Сирень

Незнакомец в сиреневой дымке

Яркие краски заката окрашивали небо в золото и королевский пурпур. Здесь, на даче, зрелище это повторялось каждый вечер, однако было оно столь великолепно, что надоесть никак не могло.

Закат в своем разнообразии подобен морскому пейзажу. Не повторяется форма облаков и их оттенки в лучах заходящего солнца. И настроение не повторяется. В нем может быть нежная задумчивость или легкая печаль по еще одному ушедшему дню, предвкушение завтрашних новых впечатлений, да мало ли что еще. Одно слово — закат. Одно из ежедневных чудес, посланное для умиротворения души перед отходом ко сну. Если кто способен его прочувствовать, конечно.

Лиза Бекетова была из тех, кто понимал закаты. Особенно красивы были они здесь, на природе. Девушка всегда радовалась, когда вся семья переселялась на дачу. Город она не любила. Слишком суетно, многолюдно, глупые условности светского общества, которые просто вздохнуть не дают.

А здесь, в Муромцево, и нравы вольнее, и свободы больше. Можно гулять в одиночестве в лесу или у озера, читать и сколько угодно размышлять о тех вещах, которые казались ей важными. А главное, меньше слушать порядком надоевшие сентенции о том, что естественные науки не для женского ума.

Лизу увлекали эти самые науки. Ей хотелось лучше понимать чудеса природы, которая ее окружала. Как и почему поют птицы, каким образом происходит движение соков в растениях, почему желтеют и опадают листья осенью. Процесс грустный, но неизбежный. Да, и роковой смысл понятия «неизбежность» ей тоже хотелось бы объяснить и принять.

А в этом случае на помощь приходили уже поэты. Стихи Лиза тоже любила. Пробовала даже писать сама. Но тайно, потому что боялась насмешек. Она могла доверять секреты своей души деревьям, птицам или проплывающим облакам. Да еще мохнатому верному другу Рою, охотничьей собаке. Он положит рыжеватую голову ей на колени, внимательно посмотрит умными янтарными глазами, и все-все поймет. Лиза же погладит шелковистую шерстку, и вздохнет: ведь бывают на свете и люди умные, понимающие, с которыми поговорить по душам можно. Да только где же их встретить?

Старшие сестры, Вера и Тата, слишком заняты женихами. О брате Сереже и говорить нечего. Он здесь бывает наездами, на каникулах только. Да и то вечно с приятелями то на рыбалку, то искупаться в речке, в лапту с деревенскими поиграть. Да мало ли какие дела у мальчишек в двенадцать лет находятся.

Соседки-ровесницы в большинстве своем легкомысленные хохотушки. Хотя встречаются и высокомерные злючки. Лиза, со своей любовью к «заумным» книжкам слишком странной им кажется. Неженственной.

Была, правда, у нее подружка, тихая, добрая Любочка. С ней можно было и поговорить, и помолчать о своем. Да вот только она с семьей недавно переехала. Далеко куда-то. Потерялись девочки.

Лиза грустно вздохнула и захлопнула книгу, лежащую у нее на коленях. Солнце садится, а стало быть, ужинать скоро позовут. Пора заканчивать с ботаникой.

Ужинать садились на веранде, на воздухе. Горничная Глаша, маленькая пышка с розанами во всю щеку, торжественно поставила на стол вскипевший самовар.

Анна Николаевна Бекетова, хозяйка дома, устроилась в любимом плетеном кресле, и накинула на плечи старинную шаль.

— Прохладный вечер, — проговорила она, и строго взглянула на Сережу, который попытался, было стащить пирожок с ливером: — Не будь таким нетерпеливым. Есть начнешь, когда все соберутся.

— Лизка опять с книжкой своей, небось, сидит, — проворчал мальчик. — Пока ее дождешься, с голоду помрешь.

— Тебе это не грозит, — хихикнула сестрица Тата. — Полчаса назад варенье в буфете трескал.

— Ябеда, — прошипел Сережа, и показал ей язык.

— Перестаньте, — сказала Анна Николаевна, приложив пальцы к вискам. — У меня от вас опять мигрень разыграется. А Лиза, в самом деле, всех ждать заставляет. И не в первый раз.

— Да вон идут барышня, — бойкой скороговоркой проговорила горничная, заваривая душистый чай. — И книжка при них.

— Простите, я задержалась, — тихо сказала Лиза, усаживаясь за стол.

— Что на этот раз тебя увлекло, позволь спросить? — с мягкой улыбкой поинтересовался Алексей Игнатьевич, глава семьи. Младшую дочь он любил, и относился к ее «чудачествам» с ласковой снисходительностью. Юна еще. Замуж выйдет, так некогда о ерунде будет думать.

— Фотосинтез, папенька, — Лиза подняла повыше учебник ботаники.

— Фотосинтез, гербарии, — тяжело вздохнула Анна Николаевна, разливая чай по фарфоровым чашкам. — Пока будешь этим голову забивать, не заметишь, как старой девой останешься. Все женихи разбегутся.

— Ах, маменька, вы снова о том же, — вздохнула Лиза.

— Да, снова, — слегка раздраженно продолжила старшая Бекетова. — Завтра Волшаниновы, соседи, на обед придут. И сын их Аркадий с ними. Хороший парень, тебе ровесник. Об этом лучше подумай, чем о своей ботанике. В прошлый визит он тебя спеть попросил. А ты что? Фальшивила нарочно, завывала, прямо как коты под окнами в марте. Я потом не знала, куда глаза девать со стыда. Зачем было подобную эскападу устраивать?

— А затем, маменька, что я не заводной автоматон, — несколько запальчиво воскликнула Лиза. — Я живой человек. В тот вечер мне совсем не хотелось петь. Не было настроения. Зачем меня было к тому принуждать? Вот и получил то, что заслужил.

— А в жмурки когда играли с колокольчиком? Ты свой колокольчик на Роя навесила. Сама в сторонке стояла, наблюдала, как бедный юноша нашего пса пытался поймать. Почему хоть вы не остановили глупую забаву? — Анна Николаевна с укором взглянула на старших девочек и сына.

— Так интересно же было, маменька, — давясь от смеха, проговорил Сережа. — Любопытно, чем все закончится. А Рой его так ловко водил.

— У меня не дети, а наказание Господне, — воздела очи горе хозяйка дома.

— Аркадий Владимирович, поди, приятеля своего чуднОго приведет, — хихикнула Глаша. — Вот непременно приведет. Гостит он у господ Волшаниновых нынче. Мне их горничная Дуняша сказывала.

Звуки музыки

В гостях у малознакомых людей Нейтан старался поменьше привлекать к себе внимание. По натуре своей он был интровертом, и комфортнее всего ему было наедине с книжкой или в лаборатории. Да и расовый вопрос играл не последнюю роль. Нейтан нередко чувствовал на себе откровенно ощупывающие взгляды белых людей, от чего ему бывало не по себе.

Иногда в этих взглядах таилось любопытство, иногда высокомерие или даже злоба. В нем часто видели ловкого выскочку, который занимает не свое место, и которого стоило бы проучить за дерзость. Нейтан сносил это молча, не нарываясь на открытый конфликт, и знал, что должен быть лучшим в той сфере, которую избрал. Только так он сможет выжить в этом мире белых людей.

Но иногда ему было особенно тяжело, и тогда в голову лезли обычные мысли эмигрантского ребенка о том, что может быть, родители совершили когда-то ошибку. Может быть в той стране, где живут люди с таким же лицом, как у него, жизнь была бы проще и понятнее. А здесь он так часто чувствует себя чужаком. И все же, он должен быть благодарен той стране, где родился, за фантастическую возможность учиться в лучшем университете. Исполнить свою мечту и получить степень доктора медицины, изучать тяжелые болезни сердца и может быть даже найти лечение от них. Спасать жизни. А ради этого стоить потерпеть косые взгляды и насмешки.

И теперь, в гостях у Бекетовых, Нейтан старался вежливо стушеваться, по своему обыкновению. Однако ему это не удалось.

Во-первых, здесь не так часто видели иностранцев, и каждому хотелось узнать что-то о его родных краях, об университете, об обстоятельствах знакомства с Аркадием. А во-вторых…

Ох уж, это во-вторых. Странное довольно обстоятельство. При всей, скажем так, экзотичности своего облика, Нейтан в любом обществе волей-неволей, привлекал к себе женское внимание. И вроде бы он ничего особенного не делал. Вел спокойную вежливую беседу или вообще тихо сидел где-нибудь в уголке, предаваясь каким-то своим думам. Но где бы Нейтан не находился, он чувствовал на себе заинтересованные женские взгляды. Иногда излишне откровенные. Настолько, что иногда хотелось в ответ сказать или сделать что-то дерзкое. Но он рано научился осторожности и умел обуздывать себя.

А сейчас ему был важен только один взгляд. И глаза, которые он искал, были словно море в ясную погоду. Лиза и Нейтан тщательно оберегали свою утреннюю тайну. Оба вежливо и немного отстраненно провели церемонию знакомства на людях. И только улыбки, легкие, словно прикосновение крыльев бабочки, давали знать о том, что они рады новой встрече, происшедшей так скоро.

На Лизе было прелестное платье из бледно-голубого муслина. Оно необыкновенно шло ей, подчеркивая глубину глаз. И Нейтан дал ей это понять, нежно пожимая тонкие пальчики при «знакомстве», впитывая взглядом ее всю, от аккуратно уложенной прически, до кончиков белых крошечных туфелек.

Лиза была немного смущена столь откровенным интересом юноши, которого она, в сущности, едва знала. И в то же время в душе ее трепетало что-то вроде ликования. Было необыкновенно приятно выглядеть красивой именно для него. Раньше ей было безразлично, находят ее привлекательной или нет.

На приветствие Аркадия, к великой досаде матери, Лиза ответила вежливо, но суховато. Слишком захватили ее новые ощущения, связанные с присутствием иноземного гостя.

Разумеется, Нейтан и Аркадий, стали главными персонами в разговорах за столом. Бекетовым непременно хотелось знать, каким же образом они познакомились.

— На лекциях по экономической теории, — громогласно и весело болтал Аркадий. Ему приятно было находиться в центре внимания, хотя французский язык, на котором решено было общаться, он и недолюбливал. — Мы оба там присутствовали в качестве вольных слушателей. Мне были непонятны какие-то моменты в расчетах и формулах. Нейтан помог. Мы сидели рядом. Разговорились. Оказались какие-то общие интересы. Ну и так пошло. К тому же я не так уж хорошо владею английским. Нейтан и в этом оказался мне полезен. А однажды вытащил из передряги…

Здесь Аркадий немного смутился и замолчал, сообразив, что сболтнул лишнего.

— О, из какой передряги? — сразу заинтересовались Вера и Тата. — Нейтан, вы герой, оказывается.

— Я вовсе не герой, мисс, — сдержанно ответил американский гость. — Аркадий, очевидно, вспомнил, как едва не попал под экипаж, увлекшись разглядыванием витрины. Я просто вовремя его оттолкнул с опасного места. Это всего лишь внимательность на улице. И никакого героизма. Правда, ведь, Аркадий?

Лиза заметила, как Нейтан тихо толкнул приятеля в бок. Что-то здесь было не явно не так. В этом бытовом объяснении ровным приятным баритоном.

— А, да-да, — встрепенулся Аркадий, — Именно этот случай я и имел в виду. На незнакомых улицах иногда теряешься. А в Лондоне такое движение.

— Только то? — разочаровано надула губки Тата.

— А я уж подумал, там настоящее приключение было, — в голосе Сережи сквозило такое же чувство. — Как у Ната Пинкертона.

— Опять Пинкертон, — вздохнула Анна Николаевна. — Ты бы хоть что-то полезное почитал. Арифметикой позанимался.

— Летом еще с цифрами возиться, — с отвращением пробубнил подросток. — Скука смертная.

— Вы не правы, Сережа, — неожиданно вступил в разговор Нейтан. — Арифметика совсем не скучная наука. В ней столько интересного. И не стоит бояться цифр. Они в основе любого жизненного процесса. Да что там, музыка и та подчиняется арифметическим законам.

— Вот, послушай умного человека, — Анна Николаевна прямо просияла, глядя на Нейтана.

Сережа только насупился и презрительно буркнул про себя: «Зубрила».

— Нейтан, а вам нравится в России? — поинтересовался Бекетов старший.

— Да, очень, — улыбнулся юноша. — Здесь каждый день что-то новое узнаешь. Путешествия вообще очень кругозор расширяют. Мне нравится деревня. Люди, воздух, животные. Тепло. Цветов много. Сирэн, — он метнул быстрый взгляд на Лизу, поймав ее ответную улыбку заговорщицы.