенная. Она советница при гареме.
— Советница? — не поняла я, но уже предчувствовала что-то ужасное.
— Она следит за порядком, разрешает конфликты. Назира организует наказания. Мара старше всех, и она уже давно не посещает покои шейха.
Звучало зловеще. Я представила этих женщин — своих будущих соперниц, подруг или врагов. Пока непонятно, кем они для меня станут. Но интуиция подсказывала — ничего хорошего меня не ждет.
— А что мы должны будем делать? — спросила я, и голос предательски дрогнул.
— Быть красивыми. Быть послушными. Развлекать хозяина, когда он того захочет. Рожать ему детей, если повезет. — Элен говорила сухо, деловито, словно зачитывала прайс-лист услуг.
— А если не захотим? — вырвалось у меня.
Элен посмотрела на меня долгим взглядом. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
— Тогда будет очень плохо. Шейх Асад не привык к отказам. И методы принуждения у него... весьма эффективные.
Света вдруг засмеялась — звонко, почти истерично.
— Да ладно тебе, Златка. Ну что ты все боишься? Мы же попали в сказку. Дворцы, богатство, красивый мужчина. Да еще и молодой. А ты все ноешь.
Я посмотрела на нее с изумлением. Неужели она действительно не понимает? Или просто старается не думать о реальности?
— Света, мы рабыни. Нас купили. Мы теперь собственность.
— Дорогая собственность. — парировала она с горящими глазами. — За нас полмиллиона заплатили. Это же невероятный комплимент.
Я не спала всю ночь. Лежала на шелковых простынях, слушала, как за окном шумит ветер в пальмах, и думала о завтрашнем дне. О встрече с человеком, который купил меня как вещь. Как игрушку для своих извращенных развлечений.
За эти несколько дней — с момента аукциона до прилета сюда — я успела понять многое. О том, что свобода, которую я считала само собой разумеющейся, оказалась иллюзией. О том, что мир гораздо жестче, чем я думала. И о том, что единственное, на что я могу рассчитывать в этом месте — это собственная сила воли.
Утром меня разбудили служанки. Молчаливые девушки в белых одеждах, которые появились в моей комнате, как призраки из потустороннего мира. Они не говорили — только жестами показывали, что мне нужно делать. Одна принесла завтрак на золотом подносе, другая подготовила ванну, третья выложила одежду.
Завтрак я почти не тронула. Желудок сжимался от нервов в болезненный узел. Но в ванну погрузилась с отчаянным удовольствием — вода была теплой, ароматизированной маслами жасмина и розы. Служанки мыли мои волосы каким-то волшебным травяным составом, от которого они стали шелковистыми и блестящими. Кожу натирали скрабом из измельченного жемчуга и меда.
Готовили меня, как жертву для ритуального жертвоприношения.
Потом началось облачение. Платье из тончайшего шелка цвета слоновой кости, почти прозрачного. Оно облегало фигуру, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб моего тела. Поверх — тонкая накидка из серебристой ткани, расшитой мелким жемчугом. На шею надели ожерелье из крупных изумрудов, в уши — серьги-капли того же драгоценного камня.
Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Передо мной стояла восточная красавица, созданная для гарема. Волосы уложены в сложную прическу, глаза подведены черной подводкой, губы накрашены кроваво-алой помадой. Я была прекрасна и чувствовала себя абсолютно чужой.
— Готова? — спросила Элен, появившись в дверях как вестник судьбы.
Я кивнула, не доверяя голосу.
— Помни главное: не смотри ему в глаза, пока он не разрешит. Отвечай только на прямые вопросы. И не делай резких движений.
— Он что, дикий зверь?
— Хуже. Он мужчина, привыкший к абсолютной власти.
Мы шли по коридорам дворца. Навстречу попадались слуги, которые низко кланялись Элен и с нездоровым любопытством поглядывали на меня. Я была новинкой, свежим развлечением для господина.
Мы остановились перед массивными дверями из темного дерева, украшенными зловещими резными узорами. Охранники в белых одеждах стояли по обеим сторонам, неподвижные как каменные статуи.
— Заходи, — сказала Элен роковым голосом. — Я буду ждать здесь.
Двери беззвучно открылись. Я сделала глубокий вдох и переступила порог в свою новую жизнь.
Кабинет поражал невероятной роскошью. Высокие потолки, колонны из черного мрамора, ковры ручной работы. Стены украшали картины и оружие — кинжалы, сабли, древние щиты. У окна стоял массивный стол из красного дерева, на котором лежали планшеты, документы и несколько дорогих телефонов.
А за столом сидел он.
Шейх Асад ан-Нахар.
Дыхание перехватило так, что я чуть не задохнулась. Боже мой, каким же он был невероятно красивым. Не просто красивым — божественным. Словно дьявол во плоти, словно какое-то адское божество. Порочное, как смертный грех, и прекрасное, как падший ангел. От его красоты слепило глаза и мурашками покрывалось все тело.
Первое, что поразило меня до глубины души — он был молод. Тридцать два года, как говорила Элен, но выглядел еще моложе. Черные волосы — коротко и аккуратно пострижены.
Лицо... О Боже, это лицо можно было изучать часами, как бесценное произведение искусства. Точеные скулы, прямой нос с аристократической горбинкой, придающей благородство профилю. Губы чувственные, полные, но твердые — рот человека, привыкшего отдавать приказы и никогда не объяснять их дважды. Подбородок волевой, с едва заметной ямочкой. И кожа — смуглая, словно золотистая, гладкая, без единого изъяна.
Но глаза... Глаза были настоящим откровением. Черные, как бездонная ночь пустыни, обрамленные густыми ресницами. В них плескался дикий огонь — опасный, гипнотический, завораживающий. Это были глаза хищника, но хищника утонченного, интеллектуального, развратного. Глаза, которые видели насквозь, читали мысли, оценивали и выносили беспощадный приговор.
Фигура... Даже сидя он производил впечатление невероятной силы. Широкие плечи под белоснежной рубашкой, мускулистая грудь, длинные пальцы с безупречным маникюром. На запястье поблескивали дорогие часы, на безымянном пальце — печатка с родовым гербом. Каждое движение было точным, исполненным врожденной грации.
Но больше всего поражала аура абсолютной власти, которая его окружала, как невидимый плащ. Он сидел за столом расслабленно, небрежно откинувшись в кресле, но от него исходила такая концентрированная сила, что воздух в комнате, казалось, сгустился. Это была власть абсолютная, не терпящая возражений, власть человека, родившегося повелевать.
Несколько мучительных секунд он изучал меня молча. Взгляд скользил по лицу, по фигуре, оценивая свою дорогую покупку. Я стояла неподвижно, опустив глаза, как учила Элен, но чувствовала этот взгляд физически.
— Подойди ближе, — приказал он.
Элен ждала в коридоре. По ее напряженному лицу, по тому, как она нервно сжимала руки, я поняла — она боялась за меня. Панически боялась.
— Как прошло? — спросила она дрожащим, надломленным голосом.
— Не знаю. — честно ответила я. Голос мой звучал абсолютно чужим, хриплым, словно меня душили. — Он сказал... через неделю или... или возьмет меня, или снимет кожу с моей спины. Он настоящее чудовище. Садист.
Лицо Элен побледнело до мертвенной синевы.
— Боже мой. — прошептала она, как молитву отчаяния. — Неделя... Он дает тебе всего неделю.
— На что? — хотя я уже знала ужасающий ответ.
— На то, чтобы стать его наложницей. — Элен схватила меня за руки, и я почувствовала, как они дрожат мелкой дрожью. — Злата, ты понимаешь, что это значит?
Сердце провалилось в бездонную пропасть. Конечно, я понимала. Через неделю этот прекрасный и страшный мужчина заберет мою девственность. Сделает меня своей. Полностью и навсегда. А если я не соглашусь — меня изобьют до полусмерти.
— А если я не буду готова?
— Тогда он возьмет тебя неготовой. — ответила Элен, и в ее голосе звучал животный ужас. — Асад не привык ждать. И не привык быть нежным с теми, кто его разочаровал. И, да, он не пошутил насчет спины. Он наказывает очень жестоко. Насколько щедр, настолько же и беспощадно нетерпим.
Мы шли по коридорам, и с каждым шагом реальность становилась все более кошмарно осязаемой. Элен говорила, но ее голос доносился словно сквозь удушающий туман.
— Слушай меня очень внимательно, Злата. У тебя есть неделя, чтобы подготовиться. Завтра начнутся уроки — ты узнаешь, как нужно двигаться, чтобы свести мужчину с ума. Как касаться, чтобы он забыл обо всем на свете. Как стонать так, чтобы он терял всякий контроль.
Я почувствовала, как щеки заливаются пламенем стыда. Стыд, ужас и что-то еще — что-то темное и неопределенное — боролись в моей груди, разрывая ее на части.
— Ты будешь учиться танцам, которые возбуждают мужчин до безумия. Искусству доставлять удовольствие языком, руками, всем телом. — продолжала Элен безжалостно. — Асад не любит неумех в постели. Он хочет, чтобы женщина знала, что делать.
Я чувствовала, как подкашиваются ноги. Элен подхватила меня под руку.
— Но ты умная девочка. — продолжила она уже мягче. — Ты поймешь, что сопротивляться абсолютно бессмысленно. И тогда... тогда ты откроешь для себя удовольствие, о котором даже не подозревала.
— О чем вы говорите? — выдохнула я.
— О том, что Асад умеет доставлять женщинам невероятное наслаждение. Когда он захочет. — Глаза Элен стали мечтательными, словно она вспоминала что-то сокровенно личное. — Он знает женское тело лучше, чем сами женщины. Ты будешь приходить к нему, когда он позовет. Днем, ночью — не важно. Будешь раздеваться, когда он прикажет. Станешь на колени, если он велит. И будешь благодарить его за каждое прикосновение.
Мы подошли к покоям гарема. Элен остановилась у входа.
— Помни главное, Злата. — сказала она на прощание, и в ее голосе звучало что-то похожее на материнскую нежность. — Асад не привык быть нежным с теми, кто его разочаровал. У него очень специфические вкусы, и он не терпит посредственности. Не разочаровывай его. Твоя жизнь зависит от этого.
Когда я осталась одна в своей комнате, меня настигло отложенное потрясение. Я рухнула на кровать и впервые за все это время разрыдалась по-настоящему. Слезы лились бурным ручьем, я всхлипывала и дрожала, как напуганный ребенок. Мне было так страшно и противно. Я не о таком мечтала. Совсем не о таком.
Я думала о встрече, о его словах, о том ужасе, что меня ждет. Он был совершенно другим. Не старым развратником, не жестоким тираном. Он был умным, сильным мужчиной, привыкшим к абсолютной власти. Красивым до греховности. И это делало его еще опаснее.
Потому что такому мужчине можно не только подчиниться. Такого мужчину можно полюбить. А я не хотела любить. Я его ненавидела всей душой. И полюбить значило изменить самой себе. По всему телу пробежали крошечные мурашки, они коснулись своими ледяными лапками моих нервных окончаний, заставляя содрогнуться от панического ужаса.
Такие, как этот тиран, не умеют любить. А получают садистское удовольствие от боли.
Когда слезы иссякли, я подошла к окну. Внизу, в саду, сидели женщины гарема. Мои новые "сестры". Каждая из них когда-то была на моем месте. Каждая прошла через то, что предстоит пройти мне.
— Элен. — позвала я отчаянно, когда она проходила мимо моей двери. — А что случилось с теми, кто влюбился?
— Они забыли главное правило гарема. — ответила она с безграничной печалью. — Здесь нельзя любить никого, кроме хозяина. И то — только если он позволит.
— А если хозяин влюбится?
— Этого еще не случалось. — она покачала головой. — Асад не из тех мужчин, кто позволяет эмоциям управлять собой. Он управляет ими.
От этих слов мне стало еще страшнее. Я была обречена. Обречена на жизнь с человеком, который никогда не полюбит. Который видит во мне только красивую игрушку для своих извращенных удовольствий.
Но самое ужасное — я чувствовала, как что-то темное и предательское начинает просыпаться во мне. Что-то, что отзывалось на его красоту, на его власть. И это пугало меня больше всего.