Симфония Любви для скрипки с оркестром

Глава первая

Флориан так долго ждал этого вечера, что теперь, когда он наконец наступил и до начала его первого сольного концерта оставалось всего несколько минут, юноша пытался понять, чего в его сердце больше – волнения или нетерпения. К счастью, всё прошло великолепно, даже лучше, чем Флориан мог себе представить. Как только он вышел на сцену и коснулся смычком струн, волнение, преследовавшее его последние несколько дней, бесследно исчезло. Погрузившись в чарующий мир музыки, скрипач будто воспарил над огромным, до отказа заполненным старинным залом, и ничего другого для него уже не существовало. Лишь когда смолкли последние звуки серенады и Флориан опустил смычок, вздох облегчения вырвался из его груди, и он радостно прошептал: "Слава Богу, всё позади! "

В зале стояла тишина. "Наверно, им не понравилась моя игра"- с досадой подумал музыкант, но в тот же миг на него обрушился такой шквал аплодисментов, что не было уже никакого сомнения в том, что это – настоящий триумф. На сцену летели цветы, со всех сторон, не смолкая, неслись крики "Браво! ", и Флориан, не переставая кланяться публике, чувствовал себя в эти минуты самым счастливым человеком на свете.
Вдруг он ощутил такое сильное головокружение, что едва удержался на ногах. А публика продолжала восторженно скандировать "Браво! Браво! Брависсимо! ", не желая отпускать его со сцены. Когда Флориану всё же удалось скрыться за бархатным тёмно-бордовым занавесом, он понял, что силы совсем оставили его. Кто-то заботливо поставил рядом с ним удобное кожаное кресло, и он тут же, почти без чувств, опустился в него. Неожиданно раздался знакомый голос:

– Мальчик мой, да на тебе лица нет! Что с тобой? – с тревогой промолвил неизвестно откуда появившийся профессор Мирский.

– Профессор? Каким чудом вы здесь оказались, Святослав Константинович, вы ведь должны быть в Мюнхене? – удивлённо спросил Флориан, не преминув при этом, несмотря на своё плачевное состояние, заметить, что Мирский в своём новом костюме цвета морской волны как всегда выглядит безукоризненно.

– Как видишь, я здесь, рядом с тобой. Разве я мог пропустить твой первый сольный концерт? Так что всё-таки случилось? – переспросил профессор, не сводя с Флориана глаз, в которых отразились неподдельные тревога и беспокойство.

– Ничего страшного не случилось. Наверное, я просто переволновался, – виновато улыбнувшись, ответил Флориан.

– Ну, дай-то бог, чтобы так! Когда ты поклонился публике и тебя слегка качнуло в сторону, я, признаться, очень испугался.– Да я и сам испугался, что тут говорить, но сейчас уже все в полном порядке, как будто ничего и не было.

– Ну и прекрасно! Я тебя поздравляю, мой дорогой! Ты был просто великолепен! Зрители слушали тебя, как зачарованные, а некоторые так прониклись твоей игрой, что плакали, и даже не пытались скрыть свои слёзы! В их числе – можешь себе представить – оказался и я, – с улыбкой произнес профессор.

– Если бы не вы, Святослав Константинович, я вряд ли стоял бы сегодня на этой сцене, так что мой успех – это и ваша заслуга! – с чувством искренней благодарности промолвил Флориан. – Знаете, выйдя на сцену я полностью растворился в музыке и не видел, что творилось в зале.

– Это говорит о том, что из ученика ты превратился в профессионального музыканта! – произнёс профессор, и по-отечески обнял юношу.

– Скажите, а как вам удалось вырваться из Мюнхена, ведь у вас такой насыщенный график выступлений? – с удивлением спросил Флориан.

– Видимо, кто-то услышал мои молитвы... У них там что-то сломалось на сцене, в программе произошли изменения, и моё выступление перенесли на завтра.

– И вы проделали такой путь только ради того, чтобы послушать мою игру?

– А почему это так тебя удивляет? Разве в том, что педагог следит за успехами своего любимого ученика есть что-то ненормальное?

– Признаться, я и не подозревал, что нахожусь в числе ваших любимых учеников!

– Если бы ты об этом знал, то никогда не достиг бы таких потрясающих успехов, – с напускной строгостью ответил профессор.

– Возможно, вы и правы! – рассмеялся Флориан.

Флориану было приятно слышать такие добрые слова от человека, который, как ему казалось, всегда был довольно скуп на похвалу, а то, что профессор Мирский преодолел такое огромное расстояние только ради того, чтобы поприсутствовать на его сегодняшнем концерте, и вовсе привело его в восторг.

Тем временем оставшиеся в зале зрители каким-то образом проникли за кулисы и окружили Флориана и профессора плотной стеной. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы вырваться из их объятий.

– Привыкай, дорогой, теперь у тебя не будет отбоя от поклонников! – рассмеялся Святослав Константинович. – Впрочем, к этому быстро привыкают! Но помни - бремя славы тяжкое, и далеко не у каждого хватает сил нести его с достоинством и честью. Кстати, если не секрет, какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

– Да, собственно, никаких. Выпьем с музыкантами по бокалу шампанского, а потом я полностью в вашем распоряжении.

– В таком случае, если не возражаешь, я могу до утра составить тебе компанию, а утром закажу такси и уеду в аэропорт.

– Буду очень рад! И такси заказывать не надо, я сам отвезу вас, – радостно ответил Флориан.

– Если не уснешь! – улыбнулся профессор.

Не прошло и часа, как они уже пили ароматный кофе и увлечённо беседовали в небольшой, но очень уютной, обставленной со большим вкусом, квартире Флориана. Говорили обо всём, не только о музыке, но больше всего Мирского интересовали планы любимого ученика на будущее.

– Теперь, когда ты стал настоящим музыкантом, я даже не побоюсь сказать – виртуозом, тебе нужно внимательно отнестись ко всем предложениям, которые, я уверен, посыплются на тебя со всех сторон. Ты еще не думал о том, чем будешь заниматься дальше? С кем бы тебе хотелось сотрудничать?

– Да я так устал, что мне пока ни о чем не хочется думать. Хочется тишины! Уехать бы куда-нибудь из города хотя бы на неделю... – в голосе Флориана было столько грусти, что, казалось, еще немного, и он расплачется, как ребенок.

Профессор с сочувствием взглянул на юношу. Он знал, что после смерти отца Флориану пришлось нелегко, и только огромный талант и титаническое трудолюбие помогли ему выстоять и достичь такого невероятного успеха.

– Ты прав, Флорушка, тебе действительно надо отдохнуть, ведь последние полгода были для тебя такими напряжёнными!

– Подготовка к конкурсу отняла у меня все силы и все время. Ни о чём другом я и думать не мог! – на несколько секунд Флориан умолк, и в его глазах заблестели слёзы. – Я должен был победить на конкурсе, ведь я пообещал это отцу незадолго до его ухода...

– Мне понятны твои чувства, и мне очень жаль, что твой отец не увидел твоего сегодняшнего триумфа. Он бы по праву гордился тобой.

– До сих пор не верится, что его больше нет. Иногда мне кажется, будто он здесь, рядом, – обведя комнату взглядом полным грусти, тихо промолвил Флориан.

– Кто знает, может, так оно и есть, – то ли с болью, то ли с надеждой в голосе промолвил профессор. – А как тебе покажется мое предложение? Вот, послушай: через несколько дней я вернусь из Мюнхена, и мы с тобой отправимся на недельку в Жураны, мою родную деревню. Думаю, лучшего места для отдыха тебе не найти!

– Не знал, что вы родом из деревни. Никогда бы не подумал! С удовольствием поехал бы с вами, но я никому там не помешаю?

– Мешать там уже некому. После смерти родителей в доме никто не живёт. Я стараюсь бывать там при первой же возможности, но, к сожалению, консерватория и частые концерты почти не оставляют времени на такие поездки.

– Но ведь за домом кто-то присматривает в ваше отсутствие?

– Домом и садом занимается Иосиф, – мой старый друг, управляющий и садовник в одном лице.

– Ну надо же, у вас даже есть садовник! Ваше предложение так неожиданно... Конечно, я согласен! Спасибо вам, Святослав Константинович, спасибо вам за все, не только за это. Знаете, вы первый, кому мне после ухода отца захотелось сказать доброе слово и искренне улыбнуться. Потеряв самого дорогого для меня человека, я полностью ушел в себя, попытался от всего и от всех отгородиться. Кроме музыки меня уже ничто не интересовало, я стал раздражительным и злым, люди стали бесить меня...

– Не наговаривай на себя! Вот увидишь, отдых в деревне пойдет тебе на пользу.

Глядя на профессора, Флориан не мог понять, что происходит сейчас с его сердцем. Он будто впервые увидел это красивое, доброе лицо, этот мудрый, открытый взгляд. Флориан всегда относился к Мирскому с огромным уважением, но лишь как к прекрасному педагогу и талантливому музыканту, не более. Он и представить себе не мог, что между ними могут завязаться какие-то отношения за стенами консерватории. В голове Флориана, словно в калейдоскопе, стали мелькать годы учебы в консерватории, он вспомнил одну весьма неприятную историю, в которую влип из-за своего вспыльчивого характера, и только теперь понял, что выпутаться из неё ему удалось лишь благодаря вмешательству профессора. А его армейская служба, которую правильнее было бы назвать стажировкой в знаменитом военном оркестре? Наверняка и тут не обошлось без участия Святослава Константиновича. И, наконец, вчерашний концерт, который вряд ли бы состоялся, если бы его организацию не взял на себя Святослав Константинович? «Как странно, что я только сейчас заметил, какое доброе сердце у этого человека и с какой заботой он всегда относился ко мне. Но почему? Мы ведь с ним совсем чужие люди» – подумал с недоумением Флориан.

Они проговорили до самого утра. О том, что Флориан отвезет профессора в аэропорт уже не было и речи, – к утру сон так сморил его, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Ему было неловко, что все так получилось, но профессор его успокоил:

– Все хорошо, не переживай! Пока ты заваривал на кухне кофе, я заказал такси. Через несколько минут я уеду, и ты ляжешь спать.

– Мне стыдно, что я так раскис, простите! Буду с нетерпением ждать вашего возвращения! – в голосе Флориана скользили мягкие, душевные нотки. – Спасибо вам за этот прекрасный вечер, Святослав Константинович!

– Вечер давно миновал, мы проговорили с тобой всю ночь! Посмотри в окно, уже светает.

Проводив профессора, Флориан тут же улёгся в постель и попытался уснуть, но сон, как назло, куда-то улетучился, а в голове вился целый рой мыслей и воспоминаний. Вчерашний вечер был, несомненно, одним из самых счастливых вечеров в жизни Флориана, ведь сбылась его заветная мечта – он дал свой первый сольный концерт, и не где-нибудь, а в самом престижном зале столицы, легендарная сцена которого ещё помнила выступления великих Рахманинова и Шаляпина. Но, вместе с огромной радостью, переполнявшей его сердце, юноша испытывал ни с чем несравнимую горечь и боль от той пустоты, которая образовалась в его жизни после смерти отца. Связь между ними была настолько сильной, что они понимали друг друга без слов. Казалось, отец будет рядом всегда, и вдруг в канун Рождества всё так внезапно оборвалось...

Лишь когда утреннее солнце заглянуло в окно и звонко защебетали птицы, Флориану удалось ненадолго уснуть. Ему даже приснился удивительный сон, будто он гуляет в каком-то незнакомом лесу...

... День был красивый и солнечный, но внезапно налетел свирепый северный ветер, тяжёлые свинцовые облака закрыли солнце, и разразилась страшная гроза. Молнии огненными стрелами, одна за другой, пронзали небо, а раскаты грома были такими мощными, что в сердце Флориана, который никогда не боялся грозы, зашевелилось что-то недоброе, похожее на страх. Вскоре гроза немного утихла, но по-прежнему было темно, будто ночью. Флориан понял, что заблудился. “Ну вот, только этого мне не хватало! ” : с досадой подумал он. Неожиданно в блеске вспыхнувшей молнии Флориан увидел рядом с собой мужчину с дорожным фонарём в руке, облачённого в чёрную, похожую на монашескую, мантию. Не говоря ни слова, мужчина жестом указал Флориану путь и, прежде чем тот успел его поблагодарить, сверкнул газами, похожими на звёзды, и скрылся за деревьями.

Пробираясь сквозь колючие заросли, Флориан чувствовал, что его руки и колени изодраны в кровь, но останавливаться не было никакого смысла, и он продолжал идти в направлении, которое указал ему таинственный незнакомец. Вскоре впереди замерцали огни, и Флориан облегчённо вздохнул: похоже, его блуждания закончились. Через несколько минут он оказался у невысокой каменной ограды, за которой виднелась небольшая церквушка. Увидев, что дверь не заперта, Флориан, не раздумывая, вошёл внутрь. Первое, что бросилось ему в глаза - огромное, от пола до потолка, распятие. Необъяснимый трепет охватил юношу, и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, он припал к ногам распятого Христа. В тот же миг до него донёсся голос: “Я давно жду тебя, дитя моё! ” Флориан так разволновался, что за несколько секунд испытал целую гамму чувств: от растерянности и страха – до неземного восторга и блаженства. Сердце его ликовало, а в глазах блестели слёзы несказанной радости.

Несколько минут понадобилось Флориану, чтобы прийти в себя после пережитого. Когда он вышел на улицу, никаких следов ненастья не было уже и в помине. Ярко светило солнце, заливисто пели птицы, а небо было таким голубым и прозрачным, что невозможно было представить себе, как ещё совсем недавно стихия безжалостно бушевала.

“Какой странный сон, – подумал Флориан, проснувшись. – Да и сон ли это? И кто тот таинственный мужчина в монашеской мантии, указавший мне в ночи дорогу? "

Приснившееся казалось Флориану настолько реальным, что несколько минут он лежал, боясь пошевелиться. Лишь, оглядевшись вокруг и убедившись, что он находится в своей комнате, Флориан успокоился. Он по привычке включил телевизор, чтобы посмотреть утренний выпуск новостей, но тут же его выключил. Сегодня ему было не до новостей. Все мировые проблемы ушли куда-то на второй план, а его умом и сердцем завладело смутное предчувствие, что он стоит на пороге чего-то нового и неизведанного, чего-то, что, возможно, совсем скоро изменит всю его дальнейшую жизнь.

Глава вторая

Спустя несколько дней профессор Мирский вернулся из Мюнхена, и они с Флорианом тут же договорились встретиться в небольшом уютном кафе недалеко от консерватории. Флориан очень обрадовался возвращению Святослава Константиновича, ведь это именно благодаря ему жизнь, к которой после кончины отца он утратил всякий интерес, вновь озарилась добрым светом и заиграла яркими красками. Юноше не терпелось рассказать профессору свой необычный сон, но, взглянув на него, он с грустью отметил, что тот заметно изменился со дня их последней встречи: лицо приобрело неестественный серый оттенок, а всегда бодрый и живой взгляд потускнел.
«Наверно, сейчас не самое подходящее время донимать его рассказами о своих загадочных снах". - подумал Флориан и, приветливо улыбнувшись, поинтересовался:

- Рад вас видеть, Святослав Константинович! Как прошли ваши выступления? В том, что публика была в восторге, я ничуть не сомневаюсь, а сами вы довольны? Я ведь знаю, насколько вы требовательны не только к другим, но и к себе.

- Настоящий художник, независимо от того, чем конкретно он занимается, обязан быть требовательным к себе. Стоит хоть раз дать себе поблажку, пожалеть себя или впасть в эйфорию от успехов, - и мастерства как не бывало. Запомни это навсегда, - ласково сказал профессор, и тут же, с ноткой грусти в голосе, добавил: - Это были незабываемые вечера. Меня любят в Мюнхене, так что всё прошло на должном уровне.

- Наверное, вы близко знакомы с Густавом Гринбергом, ведь вы уже не первый раз принимали участие в его симфонических вечерах?

- С Густавом мы знакомы уже больше тридцати лет, он мой большой друг. Мы познакомились ещё до его переезда в Германию, когда он жил в Риге. Это не только великий дирижер, но и великий человек. А почему ты спросил?

- Для меня он не просто великий, для меня он гений! - взволнованно произнес Флориан. - Его имя уже давно стало для меня олицетворением непревзойдённого мастерства.

- Так оно и есть! Я тебя с ним обязательно познакомлю и, кто знает, быть может в следующий раз вместо меня в Мюнхен поедешь ты.

- Вы шутите? - глаза Флориана загорелись. - О знакомстве с ним я не смел даже мечтать!

- Отчего же? Уверен, Густаву будет интересно познакомиться с тобой, ведь он пристально следит за творчеством молодых талантливых музыкантов. Я ему рассказывал о тебе, и он очень жалел, что из-за болезни не смог приехать на конкурс в Зальцбург, чтобы услышать, как ты играешь. А наши мечты... Думаю, всё самое важное и необходимое случается в нашей жизни независимо от того, мечтаем мы об этом или нет. Видимо, кто-то за нас решает, чему быть, а чему не бывать никогда.

Тёплый ветерок шаловливо растрепал волосы Флориана, он поправил их привычным жестом, а затем, задумавшись на миг, произнёс:

- Пожалуй, вы правы. Но, наверное, должны быть какие-то причины всего того, что с нами происходит, правда? Как-то не хочется думать, что вся череда событий, из которых соткана наша жизнь, - не более чем случайность.

- Ну вот, ещё один философ! Представляю, как Иосиф обрадуется знакомству с тобой, ведь управляющий и садовник он, если можно так сказать, по совместительству, а вообще-то по профессии он историк и философ, пишет по ночам какие-то мудрёные статьи и книги, в которых я, если честно, мало что понимаю. Ну да ладно, лучше скажи, ты не передумал ехать со мной в деревню?

- Нет, конечно! Я не мог дождаться вашего возвращения.

- Вот и прекрасно! Тогда сделаем так: сейчас мне нужно уладить кое-какие срочные дела, и я вынужден покинуть тебя до вечера, а вечером, часов в восемь, приезжай ко мне. Переночуешь у меня, а на рассвете, с первыми лучами солнца, пока не жарко, отправимся в наше путешествие. Возьми с собой что-нибудь из одежды, чтобы было во что переодеться, и не забудь скрипку, она тебе обязательно пригодится! - лукаво улыбаясь, профессор достал из бокового кармана пиджака визитку и протянул её Флориану. - Возьми, здесь мой адрес и телефон, ты ведь никогда не бывал у меня.

Флориан действительно никогда не бывал у Мирского, но раньше у него и не возникало такого желания, зато теперь ему не терпелось поскорее увидеть, как живёт этот замечательный человек. В восемь часов вечера, со скрипкой в руках и небольшим рюкзаком за плечами, Флориан стоял на пороге квартиры Святослава Константиновича.

- Проходи, дорогой! - гостеприимно распахивая перед Флорианом дверь, произнёс профессор. - За последние двадцать восемь лет немногие переступали порог этого дома...

Флориан очень удивился словам профессора, но, не желая показаться чересчур любопытным, решил пока ни о чём не спрашивать Святослава Константиновича.

Пройдя через большую прихожую, с одной стороны увешанную книжными полками, а с другой - старыми афишами и фотографиями, Флориан оказался в просторной комнате с высоким потолком, украшенным искусной гипсовой лепниной. Паркетный пол был устлан великолепным натуральным ковром с густым ворсом, на котором, почти посреди комнаты, стоял старый рояль орехового цвета. Справа от рояля стояли небольшой журнальный столик и уютный кожаный диван, над которым висели две красивые картины в золочёных рамах, написанные маслом. Почти всю противоположную стену занимал навесной стеллаж, на котором помимо огромного количества книг и альбомов было много папок с нотами. На одной из полок Флориан увидел фотографию улыбающегося вихрастого подростка.

- Это Мартин, мой сын, - сдавленным голосом еле слышно произнёс профессор.

- Симпатичный парнишка! Наверное, он давно уже стал взрослым?

- Нет, не стал. Он умер двадцать восемь лет назад... - голос Мирского дрогнул, а в его глазах Флориан увидел такую боль, что у него перехватило дыхание.

- Простите меня, ради Бога! Я ничего не знал об этом. Я ведь, собственно, о вас вообще ничего не знаю...

- Думаю, пришло время восполнить этот пробел. Устраивайся поудобнее, - профессор указал Флориану на диван, - а я заварю чай, и мы продолжим наш разговор.

"Видимо, у него действительно начались проблемы со здоровьем, раз он с кофе перешёл на чай" - с грустью подумал Флориан. Через несколько минут комната наполнилась ароматом душистых трав, а на столе появился небольшой торт, украшенный орехами и кусочками шоколада.

- Это мой любимый торт, очень вкусный, надеюсь, тебе он тоже понравится, - произнёс профессор, разрезая торт на небольшие аппетитные кусочки.

Флориану не терпелось услышать рассказ Святослава Константиновича, но он решил не забегать вперед, а тот, глубоко вздохнув, продолжил:

- Я никогда ни с кем не говорю об этом, но сегодня особенный вечер, ведь ты впервые переступил порог этого дома, и я должен обо всём тебе рассказать. Сразу после смерти сына Вера, моя жена, тяжело заболела и вскоре тоже умерла. Потеряв почти одновременно двух любимых людей, я был на грани безумия. Если бы не Густав, я бы, наверное, покончил с собой. Это он не позволил мне опустить руки, спас меня от глубокой депрессии, помог поверить в то, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Густав так завалил меня работой, что я и дома-то почти не бывал. Мы объездили с ним почти весь мир. Со временем боль утраты немного притупилась, но в какой-то момент я понял, что меня прежнего больше нет, - прежний я остался за чертой, разделившей мою жизнь на "до" и "после". Все эти годы я жил будто в другой реальности. До того дня, пока однажды на приёмных экзаменах не увидел тебя. Внутри у меня все оборвалось: ты был так похож на Мартина, что я едва не лишился чувств. Ты ведь и волосы поправляешь точно также как он! Мне с трудом удалось взять себя в руки, и никто, кажется, ничего не заметил, но в ту минуту я почувствовал, что в мою жизнь входит что-то, что снова наполнит её смыслом и радостью. Все годы, пока ты учился, я старался ничем не показывать, что как-то выделяю тебя среди других студентов, чтобы никто не догадался, что у меня появился любимчик, и, не дай Бог, не заподозрил меня в каких-то грязных помыслах. Но я всегда старался быть рядом и, как мог, помогал тебе. После встречи с тобой, Флорушка, мне опять захотелось жить! Ты меня понимаешь?

Куда девались серость кожи и тусклый взгляд? Глаза у Святослава Константиновича заблестели, на щеках проступил румянец. Услышанное потрясло Флориана.

- Не знаю, что и сказать... За эти несколько дней я успел к вам так привязаться, будто мы общаемся всю жизнь. Вы всегда были для меня примером для подражания, я относился к вам с огромным уважением и почтением, но только как к прекрасному педагогу и выдающемуся музыканту, не более. Признаюсь, я даже немного побаивался вас... - Флориан так разволновался, что голос у него задрожал. - Вы уж не сердитесь на меня...

- Да как я могу на тебя сердиться? За что? Наконец-то я все тебе рассказал, и словно камень свалился с моей души!

- И после пережитой трагедии вы замкнулись в себе и перестали общаться с людьми?

- Я продолжал работать и по-прежнему был у всех на виду, но теперь, общаясь с посторонними, я словно надевал на себя маску, чтобы никто не видел той боли, что безжалостно разъедала мне душу. Двери моего дома закрылись даже для тех, с кем раньше я частенько засиживался за приятной беседой до полуночи. И не потому, что эти люди стали вдруг плохими или изменили свое отношение ко мне, - нет, это я изменился, и мне все стало безразлично.

- И все эти годы к вам в дом никто не приходил, и вам приходилось справляться со своим горем в одиночку?

- Рядом со мной были Алесь с Мартой и Иосиф - мои верные друзья. Но они живут в Журанах, а это довольно далеко отсюда, так что виделись мы не так часто, как хотелось. Правда, здесь, в городе, меня постоянно навещал Давид, друг Мартина. Они дружили с раннего детства и были неразлучны, как братья-близнецы, только у Мартина волосы были светлые, цвета спелой пшеницы, а у Давида - чёрные, как смоль. Но потом Давид уехал.

- И вы с ним больше не виделись?

- Несколько лет, пока он учился, мы встречались нечасто, но потом наше общение снова возобновилось.

- Он вернулся?

Профессор взглянул на Флориана и, загадочно улыбнувшись, произнес:

- Скоро ты с ним познакомишься и обо всём узнаешь.

Они встали из-за стола, и Флориан, взглянув на картины на стене, спросил:

- Чьи это картины? Я не большой знаток живописи, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что они написаны большим мастером.

- Это подарок Алеся.

- Он художник?

- Да, и невероятно талантливый! Мне, правда, пришлось подобрать для картин достойную оправу, чтобы подчеркнуть их красоту, но, наверно, это было ни к чему, ведь они итак выглядят великолепно. Алесь, кстати, не только талантливый художник, но и первоклассный реставратор. Под его руками оживают картины, которые, казалось, восстановить было уже невозможно.

- Вы меня заинтриговали!

- Поверь, я ничуть не преувеличиваю. Скоро ты сам в этом убедишься.

Взглянув на часы, профессор сказал:

- Пора ложиться спать, Флорушка. Нам нужно хорошо выспаться перед дорогой. Я постелил тебе в комнате Мартина, ты не возражаешь?

- Ну что вы, конечно, нет! Наоборот, я очень рад.

Профессор проводил гостя в комнату сына и, пожелав спокойной ночи, тихонько закрыл за собой дверь.
Несколько минут Флориан стоял, с любопытством разглядывая комнату. На стене висела скрипка в чёрном кожаном футляре и несколько фотографий известных композиторов, а на книжной полке Флориан увидел целую вереницу своих любимых, не раз читанных в детстве романов, среди которых - его любимый "Маленький принц" Экзюпери. Это так его тронуло, что он с нежностью подумал: «Был бы Мартин жив, мы бы с ним обязательно подружились, ведь у нас так много общего!»

Уснул Флориан сразу, как только лёг в постель, и не слышал, как настенные часы пробили полночь, возвестив о том, что ещё один день канул в Лету, а на смену ему пришёл новый, суливший так много приятных и интересных встреч и событий.

Глава третья

Нескольких часов сна оказалось достаточно, чтобы Флориан почувствовал себя бодрым и отдохнувшим.

– Ты спишь? – тихонько постучал профессор, приоткрывая дверь.

– Уже не сплю. Входите, Святослав Константинович. Я прекрасно отдохнул! Удивительно, но я совсем забыл, что нахожусь не дома, а в гостях. Такое со мной впервые.

По выражению лица профессора было видно, что слова Флориана доставили ему огромное удовольствие.

– Мне приятно это слышать! – улыбнувшись, профессор указал гостю на ванную комнату. – Умывайся, и будем собираться в дорогу.

Долго собираться не пришлось. Всё необходимое заранее было сложено в две большие дорожные сумки, и вскоре, оставив позади ещё окончательно не проснувшуюся столицу, они выехали на трассу, ведущую в город N. Дорога заняла около трёх часов, но Флориан был так увлечён проплывающими за окном автомобиля пейзажами, а Святослав Константинович так плавно вёл свой серебристо-серый Opel, что время пролетело незаметно. Чтобы сократить путь, в N. они решили не заезжать, а свернули на просёлочную дорогу, которая вскоре привела их в Долину Ангела.

– Вот мы и на месте! - сказал профессор, подъезжая к двухэтажному деревянному дому, с трёх сторон окружённому стройными берёзами.

Отворив калитку, они вошли во двор, и Флориан просто остолбенел от восторга: ему показалось, что он попал в розовый рай. Любая оранжерея могла бы позавидовать собранной здесь коллекции редких сортов роз разных цветов и оттенков. Взглянув на дом, Флориан удивился ещё больше. Он ожидал увидеть заброшенную деревенскую избу, но, вместо этого, его взору предстал шикарный особняк, от которого трудно было оторвать взгляд.

– У меня нет слов! Такое впечатление, что я попал в другую реальность! Правда, я представлял себе всё немного иначе...

– Ты, наверное, ожидал увидеть развалившуюся избушку, в которой обитают привидения? Так оно, собственно, и было до недавнего времени. Родительский дом был уже очень старый, ему было более двухсот лет. Пока родители были живы, дом кое-как скрипел вместе с ними, но после их смерти стал катастрофически быстро разрушаться. Реставрировать его не было никакого смысла, проще было снести, и на его месте построить новый.

– Я действительно не ожидал увидеть здесь такую красоту. И всё в таком идеальном порядке!

– Это благодаря Иосифу! Без него не было бы здесь ни порядка, ни всей этой красоты. Он вкладывает в этот сад и в этот дом всю душу. Его, кстати, с полным правом можно назвать членом семьи, ведь он - крёстный отец Мартина.

Осмотревшись, Флориан заметил в глубине сада ещё одну небольшую постройку, гораздо меньшую по размеру.

– Там, вдали, ещё один дом...

– Это дом Иосифа, его «королевская резиденция», как он сам говорит. Этот небольшой домик они с Алесем построили всего за пару недель...

– А где он жил до этого?

– Дом, в котором Иосиф жил с матерью, сгорел от удара молнии. После пожара почти ничего не уцелело. Вскоре после случившегося его мать умерла, и сразу после похорон Иосиф хотел перебраться в город, к своей сестре Полине, но я уговорил его остаться, и предложил построить для него дом прямо здесь, в саду. Он охотно согласился.

– Замечательно, но где же он сам?

– Ну ты подумай! Совсем забыл тебе сказать: ночью, когда ты уже спал, Иосиф позвонил и сообщил, что у Полины случился инфаркт, и ему пришлось срочно ехать к ней в больницу. Я сказал, чтобы он не торопился с возвращением. Раз такое дело, мы с тобой и сами справимся, правда?

– Конечно, справимся, не сомневайтесь. Главное, чтобы его сестра выздоровела как можно быстрее. А Алесь с Мартой? Они живут недалеко отсюда?

– Они живут за холмом, в родовой усадьбе Богдановичей. Вижу, тебе не терпится с ними познакомиться. А что, если мы пригласим их сегодня на ужин?

– Отличная идея!

Профессор пригласил Флориана войти в дом. Поднявшись по удобным ступенькам, они, миновав террасу, оказались в просторном холле с большим изразцовым камином. Флориан не был человеком меркантильным, но, продолжая разглядывать холл, он подумал: "Ничего себе! Да в этот дом вложено целое состояние!" В ответ на его восхищённый взгляд, профессор Мирский только слегка улыбнулся и произнёс:

– Флорушка, мы забыли в багажнике сумки, принеси, пожалуйста. А я тем временем позвоню Алесю и приглашу их с Мартой на ужин.

– Звонить никуда не нужно, я уже здесь, – послышался с крыльца мелодичный голос, и в дверях показался Алесь, вернее - его голова, обрамлённая шапкой светло-русых волос и небольшой густой бородкой.

– Алесь, – радостно воскликнул профессор, - как ты тут оказался?

– Я рисовал на холме, и увидел, как вы подъехали.

– Рад тебя видеть, дружище! – Мирский обнял друга. – Позволь представить тебе моего любимого ученика, а теперь уже и коллегу, Флориана Гордеева. А это, – обратился профессор к Флориану, – тот самый Алесь, с которым тебе так не терпится встретиться, - мой верный друг и самый лучший в мире сосед!

Улыбаясь, Алесь протянул Флориану руку.

– Рад знакомству!

– И я безумно рад! Я слышал о вас так много хорошего, что мне действительно не терпелось с вами познакомиться!

Взгляд серо-зелёных глаз Алеся был таким добрым, что Флориану показалось, будто его с головой накрыло тёплой волной.

– Святослав постоянно меня идеализирует, так что не всё то, что он обо мне говорит, принимай на веру. Ты впервые в наших краях? - поинтересовался Алесь, пристально вглядываясь в лицо Флориана.

– Да, раньше я здесь никогда не бывал.

– Места тут необыкновенные! Тебе у нас понравится!

– Мне уже тут нравится! Скажу вам больше: как только я вошёл во двор, у меня появилось странное ощущение, будто когда-то я уже здесь был. Даже гнездо на берёзе показалось мне знакомым...

– Всякое бывает, хотя, все гнёзда, наверно, одинаковые. Прошу меня извинить, я невольно услышал ваш разговор и понял, что вы собираетесь пригласить нас с Мартой на ужин. Думаю, будет лучше, если сегодня вечером мы соберёмся у нас. Вы только что приехали, вам нужно отдохнуть с дороги, а не стоять полдня у плиты. К тому же знакомство с молодым, талантливым музыкантом доставит Марте огромную радость, ведь не так уж часто выпадает возможность провести вечер в таком приятном обществе. Как вы смотрите на это?

– Не хотелось бы загружать Марту, но если это не будет ей в тягость, то, пожалуй, так действительно будет лучше, – ответил профессор.

– Вот и славно! Тогда я прямо сейчас отправляюсь домой, чтобы сообщить Марте приятную новость. Только не ждите пока стемнеет, приходите часам к шести.

– Договорились! Флорушка, проводи Алеся. Возьми ведро, и заодно набери родниковой водички, а я за это время сложу продукты в холодильник.

Выйдя за калитку, Флориан с удивлением произнёс:

– Я думал, вы живёте совсем рядом, по соседству...

– Наверное, выражение "по соседству" в деревне имеет несколько иной смысл, чем в городе. Здесь все друг другу соседи. Наш дом находится за холмом, до него отсюда добрых полкилометра.

Свернув немного вправо, они прошли по хорошо протоптанной тропинке и вскоре оказались у родника, притаившегося за кустами боярышника.

– Вот здесь, у этого родника, мы и познакомились со Святославом шестьдесят лет тому назад. Сколько воды утекло с тех пор!

– И вы помните, как вы познакомились?

– Ещё бы не помнить! Бабушка попросила меня принести родниковой воды, и я, чтобы ей угодить, взял такое огромное ведро, что когда наполнил его водой, то еле смог поднять. Святослав помог мне донести ведро до дома, и с тех пор мы стали неразлучными друзьями. Мне трудно дать название узам, которые связывают нас уже столько лет, но все эти годы у меня такое чувство, что мы с ним одно целое.

– А я думал, такая дружба бывает только в романах!

– Жизнь каждого из нас намного интереснее любого, даже самого увлекательного романа, нужно только научиться читать между строк.

– Иметь такого друга – величайшее счастье! Наверно, это дар Небес?

– Несомненно! А у тебя есть друзья?

Флориан погрустнел.

– В детстве, пока была жива бабушка, я каждое лето проводил у неё в Прибалтике. Там у меня был замечательный друг Алёша. Когда после каникул я возвращался домой, мы переписывались, писали друг другу письма чуть ли не каждый день, но внезапно он перестал мне отвечать, а потом я узнал, что он вместе с родителями погиб в автокатастрофе. С тех пор друзей у меня нет. Есть хорошие знакомые, приятели, но назвать кого-то из них другом я не могу. Общаясь со сверстниками, я понял, что у нас абсолютно разные интересы и потребности. Моим единственным и самым верным другом был отец. Когда его не стало, я почувствовал себя одиноким и никому не нужным. Но, знаете, совсем недавно случилось чудо!

– Что ещё за чудо?

– Рядом со мной уже давно находится прекрасной души человек, а я только теперь заметил это!

– Ты говоришь о Святославе?

– Конечно, о ком же ещё! После моего концерта мы с ним так сблизились, что я даже невольно сравнил его со своим отцом. Они так похожи!

– Ну что тут скажешь? Ясно одно: ваша встреча была нужна вам обоим, и теперь, когда ты увидел, как трепетно он к тебе относится, у тебя есть прекрасная возможность украсить его жизнь своим присутствием, и сделать его счастливым.

Слова Алеся задели в сердце Флориана такие тонкие струны, что он почувствовал, как комок подступает к горлу. "Отныне, что бы ни случилось, я всегда буду рядом со Святославом Константиновичем, и никогда его не оставлю"- подумал Флориан.

Простившись с Алесем до вечера, Флориан набрал воды и, погрузившись в воспоминания, медленно направился к дому профессора....

Родители Флориана разошлись, когда ему не было и трёх лет. Их союз был изначально обречён. Это были люди с разных планет, и единственное, что их связывало, - это безумная страсть, которая вскоре после свадьбы угасла, а вместе с ней угасла и всякая надежда на то, что семью удастся сохранить. Эвелина, мать Флориана, была начинающей, но уже довольно известной пианисткой, и постоянно разъезжала с концертами. Карьеру она предпочла семье, и воспитанием Флориана занимался отец. Единственное, что осталось у мальчика на память о матери – его имя. Это Эвелина настояла на том, чтобы назвать сына Флорианом.

Григорий Гордеев был прекрасным отцом. Каждый год он на три летних месяца отвозил мальчика к своей матери в Лиепаю, - небольшой приморский городок в Латвии, а всё остальное время сам занимался его воспитанием. Чтобы не мотаться по командировкам, а постоянно находиться рядом с сыном, Григорий даже сменил престижную, высокооплачиваемую работу на более скромную.

Интерес к музыке проснулся у Флориана рано, можно сказать, с пелёнок. Видя усердие сына, Григорий отдал его в музыкальную школу. Казалось, кроме музыки мальчика больше ничего не интересует. Скрипка стала его неотъемлемой частью, и нередко он засыпал, сжимая её в своих объятиях. Со сверстниками Флориан почти не общался, и когда Григорий пытался выпроводить его во двор, чтобы он хоть полчаса погонял мяч с мальчишками, Флориан, как правило, отказывался, и с серьёзным видом заявлял, что считает недопустимым тратить драгоценное время на беготню и бесполезные игры. В какой-то момент всё это стало всерьёз беспокоить Григория. Он переживал, что отсутствие друзей негативно скажется на психическом развитии сына, но, к счастью, этого не произошло.

Флориан рано научился читать. Если он не играл на скрипке, то садился с книгой в руках у окна и читал. Книги стали его добрыми друзьями, и лет до десяти он не ощущал никакой потребности в том, чтобы с кем-то дружить или, хотя бы, просто по-приятельски общаться. Но однажды в руки ему попалась проникнутая солнечным светом философская сказка о встрече и необычной дружбе бывалого лётчика и маленького мальчика с золотистыми волосами, явившегося с далёкой Звезды, и всё изменилось. Эта история потрясла маленького Флориана до глубины души. Он впервые задумался о смысле жизни, о сущности любви и дружбы, и понял, что одна только музыка, даже самая прекрасная, не сможет сделать человека счастливым, если в его сердце не будет места для любви и дружбы....

... Флориан совсем забыл, что его ждёт Святослав Константинович, но шум крыльев пролетевшей прямо над его головой большой чёрной птицы вывел его из раздумий, и он прибавил шагу.

Глава четвёртая

– Поднимайся сюда, я тут, наверху, – раздался со второго этажа голос профессора. – Куда ты пропал? Наверное, Алесь увлёк тебя своими сказками?

Оставив ведро с водой внизу, Флориан поднялся наверх. По обеим сторонам коридора располагалось несколько комнат, дверь в одну из которых была открыта. Флориан вошёл. Судя по обстановке, эта небольшая, уютная комната была предназначена для гостей, хотя, при необходимости вполне могла служить и кабинетом.
Справа, у стены, стояла деревянная кровать, рядом с ней – тумбочка, на которой удобно примостилась настольная лампа с причудливым плетёным абажуром, а над тумбочкой висела картина, написанная маслом: на фоне василькового поля в лучах восходящего солнца светловолосый мальчуган лет десяти играет на скрипке. Слева, у окна, расположился дубовый письменный стол, а чуть подальше – старинный, украшенный тонкой витиеватой резьбой платяной шкаф.

– У нас не было времени на долгие разговоры, но Алесь и вправду чем-то похож на сказочника. К тому же, как я успел заметить, он невероятно интересный собеседник, – ответил Флориан.

– Это так! Кажется, нет такой темы, на которую с ним нельзя было бы поговорить!

– Ну, в таком случае я засыплю его вопросами! Да и вас тоже! Знаете, здесь, в Журанах, всё кажется мне таким необычным. Я даже представить себе не мог, что, отъехав от столицы всего на каких-то триста километров, я окажусь в совершенно другом мире.

– Так ты ведь ещё ничего тут не видел! Впереди у нас целая неделя, я покажу тебе самые красивые места в окрестностях и расскажу обо всём, что тебя заинтересует. Но и ты, надеюсь, утолишь моё любопытство и расскажешь что-нибудь о себе, ведь я о тебе толком ничего не знаю.

– Да что мне рассказывать? В моей жизни кроме музыки ничего и не было.

– Мне хочется узнать о тебе как можно больше. Какой ты на самом деле, чем увлекаешься? Ведь есть же что-то ещё кроме музыки, что тебе нравится?

Флориан рассмеялся.

– Я и сам толком не знаю какой я. Мне кажется, я добрый и сентиментальный, но слишком вспыльчивый. Иногда я становлюсь таким невыносимым, что со мной просто невозможно разговаривать. Любая мелочь может вывести меня из себя. А ещё я, наверное, чересчур гордый - даже самому себе мне бывает трудно признаться в том, что я не прав.

– Может, это не гордость, а гордыня? – хитро прищурился профессор, доставая из шкафа комплект постельного белья. – Вернёмся поздно, так что лучше постелить постель прямо сейчас. Я, собственно, для этого сюда и поднялся.

Время приближалось к полудню и, чтобы утолить голод, который уже давал о себе знать, Флориан с профессором решили устроить на террасе чаепитие с овсяным печеньем. Выйдя на террасу, они расположились за круглым плетёным столом, с удовольствием подставляя лица лучам полуденного майского солнца.

– С детства обожаю овсяное печенье! – по-детски радуясь, воскликнул Флориан. – Отец был прекрасным кулинаром, он умел приготовить всё, что угодно, варил не только вкусные борщи и солянки, но и пек отличные пироги с разными начинками, а овсяное печенье получалось у него таким вкусным, что я мог съесть за один присест целый противень.

– Недаром говорят, что самые лучшие повара – мужчины, - заметил профессор, а затем, пытаясь скрыть за улыбкой неловкость, спросил - Ты не обидишься, если я задам тебе очень личный вопрос?

– Нет, конечно.

– Ты так тепло говоришь о своём отце, а что сталось с твоей матерью? После развода родителей ты с ней больше не виделся?

На миг лицо Флориана омрачилось. Однако он постарался придать ему непринуждённое выражение, хотя это и вышло у него не совсем убедительно. Он помолчал, а потом тихо произнёс:

– Я не помню свою мать. С первых дней моим воспитанием занимался отец. Мне было года три, когда они расстались. Папа никогда не вспоминал о ней. Лишь однажды я уговорил его рассказать мне о матери и, если верить всему, что он рассказал, – а у меня нет оснований не верить ему, – она бросила нас и уехала с молодым любовником-пианистом покорять мир. Что с ней случилось потом и где она сейчас я не знаю, да и знать не хочу. У меня к ней нет никаких чувств. Она для меня просто не существует.

– Прости, что я спросил об этом, и тем самым причинил тебе боль, – горько вздохнул профессор.

– Всё хорошо, у меня нет от вас никаких секретов.

– Я рад этому. А что до твоей матери, - Бог ей судья. Кто знает, что творится сейчас в её душе, возможно, она горько сожалеет о том, что так поступила с тобой, и раскаивается.

Флориан отвёл глаза и глубоко вздохнул. Он и вправду почти никогда не вспоминал о матери, но вопрос профессора невольно разбередил в его сердце рану, которая, как оказалось, никуда с годами не исчезла, а лишь предательски зарубцевалась, чтобы иногда напоминать о себе.

– Помните, в ту ночь, после концерта, вы спросили меня о моих планах на будущее? Тогда я не решился рассказать вам обо всём, ведь я не предполагал, что мы с вами так сблизимся, зато сейчас охотно поделюсь с вами своими планами. За последние дни я много всего передумал...

– И до чего же ты додумался?

– Наверное, то, что я скажу, удивит вас. Знаете, я ведь по натуре домосед, и я вовсе не мечтаю о том, чтобы колесить по свету с концертами, пусть даже мне посчастливилось бы играть на самых прославленных сценах мира. Мне хочется жить обычной жизнью, хочется иметь семью, свой дом, в котором я буду жить с любимой женщиной и нашими детьми. Вы меня понимаете?

– Стараюсь понять! А как же музыка? Надеюсь, ты не забросишь свою скрипку в чулан?

– Ну что вы, конечно, нет! Мне ведь в любом случае придётся зарабатывать, так что я не собираюсь совсем отказываться от выступлений, но... Всё дело в том, что не так давно я начал писать музыку, хотя, наверное, это громко сказано, и это занятие с каждым днём привлекает меня всё больше и больше. С помощью нот я пытаюсь выразить всё то, что у меня на душе, что волнует меня – свои мысли, чувства, желания...

Недоумение на лице профессора сменилось сначала удивлением, а потом - неподдельным интересом.

– Это большая неожиданность для меня, но, если ты сумеешь реализовать себя не только как скрипач-виртуоз, но и как талантливый композитор, я буду счастлив.

– Я не сомневался в том, что вы поймёте меня!

– И не сомневайся в этом никогда! Я всегда сумею тебя понять. А что с твоими сочинениями? Я смогу услышать хоть что-нибудь из того, что ты написал?

– Кому, как не вам, могу я показать свои опусы? В любое время, когда только захотите, я с удовольствием сыграю для вас.

– Зачем же откладывать? Бери скрипку, и пойдём в сад!

То, что Флориан увидел за домом, было похоже скорее на небольшой парк, чем на сад в привычном понимании этого слова. Тут не было фруктовых деревьев, - вместо них по всему периметру участка располагались цветники и искусно подстриженные кустарники, а небольшой фонтан и уютная беседка, увитая плетистыми розами и вовсе делали это место похожим на райский уголок.

Едва раздались первые звуки музыки, профессор закрыл глаза и ему почудилось, будто он находится на морском берегу...

... Сквозь предрассветную дымку пробивались золотистые лучи восходящего солнца, освещая ровную, ничем не потревоженную морскую гладь. Неожиданно над морем появилась огромная стая белых чаек. Птицы стали кружиться над морем в такт красивой мелодии, и профессор с восторгом подумал: " Какая сказочная красота!" Сколько прошло времени, Святослав Константинович не знал, но, когда он открыл глаза, Флориан уже закончил игру и, опустив скрипку, вопросительно смотрел на него.

– Что тебе сказать, Флорушка? Твоя морская соната просто восхитительна! Если в ней и есть какие-то недостатки, то о них я скажу тебе потом, когда прослушаю её хотя бы ещё несколько раз. Сейчас я не решусь дать какую-либо оценку, потому что всё ещё нахожусь там, на морском берегу...

– Но ведь я вам ничего не говорил! Как вы узнали? - изумился Флориан.

– А зачем что-то говорить? В каждой ноте слышны шум моря и крики чаек над волнами.

Флориан был поражён тем, что услышал. Значит, у него получилось! Значит, ему удалось выразить в музыке всё то, о чём он никогда не решился бы сказать словами!

– А ведь ты не просто так написал эту сонату, правда? Наверное, она кому-то посвящена? – спросил профессор, пристально глядя на Флориана.

– Я написал её в память о погибшем друге Алёше. Наша дружба была короткой, но это - самое прекрасное, что было в моей жизни, - в голосе Флориана прозвучала такая боль, что профессору стало не по себе.

– Вот видишь, а ты говорил, что кроме музыки в твоей жизни ничего не было! Думаю, Алёша услышал твою сонату. Такая музыка слышна и на небесах, поверь мне! Расскажи мне о своём друге.

– Мы познакомились с ним на берегу моря. Он был старше меня на три года, и я не думал, что он захочет дружить со мной, но между нами с первого дня завязались такие прекрасные отношения, что о разнице в возрасте никто и не вспоминал. Алёша был необыкновенный! Он очень любил музыку и знал много интересного о жизни и творчестве великих композиторов и музыкантов, чем приятно удивил меня. Его любимым скрипачом был Фриц Крейслер. У них дома было несколько пластинок с его записями, Алёша постоянно их слушал, а когда он услышал мою игру, то сделал мне самый дорогой для меня комплимент – назвал меня «мой маленький Крейслер».

– Надо признать, он был недалёк от истины! Удивительно, что подросток, не обучавшийся музыке, так любил скрипку и знал о таком великом скрипаче, как Крейслер!

– Ну, музыка – это далеко не всё, в чём он прекрасно разбирался! Мы могли часами говорить с ним о кино и литературе. Часто, когда мы загорали в прибрежных дюнах, он наизусть читал мне стихи многих известных поэтов. Но его главной страстью была фотография. Куда бы он ни шёл, с ним всегда был его старенький фотоаппарат. Он фотографировал буквально всё, что попадалось ему на глаза, но больше всего любил фотографировать море...

– К счастью, не все молодые люди интересуются только сексом и наркотиками!

– Ну что вы! Я ни разу не слышал от него ни одного грубого слова, хотя, нельзя сказать, что он был пай-мальчиком. Наоборот, он слыл заводилой среди местных мальчишек, и они прозвали его Альбатросом. Благодаря Алёше я узнал столько нового и интересного, что стал на многие вещи смотреть совершенно другими глазами. Я был счастлив, что у меня есть такой замечательный друг, и когда наша дружба так внезапно оборвалась, я понял, что заменить его не сможет никто и никогда.

– Очень печальная история! И с тех пор ты больше ни разу не был в тех местах?

– Ни разу. Хотя, нет... Когда умерла бабушка, мы с папой ездили на похороны. Я пытался выяснить, где похоронен Алёша, но мне сказали, что его вместе с родителями похоронили на родине матери, а где именно - никто толком не знал. Больше у меня там никого не осталось, и ехать не к кому. Конечно, хотелось бы опять увидеть море, дюны, побродить по берегу, но, признаюсь, мне немного страшно туда ехать.

– Из-за Алёши? Но если в твоём сердце всё ещё живы воспоминания детства и тебе хочется увидеть места, где ты был счастлив, почему бы не съездить туда? Кстати, Густав запланировал на осень большое турне по балтийскому побережью. Для тебя это прекрасный шанс познакомиться с ним, а заодно и побывать в дорогих твоему сердцу местах. Я обязательно поговорю с ним и, может быть, он даже пригласит тебя принять участие в его концертах.

– Разве это возможно? – недоверчиво спросил Флориан.

– Почему бы и нет? А до осени ты ещё сможешь поработать над своей сонатой и превратишь её в настоящую симфонию, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал профессор.

– Вы умеете читать мысли? Как раз об этом я сейчас и подумал.

Когда они вернулись в дом, профессор достал из дорожной сумки небольшую жестяную коробку с настоящим баварским марципаном и довольно вместительную деревянную пивную кружку со специальной крышкой, чтобы пиво не выдыхалось слишком быстро, и положил их в яркий бумажный пакет.

– Это сувениры для Алеся и Марты. Всегда привожу Марте её любимые марципаны, а Алесю – очередную пивную кружку. Пивом он не злоупотребляет, но пивные кружки коллекционирует уже много лет.

– Уж не вы ли к этому причастны? – озорно блестя глазами, спросил Флориан.

– К тому, что он коллекционирует пивные кружки? Ты прав, это произошло с моей подачи. Первую я привёз ему много лет назад из Австрии, и она ему так понравилась, что он решил их собирать. С тех пор привожу ему кружки отовсюду, где мне доводится бывать.

В половине шестого они вышли из дома и отправились в усадьбу Богдановичей. Перед уходом профессор сказал:

– Возьми с собой скрипку! Алесь с Мартой – истинные ценители хорошей музыки, и ты сможешь услышать от них честное и непредвзятое суждение о своей сонате.

Если утром всё внимание Флориана было приковано к Алесю, с которого он не спускал глаз, боясь пропустить хоть слово, то теперь ничто не мешало ему смотреть по сторонам. Справа, скрываясь за кустами и деревьями, блестело озеро, на противоположном берегу которого возвышалось старинное здание, похожее на дворец.

– Что это за здание? – поинтересовался Флориан.

– Это дворец одного местного барона, построенный ещё в восемнадцатом веке. Наследников у него не было и, согласно завещанию, после его смерти во дворце разместился санаторий. Кстати, в этом санатории родилась Марта.

– Не понял...

– Всё просто. Отец Марты, Владимир Михайлович Ганс, был талантливейшим хирургом, а мать – обычной сестрой милосердия. Они оба работали в этом санатории.

– Так значит, Марта прожила здесь всю жизнь?

– В общем-то да, но, благодаря своей профессии, – она крупный специалист в области романо-германской филологии, – ей довелось побывать во многих странах.

– А Алесь? Он ведь тоже тут родился?

– Конечно, но он тоже объездил полмира. Его картины выставлены в самых знаменитых музеях и картинных галереях Европы.

Обогнув высокий холм, поросший густым кустарником, они оказались на небольшой деревенской улочке с аккуратными разноцветными домиками, утопающими в цветах. Слева, почти у самого подножия холма, начиналась родовая усадьба Богдановичей, вернее то, что от неё осталось, а справа, на лугу, покрытом свежей весенней травой, мальчик-пастушок с собакой пас небольшое стадо коров. Вдали, блестя на солнце слегка поблекшей от времени позолотой, виднелся купол православного храма. Всё это так тронуло Флориана, что он взволнованно произнёс:

– Как тут красиво! Прямо, как на открытке, что была у меня в детстве. Только там была ещё мельница, совсем маленькая, похожая на игрушечную.

- Мельница есть и тут, недалеко отсюда, только не игрушечная, а настоящая.

- А почему это место называют Долиной Ангела?

– Существует легенда, что когда-то, давным-давно, в этих местах жил очень набожный и необыкновенно талантливый юноша по имени Себастьян. Он обладал даром предвидения, понимал язык животных и птиц, и умел исцелять людей от тяжёлых болезней. Когда на нашу землю пришли иноземные захватчики, он вместе с другими жителями деревни самоотверженно встал на борьбу с ними. Но силы были неравными, и однажды Себастьян с товарищами попал в засаду. Их схватили, и после страшных пыток и издевательств зверски убили. До сих пор никто не знает, где этот храбрый юноша нашёл своё последнее пристанище, где его могила, но старожилы утверждают, что после смерти он стал часто являться жителям деревни и предупреждать их о любой грозящей опасности. С тех пор это место и называют Долиной Ангела. Видишь купол вдали? Это православная церковь. Её настоятель пытается отыскать в церковном архиве хоть какие-нибудь документы, проливающие свет на эту историю, но пока безрезультатно. Складывается впечатление, что какие-то тёмные силы намеренно скрывают от людей правду.

– Очень интересно! А мне всегда казалось, что священники только молятся и призывают прихожан к покаянию!

– Ну что ты, среди них много очень образованных, интеллигентных людей, которые прекрасно разбираются не только религиозных, вопросах.

– Мне стыдно признаться, но я ни разу в жизни не был в церкви. Мой отец – до недавнего времени я был в этом уверен, был человеком неверующим. Во всяком случае я никогда не видел, чтобы он молился или читал какие-нибудь религиозные книги. Он не ходил в церковь, не соблюдал посты, никогда не заводил со мной никаких разговоров о Боге и вере, но после его смерти, разбирая бумаги в его письменном столе, я нашёл конверт, а в нём - небольшая иконка Христа Спасителя и серебряный нательный крестик. Но самое интересное не это. На конверте рукой отца было написано - "Флориану". Это стало для меня полной неожиданностью и загадкой. Выходит, эта иконка и этот крестик предназначались мне? И я подумал, что, наверное, не так уж хорошо я знал своего отца, как мне казалось. После этого у меня несколько раз появлялось желание зайти в храм, мимо которого я прохожу каждый день, но что-то всякий раз меня останавливало, мой порыв угасал, и я успокаивал себя тем, что время для моей встречи с Богом еще, видимо, не наступило.

– Всему свой срок, дорогой! И если Господу будет угодно, он сам приведёт тебя в храм, когда будет нужно. Я хорошо знаком с настоятелем церкви. Послезавтра у него День рождения, и мы с тобой обязательно навестим его.

Флориан с профессором прошли вперёд вдоль плетёной изгороди, и не успели они дойти до калитки, как навстречу им выбежал молодой леонбергер тёмно-рыжего окраса, грудь и шею которого украшал красивый огненный воротник. Виляя хвостом и радостно повизгивая, пёс бросился к ногам Святослава Константиновича. «Берлиоз, малыш, ты как всегда первый выбежал мне навстречу!» - ласково потрепал собаку по загривку профессор. "Ничего себе "малыш"! Такой может сбить с ног в два счёта!"- подумал Флориан, и в это время раздался голос Алеся:

- Добро пожаловать, друзья! Мы с нетерпением ждём вас!

Следом, словно прекрасное видение, появилась Марта в бежево-золотистом ситцевом сарафане. Казалось, она не шла, а плыла над землёй. Подойдя к профессору, Марта обняла его и радостно воскликнула:

– С приездом, дорогой! Рада тебя видеть! А этот красивый юноша, я так понимаю, и есть Флориан? Алесь мне уже все уши прожужжал про вас! – обратилась Марта к Флориану. – Проходите, и чувствуйте себя как дома.

Флориана смутили слова Марты, он слегка покраснел, и тогда, чтобы выйти из неловкого положения, вмешался Алесь:

– Утром я не успел сообщить вам новость. Одно известное немецкое издательство собирается издать роман Томаса Манна "Иосиф и его братья", и мне предложили стать иллюстратором. Ничем подобным я никогда раньше не занимался, однако с удовольствием согласился, потому что мне нравятся романы этого писателя. Уже неделю я работаю над этим проектом, но до сегодняшнего дня так и не придумал, каким будет мой Иосиф Прекрасный. Конечно, со мной можно поспорить, и я понимаю, что многие читали со мной не согласятся, но когда сегодня утром я увидел тебя, Флориан, то понял, что ты и есть мой Иосиф!

Если опираться на неизвестно кем придуманные каноны красоты, то во внешности Флориана, наверное, можно было найти какие-то изъяны, но даже они нисколько не умалили бы того магического воздействия, которое он производил на окружающих. На вид Флориану было лет двадцать, не больше.. Первое, на что сразу обращали внимание все, кто с ним сталкивался – это его глаза. То ли серые, то ли голубые, – их цвет менялся в зависимости от его настроения – они притягивали к себе с такой силой, что отвести от них взгляд было невозможно. Светло-ореховый цвет слегка вьющихся волос прекрасно оттенял нежную бархатистую кожу. На щеках всегда играл здоровый юношеский румянец, а аристократически точёные черты лица, высокий рост и длинные стройные ноги ещё больше подчёркивали его красоту. Справедливости ради надо сказать, что Флориан никогда не обращал особого внимания на свою внешность. Он считал, что украшением настоящего мужчины должно быть нечто более важное, чем красивые глаза, обворожительная улыбка и, уж тем более, - стройные ноги.

Марта пригласила всех к столу, и они направились к дому, где на веранде их ждал с любовью приготовленный ужин. Святослав Константинович лишь успел прошептать на ухо Флориану: "Забыл предупредить тебя, – они не едят мяса!», на что тот с улыбкой тихонько ответил: «Надеюсь, нас накормят хоть чем-нибудь, иначе я умру с голоду!»