В Автографе "Шут и слово короля" на бумаге со скидкой 20 % (с 20ч пятницы 20 апреля по 8ч воскресенья 22 апреля, промокод Библионочь20180420)
Глава 1. Шахматы и бубны
Дорога петляла меж пологих холмов, то приближаясь к самому морю, то отдаляясь от него на многие мили. А по дороге ехал бродячий цирк дядюшки Бика.
Кибитки катились медленно и скрипели, переваливаясь по дорожным колдобинам. Эдин шагал рядом и даже не запыхался. Тоненькая Милда сидела на задке передней кибитки и напевала своим высоким и чистым голоском. Иногда ей принимался подтягивать Якоб-солдат, восседавший на козлах, и хоть у того голос был вовсе не чистым и не высоким, вместе у них получалось хорошо. Джак и Фано, братья-гимнасты, играли в карты, фокусник Димерезиус, скорее всего, спал или читал одну из своих толстых книжек. Вильена, сестра Джака и Фано, вылезла из кибитки и пошла рядом с Эдином, опять бледная и недовольная, но быстро устала и забралась обратно. Раньше она в цирке была на все руки, и танцевала на канате с Милдой, и выступала в номерах с братьями, и помогала фокуснику Димерезиусу. Только к медведю Вудуду, что трусил сейчас за последней кибиткой, Вильена никогда близко не подходила, боялась. Но все равно раньше она была веселая, стройная, легкая, а вскоре после того, как перешла в кибитку к дядюшке Бику, раздобрела и стала совсем невеселой, и больше не танцевала на канате. Эдин мог ее понять. Будь он девушкой, ни за что бы не стал жить с дядюшкой Биком.
Эдин размеренно шагал, хотя с большей охотой побежал бы. Скорей бы уж! Они ехали так целый день, с раннего утра. Скоро покажутся Развалины. Совсем скоро, он точно помнил. Настоящее название полуразрушенного замка Эдин забыл, а может, и вовсе никогда не знал. Развалины они и есть развалины.
Милда перестала петь — видно, ей надоело.
— Эдин, эй, Эдин, — позвала она, — иди сюда, ко мне. У меня остались лакричные леденцы. Хочешь?
Она достала коробку с леденцами, протянула, Эдин взял один и кинул в рот. Он их любил, и Милда прекрасно это знала. Нечасто им выпадало удовольствие есть сладости, а точнее, совсем редко. Спасибо, что просто была еда, ну а если приходилось ложиться на голодный желудок, кого этим удивишь в бродячем цирке? Удачи преходящи, и неудачи тоже. Когда плохо, надо жить дальше, и все постепенно наладится.
Скоро они с Милдой расстанутся, и надолго, а это очень жаль. И с фокусником расставаться жаль, и с братьями-гимнастами, и с Вильеной тоже, в общем. Вот без дядюшки Бика он прожил бы сколько хочешь. И без Якоба... нет, от того просто отдохнуть бы месяц-другой, так нет же, Граф зачем-то и его позвал к себе. То есть, позвал он их двоих — Эдина и Якоба-солдата.
Милда легонько толкнула Эдина локтем.
— Ты правда думаешь, что твой Граф действительно граф? Что-то мне не верится. Почему он тогда одевается хуже, чем дядюшка Бик?
— А я почем знаю, может, ему так нравится?
— Странно это. Не видала я еще настоящих вельмож, которые бы по доброй воле носили отрепье.
— Много ли ты видала вельмож? Мне Якоб говорил, что он настоящий граф! Скажи, Якоб!
Тот обернулся, подмигнул:
— Конечно. Самый настоящий, точно знаю!
— Да он шутит, ты и поверил, эх ты! — расхохоталась девушка.
Милда в свои пятнадцать лет была потрясающе красивой. Эдин готов был бы поспорить на что угодно, что некоторые зрители приходили на много представлений кряду, чтобы только поглазеть на Милду, как она танцует или катается на большом деревянном шаре. А уж сколько за последние пару лет дядюшке Бику звонких монет предлагали за зеленоглазую красотку с косами почти до колен и таким голосом, что забываешь все на свете! Но нет, не тот случай: дядюшка Бик ведь Милду не откупал.
Получилось, что в городе, куда они однажды прибыли, уже стоял на базарной площади пестрый цирковой шатер. Такое случалось. Что же делать, дядюшка Бик переговорил с тем, другим хозяином, кому надо заплатил, и они поставили свой шатер напротив. И в первый же вечер, во время представления, к ним вбежала Милда и спряталась за спиной у Якоба, а за ней гнался дюжий детина в расстегнутом камзоле. А солдат как раз работал свой номер, и у него в руках был тяжелый меч, специально затупленный, но от этого не менее грозный.
Все уладилось без ссор и драк. Якоб, а вовсе не хозяин, потом сходил в тот, другой цирк, прихватив с собой увесистый кошелек, который взял в своем сундучке. И тем же вечером он принес на плече большой деревянный шар, на котором Милда выступала в прежнем цирке, а канат у них был свой. На том канате раньше танцевала Мерисет, прежняя жена дядюшки Бика.
Так что, никак не мог хозяин взять деньги за плясунью, она была под защитой Якоба, ссориться с которым тот, кто себе не враг, нипочем бы не стал...
Наконец, показались Развалины: несколько башен и часть стены, и наполовину разрушенный донжон. Они уже бывали там, дважды. Эдин на пару с Диком облазили все, что можно. Что успели. Оба охотно поселились бы тут на месяц-другой, так им понравилось. Они отыскали даже обвалившийся подземный ход, и там же, на полу, увесистую золотую монету...
Дик умер прошлой зимой от жестокой простуды. Он жил с ними почти четыре года и многому успел научиться. Дядюшка Бик когда-то дешево откупил его, не нужного никому сироту, глазастого, подвижного и гибкого, у дальней родни. А Эдин... тот в цирке вообще всю жизнь, другого ничего и не помнит. Его мать Виолика была циркачкой, и ее родители, наверное, тоже.
Наконец свернули к Развалинам. Скрипели колеса, похрапывали лошади, уже почуявшие скорый конец пути, и рычал уставший медведь, рядом с которым резво перебирал ногами дядюшка Бик и бормотал что-то, успокаивал. Дядюшка Бик был таем, его животные слушались. Не зря народ удивлялся, что у них лошади от медведя не шарахаются, да и сам зверь терпеливый на диво. Это потому что хозяин — тай...
Глава 2. Подземелье
Кажется, Аллиель после того случая на Эдина обиделась, надувала губы и отворачивалась — не иначе, отец ей что-то сказал. И Эдину это вовсе не нравилось, хотя особенно огорчаться было некогда. Якоб взялся за него с удвоенным рвением: ранний подъем, разминка, потом — побегать вокруг замка, благо еще не начались дожди и грязь месить не приходилось. После этого они брали по мечу, тупому, тренировочному, становились друг напротив друга, и начиналось...
— Эй, следи за ногами! Двигайся, двигайся больше! - кричал Якоб, гоняя Эдина то вокруг себя, то по всему двору, - эй, замороженный, двигайся, говорю!
Он обходил Эдина то слева, то справа, заставлял падать. Часто применял «обманку», то есть замахивался в одном направлении, а бил в другом. Или, бывало, терпеливо объяснял, если сразу не доходило, а потом заставлял повторять одно движение тысячу раз... ну, Эдину казалось, что тысячу...
— Смотри на меня! В глаза! И на клинок, не теряй мой клинок!
Смотреть одновременно и в глаза Якобу, и на его клинок тоже была та еще задачка. Хотя правило это Эдин, конечно, знал. Глядя в глаза соперника, можно угадать, что он сейчас сделает. Но Якоба и глаза не больно выдавали.
— Да не пялься ты, смотри вскользь, — смеялся Якоб, позволяя Эдину недолго перевести дух. — Иначе в бою долго не проживешь.
Их с Якобом тренировки всякий раз были желанным представлением для замковых жителей. Эдин всё ждал, когда же им надоест выходить и глазеть, но нет, не надоедало. Граф тоже как-то вышел посмотреть, стоял и одобрительно качал головой. А вот Аллиель не появилась ни разу. Может, ей было неинтересно, девчонка же.
Слуги Графа смотрели и делали свои выводы, причем такие, что Эдин бывал изумлен и озадачен. Как-то раз он вызвался помочь хромому Виллену сложить наколотые дрова и услышал ни много ни мало следующее:
— Ты, значит, наш будущий лорд, как я понял? Может, не стоит тогда тебе черной работой руки занимать, а?
Это была такая очевидная глупость, что Эдин рассмеялся в голос.
— Это с чего бы мне быть твоим лордом, а, дядька Виллен? Мне?
— Так ведь его светлость вон как тебя поставил, — спокойно пояснил Виллен. — Обращается, как с наследником. Учит, как наследника. Вон, с оружием упражняешься, как молодой лорд.
— Так мы с Якобом в цирке с оружием выступаем, дядька Виллен. И деремся, и ножи кидаем, и по-всякому. Я могу стрелой из лука у тебя с головы яблоко сбить, хочешь?
И кто его за язык дергал? Хотя, как ожидалось, Виллен покачал головой.
— Нет, что-то не хочу. Выступаете, значит, в цирке с оружием? Ну да, вы же, циркачи, не как все, ненормальный народ. А вообще, последний оружейный учитель тут при молодом лорде Гринте Кане был, младшем брате его светлости. У самого-то его светлости ни одного сына не было, да и дочек, в общем, тоже, вот только одну Всевышний послал уже напоследок, на беду ли, на счастье — кто знает. Такой уж наш лорд человек, обо всем заранее беспокоится, чтобы по-его было. Не все ведь ему равно, за кого маленькой леди замуж выходить.
— Вот дурак хромой! - рассердилась неслышно подошедшая Меридита. — Всё бы болтать ерунду, язык без костей.
На этом тот разговор и завершился. Все, значит, решили, что Якоб при нем как оружейный учитель. Как при молодом лорде, ничего себе. А последние слова Виллена — так особенно! «За кого маленькой леди замуж выходить». За него?!
Это казалось нелепостью, но запомнилось, запало в душу. Конечно, до того, чтобы рассуждать, на ком жениться, мысли Эдина были пока невероятно далеко. Нет, он не сомневался, что это случится. Когда-нибудь. И кто знает, будет ли это законный брак, освященный в Храме и записанный в управе какого-нибудь города, циркачи далеко не всегда женятся законным браком. Но все равно, если вообразить себе девчонок, из которых Эдин мог бы — когда-нибудь! - выбрать себе подругу, то такая, как Аллиель, в этот ряд не попала бы никогда. Хотя, как ни странно, и это тоже он осознал лишь теперь — такую он и хотел бы. Вот именно такую, с нежным лицом и светлой косой. Такую хрупкую: ветер подуй, и она улетит. Такую задаваку...
Но врожденная практичность циркового мальчишки, который зарабатывал свой хлеб с пеленок, возражала: да куда она годится, эта неженка? Что умеет? Чему её можно научить? Ей только леди быть, а в цирке делать нечего. Да и вообще, ей нужно, чтоб толпа слуг вокруг крутилась: «Леди Алиель, ах, леди Аллиель!» Тьфу, одним словом.
Но его к ней тянуло, да. Хотя бы посмотреть лишний раз. Так мало ли! Похочется, и перестанет. Ну, красивая, да! Мало ли кто красивый! Милда вон. Милда, может, еще и лучше...
Кстати, а Граф, похоже, и не хотел, чтобы они с Аллиель подружились. Во всяком случае, когда приходил Эдин, он всегда отсылал прочь Аллиель...
Граф ведь бывший вельможа, бывший министр. Он постарается дочку за какого-нибудь лорда выдать, неужели ни одного не найдется, кто бы согласился? А чтобы дочка настоящего графа, пусть и такого бедного, вышла замуж за циркача?..
Они играли с Графом в шахматы, как обычно после завтрака, когда в комнату вбежала Аллиель, с криком:
— Отец, отец, там корабли! Много кораблей!
Окно комнатки Аллиель, к некоторой зависти Эдина, выходило прямо на море. Ему вот, чтобы увидеть море, приходилось подниматься на самый верх донжона: там были нежилые, выстуженные ветром комнаты, окна которых, даже ставнями не прикрытые, тоже смотрели на море.
— Ну и что? — Граф нехотя поднял голову. — Пусть их.
— О, отец, пожалуйста, — девочка умоляюще сложила руки. — Можно посмотреть?
Эдин тоже встрепенулся, сразу позабыв про шахматы, и готов был вприпрыжку бежать наверх, чтобы хоть одним глазком взглянуть.
Оказывается, Граф с Якобом купили в городе лошадей. Трех красивых лошадей, высоких, тонконогих, на таких знатные люди ездят. Заодно с лошадьми прикупили три новеньких кожаных седла и теплую одежду для Эдина и Аллиель: подбитые мехом плащи и бархатные, тоже с мехом внутри, береты. Берет Аллиель был красный и украшен брошью с блестящими камешками, берет Эдина — черный со строгой серебряной пряжкой. Эдин почти со страхом смотрел на свои обновки, никогда еще он подобного не носил. Если увидеть его в такой одежде, на такой лошади, да еще с мечом на поясе, хотя бы с тренировочным, и правда можно подумать, что он ровня графской дочке.
— Аллиель должна научиться ездить верхом, — сказал Граф. — Она совсем не умеет, это не дело. Вот вам еще один повод для прогулки. Выезжайте ежедневно. Якоб, друг мой, тебе ведь еще не приходилось учить верховой езде таких юных пигалиц?
— Ничего хитрого, Граф, справимся. Лошадка смирная, — заверил Якоб.
Он, как и Эдин, не звал Графа «его светлостью», в отличие от слуг в замке. Видно, ему Граф тоже так велел.
— Да, и ещё, — Граф протянул Якобу две медных бляшки на шнурках, похожие на продырявленные монеты, — разрешение охотиться на землях Кальи, для вас с Эдином. Барон Карренжи был любезен, по старой памяти, так сказать, — его тонкие губы дрогнули в усмешке.
Граф был когда-то хозяином здесь, это была его земля. Барону бы мечтать о том, чтобы Граф исчез и больше не появлялся, так проще вообразить, что теперешние владения принадлежали семье Карренжи вечно...
— Садись на коня, прокатись, — сказал Граф Эдину. — Я хочу взглянуть, как ты ездишь.
В таком седле Эдин оказался впервые, и поначалу ему было неловко, но вскоре даже понравилось. Гордо выпрямившись, он прогарцевал по двору. А перед этим еще набросил новый плащ, и... как там говорят? Отец циркача — сам герцог? Так вот, он себя герцогом и почувствовал, не меньше. Эх, жалко, Милда не видит, и все остальные...
Граф одобрительно кивнул.
— Удивительные люди вы, циркачи. Что бы ни делали, как бы ни оделись — словно это от рождения ваше. Он умеет перескакивать через препятствия и канавы, друг Якоб? Нет? Займитесь этим. Потом решим, что делать дальше.
— Конечно, Граф, — отозвался Якоб. — А маленькую леди тоже учить прыгать?
— Аллиель? Не надо, зачем ей, — Граф махнул рукой. — Пусть просто научится не падать с лошади, и достаточно.
Вот ведь странно, Граф точно любил единственную дочь, всегда был к ней добрым и снисходительным, но никогда не заставлял читать, писать что-нибудь, не учил играть в шахматы. Впрочем, её ведь и так всему обучали монахини в монастыре, а шахматы она не любила. Вот ездить верхом, видно, в монастыре не учат.
А еще, оказывается, Граф привез карту, большую карту, тщательно прорисованную на бычьей коже, и приказал Виллену повесить её на стену. Там была вся Кандрия, и соседний Гринзаль, странное герцогство, где правил не герцог, а Совет Гильдий, и каждый город был как бы сам по себе, а герцог имелся только затем, чтобы воевать в случае нужды. Еще Эдин нашел там Грет, маленькое королевство рядом с Кандрией — родину новой королевы, и Пиратские острова — у них на самом деле было другое название, но все их звали Пиратскими. Там правил самозваный герцог, бывший морской разбойник, и острова были надежным прибежищем всех пиратов со всех окрестных морей. И длинный остров Таней неподалеку от Кандрии. Этот хорошо укрепленный остров казался кусочком, отколотым от Кандрии, ее законной частью, но на самом деле ей не принадлежал.
— Ты ведь раньше видел такие карты? — спросил Граф Эдина.
— Не такие красивые, — ответил тот, — да и вообще, не такие.
Карты, которые Эдин видел раньше, были нарисованы не на коже, а на досках, чаще прямо на стенах в харчевнях или постоялых дворах. И на каждой такой карте всё выглядело иначе, острова были то правее, то левее, Кандрию изображали огромной, остальное крошечным — рисовали кто во что горазд. Так что теперь Эдин удивленно отметил, что Грет действительно маленький, а вот Гринзаль довольно велик, хотя всё равно меньше Кандрии.
— Расскажи, что видишь на карте, — попросил Граф. — Что знаешь. Где ты успел побывать? И куда бы тебе хотелось больше всего?
— Обычно мы проезжаем вот тут, — Эдин провел рукой неровную линию с запада на восток. — А побывать мне бы хотелось на острове Таней. Как вы думаете, его правда завоюет Хромой Король, который сделает Кандрию великой?
— Очередное пророчество гадалки с бубном? — Граф улыбнулся скептически. — Кандрия станет великой, после того как Хромой Король завоюет остров Таней. Знаешь, где мне поведали об этом? В замке Эйль, там был один разговорчивый тюремщик. Про это уже целые сказки рассказывают. Знаешь, если бы прорицателей не существовало, их стоило бы придумать, и платить им жалованье из казны. Они уже и так немало влияют на политику внутри Кандрии и её отношения с соседями. Достаточно предсказать что-нибудь, и чтобы это дошло до ушей короля и его совета!
— Значит, вы в это не верите, Граф? — Эдина кольнуло разочарование.
— Нет, мой мальчик. Но я бы тоже хотел, чтобы остров Таней присоединился к Кандрии. Он лежит так близко к нашим берегам, как вечный упрек. Его укрепления когда-то строил король Сай, тот самый, которого ты вчера собрался разгромить.
— Я вовсе не...
— Не переживай, он был бы не против, — теперь глаза старика смеялись. — Я думаю, он был бы даже рад.
— Рад? Почему?
— А почему я мечтаю, чтобы ты начал выигрывать у меня в шахматы? Уносить свои умения в могилу мне ни к чему, пусть лучше они останутся тебе. Так же и король Сай, думаю, хотел бы, чтобы в Кандрии и теперь был кто-то, достойный его славы. Особенно теперь.
— Быть достойным славы короля Сая? — Эдина эти слова удивили. — Но, Граф, вы не должны говорить такое мне! Это надо говорить… принцу Эрдаду, наверное... или королю Герейну...
Граф откинулся на спинку кресла и захохотал. Отсмеявшись, он сказал:
Глава 4. Новые загадки
Когда Эдин проснулся наутро, он первым делом увидел Аллиель, сидевшую у него в ногах. Решив, что это сон, он поспешно захлопнул глаза, чтобы досмотреть, но тут же осторожно открыл опять.
— Ты? Что ты здесь делаешь?!
Меридита обычно сердилась, если заставала их вместе в комнате Аллиель, твердила, что-де комната молодой леди никак не место для молодого человека. А что такого, если они с этой молодой леди поболтают о чем-нибудь в ее комнате? Или в его?.. А когда в первый день Меридита сама привела его к Аллиель — можно было?..
— Просто тогда она ещё не поняла, что ты не слуга и не шут, — пояснил Якоб.
Понятно, конечно... но не слишком. В цирке ко всему относились проще. Когда во время длинного осеннего переезда некуда было деваться от холодного ветра с моря, и Якоб укрывал Эдина и Милду своим теплым меховым плащом, никто не считал, что это плохо. Хотя, конечно, Милда никакая не леди...
Все равно Аллиель делала, что ей вздумается, хоть и не в открытую, а потихоньку. Вот и сейчас, захотелось ей прийти к Эдину — она и пришла. Сидела в изножье кровати и развлекалась тем, что вязала узлы на его рубахе.
— Да вот, жду, когда ты проснешься, наконец! — возмущенно ответила она на вопрос Эдина. — Сколько можно спать?
За окном был ясный солнечный день.
— Расскажи, что с вами вчера случилось. Вы правда, что ли, сбежали из Кальи через подземелье?
— Сбежали, да, — признал Эдин, - надо же было как-то сбегать. Дай я оденусь?
Но Аллиель отдернула рубашку, не отдавая.
— Вы правда видели Белую Госпожу из Кальи? Или это твой Якоб пошутил, чтобы Меридиту попугать?
— Мы видели Белую Госпожу. Очень милая леди. Она тебе кто, прабабка? — изловчившись, он выдернул рубашку из рук девочки.
И с досадой вздохнул. На каждом рукаве было завязано по четыре узла, на подоле — еще шесть, а на завязках Аллиель соорудила не менее десятка узелков — видно, долго дожидалась его пробуждения. Быстро одеться не удастся.
В дверь стукнули, и Аллиель тут же резво спрыгнула с кровати и притаилась за пологом — попадаться на глаза своей строгой надзирательнице она не собиралась.
Меридита заглянула в комнату.
— Проснулся уже? Тебя его светлость ждет, поторопись. Принести позавтракать, или сам спустишься?
— Я сам, уже иду, — поспешно заверил ее Эдин, скомкав рубашку, чтобы Меридита не заметила, в каком та состоянии.
Насчет завтрака она уже не раз спрашивала, но Эдин просто не мог согласиться, не осмеливался. Это Аллиель частенько носили завтрак в комнату, а Эдину до сих пор было отчаянно не по себе, если ему прислуживали.
Как только Меридита скрылась, Аллиель опять забралась на кровать.
— Знаешь, что у нас уже болтают? Раз семейный меч Канов пошел к тебе в руки, ты будешь великим человеком. Что скажешь?
— Да ничего не скажу, — Эдин развязывал узлы на рубахе. — А ты, может, передумала и теперь хочешь за меня замуж? Вот еще радость-то... — он шутил и посмеивался, но сам наблюдал исподлобья за Аллиель.
— И не мечтай! — прыснула та. — Я никогда не выйду замуж за шута, даже если он станет великим. Отец что-нибудь придумает!
— И мечтать не стану. Было бы о чем, — согласился Эдин, не показав вида, что царапнуло в душе. — А какой он, твой отец? — осторожно спросил он, потому что интересно было, что она скажет.
— Мой отец... — она немного смутилась. — Ну, про него говорят, что он был могущественней всех в королевстве. И даже давал советы королю, а тот слушался. Нет, прежний король, не Герейн, — Аллиель понизила голос.
— Ага, — вздохнул Эдин.
Он уже надел измятую рубашку и потянулся за поясом, висевшим позади девочки, так, что Аллиель Кан вся вдруг оказалась совсем близко, её блестящие глаза дивной синевы, небрежно заплетенная очень светлая коса, дотронуться до которой ему хотелось постоянно...
— Вряд ли я стану великим, — он улыбнулся. — Ваш меч пошел ко мне просто потому, что только моя рука и пролезла в ту щель, где он прятался.
Его рука задержалась позади Аллиель немного дольше, чем могла бы, но совсем чуть-чуть...
Косы у заносчивых юных леди совершенно такие же, как и у прочих девчонок, так что иногда просто ни у кого сил не хватит, чтобы удержаться и капельку не пошутить. А узлы Эдин умел вязать самые разные, и не в пример быстрее Аллиель. Так что, когда он, одетый полностью, выходил из комнаты, не забыв махнуть рукой на прощанье, Аллиель возмущенно заверещала, потому что кончик её косы её же лентой был крепко привязан к столбику кровати.
— А, Эдин? Очень хорошо! — Граф, как обычно, был благодушен, а найденный меч лежал на столе, рядом со стопкой монет, золотых и серебряных.
— Это тебе, — граф подвинул ему деньги. — Ты заслужил.
На этот раз Эдин не стал отказываться, просто поблагодарил. И то, заслужил ведь, сколько ковырялся, выбирая эти монетки из пыли и сора, а мог и вообще не заметить. Если бы призрак не захотел отдавать, глаза бы отвел.
— Купи себе что-нибудь, — добавил Граф. — Хочешь взглянуть на меч, пока я не спрятал его?
Эдин бережно взял меч в руки, погладил рукоять, клинок. И правда ведь, не каждому в жизни выпадает такое оружие хоть в руках подержать. Да чего там — хоть увидеть!
— А почему он Сын Молнии, Граф?
— Есть предание, что мой очень дальний предок нашел его в лесу во время грозы, и будто бы он сделан лесным народом, жившим тут три тысячи лет назад. Но это сказка, конечно.
Граф не спешил, дал Эдину налюбоваться мечом вдоволь. А забирая, спросил негромко:
Глава 5. Радости, огорчения, и немного счастья
Довольно скоро в Развалины явились нежданные гости — барон Корренжи, нынешний хозяин Кальи, с сыном и свитой, и, между прочим, егеря, с которыми накануне пришлось познакомиться Эдину и Якобу, тоже там были. Гости прибыли поздним утром, когда у Эдина по расписанию была тренировка, и они с Якобом фехтовали на мечах — точнее, Эдин отражал выпады Якоба.
Граф в своем потертом кафтане поверх ветхого, штопаного, зато бархатного камзола вышел поприветствовать барона, который был, кажется, взволнован, встревожен и сама любезность.
— Вчера у нас чуть не случилось досадное недоразумение, милорд граф, — сказал барон Корренжи. — Я счастлив, что обошлось. Разумеется, теперь мои егеря знают, что я лично выдал разрешения на охоту для ваших людей.
— Да, барон, всё обошлось, — согласился граф. — Зато стало для нас поводом встретиться, так что я рад, — граф Верден тоже был сама любезность. — Позволите пригласить вас разделить с нами скромную трапезу?
— Это честь для меня, милорд. Но, скажите — как? Как вашим людям удалось бежать из моего... из Кальи?
— Насколько я понял, с помощью моих семейных призраков, барон, — ответствовал Граф. — Замок, безусловно, ваш, не собираюсь это оспаривать. Но призраки всё еще мои, я даже уточню — мои родственники. И я при всем желании не могу вам посоветовать, каким образом можно выселить их из Кальи.
— Да уж, милорд граф! — Барон расхохотался, как будто Граф сказал нечто очень остроумное, и вся свита дружно его поддержала.
Тем временем взгляд Графа остановился на одном из егерей.
— А, Мерьер, рад тебя видеть. Помнится, поступая ко мне на службу, ты был совсем мальчишкой. Как у тебя дела?
— Хорошо, милорд, — Мерьер заметно смутился, хотя Граф смотрел вполне доброжелательно.
— Это ваш бывший человек, милорд? — удивился барон Карренжи. — Кстати, это один из тех, кто изловил ваших парней. И вы ведь позволите их повидать? Мы привезли их оружие, — барон показал на егеря, который держал два лука, рогатину Якоба и тул со стрелами.
— Один из тех? — Граф внимательно взглянул на Мерьера. — Понятно. А повидать их можно прямо сейчас. Пойдемте со мной, добрые господа.
Эдин и Якоб оба сбросили куртки и кружили по присыпанному снегом двору в одних рубашках, подошвы сапог стучали, потому что Виллен накануне подбил их железными набойками. Эдину некогда было смотреть по сторонам, поэтому он не заметил, когда во дворе появились посторонние. Заметил Якоб, и хотел было прервать тренировку, но Граф сделал знак продолжать.
Барон Корренжи смотрел с любопытством — он разбирался в фехтовании.
— Я нашел моему мальчику самого лучшего оружейного учителя, да вы и сами можете судить, — сказал Граф не без некоторого самодовольства. — Это, кстати, один из сыновей того самого лорда Лаленси, который пятнадцать лет назад командовал замковой стражей у короля Юджина.
— О, вот как, — удивился барон. — Да, я впечатлен, его ученик достоин похвалы. Простите мое любопытство, милорд граф, мальчик — ваш сын?
— Конечно, нет, — спокойно ответил Граф, не повернув головы. — Его зовут Эдин Вентсивер.
Эдин к тому времени тоже заметил гостей, и когда Граф махнул рукой, они с Якобом оба разом опустили мечи, подошли и поклонились барону и Графу.
— Этот? — спросил Граф у Якоба, кивком показав на Мерьера.
Якоб кивнул.
Эдин сразу узнал егеря, который ударил его связанного в лесу, свалив с ног, и не обрадовался встрече, но пока не понял, что имеет в виду Граф, и с чем соглашается Якоб.
— Мерьер нанес оскорбление моему мальчику, он должен быть наказан, — сказал Граф. — Всякое недоразумение надо разрешить и забыть, но есть вещи, за которые следует нести ответ. Мне, например, всегда было противно глумление над беспомощными.
— Поддерживаю, милорд граф, — сразу согласился барон Корренжи. — Желаете сами наказать его?
— Именно так, — Граф еле заметно улыбнулся, а бедняга егерь побледнел. — Возьми лук, Эдин.
— Граф? — Эдин тоже побледнел, потому что, кажется, понял, что задумал старик.
Предположим, он сам охотно дал бы этому егерю пинка при случае, хоть и не стал бы признаваться в таком желании. Но — стрелять?! И сразу после тренировки, когда у него ещё даже руки дрожат? Все-таки вина этого человека не такова, чтобы его убить!
Граф тем временем нагнулся, зачерпнул в горсть снега, слепил снежок, и показал Эдину.
— Видишь, он даже больше яблока. У тебя столько выстрелов, сколько нужно. Не спеши.
Барон хмурился, но не возражал. Егерь упал на колени перед Графом.
— Милорд, милорд, простите меня! Не надо, милорд!
Граф только шевельнул бровями, в его глазах появилась непривычная жесткость.
— Тебе нужно просто стоять спокойно, Мерьер, это в твоих интересах. Якоб! — он передал Якобу снежок.
Якоб, взяв егеря за плечо, отвел на нужное расстояние и положил снежок ему на голову.
— Возьми же лук, Эдин, — повторил Граф, — возьми и стреляй, — жесткость в его глазах никуда не делась.
Эдин взял лук и прицелился. Руки еле заметно, но дрожали.
Он постарался собраться, стал считать вдохи и выдохи — как учил Якоб. Вроде бы все, можно! Но у него не получалось спустить тетиву, никак не получалось.
Все молчали, и, кажется, готовы были ждать вечность. Но не ждать же им вечность, в самом деле!
Эдин быстро поднял лук и выстрелил, и ворона, которой не посчастливилось пролетать высоко над Развалинами этим погожим днем, свалилась на землю, пронзенная стрелой.
Глава 6. Встречи и расставания
Дни шли один за другим, как им и положено, а если оглянуться назад, лучше сказать — бежали, нет — летели. В Развалинах отпраздновали Новый Год, с пирогами, подогретым вином и медовым сбитнем, с горой жареного мяса, с большим костром, который горел во дворе весь день, и, конечно, с музыкой и танцами. Музыка была своя — сыновья Меридиты играли на дудках, и получалось у них очень ладно. А уж плясали, конечно, все, даже Граф разок вышел в круг — примета такая, хоть немного, насколько сил хватит, а нужно сплясать в такой праздник.
На Новый Год еще все ходят в гости, но в Развалинах веселились только свои — гостей не ждали, а нежданные не завернули на огонек. Барон Корренжи в знак внимания прислал бочонок вина, телегу дров и кабанью тушу, все пригодилось как нельзя лучше: вино выпили, причем Граф сам поднял чашу за здоровье барона, мясо съели, а дрова пошли в праздничный костер.
И где-то теперь цирк Бика, у какого новогоднего костра рокочет бубен хозяина, танцует Милда, показывает свои немудреные трюки медведь Вудуду? Эдин по ним скучал. Хоть бы ненадолго свидеться...
В Вердене, конечно, развернулась большая ярмарка, Эдин с Якобом и Аллиель ездили туда верхом. Было весело. Они купили несколько поленьев и бросили их в огромный праздничный костер на площади, потом зашли в храм, зажгли светильник на алтаре. В храме по поводу праздника было людно. Эдин поискал глазами старуху-нищенку — не нашел.
И цирк в Верден приехал, как же иначе, стоял на рыночной площади напротив праздничного костра — большой, богатый, незнакомый. Яркий разноцветный шатер из желтых, зеленых и красных полотнищ издалека был виден, так и притягивал взгляд — мимо не пройдешь.
— Якоб, мы ведь зайдем? — сразу загорелась Аллиель, — ну, пожалуйста!
У шатра как раз зазывала был в бубен, крича, что представление начнется вот-вот. Когда-то и Эдин этим занимался, и Дик, а вообще, они с братьями-акробатами часто тянули жребий, кто будет зазывать сегодня, а кто-завтра...
— Почему бы нет, леди, — согласился Якоб. — По виду, так цирк должен быть неплох.
Странно Эдину было сидеть в цирке зрителем. И почему-то сердце билось чаще от этого своего, привычного, на которое теперь можно было смотреть со стороны. Соскучился?..
Он и смотрел не так, как другие зрители, потому что многое сам умел и прекрасно знал, в каком месте начинает опасно ходить под ногой туго натянутый канат, как нужно правильно раскачать трапецию. Он будто сам это переживал — совсем не то, как если просто смотреть.
Как зрители смотрят — это отдельный разговор. Бывает, красивый пустяк принимают грохотом аплодисментов, а когда за этим идет что-то на самом деле затейливое, трудное — жалкие хлопки от тех, кто понимает. А понимает мало-мальски лишь тот, кому самому приходится не только посиживать в кресле, гоняя слуг с поручениями. Смешнее всего, когда какая-нибудь богато разряженная леди на все, что ей ни покажи, лишь снисходительно кивает, лучась самодовольством, а заставь её саму пройти не по канату даже, а по широкой доске, невысоко поднятой — будет визжать, хвататься за что попало и звать на помощь...
Аллиель оказалась замечательным зрителем, то и дело восхищенно ахала и хлопала в ладоши. И когда ученая собака складывала и вычитала в пределах двадцати, и когда огромный чернобородый детина ловко кидал ножи в цель. Хотя почему-то здешний метатель человека у цели не поставил. А зря, успех был бы много больший. Что касается собаки — все просто, собака, конечно, считать не умела, просто дрессировщик щелкал чем-то в кармане. И таем он не был, иначе ни к чему щелкать, просто мысленно давал бы собаке команды лаять. Эдин щелчков, как и зрители, не слышал, он понял это, потому что услышал собаку — изнутри услышал, как тай. И еще подумал: а может, раздобыть смышленого пса и тоже сделать такой номер? И почему только раньше не догадался?
Потом на круг вышел здоровяк в зеленом костюме, рыжий, бородатый и почти квадратный, с тремя огромными литыми гирями, которые поставил в ряд и предложил желающим попробовать сдвинуть или хотя бы качнуть. Желающие, разумеется, нашлись и не преуспели, после чего сам рыжий принялся жонглировать гирями, словно они были, по меньшей мере, деревянными. Вглядевшись в лицо рыжего, Эдин чуть не подскочил. Он его помнил, это был знакомец мамы, навещал её когда-то в цирке Бика.
Когда номер силача закончился, на круг выбежали танцовщицы в длинных оборчатых юбках, а Эдин тихонько встал, радуясь, что сидел на скамье с краю — можно незаметно уйти.
Он обошел ряды зрителей и нырнул за кулису, никто не остановил. С одной стороны здесь было множество закутков, отгороженных пестрыми, латаными тканевыми ширмами, так же, как в любом цирке, и если бы рыжий нырнул в этот тесный лабиринт, искать его было бы непросто. Но Эдину повезло, рыжий просто сидел на табурете недалеко от выхода и не спеша пил что-то из чашки. Эдин подошел. Силач взглянул на него, особенно не удивляясь, этак вскользь и сквозь.
— Да, сударь.
— Прости, имени твоего не знаю. Ты помнишь Виолику? Из цирка Бика?
Вот теперь рыжий посмотрел внимательно.
— Я Гвен. Чего ты хочешь?..
— Я её сын.
Рыжий, кажется, не сильно удивился.
— А, вот оно что. Вырос, значит, — он протянул Эдину руку для пожатия. — А это что такое? — широким жестом он показал на одежду Эдина, на короткий меч у него на поясе.
— Это я служу у одного лорда... временно, — не придумалось ничего лучше.
— А, тогда понятно, — протянул рыжий Гвен. — Про Виолику я знаю, что нет её больше. Мир ее памяти, хорошая была девочка. Светлая. А так-то ты где, у Бика всё?
Глава 7. Возвращение в цирк
Цирк Бика, оказывается, остановился на постоялом дворе на окраине. Бику не удалось получить квиток на работу в Вердене, так что тюки не распаковывали и шатер ставить не собирались. Все вроде было по-прежнему: те же потрепанные на вид, но добротные еще фургоны, те же лошади, с глубокомысленным видом жующие овес и понимающие Эдина, но не желающие признавать его главенство, тот же добродушно бурчащий Вудуду, который был рад встрече и с удовольствием стрескал подаренную пластину вареного сахара с орехами и изюмом. Тот же рассеянный, взъерошенный Димерезиус. Тот же хмурый дядюшка Бик, который кажется, один был им, Якобу с Эдином, совсем не рад, но это не удивляло. Дядюшка Бик, если верить своим глазам, никогда и ничему не радовался, что для хозяина цирка было даже как-то странно. И так же, как обычно, циркачи заняли самые дешевые и плохо протопленные комнаты. Впрочем, сам Бик, и еще Димередиус поселились в лучших, на втором этаже — тоже как обычно. И их с Якобом тоже ждала комната на втором...
Перемены, конечно, нашлись, стоило чуть осмотреться. Появились новые артисты — молодая пара Лин и Сьюна. Они жонглировали огнем, и номер у них, как утверждал акробат Фано, был очень хорош, так что следовало радоваться такому приобретению. Милда как-то изменилась, казалась взрослее и ещё красивее, чем раньше, и у неё появились длинные искрящиеся серьги в ушах, а на плечах - красная шерстяная шаль с широкой ажурной каймой. Милда, конечно, сразу бросилась на шею Якобу, а потом крепко стиснула в объятиях Эдина.
— Ну, наконец-то вы вернулись! Вот не бросайте нас больше, а?
Эдин вручил ей кулек с конфетами, загодя купленными на здешнем рынке, а Якоб — коробочку с сережками, когда он их купил, Эдин понятия не имел. Серьги эти были попроще тех, что блестели в ушах Милды — кстати, к заметному неудовольствию Якоба. Однако Милда сразу заменила сережки, и Якоб несколько расслабился.
— Эй, а я разузнала про вашего Графа! — заявила она, как будто давно не чаяла сообщить эту новость. — Он бывший правитель этого графства, представляете? И король собирается выдать его дочку за шута! Вы, что же, ещё не поняли, зачем ему Эдин?!
— Тише, девочка, — улыбнулся Якоб. — Кому как, а Эдину, кажется, эта идея нравится. При условии, конечно, что шутом будет он. Да, Эдин?
Тот растерялся и густо покраснел.
— Пойду я, к медведю схожу, — и он быстро унес ноги.
Потом он расскажет Милде про Аллиель и про Графа. Непременно, но это потом.
— Так вы знаете? — закричала Милда, отталкивая Якоба, лишь только за Эдином закрылась дверь — Вы знаете?! Ему же надо бежать без оглядки! И не говорите мне, что ему понравилась эта ломота беловолосая! Знаешь, что говорят про лорда Кана? Что он колдун, который управлял королевством, пока король не нашел на него управу! Он всё может, всё, понимаешь? Даже то, на что обычные люди не способны! И он ни перед чем не останавливается!
— Тише, девочка. Что за глупости? — теперь Якоб нахмурился.
— Ну, пораскинь же мозгами, Якоб! Графская дочка должна выйти за шута, верно? А на всю жизнь, или на один час — до этого никому дела нет? Граф сделает его королевским шутом, их с белобрысой леди обвенчают, и всё, Эдин больше не нужен! Ты понимаешь? Она год походит в трауре — и всё, можно замуж за кого угодно!
— Нет, милая, не думаю, что так.
— Да почему же нет? Ну скажи, почему? — взвилась Милда. — Граф ведь собрался сделать его шутом, верно?
— Потому что... — Якоб не знал толком, как бы ей объяснить то, что до конца и сам не понимал.
Впрочем, понимал, конечно, в общих чертах. Но Милда вдруг посмотрела на дело совсем с другой стороны, и нельзя сказать, что она совсем уж была не права.
— Милая, будь оно так, подошел бы любой шут, понимаешь? Кто угодно, если в мужья на час. Тогда Граф оставил бы Эдина просто шутом, к чему возиться? Ему как будто нужен Эдин, а не любой.
— Я всё равно не верю. Потому что лорду Кану доверять нельзя — так говорят!..
— Мало ли что говорят. Он когда-то спас мне жизнь. Меня чуть не казнили, поняла?
— Тебя?.. Чуть не казнили? — переспросила Милда, и глаза её стали размером с серебряный лен.
— Я был, пожалуй, виноват... немножко, — туманно пояснил Якоб. — Но он вмешался, хотя мог бы этого не делать. Он ведь понятия не имел, виноват я или нет. Просто узнал меня и запретил вешать, а потом все уладилось.
— Вешать?..
— Ну да. Это было лет шестнадцать назад, девочка, во время Северной войны. Я служил десятником, а он приехал на наши позиции, уж не знаю, зачем.
— Но ты сказал, он тебя узнал?
— Мой отец служил при дворе, и меня тоже туда взяли, оттого и встречались.
— Погоди-ка, — заинтересовалась Милда. — И кем же ты был при дворе?
— Пажом королевы. С тринадцати лет.
— А твой отец?..
— Гм... — мгновение Якоб колебался, но ответил, — начальником королевской стражи.
— Погоди. Так ты, получается, лорд? Настоящий?!
Якоб усмехнулся.
— Я третий сын, Милда. Передо мной два брата. Это значит, о земле в наследство и мечтать не могу, так что какой я тебе лорд? Мне полагалась служба, и только. Ну, и кошелек от отцовских щедрот — может быть. Мой отец вовсе не богат.
— И все равно, ты сын лорда! Почему раньше не сказал?! — на глазах у Милды заблестели слезы.
— Кому это интересно, девочка? Я в семье паршивая овца, и давно уже, — Якоб осторожно обнял ее за плечи, но она ловко, по-змеиному извернувшись, выскользнула.
Глава 8. Цирковые будни
С приездом в город Асте для цирка Бика началась светлая полоса. По случаю свадьбы сына местного графа в городе устроили праздник с большой ярмаркой. В Асте съехалось немало людей мало-мальски знатных, считающих своим долгом засвидетельствовать почтение графу и новобрачным — это раз, и множество жителей ближайших городов и деревень, на ярмарку — это два.
Как и в прошлые годы, Эдин по очереди с акробатами выходил зазывать публику на представления. Хорошие сборы начались с первого же дня. Радовались все, а дядюшка Бик почти перестал брюзжать и даже иногда насвистывал что-то себе под нос. А по вечерам, после представления, циркачам накрывали большой ужин в ближней таверне, и уже это говорило о том, что дела идут хорошо, при другом раскладе Бик ни за что бы не расщедрился. Впрочем, в случае успеха это бывало выгодно, далеко не за всё на столе платил хозяин цирка, многое было подарком от зрителей, желающих отблагодарить артистов, и таковых находилось немало. Поэтому на стол каждый раз подавались то сочный мясной пирог, то внушительных размеров окорок, и обязательно вино. Если эти изыски дарились мужчинам — Бику, Димерезиусу и особенно часто Якобу, то конфетам, орехам в меду и засахаренным фруктам все были обязаны Милде и Сьюне, обе девушки были донельзя хороши.
Помимо своих обычных номеров на шаре и с медведем Милда танцевала теперь со Сьюной танец с огнем, а возле круга расставлялись ведра с водой, на всякий случай. Но пока обходилось без неприятностей, зато две стройные женские фигуры, все в огненных сполохах, приводили публику в неистовство. Когда Милда и Сьюна выходили на круг, то Якоб и Эдин обязательно были поблизости с мечами у поясов, своим недвусмысленным видом отпугивая чересчур настойчивых поклонников огненных красавиц. После того, как Якоб коротко переговорил с самыми настырными, пошла обычная молва: девочек из этого цирка купить нельзя, и торговаться бесполезно. И все равно случалось, что во время ежедневного поединка, когда Якоб принимал вызов любого желающего, находились охотники поставить на одну из девушек, а то и на обеих, и денег предлагали щедро — однажды какой-то толстый торговец бросил под ноги Якобу целый кошель солленов. Якоб всегда отвергал такие ставки, при том, что ни разу с начала работы в Асте не проиграл поединок. Он заработал бы очень много, и Бику, и себе! Вот тут Бик зубами скрипел с досады.
Впрочем, как заметил Эдин, количество сладостей на их столе из-за этого не уменьшилось, скорее наоборот.
Однажды сам Бик, перебрав за ужином, зажал Милду в темном углу у лестницы, благоразумно убедившись, что Якоба поблизости нет. И несколько удивился, ощутив холод клинка у себя под лопаткой — меч держал Эдин, и то, что меч был цирковой, то есть тупой, мало кого могло бы утешить.
— Прошу прощения, хозяин, — сказал Эдин со всей вежливостью, на которую оказался способен, — не соблаговолите ли отойти в сторонку?
Бик люто взглянул на Эдина.
— Вырос, волчонок, да? Обнаглел?
Однако не заставил себя упрашивать, ушел сразу. А Эдин, примерив на себя услышанное, охотно согласился. Да, выходит так, вырос. И, получается, обнаглел. Это оказалось как-то очень естественно и даже приятно — тронуть шкуру хозяина мечом, потому что нельзя обижать их Милду. Бику даже больше нельзя, чем прочим.
Интересно, решился бы Эдин на такое без этой зимы в Развалинах, когда сам почти поверил, что он — молодой лорд?..
Впрочем, лорд, не лорд, какая разница. Всю жизнь пресмыкаться перед такими, как дядюшка Бик, Эдину Вентсиверу точно было не по сердцу. Да-да, пусть Эдину Венсиверу — так звучит куда лучше...
Позже, к самым свадебным торжествам, в Асте приехал ещё один цирк. Этот цирк не стал ставить шатер на одной из площадей, а обосновался прямо в графском замке — то есть, он прибыл по специальному приглашению графа.
— Это «Дом чудес» из Лира, лучший цирк Кандрии, — сказал Эдину Димерезиус. — Впрочем, сравнивать не стоит, он просто другой. Там тоже есть танцоры, гимнасты и дрессированные звери, но главное — фокусы. Чудеса. Это единственный цирк гильдии, который ездит по стране лишь изредка, по приглашению.
— Жаль, нельзя посмотреть хоть одним глазком, — вздохнул Эдин.
— Конечно, можно. Обязательно посмотрим.
— То есть, мы пройдем в замок? Или они будут представлять в городе?
— В городе вряд ли. Наверняка граф будет против, чтобы угощением, купленным для его гостей, потчевали горожан. Но положись на меня, дорогой, мы непременно увидим их главное представление.
Наутро после графской свадьбы город праздновал, пил выставленное графом вино, заедая его графскими же пирогами, а в тавернах по всему городу с предыдущей ночи жарили и пекли — ясно же, что графского угощения надолго не хватит. И на вечернем представлении следовало ожидать полный аншлаг. А Димерезиус сказал Эдину:
— Сегодня вечером работаем первыми, потом идём в замок. Я уже договорился с Биком. Оденься прилично. Настолько прилично, что меч тоже возьми.
Циркачам, как и прочим простолюдинам, ходить по городу с мечами запрещалось. По сути, Димерезиус предложил ему снова притвориться дворянином, а Эдин ничего не имел против — это даже забавно, и пригодится одежда, положенная Меридитой.
Под вечер, но задолго до заката, Эдин с Димерезиусом проехали в ворота графского замка верхом на лошадях, взятых внаем на их же постоялом дворе. Хотя могли бы и пешком дойти. Понятно, почему: чтобы выглядеть, как сказано, «прилично». Сам Димерезиус тоже извлек из своих сундуков шелковый костюм, бархатный плащ с шелковой подкладкой, берет с пряжкой, и все это мало было похоже на одежду для выступлений. И на лошади фокусник, которого Эдин считал если и не стариком, то близко к тому, держался на удивление ловко. А когда стражник преградил им путь, то Димерезиус предъявил бляху на шнурке, и их тут же пропустили. Другие стражники, увидев бляху, поставили их лошадей у общей коновязи. И вообще, Димерезиус вел себя в графском замке так, словно бывал тут множество раз. И когда Эдин спросил об этом, улыбнулся:
Глава 9. Крутой поворот
Прохладное утро, хорошая лошадь, ровная дорога, мерный стук копыт, лишь пыль стелется позади — чего еще желать? Совесть не мучила: шатер уже поставили, работы в цирке почти нет. Накануне Эдин возился с Димерезиусом над очередным механическим приспособлением для фокуса, и они не закончили, но ничего, Димерезиус простит. Эдин оставил ему записку с обещанием вернуться уже назавтра.
Лес теперь гуще и теснее обступал дорогу, и сама дорога стала не так хороша, и ветки, бывало, склонялись так низко, что только успевай голову пригибать...
Вдруг дорогу преградили — несколько дюжих молодцев выступили из леса, один схватил под уздцы лошадь.
— Стой-ка, паренек. Куда это поспешаешь, а?
В первый момент Эдин растерялся. Отвлекся, задумался... эх, балда!
Их было пятеро, одетых как попало, но вооруженных: у того, что держал лошадь, в руке был короткий меч, второй, в потрепанном камзоле и мало подходящих к камзолу новеньких штанах, покачивал хорошей, на матерого кабана, рогатиной, третий сжимал лук. Лук этот, как сразу же отметил Эдин, был менее всего опасен, потому что человек держал его очень уж неумело. Еще двое угрожающе помахивали большими палками.
— Слезай, ну? И не бойся, желторотик, мы сегодня добрые. Эй, гляди-ка, да у него нож! — разбойник широко улыбался.
— Да, мы добрые! — охотно подтвердил тот, что с луком и тоже растянул рот в улыбке, показав редкие зубы.
Они сразу решили, что Эдин у них в руках и ничуть не опасен. Почему это, интересно? Потому что любой из них вдвое его тяжелее?
Если бы был меч...
Но меча нет. И слезать с лошади нельзя — пока он верхом, есть надежда.
Его лошадь. Она пряла ушами и беспокойно переступала. И она слышала Эдина. Он вдруг понял — она слышит, понимает. И ждет.
Этот, с рогатиной, если что, запросто достанет лошадь. Хотя, скорее уж он достанет Эдина, лошадь им нужнее.
— Ну? — теряя терпение, один из разбойников потянулся к Эдину...
— Уже слезаю, дяденька, — сказал тот примирительно.
Дальше все получилось без раздумий: он толкнул разбойника ногой в лицо, а нож словно сам собой выпрыгнул из голенища и полоснул по разбойничьей руке, что держала повод.
«Вперед! Вперед, быстрее!»
Эдин что есть силы толкнул лодыжками лошадь, и она помчалась, напролом через кустарник, а следом неслись крики и ругань. Но все, они сбежали, лишь самый первый момент был опасным и благополучно миновал. Некоторое время спустя деревья и кусты расступились, снова показалась дорога.
Эдин похлопал лошадь по холке.
— Молодец, хорошая девочка. Поехали скорее, а?
Теперь он не зевал, и дорога стала лучше, так что не менее получаса можно было скакать быстро. А потом он увидел человека, привязанного к дереву.
Эдин осадил лошадь, медленно подъехал. Сразу же подумалось — а не приманка ли это? Может быть, вон там, в кустах кто-то засел? Но тут же он одернул себя — нет, глупость. Те разбойники остались позади, и кого бы стала тут дожидаться очередная шайка?
Парень был без оружия, голый до пояса и в разодранных штанах — наверное, потому с него штаны и не сняли. Похоже, тем пятерым срочно следовало приодеться. Бедолага был старше Эдина, выглядел лет на восемнадцать-девятнадцать.
Глаза у пленника закрыты. Живой хоть?
— Эй! — Эдин тронул его за плечо.
Живой. Глаза парень открыл, и они быстро прояснились.
— Помоги. И пить...
Эдин его сначала напоил, потом развязал, растер затекшие кисти.
— Ты кто?
— Я еду с посланием в Сартальский замок, по поручению барона Кени. Меня зовут Лернон... благородный Лернон, сын лорда.
Почему-то последнее сообщение у Эдина почтительного трепета не вызвало. Ну, сын лорда. Только Эдин сбежал от разбойников, а этот благородный — нет.
— Они меня... по голове, успели, — пояснил Лернон, словно поняв, о чем думал нежданный спаситель.
— Меня зовут Эдин Вентсивер. Я свободный циркач. Тоже еду в Сарталь. На тебя напали пять разбойников? Я их встретил.
— И?.. — бывший пленник посмотрел с сомнением.
— Мне повезло от них смыться. Так что давай-ка и мы поторопимся, они все-таки не слишком далеко, и злые, я одного немножко порезал.
— Ты порезал? Да ты герой, да?..
— Говорю же, мне повезло.
— Ну да, ты же циркач. Знаешь какие-нибудь колдовские штучки?
— А как же. У меня есть хлеб, хочешь? — Эдин достал лепешку, отломил кусок. — И вот еще рубашка. Наверное, тебе мала, но можешь примерить.
Сначала парень съел хлеб, присев на пень, жадно рвал зубами подсохший мякиш. Потом надел рубашку — та оказалась тесна, но лучше, чем ничего.
— Спасибо, циркач. Я доложу в замке, что ты мне помог, так что можешь явиться за наградой. Леди очень щедрая, если попросишь, может и на службу взять. Замолвить за тебя словечко?
— Не-а, спасибо. Мне не нужно на службу к твоей леди.
— Даже так? Что бы ты понимал в службе. Эх, еще бы штаны. Как же мне в замок в таком виде являться?
Парень с таким очевидным сомнением посмотрел на штаны Эдина, что тот невольно порадовался — его штаны на баронского посланника не налезли бы даже с мылом. И захотелось поскорее расстаться с невольным знакомцем, но не бросать же его тут...
Внизу, неподалеку, явственно журчала вода, и Эдин спустился посмотреть, это был ручей, быстрый и прозрачный. А пить хотелось, и еще умыться.
Вода оказалась холодной — аж ломило зубы, но свежей и вкусной.
— Эй, циркач, а это у тебя что?
Глава 10. Цена свободы
Якоб вернулся четыре дня спустя, и взволнованный Димерезиус сразу сообщил ему об исчезновении Эдина. Якоб даже не сразу понял. Никогда не случалось подобных сюрпризов. Уехал? Куда?!
Сразу подумалось о плохом. Несчастье? Разбойники?
Почему не искали?!
И тогда Димерезиус объяснил. Про кольцо, про вероятного отца, про желание больше узнать про себя самого...
Это же так нормально, для мальчишки. Такой возраст. Может быть, с ним все в порядке, стоит подождать. Хотя тревожно, конечно. А Якоб как считает?
Якоб только выругался. Он не ждал неприятностей, но они пришли. Граф как знал, когда предупреждал! И этот ученый дурень Димерезиус мог бы поживее соображать...
Хорошо, если все благополучно и мальчишка жив и здоров. Понятно, что отца он не нашел, но мало ли, кого нашел. И все-таки душа Якоба вопила, что случилось несчастье.
Первым делом он достал полученную графом бумажку со списком — прочитать, кого из вероятных помощников можно найти поблизости. Первым в списке значился маркграф Сарталь.
Якоб перечитал и опять выругался. Почему ему никогда и ни за что не стать хоть и не первым министром? Потому что столь нелюбопытен. Мог ведь заранее прочитать внимательно...
Но, возможно, это везение. Найти кого-нибудь на земле маркрафа Сарталя проще всего именно маркграфу Сарталю — ему там подчиняется каждая собака... точнее, стража и еще кто там у него...
Уже через полчаса Якоб Лаленси скакал верхом по дороге в Сарталь, братья-акробаты Джак и Фано его сопровождали, на всякий случай. А Бик, который, по логике вещей, в подобной ситуации должен бы разразиться долгой бранью, угрюмо молчал. Милда только и успела, выбежав, посмотреть им вслед, а потом заплакала. Она тоже тревожилась. Димерезиус, вышедший следом, погладил ее по голове.
В Сартальском замке было по-прежнему людно и празднично. Намечался большой выезд на кабанью охоту, так что с Якобом и братьями на воротах и разговаривать не стали, велели идти прочь до более удачных времен. Повысив голос, Якоб назвался и достал кольцо Графа. Удивительное дело, это сразу возымело эффект: один из стражников умчался с докладом, и уже скоро Якоб стоял перед маркграфом.
Маркграф был большой, грузный человек с внимательными глазами. Он не был ни тороплив, ни раздражен, как будто Якоб вовсе не оторвал его от чего-то важного, а когда в дверь кто-то сунулся — прогнал движением руки.
— Итак, друг мой, какие у вас новости для меня от графа Конрада?
— Не новости. Я должен просить помощи, милорд. Граф Верден сказал, что...
— Я понял. Я слушаю.
И Якоб рассказал. Про Эдина, про кольцо бастарда, которое вроде бы пропало, но, оказывается, нашлось...
Маркграф не перебивал, и некоторое время молчал потом.
— Верден писал мне про этого паренька, — сказал он наконец. — Значит, это второй ребенок Виолики. Интересное совпадение. И он считает себя моим сыном. Вердену это неизвестно, не так ли? И он исчез. Именно исчез, я не встречал его и ничего о нем не слышал, и если он в Сартале, то я ничего об этом не знаю. Ведь ваш подопечный Эдин Вентсивер рассчитывал так или иначе на встречу со мной, верно?
— Не обязательно, милорд. Взглянуть на вас — да, конечно. Я не уверен, что он стал бы добиваться встречи.
— Я понял. Его надо найти, и немедленно, не так ли, Лаленси? И не поднимать шум, у меня в замке сейчас на редкость много нежелательных персон. Но мы постараемся. Уточните-ка еще раз, в какой именно день это случилось.
В комнату как раз сунулся очередной посыльный, маркграф подозвал его.
— Передай, любезный, ее милости, что я никак не могу ее сопровождать, есть важные дела.
После этого он кликнул секретаря, скучавшего в соседней комнате, и отдал распоряжения. И завертелось.
Всех слуг собрали и опросили, потом стражу. Как водится, поначалу никто ничего не видел и не знал. Но так ведь не бывает на самом деле, особенно если правильно задавать вопросы. Слуги и стража видят все и все знают. Зато их никто не замечает, так уж повелось...
Кто явился в замок накануне? Очень многие. То и дело кто-то ездил туда-сюда с поручениями от гостей, и привозили провизию, заказанную экономом. Привратная стража толком запомнила лишь двоих юнцов, приехавших на одной лошади. Оба нездешние. Кажется, это они привезли весть о разбойниках в окрестностях замка, о чем доложено начальнику стражи.
Где эти юнцы?
Неизвестно. Но разбойников уже благополучно выловили.
Покинул ли замок кто-то из слуг в означенное время?
Да, старая кухарка и ее внучка, девчонку заподозрили в воровстве и велели убираться. Ее милость была сострадательна, велела дать им повозку и выплатить жалованье, они уехали утром.
В рекордно короткий срок замок осмотрели и перетряхнули снизу доверху. Обнаружили чужую клейменую лошадь. Лошадь Якоба Лаленси была заклеймена так же, то есть, нанята в той же конюшне.
Смену стражи, охранявшую ворота той ночью, допросили опять. И некоторых слуг.
Замок маркграфа Сарталя — огромный и людный, в нем, как песчинка, затеряется кто угодно и что угодно. Но так только кажется на первый взгляд. И если песчинку не искать...
Кто может выполнить неудобное поручение? Совсем неудобное?..
Ах, помощник эконома?..
Скоро отряд стражников отправился в слободку на окраине Сарталя, и еще немного времени спустя перед маркграфом поставили двоих контрабандистов, сестра одного служила в замке прачкой. Им заплатили и за молчание, конечно, но не столько же, чтобы молчать в такой неудобной для здоровья ситуации.
Убить? Нет-нет, они не душегубы. Они продали мальчишку на торговец «Золотая ракушка». Респектабельный торговец, да, приходит в Сарталь регулярно. Да, говорят, что «Ракушка» промышляет контрабандой и каперством, но ведь это не доказано, а говорят — так мало ли что. И потом, им приказали и заплатили, а услужить их милостям всегда дело благое и почетное.
Глава 11. Пена на волнах
На берегу их дожидался Граф, прохаживался возле запряженной парой коляски. Он обнял Эдина:
— Ну, здравствуй, мальчик. Как дела?
Не отчитывал его, не сердился. У Эдина защипало в глазах.
— Граф... простите, я такого не хотел. И не надо было платить, я бы все равно сбежал...
— Не сомневаюсь, — Граф улыбался. — Надеюсь, ты достаточно интересно провел время?
— О... да, пожалуй.
— Вот видишь. Рад за тебя. Только, прошу, больше никаких неожиданностей. Хорошо?
И все.
А «Морская дева» уже показала им корму, и, подняв все паруса, уходила прочь, в море. А лодочник вытаскивал лодку на песок. И — никого вокруг.
Усаживаясь в коляску, господин Эйри со смешком сказал Графу.
— Не поверите, милорд, кто капитан. Это сын покойного Илдена Кая. Я до сих пор храню его непогашенные векселя тысяч на десять серебром, надо было бы учесть их при выплате этого вознаграждения.
Граф вежливо улыбнулся.
— Сочувствую, мой друг. Возможность вручить должнику награду старыми векселями — такая же редкость, как солнечное затмение.
В ответ тот лишь вздохнул:
— Предлагаю заехать на верфь, это по дороге. Новую шнекку будут спускать через неделю, надо отдать кое-какие распоряжения.
— Почему бы нет, — согласился Граф, — Эдин, ты ведь еще не был на верфи? Хочешь сам придумать имя новому кораблю?
— Если можно... — того прямо в жар бросило.
По воле Графа в жизни Эдина чудеса случались уже не раз. Дать имя кораблю — тоже чудо.
Дорога повернула, и из-за глухого кустарника показалась дюжина вооруженных всадников. У Эдина сердце екнуло, но Граф весело пояснил:
— Это наша охрана, мой дорогой. Достопочтенный господин Эйри наотрез отказался ехать сюда, имея под сиденьем столько солленов, без эскорта. А вон там, за мысом, стоит быстроходная шнекка, тоже на всякий случай.
— Я сторонник разумной предосторожности, — благодушно проворчал достопочтенный.
— Безусловно, я тоже, — согласился Граф. — Правда, чаще я предпочитаю доверяться двум дамам, они отличные охранницы. Рекомендую: Осторожность и Неизвестность.
— А я, дорогой мой лорд Кан, давно уже не доверяю дамам. Их притирания, румяна, фальшивые локоны, побрякушки так голову заморочат, что и не поймешь сразу, что под ними. И окажутся вдруг Осторожность и Неизвестность Болтливостью и Продажностью...
На верфи терпко пахло свежей стружкой. Стоящая на стапеле шнекка казалось огромной, и уже совсем готовой, и какой-то странно голой — с неокрашенным корпусом, без парусов и такелажа. Корпус как раз красили, красной краской выше ватерлинии.
— Всего неделя, как обещает грандмастер, — озабоченно сказал Граф. — Но высохнет ли краска, вот в чем дело?
Господин Эйри куда-то отошел, Эдин с Графом остались относительно одни, на них не обращали внимания.
— Но тебе нравится? Красавица, правда? — Граф горделиво улыбнулся. — Мастеру Ненту удаются самые быстроходные шнекки. Шнеккам полагается давать женские имена, ты ведь знаешь?
— Граф, но какое отношение эта шнекка имеет к вам?
— А, это просто. Мне принадлежит некоторая доля в капиталах торгового дома, которым уже много лет успешно управляет господин Эйри. Ты удивлен?
Да, Эдин был удивлен.
— Ты ведь понимаешь, конечно, — продолжал Граф, — у нас в Кандрии дворянину моего ранга заниматься торговлей неприлично. Пристойно иметь доходы с земель, обогащаться за счет военных трофеев и королевской благосклонности. А торговля — занятие низменное, удел торговцев. Множество дворян в Кандрии влачат гордую бедность, но не станут заниматься тем, чем им не пристало. Так ведь?
Эдин кивнул.
— К тому же я родился не только в знатной, но и в одной из богатейших семей Кандрии. У меня все было. Когда я впервые вложил деньги в торговое предприятие, я сделал это из любопытства. И сразу получил прибыль. Не всем так везет. Многие просто теряют деньги. Тут надо действовать умеючи. Я разобрался уже потом.
— То есть, вы продолжали торговать, под чужим именем?..
— Именно так. Я был молод, и мне нравилось не зависеть в расходах от семьи. Прошло много лет, и мои торговые вложения здесь, в Гринзале, продолжали приносить небольшой доход, о котором я даже не помнил. Зато теперь, когда король Герейн забрал себе все имущество Верденов, я не умру голодной смертью, и люди, которые мне доверились, тоже.
— Я понял, Граф, — сказал Эдин. — Я не ожидал, да. Но думаю, что это здорово.
— Знаешь, мои коммерческие способности неплохо послужили и Кандрии в мою бытность министром Юджина. Он совсем не желал вникать во многие вещи. Как и Герейн теперь не желает. В результате, как до меня дошло, казна Кандрии уже оскудела на треть. И совсем не исключена война, а многие прямо жаждут ее в надежде обогатиться. А города ропщут, потому что налоги все поднимаются. Ты не замечал?
Эдин только пожал плечами. Может, и замечал. Но не слишком-то его это интересовало.
— Мальчик мой, на самом деле есть только один способ получить хороший урожай, — сказал с улыбкой Граф. — Надо удобрить поле, хорошо вспахать его, засеять лучшим зерном, и надеяться, что погода не подведет. Как ты понимаешь, я говорю не только о земледелии. Но оставим это пока. Как там с именем для нашей шнекки? Посмотри на нее и назови.
У Эдина на языке вертелось имя Аллиель. Но он сказал:
— Пусть будет Виолика. Можно?
Корабль будет красный. Мама часто носила красное, и большая красная шаль с кистями и синими узорами у нее тоже была, Эдин хорошо помнил эту шаль.
Глава 12. Новое начало
Три года спустя...
вновь начиналась осень. Впрочем, она, конечно, каждый год приходила в свой черед, и каждый год в один и тот же день таверна неподалеку от школы Больших Часов гудела от молодых голосов, смеха, песен — студенты, окончившие курс, собирались на традиционную пирушку. Как собрались и теперь.
— Да здравствует Кандрия!
— Да здравствует Грет!
— Слава Гринзалю и его герцогу!
Рубиново-красное вино иногда проливалось на стол, и молоденькая служанка поспешно его вытирала, и мчалась за очередной бутылью или за блюдом с закусками. Иногда она смахивала слезу со щеки — такая пирушка всегда прощание. Ох, как важно трактирной девчонке беречь сердечко, его разбивают без жалости. Она ведь знала, да, знала, что так будет...
— Да здравствует Сольвенна, хозяйка морей!
— За Астинну, королеву Кандрии, и новорожденную принцессу!
— Здоровья и счастья принцессе!
И гринзальцы, и кандрийцы, и гретцы, и сольвеннцы одинаково охотно поднимали кубки за очередную дочь кандрийского короля. Все — молодые, бесшабашные и счастливые. Мало кому уже исполнилось двадцать. Парни не жалели ленов, все заказывая новые блюда, бросая монеты в карманы служанок, любезничали с ними напропалую, иногда украдкой целовались за дверью. Скоро начнут целоваться не украдкой. И хозяйские дочки тоже бегали с подносами по залу, а обычно их здесь не увидишь.
В этот день здесь не было бедных, обучение в школе стоило дорого.
А королева Астинна недавно родила вторую дочь — еще одно разочарование для короля Герейна. Маленькая гретская принцесса не оправдала пока надежд своего супруга и Кандрии. И оправдает ли когда-нибудь? Так что вот-вот в Кандрию приедет еще одна юная принцесса, тоже из Грета — невеста принца Эрдада. У кузины Астинны пять родных братьев и ни одной сестры — может быть, хоть у нее получится рожать мальчиков.
Но то, что так огорчает короля Герейна, вовсе не должно расстраивать недавних мальчишек, только что одержавших свою победу: с первого раза выдержать выпускные экзамены в Часах было не просто. Половина не смогли. Зато у каждого из пировавших висела на шее шестигранная серебряная медаль на шелковой ленте — знак школы, а в сумке был припрятан диплом на шелковистом пергаменте. И многим из них было предложено место на кораблях Гринзальского флота. А Гринзальский флот — лучший, это всем известно, хоть и не принадлежит он ни Гринзалю, ни какой другой державе. Он наемный, Гринзаль платит — флот несет его флаги и охраняет его интересы.
А кому принадлежит Гринзальский флот? Эдин этого не знал, спрашивал — никто не ответил. Тем не менее, ни с кем не советуясь, и с Графом в том числе, Эдин взял патент младшего штурмана на шерк «Саурин», с полугодовой отсрочкой.
Впереди зима, а за полгода наверняка все будет решено. Граф писал, что три месяца назад король решительно потребовал ко двору Аллиель. До этого она уже дважды была при дворе и покидала его, то якобы тяжело заболев, то по другим причинам, изобретенным Графом. Да и королева Астинна очень старалась выполнить свое трудное обещание и найти для Аллиель жениха, не слишком при этом противореча мужу. Та еще задачка, так что можно было восхититься старанием королевы.
— За Сольвенну! За то, как славно она пощипала Кандрию!
Вот это было уже против правил.
Никем не жданная война с Сольвенной полтора года назад, действительно, изрядно потрепала флот Кандрии и лишила ее богатой хлебной провинции, наградив к тому же приличной военной контрибуцией. Налоги в стране опять выросли, а сборы у бродячих цирков уменьшились почти вдвое. Граф же слег и не вставал месяц.
— Ну нет, Ленель! — Рай Минт вскочил с места. — Ты не смеешь! Я кандриец!
— Я тоже кандриец, — Эдин быстро встал. — Извинись, Ленель. Мы не соперники здесь. Извинись, и скажи другой тост.
Задирать Минта было еще можно, а вот с Вентсивером обычно не связывались. С первых дней в школе на фехтовальных занятиях Эдина ставили лишь против старшекурсников, и очень скоро слава первого фехтовальщика школы приклеилась к нему и осталась на все три года. Природная сноровка и выучка Якоба, да еще помноженные да долгую работу в цирке, сделали свое дело.
— И не подумаю извиняться! — взвился Ленель. — Вы кто? А я внук герцога!
Это он тем более зря сказал. За столом стало тихо, и поднялись, положив руки на рукояти своих клинков, староста курса и двое его помощников.
— В таком случае, милорд, вы должны покинуть нас немедленно. Вы знаете наши законы... милорд!
— Я сольвеннец! И я еще заставлю вас всех подавиться такими словами! — бушевал внук герцога, пока его теснили к выходу.
Нечего было столько пить и распускать язык. Школьное правило железно соблюдалось в этот их последний день: никаких титулов и званий. Назвался лордом — убирайся. Хотя всякому было ясно, что, может, и не лордов, но дворян за столом сидело никак не менее половины. И у каждого выпускника был клинок на поясе, хотя в приличных домах мечи полагается снимать, прежде чем сесть за стол. Здесь — другое дело. Зато не все из них имели право у себя дома носить мечи прилюдно. И Эдин, лаская пальцем привычно-гладкую рукоять, прекрасно помнил, что, минуя границу Кандрии, должен будет снять меч с пояса.
Лучший фехтовальщик школы Больших Часов, ха. Безродный кандрийский циркач!
А еще он младший штурман шерка «Саурин». И, может быть, будущий муж леди Аллиель Кан.
Лучше не думать. Лучше пока вообще ни о чем таком не думать...
А внук герцога, конечно, прав, они еще встретятся. И неизвестно как, друзьями ли, врагами, или им просто лучше будет не узнать друг друга? И кого-нибудь из них разделит море и стекло подзорной трубы, и флаги на мачтах, разумеется. Кандрийцев с внуком сольвеннского герцога — почти наверняка. Все ждут, что война с Сольвенной начнется вновь.
Глава 13. Дорога в Лир
Он добрался до Леста, когда только-только начало светать. Где искать своих, на каком постоялом дворе, он знал — Граф сообщил. На рыночной площади не было знакомого шатра, это значило, что с работой не сложилось. И хорошо, потому что — уезжать, уезжать скорее! В Лир.
Милда не спала, сидела у стола и шила при свете маленькой масляной лампы. Увидев Эдина, вскрикнула, вскочила и повисла у него на шее, а недошитая юбка полетела на пол.
— Здравствуй, сестренка, — он стиснул ее в крепком объятии. — Как вы тут?
— Хорошо, что ты приехал. Бик аж подпрыгивает, так торопится отсюда тронуться, дело только за тобой! Тюки уложены, все готово. А ты — как?
— Что, и выспаться не удастся? — вздохнул Эдин, — я сутки не спал!
— Что, в кибитке теперь не спится? — Милда рассмеялась.
— Сойдет, можно и в кибитке...
— Принести тебе из кухни поесть?
— Не надо, ничего не хочу.
Милда теперь была ему до подбородка, как и Аллиель. И о том, что она старше, он почти не вспоминал. И упрямо звал ее сестренкой, уже третий год. Но это никого почему-то не удивляло, они ведь и были друг для друга братом и сестрой, и давно уже.
Он присел к столу, достал из сумки широкий браслет из настоящего янтаря в серебре, купленный в Тасане, и сам застегнул замочек у нее на руке. Она восхищено ойкнула:
— Какой красивый!
— Ты сказала Якобу, наконец? — спросил он.
Она враз погрустнела, мотнула головой:
— Нет, брат. Ну поверь, не время еще. Подожди немного.
— Все еще не время? Милда, три года прошло, сколько еще нужно времени? Еще три года? Или пять, десять? Что это вообще за глупости?
— Эдин! Есди ты мне брат, то...
— То что? Ты моя сестра и дочь маркграфа Сарталя, не понимаю, зачем из этого делать тайну и кому это мешает? Довольно, я прямо сегодня утром расскажу все Якобу.
— Эдин, не надо, прошу тебя! Мне это важно, понимаешь?
— Да глупости. Никому это не важно. Точнее, важно, чтобы маркграф о тебе узнал. Храмы и демоны, да ты просто боишься сама не знаешь чего! На канате плясать не боишься, а посмотреть на своего отца... Трусиха!
— Не смей говорить Якобу!
— Собственно, я уже все слышал. Ты только повтори, будь другом, кто ее отец? Маркграф Сарталь? И что мне не говорить?.. — это сказал стоящий в дверях Якоб.
— Что ты наделал? — пробормотала Милда, расплакалась и убежала.
Якоб сел на ее место, поднял с пола шитье, скомкав его, и ругнулся, уколовшись об иголку.
— Что у вас тут такое?
— Милда моя сестра и дочь Сарталя, — пояснил Эдин. — Это она родилась тогда у мамы, к ее рождению было сделано то кольцо.
— Дочь Сарталя, это точно?.. — кажется, Якоб был озадачен.
— Точней некуда. Почему-то она не хочет, чтобы ты знал. Ее блажь, спроси сам. И отца она знать не хочет. Я не понимаю.
— Женщины вообще странный народ, кто их понимает? Но как ты-то мог скрывать?!
— Это ты виноват! — рассердился Эдин. — Почему ты и в самом деле не женишься на ней? Все знают, что она тебя любит! И всем уже надоело смотреть, как вы мучаете друг друга!
— Когда это я у сопляков совета спрашивал, на ком мне жениться? — вспылил Якоб.
— Она моя сестра! И не смей обижать ее!
— Я ее обижаю?!
Эдин как раз почувствовал, как невероятно он устал, и был очень зол. Зол на короля, на барона в тюрбане, и на Якоба заодно — почему нет? И ему было больно, что Аллиель убежала от него к своему барону, поплачет и снова будет танцевать с бароном, носить на руке его ленту и готовиться к свадьбе. А Милда... в самом деле, чего она хочет, и чего боится?..
Поссориться им не удалось, Якоб опомнился, внимательно посмотрел на Эдина.
— Идем в мою комнату, поспишь, пока Бик не вскочил и не поднял крик. После поговорим. Да, совсем забыл — здравствуй. Как доехал?..
Дорога до Лира долгая, особенно если останавливаться и давать представления. На этот раз было не так. Цирк Бика торопливо катил, никуда не сворачивая с основного тракта. Народу у них заметно прибавилось, и кибиток тоже. Димерезиуса вот не было больше, фокусник ушел еще той осенью, когда Эдин отправился в Тасан.
Нередко кибиткам приходилось прижиматься к обочине или вовсе съезжать с дороги, пропуская кареты с гербами на дверцах: похоже было, что все знатные особы Кандрии устремились в Лир на Осенний праздник. Эдин то и дело ждал, что увидит среди обгонявших Ниалу Диндари и Аллиель, или Рая...
Милда так и не помирилась с Якобом, дулась, отворачивалась, Якоб смотрел исподлобья и тоже помалкивал. Эдина это не очень беспокоило — не первый же раз. Наладится. Держался с ними обоими так, словно все в порядке. Да и вовсе не размолвка Якоба и Милды занимала его мысли.
В первый же вечер, после ужина у костра, Якоб сказал ему, задумчиво играя мелкой монеткой:
— Ты ведь не шут. Балагурить, людей веселить — это не твое. Шутом ты при королевском дворе недолго продержишься.
— Я знаю, — согласился Эдин. — Мне и не нужно долго. Король хочет выдать ее замуж еще до зимы.
Кто такая «она», можно было не пояснять.
— Вот как. Знаешь, я думаю, что Граф не только тебя готовил к этой роли.
— С чего ты взял? — встрепенулся Эдин.
— Да очень просто. Говорят, все яйца не кладут в одну корзину, а Граф человек осторожный. Да и что тебе за печаль? Может, оно к лучшему. Девушку ведь ты уже давно в глаза не видал?
Глава 14. Представление начинается
Они как раз готовились к утреннему представлению, часть зрителей уже собралась, а мальчик-зазывала ходил вокруг шатра и истошно вопил: «Лучшее цирковое представление! Лучший цирковой медведь! Всего восьмушка, приходите!», когда к цирку подъехала карета в сопровождении... стражников? Посреди стражи гарцевал красавец в шелковом плаще и берете с большой блестящей пряжкой. Он, не слезая с лошади, въехал прямо в шатер мимо остолбеневшего дядюшки Бика и провозгласил:
— Пусть все шуты выстроятся здесь, я выберу троих подходящих!
Джак и Фано, которые занимались установкой трапеций, уставились на него в немом изумлении. Седой Титика, единственный шут в цирке, которого дядюшка Бик раздобыл в этом году, вышел на круг и картинно поклонился, состроив уморительную рожу и вознеся глаза к потолку.
— Весь к услугам милорда!
А зрители покатились от хохота — они почему-то вообразили, что это начало представления.
Якоб, который наблюдал за действом из-за кулисы, кашлянул в кулак и подозвал Эдина:
— Гляди, любуйся. Вот это и есть барон Лажан. Их герб на попоне лошади, во всяком случае.
— И что ему надо? — Эдин с интересом посмотрел.
Барон-шут имел вполне привлекательную внешность. Даже, может быть, очень привлекательную.
— Догадаться нетрудно, — Якоб пожал плечами. — Но странный он, ты не находишь?
Эдин рассмотрел повязку на рукаве барона — просто кусок пестрой ткани.
— Я приказал всем построиться! — сердился барон. — Это приказ короля!
Якоб вышел из-за кулисы и слегка поклонился.
— Мы к услугам милорда. Но здесь только один шут. Остальные акробаты, гимнасты, эквилибристы, танцовщики, мастера фехтования. Мы циркачи, милорд, но шут среди нас один. Соблаговолите объяснить, чего вы хотите?
— Выполнения моего приказа! Всем построиться! — кипятился барон.
И тут он спохватился:
— Мастера фехтования? Здесь? Ты шутишь?
— Что вы, милорд, я не до такой степени шут, — скаламбурил Якоб, — я именно мастер фехтования. Так...
— Я желаю посмотреть, какие вы мастера.
— Э... я должен сразиться с вами, милорд?
— С какой стати — со мной? Сражайтесь между собой, а я посмотрю! Раз уж у тебя язык повернулся утверждать в лицо кандрийскому дворянину, что здесь есть мастера фехтования!
— Милорд, наш заказной номер стоит от десяти до пятидесяти ленов. Или по договоренности, до тысячи и выше. И, смею заметить, напрасно вы въехали сюда верхом, здесь, знаете ли, медведь рядом, — из-за того, какие нотки звякнули в голосе Якоба, Эдину очень захотелось поскорее избавить его от собеседника.
Он позвал Вудуду, который действительно был рядом, дремал за занавеской.
«Эй, дорогой. Здесь лошадь, пугни ее немножко. Прогони лошадь!»
Медведь, не просыпаясь, протяжно рыкнул, так, что у Эдина на мгновенье уши заложило, и лошадь барона вынеслась из шатра, чуть не сбив с ног только что вошедшего человека в сером кафтане, отороченном тонким серебряным галуном.
Человек в сером, тем не менее, улыбался.
— Сударь, я сейчас все объясню. Я Нури, второй помощник управляющего Лирским королевским замком. Я имею приказ короля доставить во дворец нескольких молодых людей не старше двадцати лет, принадлежащих к Цирковой Гильдии, на выбор ее величеству.
— Ну разумеется, господин Нури, — любезно согласился Якоб. — Эй, парни! Эдин! - и он сразу подумал, что, кроме последнего, можно было никого не звать.
Управляющий мельком взглянул на вышедших к нему молодых людей, и действительно показал на Эдина.
— Вот этот. Если молодой человек не подойдет, он вернется уже сегодня. Не стоит брать вещи, если что, за ними пришлют.
Милда выбежала из-за кулис и повисла у Эдина на шее.
— Ты будешь навещать нас? Будешь приходить?
— Конечно, сестренка.
— Не понравится — беги оттуда!
— Ну да, как же иначе...
Эдина окружили, хлопали по плечу, давали советы. Его отберут для работы в королевском замке — это удача! Только Эдин и еще Якоб с Милдой понимали, что на самом деле происходит. Что-то будет...
Карета была уже полной, Эдин в ней оказался десятым. Дверцу захлопнули, господин Нури уселся на козлы рядом с кучером, и они покатили по улицам Лира, а потом через мост с коваными воротами в конце.
Едва успели вылезти из кареты посреди небольшого дворика, как барон Лажан снова решил взять инициативу в свои руки.
— Пос-с-строиться! — проорал барон. — По росту! Здесь вы все будете находиться под моим началом, это приказ короля!
— Постройтесь, — негромко посоветовал господин Нури. — Не злите его, это проще, — и поспешно ушел.
Циркачи выстроились в одну шеренгу. Тем временем откуда-то приковылял старичок-карлик в несоразмерно-огромном берете, пестрых штанах, сшитых из разноцветных кусочков ткани, и коротеньком плаще. Старичок уселся на забытый кем-то бочонок и недобро уставился на циркачей, сложив на груди маленькие ручки. Барон расхаживал взад-вперед и, видимо, не решил еще, что сказать. Через несколько минут он был избавлен от этого затруднения, потому что во дворик ввалилась целая толпа роскошно одетых людей. Барон тут же склонился в низком поклоне.
— Ваше величество! Ваше высочество!
Циркачи тоже вразнобой поклонились, во все глаза разглядывая высоких персон. Из толпы вышла вперед невысокая молодая женщина в красном с серебром платье.
Королева Астинна.
Эдину вспомнилось, что в их первую встречу она не казалась ему такой маленькой. Она и теперь выглядела такой же юной девочкой, моложе окруживших ее разодетых дам. Тогда ей было семнадцать, значит, теперь не более двадцати одного.
Глава 15. Секреты надо заслужить
С шутом Гартом Эдин столкнулся в коридоре.
— Пойдем! — он поманил ручкой, — погуляем по замку. Хочешь, сходим в охотничий зал, можно и в тронный, куда пожелаешь. Может, в библиотеку?..
Эдин перемалывал в голове сказанное Димерезиусом и охотно бы никуда не пошел, но Кука-Гарт настойчиво тянул его за край камзола. И Эдин сдался. Чтобы остаться наедине со своими мыслями, еще целая ночь впереди.
Видимо, шут специально выбирал окольный путь, они почти никого не встретили. Лишь один раз на лестницу выбежали две девушки в пышных платьях, вряд ли горничные. Шут хихикнул, присел на корточки и истошно закукарекал — даже у Эдина мурашки по спине пробежали, а девушки, подхватив юбки, с визгом умчались.
— В прошлый раз наш главный, как его там, шутовской управляющий сделал мне выговор, — Гарт подмигнул. — Вот, все жду еще один. Ого, где мы! Я этажом ошибся, что ли?..
Эдин огляделся — они попали в небольшой по размерам зал, весь увешанный портретами. Лишь один портрет не висел на стене, а стоял на подрамнике.
— Принцесса Ильяра! — с гордостью провозгласил шут, подводя Эдина к этому портрету. — Будущая королева Кандрии, еще одна гретка на кандрийском троне! Это невеста нашего принца Эрдада Кора Крансарта, будущего короля Кандрии. Ее ждут уже завтра. Не правда ли, из гретских принцесс получаются самые прекрасные кандрийские королевы?
Эдин кивнул — не возражать же пьяному, для которого, к тому же, все гретское прекрасно?
— Вот только королева Кандина, — Гарт почесал в затылке, — не только прекрасная, но и умная женщина, да. Но она тоже на четверть гретка!
Принцесса Ильяра действительно была хорошенькой: темноволосой, как Астинна, с ямочкой на подбородке. Портрет Эрдада висел рядом, на стене. Нарисованный принц казался старше, чем на самом деле, но зато был таким же высокомерным и надутым, ни с кем не перепутаешь. Ему что, в детстве объяснили, что будущий король должен строить рожи своим будущим подданным?
— Гарт, а покажи мне портрет королевы Элвисы, он ведь тут есть?
— Да вон же, — показал шут. — А почему именно ее портрет?..
Художник изобразил королеву с двумя маленькими мальчиками, один, совсем маленький, сидел у нее на коленях, другой, постарше, но тоже малыш, стоял рядом, она обнимала его одной рукой.
— Вот принц Эрдад, — Гарт показал на маленького. — А это его брат Сай. С него и начались все несчастья королевы, с его смерти, я хочу сказать. Он упал в реку, нянька, раззява, недосмотрела. Еще и сбежала потом, и правильно сделала — гнев короля был ужасен, но что тут поделаешь? Королева, бедняжка, винила себя. Она ведь больше маленьким занималась, когда тот родился, а старшего поручила нянькам. Часами стояла на том мосту и смотрела на воду, твердила, что быть не может, ее сын не утонул. Король ее, бывало, на руках уносил с моста. Вон там это было! — шут подтолкнул Эдина к окну.
Окно смотрело в парк, и внизу был мост через неширокую, но быструю речушку.
— Она впадает в Лиру тут неподалеку. Видишь, вода как бурлит, — сказал шут. — А принцу нравилось, сам то и дело тащил нянек на мост. Теперь там новые решетки, их уже после отковали. Теперь-то не свалишься, если сам не захочешь. А принца через восемь дней нашли, в самом устье Лиры, у порогов. Королеву и близко к телу не подпустили. И так она словно разумом тронулась. Но потом ничего, отошла. Еще одного сына родила через два года. Но и тому не судьба была жить, — шут расчувствовался, вытер слезы.
— А сама она отчего умерла? — спросил Эдин.
— Простудилась и в грудной горячке сгорела. И лекари не помогли, хотя их тут не меньше десятка шастало. Что, пойдем в Охотничий зал?
Охотничьи залы имелись в каждом уважающем себя замке, и этот мало отличался от ему подобных. Большое, продолговатое помещение со стенами из дикого камня было сплошь уставлено чучелами животных. Большинство из них Эдин знал, некоторых — нет.
— Почему здесь пустое место? — он показал на просторный и пустой угол.
— Тут стояло чучело медведя, которого убил еще король Сай. Ценнейшая реликвия, но прошлой осенью его погрызли мыши. А король Герейн на днях на медвежью охоту собрался.
Неподалеку на поваленном стволе дерева прикорнула огромная черная кошка... очень-очень большая кошка.
— Пантера, — пояснил шут, — королева-мать держит таких в замке, еще встретишь. Они ручные у нее, но близко не подходи.
Эдин кивнул и прошелся дальше — посмотреть, кто еще тут есть. Еноты, барсуки, лисы, волки, олени, огромный лось...
Он отвлекся, а Гарт-Кука тем временем куда-то исчез.
Нет, не исчез. Шут сладко спал, свернувшись калачиком под лапами пантеры.
— Эй, Гарт, Гарт... — Эдин потряс его, да куда там, вино с родины, наконец, свалило старичка намертво.
Со вздохом Эдин вскинул его на плечо, отметив про себя, что маленький — это не обязательно легкий. И начал вспоминать, как же им возвращаться, вдоволь ведь покружили по лестницам, можно и заблудиться.
— Эдин! — из-за портьеры высунулась физиономия Дика. — Эдин, иди за мной, я буду дорогу показывать.
— Дик, ну ты молодец, — обрадовался Эдин. — Что, шел за нами?
— А то, — широко улыбнулся мальчик. — Первый раз, что ли? Кука, как напьется, всегда бредет в Охотничий зал и там засыпает, и его приходится нести в постель. Нет, ты не думай, он не пьяница, он — редко...
— Ладно-ладно, — махнул рукой Эдин.
Шагая рядом, Дик по ходу дела работал языком:
— Эдин, так ты, значит, фокусник? А монеты из рукава можешь доставать? Научишь?
Глава 16. Невеста для принца
Госпожа Дина пощадила Эдина — его костюм был ярок, но не настолько, чтобы вызывать отвращение. И никаких цветных лоскутов. Лишь немного вычурности, но без этого, понятно, совсем было не обойтись. По-настоящему шутовским и разноцветным был только пышный берет с огромным пером, свисающим почти до пояса.
— Не понравилось? — портниха сразу заметила, с каким выражением Эдин разглядывает берет. — Ничего. Ты его снимешь на открытии праздника, и тебя коронуют соломенной ко роной. Ее и будешь носить.
— Постоянно?..
— На ночь снимать станешь, — рассмеялась госпожа Дина, — на церемониях, конечно, когда надо для роли. Первое время почти постоянно, да, — пояснила она серьезно.
Потом с управляющим, который сперва благосклонно оценил их внешний вид, они по минутам обсудили поведение Эдина во время встречи гретской принцессы. Потому, в основном, что он участвовал впервые и не умел вести себя в общем шутовском ансамбле.
— Не выпускай меня из виду и следи за подсказками, — наставлял старый шут. — Цирковые жесты ведь знаешь? Это что? — он повернул руку ладонью вверх.
— Просишь подыграть, — перевел Эдин.
— А это? — ладонь шута теперь смотрела вниз.
— Остановиться.
— А это?..
— Уйти прочь.
— Ты проведешь с принцессой не больше минуты, — сказал управляющий. — За это время следует ее поприветствовать, и как-то порадовать... пошутить, рассмешить. Что ты ей скажешь?
Пожав плечами, Эдин достал из отворота рукава цветок, потом другой, третий, четвертый — из-за воротника управляющего, пятый — из его рукава. Дело в том, что, направляясь сюда, они прошли по галерее, украшенной вазонами с цветами.
— Отлично, — управляющий довольно потер руки. — Я прикажу доставить тебе розовые бутоны из оранжереи. Два десятка хватит? Пусть три, или четыре, на всякий случай. Останется — раздай свите принцессы, или по обстоятельствам. Шипы отрежут, стебелек с ладонь. И где ты их прячешь, скажи на милость, а?
— Не могу выдавать секреты, меня накажут, — ответил Эдин, подумав, что спрятать в одежде четыре десятка розовых бутонов, конечно, интересная задачка.
А его берет на что?
Когда шли обратно, в одном из коридоров встретили стайку фрейлин. Отступили и поклонились, чтобы быстрее разойтись, и даже Кука, вопреки ожиданиям, не стал ни кукарекать, ни хрюкать.
— Это вы?..
Перед Эдином стояла леди Ниала. И Аллиель тоже тут была, за Ниалой, чуть дальше. Эдин хотел бы поймать ее взгляд, но девушка упорно разглядывала пол.
Раз, два... Эдин взмахнул ладонями, и в них разом оказались все цветы, на которые обеднела ваза в галерее, за исключением тех, что достались управляющему. Склонившись ниже, он протянул их Ниале, та взяла, одарив его его радостной улыбкой.
— Спасибо, шут!
В присутствии равных себе дочери графов не зовут шутов по имени.
Тут из-за юбок выступили мужские сапоги, Эдин быстро посмотрел, кто это еще? Рай Диндари, собственной персоной, стоял и буравил его взглядом. Немного раньше в аналогичной ситуации Эдин посоветовал бы ему не сломать глаза, теперь же лишь мысленно попросил: молчи и исчезни, что тебе стоит?
Кука выручил: воинственно шмыгнув носом и пристукивая каблуками, он двинулся дальше, за ним последовали остальные шуты.
Эдин шел и с досады кусал губы. Один ласковый взгляд Аллиель все бы поправил, но дождется ли он такого взгляда? Между ними пропасть, и что делать, пока неясно. Королевский шут и юная леди, фрейлина королевы — у них слишком разные дороги, а Аллиель, похоже, добровольно со своей сойти не пожелает. А Эдин, глупец-шут, ценится для нее неизмеримо меньше собственного замка и хоть какого титула...
И ведь он не имеет права злиться. Она ему ничего не обещала. Никогда. Планы Графа — это здесь не аргумент.
А что, разве, когда влюблен, задумываешься о правах? И он злился.
Как же жаль, что они с Аллиель не виделись целых три года. Что-то ведь наверняка решилось бы между ними за это время. А теперь?..
Силком увезти ее из Лира? А что, если он ей нужен так же, как барон? Точнее, еще меньше барона, ведь замка с титулом у него нет. Впрочем, что толку в таких мыслях?..
Невесту Эрдада встречали пышно. В порту Галлета Ильяру приветствовали салютом, потом она перешла с корабля на плоскодонную ладью, позолоченную и украшенную флагами, которая в сопровождении эскорта из других лодок двинулась по реке к столице. Ладья остановилась у пристани Лирского замка, у широких ступеней, сбегающих к самой воде, и тут же заиграл оркестр. Толпа нарядных людей, музыка, цветы, восхищенные взгляды! У молоденькой принцессы, утомленной долгой дорогой, быстро голова пошла кругом. Да, конечно, ее предупреждали: будь приветлива, внимательна и разборчива, как и положено будущей королеве. Перед ней должны заискивать, искать расположения, потому что она будущая королева. Нельзя обольщаться, нужно быть мудрой, это твердили и мать-принцесса, и наставницы.
Ильяра будущая королева. Жена не просто первого, а единственного наследника — это будущая королева, без вариантов. Да, пока она не жена, а невеста, но ведь уже все решено?
Ее кузина Астинна, нынешняя королева Кандрии, не оправдала надежд, так что она, Ильяра — должна. И она оправдает. Пусть мир принадлежит мужчинам, но без женщин ему не обойтись. Самый славный королевский род зачахнет без наследников мужского пола, которые появляются благодаря женщинам. Или не появляются. Можно лишь сочувствовать той жене короля, которая не станет со временем матерью короля. Прелестную Ильяру и выбрали лишь потому, что у ее матери много сыновей и единственная дочь. И девочка ничуть не сомневалась: она должна, и сможет.