Солнечный зайчик кружил на трюмо, чуть задержавшись на фарфоровой барыне-статуэтке, заскользил поверх солнечных бликов, просочившихся на стену сквозь ажурную занавеску, сполз ниже, почти коснувшись рук Лины, маленькой восьмилетней девочки, что, сидя на полу, раскрашивала экран разноцветными мелками.
Сосредоточенная и серьёзная, она совсем не обращала внимания на взбесившийся лучик, а он, пощекотав её руки, нырнул в лицо, ослепив на мгновение огненным светом, и снова прыгнул на стену.
Лина недовольно зажмурилась и украдкой скосила взгляд на окно, за которым слышалась плохо скрываемая возня, затем неожиданно вскочила и в два прыжка достигла занавески. Лучик дрогнул и взмыл вверх. За окном раздался визгливый смех и топот удаляющихся ног.
— Лина, детка! — на пороге комнаты возникла мама Марта. — Вот паразиты, все цветы мне потоптали под окном. Этим летом никакого спасу нет от местных хулиганов! — недовольно проворчала она.
Хулиганами Марта называла соседских детей, которые часто шумели у дома Альтман и нарушали покой семьи. Лина посмотрела на колышущуюся от ветра занавеску и вздохнула. Знала бы мама, как ей хотелось к детям.
— Пойдём на кухню, Чижик. Поможешь мне корзинку с пирожками отнести Потаповым. Помнишь, как в «Красной Шапочке»?
Лина кивнула и послушно засеменила за матерью.
— Вот возьми. — Марта поставила на стол небольшую плетёнку со свежей выпечкой, аккуратно прикрытую белоснежным полотенцем. — Хочешь пирожок?
— Хочу, — ответила Лина.
Марта выбрала самый румяный и, обернув его бумажной салфеткой, протянула ей.
— А что это у тебя с руками, дочка? — возмутилась она, отложив пирожок, и разглядывая испачканные мелками пальцы Лины. — А ну-ка быстро мыть руки!
— Ой, я сейчас. — Лина вприпрыжку побежала к умывальнику на кухне и быстро вернулась к матери.
Марта устремилась к видавшему виды шифоньеру, достала с полки небольшую шляпку с полями, перетянутую красной лентой, и водрузила её на белокурую головку Лины.
— Ну вот, чем не Красная Шапочка, — довольно улыбнулась она, сменив свой гнев на милость. — Теперь ступай, только осторожно, смотри под ноги да по сторонам. И скажи тёте Варе, что я приду позже.
Марта задержалась на кухне, собирая вторую поклажу. Этот год на даче Альтман выдался ягодным, и она аккуратно складывала в корзину ёмкости с малиной и земляникой.
И вот Лина побрела по тропинке на соседнюю дачу, жуя пирожок и на всякий случай оглядывая кусты. Вдруг там притаился злой волк или ещё какое неведомое существо?
Как вдруг, споткнувшись обо что-то твёрдое, полетела прямо в лужу, уронила корзинку, рассыпала пирожки, а шляпу будто ветром сорвало под громкий смех пацанов.
— Какая же ты неуклюжая, детка! — съехидничал кто-то, подражая голосу мамы Марты. Мальчишки, насмехаясь, обступили её со всех сторон.
— Попалась? – прошипел над ухом знакомый голос. Лина вскочила на ноги и открыто смотрела обидчику в лицо.
Пашка Потапов, самый противный и вредный пацан из всей компании, был главным недругом Лины и по досадной случайности внуком тёти Вари Потаповой. Корча злобную рожицу, он свысока взирал на Лину и притоптывал ногой.
Кто-то из мальчишек поднял корзинку с оставшейся выпечкой, и пирожки разошлись по рукам. Пашке, известному заводиле и драчуну, досталось аж целых два.
— Ладно, живи, — бросил он Лине с набитым ртом, и мальчишки скрылись в кустах можжевельника.
«Ох и влетит мне от мамы», — думала Лина, возвращаясь домой.
Она так и вошла на кухню: взволнованная, в измятом грязном платьице, с содранными коленками и с зажатой в руке потрёпанной шляпкой.
— Лина? — со смесью удивления и раздражения прошипела Марта. – Что произошло? Тебя обидели?
Лина в страхе замотала головой:
— Нет-нет, там была большая лужа, и я… я просто упала, пирожки рассыпались, а корзинка в грязь улетела… — Наконец она разрыдалась, ожидая гнева родительницы.
— Ты правду говоришь? Отвечай! — взревела Марта.
Лина молчала, размазывая солёную грязь по лицу.
— Недоразумение ты моё… Ох, чувствую, не обошлось тут без этих хулиганов.
— Они тут совсем ни при чём, я сама!
— Сама… знаю я это твоё «сама»!
Спустя полчаса мама Марта и Лина пришли на дачу Потаповых. Наспех была собрана новая корзинка с выпечкой, а тётя Варя, неизменная Мартина подруга-соседка, уже растапливала самовар сухими еловыми шишками и расставляла чашки на столе летней беседки. Пахло ароматными травами, дымком с хвоей и свежей булкой с изюмом.
Заплаканная Лина, уже умытая и переодетая в чистое платье, но совсем поникшая, молчала, уткнувшись глазами в пол.
— Линуся, дочка, ну что ты такая хмурая? — Тётя Варя притянула её к себе потной рукой.
В этот момент из общей массы детей, толкающихся рядом с беседкой, выскочил патлатый мальчуган, тот самый Пашка и, не дав Лине опомниться, потащил её в свою компанию.
— А красивая девка у вас растёт, точная копия Элы, — засмеялась тётя Варя. — Вон как мой Пашка оживился.
Утром Лина проснулась от тихого пения матери: та возилась на кухне, постукивая посудой и шаркая по полу домашними туфлями.
Лина неторопливо выползла из постели, натянула домашнее платье и спустилась вниз. Марта раскладывала огурцы по банкам, аккуратно выстраивая их рядком. На плите булькала кастрюля, прикрытая крышкой, из-под которой тянулся благоухающий пряностями пар.
— Проснулась, дочка? — Марта сухо улыбнулась. — Ну-ка сбегай в огород, нарви мне петрушку и укроп.
Лина поспешила во двор, столкнувшись в дверях с соседкой тётей Варей. Бросила ей «здрасти» и юркнула в дверную щель, но стоило только выскочить на крыльцо, как взгляд задержался на залитой солнцем клумбе.
На красном пышном цветке сидела пёстрая бабочка и плавно покачивала крылышками. Лина осторожно подкралась ближе и потянулась было к её шелковистым крылышкам, но тут же вздрогнула от громкого возгласа матери.
— Ай, да разява! Ну-ка поторопись! — прокричала та из окна.
Бабочка упорхнула, и Лина, вздохнув, направилась к грядкам, нарвала душистую зелень и быстро вернулась в дом.
— Любо-дорого посмотреть, — с порога слышался голос тёти Вари. — Огурчики как на подбор, один к одному! И как, Марта, у тебя так ладно всё получается? Видно, у немцев это в крови.
— Да при чём тут немцы? — засмеялась Марта. — Сноровка и долгие годы практики. Клади себе да клади, как можно плотнее.
Лина вошла на кухню и уселась за стол, невольно прислушиваясь к разговорам взрослых.
— А ты ничего не забыла, детка? — обернулась к Лине мать. — Ну-ка, умываться и чистить зубы!
— Ой… — Лина поплелась к умывальнику. Не слишком-то ей хотелось полоскаться в холодной воде, но ослушаться маму Марту она бы в жизни не посмела.
Как бы там ни было, а Лина была готова терпеть все эти временные неудобства, лишь бы подольше пожить на даче. Она с нетерпением ждала каждое лето и с удовольствием возвращалась в дачный посёлок, где их небольшое семейство дожидался добротный уютный дом и ухоженный фруктовый сад с огородом.
Марта Альтман – потомственная русская немка, вела довольно замкнутый образ жизни, сторонясь нежелательных связей и знакомств. Много лет она проработала учительницей в школе и во всём любила порядок. Она даже в отпуске не расслаблялась, поднималась с петухами и трудилась в огороде до полудня, а после короткого отдыха вновь находила себе дела.
Лину она воспитывала в строгости, искренне полагая, что «трудолюбие закладывается не природой, а воспитанием».
Умывшись, Лина уселась за стол, на котором уже стояла тарелка с дымящейся кашей, зачерпнула полную ложку и под строгим взглядом родительницы отправила её в рот.
Варвара Петровна сидела рядом, держа на блюдце чашку, и степенно отхлёбывала чай.
— Слышала новости? — Тётя Варя, сощурив глаза, подалась вперёд. — Соседи Кирюхины разводятся, имущество делят.
— Ох, Варя, — недовольно проворчала мама Марта. — У меня своих проблем хватает. Вон посмотри, что мальчишки мне учинили в огороде. Сегодня же пойду к председателю, на худой конец в милицию сообщу, совсем распоясались, хулиганы.
— Да ты что? — заохала тётя Варя. — И чего взялись шастать? Мёдом им тут намазано, что ли?
— И не говори, расстройство одно. А ты чего уши развесила? Ешь быстрее, — бросила Марта Лине. – Тебя в огороде грядки ждут.
В посёлке Марту недолюбливали. Всем был известен её тяжёлый несговорчивый характер. Марта ссорилась с председателем и частенько гоняла детей со спортивной площадки, которая, как назло, располагалась напротив окон особняка Альтман. Оттого-то и Лине перепадало от соседских детей. Подрастая, она сполна ощутила всю нелюбовь «местных хулиганов».
Редкое общение с детьми становилось для Лины чуть ли не праздником. И неважно, что те принимали её с неохотой. В компании соседских детей она была нежеланной отчасти из-за чрезмерной материнской бдительности, а отчасти из-за врождённой скромности. На свою беду, Лина была ещё и младше остальных, на целый год, а то и два.
Впрочем, Лина не скучала и вполне ладила с собой. Каждую свободную минуту она мечтала, проживая настоящую, насыщенную приключениями жизнь, где в самых смелых своих фантазиях управляла целым облаком цветочных фей и порхающих эльфов. Ах, если бы она могла рассказать об этом детям, но, увы, те считали её странным и вовсе не интересным для совместных развлечений существом.
Временами Лина представляла, как к ним в калитку бьётся целая толпа ребят и зовёт её погулять. Она выбегает к ним навстречу и…
— И где ты витаешь, дочка? Ты и половины не съела! — Строгий голос матери вывел Лину из глубокой задумчивости. Она с трудом доела кашу, нацепила панаму и вышла во двор на прополку сорняков.
Задержавшись возле клумбы, Лина с сожалением оглядела потрёпанный розовый куст и примятые огурцы. Уже не в первый раз за лето к ним во двор врывалась банда мальчишек — любителей топтаться по чужим грядкам и воровать у соседей яблоки с деревьев. Стоило маме Марте закрутиться в делах по дому, как малолетние проказники лезли через забор и портили растения.
На самом деле ягод и плодов Марте было не жалко, она чуть ли не каждый день выставляла ведёрко с фруктами перед дачной калиткой. Но дети, казалось, не замечали откупов недружелюбной соседки.
Рядом с участком Альтман стояла заброшенная дача Полянских.
Обнесённая низким, почерневшим от влаги частоколом, она выбивалась из вереницы ухоженных и обжитых усадеб разрухой и запустением. Если б не Мартина деловитость, можно было бы смело утверждать, что на эту землю лет сто не ступала нога человека.
Участок Полянских действительно был непроходимым. Ветви разросшихся деревьев переплетались, корявые корни причудливо вились над размытой дождями почвой и прятались в высокой траве. Полевые цветы, рассеянные тут и там, пестрели яркими венчиками. На отдалении, у самого края изгороди, утопал в буйной растительности ветхий деревянный дом.
Лина с опаской поглядывала на тёмные окна пустынного жилища, на мрачные виды вокруг приземистой постройки, усеянной мхом у завалинки. Ей представлялось, что домик этот — заколдованный сказочный замок, а покосившаяся от времени калитка, поскрипывающая на ветру — вход в таинственный мир.
Марта зорко охраняла соседские владения: часто захаживала и заглядывала в каждый уголок, сетуя на отсутствие хозяев и опасаясь нашествия бродяг. Когда-то она дружила с семьёй Полянских, известных в городе врачей, и до сих пор надеялась на возвращение соседей. Случалось ей и собак приблудных гонять, и ловушки для крыс устанавливать. А когда поспевали плоды на деревьях, она спешила вместе с подругой Варварой Петровной собирать урожай, будь то груша дичка или вишня — «не пропадать же такому добру». У мамы Марты каждая мелочь шла в дело.
Всё изменилось в начале прошлого лета, когда в один из будних дней к даче Полянских подъехал автомобиль. Из синей легковушки вышли двое мужчин довольно приличного вида и прошли на соседский участок. Женщина не на шутку забеспокоилась. Наслушавшись рассказов о захватчиках-самозванцах, она подхватила кочергу и понеслась прогонять непрошенных гостей. Впрочем, недоразумение вскоре уладилось. Посетителями оказались Эдуард Полянский, сын прежнего хозяина Филиппа Эдуардовича, в компании с деловым и добродушным строителем-прорабом. Марта с трудом узнавала в высоком темноволосом красавце щуплого паренька Эдика.
«Сколько же лет прошло? Уж точно не меньше десяти!» — удивлялась она. Новый хозяин неохотно поддерживал разговор. Раздосадованной Марте оставалось лишь строить предположения и наблюдать, как на соседском участке закипает работа.
С недавнего времени и у юной Лины прибавилось забот. Она с интересом наблюдала, как день за днём меняется земля Полянских, как сносятся старые, отжившие свой век стены, и, будто в замедленной съёмке, вырастает необычная белая постройка, а на месте ухабов и сорняков образуются рельефы для газонов и клумб.
Двухэтажное строение из асимметричных плит и тёмных креплений покрывалось мозаичной черепицей и походило на нависающую ступенчатую мансарду, по краям которой выступали небольшие домики-флигели. Завершала этот замысловатый проект витая лестница, ведущая на второй этаж.
Лина с восторгом изучала новый дом. Она вспоминала иллюстрации из книжки Шарля Перро про Спящую Красавицу — почти такими она видела сказочные замки в своём воображении. Вот если бы ещё там были башенки со шпилями…
С приходом нынешнего лета дачный участок преобразился. Двор застелили полотном зелёных газончиков, украсили мощёными дорожками, маленькие ёлочки и туи высадили вдоль кованого металлического забора. В центре дивного пейзажа разместили деревянную беседку и садовые качели.
Из новостройки доносились сверлящие звуки инструментов, стук молотков и скрежет пил, мужские голоса и смех.
Лина с нетерпением ждала прибытия новых жильцов и мучилась вопросами: какими же будут эти люди, приедут ли дети? Детей она ждала больше всего на свете, мечтая подружиться с ними, играть, прятаться в беседке и бегать по зелёным газончикам.
Одним из летних вечеров к даче Полянских подъехал грузовик. Рабочие доставали из него громоздкие короба и мебель, рассмотреть которую Лине не удавалось, да и строгая мать неустанно направляла внимание дочери в книгу, одёргивая всякий раз, когда её взгляд тянулся к окну.
Лина читала сказку Шварца, с трудом воспринимая смысл прочитанного, ведь в тот момент под звучные команды горластого дядьки выгружали пианино. Инструмент был старинным и тяжёлым, с замысловатой резьбой на передней спинке, с золочёными подсвечниками и с изогнутыми ножками у боковин. Он, словно высеченный из пласта застывшей горной смолы, переливался чёрным в лучах вечернего солнца и казался по-настоящему волшебным и грандиозным.
Лина зачарованно следила, как пианино бережно опускают на площадку возле дома. Она даже вперёд подалась, выронив книгу из рук; ей подумалось, что на нём позволительно играть разве что принцессам из сказок. Ей так хотелось прикоснуться к белоснежным клавишам и услышать завораживающие звуки фортепиано. Наверняка хозяйка этого чуда — заколдованная принцесса, Спящая Красавица не иначе как…
* * *
Тётя Варя Потапова, как обычно, была в курсе жизни всех жителей посёлка. Нужную информацию женщина старательно собирала по крупицам у друзей и знакомых и делилась ею с лучшей подругой Мартой, вовсе не считая своё излюбленное занятие постыдным. Последние недели любопытную тётю Варю волновала жизнь молодой четы Полянских. Она чуть ли не с десятого колена родословную подняла, всё искала причины неудавшегося брака наследника семьи.
Род Полянских принадлежал к элите. По семейной традиции все мужчины этой знаменитой династии посвящали себя медицине, многие становились известными врачами или учёными, и непременно в области психиатрии. Жёны их хранили семейный очаг и воспитывали детей, и только в последнем поколении появились женщины психологи и врачи.
Каждое утро Лина просыпалась с мыслью, что именно сегодня произойдёт что-то особенное и волнительное, но дни тянулись медленно, и, в общем-то, ничего не менялось. Только тётя Варя Потапова вносила смуту своими ежевечерними визитами. Лина тайком поглядывала в сторону соседской дачи. Фантазия её, разыгравшаяся до предела, рождала пугающие лики людей и дурные голоса, временами так похожие на голос маминой подруги. Один Эдуард Филиппович ей виделся таким, каким запомнился в свой самый первый приезд — холодным и о-очень неприступным.
А тётя Варя всё не унималась, так и злословила о новых соседях. Её недобрый придирчивый взгляд подолгу зависал на «вычурной фазенде» за забором.
— Это же какая зарплата должна быть у врача, чтобы построить такое? — ворчала женщина. — Знаем-знаем мы эти штучки. Они в «психушке» такое творят, такое… а уж артисты подобного пошиба, как эта… профурсетка, отродясь таких денег не видывали, уж не Мирей Матьё, мать её!
Марта слушала молча, лишь изредка кивая, однако Лина замечала её закипающее раздражение: слишком хорошо она знала мать.
Впрочем, Лина не вникала в «бредни любопытной Варвары» — именно так окрестила свою драгоценную подругу мама Марта.
Гораздо интереснее было воочию наблюдать за молодой соседкой, которая в один из ясных деньков появилась на даче Полянских. Прячась за пушистыми ёлочками позади садовой изгороди, Лина с восхищением разглядывала героиню сплетен.
Женщина была удивительно хороша собой. Невысокая и стройная, облачённая в широкий сарафан зеленоватого оттенка, она блаженствовала под жаркими лучами, добавляя красок летнему дню.
Обратившись к ветру и солнцу, она переступала босыми ногами по бархату зелёной лужайки, вдыхала полной грудью и с упоительным восторгом выдыхала протяжное: «А-а-а…».
Улыбка не сходила с её прекрасного лица. Медные волосы струились по округлым плечам роскошной волной. Полуденный свет превращал их в яркое пламя, а от молочной белизны кожи исходило едва уловимое свечение. Создавалось впечатление, будто не солнце манит её, а она, порождение огня, притягивает солнце к себе!
Если бы Лина смогла описать свои недетские эмоции, то непременно бы сказала: «Знойная. Невероятная. Богиня огненной стихии!» А пока она могла лишь мечтать.
Лина так увлеклась живописной картинкой, что не сразу заметила в окне флигеля фигуру мальчика. Он удерживал в руках огромный чёрный бинокль. Массивные объективы, почти наполовину скрывавшие лицо юного следопыта, медленно передвигались, изредка задерживаясь на каком-либо объекте — мальчик обозревал окрестности дач.
Внезапно объектив бинокля замер, и Лину осенила ужасная догадка: а что, если мальчишка наблюдает именно за ней?! В тот момент она ощутила себя мухой, разложенной на предметном стекле, которую они рассматривали всем классом на уроке природоведения под лупой микроскопа.
Лине захотелось исчезнуть: испариться в воздухе или превратиться в маленькую ёлочку, как это в сказках обычно бывает. Но она, не в силах шелохнуться, так и стояла, удивляясь самой себе. К счастью, длилось это недолго, вскоре бинокль исчез, а из окна высунулась рыжая вихрастая голова. Мальчишка по-простецки помахал ей рукой, будто они были знакомы триста лет, и скрылся в глубинах дома, но через считанные минуты появился на пороге и быстрым шагом направился к ней.
Лина так и ахнула. Не ожидала она слишком скорого знакомства и, если честно, сильно испугалась. Вдруг мама Марта заметит, и тогда ей достанется по первое число. Она отпрянула от изгороди и поспешила скрыться в саду, но вскоре услышала за спиной его торопливые шаги.
— Эй, стой, ну подожди! — прокричал ей вдогонку мальчик-сосед. И Лину словно током пронзило, ей показалось, что голос его прогремел, ведь чувства её в тот момент обострились до предела.
— Да стой же! — Он быстро догнал её и, ухватив за плечо, грубовато развернул к себе лицом. — Здесь вообще пацаны есть? — еле переводя дух, спросил он.
От неожиданности Лина растерялась и потупила взор, щёки её запылали, и все мысли из головы вылетели. Она лишь слышала шумное дыхание мальчишки и видела его пыльные сланцы на нетронутых загаром ногах. Наконец она нашла в себе силы поднять глаза и не мигая уставилась на мальчика. Он был немного выше и старше её, быть может, на год или два. Только сейчас она заметила необычный цвет его волос и невольно залюбовалась. В свете полуденного солнца они отливали красной медью и были чуть темнее, чем у недавней рыжеволосой феи. Впечатляли и глаза цвета тёмного янтаря, которые беззастенчиво разглядывали Лину.
— Ну, ты чего молчишь? Я же к тебе обращаюсь! — Мальчишка нетерпеливо огляделся и снова посмотрел на неё, ожидая хоть какого-нибудь ответа, но она не то что сказать, даже рот открыть не могла от смущения.
— А-а, — понимающе протянул мальчишка, — ты, может, глухая или больная?! — скорее констатировал он, чем спросил, покрутив у виска пальцем. И Лина совсем растерялась. Кротко кивнув и до боли закусив губу, она опустила глаза. Выходит, она только что созналась в собственной глупости.
— Ну дела. — Мальчик медленно осмотрелся по сторонам, утратив к ней интерес. — Тут что, совсем нет нормальных детей? — пробурчал он себе под нос.
Лина и сама не понимала, что за ступор на неё нашёл — подумаешь, новенький мальчик. Вот взять, к примеру, Пашку Потапова, она же его не боится и уж точно не стесняется, а уж разговаривать-то запросто с ним может. Или вспомнить Лёшку — соседа по подъезду, они вместе с ним не раз ходили в магазин напротив дома, и ничего с ней подобного не случалось, а тут…
И всё же любопытство взяло верх. Спустя несколько дней обиды забылись, и Лина каждую свободную минуту тянулась к окну, желая понаблюдать за интересной соседкой и её неугомонным сыном. Благо из детской открывался прекрасный вид на дачу Полянских. Мама Марта, замечая интерес младшей дочери, недовольно покрикивала, однако и сама частенько пряталась за занавеской и высматривала новую знакомую.
Филипп и тётя Марина жили на даче вдвоём. Рыжеволосый мальчишка не сидел на месте. Каждый день он находил себе дела: тщательно исследовал дачные владения, лазил по стремянкам и кованой лестнице или мастерил рогатки из сухих веток, а потом стрелял по воробьям и кошкам за спиной у матери.
Впрочем, делай он все эти пакости на виду, вряд ли был бы наказан. Филиппа она будто не замечала. Блаженно покачивалась на качелях с раскрытой книгой в руках, вдыхала запахи фруктовых садов и луговой таволги и о чём-то мечтала с грустной улыбкой.
Временами в ней вдруг что-то неуловимо менялось, она откидывала книгу и принималась носиться за сыном по молодой зелёной травке босиком, ловила в свои объятия и безудержно целовала. Мальчишка вырывался и убегал, но иногда Лине казалось, что он поддаётся ей намеренно и что объятия матери ему не так уж неприятны.
По вечерам из дома Полянских лились чудесные звуки фортепиано, и Лина с замиранием сердца ловила музыкальные вибрации, мечтая прикоснуться к клавишам старинного инструмента. Под нежные лирические напевы в её воображении рисовались красочные картинки: тоскующая русалочка на камне и синяя, как васильковое поле, морская долина с пенистыми гребешками волн. Ей слышались щемящие звуки флейты и клавесина, так глубоко волнующие душу.
Муж загадочной соседки, Эдуард, появился на даче всего лишь раз. Мальчишка очень радовался приезду отца, а тётя Марина, напротив, была напряжённой и взволнованной, на лицо её словно тень набежала. Она не улыбалась, не кружилась под солнцем и не играла на фортепиано. Чувствовался между супругами разлад.
Марта с осуждением поглядывала на молодую соседку: «…это сколько полезных дел можно найти, вместо того чтоб на лужайках прохлаждаться. Хотя бы цветочки посадить да по дому что-то сделать!». Марта была не из тех, кто с ходу сближается с людьми, а уж Филиппа она невзлюбила с первого дня знакомства. Очень её возмущала беготня детей под окнами. Озорство Полянского-младшего увлекло соседских мальчишек, и теперь они сновали между дачами с воплями, а то и вовсе устраивали шумные баталии во дворе.
Лина вспоминала тот недавний день, когда разгневанная тётя Варя ввалилась к ним во двор, волоча за шкирку взъерошенного внука.
Взбудораженный Пашка извивался как червь, всё пытался вырваться из бабкиных рук. Вид его был ужасен: рукав футболки оборван, под левым глазом расплылся здоровенный синяк, а из разбитой губы сочилась кровь.
— Нет, ну что делается-то, а? — вопила тётя Варя, — без году неделя, а уже такое творят!
Лина испуганно смотрела на раненого Пашку. Ей почему-то стало жаль его, бедного, она даже дыхание затаила и рот прикрыла ладошками, а он, при виде Лины, побагровел и забарахтался изо всех сил. Мама Марта, всплеснув руками, поспешила навстречу к подруге.
— Эх, красавЕц! — протянула она нараспев, — это кто же тебя так разукрасил?
— Кто, кто, сынок ихний, Полянский. — Тётя Варя махнула рукой в сторону соседской дачи. — Скоро в школу идти, а он вон что учудил, как мне его такого родителям отправлять?!
— Бабушка, ну пусти, — прорычал Пашка и, изловчившись, выкрутился из бабкиных рук. Женщина и оглянуться не успела, как мальчишка скрылся за садовой калиткой.
— Я это дело так не оставлю, они у меня за всё ответят! — прокричала тётя Варя, сотрясая воздух кулаком.
— Да что случилось-то, объясни? — Мама Марта усадила распалённую подругу на скамейку возле дома.
— Рыжим его обозвал, гадёныш этот! — запричитала Варвара, — да мало ли чего не бывает? Ну обозвал, так что же, сразу в драку лезть? Рецидивист! Того гляди и Лине вашей достанется, от такого всего ожидать можно. А ещё интеллигенция!
Мама Марта заметно побледнела, представив, видимо, как соседский мальчик Филипп измывается над её драгоценной дочкой, и принялась рассказывать Варваре о недавнем визите Полянских. Тётя Варя даже рот приоткрыла от удивления, позабыв о происшествии с внуком:
— А что же ты мне раньше не сказала? — изумилась она, — уже и неделя прошла…
Вскоре женщины отправились восстанавливать справедливость. Удивлённая тётя Марина рассеянно выслушивала претензии соседки, изредка поглядывая на маму Марту. Та, нахмурив брови, переводила взгляд с подруги на тётю Марину, будто решала, чью же сторону ей принять. Тем временем на громкие речи Варвары сбежалась орава мальчишек, среди которых были Пашка и Филипп. Они облепили забор Полянских и с азартом наблюдали за ссорой взрослых, просунув любопытные носы между прутьями ограждения.
Внезапно и в толпе мальчишек закипели страсти. За визгами тёти Вари Лине не удавалось расслышать спор пацанов. Она лишь видела, как Пашка, распетушившись, наскакивал на Филиппа. Да только тот и не думал отступать, смело смотрел в лицо обидчику и нагло ухмылялся, а потом вдруг выдал что-то такое, от чего вся компания покатилась со смеху. Смеялись все без исключения, даже Пашка загоготал: «Один-один». Он приятельски хлопнул Филиппа по плечу, и мальчишки вновь оживились, гурьбой побрели на футбольное поле.
Наступило первое воскресенье августа. Ранним утром Лина, как обычно, помогала Марте по хозяйству. Пальчики шустро перебирали рисовую крупу на кухонном столе, а мысли порхали где-то далеко. Мама Марта мерно постукивала кухонным ножом, управляясь с обедом, и тихо напевала себе под нос. Неожиданно в дом Альтман явилась взволнованная тётя Марина.
— Прошу вас, Марта, помогите! — воскликнула она, позабыв о приветствии.
Запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с нездоровым румянцем на бледном лице, она стояла на пороге и нервно сминала и без того уже скомканный тетрадный лист. Ситцевый фартук, испачканный мукой, был косо повязан поверх зелёного платья. Медные прядки выбились из-под косынки и распушились на висках, плечи подрагивали.
— Что это с вами, Марина? — мама Марта удивлённо оглядела соседку.
— Филипп… он отказывается от еды, — дрожащим голосом промолвила женщина. —Требует блинчики. Ему каждое воскресенье наша домработница пекла. Она мне тут рецепт написала. — Тётя Марина расправила помятую бумагу и снова посмотрела на Марту. — Но я… у меня не получается!
— Ох, и балуете вы вашего мальчика. Мне б его на недельку, как шёлковый стал бы!
Тётя Марина так и стояла с мольбой в глазах, не смея возразить.
— Блинчики ему подавай, — проворчала Марта, утирая рукавом пот со лба. Однако, быстро свернув свои кухонные дела, направилась к двери. — Ну идёмте, устрою я вам мастер-класс!
Оставив позади маму Марту, Лина вприпрыжку бежала за тётей Мариной. Так уж ей хотелось побывать в великолепном доме Полянских. Воображение её рисовало золотисто-пурпурные тона и тронный зал с мраморными колоннами, совсем как в полюбившихся сказках братьев Гримм. Но, оказавшись внутри, Лина разочарованно огляделась. Взору открылись голые стены просторной гостиной, пустующие стеллажи с гигантскими впадинами глазниц и многочисленные контейнеры и коробки, громоздящиеся посреди комнат. Чёрное пианино одиноко дремало у стены в ожидании праздника.
Кухня, напротив, встречала яркой и уютной обстановкой. Впечатление портил лишь хмурый Филипп, сидящий за столом, уставленным фруктами и сладостями. Тарелка с остывшей кашей, отодвинутая на противоположный край стола, затерялась между вазочками с конфетами, которых Лина насчитала не менее четырёх. Похоже, мальчишка так ни к чему и не притронулся. Окинув незваных гостей — суровую Марту и тихоню Лину — недобрым взглядом, он едва заметно кивнул, но из-за стола не поднялся. Тётю Марину он и вовсе проигнорировал.
Женщина рассеянно захлопотала на кухне: то блюдо отыскивала, то яйца из холодильника доставала.
— Надо же, Марта, — засмеялась тётя Марина, — а про яйцо-то я и забыла!
Марта тут же принялась за дело, замесила жидкое тесто, отыскала нужную сковороду и вскоре на тарелке выросла стопка румяных пористых блинов. Филипп, удивляясь ловкости соседкиных рук, незаметно подкрался ближе и, позабыв о недавних размолвках, внимательно следил за процессом.
Тётя Марина оказалась способной ученицей и даже испекла парочку «маленьких шедевров» самостоятельно. Смазывая блинчики маслом, Лина украдкой посматривала в сторону мальчишки — слишком остро ощущала она его присутствие. Филипп уже давно стоял у плиты и чутко реагировал на каждое движение матери. Мальчишка явно переживал за неё. В какой-то момент Лине показалось, что он готов был прийти на помощь, когда тётя Марина по неловкости чуть не выронила сковороду из рук. Но стоило той восхититься умелыми ручками Лины, как он мгновенно посерьёзнел и неприязненно взглянул на мать.
Когда же дело подошло к концу, Филипп, не желая садиться за стол, немедленно направился к выходу. Озадаченная тётя Марина кинулась следом за сыном.
— Филиппушка, ну куда же ты?
— Спасибо, я не голоден, — прошипел он сквозь зубы.
Тётя Марина раздосадованно вздохнула.
— Вот и хорошо, — воскликнула Марта, — Марина, ставьте чайник, будем пить чай и есть наши блинчики. А те, кто не желают, — повысила она голос, — могут идти восвояси!
— Да ешьте сами, что хотите! — нахально протянул Филипп и громко хлопнул дверью.
Тётя Марина словно подкошенная рухнула на стул и тихо заплакала.
— Что это с вашим мальчиком? — удивилась мама Марта, — ещё не подросток, а так измывается.
В ответ тётя Марина расплакалась сильнее.
— А что же Эдуард? Он совсем не занимается его воспитанием?
— Ох, и не спрашивайте, Марта, всё так сложно! — всхлипывала женщина, утирая фартуком слёзы.
В тот момент она выглядела такой беззащитной, вовсе не той сказочной феей, что грелась в лучах полуденного солнца. Сердечко Лины жалобно заныло, и она, подавшись навстречу женщине, обняла её, поникшую, за плечи.
Как ни странно, детская ласка подействовала, словно бальзам на израненную душу. Тётя Марина притянула Лину к себе и благодарно погладила по спине.
— Вытроска! — возмущённо прокричал Филипп в распахнутое кухонное окно. Лина вскинула голову и столкнулась со злобным взглядом мальчишки.
Никто из присутствующих не сомневался, что слова адресованы именно ей. Тётя Марина немедленно отстранилась и ринулась было за сыном.
— Остановитесь, Марина! — строго сказала Марта, — не смейте бежать за ним. Проявите твёрдость!
Тётя Марина не на шутку вдохновилась новыми идеями. Марта взялась опекать свою неразумную соседку, учила вести хозяйство, готовить простые блюда, окучивать грядки. Усилиями женщин земля Полянских ожила и задышала. Цветочные клумбы, почти пожухшие от вынужденной жажды, напитались влагой, запестрели петуньями, астрами и шафраном, а вокруг садовой беседки пустил витиеватые побеги плющ.
Дом заблистал чистотой и наполнился светом. Увлечённая тётя Марина извлекала из коробок фарфоровые статуэтки, вазочки, ароматические свечи в форме ангелочков и экзотических животных, заполняла ими пустые стеллажи и развешивала картины на стенах в пролёте лестницы. Одна из стен гостиной украсилась тарелками с деревенским пейзажем, другая — парой ажурных светильников. Пахучие натюрморты из лепестков розы, душистой земляники и берёзовой коры наполнили вазочки и плетёные корзинки.
Лина с удовольствием рассматривала диковинные вещицы, сидя на уютном диване с множеством гобеленовых и атласных подушек, пряталась за массивными занавесями с позолоченными кисточками на полах, представляя себя принцессой в средневековом замке.
— Откуда такая роскошь? — спрашивала Марта, удивляясь изысканности антиквариата.
— Моя мама очень любила все эти безделицы, коллекционировала, — с грустью отвечала тётя Марина. — После продажи квартиры они пылились в гараже, и вот наконец настал их час!
Лине тоже отвели целую полку в стеллаже и вручили небольшую коробку. В ней обнаружились фарфоровые гусята с мамой-гусыней. Заигравшись, Лина расставляла пернатую семейку убывающей цепочкой.
Впереди «всей вереницы» шествовала важная гусыня-мать, увлекая за собой целый выводок гусят. Один из малышей отстал и, догоняя стайку, распахнул свои маленькие крылышки. Лина аккуратно подвинула его ближе к гусыне, чтобы не потерялся. Ведь потеряться там было где. На самом дне коробки нашёлся и пузатый самоварчик. Теперь он горделиво возвышался в центре миниатюрного подноса, на котором, словно хоровод порхающих бабочек, разместились позолоченные чашечки.
«Чаепитие в графстве Чешир», — восторженно подумала Лина, ныряя в коробку за новыми сюрпризами.
Прохладными вечерами тётя Марина растапливала камин. Высеченный словно из горного камня, он казался Лине огнедышащим драконом с массивной пастью, а его металлические решётки — зубастыми челюстями. Наблюдая за пляской огня, Лина чувствовала жар раскалённой топки и представляла себя пленницей в пещере хвостатого монстра. И было так удивительно слышать треск горящих поленьев, завывания ветра в дымоходе и шелест дождя за окном.
Тётя Марина удовлетворённо оглядывала плоды своих трудов — былая весёлость вернулась к женщине.
— А знаете, Марта, — говорила она, — возможно, вы правы: этот дом — очередная задумка Эдика, оригинальная психотерапия для всех нас, для меня! Оставить прошлое за плечами. Начать всё с чистого листа! Что может быть лучше? О, боже… — задумчиво прошептала она, словно её осенила внезапная догадка. — Я согласна на такие эксперименты! Я так мечтаю быть рядом с сыном, и… — Она осеклась и слегка покраснела. Шёлковая портьера, над которой женщины трудились не один час, плавно соскользнула с её колен.
Марта, уловив недосказанность, покачала головой:
— А что же Эдуард, не объявлялся, не звонил?
— Звонил… на следующий день после отъезда. Интересовался, почему я осталась на даче.
— И часто ли он так… интересуется?
— Почти каждый день. — Тётя Марина смущённо улыбнулась и отвела взгляд.
— Ну что ж, дорогая Мариночка, — авторитетно заявила мама Марта, — эксперименты, говорите? Мы ещё посмотрим, кто кого!
Лина не совсем понимала смысла сказанного, да и неинтересно ей было понимать, она лишь любовалась оттенками эмоций этой необыкновенной женщины, словно присутствовала в театре одного актёра.
В моменты оживления речь тёти Марины подкреплялась изящными жестами рук, щёки горели ярким румянцем, а бирюзовые глаза лучились юным задором. Тонкая аура света и волшебства окутывала женщину, стоило ей прикоснуться к клавишам фортепиано. Под вальсы Шопена и этюды Паганини мысли Лины путались, а воображение рисовало сказочные сюжеты. И каждая мелодия, каждый звук окрашивал пространство голубыми оттенками прохлады или теплом нежной пастели.
По просьбе мамы Марты тётя Марина взялась обучать Лину игре на фортепиано. Девочка с нетерпением ждала ежедневных занятий, с трепетом открывала крышку и вслушивалась в звучание каждой ноты.
Вскоре Лина с лёгкостью могла наиграть простые мелодии. Инструмент звучал мягко и певуче, но только по-настоящему он оживал в руках тёти Марины. Та общалась с пианино, словно с живым существом, называя его «мой милый Ганс».
— А почему вы зовёте его Гансом? — спрашивала Лина.
— Ганс — «мой бог» в переводе с немецкого, — задумчиво отвечала тётя Марина, — на этом инструменте ещё мой папа играл, он был известным пианистом. Кажется, это было вчера! — И добавляла таинственным шёпотом: — Ганс знает все мои секреты!
* * *
В пятницу, ближе к вечеру, неожиданно нагрянули дядя Эдик с Филиппом. Уже с порога Филипп прокричал громкое «здрасьте» и вслед за этим, споткнувшись от удивления, протяжное «е-е-е!».
Тётя Марина вешала штору, стоя на шаткой стремянке, но от неожиданности оступилась, не удержалась и полетела вниз. Дядя Эдик едва успел подхватить её на руки.