— Давным-давно, во времена, свидетелей которых, уже не осталось, жил на свете рыцарь сэр Инхольд Грассел. Был он красив, храбр, а еще, честен и благороден. Вот только беден и безвестен, ибо происходил из незнатного рода. Родители сэра Инхольда умерли, имение было продано за долги, и юноша, дабы свести концы с концами, сделался оруженосцем богатого воина.
Семейную легенду я знала наизусть. Старая нянька рассказывала ее так убедительно, что до определенного возраста, я не сомневалась в правдивости этой сказки.
Реин, сын нашей кухарки, мечтательно вздохнул и посмотрел в потолок.
— Хотел бы я быть на него похожим.
Он медленно повернулся на бок и стиснул зубы, глотая очередной приступ кашля. В маленькой комнате было душно, но открыть окно я не решилась. Утро выдалось сырым и промозглым. Да и лекарь сказал, что проветривать можно лишь несколько минут и не больше трех раз в сутки.
На прошлой неделе Реин упал в озеро, когда забирал у торговца рыбу прямо из лодки – вымочился с головы до ног, и через несколько дней слег в лихорадке. Последнюю неделю он не вставал с кровати, ничего не ел и почти не пил.
— Ну, вот что, молодой человек, — я улыбнулась, уперев руки в бока, — лекарь сказал, тебе нужно больше спать.
Реин был бледен, под тонкой кожей проглядывалась сеточка вен, а вокруг глаз залегли тени. Приступы кашля мучили его каждую четверть часа. Две прошлых ночи его мать провела в этой крохотной, пропахшей масляной лампой и травяными настоями комнате, дежурила у постели сына, но утром ее отправили на кухню, и тогда я вызвалась немного посидеть с Реином. Так или иначе, в обязанности хозяйки замка входила, в том числе и забота о слугах, да и доброго мальчишку было жаль.
— Но вы обещали рассказать до конца, леди Эстер, — напомнил Реин, когда откашлялся. Он хоть и держал субординацию, но устоять перед соблазном оказалось выше его сил. — Пожалуйста, госпожа! — преданность и открытость, с которой он глядел на меня, лишили возможности отказать.
Одни лишь Создатели ведают, чем это закончится. Утром я вызвала к нему лекаря – старик оставил несколько пузырьков с мазями и настоями, но, когда мы вышли в коридор, предупредил, что шансы невелики, так как болезнь перешла в легкие. «Хорошо, что Марта этого не слышит», подумала я тогда.
Кухарка и ее сын – одни из немногих, кто остался в замке после того как имя нашей семьи втоптали в грязь. Тогда-то все слуги и разбежались, опасаясь преследования за службу изменникам, но даже если бы они и остались, платить все равно было нечем. Земли и деньги конфисковали в пользу Короны, а то немногое, что осталось, очень быстро исчерпало себя.
Марта попала в замок благодаря покровительству моей матери, и в силу бесконечной привязанности не ушла даже после ее смерти, оставшись работать за еду и кров. Она была добра, простодушна и относилась ко мне, как к дочери, прибавляя каждый раз, что «конечно, я не чета моей матушке. Вот уж кто была Леди с большой буквы». Мне оставалось верить ей на слово – в отличие от Марты родителей я помнила смутно, да и то не была уверена, что образы эти соответствуют действительности, а не навеяны детским воображением и обрывками снов.
— Ну, ладно, ладно — я все же сдалась, и добавила строго, — но потом сразу спать.
Реин довольно кивнул и устроился поудобнее.
— В один ужасный день пришла в королевство беда: коварный дракон похитил дочь короля, принцессу Мериаль. Подхватил ее своей черной лапой и унес в неизвестном направлении. В отчаянии король созвал самых храбрых и прославленных рыцарей с тем, чтобы найти и вернуть украденную принцессу. Тот, кто сделает это, получит ее в жены.
Но вот беда: ни один из храбрецов, отправившихся на поиски, так и не вернулся – все сложили головы в драконьем логове. И вот тогда… — договорить я не успела.
— Знаю, знаю! — Реин подскочил на кровати. — Сэр Инхольд Грассел вызвался добровольцем. Он победил дракона, спас леди Мериаль и женился на ней. А еще построил этот замок.
В действительности все, конечно, было иначе: леди Мериаль, была не принцессой, а графиней; ее никто не похищал, а замуж за Инхольда Грассела она вышла потому, что тот потребовал ее в качестве платы за союз с древним и влиятельным родом. Но детям такие сказки не рассказывают: насильственные браки превращаются в чудесные спасения, а честолюбивые и жадные до власти мужчины в благородных рыцарей.
— Вот ты и закончил историю, — я улыбнулась, чтобы хоть немного его ободрить. — А теперь, как и договаривались – спать.
Я подошла к окну, задернула пыльные шторы, и тусклый полусвет утра сменился чернотой. Наощупь пробираясь к двери, услышала, как Реин заворочался и снова кашлянул – сдавленно, в подушку, надеясь, что я не замечу.
— Миледи… — тихонько позвал он, когда я уже стояла в дверях.
Свет из коридора осветил его изможденное лицо – заострившееся, вытянутое.
— Я умру?
Недетская серьезность, с которой он это спросил, поставила в тупик, но, за годы общения с дядей я научилась скрывать эмоции.
— Нет, конечно. — Я произнесла это так убедительно, что на секунду поверила сама. — Что за глупости? Будто не знаешь, нашего лекаря. Вспомни, как болел господин Тальвис: уж посильнее тебя, и ничего, выздоровел. Так что даже не думай о всякой ерунде.
Предстоящий разговор с дядей Бергеном меня не пугал: я примерно знала, что услышу в ответ. Конечно, сперва он сделает вид, будто удивлен, после начнет возмущаться, что за все это время я не удосужилась поставить его в известность, а затем начнет допытываться, не зашли ли мои отношения с Ланслетом дальше, чем позволяется девушке из хорошей семьи.
Ничего из этого в действительности не волновало его: более того, я не сомневалась, что имей он такую возможность, отдал бы меня в любовницы богатому лорду. И останавливало его, пожалуй, лишь то, что ни один лорд не стал бы якшаться с дочерью изменника.
— Отец твой, Эстер, был человеком хорошим, но, увы, не всегда дальновидным, — говорил он мне в детстве. — Оттого и нажил врагов при дворе. Но знай, деточка, — каждый раз добавлял он, — никакого заговора мой брат не планировал, его самым бессовестным образом оговорили.
— Кто? — спросила я.
То время не отложилось в моей памяти. Из рассказов я знала, что король Фердибальд вызвал отца в столицу на ежегодное заседание Тайного Совета, в котором отец, являясь Лордом Севера, состоял по праву рождения. Увы, в Лиадор папа не вернулся – его заточили в темницу по обвинению в заговоре против короны, а два месяца спустя обезглавили на центральной площади вместе с другими предполагаемыми соучастниками.
Мне едва исполнилось пять, и я не помнила того, что происходило в замке: ни то, как судьи взяли под арест дядю Бергена, ни то, как два месяца спустя скончалась от лихорадки моя мать.
Но я хорошо помнила вечное безденежье, в котором росла, опустевшие комнаты, потому что королевские приставы конфисковали бóльшую часть раритетной мебели и столового серебря, и позорное клеймо изменников, рухнувшее на наши головы.
О возвращении к былому и речи не шло, да я и сама не горела желанием иметь хоть какое-то отношение к королевскому двору. Ведь если отца казнили по ложному обвинению (а я не сомневалась, что так оно и есть), то как можно любить и уважать короля, рубящего головы невинным людям.?
— А когда король умрет, мы сможем восстановить, свою честь?
В ответ дядя схватил меня за плечи, поднял в воздух и тряхнул с такой силой, что в ушах что-то звякнуло, а воздух застрял в легких.
— Не смей так говорить! — рявкнул он. — Слышишь меня, Эстер?! Никогда не смей! — Его глаза пылали от гнева, я же, замерев от страха, боялась даже вздохнуть. — Ты меня поняла?!
—Ддда… — кивнула я, заикаясь.
— Вот и хорошо, — уже спокойнее сказал он и поставил меня обратно на каменный пол. — Это очень, опасно, Эстер. Говорить о смерти короля – государственная измена. — Дядя присел на корточки и посмотрел мне в глаза. — Ты ведь знаешь, что бывает за измену?
Мне было пять лет, но я уже понимала значение слов «казнь», «плаха» и «эшафот».
— Изменникам отрубают голову.
— Вот именно. — Он поднялся и оправил жилет. — А голова у тебя всего одна. — Дядя потрепал меня по макушке. — Так что побереги ее.
И я берегла. С ранних лет усвоив то, что даже у стен есть уши, а доверять следует лишь себе, я ни разу не заговорила о смерти короля, но это не значит, что не желала ее. Лет в восемь-десять воображала, как научившись обращаться с оружием, стану великой воительницей, вроде тех, о которых писали в сказках, и лично отомщу за смерть отца. Лет в тринадцать-четырнадцать, со свойственной подросткам агрессивностью, я молилась Создателям о восстановлении справедливости, но древние боги не услышали моих молитв. Или им просто не было дела до забытых на краю мира потомков Великого Дома.
Со временем злость ушла: я все так же ненавидела короля и его семью, но уже не тешила себя надеждой, что обстоятельство чудесным образом сложатся в нашу пользу. Богам нет дела до людских проблем. И раз высшие силы не хотят помогать мне, рассчитывать приходилось только на себя.
***
Я сидела в своей комнате, когда внизу послышался отдаленный стук копыт по мосту надо рвом. Положив в ящик прикроватной тумбочки подаренное Ланслетом кольцо, я подошла к окну - так и есть, дядя Берген вернулся. Ржавая решётка со скрипом поднялась, и он въехал во двор.
Помимо новости о помолвке с Ланслетом, неплохо было бы рассказать ему и о том, что я без спроса потратила деньги на лекаря и лекарства для Реина. Я подошла к мутному напольному зеркалу, окинула себя беглым взглядом, наспех поправила чуть сбившуюся прическу и вышла из комнаты.
В зал мы с дядей вошли практически одновременно: я из коридора, а он из холла. Стол был уже накрыт, и слуги выстроились у стен, хотя слово «выстроились» вряд ли подходило к двум мальчишкам, которые, как и кухарка с Реином, остались в замке по той лишь причине, что идти им было некуда.
— А я уж собрался послать за тобой, — дядя пересёк зал и поцеловал меня в щеку. — Ох, ну и погодка там!
Он выглядел странно довольным, чего за ним обычно не наблюдалось, но я решила, что так даже лучше — больше шансов, что нотация будет короче.
— Велю Марте подгореть тебе вина, — я жестом подманила слугу, но дядя отмахнулся.
— К чертовой матери эту кислятину, — он небрежно скинул плащ, бросил его слуге и достал из сумки чёрную пузатую бутылку с пробкой из зеленого сургуча.
День тянулся долго. В ожидании я прогулялась по насквозь промокшему парку, почитала книгу, при этом едва улавливая ее суть и даже пыталась занять себя вышиванием, которое считала самым скучным из возможных занятий - все, что угодно, лишь бы скоротать время. А ещё привести мысли в порядок и успокоиться.
Загадочность вокруг предстоящего визита сэра Ала сбивала с толку, разговор обещал быть серьёзным, а, значит, нужно как следует подготовиться и явиться с холодной головой.
После обеда, следуя совету дяди, я надела подаренное вчера платье и не сдержала восхищенного вздоха, увидев себя в отражении. Мастерски скроенный корсет сел точно по фигуре, подол и расширяющиеся книзу рукава спускались мягкими волнами, а при малейшем движении, изумрудный шёлк, переливался в мягком свете свечей. Наряд, достойный взыскательной придворной дамы, а, то и самой королевы. Говорят, покойная государыня тоже любила зелёный цвет. Да, это платье очень смотрелось бы в дворцовых коридорах, но здесь, в полуразрушенном замке выглядело ярко и неуместно.
На мгновение я представила себя танцующей в залитом светом зале королевского дворца. Мимолетная фантазия оказалась такой живой и почти осязаемой, что у меня перехватило дыхание, но я тотчас одернула себя – не время предаваться глупым фантазиям, когда меня ждёт, вероятно, очень серьезный разговор.
В дверь постучали. Дея. Я позволила ей войти и, шагнув в комнату, служанка ахнула от восторга. Долго вертелась вокруг меня, и с моего же разрешения бережно потрогала прохладную ткань.
— Ну, точно, замуж вас позовёт! — сказала она без тени сомнения, и, поймав мой взгляд, деловито пояснила, — кабы он хотел вас в любовницы, не стал бы так тратиться. Дея продолжила восторженно щебетать, я же снова погрузилась в размышления. Я была готова руку на отсечение дать, что дело тут не в помолвке и даже не внебрачной связи. Но что тогда от меня попросят? Что кроме собственного тела может предложить бесприданница из семьи изменников?
— Вот ведь дурная! — служанка хлопнула себя по лбу, — господин Берген велел передать, что ждёт вас в столовой через полчаса.
—Хорошо, — я ещё раз посмотрелась в зеркало, — а теперь ступай.
Служанка ушла. Оставшись в одиночестве, я поняла вдруг, что успокоилась. Тревога ушла, уступив место воодушевлению – может, это и есть тот самый поворотный момент, которого я ждала все эти годы? Какие бы сюрпризы ни принёс грядущий вечер, я была готова встретить их с поднятой головой.
В зале уже накрыли ужин, когда я спустилась. За длинным столом сидел дядя Берген, а напротив незнакомый мужчина. Я видела его спины – черные волосы, завившиеся от дождя, спускались чуть ниже шеи. Широкие плечи обтягивала чёрная кожаная куртка со все ещё блестевшими на ней каплями влаги.
— Эстер! — дядя широко улыбнулся , — вот и ты, моя дорогая.
Незнакомец повернулся, и я, наконец, увидела его лицо. Гладко выбрит, по-мужски красив. На вид ему можно было дать около сорока. Кожа светлая, черты благородны: прямой нос, волевой подбородок и тонкие губы, чуть изогнутые в любопытной улыбке. Голубые глаза смотрели изучающе. Он явно оценивал меня.
— Господин Ала, позвольте представить вам мою племянницу, леди Эстер. Я улыбнулась и присела в полупоклоне.
— Счастлива познакомиться, милорд, — и выпрямившись, продолжила, — благодарю вас за подарок, хоть и не знаю, чем заслужила его.
— Мы с вами уже виделись однажды, — голос у сэра Гарольда был приятный, с хрипотцой, — правда, вы вряд ли меня помните. Вам в ту пору был год от роду, а мне только-только исполнилось двадцать.
Я всматривалась в него, пытаясь понять, что он за человек, но дружелюбное лицо мужчины ничего толком не выражало. «Однозначно, кто-то из придворных», я даже не сомневалась в своей правоте.
— И отца моего вы знали?
— Очень хорошо. Достойный был человек, — Ала кивнул.
Я медленно обошла стол и села напротив. С самого детства я слышала в адрес отца лишь «предатель» и «изменник» - так говорили о нем все за пределами Лиадора. С какой стати этому Ала, приехавшему из столицы, говорить иначе? Расположить меня к себе? Но с какой целью? Сэр Гарольд, очевидно, прочитал эти мысли на моем лице.
—Я действительно так считаю. В своё время ваш отец вытащил меня из большой беды. Я обязан ему жизнью.
Он смотрел доброжелательно, говорил красиво, но верить я не спешила, хоть и очень хотелось. Сэр Гарольд определённо умел нравиться окружающим.
—Я вижу сомнение в ваших глазах, — он понимающе улыбнулся. — Это хорошо. Не всегда нужно верить тому, что видишь и слышишь.
«Что ты за человек?», думала я, глядя в его лицо. Гарольд в свою очередь смотрел на меня: без похоти, без заигрываний, но оценивающе. Я почувствовала себя товаром в витрине: он словно прикидывал, насколько полезной я могу оказаться. Но полезной в чем? — Вижу, вы не посвятили вашу племянницу в курс дела, лорд Грассел.
Я посмотрела на дядю. Дело. Мне с самого начала было ясно, что сэр Гарольд не на чай сюда явился, но то, с каким видом он произнёс слово «дело» указывало на то, что происходит нечто серьезное.
— Я посудил, что будет лучше обсудить это вместе.
Вместе? Я окончательно растерялась. Дядя никогда не обсуждал со мной значимые вопросы, полагая, что женские дела ограничиваются домашними хлопотами и надсмотром за слугами.
Я вбежала в комнату и заперла дверь. Времени оставалось мало, а дел много: собрать вещи, незаметно покинуть замок и добраться до Ланслета. Его двухэтажный коттедж стоял на окраине деревни, и, пойди я пешком, дорога заняла бы час-полтора, а то и больше, учитывая, что на улице разразился ливень с грозой. Значит, понадобится лошадь.
За стеной, в каморке слышалась возня Деи: горничная, судя по всему, собиралась спать. Звать ее я не стала: только истерик сейчас не хватало. Дея была чересчур эмоциональна, и вообразить ее реакцию было не трудно. К тому же я знала, что мой побег приведет дядю в ярость, не говоря уж о сэре Гарольде. Вспомнив холодный взгляд и покровительственную улыбку, я нервно сглотнула. Такие, как Ала, вряд ли прощают неповиновение, тем более, если речь о хрупкой женщине без права голоса. И, если Дея будет в этом замешана, ей несдобровать.
Дорожной сумки у меня было, и, вытряхнув на пол содержимое корзины для рукоделия, я наспех кинула в нее дорожное платье, два комплекта белья и пару сапог. Только самое необходимое. Остальным разживусь позже.
Я захлопнула сломанную крышку, перевязала ее лентой для волос и, метнулась к двери. Краем глаза поймала в напольном зеркале собственное отражение и замерла. Неужели, я, правда, делаю это? В горле застрял ком, сердце колотило по ребрам. Обратной дороги нет. Не знаю, что припасли для меня дядя и этот Ала, но их задумка вряд ли сулила что-то хорошее. Во всяком случае, мне. Я не хотела в столицу, не хотела участвовать в придворных играх и, тем более, быть чьей-то пешкой. Всю жизнь я беспрекословно слушалась дядю, была идеальной племянницей, и со мной почти не было проблем. Хватит.
Мне все еще не верилось, что я решилась на открытый бунт, но времени на размышление не осталось. Если хочу, чтобы все получилось, надо спешить. Окинув комнату прощальным взглядом, я потянулась к дверной ручке, но, прежде, чем успела дотронуться до нее, дверь распахнулась. Я отскочила в последний миг, едва не заработав удар по носу.
— Так я и думал.
На пороге, сложив руки на груди, стоял дядя Берген.
— И далеко ли ты собралась, милочка? — его взгляд опустился к корзине в моих руках.
Сердце ухнуло в район желудка. Я затравленно обернулась, но за спиной было лишь окно, а под ним пятьдесят футов высоты.
— Я не буду разменной монетой в ваших руках.
От страха крутило живот и дрожал голос, но мне хватило сил посмотреть ему в глаза. Вот только ничего хорошего я в них не увидела. И, кажется, здорово его разозлила.
— Еще как будешь, дорогая племянница. — От любезности, с которой он говорил со мной за столом, не осталось даже намека. Взгляд дяди Бергена потемнел, между бровями залегла морщинка, а губы сжались в тонкую нитку. — Ты будешь делать все, что я скажу. А, знаешь, почему? — он подскочил ко мне и вцепился железной хваткой в плечо. Я шикнула от боли. — Потому что всем, что у тебя есть, ты обязана мне! — рявкнул он. — Этим домом, этой комнатой и даже, — дядя выхватил корзину из моих рук. — Этими чертовыми тряпками! — он швырнул ее в стену.
Это был первый раз, когда дядя говорил со мной в таком тоне. В первые секунды я оторопела, сбитая напором неприкрытой агрессии, но, когда он заговорил о правах, злость перевесила страх.
— Этот замок принадлежал моему отцу. Он был страшим братом и главным наследником. А я его дочь. А это значит, что…
Договорить мне не удалось. Тяжелая пощечина обожгла кожу.
— Ах, ты маленькая дрянь! Ну, сейчас ты… — Дядя замахнулся второй раз, а я рефлексивно зажмурилась.
— Довольно, — послышалось из темноты коридора.
Мертвая хватка, сдавившая плечо, отпустила. Я открыла глаза. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Гарольд Ала.
— Это лишнее, Берген, — он прошел в комнату. — Оставь нас.
— Но я… — теперь голос дяди звучал трусливо и жалко.
В груди заворочалось отвращение.
— Я сказал, оставь, — спокойно повторил Ала.
В ответ дядя как-то ссутулился, поджался, словно хотел уменьшиться в размере и вышел из комнаты, бросив на сэра Гарольда испуганный взгляд.
— И дверь закрой, — добавил Ала.
Мы остались вдвоем, но облегчения это не принесло. Крики и угрозы дяди больше раздражали, чем пугали. Другое дело – спокойная уверенность сэра Гарольда. Все в нем, начиная от плавных движений и заканчивая хитрой улыбкой, сдобренной взглядом исподлобья, источало угрозу. Он смотрел на меня, а я чувствовала себя олененком, нос к носу столкнувшимся с рысью. Теперь все зависело от того, насколько эта рысь была голодна.
— Вот, возьмите, леди Эстер — он протянул мне белый платок. — У вас кровь.
Я повернулась к напольному зеркалу. И правда. Под носом алел небольшой подтек.
— Спасибо. — Я вытерла кровь.
На несколько долгих секунд повисла тишина.
— Мне очень жаль, что так вышло. — Сэр Ала покачал головой. — Надо было мне поговорить с вами. — Он посмотрел на валявшуюся у стены корзину и разбросанные вещи. — Побег не решил бы ваших проблем, Эстер. Зато подкинул бы новых.
— А то, что предлагаете вы? — мне по-прежнему было жутко в его присутствии, но я не собиралась показывать этого. Хотя, держу пари, этот тип видел меня насквозь.
Сборы оказались спешными. На подготовку и прощание с домом мне дали три дня. За это время Ала рассказал о том, что происходит во дворце, и какое место я там займу.
— Вы зачислены в штат фрейлин леди Ваноры Батосин, старшей сестры покойной королевы, — сказал он. — У нее не самый простой характер: она строга, требовательна, и может быть довольно жесткой. Вы должны быть готовы к тому, что первое время она будет относиться к вам предвзято.
Ясно, значит, на теплый прием рассчитывать не приходится. Ну а чего я, собственно, ожидала? Репутация бежит впереди меня. Кстати, о ней… Раз уж меня, как котенка швырнули в кипящий котел придворных интриг, почему бы не использовать этот шанс?
Я не верила сэру Гарольду и, тем более, не собиралась участвовать в его играх, что бы он там ни задумал. После ночи, проведенной в слезах, меня осенило: вот она, долгожданная возможность узнать, что на самом деле случилось с отцом. Подставили его, или он все-таки планировал заговор? И если да, то зачем, и какие цели преследовал?
С самого детства меня мучила неизвестность, и теперь, повзрослев, я была готова принять любую правду.
— Не пытайтесь казаться лучше или хуже, чем вы есть, — напутствовал Ала. — Будьте собой, но держите нос по ветру. Больше слушайте и меньше говорите. И помните, — добавил он строго. — Ваша главная и единственная задача: заручиться доверием принца Дрейка. В другие дела не суйтесь. Это опасно для всех.
Последнее окончательно убедило меня в том, что я разменная монета в большой игре. А, значит, надо играть по собственным правилам. И одно из них: убедить сэра Гарольда, в моем беспрекословном подчинении.
Чтобы не вызвать подозрений, я терпеливо слушала его наставления, время от времени показательно взбрыкивая – излишняя покорность наверняка показалась бы ему странной. Все должно выглядеть натурально.
Утро отъезда вышло сумбурным. Я проснулась еще до рассвета, и когда Дея со свечой в руках, заглянула в спальню, то застала меня полностью одетой. Синее дорожное платье из тонкой шерсти оказалось удивительно теплым и еще более удивительно легким – подарок сэра Гарольда.
Я вполоборота сидела на кровати, сминая пальцами мягкую шерстную ткань, и глядела на собственное отражение в зеркале. Свет заходящей луны наполнял комнату, и в предрассветном сумраке я казалась себе похожей на призрака.
— Завтрак ждет в столовой, миледи.
— Спущусь через пять минут, — кивнула я.
Рядом на кровати лежал конверт из желтой бумаги, скрепленный сургучной печатью. К горлу подступили слезы. Нет, нельзя. Нельзя плакать: если так пойдет и дальше, нервы сдадут еще до того, как я окажусь в столице.
— Не забудь передать это Ланслету, — я посмотрела на конверт, за миг до того, как Дея вышла за дверь.
Служанка грустно кивнула. Она тоже все понимала.
В обеденном зале, на столе дожидалась печеная тыква и горячая лепешка, начиненная сыром и укропом. Марта тщетно уговаривала съесть хотя бы половину или на худой конец выпить чая, но от напряжения в горле стоял ком. Мне показалось, что, проглоти я сейчас хоть кусочек, он тут же вылетит обратно. Убедившись, что накормить меня не удастся, она завернула в пергамент булку, пару яблок, кусок вареного окорока и велела мальчишке-слуге отнести их в экипаж.
Я попрощалась с Мартой и вышла во внутренний двор. В предрассветных сумерках каменные стены, окружавшие изъеденный трещинами плац, казались еще более неприветливыми, но я отчаянно ловила последние минуты, оттягивая неизбежное прощание. Кто знает, удастся ли мне увидеть их снова? Наверху башни скрипел раскачиваемый ветром флагшток с потрепанным знаменем: золотой орел на изумрудном полотне.
— Доброе утро, леди Эстер, — откуда-то сбоку вышел сэр Гарольд.
Его черный дублет и брюки сливались с предрассветным сумраком, делая Ала похожим на призрака. Наверное, способность подкрадываться незаметно сыграла немалую роль в его возвышении, подумала я. Надо запомнить, чтобы всегда быть начеку.
— Доброе утро, сэр Гарольд, — я заставила себя улыбнуться.
За несколько минут до отъезда вышел и дядя Берген. Удивительно, но в тот момент мне было почти жаль расставаться. Правда, не столько с ним, сколько с домом, где, несмотря на бедность, я была в относительной безопасности. И где рядом со мной был Ланслет. Так, хватит – я жестко одернула себя. Не думать, не думать.
Дядя раздавал бесполезные напутствия, бормотал о родственной любви и великом светлом будущем, которое нас ожидает, но я слушала его вполуха. В мыслях царил сумбур.
Сэр Гарольд открыл дверь экипажа и протянул мне руку.
— Пора, миледи.
Я поставила ногу на ступеньку и в последний раз оглянулась на Грассел-Холл. Вот и все. Прощай, старая жизнь.
Внутри экипажа было тепло, но меня пробирал озноб. Стены, обитые дорогим бордовым сукном, напоминали убранство дорогой гробницы. Вишенкой на торте стали шторы из черного бархата с белой бахромой по краям.
— Ничего не бойтесь, — сидящий напротив Ала сверкнул белозубой улыбкой. — Отныне вы под моим личным покровительством.
Это-то и пугало. Исходившая от герцога опасность была столь явной, что, казалось, я могла потрогать ее. Готова поклясться - именно такого эффекта он и добивался. Сэр Гарольд отлично знал, какое впечатление производит на людей, и ясно дал мне понять, что будет, если надумаю взбрыкнуть.
Через три недели мы прибыли в столицу. Феладеф… В детстве, я фантазировала, как стану придворной дамой, и, возможно, фрейлиной самой королевы. Буду носить роскошные платья, блистать на балах и однажды, непременно выйду замуж за принца. Неважно, что в моих жилах не течет королевская кровь: от старой няньки я слышала, что король из прежней династии женился на дочери своего советника. А раз так – почему это не может случиться со мной?
Тогда я была ребенком, мир казался добрым, а будущее безоблачным. Теперь же я бы, не раздумывая, отдала все, чтобы вернуться в надоевший, но безопасный Грассел-Холл.
— Добро пожаловать в столицу, леди Эстер, — сказал Ала, когда я распахнула окно.
От лиадорских деревень окраина Феладефа отличалась лишь количеством людей на узких, зловонных улицах. Грязные, одетые в лохмотья жители копошились, как жуки в навозной куче. Крики торговцев, ругань и пьяные песни сливались в нестройный хор. Всюду дымили жаровни – многие готовили еду прямо на улице. В ноздри били запахи несвежего мяса, горелого жира и чего-то прокисшего. Возле перекошенных дверей, над которыми покачивалась на цепях деревянная голова свиньи, стояли взъерошенные девицы в вульгарных нарядах. Одна из них, увидев в окне сэра Гарольда, послала ему воздушный поцелуй и задрала подол алой юбки, демонстрируя ногу в грязном чулке.
— Трущобы везде одинаковые, — Ала посмотрел на меня. — Уверяю, центр вам понравится больше.
Через четверть часа мы, наконец, выбрались из «плохой» столицы, и Феладеф предстал перед нами во всем великолепии. Белокаменные дома, устремленные ввысь и широкие чистые улицы, по которым не спеша двигались респектабельные прохожие. Вдоль тротуаров радовали глаз идеально подстриженные кусты; из-за кованых оград надменно глядели начищенными окнами особняки и правительственные учреждения.
— А вот и дворец, — сказал сэр Гарольд.
Затаив дыхание, я высунулась в окно.
Экипаж остановился перед высокими зубчатыми стенами из белого камня. По обеим сторонам от кованых ворот выступали сторожевые башни, рядом дежурила стража. Сверху на стенах так же стояли вооруженные гвардейцы в алых мундирах.
Судя по тому, что нас пропустили без каких-либо проверок, экипаж сэра Гарольда здесь знали хорошо. Впрочем, неудивительно – он же лорд-канцлер.
Я зачарованно смотрела в окно. Во внутреннем дворе людей было едва ли меньше, чем в трущобах, но в отличие от окраин здешние обитатели расхаживали в нарядах, которые до этого я видела лишь на картинках. Женщины походили на диковинных птиц: роскошные платья ярких расцветок, перья и цветы в сложных прическах… Взгляд опустился на скромный дорожный наряд, подаренный сэром Гарольдом. Да уж… здесь я точно буду отличаться. Ала понимающе улыбнулся.
— В ваших новых покоях ожидает достойный гардероб, — сказал он. — Я об этом позаботился.
Его слова вернули меня к реальности, и от мимолетного восторга не осталось следа. Захваченная увиденным, я на несколько минут забыла, для чего оказалась здесь. Однако, было трудно не глазеть на мраморные статуи королей, высокомерно смотрящие на потомков.
Дворец оказался таким же, как на гравюрах с той лишь разницей, что теперь явился передо мной вживую. Белые стены, высокие стрельчатые окна, остроконечные крыши и бело-золотой флаг на центральном куполе.
— Мы пойдем через центральный вход? — я посмотрела на распахнутые двери из темного дерева. По обеим сторонам так же дежурила охрана.
— Не сейчас, — Ала покровительственно улыбнулся.
Кучер свернул налево, и через некоторое время остановился возле одного из многочисленных боковых ходов.
— Накиньте капюшон, — сказал герцог.
Он повел меня по черному ходу. Мы сворачивали из одного коридора в другой, и по пути я поймала себя на том, что запоминаю дорогу. Все здесь было одинаковым: серые стены, серый пол и узкие остроконечные окна. Аскетичный интерьер давал понять, что эти переходы использовались для прислуги, или… тех, кто не хочет привлекать к себе лишнего внимания.
Наконец, мы остановились возле тяжелых дверей с коваными ручками.
— Здесь я вас оставлю, — Ала коснулся моей руки. — Это покои старшей фрейлины леди Амелии. Она ждет вас.
Общество герцога пугало, но, как ни крути, лорд-канцлер был единственным, кого я тут знала.
— Вы получили все инструкции, вы все знаете, — успокоил он. — Держитесь «легенды». И помните, — Ала посмотрел мне в глаза. — Вы под моей защитой. Ничего не бойтесь.
Он исчез в коридоре, я же осталась под прицелом сощуренных глаз старшей фрейлины. За ее спиной скрипнула боковая дверь, и в узкий проем выглянули сразу три головы - черная, русая и златовласая - а через пару секунд их обладательницы вышли из укрытия. Все они оказались примерно моего возраста, и смотрели с одинаковой неприязнью в глазах. То ли слышали наш разговор, то ли им уже рассказали, кто я и откуда приехала. Надменные выражения лиц ясно давали понять, что в лучшем случае меня ждет молчаливый бойкот, а в худшем… Не желая показаться напуганной мышкой, я подняла голову и посмотрела в лицо каждой из них. Самая высокая – худая брюнетка с красивым, но надменным лицом криво усмехнулась.
— Вы знаете, кто я и какую должность занимаю? — спросила леди Амелия.
Старшая фрейлина неторопливо обошла меня вокруг, держа в руке нечто среднее между указкой и розгой. Когда она проходила за спиной, я поймала себя на том, что не удивилась бы, пройдись эта штука по моим лопаткам.
— Леди Амелия Дроут, старшая дама леди Ваноры Батосин.
Фрейлина, наконец, завершила круг и остановилась передо мной.
— Ее Светлости Ваноры Батосин, — поправила она сухо. — Моя госпожа носит титул герцогини. Запомните это, леди… — Амелия выдержала короткую паузу, — Грассел.
Брюнетка за ее спиной хмыкнула и сделала это наигранно громко.
— Матильда. — Амелия развернулась к ней. Я не видела лица старшей фрейлины, зато отлично видела скисшую мину брюнетки и то, как на глазах улетучивалась ее самоуверенность. — Держи себя в руках. А вы, — Амелия вновь повернулась ко мне и оглядела с головы до ног. — Ваше поведение не вписывается ни в одни рамки. Вы хоть понимаете, что натворили?
— Обещаю приложить все усилия, чтобы это больше не повторилось, но, полагаю, Его Величество прав, и вам следует пригласить плотника.
И без того тонкие губы леди Дроут превратились в едва различимую полоску.
— Вы будете указывать мне, что делать?
— Разумеется, нет, — я заставила себя улыбнуться, — главное, чтобы никто больше не пострадал.
Леди Дроут фыркнула.
— Ваши отвратительные манеры выглядят еще хуже, учитывая ваше высокое происхождение, — в ее голосе я уловила нотки презрения.
— Это неудивительно, она же дочь изменника, — блондинка с лицом фарфоровой куклы, ухмыльнулась и посмотрела на Матильду, очевидно ища у нее одобрения.
Ясно, значит, подружки. Одна верховодит, вторая на побегушках.
— Знаешь, как в Лиадоре называют таких, как ты? — я понимала, что должна заткнуться, но в груди уже заворочалась ярость. По какому праву эта девица рассуждает о моем отце? — Мы зовем их…
— Довольно! — крикнула леди Амелия и тут же закашлялась. Повышенный тон явно не входил в число ее привычек. — Вы здесь меньше получаса, а смеете вести себя так, будто… — женщина осеклась. — Йонетта, держи себя в руках, помни о том, кто ты и кому служишь. — Затем леди Амелия обратилась она к третьей, русоволосой девушке, —Табита, проводи новенькую в общую комнату. — Фрейлина посмотрела на меня. — Не думайте, что такое поведение останется безнаказанным. Я приму к вам дисциплинарные меры.
Матильда и Йонетта обменялись довольными взглядами. Табита тоже не подкачала: взглянув на меня так, словно увидела то, что по утрам сливают на улицу из окон домов, она поджала тонкие губы:
— Пошли.
Уступая Матильде по красоте и стати, Табита пыталась компенсировать это вычурными манерами и не менее вычурным макияжем. Смотрелось нелепо, но сама девушка явно придерживалась иного мнения.
Мне не осталось ничего другого, кроме как последовать за ней. Матильда, сложив руки на груди, неприлично выпирающей над глубоким вырезом красного платья, проводила меня торжествующей улыбкой.
— Вас это тоже касается, Матильда, — леди Амелия даже не повернулась в ее сторону, впрочем я, бы не удивилась, окажись у нее на затылке дополнительная пара глаз. — Не забывайте о том, кто вы и по чьей милости находитесь здесь, — это было адресовано уже всем нам. — Ваше поведение должно соответствовать положению, которое вы занимаете.
Прежде, чем выйти из комнаты, я на секунду обернулась. Сложно судить по первому впечатлению, но старшая фрейлина показалась не такой стервой, какой описывал ее лорд-канцлер. Да, жесткая, сухая и раздражающая своей чопорностью, но вполне справедливая и адекватная.
— Вы хотите сказать что-то еще, леди Грассел? — спросила она, поймав взгляд.
Выяснять, что происходит, времени не было. Во всяком случае, не здесь. Фенелла все так же мирно сопела в кровати напротив, но могла проснуться в любой момент. Откинув одеяло, я спрыгнула с постели и набросила халат.
Дрейк терпеливо наблюдал, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Мне оставалось лишь удивляться, как он не боялся разбудить Фенеллу и остальных. Впрочем, с чего бы? Ему-то и слова не скажут, а меня вышвырнут быстрее, чем успею распаковать последний сундук.
— Идем, — шепотом сказал он, когда я затянула пояс халата.
Дрейк тихонько отворил дверь, и мы выскользнули в общую комнату. В звенящей тишине даже звук утопающих в мягком ковре шагов казался слишком громким. На цыпочках идя вслед за Дрейком, я каждую секунду ждала, что вот сейчас откроется дверь, и в проеме покажется леди Амелия со свечой в руках. Но ничего не произошло. Мы благополучно вышли в коридор.
Хотя «благополучно» это еще как посмотреть. Если в гостиной мы рисковали натолкнуться только на фрейлин, то коридор был общественным местом. А, значит, и шанс встретить какого-нибудь полуночника возрастал в разы.
— Не переживай, — Дрейк обернулся ко мне. Он шел быстро, и его шаги разносился эхом. — Здесь и днем-то почти никто не ходит.
Мы свернули за угол. Сквозь узкие остроконечные окна с резными стеклами лился мутный лунный свет. Дрейк остановился.
— Извини, если напугал, — сказал он.
— Ну, что вы, Ваше Высочество, — в голосе как-то сам собою зазвучал сарказм, — разве пристало Вам просить прощения?
Говорить так с тем, кто однажды (и, возможно очень скоро) займет королевский трон, было неразумно, но я ляпнула это прежде, чем успела прикусить язык.
— Простите, милорд.
Да уж, Эстер, манеры у тебя что надо.
Несколько мгновений Дрейк удивленно глядел на меня и вдруг тихо рассмеялся.
— А ты смелая.
«Скорее уж, чокнутая», хотелось ответить мне. Хотя… смотря с кем сравнивать. Не я, в конце концов, забираюсь по ночам в чужие спальни.
— К вашим услугам, Ваше Высочество. Но, со всем уважением, я в некотором замешательстве.
Это было правдой, но лишь отчасти. В глубине души я догадывалась, о чем пойдет речь, хоть и не понимала, к чему вся эта театральность.
— Теперь тебе будет трудно остаться в одиночестве, — сказал Дрейк и огляделся по сторонам, а затем снова посмотрел на меня. — А я хотел поговорить наедине.
Его взгляд пробежался по мне с головы до ног. В нем не было ничего «такого», но я все равно получше закуталась в халат. Принц, конечно, все понял и коротко усмехнулся, но потом сделался серьезным.
— Значит, ты дочь Уолтера Грассела, — он отдалился на пару шагов, будто хотел рассмотреть меня получше. — Похожа. — Помолчал, а потом добавил задумчиво. — И не только внешне.
Сердце заколотилось чаще. Я не была уверена, что именно принц имел в виду. Он смотрел нахмурившись и явно изучал меня.
— Вы знали его?
Я помнила слова Алы, но, разумеется, на стала упоминать имя лорда-канцлера.
— Знал, — Дрейк кивнул. — Сэр Уолтер учил меня драться.
— На мечах?
Дрейк тихонько усмехнулся.
— На кулаках.
Я не могла видеть выражение своего лица, зато его отлично видел мой собеседник, и вид моих взметнувшихся вверх бровей его позабавил.
— Впрочем, и на мечах тоже, — уточнил Дрейк. — Мне нравилось проводить с ним время. И отец, кстати, тоже это одобрял.
— Папа всегда хорошо отзывался о Его Величестве, и я не могу даже представить, как так вышло, что…
— Что сделано, то сделано, — голос Дрейка стал жестким, а глаза потемнели. — Я не считаю твоего отца плохим человеком.
От былой веселости не осталось следа. Теперь он смотрел холодно, исподлобья. Я не видела злобы или неприязни в его глазах, но мне все равно сделалось не по себе. Будто ледяной водой окатили.
— Вы зря сюда приехали, леди Эстер.
— Да, Ваша Светлость, — я поклонилась. — Благодарю, что позволили стать одной из ваших фрейлин. Это большая честь.
Леди Ванора посмотрела мне в глаза. Маска благородного равнодушия надежно скрывала ее настоящие эмоции. Да и были ли они вообще?
— Вашу кандидатуру предложил сэр Гарольд Ала. Месяцем ранее одна из моих компаньонок скомпрометировала себя, и я отослала ее домой. — Герцогиня подошла ближе, но нас все равно разделяла почтительная дистанция. — От придворной дамы ожидается высшая степень дисциплины и безупречные манеры.
«Интересно, подкладывание иголок в постель тоже входит в этот список?», подумала я и краем глаза посмотрела на Матильду. Та криво улыбнулась.
— Имеются ли у вас данные качества, леди Эстер?
— К сожалению, я рано осталась без родителей, но они успели позаботиться о моем воспитании. И я счастлива, что вы, Ваша Светлость и сэр Гарольд дали мне шанс проявить их.
Я не знала, насколько уместно говорить о родителях, и, в особенности, об отце, но на секунду мне почудилось, что в глазах леди Ваноры мелькнуло уважение. Впрочем, в следующий миг ее лицо вновь сделалось снисходительно-отстраненным.
— Если вы заметили, я не сказала ни слова о происхождении, — холодно произнесла она. — Не все мои фрейлины вышли из благородных семей. Титул не определяет личность человека, ровно как и не является гарантом успеха. Полагаю, вы осведомлены об этом не меньше моего.
Слева послышалось едва различимое хмыканье.
— Вы правы, Ваша Светлость. Человек не волен выбирать место, в котором родился. Ровно, как и не властен и над обстоятельствами, уготованные ему Создателями.
Проклятье. И кто меня за язык тянул? Но когда леди Ванора упомянула отца (а я сомневалась, что она имела в виду его), слова вырвались сами собой.
В гостиной повисла тишина. Отводить глаза не было смысла и я, чувствуя бешеный стук сердца, смотрела герцогине в лицо. Кажется, моя карьера при дворе закончится, не успев толком начаться.
— Да, верно, — сощуренный взгляд леди Ваноры пригвоздил меня к полу. — Но в первую очередь человека дóлжно судить по его поступкам.
— Да, Ваша Светлость, — я кивнула.
— Что ж, — она едва заметно пожала плечами, — будем надеяться, вы с достоинством понесете звание придворной дамы.
- Я сделаю все, чтобы оправдать ваши ожидания.
Герцогиня ответила мне формальным кивком.
- Надеюсь, леди Эстер. - Она потеряла ко мне интерес, и обвела взглядом нас всех. - А теперь, дамы, пора приступать к ежедневным обязанностям.
- Сейчас пойдем в часовню, - шепнула Фенелла. - На утреннюю службу.
Часовня находилась в отдельном крыле - здесь проводились воскресные службы, в праздничные же дни герцогиня, вместе с другими придворными, выезжала в главный храм.
По пути Фенелла рассказывала о жизни в замке, правилах, традициях, о том, что можно, и чего нельзя. Список «можно» значительно уступал последнему - иными словами, проще перечислить то, что нам разрешалось. А именно: вышивать, читать книги (но только те, что одобрены Ее Светлостью), молиться, играть в шарады и раз в день выходить на прогулку в сад.
Перечень «нельзя» был куда больше: громко смеяться, сплетничать, ссориться, строить глазки мужчинам, ходить на свидания, выходить из спален после отбоя, носить одежду красного цвета (он означал принадлежность к королевской семье) и еще штук двадцать пунктов, большинство из которых показались мне совершенно абсурдными.
- Ты привыкнешь, - улыбнулась Фенелла.
Как минимум, один я уже нарушила, когда прошлой ночью пошла вслед за Дрейком. Хотя тут было противоречие: устав велел нам подчиняться приказам монарших особо, так что формально я сделала то, что велено.
Путь к часовне лежал через главный холл - после тишины покоев Ваноры он показался мне ярмарочной площадью: хор голосов, стук множества шагов, разноцветица нарядов (ярмарка тщеславия во всей красе) и много-много лиц.
Хвала богам, на нас не обращали внимания, и я получила шанс осмотреться не натыкаясь на любопытные взгляды.
- Гляди, как башкой по сторонам вертит, - послышалось за спиной.
Мне не потребовалось оборачиваться, чтобы понять, чей это голос.
- Не обращай внимания, - Фенелла коснулась моей руки. - Они такие со всеми.
Она ошибалась. Далеко не со всеми, а с лишь с теми, кто по их, мнению, стоял на ступень ниже. Когда по пути нам встречались представители местной знати, Матильда с подружками опускали глаза долу и почтительно кивали. Если же мимо проходил симпатичный мужчина, они, не стесняясь строили ему глазки. Шедшая впереди герцогиня не могла видеть их, чем дамочки беззастенчиво пользовались.
Совет Фенеллы казался разумным: Матильда раздражала, и я при желании могла дать ей отпор, но в таком случае меня вышвырнут из дворца. А допустить этого я не могла. И дело даже не в герцоге – оказавшись здесь, я поняла, что, возможно, смогу выяснить, что на самом деле произошло с отцом.
И пусть прошлого не вернуть – я должна узнать правду.
Ночью мне не спалось: мысли роились, налетали одна на другую, смешивались в цветастый калейдоскоп из образов и моих собственных домыслов.
– Тебе нехорошо? – спросила Фенелла, когда я в очередной раз повернулась на другой бок.
Ее голос звучал ласково, но я догадывалась, что она устала слушать мою возню и скрип кровати.
– Просто не спится. – Я перекатилась на спину. – Извини. Больше не буду ворочаться.
В комнате было темно, но тонкая полоска лунного света пробивалась сквозь щель между занавесками и падала на изножье кровати Фенеллы. Я увидела, как зашевелилось одеяло.
– Ты привыкнешь, – Фенелла села на кровати. – Знаешь, я не люблю досаждать людям и не хочу навязываться, но, может, нам стоит дружить?
– Объединимся против Матильды и Ко? – уточнила я.
– Да хоть бы и так. – Фенелла вздохнула. – Они не оставят тебя в покое.
– Точнее, Матильда не оставит.
Ее подружек я в расчет не брала: они подвизались возле самопровозглашенной альфа-самки, но собственного авторитета не имели.
– Ну, так что? – спросила Фенелла. – Союзники?
Поддержка мне не помешает. Я, конечно, не собиралась доверять ей, по крайней мере, вот так сразу, но вдвоем всяко легче, чем в одиночку. Тем более, дружбу Фенелла не предлагала, скорее – взаимовыгодное сотрудничество.
– По рукам.
Я не видела ее лица, но по голосу поняла, что девушка улыбнулась.
– Неудачникам следует держаться вместе.
Считала ли я себя таковой? Пожалуй, нет. Разве что жертвой обстоятельств, хотя мне не нравилось слово «жертва». Но так или иначе не обижалась на Фенеллу. Сейчас вообще лучше держать эмоции под контролем, а обиды и прочее засунуть куда подальше.
Фенелла записала меня в неудачницы, леди Ванора считала бунтаркой, а дядя и герцог отвели роль пешки. В Бездну их всех. Я буду играть по своим правилам.
Следующие несколько дней прошли без приключений. Матильда и ее свита не трогали меня: то ли потому, что леди Амелия зорко следила за соблюдением дисциплины, то ли потому, что задумывали очередную подставу. Я держала нос по ветру, но не они занимали бòльшую часть моих мыслей.
С той ночи я больше не видела принца. Вообще. Как шепотом поведала Фенелла, Его Высочество не жаловал двор.
- Говорят, ему по душе простой люд, - я сказала это как бы невзначай.
- Ого, значит, слухи дошли и до севера, - улыбнулась Фенелла.
- Так это правда?
Мой интерес едва ли мог вызвать подозрения, скорее напротив - было бы странно, если бы девушка с окраины не интересовалась главным холостяком страны.
- Думаю, да. - Фенелла огляделась и, убедившись, что нас не подслушивают, придвинулась ближе. - Однажды я слышала его разговор с герцогиней, - доверительно сказала она, и тотчас уточнила, - случайно, естественно.
- И о чем же они говорили?
Фенелла вновь огляделась.
- Ее Светлость просила его быть осмотрительней. А так же следить за тем, что и кому он говорит.
Это уже интересно. Фенелла могла стать ценным источником информации.
- И что же он говорит?
Девушка пожала плечами.
- Этого я не знаю.
Расспрашивать дальше я не стала. Не стоило раньше времени перегибать палку.
***
Наши будни были скучны: ранний подъем, полчаса на одевание и утренний туалет, молитва, однообразный досуг, обед, чтение «Книги Создателей» (читала герцогиня, а мы слушали и запоминали), немного свободного времени, ужин, вечернее чтение и отход ко сну.
Ванора Батосин сторонилась придворной жизни, и мы, как ее сопровождающие, почти не выходили из служебных покоев.
Впрочем, в один из дней леди Амелия сообщила, что вечером герцогиня будет ужинать в покоях короля, и мы, как фрейлины, обязаны сопровождать ее.
Новость вызвала бурное оживление. Еще бы! Учитывая, что почти мы почти все время проводили в этой душной богадельне, такое событие считалось настоящим праздником.
Однако, не успели мы толком оживиться, как леди Амелия погасила наш пыл:
- Никаких пестрых нарядов, - заявила она. - И, упаси боги, открытых декольте, - старшая фрейлина задержала взгляд на Матильде. - Я лично проконтролирую внешний вид каждой из вас.
Матильда обиженно поджала губы, и ее подружки, как пол команде, сделали то же самое.
Мне же расстраиваться не пришлось - платья, которые приготовил сэр Гарольд не шли ни в какое сравнение с пышными туалетами остальных девушек. Они же стали причиной шепотков за спиной - не только со стороны фрейлин, но и других придворных. Два дня назад, когда мы направлялись в часовню, я поймала с десяток насмешливых взглядов местных красавиц.
Остаток вечера прошел в молчании. Попытки Ваноры разрядить обстановку не увенчались успехом: король и принц то и дело обменивались мрачными взглядами.
Мне не следовало занимать ничью сторону, даже мысленно, но, тем менее, я все больше склонялась на сторону Дрейка. Это были опасные размышления - цель, с которой я прибыла во дворец, исключала все личное, и я понимала это, но так же я привыкла быть честно с собой. Дрейк умел расположить к себе - это очевидно, и я обещала себе не терять бдительности, но в то же время он не казался мне человеком, способным на подлость. А, может, то были лишь мои фантазии: оказавшись в месте, где все прятались за масками, я хотела найти хоть одного настоящего человека.
Перестань, Эстер. Перестань. Ты ничего не знаешь, о нем. Зато ты знаешь, что у людей его ранга два лица: одно напоказ, а второе от держит при себе. Но, возможно, что обаятельный шалопай - тоже маска, за которой скрывается совершенно иной фасад. И я должна выяснить, какой именно.
Весь вечер я исподтишка наблюдала за ним, внушая себе, что это вообще-то моя работа: смотреть, слушать и подмечать детали. О том, что смотреть на Дрейка было приятно, я старалась не думать. Да, он красивый мужчина, с приятной улыбкой и немного грустным (знать бы еще почему) взглядом, и нет ничего такого в моем интересе.
А вот сам принц даже не взглянул на меня. Не то, чтобы это было обидно или я (упаси боги) ждала проявления внимания у всех на глазах, но после той ночи мне казалось, что принц как минимум заинтересован.
- Уже поздно, миледи, - король посмотрел на часы. - Не хочу утомлять вас перед завтрашним днем.
Утром нам предстояло встать раньше обычного - в праздники герцогиня посещала службы в столичном храме Светлых Создателей, а завтра по религиозному календарю значился день Сибиллы Благословенной, покровительницы детей, женщин и всех, кто попал в трудные обстоятельства.
- Благодарю за ужин, государь, - леди Ванора кивнула, но не спешила вставать из-за стола: первым это должен был сделать король.
Однако, вместо него первым поднялся Дрейк.
- Я тоже, пожалуй, удалюсь к себе. - Проходя мимо кресла отца, он склонил голову. - С Вашего позволения, отец.
Король лишь небрежно махнул рукой - мол, иди.
Дрейк направился к выходу, и когда он проходил мимо меня, я уловила слабый запах костра и дождя. Память на мгновение перенесла меня в родной Лиадор - так пахло в нашем замке. Понадобилось немало усилий, чтобы сдержать себя и не повернуть головы. Интересно, где Его Высочество провел первую половину вечера?
***
Когда мы возвратились к себе, леди Амелия разогнала нас по комнатам, но спать никто не спешил. Я слышала, как за стенкой Матильда и компания шумно обсуждали грядущий турнир.
Матильда не сомневалась, что честь быть «дамой сердца» выпадет именно ей. Такая уверенность вполне объяснялась ее характером, но я помнила и о словах Фенеллы. Какова вероятность, что у принца был роман с Матильдой? За ужином я не увидела с его стороны и намека на что-то «такое», но это легко объяснялось. Во-первых, Дрейк мог потерять к ней интерес, а во-вторых, даже если интрижка была, вряд ли Его Высочество так глуп, чтобы демонстрировать это публично.
«Тебя он тоже особо не выделяет», услужливо подсказал внутренний голос. Хотя... это с какой стороны поглядеть. К тому же я до сих пор не знала, зачем Дрейк приходил ко мне ночью. Если бы выпал шанс поговорить с ним, я бы спросила, но увы - из покоев герцогини нас отпускали лишь на прогулку в королевском саду, где с утра и до заката толпились придворные, каждый второй из которых был чьим-то шпионом. Да что там! Я сама «наблюдала» для сэра Гарольда, вот только сообщить ему было пока нечего.
Сам по себе королевский сад мне нравится: если свернуть с центральной аллеи, запруженной надменными обитателями дворца, можно было найти тихое местечко. В одну из таких прогулок я отыскала увитую плющом каменную беседку. Буйно разросшаяся зелень скрывала ее от посторонних глаз, а нежный аромат цветов снимал напряжение. Сидя на нагретой за день скамейке, я закрывала глаза и разрешала себе выбросить из головы все мысли: о доме, Ланслете, Дрейке и об игре, в которую меня втянули, не спросив ни моего желания, ни даже мнения.
В один из таких вечеров, когда я, потеряв бдительность, «выпала» из реальности, мое убежище обнаружили.
- Хорошее место, чтобы побыть в тишине.
Я вздрогнула, открыла глаза и рефлексивно отскочила, увидев черный силуэт в арочном проеме.
Не бойтесь, - сэр Гарольд вальяжно прислонился к колонне. - Позволите к вам присоединиться?
Я понимала – лорд-канцлер ждет от меня действий и первых результатов. Мне претила роль марионетки, но, чтобы усыпить его бдительность, следовало держать баланс и, конечно, подчиняться. В разумных пределах, естественно. Кроме того, в моих личных целях Дрейк тоже играл не последнюю роль. Проблема заключалась в том, что у меня до сих пор не было конкретного плана. Ни одна из идей не выдерживала критики, а время шло. До турнира оставалось три дня, и во дворце только о нем и говорили.
Приготовления шли полным ходом: площадку, несколько лет стоявшую заброшенной, очистили от сорной травы; спешно укрепили и заново покрасили трибуны, развесили знамена и разноцветные ленты.
Дворец охватила лихорадка: слуги носились туда-сюда, портные сбивались с ног, оружейники и кузнецы тоже не сидели без дела. Дамы обсуждали наряды, мужчины хвастались доблестью и каждый был уверен, что победит всех соперников.
– Сумасшествие какое-то, – ворчала леди Амелия, когда мы возвращались с очередной прогулки. – Лучше бы они с таким рвением готовились к религиозным праздникам, – Поджав тонкие губы, она презрительно взглянула на стайку нарядных дамочек. – Я надеюсь, девушки, – она остановилась и развернулась к нам, – что вы не нуждаетесь в напоминании о том, как следует себя вести.
– Конечно, леди Амелия, – Матильда покорно склонила голову.
Пришлось закусить язык, чтобы удержаться от едкого замечания: в последние дни она только и делала, что возилась с шелками и лентами, и лично одобряла наряды подруг, чтобы те (упаси, боги) не затмили ее собственный.
***
… До отхода ко сну оставалось несколько минут, а Фенелла так и не появилась. Я, конечно, не собиралась «стеречь» ее, но она уже больше часа занимала ванную.
– У тебя там все хорошо? – я осторожно постучала в дверь.
– Да, – крикнула подруга. – Скоро выйду.
Возможно, мне показалось, но ее голос звучал как-то странно.
– Фенелла? – я не хотела показаться навязчивой, однако не было похоже, что у нее «все хорошо». – Можно войти?
Не дождавшись ответа, я все же решилась заглянуть в ванную комнату. Фенелла, обернутая в льняное полотенце, сидела на скамье, а ее ноги… Даже в тусклом свете трех свечей, я увидела, что ее стопы все в крови.
– Боги! – я подбежала к ней. – Что это?
– Ничего,– Фенелла торопливо спрятала ноги под скамью.
– Покажи.
Я опустилась на корточки и выдернула ее ноги из-под скамьи. Господи! Пятки, стопы и пальцы сочились кровью. Я не увидела ни ран, ни даже царапин, но, приглядевшись, рассмотрела множество красных точек – словно кто-то истыкал ее ноги иголками.
– Что произошло?
Подруга отвела взгляд.
– Фенелла. – Я взяла ее лицо и развернула к себе. – Посмотри на меня.
Деваться ей было некуда – я крепко держала ее подбородок.
– Это просто… Просто обувь натерла. – Она опустила глаза. – Новая.
Даже если не брать в расчет тот факт, что новой обуви (как, впрочем и одежды) у Фенеллы не водилось, никакие, даже самые узкие и неудобные туфли на такое не способны.
– Кто это сделал?
Ее зеленые глаза наполнились слезами.
– Скажи мне, кто! – потребовала я, хотя уже и так знала ответ.
Фенелла поджала губы.
– Как они это провернули?
Я стиснула зубы. Ярость разрасталась, как воздушный шар. Заполнила грудь и поползла выше, к горлу.
– Соль, – выдавила подруга. – Она была в моих туфлях, я почувствовала что-то странное, еще когда мы возвращались со службы, но нельзя же вот так… в часовне… туфли снимать. Тем более, мы сидели в первом ряду и…
Я вспомнила, как во время двухчасовой проповеди Фенелла ерзала на скамье, да так, что леди Амелии пришлось сделать ей замечание, а когда это повторилось, пригрозить наказанием. Матильда с подружками сидели позади нас и гадко хихикали. Тогда я не придала этому значения – компания змеюг постоянно насмехалась то надо мной, то над Фенеллой, и временами даже над леди Амелией, но сейчас паззл сложился. Вот же сучки!