Сила безмолвной. Книга 1

Пролог. Гнев чёрного дракона

Когда надежда превращается в прах, пеплом становятся не только миры, но и сердца тех, кто в них жил.

(заповеди храма Солнца)

Царство Пылающей Легенды содрогалось в агонии, а вместе с ним стонала планета Цветущих Земель. Леса пылали, реки кипели, а некогда чудесные долины превращались в безжизненные пустоши. А всё потому, что на эту планету пришли они… драконы, в чьих сердцах пылала ненависть.

Остатки этого мира хранили двое.

Он — Диамитрий. Дракон, чьё имя было последним проблеском надежды. Но сейчас он пылал не как защитник, а как карающая буря. Уже не человек, а существо, балансирующее на грани превращения в монстра, разрушающего всё.

И она — Ясноокая. Его жена, которая была рядом с ним, помогая всегда и во всём. Его якорь. Его неизменная спутница.

Взгляды выживших были устремлены на них двоих — от них ждали перелома судьбы, ведь они были спасительной нитью, вплетённой в жизнь самим пророчеством.

Но сейчас весь гнев Диамитрия был устремлён на неё. Она стала виноватой, крайней, доживающей последние мгновения. И то эти минуты были ей подарены лишь потому, что тлеющие искры любви ещё удерживали его в человеческом обличье.

Но что есть жизнь, когда твоё тело сковано, магия задушена, а голос заперт проклятием вечного молчания?

Ясноокая, ведьма величайшего леса этого мира, задыхалась в бессилии. Она понимала, что сейчас сгорала последняя надежда. Не только её… всей планеты. И она не могла сделать ничего.

Ни пошевелиться.

Ни сказать хоть слово.

Ни колдовать, ведь на её магию наложили оковы.

Безмолвная жена чёрного дракона, которая жила последние минуты.

На кого останется эта земля?! Последнему оплоту справедливости и света в этом гибнущем во тьме мире пришёл конец. Царство Пылающей Легенды, которое они с Дием создавали с нуля, зубами вгрызаясь в землю, теперь будет уничтожено.

О, сколько Ясноокая повидала за свою жизнь… Она видела, как уничтожается её планета, чувствовала боль земли и всего живого каждой клеточкой тела, жила мечтой возродить былую мощь и красоту, вернуть к жизни сестёр. Но леса горели, цветущие земли становились выжженной пустыней.

Она мечтала о смерти, потом о мести, но собрала себя по кусочку, благодаря ему… тому, кто её сейчас убивал. И её мечты о возрождении прошлого величия таяли с каждой секундой.

Астиан и его приспешники победили. Дия поглощала ненависть.

— Тыыыыы... — прорычало чудовище, которое ещё вчера было её мужем.

«Тьма…» — отозвалось в сознании Ясны. Истинные энергии драконов, которые она знала и помогала ему сдерживать пять долгих лет, сейчас завладевали им. О! Почему она не может говорить?! Утихомирить своего любимого словами, как всегда?! Они впитывались в его горящую кожу, охлаждая. И он переставал пылать. Но рот Ясны был зашит намертво сильнейшим проклятием, и она не могла ни оправдаться, ни помочь ему.

Нет надежды. Нет выхода. Нет спасения.

Ясноокая не дрогнула, когда пламя охватило её тело. Губ коснулась улыбка. Погибнуть проще. Перестать бороться, оставить боль и ужас, уйти к сёстрам в вечность, где из праха снова рождается жизнь.

Но тьма ещё забрала её, и она вспоминала — как Дий впервые коснулся руки, как его горящее сердце билось рядом с её, как он, казавшийся неуязвимым, нуждался в её голосе и любви.

Дий... так называла его только она. Та, которая полюбила его с первого взгляда, хоть долго не признавалась в этом даже себе. Та, которая за суровой внешностью дракона разглядела мягкое сердце и боль раненого мальчика. Та, которая хотела его уберечь не от опасностей, а от повторения такой боли. Та, которая стала её невольной причиной.

Её любовь и её палач.

Слёзы текли по щекам. Когда она исчезнет, никто не убережёт его от самого себя. И когда дракон утратит последние искры любви, никто уже не спасёт этот мир…

— Кто обманул тебя? — спрашивали её глаза.

— Почему ты предала меня? — ревел он.

— Ты ни в чём не виноват, — шептала она про себя.

— Ты во всём виновата! — кричал он.

— Кто сотворил это с тобой?

— Что ты сотворила со мной, женщина?!!

Сдерживающие силы его воли рушились. Чёрный дракон взревел, и из его пасти вырвался поток магического огня, который окутал ведьму с зелёными волосами. Она закрыла глаза, готовясь принять свою судьбу.

И вздрогнула — её лица коснулись не просто холодные, а ледяные руки. Она сразу узнала ладони мужа.

— Помни… — раздался сдавленный голос.

Ясноокая дёрнулась, не понимая. Она уже умерла и это иллюзия?

Она распахнула зелёные глаза, но увидела лишь чёрный дым вокруг. Наверное, она потеряла сознание, ведь… ведь… этого не может быть. Но звучали его слова дальше:

— Люби… — голос растворялся в пустоте.

— Верь…

— Я прииии...

Последние звуки исчезли. Мир поглотила темнота.

Глава 1. Тьма, что не отпускает

Когда теряешь всё, остаётся лишь то, что нельзя забрать… У кого-то это любовь, у кого-то ненависть.

(наставления жрецов Заката)

Воздух вибрировал, словно гигантский колокол бил у меня в груди. Нет… не колокол. Шаги. Глухие, тяжёлые, одинаковые.

Перед моими глазами простиралась гладкая, мёртвая равнина. Не камень, не металл — что-то иное, чужеродное, словно сама реальность застыла и забыла, как быть живой. По этой поверхности шли они.

Тысячи. Сотни тысяч. Миллионы? Нет, бесконечность. Слившиеся воедино, движущиеся с пугающей синхронностью. Безликие. Безмолвные. Одинаковые. Их шаги сотрясали землю, а от полированных тел шёл равнодушный свет.

Я хотела вдохнуть — не смогла.

Я хотела пошевелиться — тело не слушалось.

Раздался голос:

— Всех убить.

Простой звук. Спокойный, почти тихий. Но от него внутри всё оборвалось, словно кто-то вытянул воздух из лёгких.

________________________________

Рывок. Холодный пот. Грудь сотрясалась от рваных вдохов, сердце всё ещё билось в такт тому маршу, который не мог быть реальностью. Но мне казалось, что шаги не прекратились — что они эхом отдаются где-то очень далеко, но доносятся даже досюда.

Я долго пыталась открыть глаза, чтобы вырваться из тьмы, которая так и хотела поглотить меня. Наконец-то получилось. И стало только хуже. Боль заполнила всё, казалось, она и есть я. Она впилась в каждую клеточку, подбираясь к сердцу. Если Зал Смерти, где меня убивал чёрный дракон, был адом, то это — его глубины. Но даже там был он... Дий. Тот, из-за которого я умерла.

Но почему тогда его ненависть жжёт каждый миллиметр кожи? Он же убил меня! Но почему так невыносимо больно? Неужели… я… жива?

Мысли путались, медленно собираясь в обрывки пробуждающегося сознания. Я вспомнила своё имя — Ясноокая. Меня звали так, потому что я умела смотреть в суть вещей. Но сейчас я не понимала ничего. Это не конец?!

И снова тьма взяла меня в свои объятия, перебрасывая в другую реальность.

________________________________

Я скакала с планеты на планету. А ещё видела и чувствовала целую галактику.

Галактика Путь Драконов. Колыбель великих. Оплот магии. Пространство гармонии. Но сейчас это было проклятым пространством, где война унесла бесчисленные жизни, оставив после себя лишь девять планет из целых тысяч. И среди них моя… Цветущие Земли.

Я видела погибшие миры, словно парила в космосе. Огромные, покрытые рубцами сражений, они висели среди звёзд чёрными пятнами.

И тут я увидела его. Дия. Он стоял на утёсе, смотря вдаль, а в глазах был ужас. Изодранные крылья, шрамы по всему телу.

— Ясна... — я поняла по губам, потому что звук не долетал до меня.

И тут я поняла — он жив, но сколько ещё выдержит?

Я рванулась к нему, но видение поглотил свет.

________________________________

Я вынырнула из тьмы, хватая ртом воздух, с облегчением. Как тускло, серо, но зато мир, а не война. Хоть какой-то свет, а не ужасы почти разрушенной галактики. Те образы вызывали озноб, заставляли трястись поджилки. Это мне подкидывает больной разум? Но почему так всё реально?..

Я старалась различить детали этого мира, чтобы задержаться здесь. Через пару минут, дней или месяцев... кто разберёт это время... получилось!

Но вокруг было всё странным.

Блестящие стены, какие-то штуки, с которыми я никогда не встречалась. В воздухе не витали ароматы трав и земли, не было даже запаха гари, к которому я привыкла за последние годы. Вместо этого что-то неприятно неестественное.

Приходили люди, но смотрели на меня, будто на безликую куклу.

Но я такой и была — ноги не слушались, руки тоже, а ещё они даже не считали меня в сознании. Я не понимала, что делают с моим телом, только чувствовала боль. И всё видела будто со стороны, потому что глаза при этом оставались закрытыми.

Женщина в белом подошла ко мне и что-то стала делать, говоря спокойным голосом, но её глаза... Они меня пугали. Равнодушные. Ей я была не нужна и не важна. Зачем она возится тогда со мной? Где я нахожусь? Почему всё чёрно-белое? Где цвета?

«Что вам нужно от меня?» — хотела закричать я. Но… слова не сорвались с языка.

Рот по-прежнему был будто склеен или пробит ножом, или сожжён. Я не могла понять и разобраться — только чувствовала боль. Везде, но во рту сильнее всего. Она сжигала меня, пытаясь поглотить. И я боролась. То ли с нею, то ли со смертью, то ли за жизнь.

Я поняла с безысходностью: я не умерла. Потому что такой боли точно нет после смерти!

А ещё надежда пронзала острее клинка. Дий не убил меня. Почему?

________________________________

Я стояла в туманном поле, где земля была чёрной, как сама тьма, и казалась, что она поглощала всё вокруг. Ветры из пустоты терзали меня, но я не чувствовала холода — лишь тяжесть, словно на плечах лежал целый мир. Моё сердце колотилось, и я знала совершенно точно, что это не просто видение. Это реальное место, реальное пространство, где я была или где буду.

Глава 2. Изгнанница

Выжить — это ещё не значит жить. Но иногда выживание — первый шаг к возвращению себя.

(кодекс северных Льдов)

Резкий, болезненный огонь. Я вскинула голову, и мир вокруг меня снова прорезался болью, разрывая тьму, как свет, проникающий сквозь щели.

И это было облегчением. Когда приходила боль, уходила тьма.

Я открыла глаза, и мир наполнился ярким светом. Я зажмурилась, затем вновь попробовала взглянуть. Это было странно: как если бы меня выкопали из земли и поставили на свет. Словно я была тем, кто не должен был быть здесь, кто вырвался, но не знал, что делать дальше.

Мои руки были чужими. Холодные, неподвижные. Я не могла вспомнить, как оказалась здесь, на этой твёрдой, холодной поверхности, окружённой каким-то странным шумом, который мне был чужд. Эти звуки не имели никакого смысла. Люди... или что-то похожее на людей стояли вокруг. Их лица были размыты, их слова — пустыми. Всё было чужим. Или это я была чужой?

Я попыталась подняться, но мир передо мной плыл, как искажённая вода. И вот, я снова почувствовала это — тяжесть. Это была тяжесть, которая говорила: «Ты не должна быть здесь».

Я всматривалась, пытаясь найти хоть намёк на знакомое. Но вокруг были только странные механизмы, холодные стены, серые одежды. А ещё обычные лица. Слишком обычные. Ни намёка на магию.

Неужели…

Я снова и снова пробовала, стараясь создать цельную картину.

Разве…

Да! И ещё раз да! Наконец-то мысли, которые не собирались воедино, как мне казалось, вечность, признали новую реальность.

Я не дома. Я НЕЕЕЕ ДООООМАААААА!

Эта мысль пронзила насквозь. От ужаса хотелось закричать. Но я не могла. Как и прежде, я оставалась безмолвной.

Но… я же жива!

Мой Дий не убил меня! Впускать внутрь надежду было больно. Меня будто резали заживо.

Неужели, его любовь победила ненависть?! Я всё-таки научила его выдержке? Если он смог совладать с собой даже в такой ситуации…

Я учила его утихомиривать драконью суть пять невероятных лет совместной жизни. Значит, что-то удалось? Может, он тогда справится?.. А справлюсь ли я?

Облегчение пробралось под кожу, чуть охлаждая огонь, гася боль, даря надежду.

Периоды мыслей (о, облегчение!) удлинялись, а часы забытья (о, сжирающая тьма!) сокращались. Вот уже начали пробиваться какие-то звуки. Я снова хорошо видела. Даже пальцы иногда шевелись. Совсем чуток, но это уже было для меня порывом.

Но страх то и дело накатывал вновь.

Ясноокая, ведьма, жена дракона. Всё это осталось в прошлом. Сейчас я — молчаливая тень, выброшенная за границу планеты Цветущих земель. В мир, где я — никто.

И окутывала безысходность от того, что говорить я по-прежнему не могла.

Я знала о других мирах, когда выдирают с корнями и, как сорняк, забрасывают в другую реальность. Ты там — пустое место. Ни имени, ни прошлого, за что можно зацепиться. Смерть? Нет, убийство здесь милосерднее. Изгнание — это когда твои мучения растягивают на годы.

Изгнанными были драконы на нашей земле. Но потом этот сорняк набрал силу и мощь и стал поглощать нас.

А сейчас я сама в другом мире. Дрожу, но зубы сжала: теорию пора проверять. Вспомнила драконов — вот гады, у них же получилось не сгинуть. И даже завладеть нами. Но я... я сейчас просто человек.

Как я начну жизнь полным нулём? Никем?

О, боги! Неужели, здесь нет магии?! Даже капельки? Я всматривалась снова и снова, но… были лишь провода, какие-то трубки, люди в странных белых одеяниях. Я вглядывалась иногда до слёз, а потом ко мне подходили, пронзала боль, и я вновь проваливалась во тьму.

Я боялась этих провалов. В них звёзды мерцали неестественным светом, луна окрашивалась в багрянец, рассветное солнце всходило чёрным. А ещё там шептало пророчество. Этот шёпот разрывал сознание и стремился вырвать наружу сердце. Я чувствовала, как мир остаётся без защиты перед надвигающейся тьмой. Глаза тех, кто окружал меня, становились пустыми, а тени обретали жизнь, шевелясь и протягивая руки ко всему живому. Магия покидала все земли. Ночи становились слишком длинными. Мир умирал, будто кто-то вытягивал из него жизнь.

Из этих снов я выныривала с облегчением. И старалась, чтобы не заметили, что я очнулась. Ведь иначе они подходили и опять проваливали меня во тьму.

Сегодня я разобрала слова!

— Опять сбой? — голос женский, раздражённый. — Четвёртый раз за ночь!

— Да, чёрт возьми… — другой голос, мужской, усталый. — Мониторы скачут, показатели тоже… Я уже не знаю, пациентка умирает или нужно менять всю технику.

— Она даже не должна была выжить, — снова женщина. — После такой аварии…

— Ага, но вот же лежит. А мне даже снится, что она встаёт и смотрит на меня… и молчит, молчит.

— Вам тоже снятся кошмары? — негромкий голос, чуть нервный, был совсем близко.

— А тебе нет? Я уже которую ночь нормально не сплю. Кажется, что… О, чёрт! Происходит что-то странное.

Глава 3. Что происходит?

«Кто не боится потеряться в темноте, тот найдёт новый путь».

(наставления жрецов Заката)

Я стояла посреди разрушенного мира — древнего, великого, а теперь мёртвого. Единственное, что здесь осталось это храм, стены которого были усыпаны письменами, которые я не могла разобрать.

Трещины в камнях источали слабое свечение. Оно казалось таким хрупким, что чуть тронешь и разобьётся.

Я обернулась и увидела призрачную фигуру — полуразмытую, но величественную. В глазах клубилась тьма, а от голоса веяло холодом всех погасших звёзд:

— Падение — не конец. Это лишь начало великого Возвращения. Не противься — дай нам то, что мы жаждём.

Он тянул ко мне руки, протяжно выдыхая:

— Это наааашеееее.

Боль пронзила сердце. Я хотела спросить, но горло сжала эта ледяная рука. Мир задрожал, храм начал рушиться, и я, судорожно втянула в себя воздух…

________________________________

Я вынырнула в новом мире. Пока ещё не зная, как он называется, но радуясь, что это страшное видение осталось позади.

Вслушалась в разговор.

— Опять эти перебои… — мужской голос сквозил напряжением. — Ну, сколько можно?! Не работают! Целый день у них был! А как ночь, так всё поехало снова!

— Сбои странные, — женщина была уставшей. — То сердечный ритм падает, то скачет. Как будто она… не здесь.

— Может, и не здесь, — тихий смешок. — Я уже перестаю понимать, что реально.

— Вы про сны?

— Ага. Мне снова снились драконы.

— Вам тоже?! — голос женщины дрогнул.

— Да, огромные. Красные, чёрные, зелёные. Они кружили над нашей больницей… Нет, над чем-то другим, но я был здесь и не был. Как будто провалился в другой мир, а потом… проснулся.

— Господи… У нас коллективное помешательство. Это просто реанимация, просто пациентка после тяжёлой аварии.

— Тогда почему она всё ещё жива, несмотря на прогнозы? Почему приборы «глючат» только вокруг неё? Почему мне кажется, что она нас слышит, даже когда спит?

— Потому что вы не спите уже который день?!

— Неделю, — вздохнул мужчина. — С того момента, как она сюда поступила.

Повисла тишина, только тихое жужжание аппаратов нарушало тишину пространства. Но даже техника не могла заглушить ощущения тревоги, которое пропитывало всё вокруг. А я не могла поверить — всего неделя!

И, значит, это место, где я лежала в окружении трубочек называется реанимацией. Из другого разговора я узнала, что это больница. Здесь лечат людей.

Я снова и снова крутила это слово, пробуя на вкус. Боль-ни-ца.

Они лечат людей, но само название… Почему не здравница? Почему не исцелилище? Почему не что-то, связанное с выздоровлением, а именно с болью? Как будто сюда приходят не для того, чтобы жить, а чтобы страдать.

Неужели, у них лечение — не про здоровье, а про борьбу с болью? Пока ты ещё её чувствуешь, ты жив. Для них боль — это признак существования?

Я не могла понять. В моём мире ведьмы лечили травами, настоями, магией. Мы искали не способ «подавить» боль, а её причину. Мы не боролись с телом, а помогали ему восстановиться. Здесь же…

Всё чужое. Холодные стены, жужжащие аппараты, странный запах. Как можно исцелиться там, где даже воздух мёртвый?

Но всё равно я радовалась этому миру. Пусть такой, но зато безопасный. Здесь мне стремились помочь, а не уничтожить, не забрать, как мне казалось, сердце. Его те страшные тени хотели вырвать с корнями и стереть меня с лица земли.

Так странно, я расставалась с тьмой в уверенности, что выхожу из забытья. Я начинала думать, анализировать, стараться помочь себе… но все вокруг были уверены, что я по-прежнему без сознания.

Вот опять вслушивалась в разговор:

— Пациентка снова двигается…

— Да, да, я вижу. Стабильно.

— Уровень активности мозга растёт. Может, она слышит нас?

— Не знаю… посмотри, она сжимает пальцы.

Я взглянула на свои ладони.

— Она шевелит губами. Попробуем спросить?

— Пациентка, вы можете говорить?

Я прищурилась. Говорить… Это моя сила, моя магия. У водных ведьм сила в глазах, у лесных — в голосе, у ведьм воздуха — в крыльях, у ведьм земли — в ногах. Поэтому меня заставили замолчать.

— Пульс снова скачет.

— Чёрт, ей видится что-то плохое?

О, плохое? Нет, просто мне напомнили, почему я здесь. Из-за заклятия вечного молчания. Из-за стены между мной и Диамитрием. Опытный маг, невероятно сильный затеял всё это. «Астиан», — с ненавистью подумала я. Это всё из-за Астиана.

Чем меньше становились периоды тьмы, тем реже я видела образы, которые тянули меня в пучину. Я прогоняла их, цеплялась за этот мир, потому что понимала: если уйду слишком глубоко, то не вернусь.

Глава 4. Тьма отпускает меня

«Чтобы понять чужой мир, сперва пойми свой собственный».

(мудрость живых Источников)

Тьмы становилось всё меньше. Я реже видела пугающие образы, которые тянули в бездну.

Хоть и здесь я была в ловушке под названием «больница». Меня не выпускали. Хотя без помощи я бы не добралась ни до земли, ни до деревьев.

Я держалась за воспоминания о своём мире, старалась собрать себя по кусочкам и не поддаться тьме. Даже малейший порывы сожалений, тревоги, замешательства, неуверенности, страха старалась гасить – слишком отчётливо ощущала, что внутри меня тьма рвётся наружу.

Она не уходила. Только ненадолго отпускала, когда я была полностью в этом мире. Может, потому что здесь не было магии? Это удручало и одновременно приносило облегчение.

А ещё я старалась отпустить ненависть. Она тоже сродни тьме.

Драконы знали её силу. Они ненавидели наш мир, потому что не были тут рождены. Их ссылали сюда, как в тюрьму, но никто не интересовался, чем они у нас занимались. А они взращивали свою ненависть, тщательно кормили её, ведь именно она давала им силу.

Их магия была другой, чем у ведьм нашего мира. В ней не было гармонии, только ярость, злость, желание уничтожать. Каждый дракон перед смертью отдавал свою силу победителю. Поэтому их войны не прекращались, жестокость росла, а наш мир, некогда цветущий, превращался в выжженную, опасную землю.

И ещё… драконы обожали повелевать.

Я это узнала в десять лет и злилась на несправедливость правителей драконьих планет, которые губили наши Цветущие Земли, высылая сюда провинившихся. Эти пришлые создания, которых мы не ждали, даже переименовали нашу планету и называли её миром Выжженных земель. Да, они делали её именно такой.

В двенадцать лет я смирилась с этим, стараясь не ненавидеть драконов, ведь ведьмы теряют силу от ненависти. В восемнадцать встретила Диамитрия и удивилась, что он другой, не как все драконы. В девятнадцать ненависть к драконам всё же вспыхнула, потому что красный дракон Астиан убил мою семью. Тогда Диамитрий спас меня, ведь я хотела умереть. В двадцать лет я уже любила его без памяти. Мы поженились, как только смогли. Тогда мне было двадцать один, и казалось, вся жизнь впереди. Сейчас мне двадцать шесть — и кажется, она уже позади.

— Она снова улыбается во сне, — женский голос звучал где-то рядом, но приглушённо, словно меня не хотели будить. Но я и не спала — я вспоминала.

— Ага, а потом приборы сходят с ума, — мужской бас сквозил недовольством. — Ну, ничего… скоро переведём в обычную палату. Её показатели выравниваются. Она всё больше в сознании. Оклемалась.

— Вот уж никто не ожидал, — сказала женщина и спросила. — Думаете, ведьмы существуют?

— Если бы ты спросил меня об этом неделю назад, я бы засмеялся. Но теперь… я вижу лес, чувствую его дыхание, словно он живой.

— Во снах?

— Угу.

Я хотела сказать им, что лес и есть живой. Что каждый лист, каждая травинка — это часть нас. Меня и моих сестёр, которых звали ведьмами, потому что мы были ведающими матерями всего мира вокруг. Мы не рождали детей, как люди. Ведь весь мир был нашим дитя. Мы заботились о нём, оберегали. И нас питала эта любовь, она даровала и силу, и магию.

Женский голос стал ещё тише:

— Я видела её во сне ведьмой леса…

О, знала бы она, как права! Я была ведьмой древнего леса Слов Любви. Он давал силу каждой из нас. Четыре стихии давали магию ведьмам: леса, вода, воздух, земля. Когда одна из нас умирала, её сила возвращалась к своей стихии, растворяясь в корнях, волнах, земле, ветрах.

— А что, если ведьмы питаются любовью? — задумчиво протянула женщина, когда не получила реакцию врача на свой сон.

— Тогда наша пациентка теряет её. Хватит ненужных разговор! — оборвал медсестру врач.

Меня пробрал озноб. Я теряю любовь? Я искала опору, за что держаться, когда внутри всё норовило взорваться. Ведь меня хотел убить Дий… и в этом виноват Астиан!

Но у меня получалось выныривать из сжигающих мыслей, и час от часу становилось легче.

Сейчас зашёл врач. Я привычно вслушалась в разговор.

— Ну что, у нас тут прогресс, — он пробежался глазами по записям. — Состояние стабильное, анализы в норме. Можно переводить в палату.

Шорох бумаги, щелчок ручки. Он что-то записывал.

— Вы уверены? — в голосе медсестры звучало сомнение. — Показатели ещё скачут.

— Они с первого дня странные, — отмахнулся врач. — Но она явно идёт на поправку. Вон, даже кивает, когда спрашиваешь. Только не говорит почему-то.

Медсестра кивнул:

— Хорошо, я подготовлю документы.

Я обрадовалась. Значит, выжила. Боль всё меньше сковывала тело, руки уже подчинялись. Я могла сидеть, вставать, даже есть с ложки, а не через трубку. Только голос… голос всё ещё оставался запертым внутри.

— Она всё слышит и понимает, — сказал врач.

Но медсестра нахмурилась:

— Такое ощущение, что мы для неё говорим на чужом языке.

Глава 5. Палаты, но не те

«Тьма не поглотит того, кто зажигает свет внутри себя».

(книга лучезарного Пути)

Я с ужасом оглядывалась.

Комната была тесной, заставленной кроватями так плотно, что между ними едва можно было проехать. Белые стены казались серыми от времени, простыни — мятыми и несвежими. Окна были, но запертые. Видимо, в этом мире люди не любили свежий воздух.

Меня вкатили, переложили на свободную кровать.

Воздух был густым, тяжёлым, с примесью пота, старой еды и чего-то ещё, что заставило меня морщиться.

Как только дверь за медсестрой закрылась, я услышала.

— Зина, ты глянь на эту придурошную!

Я вздрогнула.

На кровати у окна раскинулась массивная женщина, ссутулившись над пластиковым контейнером с едой. Её волосы были жирными, а ночная рубашка с трудом обтягивала необъятное тело.

— Клавка, да чего смотреть-то? Кожа да кости. Мужику и уцепиться не за что. Будто мороженая, — она засмеялась, обнажая редкие зубы.

Ей вторила другая — не менее крупная, с короткими рыжеватыми кудрями. Её хихиканье было противным, будто кто-то не прекращал её щекотать.

Они говорили громко, даже не пытаясь шептаться. Очевидно, думали, что я не только немая, но ещё и глухая.

Я застыла. Нет, нет, это ошибка! Меня должны были перевести в палату, а не… не в сарай для скота! Эти женщины ели без остановки, пачкали простыни, ржали, как кони.

Меня передёрнуло. Их запахи были невыносимы. Для меня, привыкшей к свежему воздуху, к аромату деревьев и трав, это было пыткой.

Я ощутила, как внутри поднимается пламя. Если бы я была драконом, то сожгла бы всё к чертям.

Но я не была. Я была… кем? Обычным человеком. Даже меньше. Человечишком с минусом.

Минус голос.

Минус возможность объяснить, что здесь ошибка.

Минус шанс, что кто-то увидит во мне больше, чем оболочку, закованную в человеческое тело.

Я хотела закричать, но могла только молчать.

Эти две тётки меня бесили. Им повезло, что я утратила свои силы. Будь иначе — я бы забыла, что ведьмы моего мира не причиняют вреда.

— Ой, Зина, смотри, как она выпучилась! Будто косоглазая акула — так и готова сожрать.

— Это она на твою колбасу зырит. Завидует, слюнями обливается. Брось ей кусок — будет у нас ручная собачка. Может, и лаять научим.

Зина хохотнула и смахнула на пол кусок вонючей колбасы.

А если все люди в этом мире такие?

Я не шелохнулась. Просто смотрела, не отводя взгляда. Очень жалея, что не ведьма воды — иначе эти двое уже захлёбывались бы собственной мерзостью.

Я учила Дия выдержке. Годами. А сейчас сама едва могла сдержаться.

Всё-таки я опустошена. Вся жизнь перевернулась. И мало того, что мне плохо — меня ещё заперли с этими двумя тётками, будто сбежавшими из Чащи Безумия, где их лишили разума и последних капель любви.

Любовь.

Я зажмурилась.

Она — источник всей магии. Но здесь, в этом месте, я потеряю последние капли.

А следом потеряю Дия, надежду на возвращение магии.

Я забуду его. Стану такой же, как драконы, погрязшие в ненависти.

Я глубоко вдохнула. Нет. Я выбираю другое.

Я и здесь буду собирать любовь. Пусть даже по крохе.

Приняв решение, я открыла глаза, но уже не обращая внимания на этих женщин.

Да, я расстроилась из-за палаты, ведь ожидала другого. А это помещение такое маленькое, душное и ужасно неудобное. Здесь ютились четыре кровати, роскошью даже не пахло, зато подванивало чем-то другим — тем, что копилось в суднах. Так здесь называли не корабли, отправляющиеся в дальние плавания по водным просторам, а некие ёмкости, засунутые под кровать, которые предназначались, чтобы ходить в туалет. То есть если ходить не можешь, то судно идёт к тебе — только такая аналогия приходила мне в голову — и ты журчишь в неё водой или чем похуже воняющим. А выносят их здесь по графику. Редко. А ходят не ходячие в эти судна не по графику. Окна не открываются.

Эти тётки едят, будто драконы — тех, кто бегал и ходил. Но они не напоминали их и не понятно, зачем им животная пища, которая воняла смертью.

Сказать, что я разочаровалась, это ничего не сказать. Я думала, что хуже реанимации ничего быть не может, но нет… я просто плохо знала этот мир.

— Ой, Зинка, знаешь, что мне рассказала медсестричка?

— Что, Клавушка?

— Эту придурошную самосвал сбил. Дорогу переходила в неположенном месте. Чудом жива осталась. Но, думаю, для неё было бы лучше помереть, чем влачить такое жалкое существование.

Я прислушалась.

— Да, Зин. Подлечат и в дурку упекут. А что с неё взять? Ни бе, ни ме.

— А документы у неё с собой были. Но! — Клава подняла вверх толстый палец. Она говорила и чавкала, — По её паспортным данным никого не нашли. Ни в одной базе нет такого человека, будто из воздуха взялась.

Глава 6. Всё-таки волшебница

«Корни прошлого держат нас крепко, но именно они дают силу шагнуть в будущее».

(скрижали хранителей Земли)

________________________________

Я шла, но не чувствовала, как ступаю. Всё вокруг было расплывчатым, как если бы я оказалась в зыбучем болоте, где неважно, куда ты идёшь, потому что всё равно тянет вниз. Всё серое, безжизненное. Нет ни звука, ни света. Просто туман, который обвивает меня, с каждым шагом сжимая крепче. Я пыталась понять, где я, что со мной, но мысли расплывались, как вода, ускользая в пустоту.

Во мраке, я увидела фигуру — какая-то бабушка, но не та, что лежала со мной в палате. Она стояла, не двигаясь, будто ждала меня. Но её лицо было размытым, как облако, и я не могла разглядеть её выражения. Она молчала, а её руки плавно двигались, неестественно плавно, как если бы они были частью этой туманной реальности, а не живого человека.

Вдруг я ощутила, как мои волосы начинают медленно тянуться. Я сжала зубы, пытаясь вырваться, но сил не было. Волосы, казалось, были связаны с чем-то ужасным, что тянуло ко мне свои щупальца.

Мои руки, как и ноги, не слушались. Я пыталась их поднять, коснуться волос, но не могла. Я была не в состоянии понять, что происходит. Мои волосы продолжали тянуться, вытягиваться в пустоту, как если бы они хотели уйти от меня, освободиться. Или меня утащить куда-то.

Я посмотрела на бабушку. Она стояла рядом тенью. Её холодная рука коснулась моей головы. Я попыталась отскочить, но не смогла. Стало трудно дышать. И тут… мои волосы начали обрываться, один за другим, как ветви, отламывающиеся от дерева. Каждое движение бабушки вызывало боль в груди, хотя ничего не болело физически. Это была не боль, а страх, страх потерять себя.

Я была беспомощной. И даже волосы, которые раньше были частью меня, становились орудием этой реальности, её законом, её ужасом.

Мои глаза наполнились слезами, но я не могла остановить бабушку. Я просто стояла там, под туманным взглядом этой тени, и пыталась не потерять остатки себя в этом сером кошмаре. Но волосы я потеряла… все…

На голове была странно пусто, и…

________________________________

Я снова вынырнула из сна, потому что кто-то трепал меня по плечу. Ласково, нежно. Наверное, я опять металась или даже кричала.

Мне бросились в глаза седые волосы. Не просто седые пряди, какие бывают у уставших от жизни людей, а густая, почти белая шевелюра, аккуратно зачёсанная назад. Невысокий врач держался с такой уверенностью, что казался выше, чем был. Белый халат сидел на нём безупречно, подчёркивая прямую осанку. Руки — сильные, но не грубые, скорее, точные, будто привыкли не только осматривать пациентов, но и что-то создавать, беречь.

Когда он заговорил, его голос оказался спокойным, замедленным, не строгим, но твёрдым. Этот человек привык, чтобы его слушали.

— Вы волшебница, — сказал он, глядя прямо на меня.

Я вздрогнула. Не от его слов, а от того, как он их произнёс. Не с насмешкой, не с сомнением. Он говорил так, словно знал.

Я в первый раз видела этого доктора. Он пришёл к бабушке, которая лежала со мной в палате.

Нас здесь осталось двое. Уже прошла неделя с моего перевода из реанимации. Зину выписали первой, затем Клаву. И я, жительница другого мира, реальности или, может, даже галактики, выдохнула с облегчением.

У меня слишком много сил уходило, чтобы не ненавидеть этот мир. Но в такой компании, после всего, что я пережила, это давалось с невероятным трудом. Эти две склочные тётки были как гнетущий груз, который мне приходилось тащить на себе каждый день. Но когда они физически поправились (конечно, этого нельзя было сказать об их внутренних болезнях — такое лечится лишь суровыми испытаниями и то не всегда, чаще в следующей жизни), то мне стало легче.

Почти иссякнувший после стольких бедствий источник любви удалось сохранить, расчистить, и он сначала слабо, а потом всё сильнее, забил. Я уже не чувствовала себя настолько пустой. И, конечно, пошла на поправку. Силы возвращались на глазах, и я их направила за уход за бабушкой, с которой лежала.

Она притягивала моё внимание с первого дня здесь. Ещё не совсем старая, но будто прозрачная. Она была какой-то истончённой и изнурённой. Её кормили с ложечки. Она не вступала в общий разговор, а только часто вздыхала. Зина и Галка не обращали на неё внимания, будто та была мебелью. А мне хотелось помочь. Казалось, что ей также плохо, как мне, а, может, даже хуже. И если я не могу помочь себе, Дию, то, может, я хоть смогу вытащить её?. А зачем иначе жить, если не для того, чтобы помогать другим? Тогда в моём сердце затеплилась любовь, и мне стало легче.

К бабушке, как и ко мне, никто не ходил, кроме медсестёр и врачей. Она не разговаривала, не вставала. Высохшая, сморщенная, будто осенний лист после долгой засухи – стоит дотронуться, и рассыплется в прах. Только тихое, прерывистое дыхание подтверждало: ещё жива.

А я? Я жива?

Иногда казалось, что нет. Что после всего я тоже лишь высохший лист, зависший в воздухе, замерший в ожидании порыва ветра, который унесёт его прочь. Но этот порыв не приходил. Я была здесь. И я ещё могла любить. Силы возвращались ко мне, медленно и неспешно, но я чувствовала, как наполняюсь изнутри.

Глава 7. Выписываемся со сногсшибательной новостью

«Нет разлуки там, где две души связаны вечностью».

(Откровения властелинов Завесы)

— Всё говорите при мне! — потребовала Вера Андреевна, увидев консилиум у моей кровати. Она даже пересела поближе и вид имела такой решительный и почти здоровый, будто не было этих изнурительных месяцев болезни.

А я приходила в себя после очередного сна. Из тьмы страшных видений меня вырвал утренний визит врачей. Я видела гибнущие миры, людей, драконов, чувствовала пучины ненависти, и меня саму пожирала тьма.

— Почему это? — не дружелюбно буркнула одна из медсестёр Вере Андреевне.

— Потому что я за неё. И если надо оформлю опеку. У меня есть связи!

Я слушала и думала, что у меня связи нет: ни с мужем, ни с землёй. Так трудно без этого...

Один из врачей усмехнулся:

— Не только её придётся тогда брать.

Вера Андреевна упёрла руки в бока:

—А кого ещё? Вас что ли? — бросила она с вызовом.

— Зачем меня? — тот пожал плечами. — Её приплод. Она беременна. Аборт делать ещё не поздно. Навряд ли, ребёнок после всего того, что ей пришлось пережить, будет здоровым.

Моё сознание поплыло. Палата расплылась перед глазами, а я проваливалась в черноту…

________________________________

— О, Дий! — бросилась к мужу.

Он подхватил меня на руки и закружил.

— Дий! Я беременна!

Он широко улыбался, а я теребила его волосы, гладила бороду. Дий усадил меня на колени и бережно поддерживал огромными ручищами. Эти руки могли быть жестоки, могли убивать, но я от них знала только ласку. Сейчас я плакала, а грубые ладони отирали мне слёзы.

— Мы так мечтали об этом!

— Да, Земля не посылала нам дитя столько лет, — Дий не сдержал вздох.

— Но как я буду без тебя?

— Я у тебя всегда здесь, — он прижал руку к моему сердцу.

— Но как я расскажу о тебе? Они забрали у меня голос.

— Она поймёт. Просто думай обо мне.

— Она?

— Да, у нас будет дочь.

— Я назову её Чернокрылой!

Я увидела слезу, которая покатилась по истерзанной ветром и солнцем щеке мужа, заглянула в его коричневые с золотом глаза:

— Ты жив?

— Я умру, как только ты забудешь меня.

— Я не забуууудууууу...

________________________________

Я пыталась ухватиться за мужа, но его отрывали от меня, куда-то тянули. И я не удержалась в объятиях любимого.

— Пришла в себя, — выдохнул кто-то.

— И как ей рожать? — зазвучал недовольный женский голос.

Со слухом возвращалось и зрение. Я увидела Веру Андреевну:

— Милочка, ребёнка мы им не отдадим.

Меня охватила благодарность. Я приподнялась и сжала руку бабушки, оставшись безмолвной. Но Вера Андреевна прекрасно меня поняла:

— Разве не видите, что она «спасибо» говорит? И что хочет этого ребёнка?

В сознание ворвался строгий мужской голос:

— Как она подпишет, что претензий к нам не имеет?

Вера Андреевна отмахнулась:

— А как она вам их предъявит?! Давайте я подпишу. И выписывайте нас. Хватит — належались!

Всё вокруг завертелось, а я пропадала в закоулках своей памяти, вспоминая его.

Дия. Моего Дия.

Он нравился мне любым.

И великолепным чёрным драконом с красными глазами. Иногда он лежал спокойно, жмурясь от яркого солнца, а его чешуя переливалась в солнечных лучах. В такие моменты он производил впечатление доброго мурчащего кота. Казалось, он не может никого обидеть. Но какой-то шум или звук мигом пробуждал его от кажущегося глубокого сна. Мощное тело напрягалось моментально, а в воздухе раздавался тихий гул, когда он расправлял свои огромные крылья, которые сразу же создавали ауру магии и силы. Сначала Дий слегка приподнимал их, словно проверяя ветер, а затем, с мощным взрывом энергии, распахивал во всю ширь. Ветер шумел, поднимая облака пыли вокруг. Крылья, словно паруса, заполнялись воздухом, а тело дракона наполнялось силой. Одним мощным толчком лап он отталкивался от земли и в тот же миг поднимался в воздух. Он взмывал вверх, оставляя за собой чёрный шлейф. Я часто смотрела ему вслед, ощущая, как я становлюсь малюсенькой точкой, которую он не видит, но я всегда знала, что он чувствует меня и всегда знает, где я нахожусь и что со мной. А сейчас чувствует?

Любила я его и резким мощным человеком, который знал, чего хочет и шёл к своей цели. Этой целью с первой нашей встречи стала я, и ему было плевать, что ведьмы не создают семьи с драконами. Они вообще не создают семей. Их рождает Земля и уходят они в Землю, когда приходит время — без потомства, которое можно считать своим. Ведьмы — это часть родившей нас Земли, поэтому всё рождённое ею тоже было нашей частичкой. Мы связывали воедино пространство и время. И никогда не думали о простых человеческих отношениях. Зачем? Если ветер — наш наречённый супруг. И океан, и горы, и каждое дерево по отдельности, и все вместе. Упихнуть себя в рамки того, что люди называли семьей?! Два человека живут за стенами. Зачем это любой ведьме? Зачем мне? Мы понимали эту любовь людей, которые не могли пока любить весь мир. Но сами любили весь мир и не могли упихнуть себя в рамки любви к одному человеку.

Глава 8. Найденная вновь потерялась

«В тёмные времена даже малейшая искра способна зажечь пламя перемен».

(заповеди храма Солнца)

________________________________

Я не хочу. Я не хочу, но пламя рвётся из моих рук, облизывает пальцы, обвивает запястья, как голодный зверь. Оно просит ещё. Оно требует. Я касаюсь стены — огонь жадно пожирает её, разнося по воздуху запах гари. Люди бегут, кричат. Я слышу их голоса, но не могу разобрать слов — они утопают в рёве огня.

Я пытаюсь спрятать руки, но они — факелы. Сжимаю кулаки, но жар прорывается сквозь кожу, прожигает меня изнутри. Мои ноги пылают, волосы вспыхивают, превращая меня в живую огненную статую. Ветер несёт искры, и город вокруг меня рушится, подчиняясь огненной воле.

Я кричу, но из горла вырывается только пламя.

________________________________

Сегодня во сне я видела пламя безумия. Оно бесновалось, но не снаружи меня. Я была этим огнём, я была помешанной. И я не понимала, что страшнее — этот сон или те, что были до. В тех я была жертвой, всегда в борьбе. Кто-то меня ловил, хотел сломить, вырвать сердце. Но в этом я сама стала той, кто разрушает, той, кто не может себя контролировать. Что я могу сделать сама? Неужели могу до такого дойти? Если от других убежать можно, то от себя… никуда не денешься. Что делать, если я сама стану угрозой? А что если… я уже угроза?..

— Ясна, — ко мне подсела Вера Андреевна, — пора вставать. Да, ты опять видела страшный сон. Но это не реальность, а в реальности нам пора собираться.

Я как в тумане смотрела на неё, пытаясь сосредоточиться, но не могла стереть ощущения огня, бушевавшего внутри меня. Это было не пламя, которое можно погасить, не огонь созидания, а то, от чего теряешь контроль, то, что захватывает целиком.

Вера Андреевна поняла, что я не понимаю её. Подтянула меня за локоть, помогая встать.

— Всё будет хорошо, милочка! Верь мне. Любой страшный сон заканчивается.

А Вера Андреевна уже говорила мне, что нужно сделать. Я, как могла, помогала ей. Это «как могла» означало, что я смотрела на бабушку глазами преданной собаки и выполняла всё, что она мне говорила для доказательств. Старушка оказалась бойкой. Рано её списали со счетов. Ей ещё восьмидесяти не было, только семьдесят девять. И попала она в больницу из-за сердечного приступа после её увольнения из школы, где она проработала всю жизнь. Её детьми были ученики, своими она так и не обзавелась, поэтому, когда её уволили, то она решила, что не нужна этому миру.

С приходом в её жизнь меня всё изменилось. Вера Андреевна поняла, что умирать ей рано — ещё внучку на ноги ставить, правнучку нянчить. Да-да, она меня записала во внучки и относилась ко мне, как к родной — учила всему, будто маленькую. А я впитывала, как губка — мне в этом мире предстояло жить, а, значит, самое то — узнавать нравы местных.

Удивительно, но в общении с Верой Андреевной совершенно не мешало моё молчание. Учительница, которая посвятила профессии всю свою жизнь, не могла стать бывшей. И ей было самое то, когда на неё смотрели, молча — значит, хотят слушать, значит, интересно! И она говорила, практически не останавливаясь. А мне было, действительно, интересно. Вера Андреевна стала кладезем информации и подарком судьбы для молчащей молодой женщины, то есть меня.

Бабуля без проблем подняла свои связи — всё-таки она выпестовала множество учеников, и дети её искренне любили за справедливость, умение изложить простыми словами сложное и доброту. Просить что-то для себя она бы никогда не стала — не позволяла гордость, а вот ради других Вера Андреевна не останавливалась ни перед чем, если считала, что так будет правильно. С несправедливостью же она боролась нещадно всегда и везде.

Поэтому сейчас она боролась за меня и моего ребёнка, считая, что несправедливо запихивать нас в места, напоминающие места лишения свободы, где не будет нормальной жизни, где от будущего нечего ждать милостей и где мечтают о смерти.

Конечно, новая миссия Веры Андреевны увенчалась успехом. Пара высокопоставленных лиц приняли живое участие в этом деле.

И, о, цветущая земля, первого февраля двери больницы распахнулись, и я впервые за долгих три месяца вдохнула свежий воздух. Голова закружилась, меня покачнуло, но Вера Андреевна была рядом и удержала меня за локоть:

— Да-да, Ясна, милочка, я тебя прекрасно понимаю. В таких условиях здоровый заболеет. Какая же духота у них, а окна строжайше открывать запрещено. Я бы навела порядок, конечно, но была занята другим, — она лучезарно улыбнулась. — Тобой!

И я, приходя в себя, улыбнулась в ответ. Как же холодно! Будто выключили солнце — я посмотрела в небо. Нет, горит. Но почему тогда? Не зря меня одевала Вера Андреевна, а я ещё пыталась спорить, желая наконец-то надеть свою одежду. Мне вернули нехитрые пожитки, с которыми я поступила в больницу. Зелёное платье сейчас казалось серым, изорванное и грязное, но такое родное, последняя ниточка, связующая с моим миром. Как же я хотела надеть его! Ведь оно сплетено магией Древнего леса Слов Любви. Но Вера Андреевна не дала:

— Ясна, милочка, на дворе зима! Я удивляюсь, как ты в нём в конце октября ходила. Тебя выставили из дома почти голой, — это был не вопрос, утверждение.

И я понурилась: так и было, меня выставили из дома. В общем, вместо любимого платья на меня надевали и надевали. Вера Андреевна ещё описывала каждую деталь туалета:

Глава 9. Новые открытия и стремления

«Лишь освободившись от чужих взглядом, можно увидеть себя настоящего».

(Записи вольных Странников)

________________________________

Я лечу. Ветер поднимает меня всё выше, кружа в безумном танце. Я не чувствую земли, я — часть вихря, я — воздух.

Но он больше мне не подчиняется.

Вихрь бросает меня в дома, ломает крыши, уносит деревья. Я слышу крики людей, но не вижу их лиц — они исчезают в клубящейся пыли. Меня несёт вперёд, и я не могу остановиться. Меня больше нет. Есть только поток.

Я пытаюсь зацепиться за край крыши, но руки растворяются в ветре. Я забываю, кем была. У меня нет имени, нет тела, нет прошлого.

Я — всего лишь буря.

________________________________

Когда же закончатся эти сны?! Сегодня я видела шторм. Он лавиной хаоса накрывал всё в округе и стирал с лица земли. Я стирала…

Я мотнула головой и всмотрелась в зеркало. Да уж — этого «счастья» я была лишена столько времени. Но здесь люди смотрятся в эти штуки постоянно!

В наших краях мы смотрели друг другу в глаза, в небо, по сторонам и свою красоту ощущали в этих отражениях. Всё страшно вокруг — значит, и внутри такая же чернота.

Что же с нами случилось, что в жизнь вошли драконы?! Что мы допустили внутрь, что они налетели на нашу планету, как страшная зараза? Что стремились отразить нам?

Опять пришлось отбрасывать лишние мысли. Так я не сделаю никакого вывода о том, как выгляжу по сравнению с обитателями этого мира, а ведь именно за этим я встала к зеркалу.

Ну, ладно, что чёрно-белая. Бывает. Фигура нормальная. Баба Вера, как она попросила её называть, говорит, что я красавица. Да уж. У нас красота в связях с миром — их видят ведьмы. Чем больше связей, тем красивее. А тут... в зеркале только я. Ни одной ниточки не тянется в мир. Может, я просто не вижу, ведь магия сейчас мне недоступна.

Нужно научиться смотреть на внешность, в ней искать красоту. Будто знакомлюсь с собой заново. Никогда так на себя не смотрела.

Я вздохнула, наверное, в сотый раз, пытаясь сосредоточиться и оценить свой образ с точки зрения информации от Веры Андреевны. О, опять так назвала бабушку по привычке! Хорошо, она не слышит, а то стала бы отчитывать. Не по злому, злости в ней совсем нет, а так мило и по-доброму, но слова-то она терять зря будет. Хотя... здесь слова совсем не ценятся. Бросаются ими, будто мусором.

Ой, опять отвлеклась. Перехожу к внешности. Что вижу?

Волосы ниспадают, достают почти до пояса. Короткие! Это в больнице виноваты — не думали, что выживу, хотели налысо побрить, чтобы легче мыть было, но пожилая врач не дала. И на том спасибо. Обычно у меня волосы в два раза мой рост превышают. И, конечно, они были зелёными. И сейчас таковыми остались, если верить бабе Вере. Только не вижу я цвета, эх, не вижу. Раньше они переливались всеми оттенками травяного — от мягкого, приглушенного зелёного до ярких, сочных бликов. И казались живыми, словно струящиеся водоросли в глубоком лесном озере. Густые и шелковистые, они рассыпались по моим плечам. А сейчас что?! Тошно глядеть. Стали более жидкими и не блестят вовсе.

— Это от того, что красишь! — не раз меня убеждала баба Вера, будто читая мои мысли. — Нельзя тебе уже, малыша береги. И что за цвет выбрала? Зелёный! Как у кикиморы!

Конечно, мне она тут же поведала, кто такая кикимора. Я обрадовалась — ведьма, в болоте живущая. Здесь про ведьм здесь знали! И совершенно не боялись их. Фух, хоть какое-то облегчение. Но почему тогда всё такое немагическое? Бесцветное?

Так, смотрю дальше.

Черты лица тонкие и изящные, опять баба Вера сказала, а еще добавила, будто высеченные из мрамора искусным скульптором. Я посмотрела книги — ничуть не похожа я ни на камень, ни на то, что скульптуры делают. Но, может, всё это потому, что я не так вижу, как жители этих земель.

Так присмотрюсь дальше — высокие скулы, изящный изгиб бровей, чувственные губы — всё это создавало образ поистине прекрасной лесной нимфы. Опять слова бабы Веры! Не вижу, но радуюсь, что и про нимф здесь знают. Найду я тут магию, обязательно найду!

Вот с фигурой согласна — стройна я и грациозна, не то, что тётки в больнице. А платье-то какое приятное! Лёгкое, ткань так и струится. Подчёркивает мои изгибы. Вот бы меня Дий увидел.

Я до крови прикусила губу, запрещая себе вспоминать его.

Баба Вера — моя спасительница, добрый ангел. Она меня и к себе в дом взяла, и это платье купила, и кормит, и поит, и всему учит, будто маленькую.

Так-так, снова мысли понесли. Я ещё глаза не рассмотрела. Дий всегда говорил, что они его поражают глубиной и чистотой зелёного цвета, сравнивал их с двумя изумрудами, излучающими мягкое, завораживающее сияние. Часто повторял, что в них таится загадочность и сила, будто сама Природа вложила в меня частицу древней магии. Так и есть. Только сейчас не видать всего этого. Я немного расстроилась, подвинулась ближе к зеркалу. «Где же моя магия?» — хотелось закричать во весь голос. Я вздрогнула, всмотрелась.

Зелёная искорка! Маленькая, но есть! Неужели?! Во мне осталась магия? Я чуть ли не целовалась с зеркалом, пытаясь удостовериться. А потом увидела волос. Он тоже был зелёным, у самой макушки. Вот, почему я не замечала его раньше!

Глава 10. Ясна изучает мир

«Чтобы понять мир, нужно охладить ум и увидеть вещи такими, какие они есть».

(кодекс северных Льдов)

________________________________

Тишина. Она давит, душит.

Я иду по белому миру, где нет ни солнца, ни тени. Под ногами хрустит лёд, но звук быстро гаснет, поглощённый пустотой. Люди вокруг — прозрачные статуи. Я узнаю их лица: баба Вера, врач, случайные прохожие. Но их глаза — безжизненные, словно выколотые.

Я трогаю их. Они рассыпаются в пыль.

Я хочу заплакать, но слёзы застывают на щеках. Я открываю рот, чтобы закричать, но голос замерзает в гортани, превращаясь в ледяные осколки. Я зажимаю голову руками — мысли режут сознание, острые, как сосульки. Они бьют в череп, пробивают его насквозь.

Мир сжимается. Тишина становится плотной, как ледяная глыба. Я не дышу. Я больше не существую. Лёд существует, а я… нет.

________________________________

Я проснулась вся дрожа. В комнате было невыносимо холодно. На самом деле холодно. Я что? Оставила вчера окно открытым слишком сильно? А ночью был мороз? Но будто замёрзло всё внутри. Я стала льдом — равнодушным, холодным, убивающим.

А ведь я жива! Я вскочила с кровати и закружилась по комнате, доказывая себе, что я даже не больна. Во мне не осталось почти ничего от того безжизненного создания, каким я была в больнице.

Любовь к жизни возвращает лучше всяких лекарств. А ещё дочка! Она растёт внутри. Я чувствую каждое её изменение, разговариваю с ней. Я знаю, она меня слышит даже безмолвной. Уже пятый месяц пошёл. Здесь беременность месяцами меряют — девять месяцев и рожаешь, а не когда ребёнок готов и хочет родиться. Говорю же, всё так странно. Откуда они знают, что ребёнок хочет родиться через девять месяцев? Его спрашивают? И, неужели, такое бывает, чтобы все дети хотели появиться в одно время?

Меня поставили на учёт в более маленькую версию больницы, и теперь Вера Андреевна водила меня к врачу, как ребёнка. Там меня осматривают, меряют и говорят, что всё в порядке. Я, конечно, сама это чувствую, но откуда посторонние люди знают? Но ещё более странно, что в баночку нужно писать, и эти баночки носить сюда. Они ставятся на столик, где таких много. Я однажды остановилась и смотрела, что будет дальше. Когда места не осталось, то пришла женщина и всё забрала. Оказывается, содержимое изучают и делают выводы о моём самочувствии! Поверить не могу, что это надёжнее, чем заглянуть человеку в глаза, взять его за руку, положить ладони на голову…

Я даже подумала, что хорошо, что я говорить не могу, потому что я бы здесь наговорила! Такого! Что меня бы мигом в психушку запихнули. Баба Вера мне многое о психушках рассказывала, когда в больнице раздумывали, куда меня деть.

Но я смотрю на всё это и думаю, может, как раз там нормальные люди?! И с магией там же? Если их здесь нет, среди «нормальных» людей — тех, которым я ношу эти баночки.

Я иногда перед Верой Андреевной поднимаю две руки вверх, показывая, что сдаюсь и принимаю правила игры этого мира. Но удивляться не перестаю. И волосы «красить» в зелёный. Баба Вера не понимает, когда я это проворачиваю, и ругает меня постоянно.

— Ты опять в окно глядишь! — это баба Вера ко мне пожаловала в своём любимом платье. Она говорит, что оно у неё не одно, но этого я не вижу. Крой у всех совершенно одинаковый, а то, что цвета различаются, это уже не ко мне.

Я оглянулась и развела руками. Да, я задумалась и вместо того, чтобы учиться, опять улетела в свои мысли. Но когда мне думать?

В этом мире жизнь меряется сутками. Это время, выделенное тебе для жизни. В сутках двадцать четыре часа. Считаю дальше. Здесь энергию даёт не взаимодействие с живым миром, а сон. Я много сплю — часов десять. Баба Вера говорит, что из-за беременности — все женщины с ребёнком внутри больше спят. Итак, сколько осталось на жизнь? Четырнадцать часов. Горничных и прочего персонала у нас нет. Всё делаем сами. И помыть полы, и вытереть пыль, и многое другое по уборке — моя спасительница невероятно любит чистоту. Она любит, а убираюсь я. Я совсем не жалуюсь — я счастлива, что хоть чем-то могу ей отплатить, я же обязана ей всем. Просто считаю. В общем, если я приплюсую уборку и готовку, а тут едят три раза в день, да ещё обязательно не одно и то же. Ой, забыла про походы в магазин — это часть ритуала добычи пропитания. Так вот на всё это уходит часа три-четыре. Может, я не расторопная, а, может, дел слишком много. Уже осталось десять часов. Дальше включаю в свою жизнь занятия. Это обязательно! Это каждый день! Баба Вера меня читать уже научила, а теперь учит разным наукам — например, как всё устроено в этом мире. Писать она тоже пыталась научить, но… я рисую вместо этого. Драконов!

— Опять ты своих крылатых чудищ рисуешь! — строго стучит по столу баба Вера указкой. — А кто буквы будет писать?!

Но не пишутся эти буквы. Я бы сама была счастлива вывести хоть одну. Нет! Все! Тридцать три. И тогда я бы смогла рассказать, а ещё попросить о помощи, найти магов или ведьм. Столько всего я бы смогла, а тут сижу… и смотрю в окно.

— Ты опять не в учебник смотришь, горе ты моё луковое! — снова указка звякнула по столу. Я сижу здесь с ровной спиной, так положено, и перевожу взгляд в книгу. Вижу этот мир — он в учебнике на карте. Плоская небольшая страничка уместила целый мир. Но разве он такой? Вот материки, страны. Всё это мне рассказывает баба Вера, невероятно переживая, что я не могу отвечать — ей бы хотелось услышать мой голос, понять, что я всё поняла.

Глава 11. На сцену выходит новый «герой»

«Иногда тьма раскрывает свет истины, которую мы боимся увидеть».

(откровения властелинов Завесы)

________________________________

Я чувствую всё. Каждую эмоцию, каждую мысль. Я слышу миллионы голосов — они говорят одновременно, шепчут, кричат, смеются.

Я — они.

Я больше не существую отдельно. Моё тело исчезает, моё сознание разрывается на миллиарды частиц.

Я чувствую, как кто-то рождается. Я чувствую, как кто-то умирает.

Я теряюсь в этом потоке.

Я не Ясна.

Я не существую. И при этом я могу уничтожить всех одной мыслью. Я хочу уничтожить всех! Поглотить… чтобы наступила тишина.

________________________________

Сегодня я растворилась в бездне. Да, я проснулась, а внутри ощущение бесконечной тьмы осталось. Куда она зовёт меня? Что требует? Почему не отпускает?

Из мыслей о страшной ночи, где я опять кричала, а бабушка Вера меня разбудила, а потом поила мятным чаем, вырвала чужая рука, грубо схватившая меня за локоть. Горячее дыхание обожгло ухо:

— Ты мне должна.

Меня накрыло бешенство. Опять он! Бритоголовый верзила, который по совместительству оказался моим начальником.

Да, я тут на работу устроилась.

Баба Вера отговаривала, но я ни в какую не шла на попятную. Как же хорошо, что она меня хоть как-то понимала!

А я решила, что мне нужно становиться своей в этом мире. Не прятаться от жизни в четырёх стенах и полностью полагаться на бабушку, взявшую меня под своё крылышко, а становиться самостоятельной. Познавать жизнь другого мира лучше всего, окунувшись в пучину обычной жизни. Ещё я хотела заработать деньги. Самостоятельно. Тут вся жизнь меряется ими, а у меня ноль. Вот я и ощутила себя нулём по здешним меркам — сижу на шее старушки, ничего не могу, даже говорить, денег своих нет, а живот растёт.

Решила, что нужно что-то менять, что-то делать. Второй месяц пошёл, как я вышла на работу. На улице солнышко, птички поют, теплеет, а я сижу в темноте. Конечно, тут светло, но свет не настоящий. Щёлкаешь кнопочкой и загорается. Всё видно, а жизни нет, будто в пещере тебя заперли. Но деньги выдают раз в неделю.

«Ты меня бесишь!» — я бросила красноречивый взгляд на этого здоровяка с неопрятной щетиной. И не выбрит, и не бородат. Так… нечто среднее.

Большой, думаешь?! На фоне драконов ты мелочь пузатая. Так что кичиться нечем. Конечно, я ниже ростом, но это внешнее, а то, что внутри, ты себе и представить не можешь.

Но идиот представлять не хотел! Он меня потащил за стеллажи.

Я работала на складе в продуктовом магазине. И этому козлине болотному моя беременность совсем не мешала меня лапать. Мозг, как у планктона. Если ребёнок в животе, то явно я не одна. Но в этом мире не так меряется: нужно кольцо на пальце и штамп в паспорте. А он меня на работу принимал — паспорт видел, а ещё мою попу. Я сразу отметила этот взгляд: скользкий и мерзкий, но не обратила внимания. Была уверена, что никто не тронет. Привыкла, что у нас к ведьмам с таким и не подходили даже — потом мужскую силу потерять можно было надолго. Чем мысли с желаниями более похабны, тем больше срок, когда ничего не сможешь, как мужчина. Женщин будешь обходить стороной, краснея и смущаясь!

А этот не подозревал даже, что его ждёт, если что. С первого дня вокруг меня ходил, сначала вежливо, потом всё настойчивее. Сегодня его прорвало.

— Ты чего от меня бегаешь!

Я смотрела в его глаза, не отрываясь. Боялась? Нет. Я смотрела в глаза драконам, даже самому Астиану, и осталась жива. Я прошла сквозь ад, до сих пор ночи сковывают ужасом. А этот гад… не тот, кого я могу бояться.

Он дышал мне прямо в лицо, думая, что красив. Да, девчонки на него заглядывались. Ох, любят здесь опасных. Но о чём это я?! По этим меркам я люблю сверх опасных. Взять хотя бы моего мужа — чёрного дракона!

А этот… мелкая сошка. Думал, что его глаза таят в себе силу, готовую вырваться наружу, надеялся меня этим испугать. А я видела лишь внутреннюю боль, которую он хотел покрыть очередной бабой. Почему только выбрал меня? Я же беременна!

— Ты красивая, — выдохнул он.

Я смотрела на него, не пытаясь вырваться — он крепко зажал. Отвлеклась на мысли о снах, хотя знала же, что на работе нужно быть полностью сосредоточенной.

У Макса, так звали этого козлину болотного, были резкие скулы, прямой нос и твёрдая линия подбородка. Почти чёрные, всегда растрёпанные, волосы были жёсткими, как стальная проволока — на таких шевелюрах расчёски в раз ломаются. Левую бровь пересекал шрам. Не такой, как у Дия — у него под глазом, а у Макса над. Откуда он у него? Интересно, в каких битвах участвовал?

Я не вырывалась — пусть хищник в нём успокоится, подумает, что одержал вверх, и тогда я ударю. Демонстративно погладила живот.

— Обрюхатил и бросил! — не спрашивал, утверждал Макс.

Что он делал на складе этого магазина на окраине города? От кого прятался?

Глава 12. Неужели?!

«Мы все укорены в земле, но некоторые корни так глубоки, что могут поглотить».

(скрижали хранителей Земли)

________________________________

Я открываю глаза. Темно.

Я пытаюсь пошевелиться, но мои руки сдавлены камнем. Я тяну ноги, но они не двигаются.

Каменные плиты закрывают меня со всех сторон, сжимая, давя. Я хочу кричать, но земля заглатывает звук, проглатывает его, как жадное чудовище.

Земля сжимается. Я не дышу.

Но самое страшное, что я жива. И что меня заточили сюда они.

________________________________

Живая твердь, которая не дарит жизнь, а забирает.

— Ты опять кричишь, милочка! — разбудила меня бабушка Вера, привычно вырвав из кошмара.

А я глотала слёзы. Пламя безумия, замёрзшая пустота, шторм хаоса, растворение в бездне, а теперь забирающая жизнь твердь. Что ещё? Сколько мне это терпеть?

Я шла на работу, с облегчением осознавая, что вырвалась из ночных кошмаров. Жизнь, которую я пыталась выстроить здесь, казалась настоящей, давала передышку от безумных снов, что были ярче и живее, чем этот серый, унылый мир.

Отсиживаться дома из-за Макса я не собиралась. Старалась чаще бывать на людях, присматривалась к их поведению, а сама искала выход наверх. На вершину этого мира. Я понимала, что если здесь и есть маги, то только там. Но они точно не будут прозябать в этих трущобах — у них будет всё.

Рабочий день прошёл спокойно. Макс не появился на работе.

Вечером, стоя под струями тёплой воды, которая лилась на меня без всякой магии, я улыбалась:

— Как же счастливы должны быть люди, которые имеют такое. Наслаждение!

Я вышла и протёрла зеркало. За столько времени привыкла на себя любоваться. Да, теперь я любовалась! Смотрела на грузных и бесцветных тёток в магазине с пакетами или за кассами. У большинства глаза были безжизненными, будто ничего они больше и не ожидали, а тянули невыносимую ношу своей жизни, как наказание. Мужчины тут были другими, словно им всё позволено. Они выглядели довольными котами, когда ощупывали взглядами девиц и подходили к некоторым. Чаще получали отворот поворот, но иногда рыбка клевала на наживку. Эти взгляды скатывались с меня, как вода в душе, оставляя равнодушными. Не это мне нравилось в мужчинах. Но теперь я понимала, почему нравлюсь им. Их привлекал огонёк жизни внутри, как мотыльков в ночи свет. Я знала, что он есть. Я всматривалась в своё отражение и ахнула.

Зелёная искорка в глазу увеличилась! Неужели, из-за стычки с Максом? Я отшатнулась.

Что тогда у меня было внутри? Точно не любовь! Я всё пыталась выпестовать себе магию любовью. Но ведь вчера во мне полыхнула ненависть — он посмел ко мне прикоснуться, сказать плохо о нашем с Дием дитя! Я поглядела на волосы и увидела вторую зелёную прядь. Я приобретала цвет! Благодаря ненависти? Она и в больнице полыхала внутри, пока я не погасила её…

Я не могла поверить. Накинула халат и села на пол прямо в ванной комнате, обхватив колени. Но в дверь уже стучали.

— Милочка, — голос бабы Веры был очень ласковым, но при этом требовательным, — ты там засиделась, а я ещё хотела с тобой поговорить.

Я вышла без промедления. Мы сели на маленькой кухоньке. Здесь было очень уютно и чисто. А главное, много места, потому что не громоздилось ничего лишнего. Я уже не раз заходила в гости к пожилым дамам в здешнем мире — с той или иной просьбой бабы Веры помочь её подругам. И у всех отличительной чертой пространства была загромождённость. Столько всего, что часто даже не хватало воздуха, а перед глазами начинало рябить от множества вещей. Будто они их всю жизнь копили, а теперь не могли расстаться. А вот у бабы Веры этого не было — чистота и пустота. Только нужное. Как же мне повезло! Вот кухня — жёлтые занавески, одна фиалка на окне. Более бледно-жёлтые дверцы шкафчиков — три снизу и три сверху. Плита, чайник, холодильник, стол и два стула с жёлтыми подушками на них. Ни одной салфеточки, ни одной статуэтки. И так во всех комнатах. Пыль протирать (обязательный ритуал в этих местах) — невероятно легко. Веду рукой по гладкой поверхности и мою тряпку. Ничего не нужно убирать, а потом расставлять заново в том же порядке. При этом другие бабушки поджимают губы, если я перепутала, как и что поставить. А я забываю, когда помогаю им с уборкой. Баба Вера просит об этом. Но я не понимаю, как же это всё можно упомнить?!

А вот Вера Андреевна будто и не держалась за свою прошлую жизнь, смело смотрела в будущее.

Я ей тепло улыбнулась, отпивая горячий мятный чай. Она методом проб и ошибок выяснила, что такой я люблю больше всего, и всегда говорила:

— Тебе полезна, милочка, мята. Она успокаивает.

Даже печенюшек не было. Лишь лежали финики и чернослив.

— Сладкое на ночь вредно, — считала баба Вера. — А мучное неполезно ни в твоём положении, ни в моём.

Я расслабилась — чувствовала себя в тёплых объятиях, несмотря на то что баба Вера пока не научилась обниматься.

— Ясна, милочка, — начала разговор баба Вера, — нужно подумать о вещах для ребёнка. Мужа у тебя нет, а я не смогу бегать по магазинам, пока ты будешь в роддоме. Узи показало девочку, значит, уже можно покупать.

Глава 13. Опять козлина болотный

«В глубинах вод можно, как и потерять себя, так и обрести всё».

(мудрость живых Источников)

________________________________

Меня утягивает океан. Но это не просто вода.

Древняя, зловещая стихия, в которой каждое движение несёт не просто холод, а память о потерянных мирах.

Воды этих глубин видели цивилизации, которые давно исчезли, и каждая капля воды хранит в себе их истории — истории радости и страха, любви и предательства, созидания и разрушения. Когда я погружаюсь всё глубже, я чувствую, как их память проникает в меня, как часть этих забытых народов и времен становится частью меня.

Галактика! Погибла целая галактика.

Ужасы войны пропитывают меня, накрывая с головой, проникая в каждую клеточку тела.

Я хочу выбраться. Я хочу вернуться, но сила этих вод непреодолима. Чем больше я пытаюсь бороться, тем больше я теряю себя. Я не могу выбраться, потому что я уже не та, кто была. Я поглощена не только водой, но и её историей. Я и есть эта забытая цивилизация, я и есть её утраты, её сожаления, её мечты, которые так и не сбылись.

Я не могу вернуться. Всё, что я могу, — это утонуть в этих водах, стать частью их вечной тьмы, быть забытым, но не забыть.

________________________________

Хоть в обычной жизни я могла расслабиться. Мне уже две недели снилось одно и тоже — вода, заковавшая время и открывающая мне гибель галактики. Я каждую ночь просыпалась вся мокрая от пота. Меня будила баба Вера, которой я не давала спать своими криками.

Зато на работе козлина болотный ко мне не подходил, и я расслабилась. Работала себе потихоньку, но даже этим темпом прекрасно справлялась. Меня не ругали, как других девочек, а иногда хвалили. Я пыталась разработать хоть какой-то план, потому что прошло уже две недели, а с места я не сдвинулась. Зелёного цвета во мне больше не стало. Магию вокруг не нашла. Я понимала, что мне нужно отсюда уйти и идти по этой земле в поисках нужного. Но как? Если за проезд нужно платить. Жить в лесу невозможно. И еду никто не раздаёт, а она не растёт в зоне доступа.

— Ясна!

Я почувствовала, что сзади встали. Я на коленях из коробки доставала чипсы, а он возвышался надо мной. Я ощутила его колени на своей спине, а его руки ухватили меня за волосы. Кооозлииинаааа пожаловал! Я была уверена, что он одумался и больше не полезет. Ведь столько времени всё было спокойно! Но ничего ни сказать, ни спросить по-прежнему не могла. Пошевелиться, кстати, тоже. И это напрягало.

— За всё мне ответишь! — зло говорил Макс. — После твоего удара у меня две недели не стояло.

Я помимо воли заулыбалась. Это же не от удара! Магия! Она у меня есть! Только почему её питает ненависть? Мне вообще-то даже ударять не надо — после сегодняшнего ещё дольше не встанет. Я расслабилась. Ничего он мне не сделает. Ни-че-го. Шавка!

Макс будто почувствовал и больно потянул на себя мои волосы. Голова запрокинулась, и я увидела его глаза — бесцветные, серые, пустые, одержимые. От них шли волны похоти, а я почувствовала волну в себе. Она поднималась из живота. Чара!

Так вот, почему магию пробуждает ненависть. Это же моя дочка помогает!

А она наполовину дракон. Ого… неужели, я теперь могу магию черпать и из любви, и из ненависти?! Макс меня сильно не волновал. Он попал потому, что будил во мне воспоминания об Астиане. Тот тоже был уверен, что можно брать, не спрашивая и не думая только потому, что он хочет. Вот, чтобы погасить эту ненависть в Царстве Пылающей Легенды у меня уходили все силы. А сейчас волна шла из самого моего нутра, из сердца, которое билось с моим в унисон, а то, что я была здесь, в этом чёртовом мире, одна без Дия, делала эту волну всё сильнее и сильнее.

Макс в это время говорил. Он жаловался, что я лишила его не только разума, но и мужской силы, приворожила его знатно и вообще должна по всем статьям, потому что я никто, а он много чего значит в этом мире. На забытой окраине он прятался после крупного дела, которое не смог провернуть без следов. Нужно отсидеться, но как же его тут всё достало! Да, ещё я явилась. Он же по-хорошему подкатывал ко мне. «Это называется по-хорошему?» — я поневоле сморщилась, вспоминая. Он шлёпал меня по заднице, когда у меня были заняты все руки, отпускал шуточки, над которыми хихикали все, только не я, а ещё дал меня начатый пакет чипсов и чай однажды, но я его вылила в туалет в уверенности, что он в него плюнул. Оказалось, что таких ухаживаний не видала ни одна его девица, а я тут строю из себя недотрогу. То, что он меня бесит, до него дойти не могло.

Пока он болтал, прочно прижимая коленями, волна росла. Ей уже не хватало места у меня внутри, и я отдалась этой силе. Мгновение! Козлину болотного отбросило на пол, а я встала. Он судорожно двигал руками и ногами, пытаясь подняться, но тщётно. Его же прижала не я, а та мощь, что родилась внутри. Я плюнула ему в лицо только потому, что не могла сказать ни одного слова, чтобы выразить всё моё презрение. Я ощутила одновременно и любовь, и ненависть. И это было так необычно. Я любила свою дочь, которая помогла мне, и мы обе ненавидели Астиана. Не Макса. Этот слишком мелок для таких сильных чувств.

Дома я увидела ещё одну зелёную прядь в своих волосах и погладила отражение:

Глава 14. Когда на другом конце молчат

«Истинная мощь в действии, несмотря на бурю страха».

(свитки владык Бури)

Я подошла к телефону и постучала по трубке, чтобы звонивший понял — я здесь.

— Ясна… я… звоню…

Макс, узнала я. Откуда он взял мой номер? Но тут же сообразила, что это Вера Андреевна написала его в анкете и вспомнила про врача, который дал мне какую-то карточку. Сейчас я знала намного больше, чем тогда, и я поняла, что это была визитка с телефоном. Я могу позвонить ему! Радость тут же сменилась щемящей тоской — но как же я ему скажу хоть слово?!

Макс пытался собраться, но его слова звучали отрывисто, будто он с трудом произносил каждое, а, может, даже читал с бумажки:

— Я звоню, чтобы… извиниться… Я… был… неправ… Ты простишь меня?

Удивил. И тем, что извиняться умеет. И тем, что понял, что неправ. Я сразу поняла, что он на Астиана совсем не похож.

Мы молчали. Я вновь постучала по трубке, показывая, что хочу закончить разговор, но он продолжил — теперь будто сам.

— А ты можешь, пожалуйста, снять с меня своё проклятие. У меня опять не стоит.

Я не удержалась и захохотала в голос. Снять я точно не могу — пусть помучается, может, поймёт, что так лезть к женщинам некрасиво. Он ещё что-то лопотал, я послушала, наслаждаясь, а потом повесила трубку — он заварил кашу, как говорит баба Вера, ему и разбираться. Сегодняшняя волна была значительно сильнее. Интересно, насколько она его лишила мужской силы? Насколько я его лишила мужской силы?

Не так долго в этом мире, а уже привыкла свою магию от себя отделять. Заслуги себе не присваивать. Но это не дело! К себе нужно внимательно и бережно. Я сделала! У меня есть магия, даже слов не нужно. Это точно благодаря дочке — я нежно погладила животик и сказала ей множество приятных слов. Пусть знает, как я её люблю! Как мы её любим! Уверена, что она чувствует Дия, а он — её.

С трудом, но я нашла ту карточку, что мне дал тот пожилой врач с добрыми глазами. Мне нужна помощь, а он говорил, что я могу звонить. Я и позвонила — теперь это умела. Берёшь трубку телефона и набираешь нужные цифры. Мне тоже казалось это волшебством, но никакой магии здесь не было. Как объясняла Вера Андреевна, лишь чудо науки. Но это же прекрасно, что можно поговорить с любым человеком! Даже тем, кто не владеет навыками мысленного общения. Хотя… мне-то как раз нужно было общение исключительно мыслями.

Потому что врач ответил:

— Алло.

Я узнала его голос. Спокойный, уверенный с лёгкой хрипотцой. В его интонациях слышалась мудрость и опыт, накопленные за годы жизни. Он снова повторил:

— Алло. Говорите, пожалуйста.

Его низкие, бархатистые ноты излучали тепло и участие. Меня будто укрыли мягким одеялом заботы и внимания, которые успокаивали и внушали доверие.

— Я вас слушаю, — сейчас в его речи проскользнули лёгкие нотки строгости, напоминающие о том, что его время дорого. Но даже эта строгость была мягкой и доброжелательной, исходящей от человека, который действительно хочет помочь.

Я постучала по трубке телефона, давая понять, что я здесь — просто мне недоступны слова.

— Ааааа, — теперь в его тоне промелькнуло узнавание, — это вы Ясна?

Я усиленно застучала и подпрыгнула, не удержав радости, а он продолжал:

— Приходите, пожалуйста, ко мне. Адрес вы найдёте на визитке. В понедельник, среду или пятницу с девяти до восьми. Я приму вас вне очереди.

Я повесила трубку и посмотрела на визитку: Котов Вячеслав Михайлович и адрес. Да, теперь я могла приехать по этому адресу и понимала всё, что здесь написано. «Доктор медицинских наук, врач высшей категории». Мне хотелось, чтобы было добавлено: «Маг высшей категории». Но, может, здесь меня сможет вылечить врач?!

Поездку я запланировала на пятницу. Ждать целых два дня, но раньше вырваться никак не могла — на работе был полный завал. А вот в пятницу у меня короткий рабочий день — я пару раз подменяла Тамару, и она собиралась отплатить тем же, отпустив меня пораньше. Вот тогда поеду! Я тут же посмотрела карту, которую мне купила баба Вера. Не близко, но за час-полтора должна успеть. Всё внутри меня пело и плясало. Я вспоминал, что у Вячеслава Михайловича были глаза цветными. Какие красивые — голубые. Я будто их видела перед собой. Наверное, он маг. Точно маг! И он поможет мне.

Даже сон сегодняшней ночи не испортил мне настроение. Вода, которая хотела рассказать прошлое и утопить в ужас галактической войны. Что-то сон стал заезженной пластинкой. Раньше они не повторялись.

Я впорхнула на работу, сияя, и остановилась, удивившись, что мне преградили путь. Нет, не Макс — тот лишь поглядывал на меня издалека и быстро отворачивался, как только замечал мой ответный взгляд. Этого парня я помнила, но не знала, как зовут. Высокий, но нескладный с неуклюжими, несоразмерными пропорциями тела. Ступни слишком большие, будто у утки, да и руки длинноваты, чуть ли не коленей достают. Сутулая спина и опущенные плечи выдавали неуверенность и сковывали движения. Его лицо скрывалось за толстыми, явно не по размеру очками, которые постоянно сползали с переносицы. Он настойчиво поправлял их, при этом шумно втягивая воздух носом.

— П-п-привет!

Глава 15. Заинтересованная

«Связь между душами сильнее, чем слова, и глубже, чем воспоминания».

(откровения властелинов Завесы)

По праву победителя Дима пошёл провожать меня домой. Мне показалось, что Макс разбит. Явно он не только мужской силы лишился. А, может, всей? Вдруг это всё-таки последствия приставаний ко мне? Я же не знаю, как тут всё действует.

Дима всю дорогу тараторил. Я сначала и не слушала даже, а потом постаралась вникнуть. И… И!!! Заинтересовалась!

— Ты знаешь, я никому ещё не признавался, что вижу. Так странно. Можно в психушку, но я увидел, куда нужно бить этого придурка, и он сразу вырубился, представляешь?!

Меня удивило не это. Я была поражена, что он не заикается. От слова «совсем». И Дима словно услышал мои мысли — встал, как вкопанный, и удивлённо посмотрел на меня:

— А я… я… я… у меня теперь слова гладко идут, как речка льётся. Говорят, что заикание от испуга появляется, а у меня оно от испуга прошло!

Этот невероятно нескладный верзила подпрыгнул и даже, кажется, попытался завизжать, но вместо этого из его уст вылетел хрип. Конечно, он не смог приземлиться нормально, а плюхнулся на попу. Я снова прыснула от его растерянного вида и подала руку. Ладно, с ним я готова общаться. Точнее я готова его слушать — пусть говорит.

Он рассказал, что потерял память. Ого! Тоже попал под машину — тут я ощутила сочувствие и даже какое-то родство Он, на самом деле, ничего не помнил. Всё, что было «до», исчезло из его жизни, а я всё помню, но из своей жизни исчезла я сама. И никто меня не найдёт, только если сама вернусь. Странно, все думали, что я потеряла память, а теперь я встречаю человека, у которого такая беда. Я даже похлопала его по плечу, когда он рассказывал, как вернулся в свою квартиру, а там никого. И нет записной книжки, а его телефон разбился. Он так долго ждал, что к нему кто-то придёт, навестит, найдёт, и он хоть что-то услышит о себе из чужих рассказов, но никто не пришёл. Его выписали из другой больницы в тот же день, что и меня, хотя попал он туда значительно позже. Хмм. Странно, но здоровье у него хорошее, раз так быстро оклемался.

— Я никому не говорил, боялся, что в психушку запрут, но я вижу странные вещи.

Мы уже стояли у моего подъезда. Он жил через пару домов от меня, о чём, конечно же, сразу доложил. Я пыталась беззвучно попрощаться, но он никак не переставал говорить:

— Вот я, например, вижу, что у тебя в язык вбиты гвозди.

Я вздрогнула. Мои брови выгнулись. Мне хотелось прокричать: «Чтоооооооо?». Хорошо, что он любил говорить и не остановился:

— Да-да, — он лишь смущённо потупился, — гвозди. И кровь вокруг них будто сочится. Я ненормальный, да?

Я усиленно замотала головой. Он видит! Видит магию! Сколько у меня там гвоздей? Я высунула язык, надеясь, что он догадается посчитать, и подняла его опущенную вниз голову. Взгляд Димы задержался на моём языке, губы что-то зашептали. Я разобрала:

— Один, два… ох, как же так можно издеваться… семь, восемь, девять.

Потом он посмотрел на меня:

— У тебя девять гвоздей в языке. Ты поэтому не можешь говорить?

Я лишь пожала плечами и взяла его за руку, а пальцы этого незнакомого мужчины сунула в рот. Может, он сможет их вытащить?!

Дмитрий понял и честно попытался.

От голоса раздавшегося прямо рядом с нами мы одновременно вздрогнули:

— ЧЕМ ВЫ ТУТ ЗАНИМАЕТЕСЬ?!!!!!!!!!

Дима выдернул пальцы из моего рта, будто ошпарился кипятком, а я зло прищурилась. Вот бы бросить этому козлине болотному, что гвозди из языка вынимаем. Дескать, чего он подумал? Но смогла лишь бросить гневный взгляд, из-за которого он мог бы рассыпаться в пепел, но… не в этом мире.

Дима опять начал заикаться:

— М-м-мы н-н-ничего т-т-такого н-н-не д-д-делали.

Макс рычал:

— Я видел! Ты меня променяла на это убожество?!

Он меня вывел. Честно! Я не смогла сдержаться. Развернулась к нему и ударила наотмашь по щеке. Со всей силы, так, что ладонь заболела. А Макс дёрнулся и посмотрел на меня недоумевающим взглядом. Я кивнула Диме. Надо же — тот понял и попятился, а потом скрылся с глаз. Да, сожрут тебя голодные лесные волки! Чтоб тебя сгубили ядовитые туманы болот! Да, обрушится на тебя гнев лесных духов!

Я вздохнула. Конечно, я могла орать про себя, что угодно, но этот недоумок ни черта не услышит. Я ощутила, что мне не хватает Димы. Мне иногда казалось, что он читает мои мысли, понимает меня. Этот же не понимал вовсе. Почему-то вообразил, что я его женщина?! Брызгал слюной и что-то доказывал. А я любовалась его щекой — да уж, отпечаток моей ладони явственно проступал. Хоть какое-то удовлетворение за испорченный вечер. И как он помешал! Дима видел гвозди — вот, оказывается, как выглядит проклятие вечного молчания в этом мире. Но магии я не заметила в этом неказистом молодом человеке, который потерял память.

Наконец-то Макс выплеснул на меня весь свой гнев и понурился:

— Ясна, ну, что мне с тобой делать?! А? Ты мне снишься ночами. И днём я всё время выискиваю тебя взглядом. Я хочу быть с тобой и днём, и ночью.

Глава 16. Визит

«Тьма не пугает того, кто знает, что за ней скрываются ответы».

(наставления жрецов Заката)

________________________________

Тёмные стены сжимаются вокруг меня. Я иду по узкому проходу, но чем дальше, тем больше тьма стирает всё: звуки, запахи, даже мысли.

Я вижу силуэты. Они шепчут мне, обещают раскрыть секреты. Я подхожу ближе. Их лица — пустота.

Я забываю своё имя.

Я забываю, зачем пришла.

Я забываю, кто я.

Тьма заполняет меня, и я понимаю: я всегда была здесь. Я всегда была тьмой.

________________________________

Не могу сказать, что ситуация с Максимом разрешилась, но он теперь не требовал от меня невозможного, не старался принудить, боясь последствий, зато решил включить весь спектр ухаживаний, принятых в этом мире, и начал с подарков. Мёртвые цветы были вручены мне на следующий день. В эту ночь я видела бесконечное забвение. Я познала всю глубину тьмы, стала ею.

Удивление странным порядкам этого мира было блёклым, словно выцветшая краска на старой картине. Оно мелькнуло и тут же угасло, оставив лишь слабый привкус недоумения. Чтобы показать любовь к человеку, тут дарят мёртвое — то, чью жизнь оборвали ради тебя. Но после очередного кошмара эмоции казались приглушёнными, словно чувства заволокло пеплом сна.

Отпустило после подарка Димы. Он будто читал мысли или у него просто не было денег, но он подарил мне пакетик с семенами! Я аж закружилась от радости — посажу возле подъезда. Макс, конечно, наблюдал за этой сценой, хмурясь как сто грозовых туч. Но я, глядя ему в глаза, покачала головой, грозя пальцем — мол, обидишь моего друга, загрызу.

Но до дома меня провожал Макс, а вот на работу я шла с Димой. Я его стала про себя называть Димасиком — несмотря на свой рост, он казался малым ребёнком, которого хотелось защищать и оберегать. Но он тоже пытался спасти меня — от гвоздей. Даже щипцы принёс, но гвозди не чувствовались ни пальцами, ни другими предметами. Магию он лишь видел, но не ощущал. Надежда на Котова Вячеслава Михайловича.

И вот наконец-то наступила пятница. Я в тут ночь даже не глаз не сомкнула от волнения. Зато от кошмаров отдохнула. Я вылетела с работы пораньше! Как же здорово побыть одной! Даже от болтовни Веры Андреевны я стала уставать, потому что сейчас она обсуждала только моих кавалеров и настойчиво советовала выйти замуж.

— Ясна, у нас очень тяжело без мужика ребёнка растить. Отношения к матерям-одиночкам соответствующее, да и я не знаю, сколько протяну. Мне будет спокойнее, если за твоей спиной будет мужчина. Смотри, оба достойные! Им не мешает, что ты ребёнка от другого ждёшь. А какие букеты тебе Макс дарит! Уже все ёмкости в доме заняты. Ты присмотрись к нему повнимательнее. Или Дима! Достойный молодой человек. Главное, своя жилплощадь есть и даже дача. Кстати, ты слышала, что он нам предложил там лето провести? Для тебя и ребёнка это очень полезно. Не так далеко от города, а свежего воздуха необходим!

Да, я слышала о даче и воодушевилась. Как же мне надоело в этих камнях проводить дни и ночи! Я хотела на землю, я хотела туда, где рядом будет много деревьев, где можно покопаться в земле, посмотреть в небо, послушать птиц. Но я собиралась туда без штампа в паспорте, которым здесь удостоверяют брак. У меня штампа нет, а муж есть. Вот как это объяснить с девятью гвоздями в языке?! Если только врач поможет.

Я стояла перед дверью кабинета, на котором было написано: «Котов Вячеслав Михайлович». Постучала.

— Подождите! — прозвучал ответ.

И я села рядом с дверью. Длинный, хорошо освещённый коридор с множеством дверей. Явно тут не один Вячеслав Михайлович работает. Вдоль стен стоят удобные мягкие кресла. В углу я заметила небольшой столик с журналами и свежими газетами. Поймала взгляд женщины напротив. Вздохнула, осознавая, что нервничаю. То и дело поправляю выбившуюся прядь волос, тереблю край юбки. А ещё постоянно бросаю взгляды на закрытую дверь кабинета, за которой, видимо, проходит приём предыдущего пациента. Я постаралась не покусывать нижнюю губу. Надо же, когда меня Макс зажимал с явно нехорошими намерениями, я так не переживала.

Дверь распахнулась и из него вышла пожилая дама с сияющей улыбкой на лице:

— Заходите, — радушно пригласила она меня и добавила. — Поверьте, будет всё хорошо. Он просто волшебник.

Я постучала и, услышав приглашение, вошла внутрь. За массивным деревянным столом восседал он. Тот врач, что назвал меня волшебницей. А теперь я знаю, что так называют его. В его внимательном взгляде из-под густых седых бровей промелькнуло узнавание:

— О, волшебница, пожаловала! Присаживайтесь.

Я села в кресло, а доктор, подперев подбородок морщинистой рукой, внимательно посмотрел на меня. Его глаза излучали доброту, и я успокоилась.

— Рассказывайте, — сказал Вячеслав Михайлович.

А я смотрела в его голубые глаза. Как же я соскучилась по цветному миру! Тяжело жить в чёрно-белом варианте реальности. Здесь даже солнце серое, и небо, и почти всё. Вот только его глаза цветные. Я утонула в них, как в море. У меня пока только точка зелёная, хотя, признаю, она стала больше. А у Вячеслава Михайловича все глаза — я не могла оторваться от них. Я бы осталась жить при нём, чтобы уверяться каждый день, что это не мои глаза заболели, а просто нет вокруг волшебства. Я смотрела в эти голубые озёра, стараясь реже моргать. Я же понимала, что вскоре он устанет от моего молчания и выгонит, а я больше прийти не смогу. Но и так эти минуты для меня подарок!

Глава 17. Незваный гость

«Неожиданная встреча может принести свет, которого ты давно ждал».

(книга лучезарного Пути)

________________________________

Свет рвёт меня на части.

Он льётся отовсюду, заполняя каждую клеточку тела, проникая в поры, в глаза, в лёгкие. Он пронзает меня, как тысячи игл, заполняет, выдавливает меня саму из моего же тела.

Я пытаюсь закрыться, но у меня больше нет век. Я хочу отвернуться, но у меня больше нет шеи. Я хочу закричать, но у меня больше нет рта.

Я становлюсь светом.

Он заполняет мой разум, стирая из него боль, страх, ненависть.

Я забываю, почему я боролась. Я забываю, кто я.

Но где-то в этом ослепительном адском сиянии темнеет крошечная точка. Я цепляюсь за неё, всей волей, всей болью, всей ненавистью.

И точка превращается в силуэт.

Но он пугает ещё больше…

________________________________

С криком я врываюсь в свой выходной... Новое для меня слово. Здесь так называется день, когда отдыхаешь от работы. Я поняла, что в этом мире он людей радует. Так странно, почему-то тут считается, что любимыми делами можно заниматься только в выходной. В остальное время нужно пахать, чтобы заработать денег. Выходной — выход — то есть куда-то нужно выйти, если смотреть в суть вещей.

Я бы сделала это днём, когда выходишь за пределы привычного. Но я там по самую макушку, если говорить начистоту. Так что выходных у меня навалом, мне дополнительный не нужен.

Да, в этом мире я пока не стала своей. Меня удивляет это слово, этот день. Мне нужны деньги — я работаю. Зачем же мне перерывы? Ведь тогда денег будет меньше. Отдых нужен только, если ты устал. Но опять-таки тут не так. Устал или нет — никого не волнует, ходить на работу надо. Только болезнь — причина для отсутствия. Но и то, просто так не прийти нельзя. Сказал, что болен, и лечишься. Но нет! Твою болезнь должны подтвердить врачи. Лишь тогда выдадут справку, что причина отсутствия уважительная.

А вот я не больна и не устала, но отдыхать обязана, потому что выходной.

Я уже всё перемыла, приготовила и завтрак, и обед, и ужин, сходила в магазин, позанималась с Верой Андреевной, а время ещё осталось. Баба Вера гонит меня погулять, но я не вижу разницы — что здесь камни кругом, что там. Хочу в лес! Но пока это для меня несбыточная мечта. Деревья тут есть — я вижу их периодически. Они грустные, ведь тоже заточены в асфальт и нет надежды, что их семена прорастут, а лес, благодаря им, будет шириться, наращивать свою мощь.

— Ясна, милочка! — голос бабы Веры вырвал меня из мыслей. — К тебе пришли.

Она подмигнула с такой хитрой улыбочкой. Я пока точно не уверена, что эти подмигивания значат, но явно что-то странное. И кто ко мне мог прийти?

Я встала, собираясь выйти, но баба Вера меня одёрнула:

— Причешись, милочка.

Что, если я буду непричесанной, то визитёр уйдёт? Но спорить я не могла, поэтому подчинилась.

Во второй раз до двери я опять-таки не дошла.

— Милочка, ты пойдёшь в этом задрипанном халате?

Я опустила глаза вниз. Дырок нет, да и грязи тоже. Может, несколько капель масла только. Но Вера Андреевна уже доставала из шкафа платье. Длинное, зелёное (конечно, я верила на слово, не видя цвет), оно потрясающе смотрелось с моими волосами, как уверяла моя благодетельница. Бабе Вере его отдала одна из учениц в качестве помощи нуждающимся, то есть мне. Я за помощь — в этом нет ничего зазорного. Можешь — помоги, не можешь — иди своей дорогой. Всё просто и никакого насилия.

Я полюбила это платье, как только надела в первый раз. Я бы его так и не снимала, но баба Вера сказала, что оно слишком нарядное и его нужно беречь, поэтому оно висело в шкафу, я только любовалась им иногда. Но сейчас его нужно надеть — мне это сказали ясно. И я обрадовалась.

Платье было свободным и невероятно приятным. Мой, начинавший округляться, животик заметен в нём совершенно не был, а ещё радовало то, что он ни в коем случае не будет мне мешать носить эту красоту. Я без раздумий надела.

Ткань плавно обвила тело. Подол, украшенный лёгкими воланами, заструился по ногам. Я подошла к зеркалу. Полюбовалась на глубокий V-образный вырез и тонкие бретельки, которые подчёркивали изящные плечи. Завязала на талии поясок, который пока ещё можно носить, и улыбнулась.

— Ты прямо сияешь, — довольно сказала баба Вера. — В этом наряде выглядишь, как лесная фея.

Я сжала зубы — знала бы она, как права!

А Вера Андреевна продолжала:

— Иди-иди, к кавалеру именно в таком виде нужно ходить. Присмотрись к нему повнимательнее — видный мужчина!

К кавалеру? Мои глаза округлились. Кого там принесло? Вся радость от того, что платьем можно не только любоваться, но и носить, улетучилась. Продыху не дадут — даже в выходной! Либо Макс, либо Димасик. Ни того, ни другого видеть не хотелось. От них одни проблемы и головная боль, как говорят в этом мире. В моём — таких сразу сжигают пламенем. Дий бы сжёг, ведь они покусились на святое — его жену. Но тут не было пламени, дракона, да и мужа у меня по меркам этого мира не было. Моя память не в счёт. Я фыркнула — если бы я всё, что мне так хотелось, сказала бы, то меня бы упекли в психушку. Это место, где не принимают реальный мир, а выдумывают свой. Реальным здесь считается только эта планета — всё остальное за гранью их разума, а, значит, записывается в отклонения, которые нужно лечить.

Глава 18. Его я точно не ждала

«Только холодный рассудок может заморозить вихрь эмоций, удерживая сердце от рокового шага».

(кодекс северных Льдов)

О, ведьмы лесные, о, духи болотные, о, ветер свободный. Я не могла поверить. Я не могла осознать. Хватала ртом воздух и держалась за стену, стараясь не упасть.

Передо мной стоял Астиан.

ПЕРЕДО МНОЙ СТОЯЛ АСТИАН! И это было не просто для меня шоком, не просто потрясением — будто земля разверзлась под ногами и поглощала.

Конечно, он выглядел не так, как в нашем мире. Ну, то есть внешность у него не изменилась, как и у меня. По-прежнему, высокий, мускулистый, каждый его мускул был отточен в бесконечных тренировках. У нас это было понятно — драконы себя не жалели, как и нас. Но здесь такая внешность была скорее редкостью. Слегка загорелая кожа, на лице — суровое выражение, которое выдавало жёсткий характер. Глубокие морщины на лбу и резкие линии подбородка подчёркивали возраст. Здесь бы ему дали лет сорок, я уже хорошо разобралась в летоисчислении местных. Хотя как дракону, ему была не одна тысяча лет. Густые, тёмные волосы зачёсаны назад, а глаза чёрные — холодные и проницательные, словно стальные, проникали в душу, вызывая тревогу. Взгляд полон злобы и решимости, а ещё готовности к действию. Неопрятная щетина, казалась, принадлежала зверю. Вот это всё тоже, из моего мира, где он был незваным гостем, а хотел стать полноправным хозяином, единовластным правителем.

Одежда, конечно, уже была другой. Сейчас он был одет в чёрную кожаную куртку, под которой виднелся простой тёмный свитер, на ногах — крепкие ботинки, которые легко пройдут по бездорожью. На руках — татуировки, как эти узоры называли в этом мире, но они у него были и в нашем. Это драконьи отличительные черты — их символы, которые показывают, к какому роду и племени они принадлежат. Вот у Дия таких не было… он отрёкся от своего рода, отрёкся от своих родичей, выбрав иное.

Астиан стоял, прислонившись к косяку, с еле заметной ухмылкой на губах, но даже в этой позе сквозила уверенность, хладнокровие и опасность.

— Привет, — произнёс он низким и грубым голосом. Одно слово и то было полно угрозы. Всё в нём говорило, что он привык командовать и получать желаемое. Я ощутила ауру власти, вспомнила, что он тот, кто не прощает ошибок и не боится идти до последнего, чтобы достичь своего.

Какая цель у него сейчас?

Как он меня нашёл?

Зачем?

Смогу ли я вернуться с его помощью обратно? Ой, куда мысли рванули. Даже к самому страшному врагу готова броситься, чтобы попасть домой. Я мотнула головой, прогоняя наваждение.

Обращаться за помощью к нему?! Вверх неблагоразумия. Этот мужчина — воплощение злобы. Он способен на всё ради своих интересов. Живёт по своим правилам и не оставляет шансов тем, кто стоит у него на пути. Кто сейчас у него на пути? Я? И если его нет в моём мире, то, может, только это уже спасение?..

Время тянулось невыносимо долго. Казалось, что прошёл час, другой, третий… Вера Андреевна отодвинула меня и с лучезарной улыбкой произнесла:

— Проходите, молодой человек! Только разуйтесь обязательно. У нас тут прибрано.

Астиан словно споткнулся. Он уставился на бабу Веру в недоумении. Я читала вопрос в его глазах: «Вы приглашаете меня?» Да, его никогда никуда не приглашали. Я, было, бросилась его вытолкать, но он перехватил мою руку и улыбнулся.

— Спасибо, я обязательно сниму обувь. Не помогай мне.

Я вспыхнула гневом, но моего уничижительного взгляда он даже не заметил. Он в это время нагнулся, чтобы развязать свои боты. О, лесные ведьмы! Где мой голос, чтобы я могла заорать?! И выгнать этого негодяя?! Я до боли сжала руки в кулаки. Ногти впились в ладони так сильно, что казалось вот-вот пойдёт кровь. Это меня немножко охладило. «Ясность, дорогая Ясна, тебе нужна ясность», — я повторяла, как молитву или мантру, чтобы спастись от этих гибельных чувств. Я не могла сейчас в них нырнуть, не могла выдать себя при нём. Он не должен знать, что у меня есть магия. Пусть крохи, но есть, благодаря силе любви и ненависти, которые соединила во мне дочка. И о дочке знать он не должен тоже! Он сделает всё, чтобы погубить дитя Дия.

Я будто стала ледяной статуей. Не могла двинуться, ноги словно приросли к полу. А Астиан уже проходил на кухню. Место, которое я считала убежищем, неожиданно стало тюрьмой. Я не могла убежать. Тут меня больно резанула мысль: «Почему? Почему не могу?»

И я ожила.

Озираясь, как вор, я схватила пальто, сунула ноги в сапоги и выскользнула за дверь. Благо, Вера Андреевна прекрасно своей болтовнёй заняла самого опасного и злого дракона в нашем мире. Я слетела по лесенке, не чуя под собой ног, и выбежала на улицу. Только здесь я поняла, что не взяла с собой самое дорогое, что у меня было в том доме, — послание Дия. Но нет! Я не стану возвращаться.

Летя вперёд, я наткнулась на Макса. Он опешил, потом расплылся в улыбке:

— А я шёл к тебе, дорогая.

Я схватила его под руку и умоляюще посмотрела. Он озадаченно почесал затылок. Тогда я бросила его руку и полетела дальше. Наткнулась на Димасика. Заглянула ему в глаза:

— Тебе нужно спрятаться? — каким-то чудом тут же понял он.

Я облегчённо кивнула. Но Макс не отстал. Он каменной горой встал за моей спиной.

Глава 19. Вот тебе и выходной

«Видят не только глаза, но и сердце. Но готовы ли вы довериться тому, что невозможно объяснить?».

(откровения властелинов Завесы)

Болотная трясина, лучше бы я на работу ходила. А тут... не выходы, а тупики одни.

Я сидела на кухне Димасика. Минималистично, прямо как у Веры Андреевны. Небольшой обеденный стол, два стула и табуретка, тут же выуженная из-под стола. Всё сделано из светлого дерева, на столе ничего нет, одни разводы и пятна. Ни скатерти, ни вазочки, ни радио.

Техника, в которой я уже немного начала разбираться, матово-чёрная: плита, холодильник, кофеварка.

— Чай или кофе? — предложил Димасик.

Мы с Максом выбрали кофе, а я, чтобы не встречаться с ним взглядом, делала вид, что увлечена изучением обстановки.

Димасик был частично аккуратистом. Вот пятна на столе ему не мешают — мог бы скатерть постелить. Крошки и грязь на полу тоже. А на полках всё расставлено в безукоризненном порядке — стеклянные банки с крупами и специями красиво оформлены и подписаны, чашки стоят и сверкают синими боками, будто на параде, ещё пара статуэток драконов. Любит этих созданий?

Хорошо, хоть окна не голые. Я первым делом, как зашли, бросилась задёргивать занавески, будто Астиан мог меня высмотреть с улицы на пятом этаже. Из-за этого пришлось включить свет. Это создало такую уютную атмосферу, что мне даже захотелось свечу зажечь.

Димасик тут же реализовал эту мысль. Да-с, способности у него есть, ему бы учителя, но здесь о таком не скажешь — в психушку упекут. А у Астиана способности остались? Если да, то мне конец.

Я мотнула головой и посмотрела на кафель рядом с мойкой. Здесь висела металлическая штука, к которой крепились ножи. Я вперилась глазами в самый большой.

— Не надо, — пискнул Димасик.

Макс грохнул кулаком по столу:

— Ты с ней разговариваешь?

Димасик втянул голову в плечи, будто в чём-то провинился. От этого горб на его спине стал ещё больше. Я хотела метнуть в козлину болотного молнию, но получилось только взгляд, который от него отскочил, не задев и ничего не зацепив внутри. О, проклятие хмурых небес, на кой я ему сдалась, если он меня не замечает и не понимают в придачу?! Димасик, конечно, тоже не вариант. У меня вообще вариантов нет. Я замужняя женщина, которая разделила свою жизнь с любимым. Чего тут вокруг меня мужики вьются, будто пчёлы над цветком?

Макс нападал на Димасика, а он краснел, бледнел, что-то мямлил, руки тряслись. «Да, объясни нормально!» — мысленно кричала я и стукнула по столу.

Хоть это привело Макса в чувство, он замолк, и Дима смог закончить давно начатую мысль:

— Если сильные чувства, то, да, я понимаю, о чём она думает. Могу ошибаться, конечно.

Я усиленно замотала головой. Он взглянул на меня:

— Не ошибаюсь?

Тут я закивала.

Макс выглядел сбитым с толку. Ну, наконец-то! Хоть что-то пошатнуло его самомнение. Но ненадолго, через пару минут он встал и пожал Диме руку:

— Тогда поможешь мне.

Это не было просьбой. Это был приказ. Я опять вспыхнула гневом. Ох, как же трудно приходилось Дию. Как он мог сдерживать себя, когда всё внутри пылает огнём? Только сейчас я начинала понимать, каких усилий ему это стоило. Был бы у меня огонь — спалила бы всё к огненным мукам, ни секунды не сомневаясь. А Макс уже подхватил Диму под руку и вывел из кухни, оставив меня с моим гневом наедине. Я вновь стукнула кулаком по столу. Кофе уже стоял тут в синих чашках. Оно тут же выплеснулось на стол, добавляя пятен к пёстрому ковру на деревянной поверхности. Ого! А мысль интересная! Что Димасик вот так тоже часто бьёт по столу в гневе? Потому что если просто кушаешь, то особо больших пятен не будет. Я зацепилась за эту мысль, пытаясь охладить гнев внутри, и водила в задумчивости по пролитому на стол кофе пальцем. Перед моим внутренним взором, конечно, был Дий. Как же мне его не хватает!

________________________________

— Моя зелёная малышка, — чувствую его руку на своей щеке, — ты бесподобна. Я буду рядом всегда, буду защищать тебя от всех опасностей. Я сотру Астиана с лица земли!

Я жмусь к мужу и вкладываю свои руку в его огромную лапищу. Там она смотрится настолько маленькой, что я понимаю, почему он хочет меня защитить. Но я же сильная! Я же ведьма! Тихо спрашиваю:

— Не уподобляешься ли ты своею ненавистью ему? Там, где есть место разрушению, сила созидания уходит. Ты не создашь ничего нового, концентрируясь на нём. Мы не сможем спасти нашу планету, если будем думать только о его смерти.

Дий рычит. Радужка его глаз опасно краснеет. Я играю с огнём? Да! Специально! Только так я могу научить его сдерживаться. Если он превратится в дракона под влиянием ненависти, я тут же исчезну. И ищи меня с ветром в поле или в лесу… тут моё сердце сжимается. Скорее на выжженных пустынях. Лесов у нас осталось катастрофически мало. И с каждым днём становится всё меньше и меньше. Но поискать Дию всё равно придётся. Я на самом деле пропадаю, если ему не удаётся сдержать себя. И каждый раз, чтобы спрятаться, выбираю новое место. И не выхожу, даже если противник сдаётся. Он сам должен найти меня! И пусть на это у него уйдёт год. Но если он не научится сдерживаться, то я его потеряю навсегда. А вот этого я не переживу.

Глава 20. «Семейные» разборки

«Свобода начинается с осознания — удержать ничего нельзя».

(записи вольных Странников)

Макс уже меня присвоил. Будто я его собственность, которой он может распоряжаться, а ещё требовать, чтобы эта «вещь» отчитывалась обо всех своих действиях. Но я смотрела на лицо Дия, нарисованное на столе, и ненависть к козлине болотному не загоралась внутри. Меня пронзила внезапная мысль. От неё я вскочила и закружилась по кухне. Я поняла! Я поняла, как Дий контролировал свою ненависть! Я поняла!

Я словно завороженная двигалась, иногда дотрагиваясь до стола или плиты, будто они тоже участвовали в танце. Темп нарастал, и в мои шаги вливалось больше энергии. Я иногда даже взмахивала волосами, потому что танец меня просил об этом — точнее та сила, что лилась изнутри. Улыбка не покидала моего лица — я наслаждалась каждым моментом. А потом подмигнула моим зрителям, которые разинули рты, а я распахнула руки словно крылья, отдаваясь осознаниям, накрывшим меня.

Ненависть гасит любовь!

Вот! Вот, что помогало Дию. Вот, что поможет мне. Я научусь этому, ведь он смог. А следом научу дочь. Ух, чувствую себя ученицей, которой предстоит освоить столько интересного. От этого внутри загорелся азарт, а улыбка расплылась ещё шире. Я наконец-то села, и Макс тут же заскрежетал зубами и прорычал:

— Кто он?

За меня ответил Димасик, будто переводчик. Только переводит он не с иностранного, а с языка безмолвия:

— Я думаю…

— Мне плевать, что ты думаешь, — грозно завопил Макс.

Но я подошла к нему и положила руку на плечо, чтобы охладить пыл ненависти. Я экспериментировала с новым осознанием, поэтому прикоснулась с любовью. Его будто пронзило током, он вздрогнул и даже покраснел. О, неужели, я утихомирила Макса? Я посмотрела на Диму, взглядом прося говорить дальше. Он продолжил:

— Я думаю, что это тот, кого она любит.

Макс дёрнулся, но я лишь крепче сжала пальцы и кивнула. Макс не видел, но почувствовал и обмяк.

— Но он же её бросил, — он не рычал, а мямлил.

Дима посмотрел на меня, я замотала головой.

— Нет.

— Но она одна!

Я пожала плечами.

— Так вышло, — сказал Дима, — тут какая-то трагедия. Я не могу понять, чтобы перевести в слова. Я лишь чувствую её боль — боль от разлуки с любимым.

Я шмыгнула носом и ощутила, как по щекам покатились слёзы. Макс вскочил и нежно усадил меня на стул. Дима налил новую чашку кофе. Мне даже вручили конфетку. Я не отнекивалась, а приняла заботу. Сейчас можно, ведь они теперь знают, что я люблю другого.

Наконец-то я успокоилась. Решать дела слезами для меня было внове. Это как-то слишком по-человечески. Я и плакала-то всего лишь раз в жизни, когда погиб мой лес и все родные — те, с кем я была связана миллионами нитей. Раз… и они все оборвались. Осталась лишь одна нить — она вела к Дию. Я не раз и не два думала, что именно поэтому уцелела. Но не знала, радоваться ли этому или огорчаться. Если нет у ведьмы наших земель связей с миром, то нет и её, поэтому она тоже растворяется в пространстве. Нельзя порвать все связи, потому что тут же умрёшь. Так было и так будет всегда, как мне казалось во времена, когда всё было просто. А в тот день все связи были сожжены Астианом и его приспешниками, а я готовилась умереть, пойти следом за своими любимыми и дорогими. Но… этого боги не миловали мне. Вот тогда я зарыдала. Я впервые была одна, не чувствуя никого и ничего. Я умерла, но при этом была жива. Я хотела умереть и не могла. Я не чувствовала ту нить, что вела к Дию, потому что слишком сильна была боль от потери всех остальных нитей. Я кричала от ужаса, и мой дракон забрал меня, чтобы выхаживать на протяжении долгих месяцев. Он ходил за мной, как за малым дитя, пока я наконец не почувствовала связь с ним. Так он подарил мне новую жизнь. Я признала, что люблю его, хоть столько времени бегала от этого чувства, утверждая, что ведьмы не выходят замуж.

Оказалось, что ведьмы, потерявшие всё, выходят.

Я сидела за столом на кухне Димасика и держала обоих мужчин за руки, всеми силами передавая Диме свои мысли. Когда он озвучивал их верно я кивала, а когда не понимал до конца, то мотала головой.

— Я могу стать для вас сестрой, но не рассчитывайте на большее, — фух, я выдохнула, когда Дима смог перевести это с моего беззвучного языка. Так, поехали дальше — я из другого мира.

— Она не отсюда, — двояко перевёл Димасик.

Так и есть, Макс понял неверно:

— Из другого города?

Я замотала головой.

— Страны?

Опять мотание.

— Материка?

Я закатила глаза, тут влез Димасик:

— Она из другого мира.

Макс так резко вскочил, что стул, на котором он сидел, грохнулся на пол:

— Вы что? Книг перечитали? Издеваетесь?

Я старательно замотала головой.

Макс уселся и взял меня за руку:

— Ты хочешь, чтобы я поверил в какого-то мифического мужа, которого ты любишь, а он любит тебя?