Синие цветы

Воробьи, золотые рыбки и змеи

You'll be the prince and I'll be the princess,

It's a love story, baby, just say yes.

Taylor Swift, “Love Story”

Я умирала. Я не понимала, где я. Боль и тяжесть заполняли мое тело. Мои глаза были открыты, но ничего не видели — все заслоняла темнота.

— Я ослепла, — сообщила я глухим от ужаса голосом, отлепляя от нёба сухой язык.

— Убери пальто с головы, — посоветовал ехидный голос Науэля.

Я последовала его совету, и мутный свет царапнул по глазам, не больно, но до того неприятно, что слезы выступили. Я лежала на заднем сиденье машины, и мы куда-то ехали — мне ни в жизнь не вспомнить, как я здесь очутилась. Недовольно заворчав, я заползла обратно под пальто Науэля, наброшенное на меня сверху в качестве одеяла.

— Я не выживу.

— Аннаделла, это неприлично.

— Что неприлично?

— Так ужасающе напиваться со столь малого количества.

— Ты должен был меня остановить.

— Мне что-то подсказывало, что лучше позволить тебе продолжить.

После того, как я спала в неудобной позе, упираясь коленями в переднее сиденье, спину и ноги здорово ломило. Я вздохнула:

— Хорошо бы оказаться в нормальной постели…

Я подумала, не перелезть ли мне поближе к Науэлю, но решила оставаться на месте. Меня безбожно мутило. Голова раскалывалась. Чтобы отвлечься от мерзостных ощущений, я посмотрела в окно. Чахлые деревца, разбитый асфальт. Науэль избегал оживленных дорог и широких шоссе, где неизменно дежурили полицейские, ведь побег с места преступления автоматически превратил его в первого подозреваемого. Я попыталась восстановить в памяти события пьяной ночи. Рука на земле и прикосновения Науэля вспоминались одинаково смутно. Что из этого мне не приснилось?

— Я не попрощалась с Фейерверком.

— Он простит. Ты спала так крепко, что я пожалел будить тебя, но все же решил, что не следует задерживаться в его доме дольше.

— Есть какие-то планы на сегодняшний день? — спросила я, подавляя рвотные позывы.

— Нет. Но Фейерверк подкинул идею насчет нашей загадки. Вернее, половину идеи. «Посмотри сквозь себя» может означать «ищи за зеркалом».

— А что может быть за зеркалом?

— Тайник, сейф. Слово «сложить» указывает на цифры. Но вот что за полночь и как ее складывать?

Меня не особо интересовало все это. Мы сбежали. Чем бы ни была наша разгадка, она осталась в Льеде, который теперь позади, разве нет? Я опустила окно и покурила, хотя меня и трясло при этом от холода.

— Куда мы едем?

— Не знаю. Просто едем, чтобы не стоять на месте. Хотя вскоре нам придется остановиться.

— Почему?

— Деньги заканчиваются, — сообщил Науэль невозмутимо, будто это не являлось серьезной проблемой. — Видишь ли, я хранил свою банковскую карту у Эрве, дабы избавить себя от соблазна… спонтанных трат.

Спонтанные траты? Я заподозрила, что он имел в виду наркотики, но уточнять не стала.

— Следовало обыскать его карманы, пока еще была возможность, — вздохнул Науэль. — К сожалению, вид его агонии помешал мне здраво обдумать мою текущую финансовую ситуацию. А ведь я столько раз выслушивал претензии, что в людях меня интересуют только деньги. Что ж, не впервые отягощенное предрассудками общество приписывает мне несуществующие недостатки.

— Где же мы возьмем денег?

— Где-нибудь. Я придумаю.

Если он не беспокоится, зачем мне беспокоиться, и я погрузилась в свои похмельные страдания и обрывочные сны, от которых час спустя меня отвлек Науэль, распахнувший дверь снаружи.

— Осторожно, горячо, — он протянул мне пластиковый стаканчик с зеленоватого оттенка жидкостью, от которой исходил приятный лимонный запах. — Вообще это средство от простуды. Не знаю, как от простуды, но от бодуна оно избавляет прекрасно.

Я сделала глоток кисло-сладкого, приятного лекарства. Неподалеку от машины виднелись общипанные кусты и далее кирпичное здание почты с синей вывеской. Где мы? Понятия не имею. Прошли сутки, двое? Не могу понять. Но как будто бы не так много времени. Прошлое развеялось, как дым. Даже с похмельем и без денег, я была этому рада.

Стоя возле машины, Науэль пил кофе. Я вышла к нему. Лекарство и свежий воздух заставили мою головную боль поутихнуть. Тошнота тоже ослабла. В дневном свете, без косметики, Науэль выглядел странно бледным, и я все еще не могла к этому привыкнуть. Поблизости не было урны, и, допив, я держала пустой стаканчик в руке.

— Как самочувствие? — осведомился Науэль.

— Менее паршивое.

«Он заботится обо мне», — подумала я. Похмелье создавало ощущение оглушения, как будто меня обхватила огромная мягкая подушка, поглощающая все звуки — голоса прохожих, рокот проезжающих машин. День выдался ветреным, и я дрожала, продрогнув. Только я достала сигарету, собираясь погреться в сером дыму (удивительно, но это действительно работает), как закрывающая небо туча раскололась. Из трещины хлынул золотистый солнечный свет, и Науэль сощурился, отворачиваясь.