Синдром опустевшего гнезда

Пролог

Когда-то мы зажигали так, что горели небо и земля. Поженились и были счастливы вместе больше двадцати лет. Вырастили троих детей и отпустили их в свободное плавание. И вдруг оказалось, что между нами больше ничего не осталось. Нам не о чем разговаривать, и даже ссориться скучно. Живем как соседи, отходим друг от друга все дальше, все ближе подходя к той грани, за которой только развод. Достаточно малейшего толчка, чтобы разойтись окончательно… или снова повернуться друг к другу лицом, найти что-то новое и начать все сначала?

Зоя

- Мам, не начинай снова, - с хныком просит Алена. – Тебе что, удовольствие доставляет? Пап, ну скажи ей!

Федор только морщится и машет рукой: мол, ты же знаешь, бесполезно.

Я и сама не могу понять, зачем в тысячный раз завожу эту тему – тем более сейчас, когда мы на вокзале и до отправления «Сапсана» всего десять минут. Все решено, обговорено, обмусолено так, как даже Минька не обсасывает кости.

Да и что тут такого страшного? Девочка выросла и уезжает учиться в другой город. В Москву. Всего-то в Москву, каких-то четыре часа на поезде. А самолетом и вовсе полтора. В другой район дольше добираешься по пробкам. Не в Америку, не в Австралию. Не в Китай, как Денька. И даже не в Краснодар, как Макс. Будет приезжать на выходные... иногда. И мы всегда сможем приехать.

Или дело в том, что это Москва? Разве нормальные питерцы уезжают в Москву?

Да ладно, Зоя, уезжают. Не все же такие упоротые, как ты, родившиеся с жабрами, положительной реакцией Манту и уверенностью, что граница между миром и антимиром проходит по станции Бологое. Аленка так и сказала, когда выбирала из пяти вузов: Питер я люблю, но Москва мне подходит больше – по темпу и ритму.

Девчонке хочется свободы, добавил к этому Федор, не при ней, конечно. Большая семья – это хорошо, но быть в ней младшей... душновато. Поверь, я знаю.

Он тоже был младшим из трех братьев. И тоже приехал учиться в Питер из Саратова. А я у родителей одна. Из тех детей, которые выросли на продленке, несмотря на наличие бабушек-дедушек. Для меня свобода и самостоятельность были чем-то само собой разумеющимся, за них не требовалось бороться.

Когда родились Денька с Максом, мы с Федором еще учились. Не планировали, но так уж вышло. Я перевелась на заочку, получила диплом и устроилась на работу, когда им еще не исполнилось трех лет. Благо садик был прямо во дворе, а родители тогда жили в соседнем доме, могли подстраховать, если что.

И только я почувствовала себя человеком, а не замордованной бытом мамашей-наседкой, как снова здорово: две полоски. И ведь не были уже такими легкомысленными, как в студенческие годы, но известно, что стопроцентных способов предохранения не существует. Даже те, которые позиционируются как абсолютно надежные, иногда дают осечку.

Нашу осечку мы назвали Аленой. Носила я ее тяжело, родила с проблемами. Росла она слабенькой, без конца болела. Так и вышло, что тряслись над ней все: и мы с Федором, и бабушка с дедушкой, и братья, которые ее обожали.

Наша маленькая – так ее называли. А она сердилась.

Я не маленькая, я большая!

Ей хотелось самостоятельности. Поэтому – я была уверена! – и подала документы в Сеченовский университет, помимо наших, питерских. А все эти разговоры про московский темп и ритм – лишь для отвода глаз. Двести девяносто семь баллов на ЕГЭ! Не зря отдали кучу денег репетиторам. Прошла во все пять вузов, но выбрала Москву.

Когда уезжали парни, я, конечно, беспокоилась, как любая мама-курица, но не так сильно. Тем более Алена оставалась дома. Но сейчас это стало для меня шоком.

Как, и эта тоже? Да она с ума сошла? Куда ее несет?

Федор зубоскалил что-то про синдром опустевшего гнезда, но я отмахивалась.

Какое, нафиг, гнездо? Девчонка одна в Москве!

Перестань, Зоя, уговаривал он. В Москве тоже люди живут. И очень даже неплохо. Вы, питерские, так на себе зациклены, что отказываетесь это признавать.

Прожив в Питере больше двадцати лет, Федор так и остался... ну ладно, не понаехавшим, а приезжим. Кто-то приезжает и становится своим, а кому-то город просто разрешает в нем жить.

Весь последний месяц я пыталась свыкнуться с мыслью, что Алена уедет. Что это нормально – когда дети вырастают и уходят. Даже название есть для этого – сепарация от родителей. Если ребенок не сепарировался, это очень плохо. И для него, и для родителей. Вот у Деньки с Максом процесс прошел вполне успешно. Закончили институты, нашли работу. Макс собирается жениться. Звонят, пишут. Макс приезжает, Денька... ну тоже один раз прилетал. И с Аленкой все будет в порядке, она девочка умненькая, не вертихвостка какая-нибудь.

И все равно на душе было тягостно. Не хотела, но все-таки срывалась. Нет, не уговаривала передумать, конечно. Однако мой скулеж, что буду скучать, что нам ее будет не хватать, сам по себе был провокацией. Глупой и бессмысленной. Алена сердилась, а я расстраивалась еще сильнее. Как будто специально себя накручивала.

Глава 1

Федор

год спустя

- Федь, ты как?

- Задержусь. Много работы.

- Ну ладно...

- Ужинай без меня.

- Я думала, мы куда-нибудь сходим.

- Зай, не сегодня. Извини.

- Ладно...

Голос кислый – такой же, как выражение ее лица, которое буквально преследовало меня. Я уже и не помнил, когда она последний раз улыбалась. Ну если не считать, конечно, зимних каникул, когда приезжала Алена. А на летние не приехала. В июле нашла какую-то подработку в больнице, чтобы в августе отправиться на море. И, судя по туманным намекам, упорхнула туда не одна.

Девятнадцать лет. Любовь-морковь. Мы с Зойкой в девятнадцать были уже женаты. А могли и в восемнадцать в загс побежать. Ее родители уговорили подождать немного. Проверить чувства.

Ой, да что там было проверять? Мы ничего и никого вокруг больше не замечали. Только друг друга. Учеба шла на автопилоте. Где-то между встречами.

- Федор Николаевич, можно мне домой?

В дверь просунулась лисья мордочка секретарши Вики с умоляющей улыбкой. А на часах - четверть седьмого. У нас была договоренность: без моего разрешения из приемной только по работе, в туалет и в буфет. Трудовой кодекс? Кодекс пусть утрется, у нее по договору ненормированный рабочий день.

- Иди.

- До свидания.

Цокот каблуков стих в коридоре. Ослабив галстук, толкнул пальцем мышь на коврике. Экран ожил, появилась «косынка».

Потому что не было у меня никакой срочной работы.

Я просто не хотел домой, только и всего.

А когда-то не мог дождаться конца рабочего дня, поглядывал на часы, летел к Зое и детям. Не было места теплее и приятнее. Места, где меня ждали.

Я ведь пошутил год назад про опустевшее гнездо, а оказалось, что в каждой шутке и правда только доля... шутки. Когда мы остались в опустевшем гнезде вдвоем, выяснилось, что нам не о чем разговаривать. То ли неинтересно, то ли просто не хочется.

Я знал, что так бывает, когда дети взрослеют и уходят, но думал, что нас это не затронет. Мы ведь так любили друг друга, и дети стали воплощением этой любви, ее подтверждением. Они никуда не делись, просто теперь их не было рядом с нами, в одном доме. У них появилась своя взрослая жизнь. То время и внимание, которое мы отдавали им, снова могли отдать друг другу, но...

Не хотелось. Стало неинтересно.

Когда, в какой момент мы настолько разошлись? Так просто и не скажешь. Как корабли в море, остался лишь белый пенный след на волнах. Привычка, привязанность. Общая квартира, общий бюджет. Да, и дети, конечно. Которые далеко.

Трещины пошли незаметно, потому что дети были как глазурь, скрывающая их. Как скрепляющий цемент. И вот теперь все разваливалось, рушилось на глазах.

Первые пару месяцев после отъезда Алены мы жили как-то по инерции. Будто ничего не изменилось. Зоя покупала продукты и готовила на троих, но спохватывалась, только поставив на стол третью тарелку. Смеялась над своей рассеянностью, но в глазах плескалась растерянность.

А еще она собиралась устроить в Аленкиной комнате то ли свой личный будуар, то ли общий спортзал, но так ничего там и не поменяла. Все оставалось на своих местах – как при ней. Как будто хозяйка уехала на пару дней и вот-вот вернется. Все ее уже ненужные платья висели в шкафу, книги стояли на полках, даже плюшевые звери сидели на комоде.

Как-то вечером я пришел в отвратительном настроении. Сорвался важный заказ, собрался увольняться финдиректор, да еще простуда подкатила.

- У нас так и будет там музей Алены? – спросил резко, кивнув на ее комнату. – Если тебе не нужно, я заберу под кабинет.

У нас была большая трешка. Комната мальчишек, комната Алены, наша спальня и кухня со вторым телевизором. Когда парни уехали, их комната стала гостиной. Если мне надо было поработать, Зоя смотрела телик в спальне. Но я хотел свою комнату – маленькое царство со своим собственным порядком.

Зоя сначала опешила, потом буркнула сердито:

- Ну и забирай!

- Или ты все-таки хотела себе? – спохватился я.

- Нет. – Она дернула плечом и пошла в спальню, бросив на ходу: - Делай что хочешь.

Меня тогда здорово покоробило. Зоя отреагировала так, словно Алена умерла, а я предал ее память. Не собирался ведь ничего выбрасывать. Ну разве что стол письменный поменять. И кровать девчачью на диван.

- Ой, пап, - рассмеялась Алена, когда я позвонил и спросил, не возражает ли она. – Сложи все мое в коробки, убери на антресоли. Сделай как тебе надо. Когда приеду, переночую на твоем диване.

Я не сомневался, что она так и скажет. У нас с ней было полное взаимопонимание. Ну..… может, и не совсем стопроцентное, но близко к тому. Денис с Максом всегда были мамиными мальчиками, а Аленка – папиной девочкой.

Теперь у меня появилось место, где я мог закрыть дверь и побыть в одиночестве. Но Зою, похоже, это обижало. Пожалуй, с того момента трещина между нами стала заметной. И начала расти.

Глава 2

Зоя

Стоя перед шкафом, я бездумно перебирала вешалки. В ушах все еще звучало небрежно брошенное: «Куда? Да куда хочешь».

Как будто хотел сказать «только отстань», но в последний момент спохватился и предложил придумать что-то самой.

А я уже и не знала, хочу ли. Раньше ужин был моим самым любимым событием дня – когда все собирались за столом, делились новостями, обсуждали что-то. И казалось, что так будет всегда.

Но теперь мы вдвоем. Молча едим, уставившись в телевизор. Ну разве что Федор бросит какую-то резкую реплику касательно мировых новостей, а я буркну что-то среднее между «да» и «нет», чтобы обозначить присутствие в эфире.

В ресторане телевизора нет, надо разговаривать. Вот только мы словно разучились делать это, когда остались вдвоем. Вымучиваем какие-то общие фразы по поводу меню, погоды, людей вокруг. А ведь когда-то могли разговаривать целыми днями, и все было интересно.

Как же так вышло, что мы вдруг стали почти чужими людьми, вынужденными жить под одной крышей? Как соседи, которые почему-то спят в одной постели и иногда занимаются любовью. Нечасто и словно по обязанности. По разнарядке или предписанию врача. Один секс в неделю. Супружеский долг, на который уже набежали проценты.

А когда-то оторваться друг от друга не могли.

Съемная комната в коммуналке, узкий скрипучий диван, в холодильнике прокисшее молоко и черствый батон, а нам плевать, потому что мы вместе. Потому что сбежали с пар, закрылись, нетерпеливо стащили друг с друга одежду – и до глубокой ночи творим такое, что любой порно-режиссер покраснеет от смущения. А соседи потом будут просить «немного потише», отводя глаза.

Но что толку в этих «а когда-то ведь...»? Все в прошлом, ничего не вернешь. Хотя бы уже потому, что теперь мы совсем другие. И всё вокруг другое. Надо как-то жить с тем, что осталось.

С тех пор как Алена уехала в Москву, прошел год. И этот год словно провалился в какую-то бездну. Оборачиваясь назад, я не могла вспомнить ни одного мало-мальски значимого события. Ну разве что ее приезд на каникулы зимой? Да и то она больше времени проводила с подружками, чем с нами. А на летние не приехала. Нашла какую-то работу, потом с парнем на юг укатила.

Я, разумеется, испереживалась – что там еще за парень. Алена ничего толком не писала, не рассказывала.

«Перестань, - попросил Федор. - Она взрослая, у нее своя жизнь. И право на свои ошибки».

«Главное, чтобы потом со своей ошибкой не прибежала к маме с папой, - возразила я. – Караул, помогите!»

«А к кому еще ей прибежать за помощью? – поморщился он. – К чужим людям? Или все-таки к родным?»

Кажется, тогда мы последний раз поссорились. Потом стало как-то... Как будто даже на ссоры не хватало ни сил, ни желания. Все-таки они предполагают эмоции, а мы выгорели дотла. Даже головешек не осталось – один пепел, который развеяло ветром.

- Так нельзя! – сказала вслух и испугалась своего замогильного голоса.

И Минька тоже испугался, заскулил жалобно.

Он вообще был трусишка, хотя чисто номинально считался овчаркой. Шелти – это мини-колли. Мальчишки притащили подарок от приятеля – бракованного щенка с розовым носом и коротеньким, словно обрубленным хвостиком. Сказали, что иначе его усыпят. Потом я, конечно, поговорила с мамой мальчика. Та сказала, что никто щенка усыплять не собирался, искали, кому отдать. Обман мы простили, Миньку оставили. Сейчас ему уже исполнилось тринадцать – старичок по собачьим меркам.

Казалось бы, вот еще один ребенок, тот фокус, на котором мы с Федором могли бы сосредоточиться теперь. Но... нет. Если бы у нас не было собаки и появился щенок, тогда другое дело. Это стало бы тем самым изменением, которое могло переключить внимание на себя. Но Минька и так был неотъемлемой частью нашей жизни, в этом плане ничего не изменилось.

- Так нельзя, - повторила я, достав из шкафа вешалку с зеленым платьем, которое надела всего один раз, на Аленин выпускной. – Надо с этим что-то делать. Сорок четыре – это еще не вся жизнь. Рановато себя закапывать.

Моим родителям по шестьдесят семь. Сорок пять лет вместе. Мама давно на пенсии, папа вышел два года назад. Летом жили на даче, в остальное время понемногу путешествовали, ходили по музеям, театрам. Я видела, что им хорошо вместе. Может, и был какой-то кризис, но они его пережили. Переболели. Нашли в отношениях что-то новое.

Куда пойти? Куда хочу? Что ж, ловлю на слове.

Позвонив в «NOK», я забронировала столик. Накинула халат поверх платья, села делать макияж. Трюмо было заставлено, завалено косметикой, кремами, уходом так, что почти не осталось свободного места.

Иногда, заказывая или покупая очередную банку или флакон, я задавала себе вопрос: зачем? Для кого? Для коллег или прохожих на улице? Им все равно. Для Федора? Ему, видимо, тоже. Для себя? Чтобы не пугаться своего отражения в зеркале?

Иллюзия...

- Хорошо выглядишь, - сказал Федор, равнодушно взглянув на меня. – Куда едем?

- В «NOK».

Я ждала реакции. Ресторан дорогой и понтовый. Мы могли себе это позволить, но обычно не видели смысла. Все то же самое можно было заказать и в других, попроще.

Глава 3

Федор

Зачем я позвонил Зое, предложил поехать в ресторан? Мне ведь совсем этого не хотелось. Думал задержаться подольше, может, зайти в какой-нибудь бар, посидеть немного. Чтобы вернуться поздно и сразу лечь спать. И вдруг этот внезапный и жгучий интерес к Викиной заднице, который буквально сбил с панталыку.

Я никогда не изменял Зое. На красивых женщин поглядывал, но примерно так, как смотришь на картину в музее – без желания украсть и повесить у себя в спальне. То ли был от природы брезглив, то ли при сборке прошили моногамию. Всегда считал, что если любишь женщину, только ее одну и хочешь. К тому же семья – это было для меня очень важно. Важнее всего. И даже сейчас, когда что-то между нами сломалось.

Что-то? Или, может, все? Может, наша семья уже выполнила свое предназначение – вырастила и выпустила в самостоятельное плавание троих детей?

Так или иначе, вот эта вот вспышка абсолютно тупого неконтролируемого желания – это было чем-то новым. И неприятным. Потому что хотел я не Вику, а...

Никого конкретно. Просто хотел. И не потому, что дома не давали. Нет, голова у Зои не болела. Но и это вдруг стало скучным. Словно патиной покрылось, как старый медный самовар. Раньше стоило посмотреть друг на друга пристально, и стартер тут же срабатывал. Теперь – нет.

Конечно, пожар пригас не сегодня и не вчера. Пожалуй... после рождения Алены. Ее первый год – нас настолько измотали ее бесконечные болезни и плач, что было ни до чего. А еще и мальчишки требовали внимания. Плюс работа – впахивать приходилось так, что мама не горюй. Любовью занимались реже, чем прежде, и уже не с таким пылом, но чувств меньше не стало. Скорее, наоборот, появилось что-то новое. Больше нежности, доверия, открытости. И уж точно не было этого ощущения монотонной рутины, от которого хоть и хочешь, но... не так-то уж и хочешь. А если по какой-то причине отказ, то и ладно, и не надо.

Вот это было новым. Недавним.

Сидя в такси, я подумал, что, наверно, просто испугался, поэтому и позвонил.

Мне хотелось верить, что это охлаждение, скука – какой-то временный этап. Да, наша жизнь изменилась, но мы переболеем, приспособимся. Или хотя бы привыкнем. Мне и в голову не приходило, что можно все бросить, уйти. Зоя за столько лет стала частью меня. Как можно уйти от своей ноги, даже если она болит к перемене погоды?

Да и куда идти – в пустоту? В открытый космос? На пятом десятке? Для этого нужна намного более серьезная причина, чем подугасшая страсть.

Конечно, я не был настолько наивен, чтобы полагать, будто все рассосется само собой. Люди ходят к психологам или хотя бы пытаются проговорить ситуацию. Просто так вряд ли что-то изменится – если только не станет еще хуже. Но у нас не получалось. Какой там психолог, даже сесть и обсудить все – не получалось. Хотя раньше с этим проблем не было.

По большому счету, мы зависли в пустоте. Ни вперед, ни назад. Как будто ждали какого-то волшебного пенделя. И вот пендель случился – только ни разу не волшебный. Грубо говоря, стояк на постороннюю бабу – это был плохой знак. Знак того, что грань на которой мы застряли, опасно истончилась.

Когда ты не хочешь свою жену, рано или поздно захочешь чужую. Может, и не жену чужую, но все равно – другую женщину. И не факт, что сможешь вовремя остановиться. Или что захочешь остановиться. А это уж точно конец нашему браку.

Возможно, у нас остался последний шанс хоть как-то переломить ситуацию. И я искренне хотел им воспользоваться. Вот только не знал, удастся ли.

Новое платье, макияж, дорогой ресторан – и мрачное, напряженное молчание. За всю дорогу Зоя не сказала ни слова. Даже промелькнула мысль, а не собралась ли она сама со мной распрощаться? Вот так – красиво?

Хостес с заученной улыбкой посадила нас за столик, официант положил на стол кожаные папки.

Раньше я не замечал, как Зоя листает меню. Двадцать раз туда-обратно. Как будто пришла в ресторан впервые и не знает, что выбрать. То есть видел, конечно, но не заострял внимания, а сейчас поймал снисходительный взгляд официанта, и стало неловко.

- А кстати, мы по какому поводу здесь? – спросил, когда он наконец записал заказ и ушел.

Зоя помнила все-все даты, даже когда мы с ней в первый раз поцеловались. Я – нет. Цифры запоминал легко, но абстрактно, без привязки к событию. Годовщину свадьбы помнил только потому, что это было ровно через неделю после моего дня рождения.

- А что, обязательно нужен повод? – резко спросила она.

- Да нет, - ответил я, разглаживая салфетку, в которую были завернуты приборы.

- Нам надо поговорить, Федя.

- Надо, - кивнул я.

Вот только желание что-либо обсуждать вдруг пропало. Хотя его и не было, собственно. Намерение – но не желание.

Я смотрел на нее и видел... непрокрашенную седину на корнях. Заломы на рукаве платья. Слишком яркие румяна и плохо расчесанные нижние ресницы. И россыпь мелких прыщиков на подбородке, которые она пыталась замазать зеленым тоном.

Зоя нервно барабанила пальцами по столу, и мне захотелось прижать их ладонью. Такой интимный, многозначительный жест...

Нет. Никакой интимности. Просто чтобы прекратила.

Глава 4

Зоя

Обычно в такси мы всегда сидели сзади, вместе. Но сейчас по дороге в ресторан Федор вдруг сел рядом с водителем, и это я тоже отложила в мысленную копилку. Она уже была полным-полна. И все вот такими мелкими монетками – по копейке. Собирала, складывала – все то, что изменилось между нами за последний год.

А может, и раньше начало меняться, просто я не замечала. Не хотела замечать? Пряталась за Алену. С ней и правда хватало забот. Все эти подростковые бунты, странные подружки и друзья. Пока мальчишки были дома, как-то придерживали ее в рамках, а потом она как с цепи сорвалась. Стала грубить, огрызаться на каждое слово. Запросто могла выключить телефон, уйти неизвестно куда и с кем и вернуться за полночь.

Но что интересно, хуже учиться не стала. В младших классах все давалось легко. Потом на какое-то время съехала, но самолюбие и перфекционизм вывезли обратно. Поставила себе цель – поступить в медицинский. Причем непременно на бюджет, чтобы не зависеть от нас хотя бы в этом. Мы не говорили ей, сколько денег слили на репетиторов. Но ЕГЭ Алена сдала блестяще и поступила во все пять вузов, куда подавала документы.

Так или иначе, все мое внимание было заполнено ею. Может, даже больше, чем нужно. Конечно, я и сейчас за нее беспокоилась, но уже в фоновом режиме. Зато ловила блох за Федором. Даже не умышленно. Сами ловились. Вот как сейчас – что не сел со мной. Все это копилось – и так же мелко раздражало. Мелко и постоянно.

Я и правда хотела поговорить. Серьезно. Обо всем, что с нами происходит. Но почему-то не подумала, что ресторан с жующими людьми вокруг не самое подходящее место.

Совсем не подходящее!

И от этого разозлилась еще сильнее. И на себя, и на него. Какой уж тут разговор! И все равно сказала об этом. И тут же пожалела. Но он уже спросил – о чем я хочу поговорить.

- О нас.

Сказала – как в воду прыгнула. В ледяную. Понимая, что никакого разговора не получится.

Федор молчал. Ждал продолжения. И почудилось мне в этом молчании что-то насмешливое. Или я уже не знала, что придумать, к чему еще прицепиться? Что еще положить в копилку?

Меня спас сомелье – дал несколько минут. Открыл бутылку, налил пару капель в бокал, выпил, потом плеснул на дно в бокал Федора. Дождался одобрительного кивка, наполнил оба наших бокала и ушел.

- Почему именно тебе? – спросила я, малодушно радуясь возможности сменить тему. – Налил попробовать? Потому что ты мужчина?

- Нет, - дернув уголком рта, ответил он. – Потому что я делал заказ. Иногда банан – это всего лишь банан, и не нужно ничего выдумывать.

- А что я выдумываю?

- Причем здесь мужчина или не мужчина? – Федор раздраженно поморщился.

Я не знала, что ответить. Но где-то в глубине пробежало облегчение, потому что вместо серьезного разговора назревала ссора. Или нет, просто слив негатива. Вялый, тягучий. Лучше уж так, чем разговор, к которому мы оба не готовы.

Я поймала взгляд женщины за соседним столом – понимающий, сочувствующий. Она была примерно моей ровесницей, напротив нее сидел мужчина лет пятидесяти. Явно не на романтическое свидание пришли. И даже не поужинать, а просто поесть. Одеты дорого, обручальные кольца, лица скучные. Состоятельная супружеская пара со стажем. Неужели все на это обречены? На эту привычку и скуку?

Я едва заметно кивнула ей и отвела взгляд.

Принесли закуски, и мы оба набросились на них так, словно голодали несколько дней. Хотя у меня точно пропал аппетит. Как в старой рекламе, которую все давно забыли, но фраза стала мемом: иногда лучше жевать, чем говорить. Вот мы и жевали – очень старательно. Запивали вином, как компотом, тоже молча. А раньше всегда придумывали какие-нибудь забавные тосты.

Когда официант принес горячее, вместе с ним пришла тоскливая мысль, что ничего из этого не выйдет. Ничего уже не исправить. У нас только два пути. Либо тянуть это унылую лямку до конца жизни, либо... развестись.

Это было как ожог крапивой. Я запомнила это адское ощущение с детства, когда на даче гуляла с подружкой, захотела в кустики и влезла в крапивные заросли голой задницей. За весь этот год, когда все между нами медленно, но верно засыхало, я ни разу не подумала о разводе. Надеялась, что все еще наладится. Сейчас – впервые.

Пискнул телефон Федора, лежащий рядом с тарелкой, и он схватился за него, как за палочку-выручалочку. Прочитал сообщение, посмотрел искоса на меня.

- У Луцкого день рождения в субботу. Приглашает. Пойдем?

Андрей Луцкий был нашим однокурсником, с Федором учился в одной группе. Близкими друзьями я бы нас не назвала, но отношения все эти годы поддерживали. Сам Андрей был достаточно приятным, а вот его жена Кристина мне не очень нравилась.

С одной стороны, идти не хотелось. Сидеть, вымучивать участие в общем разговоре, улыбаться, делать вид, что у нас все хорошо. С другой, личные связи мы уже рвали с бешеной скоростью. Если и социальные оборвать, завязнуть тет-а-тет в своем болоте, все станет еще хуже.

Лучше все-таки пойти. Хоть немного встряхнуться, на людей посмотреть. Не так, как сейчас – на посторонних, издали.

- Хорошо, - кивнула я, - давай.

Глава 5

Федор

Осадок от этого ужина в ресторане остался довольно неприятный, и я никак не мог от него избавиться.

Мне ужасно не нравилось ощущение влажной кожи после душа, поэтому всегда старался вытереться насухо, до скрипа. Однажды теща подарила нам на какой-то праздник набор полотенец – очень красивых, мягких. Вот только впитывали они на троечку. Вроде, и вытерся, но влага осталась. Вот что-то похожее было и сейчас.

Доели, выпили кофе, расплатились и поехали домой. Раньше, возвращаясь из ресторана или из гостей, мы точно знали, чем закончится вечер.

Заглянуть тихонько к детям, убедиться, что спят, закрыть дверь на щеколду, и...

Раздевать друг друга – быстро, лихорадочно, едва не обрывая пуговицы и крючки. Или наоборот, медленно, растягивая удовольствие. Мы оба любили это. Стоя перед зеркалом, глядя на наши отражения. Меня всегда заводило красивое белье, и Зоя покупала его тоннами. Ласкать – долго, распаляюще, так, что уже нет сил терпеть. Трахаться – грубо, жестко, подстегивая себя всякой похабщиной. Или нежно, мягко, словно перетекая друг в друга, сливаясь в одно целое... Кусая губы, чтобы сдержать стоны. Дети же за стеной!

И сейчас, от одних только воспоминаний, вставало крепко, до боли. И с сожалением, что все это в прошлом. Даже когда я хотел ее – словно по привычке, - пожара больше не было. Так, слабенький огонек.

Приехав домой, я прогулял Миньку, принял душ. Зоя уже лежала в постели, что-то читала в телефоне. Забравшись под одеяло, я выключил свет. Может быть, она и ждала чего-то, но я притворился мертвым, молясь, чтобы эти ожидания никак не обозначились. И не скажешь даже, что хуже: заставлять себя или врать, будто устал, как собака.

- Спокойной ночи, - сказала Зоя, отодвигаясь на свой край кровати.

Как будто осенние листья прошелестели, облетая.

Раньше мы спали под одним одеялом, обнявшись. Теперь – каждый под своим: Зоя забрала себе Аленкино, заявив, что ей жарко.

«Что, климакс на пороге?» - тупо пошутил я и тут же зажмурился от досады: ну надо же было так облажаться!

Она ничего не ответила. Только посмотрела так, что язык сам собой завязался узелочком.

Что может быть печальнее, чем бывшие страстные любовники, которые лежат, откатившись каждый на свой край кровати, и старательно делают вид, что спят?

Чуть больше года назад, когда Алена еще не уехала, мы с Зоей ходили в театр на довольно странную пьесу под названием «Он, она и кровать». Мой хороший знакомый Степан был на этой постановке художником-оформителем, он нас и пригласил.

Герои, супружеская пара за сорок, встречались исключительно в постели. Ну потому что очень занятые, другого времени на общение не могли найти. Там они обсуждали все свои дела, и это было очень смешно. Но Зоя сказала, что пьеса на самом деле грустная – потому что в постели не этим надо заниматься. Мы тогда еще поспорили, а сейчас я вспомнил и подумал, что, пожалуй, она была права.

Что это грустно – когда уходят желания.

Но что тут можно поделать? Купить новое белье? Секс-игрушки? Устроить пати для двоих с вином и порно-фильмами? На один вечерок, может, и поможет, подстегнет. Но это как лупить кнутом полумертвую клячу. Побежит – и сдохнет окончательно.

Через месяц мы должны были отметить серебряную свадьбу. Из всех знакомых я женился первым, но большинство из тех, кого пропили позже, уже успели развестись. Некоторые и не по одному разу. Только Луцкие держались двадцать три года. Интересно, но именно Андрюха когда-то познакомил меня с Зоей.

Словно какое-то окошко приоткрылось – в прошлое. В полудреме я смотрел туда и видел нас – восемнадцатилетних.

День первокурсника, концерт, дискотека. Андрюха, мой одногруппник, уже успел перезнакомиться с половиной курса.

«Пойдем, - сказал он, - познакомлю с девками из пятой группы».

Я тогда был стеснительным до ужаса. В школе мне нравилась Оля из параллельного класса, но она, наверно, даже не подозревала о моем существовании. Если бы не Луцкий, к незнакомым девчонкам вряд ли подошел бы.

Их было трое – Зоя, Инна и Варвара. Мне понравилась Зоя, но ее уволок танцевать какой-то парень. А я пошел провожать домой Варю. Она была симпатичной и напористой, что-то такое у нас закрутилось. И докрутилось до постели. Для меня это был первый опыт, для нее нет. В общем, я Варю ну совсем не впечатлил, и вскоре мы расстались. Плюс в этом был один: вместе с невинностью я избавился и от робости. Набрался смелости и пригласил Зою в кино. Без особой надежды, потому что она встречалась с тем самым типом. И был здорово удивлен, когда согласилась.

Я влюбился по уши и все не мог поверить, что это взаимно.

Неужели так бывает – никаких страдалищ, никакой ревности? Ты любишь, тебя любят, и огорчение только одно – что нельзя быть вместе круглые сутки.

Хотя кто сказал, что нельзя? К концу первого курса мы решили пожениться и чуть было не побежали подавать заявление, но Зоины родители уговорили подождать хотя бы годик. Моим было как-то без разницы, лишь бы денег не просил. Впрочем, жили мы все равно вместе. Сняли комнату в огромной стремной коммуналке на Измайловском. Точнее, Зойкин отец снял. Мы хоть и пытались подрабатывать, но хватало только на еду.

Глава 6

Зоя

- Угу, угу, - сосредоточенно бормотала Аруся, копошась у меня в одном месте. – Прекрасно. Шеечка – прям на выставку.

Ну хоть что-то у во мне достойно выставки. Мелочь – а приятно.

Я лежала в кресле и изучала муми-тролля на носке, которого и так знала наизусть. Это были специальные носки. Гинекологические. С тугой резинкой. Выбросить жалко, носить невозможно, а пять минут в кресле можно потерпеть.

- И вообще, Зоя, З – это зависть. Тетка одной ногой в пременопаузе, мать троих детей, а внутри прямо распрекрасная красота. Как у молоденькой.

- Да-да, - фыркнула я. – Я как дикарь. На лицо ужасная, добрая внутри.

- Ой, не прибедняйся. – Аруся вытащила зеркало и бросила в лоток. - Ты и на лицо красотка. И на фигурку. А я со своей колокольни смотрю.

- Смотришь с колокольни, а видишь письку изнутри. Супер. Глаз как у орла.

- Нормальный армянский лупоглазый глаз. Давай, переползай на кушетку, узиться будем.

Я осторожно слезла, помня, что нижняя ступенька шаткая. Уже лет пять, и никто не собирался ее чинить. А вроде приличная клиника. Наверно, ждут, когда кто-нибудь грохнется.

- Ну вот, и тут все отлично, - заявила Аруся, повозив во мне датчиком, обутым в презерватив. – Не к чему придраться. Вот что значит хороший мужик и регулярный контакт с живой спермой.

Мне словно подзатыльник дали, и я рефлекторно сглотнула. Аруся ухмыльнулась.

- Так тоже можно. Но лучше традиционно, куда природой придумано. И чтобы оргазмов побольше. Ну кому я это рассказываю? Сама все знаешь.

Ну да, конечно. Вот только последний раз секс у нас был... недели две назад. Оргазм? Если приватное афтерпати в дỳше считается, то да, был. Как фантик без конфеты.

- Что-то не так? – нахмурилась Аруся. – Я что-то не то сказала? Тогда извини. Ты же меня знаешь.

Я знала ее вот уже двадцать два года. В консультации моя участковая уволилась, и меня отправили к другому врачу – Арусяк Тиграновне Вартанян. Я ожидала увидеть толстую усатую тетку предпенсионного возраста, а она оказалась изящной девушкой, едва окончившей ординатуру. Правда, сейчас Аруся уже была именно такой: толстой, усатой и под полтос. И давным-давно работала не в районной консультации, а в частной клинике, куда я перебралась вслед за ней. Она была веселой и языкатой, мы всегда болтали как две подружки. Но сейчас настроение зубоскалить у меня вдруг резко пропало.

- Да нет, - пробормотала я тускло. – Просто...

- Ясно, - вздохнула она. – Был секс и стух. Не ты первая, не ты последняя. Хотя это ни хера не утешает. Мой тоже был орел, а стал каплун. Лежит на диване, сосет пиво и гоняет в танчики. Арбуз растет – конец сохнет. Я бы предложила тебе найти любовника для здоровья, но не знаю, насколько это вписывается в твой моральный кодекс.

- Не вписывается.

- А расшевелить как-нибудь? Своего?

- Не получается.

- Ну что ж… тогда рукоблудничай. Хотя бы застоя крови в малом тазу не будет. А потом придешь за зэгэтэ.

- За чем? – не поняла я.

- За гормончиками. Заместительными. Чем меньше здорового секса, тем тяжелее климакс. А он, Зоя, уже не за горами. Время летит быстро, и с каждым годом все быстрее.

Пока я одевалась, Аруся печатала заключение. Отправила на принтер, принесла, отдала.

- Ну все, Зоя. До встречи через полгода. Если что – звони.

Я уже пошла к двери, когда она меня остановила.

- Подожди, Зой. Шутки шутками, но... послушай старую мудрую женщину.

- Какая старая, ты всего на шесть лет старше.

- Неважно. Постарайся все-таки половую жизнь как-то наладить. Это вообще глобальная проблема у пар со стажем. Многие отмахиваются, мол, секс не главное, мы столько лет вместе. А зря. Не знаю, как у твоего благоверного с моральным кодексом, но мужики существа более примитивные. Если у них нет проблем с потенцией и они не трахают свою жену, рано или поздно начинают облизываться на посторонних баб. В лучшем случае это будет тайная любовница. В худшем – развод. Исключения только подтверждают правило. Ты уверена, что твой муж – исключение?

Я вовсе не была в этом уверена. Федор отличался прямо-таки болезненной порядочностью. Но это означало лишь одно: если влюбится в другую, то уйдет к ней, а не будет прятаться и врать.

- Не знаю, Арусь, - вздохнула я, глотая подступившие слезы. – Как дети разъехались, у нас все хуже и хуже.

- Синдром опустевшего гнезда, - кивнула она понимающе. – Когда семья построена вокруг детей, так часто бывает. Вам бы к психологу хорошему сходить. Перезагрузиться, что-то новое в себе поискать. Ну или хотя бы съездить куда-нибудь вдвоем, обстановку сменить.

- Спасибо, - сказала я, открыв дверь. – Попробуем.

По дороге домой я чуть не впилилась в задницу затормозившего на светофоре автобуса. Бортовой комп взвыл истошно: ты что творишь, идиотка?! Датчик столкновений полыхал красным, показывая двадцать сантиметров до удара. С трудом отдышавшись, я не сразу отпустила тормоз, когда загорелся зеленый.

Глава 7

Федор

- Федь, мы в отпуск-то поедем? – спросила Зоя за ужином.

Мы еще в мае оплатили тур в Батуми. Специально подгадывали на сентябрь: надеялись, что Алена приедет на каникулы. Но уже в июне стало известно, что ее можно не ждать. И как-то успело подзабыться, что куда-то собирались.

- А почему нет? - Я пожал плечами. – Если, конечно, за месяц не случится еще какой-нибудь задницы.

- Какой задницы? – не поняла она.

- Да вот такой, - поморщился я, показав вилкой на телевизор. – Живем как на вулкане. Не знаешь, что будет завтра. И будет ли оно вообще.

- Ну все! – Зоя страдальчески скривилась. – Федь, не начинай. Тебя послушать, так надо лечь и сразу умереть. Потому что все плохо.

Она была из тех, кто старается всеми силами избегать разговоров о плохом: о смерти, болезнях, катастрофах. Мол, не надо притягивать негатив. Ну да, можно подумать, если не говорить о смерти, все будут жить вечно. Когда я предложил пойти к нотариусу и написать завещания, такое началось... В итоге плюнул и пошел один.

Хотел ответить и даже рот открыл, но понял вдруг, что... нет, не хочу. Вот просто не хочу. Спорить, что-то доказывать, даже обозначить свою точку зрения. И не только потому, что об этом говорилось стопицотмильёнов раз. Не видел смысла.

Раньше мы спорили, потому что взгляды во многом не совпадали. Мы вообще были очень разными, и по характеру, и по темпераменту, но это никогда не мешало. Спорили не для того, чтобы навязать мнение. Все равно ведь каждый оставался при своем. Хотелось объяснить, почему думаю именно так. Это было важно – быть понятым. И вдруг стало неважным. Поймет, не поймет... да какая, собственно, разница?

И снова стало страшно – как в тот вечер, когда вытаращился на Викину попу. Я даже не знал, что испугало сильнее: откровенный эротический интерес к другой женщине, пусть сиюминутный, мимолетный, или вот это вот равнодушие.

Зоя шмыгнула носом, и я посмотрел на нее с подозрением.

Женские слезы всегда были для меня триггером. Мать с их помощью правила миром. Отец лез вон из кожи, чтобы ее утешить, а я впадал в тихую панику.

Мама плачет! Мир если не рухнул, то вот-вот.

Я и сам начинал подвывать, а братья жестко меня выстебывали, обзывая ревой и девчонкой. Мне было пять, им девять и десять. А когда подрос, стал злиться на нее – за это наведенное чувство ужаса и иррациональной вины. Зоя плакала редко, но сейчас я вдруг вспомнил то детское состояние, от которого до сих пор мороз бежал по коже.

Она встала, собрала тарелки, снова шмыгнула.

- Ты не простудилась? – спросил на всякий случай.

- Горло дерет. На работе без кондея дышать нечем, а с ним холодно.

- Ну-ка! - Я подошел к ней, коснулся губами лба – не горячего, но ощутимо теплого. – Померяй температуру.

Когда кто-то из них болел, неважно, Зоя или дети, первой мыслью всегда было одно: да лучше бы я, чем они. Разумеется, болеть не хотелось. Но если бы предложили выбрать... я бы потерпел. И сейчас эта мысль, привычная, прошитая, тоже была первой.

Зоя послушно достала градусник и честно высидела с ним десять минут, пока я убирал со стола и загружал посудомойку.

- Тридцать семь и пять.

- Иди ложись, - приказал я начальственным тоном. – Я тебе чаю с малиной сделаю.

- Да мне еще надо...

- Не надо!

Спорить не стала, разделась, легла. Я приготовил чай, прихватив из аптечки спрей от горла.

- Как ты? – спросил, присев на край кровати.

- Простудно, - вздохнула Зоя. – Не вовремя.

- Я тебя умоляю. Вовремя - это только в школе бывает. Вызовешь врача завтра.

- Вызову, куда деваться.

- Ладно, я у себя лягу. Не тупи в телефон, постарайся уснуть.

Наклонившись поцеловать, я заметил, как расширились ее зрачки.

Мы никогда не спали врозь. Даже если ругались или болели. Сначала было просто негде. Но и когда уехали мальчишки, все равно не стали. Если ссорились, поворачивались попами, отползали каждый на свой край. Если болели – да какая разница, все равно в одной квартире, подцепишь вирус, хоть вместе спи, хоть отдельно.

- Как хочешь. Спасибо, Федь. Спокойной ночи.

Я ушел к себе, включил телик, лег на диван. На душе было паршиво. Хотелось снять это ощущение – как тесный колючий свитер. Но, кажется, он прирос.

Ожил телефон. Макс? Неожиданно. Он не любил звонить, чаще писал. Что-то случилось? Тогда, скорее, позвонил бы Зое.

Близнецы обычно или неразлучники, или враги. Наши были как обыкновенные братья. Дружили, но вполне могли существовать врозь. У них и друзья были у каждого свои. А когда в десятом выбирали специализацию, пошли в разные классы: Денис в лингвистический, Макс на информатику.

Денька поступил в Политех на регионоведение и после первого курса уехал в Китай, где, кажется, прижился. А Макса заинтересовала программа искусственного интеллекта в Кубанском университете. Поступил, окончил бакалавриат и магистратуру, остался на кафедре. Нашел подружку, собирался жениться.

Глава 8

Зоя

Спала я ужасно – как всегда, когда поднималась температура. Озноб, зудящая кожа, а в рваных обрывках снов кривые буквы, из которых я пыталась составить слова на незнакомом языке. Проснулась без голоса, с адской болью в горле и деревянной головой. Дотянулась до кружки с остатками холодного чая, отпила глоток, поморщилась. На часах половина восьмого.

Что-то еще...

Ах, да! Я же спала одна! Не впервые, разумеется, но первый раз вот так – когда Федор дома, в другой комнате. Ужасно неуютно.

Судя по взбесившемуся пульсу и плывущей реальности, температура не только не спала, но и поднялась еще выше. Надо бы встать, измерить. И врача вызвать.

Интересно, Федор уже ушел?

Словно услышав мои мысли, он осторожно приоткрыл дверь, заглянул.

- Не спишь? Как ты?

- Жопа! – прохрипела я. - Градусник принеси, пожалуйста.

Он вышел, вернулся с градусником, сел на край кровати.

- Ты бы не терся здесь, - проворчала я, запихивая холодное стекло под мышку. – Подцепишь.

- Зоя... Тут такое дело...

Федор мрачно смотрел себе под ноги, и мне вдруг показалось, что он сейчас скажет: прости, но я ухожу, совсем. Из жара бросило в холод и обратно в жар.

- Макс вчера звонил. Тебе тоже, но ты, наверно, спала уже.

- Что-то случилось?

Я вдохнула шумно, воздух застрял в горле, которое тут же стиснуло спазмом.

- Ну... Они с Леной расписались. Она беременна.

Это, наверно, один из архетипических мамских страхов. Что девочка придет и скажет: мама, я беременна. Или мальчик – что его девочка беременна. Я прошла через него дважды, но первый раз в двойном объеме – потому что мальчиков было сразу двое. И вот как он меня догнал.

Ну да, не мальчик уже. Двадцать четыре года. Взрослый, университет окончил, преподает, диссертацию пишет. Но для меня все равно всегда будет мальчишкой.

И снова горло сжало – на этот раз от едкой обиды. Аж глаза защипало.

Вот так потихоньку женился, поставил перед фактом. Как будто мы ему запретили бы или стали отговаривать. Как будто мы ему... враги!

- Ты знал? – спросила с подозрением. Может, это только от меня тайна?

- Не больше твоего, - буркнул Федор. – Что собираются. Сюрприз! Сказал, что они хотели осенью приехать. Чтобы мы познакомились. Но вот так... вышло. Ее на сохранение кладут, может, надолго.

- Вышло у них! – прошипела я. – Как раз не вышло. Вошло, а вовремя не вышло. Вроде, объясняли им, как предохраняться.

- Брось, Зоя, - поморщился он. – Они сами вот так же родились. Случайно. Ладно, это их жизнь. Градусник давай.

Я уже и забыла, что мерила температуру. Достала, посмотрела.

Тридцать восемь. Странно, что не сорок от таких новостей.

- Ладно, Зой, я поехал. Врача вызовешь? Или мне с работы?

- Вызову. Счастливо.

Я натянула одеяло до подбородка, уставилась в потолок. Хотелось плакать. Все дерьмо к нашему берегу.

- Послушай... – Федор остановился на пороге. – Ну что ты так переживаешь? Ну женился, ну будет ребенок. Не умер же, в конце концов.

Меня словно ледяной водой окатило.

- Прекрати! – хотела крикнуть, а получилось какое-то хриплое карканье. – Никогда так не говори!

- Ну началось! – Он закатил глаза к потолку. – Ладно, все. Пока!

Дверь в прихожей хлопнула, загудел лифт.

Да, я была суеверна. Федора это всегда раздражало, но я ничего не могла с собой поделать. Так еще бабушка говорила: не кличь беду, она рядом.

Эх, Макс, угораздило же тебя.

Про девушку мы знали немного. Его ровесница, вместе учились в магистратуре. После окончания устроилась в какую-то компьютерную фирму. Сама из Краснодара, сирота, жила с бабушкой. Вот, собственно, и все.

Когда дети уезжают, чтобы учиться, это еще полбеды. Их просто нет дома. Как космонавты в открытом космосе – на длинном тросе, связывающем их с кораблем. Но вот когда они находят пару, это уже все. Не зря говорят: отрезанный ломоть. Своя автономная жизнь. Они живут ее себе спокойно, а у тебя фантомные боли после ампутации.

Я полежала еще немного, потом встала, умылась, съела оставленный Федором завтрак. Без особых проблем дозвонилась в поликлинику – все-таки не сезон простуд. А я как раз стабильно умудрялась заболеть в самую жару. То под кондеем посидела, то сквозняком прохватило.

Вместо пожилой, хорошо знакомой Эльвиры Ренатовны пришел мальчишка не старше Макса с Денькой. Ну ясно, не поступил в ординатуру, сидит в поликлинике, копит стаж.

- Ваша участковая в отпуске, - сказал жиденьким тенорком. – На что жалуетесь?

Выслушал, заглянул в горло, измерил давление, заполнил бланки направлений на анализы.

- В среду сдадите, - сказал, складывая сумку, - а в пятницу на прием.

Глава 9

Федор

- Федул, о чем задумался, детина?

Я вздрогнул, посмотрел на Антона, потом на свою пустую тарелку. И когда только успел все проглотить?

Обедать мы обычно ходили в маленькое кафе в соседнем доме. В бизнес-центре, где окопалась наша фирмочка, была столовка и два кафетерия, но там в любое время толпился народ. Да и стоять в очереди с подносом - это уже перебор демократии. Когда дистанция между штатом и начальством сокращается до исчезающе малых величин, это не лучшим образом влияет на дисциплину.

Антон, как и Луцкий, был моим однокурсником. После выпуска мы вместе пошли на таможенную переподготовку, а потом открыли маленький офис, который постепенно разросся до приличных размеров компании. Я был в ней генеральным, Антон – исполнительным.

Говорят, что с друзьями бизнес лучше не вести. Все так, но друзьями мы и не были. Партнерами, приятелями – да, но не друзьями. Если подумать, у меня вообще не было близких друзей. Закрытый на все замки мальчик-провинциал, который со всеми поддерживал ровные отношения, но никого не подпускал близко. Пожалуй, только одной Зое и позволил подойти на расстояние выстрела. И сделать его тоже позволил.

- Прикинь, Тох. - Я глотнул было сока из стакана, но и тот оказался пуст. – POV: когда ты ни сном ни духом, и вдруг выясняется, что ты уже свекор и в ближайшей перспективе дедушка.

- Свекор? Дедушка? – захлопал глазами Антон, сын которого ходил в седьмой класс. – Что, Денис женился?

- Макс. Расписались и поставили перед фактом.

- Вот ведь! Но хоть на свадьбу не тратиться. Уже плюс.

Сочнев всегда был прагматиком. Лично мне этот «плюс» в голову даже не заглянул. Надо будет денег отсыпать в качестве подарка, раз уже так.

- Значит, говоришь, дедушка? По залету, выходит?

- Да они уже год как собирались, - поморщился я. – Получился...

- Волшебный пендель, - подсказал Антон. – Дедушка – это полбеды. Хуже, что придется спать с бабушкой.

Он заржал над своей убогой шуткой, а меня словно шилом под ребро кольнуло.

В каждой шутке, даже такой корявой, есть что? Правильно, доля шутки.

Вернувшись в офис, я открыл банковские приложения в телефоне, посмотрел, где сколько денег на счетах, и отправил кругленькую сумму с припиской: «Поздравления молодоженам!».

Не прошло и пары минут, как в ответ прилетело:

«Спасибо большое, пап! И маме передай, пожалуйста».

И снова кольнуло где-то в грудной клетке. Потому что о Зое я и не вспомнил, когда отправлял деньги. Как будто только от себя. Даже не посоветовался, сколько скинуть, хотя деньги у нас всегда были общими. Болтались, конечно, личные карманные суммы на картах, но на счетах – именно так.

Вообще-то, это уже было свинство с моей стороны. Неумышленное, но от этого только хуже. Как будто где-то в подсознании я уже не принимал ее в расчет. Как будто отошел так далеко, что и в бинокль не разглядишь.

Мне не хотелось, чтобы так было! Хотелось топать ногами и орать по-малышовому: пусть все будет как прежде! Но я понимал, что нет. Уже не будет.

Когда у нас все только начало разваливаться, я заметил одну вещь. Раньше мы постоянно были в тактильном контакте. Обнимались, целовались, просто дотрагивались, проходя мимо. Абсолютно не задумываясь, даже порой не замечая. Лапать друг друга – это было так же естественно и необходимо, как дышать. И вдруг это прекратилось.

То есть прекратилось не вдруг, конечно. Заметил – да, вдруг. А сначала появилось смутное ощущение, что чего не хватает. Что-то стало не так.

Понял, когда Зоя долго валялась в ванне, потом вышла, в халате и с полотенцем на волосах, села к туалетному столику наводить красоту.

Она не позвала меня потереть спину, хотя раньше это входило в обычный банный ритуал. Когда с жесткой эротикой, когда слегка. В последнее время так и вовсе без эротики. Ну да, голая жена в ванне, ну и что? А то не видел я ее за столько лет! Но неважно, это просто было привычкой. Она прекрасно могла потереть себе спину и сама, мочалкой или щеткой на длинной ручке. Вот и потерла. И ладно бы мы были в ссоре или в каком-то раздражении, так нет.

Просто не позвала. Не сочла нужным.

Нет, не так. Это стало ненужным. Причем неосознанно ненужным. Как раньше было неосознанно нужным. И ей, и мне. И вернуть это мы уже не могли. Это желание или есть, или нет. Можно заставить себя целовать жену или гладить ее по попе, потому что так надо. Но это уже совсем не то.

Отхлебнув кофе, я поморщился от горечи и понял, что забыл добавить сахар. Вика всегда приносила черный, положив на блюдце порционные сливки и пакетик сахара. Разорвал упаковку, высыпал, размешал, но горечь все равно осталась на языке.

Или мне просто так казалось – от мрачных мыслей? А они и правда были горькими.

Я не знал, что со всем этим делать.

Что вообще можно сделать, если любовь уходит, утекает, как песок сквозь пальцы? Я хотел жить с Зоей до конца дней, неважно чьих, моих или ее. Мне не нужна была другая женщина. Наверно, это неизбежно – охлаждение в браке. Но как пережить его, как приспособиться, привыкнуть к новой реальности? Сейчас мне было в ней так неуютно, что не хотелось возвращаться домой. По сравнению с этим внезапная женитьба Макса и внук за тридевять земель выглядели как-то тускло.