Последняя неделя декабря — время, когда жизнь проверяет нашу готовность к чуду. Половина моих знакомых переняла полезную привычку закупаться подарками заранее: желательно, где-нибудь в августе-сентябре. Потому как лихорадочное метание по магазинам в поисках «того самого, особенного, с перламутровыми пуговицами» напрочь убивает любое желание наслаждаться ароматом мандариновой зимы, припорошенной ожиданиями праздника.
Так я думала, во всяком случае.
Однако, в этом году моя родня неожиданно устроила настоящую подарочную забастовку.
- Ничего не надо! — отмахнулась мать, когда во время июльского отпуска я решила воспользоваться состоянием всеобщей пляжной расслабленности и «прощупать почву» насчет новогодних пожеланий.
- Не возьму! — на полном серьезе пригрозила бабушка и для пущего устрашения замахнулась журналом «Дачная жизнь». А я всего лишь намекнула, что сейчас очень популярным стало устраивать вертикальные мини-фермы на кухне. — Не трать деньги зря!
- Чарлик, носки ты мне уже подарила. Что еще? Посидим вместе за столом, сходим к бабушке в гости — и хватит. Для нашей семьи и это роскошь.
Вот это верно. У нас дома даже кактус засох, не выдержал одиночества. Я — с утра на пары, отец с матерью месяцами пропадают на своих раскопках — они у меня неутомимые археологи. Так что наша роскошная четырехкомнатная квартира пустует днями напролет. Вся мебель в призрачно-белых чехлах, чтобы не тратить время на уборку. В высоких застекленных шкафах — родительские трофеи из командировок: наконечники от стрел, черепки (в смысле осколки от горшков, а не уменьшительное от «череп» — с ними я бы точно не рискнула в одном доме жить) и разномастная коллекция минералов. Подруг домой я приглашать не люблю — мы с ними больше по кафешкам. А когда звенящая тишина начинает особенно действовать на нервы, не выдерживаю и сбегаю к тетке.
- Чарли, ты куда подевала портсигар, серебряный, 18 века?
Нет, в самом же деле... Вот зачем было давать мне необычное имя, чтобы в итоге переделать его под мужское?
- Слышишь? Там еще «три белых коня» на крышке... с ямщиком на облучке. Хочу к Новому году выставить.
- Портсигар на второй полке справа от тебя, — отвечаю я, нарочно чеканя шаг на каждой ступеньке лестницы. — И я Чара, а не Чарли!
- Ой, да какая ты Чара, — тетя критически оглядывает мою худощавую фигуру. — Чем очаровывать будешь? Худющая, как не знаю кто... Ставь воду на вареники, хоть откормлю тебя, пока предки не вернулись.
Теткин глазомер с удивительной легкостью менял настройки в зависимости от настроения. Не поймешь ее: то бока свисают, то худющая, то хомяк, то Кащеева невеста...
- У меня все в мозг уходит! Я в этом семестре досрочно закрыла сессию, единственная из группы, между прочим.
Мороженые вареники ровными рядами лежат на присыпанной мукой разделочной доске. С творогом, смородиной, вишней, курицей — все вперемешку. Тетка мою интерпретацию рождественских гаданий оценила приподнятой бровью и ревизией запасов домашней аптечки, но за все время живот не заболел ни у кого из нас, включая кота.
- Мяу!
Помяни пушистого...
- В мозг, говоришь? — затянувшись полосатой карамелькой вместо сигареты, тетка скептически косится на меня, не переставая любоваться разложенными на витрине именными ложками с вензелями. — Ну-ну. Может, и туда что-нибудь доходит. Лаврушку в воду кинь, не забудь. Пошла я придумывать декор, чтоб его...
Входная дверь с колокольчиком хлопает, и тетя Клава как была, в меховой жилетке и домашних тапках на розовые носки, принимается задумчиво расхаживать перед витриной магазина, что-то прикидывая и отмеряя длину растопыренными пальцами. А я растерянно стою посреди крохотной кухни, с половником и булькающей кастрюлей на плите, и смотрю на кота.
- Что еще за намеки? — обиженно спрашиваю я у Маркиза, и тот согласно сопит в ответ.
Язычок у тетки еще тот. Быть может, поэтому в ее магазине так мало посетителей. Антиквариат — это вам не купи два йогурта, третий в подарок. Клава двадцать лет проработала оценщицей в салоне, мотаясь по аукционам и частным клиентам, а потом и сама понемногу увлеклась старинными вещицами. Вышла замуж, удачно развелась – и все деньги потратила на то, чтобы превратить весь первый этаж в лавку древностей.
Буквально, причем. Вот так вот: отксерила страницы из Диккенса и сунула их под нос старому знакомому и по совместительству мастеру на все руки, Лёве.
- Адаптируешь под суровую советскую реальность? — и со стуком поставила на столешницу шкалик водки, для большей убедительности.
Лёва почесал плешивую головенку, прикинул так и эдак — и согласился. И ведь не подвел. Либо помог волшебный эликсир, либо действительно руки у мужика росли откуда нужно, а не из оттопыренных ушей, но только родители, получив приглашение на новоселье, ахнули. И пусть вместо рыцарских доспехов на стене красовалось диковинное чучело из металлолома, а гобелены заменили полоски обивочной ткани с набитым серебрянкой орнаментом, эффект был потрясающим. Я до сих пор помню тот неповторимый запах восковой полироли, как от церковных свечей, сумрак отделанного темным деревом помещения и блики от витражных светильников, которые теткин знакомый собственноручно сотворил из осколков бутылочного стекла.
А еще помню коробки, которые мы с отцом две недели вывозили из нашей дачи. Никому не нужное барахло, годами пылившееся на чердаке, внезапно приобрело ценность. Даже вышедшие из моды бабушкины платья, рассыпающиеся по швам, пошли на винтажные лоскуты, за которыми кукольных дел мастера записывались в очередь. А советские елочные игрушки, до которых я в детстве не успела добраться, сейчас гордо восседают на присыпанной блестками вате в освещенной витрине. Пока пельмени варятся, как минимум двое прохожих останавливаются и что-то спрашивают у тети Клавы — она в ответ цедит что-то сквозь зубы, притопывая по снегу в своих несуразных резиновых тапках, и люди уходят.