В город регулярно наведывалась нежить. Врывалась, как стремительно надвигающаяся буря, и пропитывала собой всё вокруг, носила праведные маски, строила немыслимые планы.
Обнаружить её суть и не сойти с ума – задача не из лёгких для простого смертного. Следующая по уровню сложности - спастись.
В гимназии к учебным занятиям приступали 2 сентября, уже без торжественного пафоса первого дня знаний, который встречали с размахом. Без школьной линейки, обещаний отличной учёбы, улыбок, радостных встреч, охапок цветов. Парадная форма была отложена до лучших времён, и на смену ей приходила обычная. То есть серость, которая именовалась деловым стилем.
Рита Зарецкая пропускала 1 сентября, сколько себя помнила. Хорошо помнила она с пятого класса, с тех пор, как оказалась здесь. До этого была другая жизнь, наполненная другими красками, кроме серой. А для серой сгодится следующий день, когда с лиц спадают вынужденные улыбки, а губы с неохотой выдавливают неискренние слова.
Нет, сегодняшний день, 2 сентября, лучше, хоть она и не выспалась, и встала в какие-то дикие 6 утра. Ночью светила яркая полная луна, и Рита в абсолютной темноте своей комнаты рассматривала этот яркий диск. В наушниках играла Nirvana, и ей было хорошо. Заснула она под утро, на пару часов, а потом будильник долго поднимал её. Не выспавшаяся и хмурая, она побродила в тишине сонного дома, наскоро умылась холодной водой, почистила зубы, поглядывая на своё бледное лицо в зеркале ванного шкафчика. Потом достала кукурузные хлопья, плеснула в них молоко и унесла в свою комнату. Там смогла проглотить лишь пару ложек: желудок отказывался принимать пищу в такую рань. Рита знала, что по-настоящему она захочет есть позже, в школе, а там как повезёт: деньги есть только на проезд.
Она натянула на себя одежду для школы, взяла чёрный потёртый рюкзак, с которым не расставалась уже третий год, и вышла из дома.
Свежий утренний воздух неприятно холодил. Рита поёжилась, поплотнее запахиваясь в лёгкую куртку, и пошла к автобусной остановке. На небе густого голубого цвета были разбросаны облака, кое-где сгущавшиеся. Но лучи солнца сумели пробиться сквозь них и освещали и улицы, и лица прохожих. Рита проехала несколько остановок в битком набитом пассажирами автобусе: там люди стояли, будто родные, тесно прижавшись друг к другу, ехали с обречёнными лицами и неохотно выпускали из своих объятий очередного сходящего.
Рита, чуть встрёпанная, вынырнула из автобусной толпы, ступила на твёрдую землю и направилась к гимназии. Наушники спасали от разговоров окружающих, этим утром в них звучал старый добрый Oasis, и ей казалось, что и её палёные потрёпанные конверсы, и длинные гольфы, и выглядывающие голые коленки совпадают с настроением их песен, в которых была и свобода, и бесшабашность. Вообще-то она собиралась не оглядываться по сторонам и смотрела то под ноги, зная за собой способность спотыкаться, а то и падать на ровном месте, то на небо, наблюдая за поединком заволакивающих небо туч и пробивающихся сквозь их просветы солнечных лучей, но её толкнули под локоть.
Рядом шёл и светился самодовольством долговязый Лёшка Смирнов, её одноклассник. Изменился, что и говорить, повзрослел: костюм с иголочки, аккуратно подстриженные и уложенные волосы. Когда-то они были соседями по парте, и он был, можно сказать, что друг, даже провожал её до дома, развлекая школьными байками. Но потом в его сердце прочно обосновалась Даша Николаенко, и ветреный весельчак Лёшка переселился за парту к новой подруге, которую он с тех пор называл своей девушкой.
Сейчас же он отчего-то толкнул под локоть её, Риту, и улыбка озарила его лицо, ещё и подмигнул. Рита от неожиданности споткнулась и замедлила шаг, чтобы с позором не растянуться на глазах у всех, как бывало не раз. Она не знала, что ответить на этот неожиданный подкат, но положение спасла нагнавшая Лёшку Даша. Она демонстративно взяла его под руку и что-то томным голосом зашептала ему в ухо. Лицо парня приняло извиняющееся выражение, и пара прошла мимо, обгоняя её.
Они остановились лишь однажды, присоединившись к группке таких же зазевавшихся учеников. И было от чего: на плотно уставленной машинами парковке у гимназии красовался такой автомобиль, который будто и не был создан для обычной жизни. Прочие машины находили свободное место и из них торопливо высаживались дети, родители наскоро давали им напутствия на день и уезжали, тут же вклиниваясь в привычную утреннюю пробку: на работу пора, по своим делам. Этот же припаркованный автомобиль был далёк от обыденной суеты, но его спортивный низкий силуэт, длинный капот с большими круглыми фарами, плавная линия крыши, переходящая в заднюю часть, говорили о том, что высокая скорость – его стихия. Блики солнца подсвечивали глянцевую чёрную поверхность автомобиля, усиливая ощущение хищного благородства.
Лёша присвистнул и громко задал вопрос, кому бы могло это чудо техники принадлежать, и добавил, что хотел бы оказаться на месте этого счастливчика. Он вновь посмотрел на замедлившую шаг Риту, но Даша вцепилась ему в руку и повела за собой.
Рита отвернулась от них, в наушниках заиграла песня «Wonderwall», и она пошла вперёд, подстроившись под её ритм. Между тем, огромное здание, разделённое на два блока, начальной и средней школы, приветливо встречало, заманивая зазевавшихся учеников, будто неоперившихся птенцов, своими яркими красками: на основном жёлтом фоне разбросаны разноцветные квадраты под глазницами окон. Окна тоже радушно отражали утренние лучи солнца, и всё здание будто горело, оправдывая величественное звание «храма знаний».
«Да, такой новопостроенный храм, вбирающий в себя тысячи добровольно отданных родителями детских душ из районов, относящихся к нему по прописке. И никуда не деться от его показного добродушия, пока не окончишь хотя бы 9-й класс», - тоскливо думала Рита, наблюдая, как тучи всё сильнее заволакивают небо.
Что ещё можно сказать, если это была истинная правда?
Весь 11А класс торжественно молчал, а к Рите Зарецкой обернулся не иначе, как греческий бог в образе учителя истории.
«Ты был прекрасен, как i$uss в произведениях искусств», - пронеслась у неё строка из известной попсовой песни. Рита настолько умоталась за утро, что в этот момент мыслила банальными восклицаниями и образами.
А он, между тем, смотрел на неё, и губы его тронула полуулыбка. В классе раздались редкие смешки, и он тут же перевел взгляд в ту сторону. Класс опять затих, будто загипнотизированный, а до Риты, наконец, дошли его слова, смысл которых был самым обычным, ничего сверхъестественного в них не было.
- Здравствуйте! Извините за опоздание, - с заминкой произнесла Рита и поспешила занять свободное место.
Она постаралась как можно незаметней юркнуть к одной из свободных парт. Это оказалась последняя парта среднего ряда. Рита села, повесила рюкзак, но не стала вынимать из него учебник, тетрадь и ручку. Успеет, а сейчас она подняла глаза на лицо нового учителя. И пропала.
Это были самые необычные глаза, которые ей приходилось видеть. Самые яркие, будто мерцающие звёзды. Самые небесно-голубые, будто сияющие сапфиры. «Может быть, всё дело в цветных линзах?» - возникла спасительная мысль.
Рита изо всех сил старалась избавиться от наваждения. Учитель – и учитель. Да, молодой, да, до невозможности красивый. Но ведь это проходит со временем у всех простых смертных. Но только он никак не походил на простого смертного.
Интересно, что другие думают о нём? Может, это только у неё, Риты Зарецкой, какая-то химическая реакция началась именно на него, ведь пубертат ещё никто не отменял, и такое бывает в её возрасте? И Рита покосилась на других: нет, то же самое, парни молчат, девчонки не отрывают глаз от нового учителя. Если и реакция, то какая-то цепная.
И вообще, это преступно идти работать в школу с такой внешностью. Она такого скорее готова была увидеть на обложке или подиуме, притом, в образе, сгенерированном нейросетью. Там, где красавцы не спеша идут в сопровождении хищных животных или мифических существ. И все до невозможности прекрасные и нереальные.
Между тем, он произнёс:
- Рад вам представиться. Меня зовут Виктор Евгеньевич Князев. И в этом учебном году я буду преподавать в вашем классе историю России XX века и начала XXI века, а также всеобщую историю.
Голос нового учителя был мягким и обволакивающим, чуть вкрадчивым. Рите он напомнил голоса артистов из старого чёрно-белого кино, которое она любила смотреть. И сам он, если не считать глаз небесного цвета, был чёрно-белый. Да, именно такой, а не по-гимназически серый. Идеально сидящий чёрный костюм, кипельно-белая рубашка, расстёгнутая на пару пуговиц, так что была видна выемка у его шеи. И кожа белоснежная, так что, кажется, проглядывала сквозь неё сеть вен, выдавая в нём всё же человека, а не идеальное божество. Платинового оттенка волосы были чуть удлинены и лежали волосок к волоску, будто он только что вышел из салона красоты.
Он точно отличался от прочих учителей, как и многострадальная Яна Юрьевна. Только Яна Юрьевна была вечно встревожена и постоянно куда-то торопилась, зато милосердна до крайности, поэтому и принимали её почти за тряпку, а Виктор Евгеньевич был спокоен и невозмутим и смотрел на класс отстранённым взглядом, который, однако, выдавал острый ум.
«И каким же ветром его принесло. Откуда он? Ведь ничего про это не сказал. Всё про историю, да про историю», - не совсем уважительно думала Рита.
Прежний историк, Владимир Николаевич Лещёв, видимо, наконец, подался в археологи. Он несколько лет грозился осуществить этот свой план, но слова оставались просто словами, и все к ним привыкли. Владимир Николаевич вел свои уроки, эмоционально и в красках рассказывал об истории, и многие даже успели полюбить этот предмет. Всё бы ничего, если бы не истерики, которые он закатывал по поводу и без. Да, он срывался на учениках, кричал так, что жилы вздувались на его шее, и лицо приобретало цвет, как у рака. Владимир Николаевич исступлённо орал, так, что девочки прятали в ладонях мокрое от слёз лицо, а мальчишки старались молчать и сурово поджимали губы, которые, впрочем, у них дрожали. И в этом году Владимир Николаевич решительно осуществил крутой поворот в своей жизни.
«Да, Владимир Николаевич орал от души. Впрочем, что это за душа такая гнилая, которая нуждается в унижении учеников? А у этого, нового, есть ли она вообще?», - размышляла Рита, успевшая осознать, что и без криков, с металлом в голосе и во взгляде можно показать её полное отсутствие. Новый учитель истории как раз такой, правда, взгляд у него не жёсткий, а какой-то странный, нездешний.
Пока он своим бархатистым голосом вещал о необходимости не только запоминать исторические факты и даты, но ещё и уметь анализировать исторические процессы, понимать их истоки и последствия, убаюканная его речью Рита взглянула на окно: дождь лил непрерывными потоками. Виктор Евгеньевич не стал включать свет, и класс был погружен в полутьму, отчего лица учеников были едва различимы. Однако лицо самого учителя таинственным образом чётко выделялось в этом мраке: алебастровая кожа почти сливалась с цветом его белой рубашки, сапфировые глаза искрились.
Рита опять засмотрелась на это бесспорное чудо природы, и едва не пропустила важную информацию. Слова доходили до неё будто сквозь вату, едва достигая слуха, однако она всё же уловила грозное слово ЕГЭ, озвученное его мягким голосом. И, кажется, для неё одной, или ей это только показалось, он сказал:
- Вновь повторю: в этом году я организую дополнительные занятия по подготовке к ЕГЭ по истории. Они будут проходить два раза в неделю по вторникам и пятницам в 16.00 в этом кабинете. Длительность - полтора часа. Подумайте и укажите свою фамилию и класс на этом листе, если вам необходим этот предмет для сдачи ЕГЭ. Мне нужно сформировать список и утвердить его в ближайшие дни. У классного руководителя возьмёте бланки согласий для родителей и, заполненные, вернёте ей же.