Шурочка

1. Шурочка.

Толпа хохочущих девчонок буквально скатилась с лестницы Дворца культуры завода «Серп и молот», расположенного за Рогожской заставой. Одна из них, самая весёлая, откидывая непослушные кудрявые волосы с лица, почти кричала сквозь смех:

— Нет, вы слышали? В маечках и в трусиках! В трусиках на выступление пойдём! Ишь ты, тренер — старый кобель. На ляжки наши хочет посмотреть!

— Шурка, хватит! Не могу больше — умру сейчас от смеха! — вытирая слёзы с глаз, простонала другая хохотушка.

— Ну правда же?! — не успокаивалась Шурка.

Все вокруг продолжали смеяться, а Шура вдруг почувствовала какую-то неловкость и обернулась. Она поймала взгляд молодого мужчины, пытающегося обойти их хохочущую ватагу, которая заняла весь тротуар. Он немного притормозил, чтобы пропустить девчонок, но, видя, что они застряли на месте, тоже остановился. Парня заинтересовала их кудрявая заводила. Немного прищурив глаза и улыбаясь, он начал рассматривать хохотушку, как будто пытаясь что-то вспомнить, связанное с ней, и не мог.

Шура сразу пришла в себя, угомонилась и нарочито серьёзно сказала подружкам:

— Всё, я домой, а то мать убьёт. Не проспите завтра учёбу.

Девицы перехватили её взгляд и тихонько захихикали, разбредаясь парами по домам в разные стороны.

«Да не знаю я его, — крутилось у Шуры в голове. — А этот взгляд как будто знаю всю жизнь». С такими противоречивыми мыслями и дошла она до дома, находившегося через железную дорогу от клуба, недалеко от места, где в Яузу впадала речка Золотой Рожок, замурованная в трубу, как и многие небольшие московские речушки.

Жила Шура с матерью и отцом в комнате, расположенной в двухэтажном деревянном доме с дровяным печным отоплением, с общим коридором на восемь комнат. Вода на улице, туалет там же. Проще говоря, барак. Десяток по одной стороне дороги и столько же — на другой. Между ними зеленела трава, росли садовые деревья, много кустов, цветы. У каждого жителя имелся свой сарай и погреб.

В соседнем бараке была кубовая. Там стоял бак объёмом в один куб с кипятком, и туда ходили все с чайниками. Пока ждёшь, когда вода закипит, можно посидеть на лавках, стоящих вдоль стен, и узнать все сплетни и новости. Еду готовили на керосинке, поэтому, экономя керосин, приносили сразу кипяток. Стирали либо в пристройке к кубовой, либо, когда скапливалось много женщин и все не помещались, прямо на речке Яузе.

В комнате две кровати, в середине стол со скатертью и четыре табуретки, небольшая полка для посуды, этажерка с разной всячиной, под одной кроватью — чемодан с мелочёвкой, шкаф и — гордость матери — ножная швейная машинка Зингер, аккуратно покрытая вышитой салфеткой. Эту машинку притащил пьяный отец неведома откуда в качестве доказательства своей любви к маме и радости от рождения дочери Александры, чтобы «она себе наряды шила».

В этом году обещали матери выделить комнату, нормальную, не в бараке и все жили ожиданием данного события.

— Почему так поздно пришла? Почему картошку не почистила? Чем отца кормить? Он сейчас с работы придёт голодный. Он что, по-твоему, должен ждать, пока ты нагуляешься? — встретила Шуру с порога мать.

— Мам, я в клубе была с девочками, занималась там... нас задержал тренер, мы репетировали демонстрацию, — пыталась оправдаться Шура. Хотя сама напрочь забыла и про картошку, и про полы.

— Ох и догуляешься ты, Шурка! Ох и задам я тебе порку. Беги за кипятком! Живо! — и всучив дочери в руки чайник, мать выпихнула её за дверь.

Мать у Шуры — Ульяна — была женщиной серьёзной и строгой. Родила она дочь в 27 лет, имея за плечами уже солидный жизненный опыт, который начался с побега от ненавистного мужа, за которого её в 17 лет насильно выдали родители.

———

Росла Ульяна девкой бойкой, смелой, шустрой. Играть любила с мальчишками в игры дерзкие. Бывало, приоденет дочку матушка, как девицу-барыню, а через полчаса она уже с растрёпанными волосами, в испачканном платье и с распухшим носом приходит. Что случилось — не говорила никогда, а то в следующий раз на улицу не пустят.

— Упала, — настаивала. — Случайно.

Отец Ульяны — мещанин из уездного города Тульской губернии — женился на местной мещанке. Но уже через несколько лет за счёт своего блестящего и незаурядного ума, находчивости и смелости значился как купец 3-й гильдии. Благодаря природной изобретательности, хитрости и красноречию он мог обходить конкурентов и склонять покупателей к покупке именно его товара. Прирождённый купец и хваткий промышленник не жалел ни себя, ни тех, кто работал на него. Он торговал хлебом, мукой, зерном, мёдом, хмелем, пенькою и немного мелким рогатым скотом, был торговцем-просолом: скупал у крестьян различную сельхозпродукцию с целью перепродажи. Лучше всего шёл промысел в торговле зерном. Много товаров вывозилось на местные рынки и ярмарки, которые являлись жизненно важными для всего населения края. Крупнейшей в губернии значилась ежегодная Белёвская ярмарка, куда основную массу грузов и отправлял отец Ульяны тогда еще главенствующим водным транспортом по реке Оке.

Мать Ульяны была женщина необразованная, но далеко не глупая. Поскольку муж по специфике работы часто отсутствовал, всё домашнее хозяйство вела сама и отлично справлялась. Родила она мужу трёх детей: погодок — сына Андрея, дочь Татьяну и спустя приличное количество лет — дочь Ульяну. Сын был правой рукой отца и помогал ему вести дела, дочь Татьяну отец выдал замуж за известного Тульского купца, и оставалась на радость папеньки и маменьки маленькая Ульянушка. Но девочка получилась не хуже деревенского сорванца. Никак мамаше не удавалось засадить её за рукоделие. Вместо шитья и вышивания, она задавала матери кучу вопросов о мире, природе, погоде. Неграмотная матушка сильно конфузилась, что не знала ответов, и поэтому, как только пришло время, дочь определили в двухклассное женское приходское училище для детей купцов, ремесленников, разночинцев. В нём давали начальное образование. Чтению учила сама смотрительница с помощью старших учениц; закону Божию — один священник, а чистописанию и арифметике — другой. Кроме перечисленных предметов, девочки занимались рукоделием. При училище находилась небольшая библиотека, из которой воспитанницы могли брать книги на дом для чтения, также были книги для продажи.