Silence of the Arcanium. Том 1.

Пролог: Не та тьма.

Тьма. Не та, что приходит с ночью, а густая, липкая, сотканная из пыли, страха и бетонной крошки. Она давила на грудь, заставляя сердце биться в унисон с далёкими, приглушенными взрывами. Воздух был пропитан запахом гари, озоном и чем-то металлическим, сладковатым — запахом страха и крови.

Сьюзи Вэйл прижалась спиной к шершавой стене разрушенного здания, пытаясь заглушить собственное прерывистое дыхание. Её безупречный образ, выстраиваемый годами, был растоптан и вывален в грязи. Белокурые волосы, всегда уложенные в идеальные игривые хвостики с бантами, теперь растрепались в дикое, обезумевшее облако. Пряди слиплись от пота и пыли, выбиваясь во все стороны, словно солома на разорённом поле. Её лицо, обычно сияющее лёгким румянцем, было испачкано разводами грязи и сажи. Красивый, стойкий макияж поплыл: тушь растеклась чёрными следами по щекам, смешавшись с настоящими слезами, которые проложили по грязи чистые, солёные дорожки. Помада размазалась в болезненную, багровую кляксу вокруг губ, подчёркивая невысказанную панику. В её широко распахнутых розовых глазах, обычно сияющих блеском, читался теперь только животный, неконтролируемый ужас, замешанный на горьком осадке предательства — предательства собственного тела, кричащего о слабости. И мира, рухнувшего в одночасье.

В белых, затянутых в кровь и грязь пальцах она, с иступленной силой, сжимала старую, потрёпанную куклу — последнюю ниточку, связывающую с миром «до». Миром, где не пахло гарью и где её самое большое горе было — неудачно подобранный оттенок помады.

Где-то поблизости раздались крики. Нечеловеческие, полные ярости и боли. Затем — резкие, хлёсткие хлопки выстрелов. Одиночные, потом — очередь. Сьюзи вжалась в стену, зажмурилась, чувствуя, как по её спине бегут мурашки леденящего страха. Её тело сотрясала мелкая, неконтролируемая дрожь. Она хотела броситься прочь из укрытия, помочь, но каждая клеточка её тела кричала об одном — выжить.

Шаги. Тяжёлые, гулко отдающиеся в тишине, наступившей после стрельбы. Лязг брони, скрежет щебня под подошвами. Из-за угла, медленно, как призрак, возникла высокая фигура в темной форме и противогазовой маске, скрывающей лицо. Солдат. Он двигался с холодной эффективностью, ствол автомата скользил из стороны в сторону, выискивая цель.

Его стеклянный взгляд упал на неё.

Сьюзи замерла. В её широко распахнутых розовых глазах читался животный ужас. Она прижала куклу к груди, беззвучно шепча мольбы. Солдат поднял руку, не оружия ради, а жестом, велящим подойти. Но его поза, вся его суть — дышали угрозой. Она отшатнулась, инстинктивно вскрикнула — коротко, надрывно.

Он сделал шаг вперед. Она — назад, спотыкаясь о развалины. Её дыхание превратилось в прерывистый свист.

Ещё шаг.

И ещё.

Он нависал над ней, безликий, бездушный исполнитель чужой воли.

И тут её взгляд упал на его рукав. Кровь. Свежая, явно не его.

Время остановилось. Ужас в её глазах сменился чем-то другим. Озарением. Безумием. Решимостью.

Она резко рванулась с места, не прочь, а на него, с тихим, отчаянным рыком, больше похожим на стон обречённого. Её рука, с куклой, замахнулась, описала дугу…

— Кат! — раздался громкий, звонкий голос, разорвавший напряженную тишину. — Блестяще! Просто гениально, Сьюзи! Этот взгляд в последний момент! Я аж мурашками покрылся!

Свет. Яркий, слепящий софит выжег остатки мрака, превратив «руины» в аккуратно выстроенные декорации из пенопласта и гипсокартона. Кукла влетела «солдату» в голову, тот что-то недовольно промямлил и ушёл к ассистентам.

Сьюзи заморгала, выходя из образа. Её тряска прекратилась, дыхание выровнялось. Она глубоко вздохнула и улыбнулась своей сияющей, победной голливудской улыбкой, направленной в сторону режиссера:

— Спасибо, Эндрю. Я просто вжилась в роль.

Кошмар закончился. Съёмочный день проекта «Зачистка: Хроники Арканиума» был завершён.

Глава 1: Новая звезда и новая угроза.

Гламурный хаос царил в главном холле VESTA production. Шампанское пенилось в хрустальных бокалах, смешиваясь с гулом восхищенных голосов и вспышками фотокамер. В центре этой бури, сияя ослепительнее всех люстр, стояла она — Сьюзи Вэйл.

Её платье — струящееся серебро, которое облегало богиню, а не смертную женщину, каждый его дюйм ловил свет, создавая вокруг неё сияющий ореол. Поверх была небрежно, но с безупречным вкусом накинута короткая шубка из белого каракуля, подчёркивающая хрупкость её плеч и роскошь образа. Светлые волосы натурального блонд-оттенка, распущенные и уложенные в идеальные каскадные волны, ниспадали на плечи, словно жидкое золото.

Её лицо с правильными, почти кукольными чертами — большими розовыми глазами с белыми зрачками-сердечками, прямым носиком и пухлыми губами, тронутыми розовым блеском, — было воплощением безмятежной красоты. В ушах поблескивали изящные золотые кольца, а на её тонких запястьях переливались несколько тонких золотых браслетов. А улыбка… её улыбка — была оружием массового поражения, от которого мужчины теряли дар речи, а женщины — уверенность в себе.

— Невероятный успех, дорогая! — просипел у её уха упитанный мужчина в дорогом смокинге. Его рука неприлично долго задержалась на ее талии. Артур Ван Дер Люв, судовладелец и главный спонсор фильма. Его слабость к красивым актрисам была так же известна, как и его состояние. — Кассовые сборы бьют все рекорды! Твой триумф, моя жемчужина!

— Наш триумф, Артур, — сладко парировала Сьюзи, грациозно высвобождаясь из его объятий и ловя очередной бокал. Одним плавным движением она сняла шубку, позволив ей упасть на спинку ближайшего кресла, и предстала во всём блеске своего серебряного наряда. Её голос был мелодичным, поставленным, каждая интонация — часть перформанса. Внутри всё пело. Она была на вершине. Её лицо на обложках журналов, её имя у всех на устах. Эндрю, её Эндрю — был гением, а она — его музой, воплощением его видения.

Её взгляд скользнул по залу, выискивая его. И нашел. Парень-брюнет с каштановыми волосами, уложенными с небрежной элегантностью, стоял чуть поодаль, прислонившись к бару. На его макушке красовались очки в виде сердец, а черты лица были острыми, почти хищными — высокие скулы, чётко очерченный подбородок, насмешливый изгиб губ. На его запястье поблескивали дорогие часы из белого золота, кричащие о статусе и вкусе не громче, но убедительнее любых слов. На нём была его фирменная бархатная рубашка с глубоким вырезом в виде сердца на груди, открывавшим гладкую кожу. Поверх рубашки была накинута короткая белая каракулевая шубка, такая же, как и у Сьюзи, будто они были двумя половинками одного целого — королём и королевой этого гламурного бала.

С лёгкой и самодовольной ухмылкой он наблюдал за её славой. Его славой. Их глаза встретились — её розовые, с отражением белого света любви, с его пронзительными лиловыми. Он поднял бокал в её сторону, на его губах играла самодовольная улыбка, а в тёмных глазах читалось удовлетворение.

Она ответила тем же, её маска идеальной актрисы на секунду дрогнула, пропустив наружу искру настоящей, почти болезненной привязанности.

Маска тут же вернулась на место, когда к ней подплыли две другие актрисы из труппы: Молли, темнокожая красотка с ядовито-зелеными волосами, и Эрика — её вечная тень-брюнетка.

— Сью, милая! — начала Молли, и её голос звучал как мёд, намазанный на лезвие. — Ты просто затмила всех сегодня. Правда, Эрика?

— Абсолютно, — безропотно поддакнула Эрика, улыбаясь.

— Но, знаешь, — Молли наклонилась ближе, делая вид, что делится секретом, который уже знала половина студии. — Скоро тут будет тот, кто составит тебе компанию. Или, даже… конкуренцию.

Сьюзи подняла идеально выщипанную бровь.

— О, неужели Ван Дер Люв спонсирует новый проект? Я не в курсе.

— Ну, не совсем новый проект, — язвительно улыбнулась Молли, — но новый человек в нашем отделе. Эндрю, типа, решил усилить нашу команду. Переводят к нам ту самую… как её… Лилит Блэквуд.

Удар был точным и неожиданным. Идеальная маска Сьюзи дала первую, едва заметную трещину. Лёгкое напряжение в уголках губ. Секундное помутнение в сияющих розовых глазах. Лилит. Эта девочка с разноцветными волосами и пустым взглядом, которая снималась в каких-то артхаусных короткометражках Эдварда и имела странный, но растущий успех у критиков.

— Лилит? — Сьюзи фыркнула, сделав глоток шампанского. Звук получился лёгким, пренебрежительным. — Мило. Эддик, бедняжка, будет по ней скучать. Он её обожает. Но я не думаю, что её… специфичный талант подойдет для наших крупных проектов.

Публика любит ярких звезд, а не бледных лун. — она бросила самодовольный взгляд на свой безупречный образ в ближайшем зеркале.

— Ну, я бы не была так уверена, — не отступала Молли, наслаждаясь моментом, — говорят, Эвелин лично одобрила перевод. Видит в ней «уникальный потенциал». И ты видела эти новые фото в журналах? Её называют «новым лицом интеллектуального гламура». Как думаешь, чьё лицо станет следующим лицом кампании? Твоё… или её?

Эрика, стоящая рядом с подругой, снова одобрительно кивнула с добродушной улыбкой, совершенно не подходящей для момента.

Маска Сьюзи окончательно застыла. За сладкой улыбкой Молли скрывался яд, и он достиг цели. «Заменить» — это слово прозвучало у неё в голове громче, чем любой тост.

— Моя дорогая Молли, — голос Сьюзи зазвучал холоднее горного ручья, — чтобы затмить солнце, нужно быть как минимум другой звездой. А Лилит Блэквуд — всего лишь красивый метеорит. Яркая вспышка, и… ничего. А я никуда не собираюсь.

Она развернулась, оставив сплетниц с их ядом, и пошла прочь, её серебряное платье шелестело по мраморному полу. Но уверенная походка была уже не той. В ней появилась резкость. Вызов.

На следующее утро, офис VESTA production всё ещё пах дорогими духами и дорогим шампанским, но воздух был уже другим — густым и тягучим от сплетен, которые витали вперемешку с ароматом свежесваренного кофе.

Глава 2: Холодный расчёт и паника.

Воздух в отделе VESTA спустя три дня стал другим. Он больше не пах дорогими духами и амбициями. Он был тяжёлым, спёртым, как в лифте после ссоры. И виной тому была та самая ледяная тишина, которая излучалась от нового рабочего места Лилит Блэквуд.

Сьюзи пыталась работать. Упершись локтями в столик, она бубнила текст для новой дурацкой рекламы парфюма. «Аромат соблазна… бла-бла-бла… для тех, кто берёт, а не просит…» Фу. Какая пошлятина. Но заказчики обещали привоз новых брендовых туфель и духов за рекламу. Её знаменитые розовые глаза, обычно сиявшие уверенностью, снова и снова предательски ползли через проход.

Лилит не репетировала. Она просто читала. Сидела с идеально прямой спиной, изучая сценарий нового проекта Эндрю — какого-то мрачного психологического триллера с пафосным названием «Тихий резонанс», совсем не похожий на другие его шедевры. Он действительно решил сменить направление.

Её тонкие пальцы с бесцветным лаком медленно перелистывали страницы. Раз — и делала лаконичную пометку на полях своим острым карандашом. Никакой суеты, никакого «вхождения в образ». Просто убийственно точный разбор текста. И это бесило Сьюзи больше всего. Она сама так работала — выжимала из роли все соки, делала вид, что проживала её. А эта… эта просто сканировала.

Эндрю наслаждался ситуацией. Он развалился в своем кресле, закинув ноги на стол, и наблюдал за ними обеими с видом продюсера на реалити-шоу, где две змеи вот-вот начнут душить друг друга.

— Сью, солнышко, поменьше страсти, а? — бросил он ей, лениво размахивая рукой. — ты же не в сериале, ты продаешь воду, которая пахнет баблом и понтами. Дай мне больше… снисхождения. Будто эти нищеброды недостойны даже твоего взгляда.

«Солнышко» ... После вчерашнего — это прозвучало как плевок в душу. Она сделала ещё одну попытку, вложив в голос всю свою натренированную чувственность.

— Нет, нет, нет, — простонал Эндрю, драматично проводя рукой по лицу. — Это уже не снисхождение, это крик на базаре. Ты что, селёдку продаешь? Эй, Лилс, — он обернулся к Лилит, и Сьюзи почувствовала, как по спине пробежали противные мурашки. — прочти-ка вот этот шедевр. Подай как есть.

Лилит медленно подняла на него свой крестообразный взгляд. Ни тени удивления или протеста. Просто кивнула, взяла со стола листок с текстом и прочла его ровным, спокойным голосом: «… аромат, который говорит, когда слова бессильны. Для тех, кто не просит, а берёт…»

В её исполнении пафосная ахинея внезапно зазвучала… стильно. Смертельно серьёзно.

В нём не было надрыва Сьюзи, была только гипнотическая, неоспоримая уверенность. По одному лишь звучанию можно было понять смысл: «Я знаю, что ты это купишь, и даже спасибо не скажешь».

В офисе повисла тишина. Даже Молли, вечно шепчущаяся с Эрикой, замерла с открытым ртом.

— ВОТ! — воскликнул Эндрю, хлопнув себя по коленке. — Идеально! Высокомерная поебень! Это же гениально! Сью, поняла, да? Никаких эмоций. Только факт. Ты — богиня, они — плебеи. Ты не уговариваешь, ты констатируешь.

Гордость Сьюзи была не просто растоптана — её размазали по полу вместе с дорогой пудрой. Щёки пылали. Он посмел заставить её, звезду, учиться у этой… этой софт-игрушки с поломанным голосовым модулем! Она краем глаза видела, как уголок рта Молли задрожал от сдерживаемого смеха.

В тот момент что-то в Сьюзи надломилось. Она резко повернулась к Лилит, отбросив всё притворство.

— И как долго ты собираешься этим заниматься? — её голос прозвучал резко, с неприкрытой язвительностью.

Лилит медленно подняла на неё взгляд.

— Чем именно?

— Эта… твоя игра в загадочность. Сидеть с каменным лицом, делать вид, что ты выше всех этих «вульгарных» эмоций. — Сьюзи сделала презрительную гримасу. — Это ведь игра, да? Или ты и правда настолько… пустая внутри?

Эндрю замер, поджав губу, чтобы не рассмеяться, он знал, что что-то будет.

Лилит не моргнула.

— Эффективность не требует эмоциональных затрат. То, что ты называешь игрой, я называю целесообразностью. Тратить силы на сиюминутные всплески — нерационально.

— Целесообразность? — фыркнула Сьюзи. — Или просто неспособность их испытывать? Может, тебе просто нечего показывать, кроме этой ледяной маски?

— Маска, — парировала Лилит своим ровным, почти безжизненным голосом, — это то, что ты носишь постоянно. Я же просто… экономлю ресурсы. В отличие от тебя, мне не нужно каждые пять минут доказывать всему миру, что я что-то чувствую.

Сьюзи побледнела.

— А тебе не кажется, что твоя «экономия» выглядит как профессиональная ограниченность? Актерская игра — это не только про холодный расчёт.

— И, тем не менее, — Лилит едва заметно склонила голову в сторону монитора Эндрю, — именно мой «холодный расчет» только что получил одобрение. А твоя «игра» … вызвала лишь недоумение.

Они сидели друг напротив друга — одна пылающая от гнева и унижения, другая — абсолютно спокойная, как гладь озера в лунную ночь. Это был их первый настоящий поединок. И Сьюзи проигрывала его с разгромным счётом.

В тот день Сьюзи сбежала раньше, сославшись на жуткую мигрень. Её идеальная маска трещала по швам.

Утро съёмок первой сцены для «Тихого резонанса» встретило её напряженной тишиной на площадке. Ни рекламы, ни гламурного, а серьёзного кино. Сцена была адской: её героиня, светская львица, должна узнать об измене мужа. Но без истерик, без слёз. Эндрю хотел всю гамму — шок, боль, ярость, ледяное презрение — показать лишь глазами и микроскопическими изменениями в лице. Крупный план. Пытка.

Сьюзи сидела перед зеркалом в гримерке в умопомрачительно дорогом платье. Она была готова. Должна была быть готова. Она продумала каждую эмоцию, каждую мышцу на лице.

Эндрю занял место у монитора. Рядом, в тени, как её личный надзиратель, стояла Лилит. Её молчаливое присутствие било по нервам сильнее любого софита.

— Камера! Мотор! Начали!

Глава 3: Тихие игры и громкие истины.

Прошло несколько недель после унизительного провала Сьюзи. Триумф Лилит в «Тихом резонансе» стал притчей во языцех во всей VESTA. Эндрю теперь смотрел на неё не как на эксперимент, а как на главное открытие сезона. Сьюзи же — отчаянно пыталась вернуть утраченные позиции, заваливая себя съёмками в рекламе и соглашаясь на любые, даже самые пустые, проекты. Её улыбка стала ещё ярче, ещё натянутее, а розовые глаза, порой, выдавали усталость, которую не мог скрыть даже самый искусный грим.

В этот час большинство сотрудников уже разошлись. В студии Эдди, заставленной прожекторами и зелёными экранами, царил уютный полумрак. В центре, под одинокой лампой, освещавшей клубящуюся в луче света пыль, стоял небольшой столик. На нём — шахматная доска из тёмного дерева с резными фигурами из обсидиана и мрамора. Эдди, по-домашнему уютный в своем зелёном, в розовую полоску свитере, склонился над доской, подпирая щёку рукой. Его обычно оживлённое лицо было сосредоточено. Напротив, в своей неизменной черной одежде, сидела Лилит. Её поза была прямой, лицо — невозмутимым полотном. Только глаза, серые и нечитаемые, жили своей собственной жизнью, стремительно сканируя поле боя.

— Эх, Лилочка, — вздохнул Эдди, передвигая слона. — Я же знал, что тебя заберут. Ты слишком яркая звёздочка, чтобы сидеть в моём скромном IT-царстве. Но скучаю я по тебе, чертовски. Здесь, без тебя, как-то пусто.

Лилит не ответила. Её тонкие пальцы потянулись к ладье, замерли на секунду в воздухе и совершили точный, молниеносный ход.

— Шах, — произнесла она тихо, её голос был ровным, без интонации. Эдди ахнул, откинулся на спинку стула и рассмеялся.

— Вот же ж! Совсем от рук отбилась без моего присмотра! Ладно, ладно… заслужила. — Он обнял себя за плечи, словно ему было холодно. — Ну, как ты там? В логове нашего тигра? Молли и Эрика кости уже грызут?

Лилит медленно перевела на него свой крестообразный взгляд.

— Они фон, который не влияет на работоспособность.

— А Сью? — осторожно спросил Эдди, наливая ей чай из термоса в маленькую фарфоровую чашку. — Она же, наверное, когти точит? — он подмигнул, — Не ревнуй, я всё равно тебя больше люблю.

На сей раз — пауза затянулась. Лилит взяла чашку, не поблагодарив, и сделала маленький глоток.

— Сьюзи Вэйл — эффективный механизм, — наконец, произнесла она, глядя на пар фигур. — Отлаженный и… предсказуемый. Она всегда работает по шаблону. Улыбка на 5.3 секунды, наклон головы на 17 градусов, дрожь в голосе с частотой 4 герца. Она репетирует каждую эмоцию. И выдаёт ожидаемый результат.

Эдди присвистнул.

— Вау, Лила, ты ее прям сканируешь. Жутковато, знаешь ли. Но, в чём-то ты права. Она — великая актриса. Просто… другого плана.

— Великая — в своём амплуа, — уточнила Лилит, и в её голосе прозвучала едва уловимая, ледяная прожилка. — Она продаёт мечту: глянцевую, розовую, душистую. Как те духи, что она рекламирует. Красивая упаковка — пустая внутри.

— Ой. — Эдди сделал преувеличенно испуганное лицо. — Да у тебя, оказывается, зубки-то острые. Я и не знал, что ты её так… не перевариваешь.

Лилит отпила ещё чаю. Казалось, она взвешивает каждое слово.

— Все шаблонные куклы — одинаковые. Прекрасные и идеальные. Я не ненавижу её. Я скорее… недоумеваю. Её успех построен на притворстве. Она носит маски даже тогда, когда в этом нет необходимости. Её настоящего лица, я уверена, не существует вовсе. — девушка снова сделала паузу. — Это… неэффективно.

Эдди внимательно смотрел на неё, и его голубые глаза стали серьёзными.

— А может, она просто боится его показать? Не у всех есть твоя… железная уверенность, звёздочка.

Лилит замолчала. Её взгляд снова утонул в шахматной доске, но было ясно, что она видит не её.

— Есть сцены, — начала она неожиданно тихо, почти невнятно, — которые она отыгрывает безупречно. Те, где нужны слёзы, радость, ярость. Чистые, сильные эмоции. Она проживает их… технически безупречно. — пауза. — Иногда, я ловлю себя на том, что наблюдаю за ней. За этими моментами. За этой… лёгкостью, с которой она изображает то, что другие пытаются скрыть.

Эдди замер. Он уловил то, что было спрятано за металлом и льдом. Не ненависть. Не презрение.

Зависть.

Лилит Блэквуд, холодная и самодостаточная — завидовала Сьюзи Вэйл. Не её славе или красоте, а её способности так легко, так виртуозно играть с эмоциями, которые сама Лилит, казалось, навсегда похоронила где-то глубоко внутри.

— Она — как открытая книга, которую все читают, но никто не понимает, — продолжила она, всё так же глядя в доску. — А её отношения с Эндрю…

— О! — оживился Эдди, почуяв смену темы. — Вот это я ждал, моя любимая тема! Ну, что там у них? Весь офис судачит. Он же с ней как с королевой, но вроде и… не совсем.

Лилит пожала плечами.

— Эндрю ценит её как инструмент. Идеально отлаженный механизм для создания нужного ему продукта. Он лепит из неё образ, который продаётся. Она, в свою очередь, пользуется его связями, его репутацией, его способностью делать её звездой. «Романтика?» — она произнесла это слово с почти что презрением. — Её нет. Есть взаимовыгода. Он её контролирует, она позволяет себя контролировать в обмен на статус. Он не воспринимает её всерьез. А она… она верит в ту сказку, которую они вместе продают.

Эдди тихо вздохнул.

— Грустная какая-то история получается…

— Это не история, — поправила его Лилит, — это контракт. Без эмоциональных рисков. Для них обоих — это самый безопасный вариант.

Она сделала ещё один ход. Тихий, точный и безжалостный.

— Мат.

Эдди аж подпрыгнул, уставившись на доску.

— Да как так-то! Лила! Ну нельзя же так! — Он засмеялся, сдаваясь, и потянулся через стол, чтобы потрепать её по плечу. Она не отстранилась, лишь слегка напряглась, терпя его тактильность. — Ладно, признаю поражение. Ты беспощадна.

Лилит медленно встала, поправила платье. Её рука неуклюже зацепила край шахматной доски, и одна из тяжелых мраморных фигур, король — с глухим стуком упала на пол, покатившись под стол.

Глава 4: Фарфоровая трещина.

Давление, которое Эндрю оказывал на Сьюзи — стало другим. Тоньше, острее, смертоноснее. Оно уже не было грубой критикой на площадке; теперь — это было искусство психологической пытки, отточенное до совершенства.

Он мог пройти мимо, пока она позировала фотографу, и бросить через плечо, громко, чтобы слышали все: «Сью, солнышко, у тебя на зубах помада. Или это блик? А, нет, кажется, просто неестественная улыбка». И уйти, оставив её застывшую в фальшивой улыбке и шепот ассистентки: «Ничего нет, Сьюзи, он просто троллит».

Он мог встать позади оператора во время съемки чувственной сцены и прошептать ей так, что микрофон не улавливал, но она слышала идеально: «Сильнее, Вэйл. Изобрази хоть каплю настоящего презрения. Или ты уже разучилась после своих провалов?»

Каждое слово было уколом булавки в надутую мыльным раствором пузырь ее уверенности. Она улыбалась, отшучивалась, делала вид, что это просто его дерзкий стиль. Но внутри всё сжималось в комок ледяного ужаса. Его ухмылка, его темно-лиловый взгляд, скользящий по ней с оценкой, как по товару на полке, который вот-вот отправят в утиль — всё это сводило с ума.

Даже улыбки Эдди, когда он заскакивал в отдел — казались ей теперь фальшивыми, жалеющими. А взгляд их босса Эвелин, на утренней планерке — не гордым, а устало-разочарованным. И повсюду была Она — Лилит. Её ледяное спокойствие, её молчаливая эффективность были самым громким упреком. Проекты Эндрю стали мрачнее, словно он специально подстраивался под её ледяную структуру.

— Сью, милая, это платье тебя… полнит? — спросил Эндрю как-то утром, проходя мимо её столика для грима. Его взгляд скользнул по её фигуре с небольшой издевкой. — Или это свет такой? Ладно, не бери в голову.

Он не стал развивать тему, оставив её с этим ядовитым семечком сомнения. Позже, когда она задержалась на репетиции на долю секунды, чтобы перевести дух, он бросил с усмешкой: «Что, запыхались, Вэйл? Надо было меньше пирожных на прошлой неделе есть».

Вернувшись вечером в свою безупречно чистую, стерильную квартиру-шоурум в районе Аквамарин, с панорамным видом на сияющий огнями город, Сьюзи почувствовала, как с неё сползает последний слой лака. Тишина здесь давила громче, чем любой крик Эндрю.

Она прошла в спальню, сбросила с себя дизайнерское платье, стоившее как чья-то месячная зарплата, и встала на весы, задвинутые в самый темный угол. Цифры на табло замерли. Она прибавила. Всего килограмм. Никто бы не заметил. Но для её откалиброванного мира — это был вес целой планеты, обрушившейся на неё.

Паника, острая и тошнотворная, ударила в виски. «Запыхалась… Полнит…» — его голоса в голове звучали оглушительно. Ненависть ко всему — к нему, к этим требованиям, к самой себе — поглотила её.

Она сорвалась с весов и побежала на кухню. Холодильник был забит полезной, безвкусной едой в контейнерах. Но в верхнем шкафу, как запретный плод, лежала коробка роскошных трюфелей — подарок от спонсора. Она впилась в неё, сорвала крышку и начала есть. Не чувствуя вкуса, жадно, почти с животным аппетитом, засовывая конфеты одну за другой в рот, пытаясь заткнуть ими черную дыру, разверзавшуюся внутри.

Съела всё. До последней крошки. Стоя у мойки и задыхаясь. Потом пришло осознание. С новым витком ужаса она рванулась обратно к весам.

Цифры стали еще больше.

Тихий стон вырвался из её груди. Она схватила с туалетного столика сантиметровую ленту. Резко обернула ее вокруг талии, затянула так, что та больно впилась в кожу. Она смотрела в своё отражение в зеркале — широкие от страха розовые глаза, — и медленно отпустила ленту.

Результат был хуже, чем неделю назад. Всего на сантиметр. Но этого было достаточно.

Нервный срыв был мгновенным и тотальным. С истеричным воплем она швырнула ленту в зеркало.

— Идеальной! Я должна быть идеальной! — вопила она, хватая с полок флаконы духов, тюбики с кремами, палетки теней и швыряя их на пол с силой, которой сама от себя не ожидала. Стекло билось, рассыпаясь тысячами осколков, густой, удушливый аромат дорогого парфюма заполнял воздух, смешиваясь с запахом её страха и ярости.

Она опрокинула стул, смахнула со стола хрустальную вазу с орхидеями, рвала журналы со своими безупречными лицами на обложках. Она уничтожала тот самый глянцевый, сияющий мир, который сама же и выстроила, этот безупречный фасад, за которым не было ничего.

В какой-то момент, поскользнувшись на разлитой жидкости для снятия макияжа, она резко дернулась и острой гранью разбитого флакона провела себе по щеке. Резкая, обжигающая боль на секунду остудила её пыл. Она замерла, тяжело дыша, и подошла к уцелевшему осколку зеркала.

По её идеальной, сияющей коже стекала тонкая, алая ниточка крови. Царапина. Неглубокая, но заметная.

И тут её накрыла новая, всепоглощающая волна паники. Хуже, чем от весов. Хуже, чем от беспорядка.

«Эндрю… Он заметит. Он заметит обязательно. Спросит, что это. А я что скажу? Что я билась в истерике, потому что поправилась на килограмм? Он высмеет меня. Он посмотрит на меня с этим своим презрением и скажет, что я слабая. Ненадёжная. Что я ломаюсь. И тогда… тогда всё. Всё кончено. Он найдет мне замену. Найдет её».

Мысль о Лилит, идеальной, бесстрастной Лилит, которая наверняка никогда в жизни не позволяла себе такой истерики, которая даже кровью, наверное, не истекала — добила её окончательно.

Сью, дрожа, обхватила себя руками и медленно опустилась на пол среди осколков своего совершенства. Слезы текли по лицу, смешиваясь с кровью на щеке. Ненависть к Лилит, которую она испытывала секунду назад, сменилась всепоглощающей ненавистью к самой себе. К своей слабости. К своей потребности в одобрении. К этому телу, которое её предавало. К этому лицу, которое не было её настоящим лицом, а всего лишь товаром, и товар этот оказывался с браком.

Она сидела так, может, минуту, может, час, пока холод от мраморного пола не просочился сквозь кожу. Потом её взгляд упал на сумочку. Медленно, почти машинально, она подползла к ней, лихорадочно роясь внутри, пока пальцы не нащупали гладкий, холодный металл. Электронная сигарета. Её единственный, грязный, постыдный секрет. Тот, что помогал ей не есть после шести. Тот, что успокаивал нервы перед важными съемками.

Глава 5: Брифинг у Эви.

Кабинет Эвелин был единственным местом в VESTA, где роскошь не кричала, а говорила спокойным, уверенным бархатным баритоном. Строгие линии мебели из темного венге, глубокая синева дорогого кашмирского ковра, поглощавшего шаги, панорамные окна во всю стену, открывавшие вид на сияющий небоскребами Аквамарин — здесь не было ни единого намека на легкомысленные сердечки или гламурный блеск, царившие в остальных уголках компании.

Здесь обитала сама власть, дышащая дорогим кожаным переплётом книг и холодным блеском хромированных поверхностей. И Эвелин, восседающая за массивным письменным столом — была её полновластной и неоспоримой хозяйкой.

Она была воплощением этой власти. Ее лиловые волосы, отливающие в свете ламп благородным серебром и глубоким фиалковым, были изящно убраны в пучок набок, скрепленный длинной серебристой шпилькой с каплей лунного камня на конце. Две тонкие прядки, словно случайно вырвавшиеся из прически, мягко обрамляли её лицо, подчёркивая высокие скулы и чёткую линию подбородка. На переносице покоились очки в тонкой золотой оправе, за стёклами которых скрывались глаза удивительного цвета — тёплого, как апельсиновый закат, остывающий над вечерним морем. В них читался острый ум и непоколебимая воля. Изящная цепочка из белого золота с крошечным подвесом-каплей лежала на ключицах, а в мочках ушей поблёскивали такие же тонкие кольца. Безупречная белая рубашка с отложным воротником и мягким декольте подчеркивала её женственность, не умаляя строгости, а чёрная кожаная юбка-карандаш идеально сидела на бёдрах, завершая образ безупречной бизнес-леди, знающей себе цену.

Сегодня, однако, в безупречном воздухе кабинета витало нечто большее, чем, обычно, деловая серьезность. Чувствовалось приподнятое, почти электрическое возбуждение, исходящее от самой Эвелин.

Эндрю ввалился в кабинет первым, с лицом, как после похорон. Он плюхнулся в кожаное кресло, бросив папку на стол.

— Она совсем с катушек съехала, — прошипел он, не глядя ни на кого, уставившись в стеклянную поверхность стола. — Сегодня, на примерке, уставилась в зеркало, как зомби. Я ей такой: «Сью, плечи расправь, ты сутулишься». А она на меня смотрит, будто я на свинском заговорил. И эта долбанная царапина на щеке! Гримеры час её замазывали! Что с ней происходит?

Дверь открылась, и внутрь вкатился Эдди, словно рыжий, полосатый ураган позитива.

— А вот и я! О, собрание боссов! — он тут же направился к Эндрю и с размаху обнял его сзади, уткнувшись подбородком ему в макушку. — Не кисни, Эндрюшка! Кто мою радость сегодня обидел? Скажи дяде Эдди, он пожалеет!

Эндрю, сраженный таким натиском, на секунду опешил, а затем попытался стряхнуть с себя рыжее чудо.

— Отстань, одуванчик, не до шуток. Твоя бывшая «звездочка» мою главную актрису в невменяемое состояние привела.

— А-а-а, Лилочка! — Эдди, наконец, отпустил его и плюхнулся в соседнее кресло, сложив ноги калачиком. — Она ни при чем! Она у себя в углу сидит, тихая-тихая, книжечку читает. Это твоя Сью сама себя накрутила. Ревнует, бедняжка. Ей же внимание подавай, как ребенку. Ты её слишком сильно загоняешь, знаешь ли? Дай человеку вздохнуть.

— Она не человек, она — бренд! — отрезал Эндрю, но уже без прежней злобы. Вечный оптимизм Эдди действовал на него, как щёлочь на кислоту — нейтрализовал, вызывая шипение, но, в итоге, гасил реакцию. — И бренд не должен давать сбои! — он резко повернул к нему голову, — И не называй меня Эндрюшкой.

— Назову и ещё раз обниму! — пропел Эдди.

Эвелин, наконец, оторвалась от экрана, сняла очки и посмотрела на них. И её взгляд, цвета вечернего неба, сиял. Ни капли беспокойства, лишь чистая, неподдельная радость и азарт.

— Мальчики, прекратите ваши детские разборки. У меня есть нечто, что затмит все ваши проблемы с актрисами.

Эвелин сделала глубокий вдох и, отложив очки в сторону, сложила изящные пальцы на столе.

— VESTA получила контракт, — объявила Эвелин, и её голос зазвучал торжественно и возбуждённо. — «Корпорация Аквила». Гигант. Фармацевтика, бионика, передовые технологии. Им нужен масштабный, глобальный имиджевый проект. Киноэпопея об их основателе. Бюджет… — она сделала драматическую паузу, — практически неограничен.

Эдди присвистнул. Даже Эндрю выпрямился в кресле, его личные обиды моментально уступили место профессиональному интересу.

— Это наш шанс выйти на совершенно новый уровень, — продолжала Эвелин, её глаза горели. — Это не просто съёмки. Это создание вселенной. Уникальные наработки! Нужно будет вложить все силы. Все ресурсы. Эдди, тебе придется работать с графикой и спецэффектами, о которых ты только мечтал. Айтишник мой ненаглядный. — Она улыбнулась ему, а затем перевела взгляд на Эндрю. — Эндрю… Это твой проект. Твоя режиссура, твоё видение. Но это должна быть не просто тёмная психодрама или гламурная история. Нужен размах. Эпичность. Новая «Крестная мать» в мире корпоративной науки.

Эдди, обычно такой легкомысленный, слушал, затаив дыхание. Его голубые глаза горели азартом.

— Уникальные наработки? О, Эви, ты сделала мой день! Я всё изучу, всё внедрю! Мы создадим такой мир, что Джеймс Кэмерон позавидует!

Эндрю уже мысленно был там. Он медленно кивнул и уставился в потолок. Его пальцы бессознательно постукивали по подлокотнику, выстраивая кадры, раскадровки, он говорил себе под нос, словно в трансе.

— «Аквила» … Да, я слышал о них. Серьёзные ребятки. Жёсткие. Им нужен не гламур, а… сила. История становления. Без компромиссов.

— Именно! — Эвелин щелкнула пальцами. — И тут нельзя ошибиться. Никаких срывов у актеров, никаких технических косяков. Всё должно быть выверено до… — она на секунду задумалась, и её взгляд стал отрешённым, учёным, — до нанометрового уровня точности.

Каждый кадр должен быть, как идеально откалиброванный пептид в белковой цепи, где любое нарушение структуры ведёт к коллапсу всей системы.

Воцарилась короткая тишина. Эдди смотрел на неё с восхищенной улыбкой.

Глава 6: Горький латте и сладкая месть.

Кофейня «Морская пыль» была одним из тех местечек в Арканиуме, где искусственно создавалась атмосфера богемного уюта. Грубые деревянные столы, стены, украшенные старыми фотографиями яхт, и приглушенный джаз из колонок. Не место Эндрю, но он выбрал его — подальше от Аквамарина, глаз коллег, назойливых папарацци и сплетен.

Сьюзи сидела напротив него, пряча за огромными солнечными очками следы прошлой истерики и ту самую злополучную царапину, тщательно замаскированную тональным кремом. Её лицо было напряжено. Эндрю заказал для неё обезжиренный капучино без сахара и фруктовый салат. Для себя — двойной эспрессо.

— Нужно привести себя в форму, милая, — сказал он, отодвигая от неё сахарницу. — «Аквила» — не Ван Дер Люв или другие толстосумы. Им нужна собранность, а не томность.

Сьюзи молча кивнула, сжимая на коленях руки. Его попытка «примирения» была похожа на допрос с пристрастием.

К их столику подошел официант. Парень лет восемнадцати, угрюмый, в простой чёрной футболке, фартуке и… жуткими бинтами на руках, туго обматывающими предплечья от запястий почти до плеч. Его черные волосы, с алыми прядями, будто случайными мазками кисти, были слегка растрепаны. Длинная, отросшая чёлка — почти полностью скрывала его нос, создавая ощущение, что он постоянно от кого-то прячется или отгораживается от всего мира. Из-под этой тёмной завесы, красные глаза с узкими, как у кота, зрачками выражали лишь одно — всепоглощающую скуку и желание поскорее оказаться где-нибудь в другом месте. Он даже не взглянул на них, уставившись в свой блокнот.

— Вам что? — буркнул он, не глядя.

Эндрю медленно поднял на него взгляд. Его лиловые глаза сузились.

— Можно повежливее? Или это теперь в моде — хамить гостям?

Официант наконец поднял взгляд. Он скользнул по Эндрю с безразличным презрением, а затем на секунду задержался на Сьюзи. В его взгляде мелькнуло слабое подобие интереса — не к ней, а к узнаваемому лицу.

— Звезда к нам пожаловала, — произнёс он с плохо скрываемой язвительностью. — А что, в дорогих ресторанах уже кормить перестали? Или просто пришли пофоткаться с «бедными»?

Сьюзи смущенно отвела взгляд. Эндрю же закипел.

— Парень, ты совсем охренел так с клиентами разговаривать?! Позови мне менеджера. Немедленно.

— Блейк, — отозвался усталый мужской голос с кухни. — Хорош языком трепать. Не связывайся.

Блейк шикнул и снова уткнулся в блокнот.

— Повторите заказ. И без истерик. — процедил он сквозь зубы.

Эндрю, побагровев, через силу начал повторять заказ. Блейк, в это время, молча развернулся и ушёл, демонстративно игнорируя его.

— Какое неуважение! — Выдохнул Эндрю, обращаясь к Сьюзи, будто ища у неё поддержки. — Видишь, в каком мире мы живём? Никакого профессионализма. Никакого стремления к успеху! Одно хамство и пофигизм.

Сью молчала. Ей было неловко. За него, за себя, за всю эту ситуацию.

— Эндрю, может, не надо? — Тихо прошептала она. — Просто выпьем кофе и уйдем.

— Нет, — отрезал он. — Это вопрос принципа. Таких, как он — нужно ставить на место.

Кофе и салат принесла уже другая, милая и слишком неловко улыбающаяся официантка. Напряжение немного спало. Эндрю, остывая, вернулся к своей главной цели.

— Ладно, забудем. Я тебя сюда привел, чтобы поговорить. Ты меня пугаешь, Сью. Твоя неуверенность, эти… слёзы… — он произнёс это слово с лёгкой брезгливостью. — Нам нельзя сейчас давать слабину. «Аквила» — это билет на вершину. Настоящую вершину. Я не могу тащить тебя туда, если ты будешь спотыкаться на каждом шагу.

Он говорил это не зло, а с холодной, отстраненной практичностью, как инженер о неисправной детали.

— Я стараюсь, — тихо сказала Сьюзи, снимая свои очки. — Просто… в последнее время тяжело.

— Всем тяжело, — парировал он. — Но одни ломаются, а другие — собираются. Я в тебя верю. Я всегда верил. Но ты должна мне помочь. Должна показать, что я не ошибся в тебе. Перестань думать о ерунде. Соберись. Сконцентрируйся на главном. На мне. На нас. На проекте.

Его слова должны были звучать как поддержка. Но на деле — это был ультиматум, обёрнутый в бархатную обертку. «Соответствуй, или ты мне не нужна».

Сьюзи подняла на него взгляд. Её розовые глаза блестели от нахлынувших слёз, которые она отчаянно сдерживала:

— На «нас»? — Её голос дрогнул. — О каких «нас» ты говоришь, Эндрю? О тех «нас», которые удобны тебе по будням, когда ты режиссёр, а я — твоя звезда? Или о тех «нас», которые ты забываешь по выходным, когда тебе нужно «отдохнуть» с кем-то менее сложным и менее… сломанным?

Воздух за столом снова сгустился, но теперь по другой причине. Маска идеальной пары — треснула, обнажив пропасть обид и невысказанных претензий.

Эндрю замер. Его лицо вытянулось от недоумения.

— Что ты имеешь в виду? — Его брови медленно нахмурились, а голос стал тихим и шипящим.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — вырвалось у неё, и она сама испугалась своей смелости. — Твои «деловые ужины», которые заканчиваются в три часа ночи? Твои «встречи со сценаристами», после которых ты воняешь чужими духами? Я не дура, Эндрю! Я всё вижу! Я просто… старалась не видеть! Потому что, иначе, эта наша «идеальная картинка» рассыплется в прах!

Он откинулся на спинку стула, его губы искривились в саркастичной ухмылке.

— Ах, вот в чём дело… Ревность? Серьёзно, Сью? Сейчас? Когда на кону всё? Ты хочешь устроить сцену ревности здесь, в этой забегаловке? — Он презрительно оглядел кофейню.

— Это не ревность! — Её голос сорвался на крик, и несколько посетителей обернулись на них. — Я стараюсь быть идеальной для тебя, а ты…

— Идеальные люди не устраивают истерик в кофейнях, — холодно заметил он, — идеальные люди не носятся со своими дурацкими комплексами, когда им предоставляется такой шанс. Ты хочешь, чтобы я воспринимал тебя всерьёз? Так веди себя как взрослая женщина, а не как испорченный ребёнок, которому не купили новую куклу.