Они прибыли ночью. Раздалось три настойчивых удара в дверь. К месту стояла совершенно мерзкая погода: холод и морось. Над полем рядом с особняком весь день нависал туман – как призрачный саван. Графиня, сидевшая у камина в беспамятстве, закутавшись в шаль, вздрогнула. Озноб, пробравший ее до костей, стал кульминацией всего дня, всей беспричинной тревоги и странной тоски. Как будто она утратила что-то важное, но забыла, что это было.
Дверь открыл управляющий, Иара, затем из коридора последовали голоса незнакомых мужчин.
- Графиню Моха можно увидеть?
Калани тут же вскочила и выбежала в холл. Прибыло трое мужчин, гонцов в черных мокрых плащах. Лица их были наполовину скрыты капюшонами.
«Могильщики», - с каким-то ужасом подумала она.
- Кто вы? – спросила графиня, сильнее кутаясь в шаль.
- Вам послание от генерала Шакадала, - ей протянули конверт. Калани дрожащей рукой приняла его, неаккуратно разорвала и стала читать. Дыхание с каждой строчкой перехватывало все сильнее, пока графиня жалобно не вздохнула и не пошатнулась. Старый Иара тут же поддержал ее, и Калани прижалась к стене, хватаясь за грудь.
- Ниса, воды госпоже, - крикнул Иара в сторону коридора.
Посланцы так и стояли не шевелясь. Управляющий предложил им чая и обогреться с дороги, но до Калани его слова доносились каким-то эхом. Она вся была поглощена письмом, которое стала перечитывать вновь.
Сообщалось о героическом подвиге ее мужа. И о его героической смерти.
Горничная принесла воды, но Калани пить не стала. Весь мир исчез для нее.
Гонцы тем временем, сухо поблагодарив управляющего и отказавшись задерживаться, покинули дом. Иара, коснувшись закоченевшей графини, заставил ее очнуться.
- Пройдемте, госпожа Калани, - мягко предложил он и вместе с мрачной Нисой под руку провел графиню в гостиную. Когда Калани села на диван, конверт выпал из ее рук. Она тупо посмотрела на него, и только здесь смысл написанного дошел до нее. Калани закрыла лицо руками и разрыдалась. Ниса молча и беспомощно посмотрела на Иару. Тот ответил взглядом таким же молчаливым и задумчивым, но ничего не сказал.
Калани плакала так громко, выла, зажав лицо в шали, что Ниса машинально дернулась, чтобы закрыть уши, не в силах видеть страдания хозяйки. На шум сбежались слуги, но Иара жестом заставил всех уйти. Он присел рядом и так и остался сидеть всю ночь вместе с ней.
К утру, совершенно разбитая, она вспомнила, что должна рассказать обо всем детям.
- Как я им скажу, - вырвалось в пустоту.
Иара, уставившийся в одну точку, пошевелился и посмотрел на нее.
- Крепитесь. Настали самые тяжкие времена.
Слуги к тому моменту уже все поняли и ходили на цыпочках, не поднимая лиц. Это было хуже всего для Калани, ей все соболезновали. Она ненавидела чувство бессилия, ненавидела, когда ничего не могла сделать.
Писали, муж сразился с магом. Какая чушь! Кто позволил человеку сражаться с магом, где была армия?! От этих мыслей ее начинало трясти, она вскакивала и каждый раз намеревалась что-то разбить, но боялась разбудить детей. Да и вести себя так было не пристало. Она хваталась за голову, сжимала ее и начинала метаться из стороны в сторону. Собственное тело и разум казались ей тюрьмой.
И вот на лестнице послышался топот и сонные восклицания Кадлер: «С добрым утром, домашние!». У графини перехватило дыхание. Она спряталась за портьеру, когда Кадлер пробежала мимо гостиной.
- А где мама? – спросила она Иару.
- Она… пока отдыхает.
- Что с тобой? – прищурилась Кадлер.
- Мне не спалось, маленькая госпожа.
- Тебе чем-нибудь помочь? – она сделала шаг в направлении Иары, но он поспешно выставил руку вперед.
- Нет. Лучше отправляйтесь завтракать, скоро ехать на учебу.
Кадлер насупилась, но ничего не ответила и отправилась здороваться с остальными.
Пока девочка бегала по дому, приветствуя всех с наступлением нового дня, по лестнице степенно спустился Тарлек, желая челяди доброго утра важно и спокойно. С годами он стал более сдержанным и закрытым, отстраненным даже от родных. Может, это была его маска, может, он стал таким ради защиты.
Тарлек зашел в гостиную, где пряталась мать.
- Доброе утро, Иара. А где мама?
- Она… - Иара вдруг осекся, потому что Тарлек посмотрел за его спину, и лицо у него исказилось тревогой. Управляющий обернулся. Графиня вышла из-за портьеры.
- Мама, что случилось? – севшим голосом спросил молодой граф.
- Тарлек, - проскрипела она и тут же прочистила горло. – Присядь.
- В чем дело?
- Присядь, прошу, - она села сама.
- Да не хочу я садиться, в чем дело?
Она с задержкой перевела на него глаза. Постаралась улыбнуться. Лицо матери было все красное и распухшее. Тарлек побелел.
- Ваш… ваш отец, он… - она не закончила, хотела коснуться бумаги на столе, но нерешительно застыла на полпути и, опустив лицо, постаралась подавить новый приступ рыданий.
Тело прибыло в столицу только лишь спустя пять дней, да и то – семье его не выдали. Битву и смерть графа показали по ящику. Калани не смогла заставить себя посмотреть репортаж. А вот Тарлек посмотрел все от начала и до конца и после этого истязал Калани своими предположениями, пока совсем не довел до истерики, и она не накричала на него. Телевизор графиня приказа выбросить, и домочадцы не увидели, как гроб встречали по всей стране.
В особняке в эти дни воцарилось гробовое молчание. Переговаривались лишь по необходимости, да и то – едва слышным шепотом. Графиня из комнаты не выходила. Король прислал письмо с соболезнованиями, которое она не стала читать, и через слуг сообщил, что она может на время удалиться от дел, чтобы восстановить силы. Про сроки он не уточнял.
На Кадлер потеря отца и изменение ситуации в доме отразилось сильнее всего: ей очень нужна была поддержка, но ей не к кому было обратиться, и она боялась открыто попросить о помощи. Поэтому ночью приходила к Тарлеку, забиралась в кровать и недолго лежала с ним, когда думала, что он спит. Он, как правило, не спал.
Тарлек не знал, как ее поддержать – его испепеляла ненависть. После ссоры с матерью, ему некуда было девать свои переживания, и Кадлер была слишком мала. Он стал копить гнев в себе. Если сестра засыпала, он обнимал ее, а потом относил обратно в ее комнату. Она узнала, что он в курсе ее приходов. Но они об этом не говорили.
Когда тело наконец вернулось в Ашкендал, день похорон уже был назначен, и все подготовлено от имени короны. Графиню заранее известили о подготовке к церемонии, и все внутри нее восстало в протесте. Но она не смогла поспорить. У нее просто не было сил. Больше всего ее злило, что она не может увидеть тело мужа – король сообщил, его планировали хоронить в закрытом гробу из-за тех повреждений, которые нанес Ингуссалир.
Она не верила. Она думала о том времени, которое он провел неизвестно где, хотя должен был попасть сразу домой – к ней, к детям. К семье.
«Что вы с ним сделали?!» - надрывалась она внутри себя. - «Что вы с ним сделали?!»
Как бы не хотела она не погрязнуть во всех тех домыслах, которые старался до нее донести Тарлек, вся ситуация говорила сама за себя. Поразительное бессердечие.
Наконец настал день похорон. Перед этим прислали официальное приглашение, что само по себе было показательно. Их отстраняли от личной трагедии, размывали ее. Зачем? Чего король хотел этим добиться? Калани не знала.
Тем не менее, было и кое-что светлое. Надсмотрщик Тарлека в эти дни стал более человечным к нему. Обычная холодность, невзрачный черный страж, казалось, обреченный навечно сопровождать юношу, посочувствовал и даже сказал пару теплых слов о Балдроне, когда они прогуливались в парке, и Тарлек случайно задумался о графе вслух. Он иногда забывал про свою тень.
Сообщение о том, что он не сможет увидеть тело отца, заставило его не сдерживаться в выражениях, но только когда он остался наедине с собой. При матери и сестре он не высказывался.
Также прибыл Улиу вместе с родителями. Узнав о произошедшем, они вскорости выдвинулись в дорогу и весь путь до границы с Асфирью проделали на пегасах – так спешили. Присутствие родителей, особенно матери, приободрило Калани. Графиня долго проплакала у нее на груди, не только о графе, обо всех последних годах ее жизни. Дед тем временем вместе с дядей постарались скрасить детям горести.
В назначенный день они все направились в указанное место. Король распорядился из почтения и за заслуги перед короной похоронить Балдрона в королевском склепе среди правителей, но все-таки за глаза это решение было воспринято народом и королевской семьей как сомнительное и неуместное. В конце концов, граф умер не за королевство и не за законного короля, а в бою против законного наследника. Отправление ритуалов проводилось в главном столичном храме Элцагит.
Кареты членов дома Моха и их родственников с трудом продвигались по городу сквозь густую толпу и пробки из других машин. Центральную улицу оцепили, по ней надлежало проехать похоронной процессии. Город прибрали, украсили цветами, флагами и лентами. У Калани была возможность послушать, что говорят люди снаружи. Они делились мыслями о предстоящем событии, а ей все это казалось кощунством, насмешкой. Балдрона все использовали: король – для своих целей, люди – для защиты. Волновали ли кого-то его личные трудности и горести? Встал ли кто-то на его защиту, когда король отстранял его от должности, мучил из-за воскресения? Никому не было дела до его частной жизни. А теперь вдруг он всем понадобился, и все делали вид, что его смерть – их личная трагедия. Всеобщее участие, лицемерие, выводило Калани из себя. Словно толпа пыталась присвоить себе ее мужа и его «подвиг».
«Даже наши домашние не могут сопроводить его в последний путь. Почему все вы здесь?» - хотелось закричать графине.
Улиу сидел рядом, подбадривающе сжимая руку сестры.
Она даже не видела списка «гостей», организацией полностью занимался двор. Ей это подали как заботу «о пострадавшей семье в это трудное время», но скорее попахивало очередным душком театра лояльности. В какой-то момент Калани утратила бдительность и правда подумала, что он когда-то может успокоиться. Но…
Впрочем, это было испытание не только для нее. Корунд всех держал за рога.
Теперь ей все станут показно сочувствовать, все также испытывая зависть и презрение из-за королевского к ней «расположения», либо, поведясь на россказни о жертве графа во имя короля, будут насмехаться над покойным, который «так долго сражался против Корунда, и умер за него».
В беспамятстве прошло еще несколько дней, но так продолжать было нельзя. Отец напоминал ей об этом, как казалось Улиу и матери, с каким-то бессердечием, но на самом деле это то, что Калани было нужно. Она понимала, что не могла оставаться в кровати навечно. И это точно не то, чего бы хотел Балдрон. А их дети?
- Калани, так нельзя. Тебе надо встать. И главное – тебе надо принять тяжелое решение, - однажды сказал ей отец.
- Какое? – хрипло спросила она.
- Ты знаешь. Твой сын теперь граф. Он должен будет принести клятву королю. Служить ему. Учитывая их отношения… учитывая все… тебе нужно уехать отсюда, - настаивал брат.
- Если б это было так легко, - Калани покачала головой.
- Это легко. Сейчас самое время – есть повод как никогда. Тарлек не должен здесь оставаться.
- Я согласна. Но я не знаю, как это устроить. Какая-то сила… как проклятье, держит их здесь. Весь этот род.
- Но остальные уехали. Мальчик не принес присягу, он может отказаться от титула и уехать.
- Ты поговорил с этим мальчиком? Думаешь, так легко будет заставить его это сделать?
- Да кто его будет спрашивать?! Ты мать, в конце концов?
Она вздохнула.
- Проблема в том, что это единственное, что объединяет короля и Тарлека. Самое ужасное. Корунд владеет этой страной, а Тарлек хочет ей служить.
- Но я полагаю, не стране Корунда.
- Ну… он пока верит, что может что-то сделать. Возможно… - она вздрогнула, - возглавить новое поколение.
Дуан присел к ней на кровать, пока Калани прятала лицо в руках – эта мысль была страшна для нее как сама смерть.
- Именно поэтому мы с матерью хотим его забрать! – горячо зашептал отец. – У нас полно прекрасных университетов, возможностей для юноши… я понимаю, что я старый уже, ему будет не комфортно, но Улиу может его научить…
- Папа! – в ответ горячо зашептала Калани и накрыла его руки своими. – Я это все понимаю. Я не знаю, как его заставить! Он такой… бесшабашный, что я боюсь представить, что он может выкинуть. К тому же, он убедил себя, что отца намеренно убили.
- Еще лучше! – отец вскочил. – И будет теперь пытаться все разнюхать! Авось что найдет. Так ты тем более должна…
- Как?! – воскликнула Калани. – Как?
- Я не знаю, как. Убеди короля дать ему работу вне пределов королевства. Я не знаю, в МеНС. Хочешь, я сам схожу?
- Не надо! – запротестовала Калани.
- Тогда возьми себя в руки, наконец, и вспомни, что у тебя еще остались дети.
Она опустила голову. Но брат был прав.
В следующий раз они всей семьей, кроме Кадлер, собрались в гостиной, чтобы обсудить этот вопрос. Дуан пытался сначала уговорами, затем настояниями убедить Тарлека уехать, но тот стоял насмерть.
- Я не уеду, дед!
Дед нахмурил брови:
- Что ты за ребенок такой? Где польза, там тебя никогда нет, а где вред – ты тут как тут. Тебе добра желают, какое у тебя здесь будущее? Никакого! Совершенно!
- Это моя страна! Почему я должен уезжать?
- Потому что эта страна погубила твоего отца, вот почему!
- Моего отца погубил король, а не страна! Это он тут чужой! Все эти люди… - Тарлек затрясся от гнева. – Я знаю, что я прав!
- Никакого значения не имеет, прав ты или нет! – резко ответил Дуан. - Важно, что полагает большинство, и как оно настроено. Согласятся, так хоть диктатуру установит этот венценосный баран. Твой отец сделал выбор. Метался-метался, но сделал. В конце концов, он выполнил долг придворного, умер за короля. Да, вопрос, какого! Но он сам так решил.
- Его убил не Ингуссалир!
- Ну, откуда ты знаешь?! Откуда ты знаешь, я спрашиваю? Твой отец пошел вместе с этим, вторым, который ученый…
- С Сапфаром?
- Да. Тот погиб! Убил его маг! Против мага вышли, значит, были готовы к такому исходу.
- Сапфар погиб по случайности! Отца Ингуссалир убивать не хотел и не убил, хотя мог.
- Ах ты, боже мой! Мальчик! Ты вот вроде умный, а как скажешь что, так хоть вешайся! Два раза пообщался с человеком и все понял?
- Дед, да ты хоть запись видел смерти отца?! – закричал Тарлек. – Это натуральная постановка! Маги так не дерутся!
- Ну, откуда ты знаешь, как дерутся маги?
- Но отец-то не маг!
Дуан закатил глаза:
- Я не могу с ним.
- Мы можем отправить запись в институт, - предложила мать Калани. - Узнаем, что они скажут.
Дуан поглядел на Калани. Та молчала. Отец пожал плечами:
- Да отправляйте, я что? Не понимаю, чего вы хотите добиться? Даже если окажется, что это все неправда, что будете делать? Ринетесь в бой против короля? Откуда поддержку возьмете?
- Ингуссалир может вернуться! – вставил Тарлек.
Вечером она изложила подробности разговора родителям и брату. После, когда они остались с Улиу наедине, он поведал сестре о тех предложениях, которые собирался сделать Корунду. Этот разговор занял больше всего времени. Чем дольше они проговаривали подробности, тем сильнее Калани хмурилась, и брат наконец спросил ее о причине беспокойства.
- Со мной ты можешь быть откровенна, я не отец.
Она глубоко вздохнула и подперев голову рукой тихо начала:
- Я все понимаю, Улиу, я все понимаю. Все, что я отдала, и все обстоятельства…
- Это я знаю. Дальше.
- Нет, не знаешь! – вскинулась она. – Я всю жизнь отдала этой стране. Столько сделала… а вы хотите, чтобы я бегом сорвалась! – она помолчала немного. - Я… сделаю, но сердцем… не могу пока смириться.
- Если решилась, надо делать, понимаешь? С каждым днем будет все тяжелее, и он станет затягивать тебя в свою ловушку.
- Я понимаю, - она задумалась.
- Есть что-то еще?
Калани не хотелось отвечать на этот вопрос, и она вздохнула.
- Не могу избавиться от мысли поговорить с Аседаном. Я не хочу знать. Боюсь знать. Но в то же время настойчивый шепоток требует, «спроси, спроси».
Улиу закатил глаза:
- Я прошу тебя, не надо лезть в это дело. Ничего не дадут тебе ответы.
- Ты бы бросил все, если бы я погибла?
- Я бы сделал то же, что и отец – обезопасил близких, и тогда принялся за расследование.
- Но если мы уедем, мы не сможем ничего узнать.
- Здесь останется Бельгор.
- Бельгор… Бельгор не станет этим заниматься, он занят страной. И потом, его собственная семья здесь. Даже в ситуации с Ингуссалиром, он очень грамотно все обыграл. Даже Балдрон не настолько предан Асфири, был, как Алмазан. Его как будто бы ничего не смущает, странное поведение короля в последнее время, отстранение, смерть Балдрона. Теперь вернулся ко двору, король сказал, и он поехал.
- Куда он поехал?
- Улаживать недовольство дальних земель, их и то больше беспокоит «битва» между Циханами и Моха.
- Ну… королевская фамилия имеет сильное влияние на периферии, тем более, если ее представители теперь обитают где-то поблизости.
- Конечно! Когда они были нужны, они дали приют захватчику, а теперь опомнились!
- Они дали его тому, кто дал выгоду. Если новый король не занимается их делами, они снова повернутся к прошлому.
Калани вздохнула и немного подумала перед тем, как сказать:
- Вот куда надо было отправлять эту собаку. Не Бельгора. Он нужен был здесь. И с Ингуссалиром, если надо, он бы разобрался.
- Может, король этого и боялся? Их троих в союзе?
- Вероятно. Но муж был бы жив…
- В любом случае, если на Бельгора в этой ситуации ты рассчитывать не можешь, надо уезжать. Он единственная твоя ощутимая поддержка.
Калани решила сменить тему.
- Я думаю, Корунд потребует присяги от сына. Не знаю, как этому помешать.
- Тарлек присягнет, но я не думаю, что это поменяет его отношение.
- Дело не в этом. Он может решить остаться и даже поступить на службу, чтобы расследовать все самому. Знаю, чем это кончится. И я этого не переживу.
- Я думаю, Тарлек тоже подозревает, чем это кончится. И не станет.
Калани только рассмеялась.
- Послезавтра я поеду к королю, - сказал Улиу. – И посмотрим, что он нам предложит.
Самое лучшее, что он предложил – полгода. Брат использовал все свое красноречие, пытался согласовать хотя бы четыре месяца – король не соглашался ни в какую. К тому же, он хотел как можно скорее услышать клятву Тарлека. Взамен Корунд предлагал должности, титулы, деньги, - все, что Калани было не нужно.
Тарлек встретил новость о том, что его ждут во дворце как можно скорее, достаточно сдержанно. Калани ожидала от него или недовольства, или болезненного воодушевления.
В назначенный день и час он предстал перед королем. В присутствии знатных особ Тарлек в родовой горностаевой мантии, перекинутой через плечо, преклонил колено перед Корундом, не дрогнув, и таким же бесстрастным голосом как по листу произнес клятву. Он знал ее наизусть с малых лет. Калани все время теребила свой веер и не сводила глаз с сына, но все прошло прекрасно, и Корунд остался доволен.
Только дома Тарлек позволил себе показать свое отвращение к произошедшему и долго отмокал в ванне. Калани не разговаривала с ним о его планах, надеялась, сын сам одумается. По крайней мере, молилась за это. Длительно что-то из себя изображать Тарлек не умел, и вряд ли смог бы прикидываться перед королем достаточное для расследования время.
Пока король подбирал для него подходящее, с учетом учебы, занятие при дворе, Калани потихоньку возвращалась к работе. Она все время напоминала себе, что нельзя погружаться глубоко, если ее затянет, она не сможет осуществить переезд, и ненавидела короля за то, что и как он делал. Но пока ей оставалось смириться.
Графиня сразу поняла, что король готовился. Неизвестно, правда, какого точно разговора он ждал, но крайняя сосредоточенность и сжатость Корунда подсказала ей, что он предполагал неприятный разговор и просчитывал все возможные исходы. Как и она, он знал, что разговор пойдет судьбоносный. Ни улыбок, ни смешков, ни благодушия.
- Вы хотели поговорить, мадам? – устало спросил король.
- Я хотела поговорить по поводу нашего отъезда.
Лицо короля немного расслабилось.
- Кажется, этот вопрос мы уже прояснили.
- Да, но в связи со складывающимися обстоятельствами я посчитала возможным поднять его снова.
- В связи с какими обстоятельствами?
- В связи с теми…слухами, которые ходят среди народа.
Корунд нахмурился, и круги под его глазами стали еще темнее.
- Слухами?
- О возможной смерти генерала. И о причинах, повлекших…
- Это всего лишь болтовня, - быстро ответил король.
- Тем не менее, она, как видится, привлекает ваше внимание. Поэтому я подумала, что, возможно, наш отъезд мог бы…
Корунд прервал ее, рассмеявшись:
- Эти слухи не прекратятся в любом случае, такова уж суть самих слухов, народа, да и моего положения. Но я благодарю вас за заботу.
- Тогда почему это так вас беспокоит?
- А что, я должен сидеть на месте и позволять им распространяться?
Калани не ответила, и Корунд всмотрелся в нее.
- Вы считаете также, - пробормотал он.
- О чем вы?
- Что я причастен.
Калани смутилась.
- Я не…
Корунд покачал головой.
- Этого можно было ожидать. Конечно.
- Я не думаю, - честно ответила она. – Но я… не удивилась бы.
- Я к этому не причастен.
- Хорошо.
Повисла пауза. Тупая. Надо было что-то сказать, только вот что именно?
- Как вашему сыну новая должность? – чтобы заполнить пустоту спросил король.
- Он… весьма… - Калани так и не придумала, как ответить, и король хмыкнул себе под нос. Графиня сдалась. – Хорошо, это не то, к чему он готовился, но, по-моему, так будет лучше. Для всех.
Король лишь неопределенно пожал плечами.
- Ваше величество, - он посмотрел на нее. – Сейчас народное внимание привлечено к другой трагедии, и наш отъезд можно использовать вам на пользу, как вы обычно и желаете делать. Покажите, что вы не настроены причинять нам зло.
- А если люди решат, что вы бежите?
- Вы полагаете, кто-то может посчитать, что вы бы позволили нам сбежать?
Он промолчал.
- Зачем вы… продолжаете удерживать нас? Вы построили собственный режим, свое королевство. Пора… расстаться.
- На чем оно построено, это королевство? – едва слышно поинтересовался Корунд, не глядя на графиню.
- На ваших людях. И ваших идеях.
- Которые регулярно проверяются на прочность такими, как те, кого поехал умилостивлять Бельгор? Монархические корни слишком сильны, мне нужны люди, вхожие в это сословие, - с горечью сказал он.
- При вашем дворе остаются представители старой знати.
- Но у меня не осталось никого такого уровня как вы.
- Я не мой муж.
- Но ваш сын…
- Мой сын… он пока держится в надежде, что мы уедем. Но с ним вы не сможете сработаться.
- Он может служить не мне, а своей стране.
Калани нахмурилась.
- Страна – это вы. Тарлек не сможет... Вы с ним слишком разные. Он может притворяться, но очень недолго.
- А как будто бы так не выглядит.
Этот спор начал выводить Калани из себя.
- Что же вы, и сына хотите у меня забрать? – она сдвинула брови.
- Об этом речи не идет. Но мне кажется, он хочет остаться, хоть и понимает правила игры.
- Вы его погубите, - вырвалось у нее.
- Нет, - заверил Корунд. – У него уже имеется история, но я проявил милосердие. И если он впредь будет вести себя надлежащим образом…
- А если он хочет уехать? – с вызовом спросила Калани.
Корунд не ответил.
- Ваше величество!
Он вздохнул и закатил глаза.
- Графиня, я так устал от вас. От всей вашей семьи. Иногда мне кажется, знай я, как наши судьбы должны были переплестись, я бы не предпринял попытки захватить это королевство. Но теперь все как есть. Если ваш сын выразит желание уехать вместе с вами – пусть. Я отпущу его. Возможно, найду Тарлеку службу там, куда вы отправитесь. В Сердцевине. Но не беспокойте меня раньше срока. Сейчас у меня слишком много сложностей и без того.
В ту ночь она совсем не спала, даже не ложилась. Утром приехала домой совсем без сил.
Тарлек отсутствовал, в свободное от учебы время его посвящали в некоторые обстоятельства отцовских дел и положений. Те, которые Корунд без опаски мог ему доверить. Его надзирателя наконец отпустили. Граф теперь находился под непосредственным наблюдением приближенных короля. Пожалуй, хорошо, что Аседан молчал как мертвый. Если бы Тарлек получил хоть грамм этой информации… Калани боялась представить его реакцию.
Дни текли как во сне. Она не различала даже смены дня и ночи. С королем старалась не пересекаться, но когда это происходило, временами срывалась, заставляя Корунда впадать в ступор. Он на удивление терпеливо все сносил, а графиня для вида пыталась списать вспышки гнева на вдовство, но потом винила себя за несдержанность. Их взаимодействие походило на пыточный танец.
Терпел ли он из чувства вины или ему нужна была хоть какая-то поддержка? Допустил ли он ее сына до дел из чувства вины или ради присмотра? Вряд ли Корунд всерьез полагал, что они смогут сработаться, или что Тарлек когда-либо согласится принять его как законного короля. Юноша пытался выполнять обязанности графа и сына героя без нареканий и возражений, но неприязнь к королю не угасала, и они в основном взаимодействовали через посредников. Родине Тарлек служил честно и по собственному желанию, но то, что его действия шли на пользу Корунду, выводило Тарлека из себя.
- Отвратительно быть взрослым, - однажды сказал он матери. Она лишь улыбнулась и погладила его по голове.
Зима подходила к концу, и впереди ждала весна. В то время как возрождение природы несло новый цикл обновления, также и чувства постепенно притуплялись. Во всяком случае, Калани научилась с ними справляться. От Бельгора так и не было известий, зато его заместитель с Шакадалом часто мелькали в новостях. Их кампания по наведению порядка вроде бы действовала, но народ все равно больше относил успехи на сторону доверенного лица генерала, чем на сторону наемника, хотя официально инициатора тех или иных мер не называли, а равно не обозначали и вес каждого из чиновников при принятии решений. Сам Корунд стал реже появляться на публике, возможно, слова Калани о том, что ему не следует бороться с молвой, оказали на него влияние. В любом случае, те двое как будто бы действовали как его представители и «во славу, словом и к чести нашего короля». Отношение к этому самого Корунда оставалось загадкой. Калани надеялась, что Алмазан знает, что делает.
Графиня много думала про план мести, особенно когда эмоции спали, но так и не пришла к идее, как ее лучшего всего совершить. Бельгор был прав, она получила от него лишь слова, да и то, видимо, основанные на словах другого.
Проклятый Тафет! Уехал в самый нужный час!
Но он в любом случае правды бы ей не сказал. И не помог бы. Никому бы не помог. Но и мешать бы не стал.
Что ей следовало предпринять? Оставить все на генерала? Доказать она ничего не могла, и развенчание мифа о Балдроне привело бы лишь к позору их семьи.
Временами она задним умом возвращалась к мысли, что нужно просто уехать, иначе месть заняла бы всю ее жизнь и – точно - жизнь Тарлека. И еще ей вспоминались наставления отца, что прежде нужно оказаться в безопасности. Потом она злилась, представляя, что муж останется не отмщенным, а злодеям все сойдет с рук. И так по кругу.
Однажды она все-таки получила призрачную надежду – ее пронзила мысль, что о событиях в том поселении должны были сохраниться записи, и Калани принялась раздумывать, как их заполучить.
Пришла весна, и настала пора напомнить королю про отъезд – по договоренности у них оставалось несколько месяцев. Калани старалась настроиться на передачу дел, к тому моменту она уже больше склонялась к мысли, что ее удовлетворит, если Бельгор сам избавится от Шакадала, хотя в его планы по устранению Корунда она верила с трудом. И опасалась, что Алмазан втянет в свои махинации Тарлека. В вопросе получения записей она не продвинулась, да и вероятность их получения была, как ей казалось, еще меньше, чем у возможности успешно реализовать планы Бельгора.
При нынешней встрече король принял ее совершенно без желания. Когда Калани осторожно объявила причину приема, он отозвался еще более враждебно.
- Вам не кажется, что сейчас не время?
- Я думаю, время как раз самое подходящее. Предстоит передать много…
- Генерал был моей большой поддержкой, - пробормотал Корунд. – Теперь я вынужден отправить или Глерлена в эти злостные княжества, или Шакадала. В любом случае, я снова лишаюсь важных фигур. И теперь еще вы…
- Мы с вами уговорились об этом, к тому же, остается несколько месяцев до моей отставки. Глерлен или Шакадал, как я полагаю, справятся за это время.
- Что-то я в этом сомневаюсь…
- Хотите отправить меня?
- Вы поедете без детей?
- Нет.
- Тогда кого?
- Я бы отправила Глерлена.
Король не ответил, и она мельком вгляделась в него. Насколько ему не хотелось оставаться с Шакадалом?
- Когда вернется Тафет? – спросила она.
Корунд мотнул головой, потом вздохнул:
- Должен был вот-вот. Но все откладывает.