Школа, которой нет

Письмо, которого не было

Утро пахло мокрой землёй и ржавым железом — как будто город снова пытался скрыть то, что пролезло в него сквозь трещины.

Ева шла по школьному двору, не поднимая головы. Капли дождя липли к её тёмным волосам, пропитывали ворот серой куртки. Нико шагал рядом, держа зонт над обоими — хотя он, как обычно, ворчал, что «зонт — это антисимвол свободы».

— Ты сегодня ещё тише, чем обычно, — сказал он, не глядя. — Это рекорд?

— Просто не хочу говорить.

— Молча протестуешь против дождя? Уважительно. Если бы молчание сжигало калории, ты бы уже испарилась.

Она скосила на него глаза и слабо усмехнулась. Нико был единственным, кто остался с ней после исчезновения матери. Остальные — учителя, соседи, даже родственники — просто отвернулись. Как будто страх был заразным, как будто невидимая трещина, что разломала её семью, могла добраться и до них.

Они дошли до школы. Всё было как обычно: серые стены, звонок, мутное стекло, шум в раздевалке. Но что-то было не так.

На уроке биологии Ева смотрела в окно. Дождь сменился моросью, и на стекле остались потёки, в которых отражались одноклассники.

Она уловила движение. Не сразу поняла, что не так — но что-то в отражении сидело не там, где должно. Девочка в третьем ряду держала руку в воздухе. А в отражении — клала её на парту.

Ева моргнула. Потёрла глаза. Когда посмотрела снова — всё было как надо.

— Мисс Морри, может, вернётесь к реальности? — сухо бросил учитель. — Назовите, что у пресмыкающихся вместо диафрагмы?

— Мембрана, — отозвалась она тихо. — Они дышат с помощью мускулов живота.

— Великолепно, — проворчал он. — Даже в состоянии глубокого сна она продолжает знать всё. Что ж, будем считать, что сон с пользой.

Библиотека была её убежищем. После уроков она всегда приходила туда — просто сидеть, прятаться между полками. Нико знал, где искать, но сегодня его задержали. Снова спорил с учителем литературы, утверждая, что Гамлет — это антидепрессивный хоррор.

Ева медленно шла между стеллажами. Пальцы скользили по корешкам книг — старая привычка. Она выбирала вслепую, никогда не читала названия. Просто брала, наугад.

Сегодня её рука легла на тонкую чёрную книгу без названия. Кожа обложки — как холодный металл. Ни автора, ни заголовка. Только выдавленный узор в виде спирали, похожей на улитку или закрученную рану.

Открыла наугад. Между страницами — письмо.

На плотной тёмной бумаге. Чернила — бледные, как дым.

Она прочитала:

"Ева Морри, Ты уже начала видеть. Но ты ещё не знаешь, что именно. Твоя дверь вот-вот откроется. Спроси себя: ты хочешь остаться слепой — или дойти до конца? Кассариэль ждёт тех, кто не отводит глаз."

Она смотрела на письмо долго. Линии начали расплываться. Слова исчезали, как будто были написаны не чернилами, а паром. Через минуту бумага стала пустой.

— Ну конечно. Типичный вторник, — пробормотала Ева.

После библиотеки она вышла к школьному двору. Там была Элина — та самая девочка, что смеётся первой. На этот раз — громче, злее.

— Смотри, она снова с книжками. Как мама её — тоже исчезнет и не вернётся?

Удар был точный. Как всегда.

Ева не ответила. Но воздух сгустился. Даже Элина замолчала — будто поняла, что перешла грань.

Мир замер. Шум затих. Листья перестали шевелиться.

Ева взглянула в витрину школьной двери. Стекло — треснуло.

Изнутри — не отражение. Коридор. Темнота. И женщина в чёрной вуали, смотрящая прямо на неё. В её глазах были кольца — как у змеи. Она не моргала.

А потом — всё исчезло. Дождь снова зашумел. Мир вернулся.

— Окей. Добавим это к списку «возможно, я схожу с ума». Где там Нико с зонтами и теориями?

Ночью ей снился сон. Длинный коридор. Каменные стены. Тусклый свет свечей. Шорох. Она шла босиком. Холод камня пробирался сквозь кожу ступней, но ей было не страшно — только странно спокойно.

На стенах — витражи, не пропускающие свет, но показывающие сцены, будто живые. В одном — девушка в капюшоне удерживает расколотую луну на весу. В другом — мальчик, у которого вместо сердца пульсирует огонь. В третьем — дверь, за которой никого нет, но кто-то всё равно стучит.

Ева остановилась у больших врат, резных, с надписью:

"Кассариэль. Кто видит — тот уже внутри."

Когда она прикоснулась к двери, та открылась сама.

Перед ней открылся зал — величественный, как собор. Потолки терялись в тени, колонны были живыми: по ним шевелились письмена, меняющие форму. В центре — огромный круг, выложенный из чёрного и белого мрамора: он пульсировал, как сердце.

Вокруг — ученики.

Некоторые были её возраста. Кто-то — младше. Кто-то — старше, с глазами, в которых стояли бури. Все в разной одежде: кто-то носил старомодные костюмы, кто-то — плащи, кто-то — форму с эмблемой в виде глаза, в который смотрит звезда.

Они глядели на неё — не удивлённо, а будто ждали.

Из круга вышел мальчик с взъерошенными каштановыми волосами. Он был в чёрном пальто, слишком длинном для его роста.

— Ты новенькая?

— Надеюсь. Иначе у меня проблемы с памятью.

— Тогда тебе нужен Первый Пропуск. Без него нельзя дальше.

— Пропуск куда?

Он улыбнулся:

— Вглубь. Ты пока только у входа.

Он указал рукой — и стена, казавшаяся каменной, растворилась, открыв проход.

Внутри Академии не было привычных коридоров. Всё двигалось. Лестницы складывались и разбирались. Окна показывали не небо, а другие залы — классы, в которых ученики творили странные вещи.

В одном зале — девочка с золотыми руками вынимала из воздуха буквы и складывала из них заклинания. В другом — целая группа учеников ловила тени и запирала их в зеркала. Один мальчик читал книгу, которая... шептала ему в ответ.

Пахло сандалом, чернилами и чем-то металлическим.

В зале с цепями её встретили трое. Первый — высокий мужчина с механической тростью и глазами из стекла. Один глаз — с цифрами, другой — как у ворона.