Сирруш

Пролог

Утерев от пота широкий лоб пухлой рукой, Абару крикнул:

— Лев или антилопа?!

— А?! — донеслось снизу.

Закатив глаза, он набрал в легкие побольше воздуха и пробасил:

— Лев или антилопа?!

— Что?!

Заскрипев зубами от негодования, Абару посмотрел вниз. Отсюда, с высоты примерно тридцати локтей[1], все казалось таким маленьким. Оно и не удивительно. Ведь он находился не на твердой почве, а упирался ногами в последнюю ступеньку длинной лестницы, приставленной к одной из башен ворот богини Иштар[2]. Будь на его месте кто-либо другой, то у него непременно закружилась бы голова. Но Абару являлся опытным резчиком по камню, и боязнь высоты не испытывал много лет.

Его помощник Арманис сидел под самодельным навесом из козьей шкуры, прячась от горячих лучей полуденного солнца, и изучал надписи на глиняных табличках. Отсюда он выглядел еще более щуплым и тощим. Длинные волосы спадали ниже ушей, сливаясь с короткой черной бородой, а обнаженное тело, прикрытое набедренной повязкой, лоснилось от пота.

После очередного оклика Арманис оторвал-таки взгляд от глиняных табличек и вопросительно воззрился на Абару снизу вверх.

— Лев или антилопа?!! — проорал резчик, теряя последние капли терпения, но помощник только непонимающе пожал плечами.

Издав злобный рык, Абару начал медленно спускаться.

— Шакалы Ламашту[3] его раздери, — бубнил он себе под нос, аккуратно ступая толстыми ногами в кожаных сандалиях по деревянным ступеням, — глухой идиот. Тупица.

Арманис с нескрываемым любопытством наблюдал за передвижениями своего учителя.

Добравшись до середины лестницы тот смачно сплюнул и рявкнул:

— Я говорил, что куриный помет приносит больше пользы, чем ты?!

Арманис в возбуждении вскочил:

— Чем я заслужил подобные слова?! Вам там на вершине голову напекло?

— Прочисти уши от смолы, щенок! — огрызнулся Абару, преодолевая остаток пути, а затем, удивительно для своего тучного телосложения, ловко спрыгивая на землю.

— Только после того, как вы прочистите горло, — парировал помощник, скрещивая руки на груди и обиженно отворачиваясь.

— Иногда мне кажется, — пыхтя, словно бык, сказал Абару, подходя ближе, — что твой папаша что-то знал, называя сынка Арманисом[4].

Тот резко обернулся, непроизвольно опуская руки и сжимая ладони в кулаки:

— На что это вы намекаете?

— А сам как думаешь?

Абару осклабился. Его сверкающие белые зубы на фоне густой завитой бороды напомнили Арманису оскал гиены. Он немного поежился.

Резчик заорал, едва не оглушая бедолагу, брызгая слюной:

— Лев или антилопа?!! Неужели так сложно было ответить?! Заставил меня слезать с этой дерьмовой лестницы! — он снова смачно харкнул.

— Вам полезны упражнения,

— Не забывайся!

Арманис вскинул руки:

— Побойтесь богов, мастер резчик! Я о вашем здоровье беспокоюсь. Лишний вес...

— Заткнись! — цыкнул Абару и, чувствуя, что голова начинает закипать, а щеки раскраснелись, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Бык, — прошептал Арманис.

— Что?!

«Я сказал, что ты толстый, необузданный бык!».

— Выбейте там быка, — пожал плечами Арманис.

— Я сейчас тебе зубы выбью, — устало произнес Абару, но без былой злобы, — сколько раз повторять, что этот труд называется резьбой. Работой по камню. Выбивают ковры палками во дворе, — Абару вяло махнул рукой и вздохнул, — быка, значит?

Арманис, молча, кивнул, все еще испытывая легкий привкус обиды.

— Но почему бык-то?

— Львы и антилопы уже есть. К тому же, на этой стороне осталось только одно место для высечения картинки...

— Рельефа, — поправил его резчик и постучал пальцем по виску, — запомни уже, наконец.

— Рельефа, — покорно повторил Арманис.

— Меньше думай о выпивке и голых женщинах.

Ученик широко улыбнулся:

— Уверен, вы и сами не откажетесь от кружечки пива.

Какое-то время Абару хмуро наблюдал за помощником, но затем его лоб разгладился от морщин.

Он даже натянуто улыбнулся:

— Ну, хорошо. Но только кружечку. Иначе я навернусь с лестницы. Или, что еще хуже, вместо быка вырежу неприличное слово. Тогда начальник стражи с меня три шкуры спустит.

Арманис кивнул и расплылся в веселой ухмылке. Каким бы суровым ни старался казаться мастер резчик, долго обижаться на него не получалось.

Грузно опустившись на соломенную циновку в тени, Абару дождался, пока помощник наполнит глиняную кружку до краев, и с жадностью осушил половину. Пиво оказалось дешевым, пальмовым, но в ту секунду он не придал этому значения. Слишком сильна была жажда и слишком холоден напиток.

Часть I. Что посеешь — то пожнешь. Глава 1

За сладкое приходится горько расплачиваться.

Леонардо да Винчи

Снаружи доносилось щебетание птиц. В арочный проем полуприкрытого ставнями окна проникли первые лучи восходящего солнца. Пронзив пространство, словно миниатюрное огненное копье, они остановились на загорелом и умиротворенном лице Шанкара. Он спал на кровати в обнимку с прекрасной девицей из ближайшего борделя. Солнечные зайчики, несмотря на всю свою яркость, не сумели пробудить опытного охотника от глубокого сна. Однако это оказалось под силу кое-кому другому. Уже через мгновение в окне появилась маленькая курчавая голова.

Загородив своим телом проход утреннему свету и отбросив на лежавших собственную тень, загорелый почти дочерна мальчуган, едва сдерживая смех, проорал:

— Подъе-е-е-м!

Шанкар резко сел и ударил по ставням, заставляя те с оглушительным треском захлопнуться. Не теряя времени, выхватил из-под подушки длинный медный кинжал и вскочил, упершись в пол стройными мускулистыми ногами. Сосредоточенный взгляд черных острых глаз, в которых не осталось и капли сонливости, устремился на створки. Те жалобно поскрипывали. Лишь на долю секунды Шанкар скосил взор на кровать, где продолжала посапывать обнаженная девица.

«Правду говорили. Ее и разъяренный слон не разбудит».

Однако через миг он вновь смотрел на закрытое окно, крепко сжимая кинжал в правой руке.

Оттуда послышался тонкий приглушенный голосок, в котором от былого веселья не осталось и следа:

— Богиня-мать[1], прародительница жизни, это же я!

— Кто, ты? — хмурясь, хрипло спросил Шанкар.

— Каран. Ты что, не узнал меня?

— Каран?

Охотник опустил руку с оружием и с облегчением рухнул на кровать. Доски протестующе заскрипели от такой наглости. Сделав глубокий вдох, он положил клинок обратно под подушку и аккуратно открыл ставни. Лучики света вновь проникли внутрь, остановившись на его мощной груди.

— Ну, где ты там?

Отозвавшись на зов, в проеме вновь появилась маленькая курчавая голова.

Каран виновато улыбался:

— Не знал, что ты так испугаешься. Когда хлопнули створки, я сам чуть не обделался.

— С чего ты взял, что я испугался? — вскинул брови охотник.

Мальчишка хмыкнул:

— Иначе бы не вскочил, словно варом ошпаренный.

Тот не стал спорить. Если Каран в чем-то уверен, то переубедить его не получится. К тому же, он и вправду испытал долю испуга. Крик оказался внезапным.

Проведя пятерней по длинным, темным и взъерошенным волосам, Шанкар поинтересовался:

— Что ты тут делаешь в такой ранний час?

Каран заулыбался во весь рот, обнажив стройный ряд белоснежных зубов:

— Пришел напомнить о важной встрече, которая состоится у тебя сегодня.

— Какая еще встреча? — тупо произнес охотник, однако потом вспомнил, но было уже поздно. Мальчуган гордо вскинул приплюснутый нос.

— Так и знал, что без меня ты все забудешь.

— Я вспомнил, — буркнул Шанкар.

— Благодаря мне, — настаивал Каран, выпятив нижнюю губу.

— В любом случае, — зевнул охотник, — до нее еще несколько часов. Так, что сделай одолжение — займись делами.

— Все утренние дела я уже закончил, и теперь свободен, как ветер, — хихикнул тот.

— Каран, — мягко произнес Шанкар. Как охотник ни старался, он не мог заставить себя сердиться на этого мальчугана, сына соседской рабыни. Было в нем нечто такое, чего недоставало ему самому. Беззаботности. Невероятной энергии, бьющей фонтаном через край, и светлой, чисто детской жизнерадостности, еще не обремененной грузом проблем. — Я просто хочу немного поспать.

— Правда? Не выспался? — лицо Карана слегка вытянулось. Он заглянул внутрь хижины. — А-а-а-а, понимаю, — протянул он, окидывая взглядом упругие ягодицы девицы, продолжавшей сопеть на ложе, — не до сна было, — мальчик похабно подмигнул.

— Проваливай, — беззлобно крикнул Шанкар и вновь хлопнул ставнями. На этот раз не сильно.

С улицы послышался звонкий детский смех, а затем топот босых ножек по известняку, убегавших к соседнему дому. Где-то вдали прокричал петух, предупреждая всех о начале нового дня.

Тяжело вздохнув и проведя мозолистыми пальцами по лицу, Шанкар хотел было снова прилечь, но в последний момент передумал. Рывком заставив себя подняться, он прошел в соседнюю комнату, служившую кухней и ванной одновременно. Встав на небольшое прямоугольное возвышение с круглым отверстием в полу, охотник ухватился за ручки терракотового кувшина и с превеликим наслаждением окатил себя ледяной водой. Легкая дрожь пробежала по телу, однако она быстро прошла, уступая место бодрости и приливу сил. Удовлетворенный, Шанкар вернулся в спальню, при этом завязывая мокрые волосы в пучок на затылке. Девица продолжала сопеть, повернувшись лицом к стене и демонстрируя округлые формы своих бедер. Полюбовавшись на эту естественную красоту, охотник подошел и легонько шлепнул ее пониже спины. Девушка пробормотала что-то нечленораздельное, но так и не проснулась.

Глава 2

По ту сторону двери раздались шаркающие шаги, а затем приглушенный и усталый голос спросил:

— Кто там?

— Это я, Шанкар.

Послышался скрежет отпираемого засова, и на пороге появился невысокий, гладковыбритый молодой человек с изможденным и несвойственным возрасту морщинистым лицом. Его жилистые руки до локтей покрывали зарубцевавшиеся шрамы, а оголенные ступни выглядели так, будто он провел в походе по джунглям целый месяц. Босиком.

При виде охотника, глаза человека заблестели, а рот расплылся в вымученной улыбке:

— Здравствуй, Шанкар.

— Доброго дня, Анил.

Мужчины крепко обнялись и похлопали друг друга по спине.

— Входи и присаживайся, — пригласил Анил, закрывая за гостем дверь.

В очередной раз Шанкар подметил про себя, что внутреннее убранство жилища лесоруба почти ничем не отличается от его собственного. Та же невысокая деревянная кровать. Маленькие полочки на стенах. Парочка табуретов и тесноватая кухня с местом для омовения. Единственное, у дома Анила имелся пристрой, в котором тот хранил различного рода инструменты. Шанкару такой был без надобности.

«Типичный дом типичного горожанина. Все есть и ничего лишнего. И так продолжается, наверное, уже лет сто. Если не двести».

— Садись, — указал пальцем Анил на кровать, а сам рухнул на табурет напротив.

Шанкар оценивающе посмотрел на его:

— Пожалуй, тебе стоит прилечь. Выглядишь скверно.

Лесоруб только устало отмахнулся:

— Все лучшее гостю. К тому же, не беспокойся, я отдохну, когда ты уйдешь.

Шанкар не стал спорить и присел на краешек ложа:

— Как жена и дочь?

— Нормально, — глухо выдохнул Анил, — но, если ты не против, оставим любезности на потом. Мина и Нирупама ушли на рынок, так что у нас есть время для разговора.

Шанкар нахмурился:

— Ты не хочешь говорить при них?

Анил закачал головой.

Он дышал слегка прерывисто, будто недавно совершил длительную пробежку:

— Нет. Не хочу, Шанкар. Зачем тревожить родных раньше времени?

Охотник почувствовал, как остатки хорошего настроения стремительно улетучиваются, подобно воде из кипящего котла:

— Есть повод для тревоги?

— К сожалению, — Анил громко сглотнул, — есть.

— Все настолько серьезно?

— Да, Шанкар, — сокрушенно вздохнул лесоруб, сцепляя руки и наклоняясь к нему, — серьезно.

— Рассказывай.

Анил шмыгнул носом и утер ладонью лицо:

— Они рубят. Нещадно.

Шанкар вздрогнул и на секунду прикрыл глаза.

То, чего он опасался больше всего, подтвердилось:

— Много?

— Я же сказал, — в глазах Анила появилось отчаяние, — нещадно. В верховьях Синдху, там, где его могучее русло питает Панджнад[1], их почти не осталось.

Охотник ощутил неприятный холодок в области шеи, а живот предательски скрутило:

— Невозможно! Не верю! Не может быть все так ужасно!

— Я был там, Шанкар, и видел все вот этими глазами, — он двумя пальцами в виде рогатки указал на свои очи, — пальмы, фикусы, салы[2]. Их поверженные стволы аккуратно лежат вдоль Синдху, ожидая сплава к Мохенджо-Даро, — Анил откинулся назад, облокотившись о глиняную стену, — оба берега в том месте теперь напоминают кладбище, а торчащие из земли пни — надгробные плиты.

Шанкар встал и сделал несколько нервозных шагов по комнате. Лесоруб внимательно наблюдал за ним.

Охотник поинтересовался:

— Ты не знаешь, куда могло понадобиться столько дерева?

— Нет, — сокрушенно покачал головой Анил. — Мне ничего не известно об этом.

— Они продолжают вырубку?

— Во имя Богини-матери, откуда мне знать?! — резко воскликнул лесоруб.

Шанкар обернулся и понимающе посмотрел на него.

«Правда. Откуда ему знать?».

Анил понурил голову:

— Прости. То, что там произошло... потрясло меня до глубины души. Да, рубить деревья — моя работа. Я за нее получаю серебро. Но это уже слишком... К тому же, — он перевел взгляд на свои израненные руки и набухшие стопы, — я устал с дороги. Очень устал.

— Это ты прости, — сказал Шанкар, снова присаживаясь на кровать, — глупый вопрос.

— Думаю, что да, — все же ответил Анил, — они продолжают, но утверждать не берусь. В конце концов, я не выдержал и бежал оттуда, с трудом разбирая дорогу, — он издал смешок безумца, — даже бронзовый топор свой там оставил, — Анил поднял взор, в котором читалась надежда, тонущая в пучине отчаяния, — что я скажу Богине-матери, когда настанет мой последний час? Что хладнокровно уничтожил десятки ее творений? Безо всякой на то причины?

Глава 3

— Сколько мы с тобой уже знакомы? — внезапно спросил Девадат.

— Около пяти лет, — ответил Шанкар, чувствуя легкое удивление.

Он не ожидал, что Верховный жрец начнет разговор с подобного вопроса. Охотник пристально вгляделся в лицо пожилого мужчины, но не смог ничего усмотреть. Девадат был одним из немногих людей, которому удавалось скрывать даже простейшие мысли под маской мудрости и непроницаемости.

— Надеюсь, ты рад этому так же, как и я.

— Могли и не спрашивать, Ваша Светлость.

— Полагаю, за столь длительный срок верной службы, ты достоин того, чтобы не обращаться ко мне по титулу, — с вялой улыбкой на тонких губах сказал жрец.

— Это немного непривычно, — заерзал на стуле Шанкар.

— Придется привыкать.

— Хорошо, — медленно протянул охотник, все еще испытывая неловкость.

— Интересные новости приходят с севера, — быстро сменил тему Девадат, пока они ожидали прихода привратника.

— Да? Какие? — поинтересовался Шанкар.

«Уж не о варварской ли вырубке джунглей сейчас пойдет речь?».

Он ошибся. Верховный жрец заговорил совсем о другом.

— Ты когда-нибудь встречал телегу, движущуюся со скоростью галопа?

Шанкар в изумлении поднял левую бровь:

— Нет. Разве такое возможно?

Девадат вздохнул:

— Вот и я думаю, что нет. Однако наши дозорные на границах к северу от Хараппы клянутся, что видели такую.

— Неужели?

— Да, — кивнул жрец, — более того, они утверждают, что в телеге стоя ехали два человека. Повозка так стремительно пронеслась в отдалении, что быстро скрылась из виду.

— И чего только не привидится на жарком солнце, — хмыкнул Шанкар.

Девадат улыбнулся:

— Согласен. Либо наши стражи знатно перебрали вина, либо им хорошенько напекло голову. А возможно и то, и другое. Вот и чудятся всякие небылицы.

— Верно.

— Однако оставим эту тему. Я пригласил тебя не за тем, чтобы обсуждать какие-то сказки.

В этот момент появился слуга с подносом и поставил яства перед собеседниками. Легким взмахом руки Девадат приказал привратнику удалиться. Тот послушно ретировался.

— Есть мысли касаемо того, почему ты здесь? — спросил жрец, ловким движением отламывая куриную голень.

— Очередной носорог наводит ужас на деревни? — в ответ поинтересовался Шанкар, берясь за вторую ножку.

— Что, — жуя, усмехнулся Девадат, — снова хочешь получить в награду за опасного зверя драгоценный камень?

— А кто не хочет? — молвил охотник, вспоминая сапфир.

«И я по-прежнему не жалею о том, что отдал его».

— Твоя правда. Но сейчас носороги ни при чем.

— Тогда у меня не осталось догадок, — охотник впился зубами в птицу.

Медленно пережевывая мясо, жрец подметил:

— Ты слегка мрачен и задумчив. Не похоже на того охотника, которого я знаю. Будто он разом потерял хватку.

Шанкар не ответил. Он продолжал молча жевать, нахмурив брови.

— В чем дело? — повелительным тоном поинтересовался Девадат, откладывая пищу в сторону.

— Вы знаете, что к северу от города ведется вырубка леса? — внезапно выпалил Шанкар.

Девадат помрачнел, но утвердительно кивнул:

— Да, знаю.

— И размах происходящего?

— Мне это известно, — вздохнул Девадат, — более того, вырубка проводится с моего личного согласия.

Охотник поперхнулся:

— Вы дали на это варварство согласие?! Не верю!

Девадат мягко вскинул правую руку, жестом попросив не повышать голос:

— Поверь, Шанкар, у меня самого сердце кровью обливается, но это вынужденная мера.

Охотник в свою очередь отложил еду в сторону и уставился на жреца:

— Вынужденная мера?

— Позволь, объясню.

— Конечно, — Шанкар налил вина в небольшой глиняный стакан, чувствуя потребность в выпивке.

— Юго-восточная часть города — самая древняя, насколько ты знаешь,— начал пояснение Верховный жрец, — те дома были построены во времена, когда еще мой прапрапрадед не родился. Постройки обветшали, со стен сыплется штукатурка, кирпич треснул, а балки прогнили насквозь, — Девадат выдержал паузу, а затем добавил, — нам нужно снести все здания юго-восточного квадрата Мохенджо-Даро и заменить их новыми.

— И на строительство понадобится столько дерева?! — воскликнул охотник и залпом осушил стакан.

— Нет, не на строительство, — покачал головой жрец.

— Тогда я не понимаю, — Шанкар вновь наполнил сосуд.

Глава 4

Коренастые ноги в походных сандалиях взбивали пыль на грунтовой дороге, ведущей на север в сторону Хараппы.

Солнце, стоявшее в зените, сильно раскалило воздух, который становился почти нестерпимым от жара. Ощущение зноя усугубляло полное отсутствие ветра. Джунгли, растущие справа от дороги, стояли не шелохнувшись. Слева располагалась линия густых зеленых кустарников, скрывающих за собой берег реки Синдху. Растения сохраняли полную неподвижность. Словно самой природе было лень шевелиться во время этого марева. Не было слышно ни пения птиц, ни криков обезьян. Только глухой звук шагов путника, идущего на север. Казалось, весь окружающий мир тихо пережидает жаркое время в полуденной дреме.

И Девадат уловил это настроение. Плавно шагая по дороге, он буквально впитывал в себя умиротворение и покой, получая душевное упоение.

Когда он скинул богатую мантию жреца, заменив на простой походный плащ из овечьей шерсти, то сразу ощутил, как тяжкий груз ответственности и мучительных переживаний упал с плеч. Словно со старым одеянием канула в лету и его прошлая жизнь. Теперь перед ним лежал лишь путь. Путь, который он волен выбирать сам. Фляга с водой. Мешочек с сухарями, прикрепленный к поясу, да длинный деревянный посох. Больше ничего изгнаннику не нужно.

Только небольшие угрызения совести временами врывались в душу из потаенных глубин разума, ненадолго нарушая всеобщую идиллию. Но он быстро гнал их прочь.

Девадат шел с самого утра. Мохенджо-Даро давно скрылся позади за горизонтом. Легкая улыбка играла на тонких губах путника, а посох постукивал по грунту в такт шагам.

Полностью сосредоточившись на созерцании красот окружающего мира, Девадат не сразу заметил, что кустарник, росший слева от дороги, начал редеть, а примерно в сотне локтей впереди и вовсе исчезать. Бывший жрец замедлил шаг, а спустя минуту окончательно остановился. Улыбка съехала с лица. В глазах появилось задумчивое выражение, плавно сменившееся печалью. Девадат приближался к месту, где проводилась вырубка леса. Проводилась по его приказу.

Когда он отдавал сие повеление, то сердце кровью обливалось. И бесполезны были утешения, что это вынужденная мера, иначе пострадают жители. Жизни людей крупной части города окажутся под угрозой. Но доводы не возымели должного действия, ибо Девадат прекрасно понимал — какими бы ни были причины, побудившие его отдать варварский приказ, они его не оправдывают. Охотник Шанкар прав. Уничтожение деревьев может привести к крайне печальным последствиям. И дело здесь не только в естественном сокращении природных угодий. Существует серьезный риск того, что ослабленная почва возле берегов Синдху не сможет более удерживать ту в родном русле. А это повлечет за собой затопление огромных земель, превращая их в болота, непригодные для проживания. Не исключено, что от них пострадает и сам Мохенджо-Даро, расположенный в непосредственной близости от реки.

От былого приподнятого настроения Девадата не осталось и следа. Оно испарилось, как роса с листьев лопуха ранним утром Бхадрапада[1].

— Я не хочу на это смотреть, — одними губами прошептал он.

Чувство вины, исчезнувшее в тот момент, когда он снял с себя одеяние жреца, вернулось вновь и напомнило о себе. Словно некто невидимый ударил Девадата острым кинжалом в самое сердце.

Вырубка леса — его приказ. А приказывать другим осуществлять подобное — все равно, что самому взять в руки топор.

— К шакалам эту Хараппу, — в сердцах бросил он, — вернусь, а потом отправлюсь на юг, в Лотхал.

Приняв это решение, Девадат быстро развернулся и уже собрался идти обратно, как вдруг из зарослей донесся странный и непонятный шум. Бывший жрец повернул голову в ту сторону, откуда доносился звук, и внимательно прислушался. Мышцы напряглись, а костяшки пальцев, сжимавшие посох, побелели. Взгляд Девадата быстро обежал зеленую чащу, подступающую прямо к обочине.

Спустя несколько томительных мгновений звук раздался вновь. Будто нечто прошелестело опавшей листвой, подкрадываясь по земле недалеко от дороги.

Девадат развернулся к джунглям всем телом, слегка согнув ноги в коленях. Взмахнул посохом и ухватил его обеими руками, намереваясь использовать как длинную дубинку.

— Синха[2], — прошептал Девадат, сощурив глаза.

Послышался хруст ломающихся веток. Нижние части деревьев затряслись от прикосновения зверя.

Нахмурившись, бывший жрец проговорил:

— Слишком крупный для синха... неужели... носорог?

Он не успел додумать до конца.

Нечто выпрыгнуло на дорогу с такой скоростью, что Девадат не сумел толком рассмотреть. Что-то сильно ударило в левый висок, рассекая воздух, как кнут погонщика зебу. Скулу обожгло, будто к ней приложили клеймо. Жрец рухнул на дорогу, глотая ртом пыль. В ушах звенело. Сильная боль расползлась по левой части лица. Перед глазами все поплыло. Сердце гулко стучало, отдаваясь в висках. Хриплое дыхание вырывалось из легких.

Девадат тряхнул головой. Зрение стало понемногу возвращаться в норму. Каким-то чудом жрецу удалось не выронить посох, и тот по-прежнему был в руках. В тот момент, когда Девадат решил было вскочить на ноги, над ним зависла чья-то тень. Он отчетливо видел ее очертания на серой дороге. Она накрыла его целиком, заслоняя от солнечного света. На дальнем конце тень заострялась, словно ее отбрасывал длинный меч в вытянутой руке.

Глава 5

— Анил?

Лесоруб поднял веки и уставился в потолок. Белки глаз раскраснелись. Тело ломило от усталости и перенапряжения. Вдобавок ко всему его переполнял страх. Страх перед неизвестностью. А картины из воспоминаний недалекого прошлого только ухудшали душевное состояние.

В их доме царил сумрак, несмотря на то, что солнце уже взошло над горизонтом. Тесная застройка не позволяла лучам проникать внутрь.

Мина лежала рядом на постели. Светлая хлопковая рубаха скрывала легкую полноту ее тела, от которой она никак не могла избавиться после рождения дочери. Темные длинные волосы растрепались по плечам. Густые брови сдвинулись к переносице, а в карих глазах застыла тревога.

— Что? — сухо ответил Анил.

— У нас заканчивается серебро.

— Я знаю.

Мина поджала губы:

— Тебе нужно вернуться на просеку.

— И не подумаю, — Анил резко отвернулся и лег спиной к жене.

— Тогда что нам делать? — у Мины дрогнул голос.

— Пойду мести улицы. Устроюсь на свиноферму Панишвара. Что угодно, но больше топор я в руки не возьму!

— Анил, ты лесоруб, а не прислуга.

Он промолчал.

Анил ощутил, как мягкая холодная ладонь Мины коснулась его плеча:

— Панишвар много не заплатит. Уборщик улиц тоже получает гроши. Живи мы одни, я, быть может, и согласилась... поняла тебя. Но у нас маленькая дочь. Подумай о Нирупаме.

Кулаки Анила непроизвольно сжались:

— Я не могу, — процедил он сквозь зубы, — ты не ведаешь того, что там происходит. Не выдержу! Не выдержу я более!

— Ради Нирупамы, — в голосе Мины прозвучали слезы, — молю тебя, Анил.

Лесоруб закрыл глаза, пытаясь унять заколотивший его озноб.

Ради Нирупамы он готов пойти на все. Но способен ли вновь взять в руки топор? Шанкар не зашел к нему вчера вечером, поэтому лесоруб не знал, что сейчас происходит в верховьях Синдху. Анил злился. Злился, что охотник так и не явился. А ведь он обещал! Быть может, ему бы уже и думать не пришлось о возвращении на просеку.

Анил даже не подозревал, что Шанкар напрочь забыл о своем обещании. И все из-за прекрасной Нилам, перед чарами которой он не смог устоять.

***

— Ну и гадость!

Абхай, здоровый лесоруб с широкими плечами и тупым выражением лица, сплюнул на землю. Следом за харчком полились остатки гороховой каши — прямо под пень, на котором детина сидел.

Его приятель Кунал, такой же здоровяк, только чуть меньше ростом и с проблесками ума в глазах, хмыкнул, вставая с соседнего пенька:

— А ты ожидал, что нас тут разносолами кормить будут? Мы и так жалование получаем за работу. А еда, между прочим, казенная.

— Да плевать! — взревел Абхай. — Мне мясо нужно для силы, иначе как я буду рубить эти проклятые пальмы?

— Топориком, друг, топориком, — Кунал помахал перед его носом бронзовым лезвием, заблестевшим в лучах утреннего солнца.

Позади послышался треск и звук падения очередного срубленного дерева. Остальные лесорубы уже принялись за работу, очищая от джунглей новый участок земли. Вчера им пришлось отойти от берега вглубь, ибо деревьев поблизости уже не осталось.

Только Абхай и Кунал продолжали находиться возле русла реки, складируя стволы на подготовленные плоты для дальнейшего сплава в Мохенджо-Даро. Там древесина должна пойти на растопку огня, необходимого для обжига глиняных кирпичей под строительство нового городского квартала. Однако такие тонкости Абхая и Кунала не интересовали. Оба они были родом из небольшой деревеньки, что располагалась вверх по течению. Все, что привлекало их интерес в этом деле — плата за работу. И плата оказывалась немалой. Вполне возможно, что денег в итоге хватит на покупку лошади для хозяйства и постройки нового, более крепкого дома. Так, по крайней мере, размышлял Кунал, мечтавший стать первым парнем на деревне. Мысли же Абхая никогда дальше выпивки и веселья не заходили.

Четверо лесорубов приволокли к берегу очередную пальму и бросили возле деревенских приятелей.

— Хватит прохлаждаться, бездельники, — весело крикнул один из них, вытирая пот со лба, — топоры в руки и за дело!

— Кто бы говорил, Мадхан, — быстро парировал Абхай, — ты позавчера полдня на брюхе пролежал!

— Ладно-ладно, — взмахнул топором Кунал, — несите следующую, а мы пока займемся этой.

Компания лесорубов, возбужденно переговариваясь, вновь направилась вглубь чащи. Вскоре они скрылись за листьями деревьев, откуда непрестанно доносился звук откалывающихся щепок и хруст ломающихся стволов.

— Все как обычно? — уточнил Абхай, берясь за топор.

— Да. Сначала отрубаем макушку, затем волочем ствол на плот.

Абхай тяжко вздохнул:

— Мне нужно мясо.

— Погрызи кокосы, — ухмыльнулся Кунал.

Глава 6

Долина реки Сарасвати представляла собой обширную равнину, усеянную тут и там многочисленными деревушками. Жители каждый день трудились на целой сети каналов, питающих поля с пшеницей, хлопком и ячменем. Собранный урожай отправляли в Хараппу и Мохенджо-Даро. Сама Сарасвати пусть и уступала размерами своему брату Синдху, но была достаточно полноводна.

Последний раз Шанкар был в этих краях около трех лет назад после очередной охоты на диких зубров. Общая картина долины, ее дивные естественные красоты, вкупе с плодами трудов человеческих, произвели на него тогда неизгладимое впечатление. Охотник считал эту часть света одним из самых приятных и уютных уголков на земле. Полупустые грунтовые дороги, соединяющие одно поселение с другим, проходят меж широких полей, на которых поспевают золотистые злаки, колосящиеся на свежем ветру. Засевные площади плавно сменяются лугами для выпаса домашнего скота. Периодически встречаются местные жители, всегда приветливые и улыбающиеся, готовые принять путника в собственном доме и подсказать дорогу. Ближе к деревням людей на полях становится больше, жизнь не перестает течь ни на миг, подобно реке Сарасвати, наполняя регион своей силой. Таким запомнился этот край Шанкару.

Восседая на белоснежном коне, он покинул территорию джунглей, окружавших долину полумесяцем с запада и севера, и вступил на грунтовую дорогу, ведущую к одной из первых деревень. Цокот копыт гулко отдавался в полуденной тишине. Солнце, находившееся в самом зените, нещадно палило. В какой-то момент охотник начал жалеть, что покинул лесную прохладу. Теперь он мечтал поскорее оказаться в деревне. Под спасительной соломенной крышей и с кружкой пива в руке. Шанкар с трудом подавлял желание пришпорить лошадь и преодолеть оставшееся расстояние галопом. Однако кобыла скакала без отдыха с раннего утра. Она тоже изнывала от палящего зноя. Из ее пасти вырывался тяжелый храп. Поэтому он не стал рисковать и решил поберечь животное.

Вытерев пот со лба, Шанкар заметил, что луга, окружавшие дорогу, выглядят далеко не так привлекательно, как они запомнились ему в последний раз. Трава сильно поредела и потеряла в высоте. Она утратила былую зелень, отдаваясь болезненной желтизной. Охотник прищурил глаза и озадаченно нахмурил брови. Почва изрядно выветрилась и просохла, покрывшись сеткой из трещин. Если бы не растительный покров, она бы походила на каменистую пустыню. Шанкар почувствовал, как семена тревоги, посеянные несколько дней назад, дали всходы и теперь стремительно ползут вверх, словно молодые деревца, тянущие стебли к солнцу.

Продолжая двигаться по грунтовой дороге, лошадь взбивала копытами пыль. Вскоре Шанкар заметил впереди высокий сал, раскинувшийся у кромки тракта. В тени его листьев лежал местный пастух в дырявой и грязной рубахе, выцветшей от долгого пребывания на солнце. Напротив через дорогу паслось небольшое стадо овец, щипавшее скромную траву. Подъехав немного ближе, Шанкар подметил, что пастух внешне напоминает своих подопечных. Кудрявые волосы песочного цвета. Приплюснутый нос и близко посаженные черные глаза. Широкий рот с полными губами, массивными челюстями и таким же массивным подбородком. Приблизившись почти вплотную, охотник увидел, что пастух жует тростинку, перекатывая ее из одного уголка рта в другой. В глазах застыло выражение глубокой скуки.

Однако, завидев Шанкара, его взор слегка просветлел.

— Подходи, добрый путник, — приветливо помахал он рукой, — передохни от жары под сенью этого прекрасного сала, — он поднял взгляд вверх к кромке дерева, — ветерок так приятно играет его листьями. Звук их шелеста ласкает слух. Успокаивает и убаюкивает. Не правда ли?

— Что верно, то верно, — согласился охотник, спешиваясь и привязывая лошадь к салу.

— Вы издалека?

— Мохенджо-Даро, — Шанкар отстегнул флягу с водой от седла и, не без удовольствия, сел рядом с пастухом.

— Далековато, — присвистнул тот, — просто путешествуете или по делу?

— По делу, — охотник отпил из фляги, а затем протянул ее пастуху.

— Нет, благодарю, — вежливо отказался он, продолжая жевать тростинку, — я нахлебался с утра на день вперед так, что жажды не испытываю.

Шанкар пожал плечами и убрал флягу. Все равно, вода в ней нагрелась и напоминала прокисшее молоко.

— И что же за дело привело к нам столичного человека?

— Сарасвати.

— А-а-а, — протянул пастух и выплюнул тростинку, — понимаю.

— Что с рекой? — задал вопрос в лоб Шанкар.

Пастух пожал плечами:

— Не знаю, это вам глава деревни пусть расскажет. Ему-то лучше знать. Я ведь в речных вопросах ничего не смыслю. Но скажу так, добрый путник, — он почесал затылок, — последнее время староста ходит какой-то озабоченный.

— Озабоченный? — переспросил охотник.

Пастух кивнул:

— Хмурый, как небо в пасмурную погоду, только не плачет. Ни с кем не разговаривает, окромя гонцов, что он посылал на север к верховьям Сарасвати.

— А что там, в верховьях? — поинтересовался Шанкар, чувствуя, что это крайне важно.

— А шер его знает, — пастух отломил новую тростинку и сунул ее в рот, — нам, простым смертным, он в последнее время ничего не докладывает.

— Понятно, — протянул охотник, про себя решив переговорить со старшим на деревне.

Глава 7

С лицом мрачнее тучи Анил угрюмо вышагивал по грунтовой дороге, ведущей из Мохенджо-Даро на север. Ноги твердо ступали по земле, то и дело норовя перейти с быстрого шага на бег, но он удерживал себя, чтобы беречь силы. К тому же лесорубу требовалось время, дабы еще раз все обдумать и собраться с мыслями, а также попытаться хоть немного унять бушующий пожар в душе. Именно поэтому Анил миновал поворот на просеку и стал двигаться дальше в сторону лагеря лесорубов. Чтобы выиграть еще немного времени. Вдобавок он оставил в палатке бронзовый топор с серебряным узором в виде цветка лотоса. Как бы ни было противно ему это орудие, Анил должен был забрать его. Не зубами же грызть деревья, в конце концов? Топор был подарком жены, на который ушло почти все ее состояние, когда он только подался в лесорубы зеленым юнцом. В отличие от многих других, подобных ему, топор Анила был изготовлен из особо прочных кусков бронзы, что только добавляло тому ценности. И осознание сего мучило Анила не менее сильно, чем все остальное.

«Я бросил его здесь, в лагере, несмотря на то, что это подарок жены, моей горячо любимой Мины. А ведь она даже слова не сказала касаемо топора, когда я сбежал домой с просеки. Я хочу избавиться от этого ненавистного орудия, но не могу... что скажет Мина?».

Лагерь оказался пуст, но Анила это совсем не смутило. Он даже обрадовался такому повороту событий. По крайней мере, отсрочил, хоть и ненадолго, момент, когда товарищи по работе начнут тыкать в него пальцем, будто в прокаженного. Насмехаться над слабостью духа. Городской паренек не годится для жизни среди джунглей. Анил горько усмехнулся своим мыслям и зашел в палатку, в душе надеясь, что лесорубы давно украли его топор и пропили вырученные деньги. Однако надеждам сбыться было не суждено. Он остался лежать в том самом месте, где его оставили. Возле старой потрепанной циновки. Шумно втянув воздух, Анил ухватился за черенок и поднял орудие. Иногда ему казалось, что топор обжигает ладонь. Словно раскаленный металл.

Не произнося ни слова, лесоруб покинул палатку и направился в сторону просеки. Лезвие ярко сверкало в лучах солнца.

«Только ради Нирупамы. Я делаю это только ради Нирупамы... да простит меня Богиня-мать».

Сия мысль не принесла душевного покоя, но немного смягчила внутренние метания Анила. Он все еще осознавал, что у него был выбор. Имелась возможность не возвращаться сюда, на ненавистную просеку и не брать снова в руки пресловутый топор. Он мог пойти работать уборщиком улиц. Подметать по ночам опавшие листья и убирать за нерадивыми жильцами, предпочитающими выливать кухонные отбросы через окно, вместо того, чтобы спускать в канализацию. А днем стал подрабатывать на свиноферме Панишвара. Тогда денег хватило бы на троих.

«И надо мной потешались бы все знакомые. Лесоруб, опустившийся до рабского труда. Грязный, никчемный мужлан, возящийся, словно свинья, в кухонных отбросах, а днем ухаживающий за своими собратьями на ферме Панишвара».

Губы Анила задрожали. Ему стоило огромных усилий, дабы унять пробивший озноб.

Он уже приближался к месту вырубки леса. Впереди показались ряды плотов, доверху заваленных стволами деревьев и ожидающих отправки в Мохенджо-Даро. Лесорубов нигде не было видно. И если это приносило доколе облегчение, то сейчас заставило слегка насторожиться.

«Они там что, устроили привал в лесу? Ну, так я сейчас присоединюсь. Возвращение блудного сына!».

Не глядя на реку, Анил миновал подготовленные плоты и вступил на узкую тропинку, ведущую через джунгли в сторону просеки. Опавшая листва и сухие сучки хрустели у него под ногами. Шмыгая носом и глубоко дыша ртом, Анил продвигался вперед, периодически уворачиваясь от свисающих веток и лиан. Время от времени он посматривал на деревья, не скрывается ли в листьях удав, готовый наброситься на шею и скрутить, ломая позвонки. Но путь оказался чист.

Однако перед самым выходом на полянку Анил так резко остановился, что едва не зацепился за торчащий из-под земли корень. Он чудом не растянулся на влажной земле. Глаза лесоруба округлились и готовы были вылезти из орбит. В них засквозил страх, постепенно охватывающий все нутро. Руки задрожали, словно деревце на крепком ветру. Анил едва не выронил топор из ослабевших ладоней. Ноги подкосились, будто мышцы и кости в них моментально заменили на пух. Дыхание, и без того учащенное от долгой прогулки, усилилось, а предательски холодная испарина выступила по всему телу.

В нескольких шагах впереди распростерлись три тела. Одно из них оказалось буквально изрублено на куски, как свинья на бойне. Море засохшей крови обрамляло ужасающую картину. Не совсем соображая, что делает, Анил осторожно приблизился к телам. Одного он узнал сразу. Абхай. Здоровый деревенский детина. На его лице застыла маска неописуемого ужаса. На губах виднелись кусочки зеленоватой массы, будто того вырвало незадолго до смерти. Из правой ключицы торчал окровавленный топор. Двух других опознать Анилу не удалось. Тела лесорубов оказались настолько изуродованы, что бессмысленно было предполагать, кто есть кто.

Силы окончательно покинули Анила. Он рухнул на колени прямо в лужу запекшейся крови. Рассудок, и без того измотанный внутренними метаниями, дал трещину. Чувствуя, что вот-вот потеряет контроль, Анил собрался было подняться, но тут услышал над головой тихий, но весьма отчетливый шепот.

— Уд-а-а-а-а-рь.

Лесоруб вздрогнул и поднял взгляд вверх.

Ветер шумел в кронах деревьев, заставляя колыхаться многочисленную листву и отбрасывать на землю причудливые тени. Ветви извивались под напором воздуха, создавая рокот, словно морской прибой. Естественная картина леса... но такая жуткая и пугающая в сей момент. Кроме этого шума, подобного огромным волнам, до Анила не доносилось ни единого звука. И от того страшнее получался образ. Застывшие, изуродованные трупы в луже собственной крови... и ветер, завывающий в кронах деревьев. Лесоруб опустил взгляд обратно... на лежавшие рядом тела... вновь услышал шепот. Только на этот раз уже не мог поручиться за то, что не слышит его в своей голове.

Глава 8

Когда они выехали за пределы деревни, солнце уже клонилось к закату, наполняя окрестности оранжевым сиянием. Грунтовая дорога, ведущая на восток, проходила меж полей, засеянных злаками, над которыми трудились немногочисленные поселенцы. К своему неудовлетворению, Шанкар подметил, что земля, несмотря на оросительные системы, выглядит суше обычного. Нараян ехал справа, сохраняя гробовое молчание. Лицо его покрылось легкой испариной, зато теперь он выглядел абсолютно трезвым. Выдавал только хмельной блеск в глазах да перегар изо рта.

— Давно вы староста? — спросил Шанкар.

— Лет десять, поди, — коротко буркнул тот.

— За эти годы когда-нибудь менялось место выпаса?

— Нет.

— Вы же знаете, что это неприемлемо.

Нараян не ответил, отвернувшись и наблюдая, как несколько женщин копошатся среди бобовых растений, а бородатый мужчина подносит им ведра с водой.

— Постоянный выпас животных на одной и той же земле ведет к истощению.

— Я знаю.

— Знаете, но упрямо продолжаете выгон на старых лугах.

— В этом году все иначе.

— Ложь! Я встретил по дороге пастуха, он пас овец там, где земля давно превратилась в золу, а трава обмельчала и пожухла.

— Че ты хочешь от меня?! — грубо бросил Нараян. — Чтобы я посыпал голову пеплом?

— Было бы неплохо.

— Разумеется! — ухмыльнулся глава деревни. Какое-то время он хранил молчание, нарушаемое лишь цокотом копыт по грунту, да приглушенными голосами сельчан. — Да, я надеялся на то, что запаса плодородия хватит на подольше. Видимо, ошибся.

— И вы так спокойно об этом говорите?

Нараян пожал плечами:

— После драки кулаками не машут.

— Впервые за день вы сказали нечто разумное.

— Может, хватит трепаться?! — огрызнулся глава деревни.

— Нет, не хватит. Ведь именно по этой причине я здесь.

— Лясы точить? Ты лучше с рекой разберись!

— Боюсь, эти проблемы связаны.

Нараян удивленно посмотрел на охотника:

— Это еще как?

— Иссушение, — мрачно ответил Шанкар, — наступление пустыни.

Услышав эти слова, Нараян побледнел. Остатки хмеля мгновенно улетучились из его головы.

— Банан мне в задницу, не может быть!

Шанкар пожал плечами:

— Скажу более точно, когда прибудем на берег и осмотрим реку, — он взглянул спутнику прямо в глаза, — и вырубка леса в верховьях Сарасвати также может сказаться на этом.

— Как?

— Изменение русла реки, — Шанкар махнул рукой на север, Нараян тупо проследил за его жестом, — пустыня здесь, болота там.

— И все из-за кучки срубленных пальм? — фыркнул глава селения.

Шанкар покосился на него:

— Уверен, вы лукавите, и речь идет далеко не о кучке.

Нараян промолчал. Больше они не проронили ни слова вплоть до конца поездки.

Солнце уже склонилось к горизонту, отражаясь от глади Сарасвати. Взбудораженный плохими предчувствиями мозг Шанкара рисовал ему ужасные образы полностью высохшего русла, превратившегося в липкое и смрадное болото с примесью грязи и песка. Однако реальная картина оказалась далеко не такой плачевной. Да, Сарасвати обмелела, отступив на добрых полсотни локтей, обнажая каменистое дно рядом с берегом. Местами виднелись полусгнившие коряги, почерневшие от длительного пребывания в воде. Несмотря на обмеление, река оставалась достаточно полноводной, чтобы питать долину, однако охотнику не понравился горячий ветер, дувший с восточного берега. Словно там находились не поля со злаками, а жгучая пустыня. Сощурившись, Шанкар вгляделся в противоположный берег. Тот выглядел одиноким и безжизненным. Чувство надвигающейся угрозы зародилось в глубине души.

— Вы знакомы с кем-нибудь из левобережных жителей? — спросил он у старосты.

— Нет, — сплюнул на прибрежный песок Нараян, — люди не часто знакомятся со мной.

Шанкар посмотрел на главу деревни:

— Прекрасно понимаю, почему. Я бы тоже сбежал от вас, не чуя ног.

— Да отвяжись ты, — проворчал тот.

— Я и не привязывался, — усмехнулся охотник, спешиваясь.

Нараян остался в седле, то и дело прикладывая руку ко лбу. Видимо, после выпитого вновь разболелась голова.

Аккуратно спускаясь по пологому склону, дабы не наступить на острые коряги, Шанкар подошел к самой кромке воды и внимательно осмотрел реку. Если три года назад Сарасвати запомнилась ему идеально чистой, то сейчас все изменилось. В течении то и дело мелькали частички мусора в виде полусгнивших кусков дерева. Песка намывало больше обычного. И водоросли. Очень много водорослей, словно где-то в истоках реки располагалось настоящее болото. Шанкар закусил нижнюю губу и задумался. Увиденное не внушало ему никаких надежд на светлое будущее. Оставалось отправиться на север и узнать, что натворили лесорубы. Быть может, притоки Сарасвати уже изменили течение? С крайне задумчивым видом, охотник вернулся к Нараяну. Судя по виду, тому не терпелось поскорее закончить эту утомительную прогулку.

Глава 9

Громкий и настойчивый стук в дверь пробудил Мину ото сна. В доме царил ночной мрак.

Из соседней комнаты донесся приглушенный голос Нирупамы:

— Кто там, мамочка?

— Не знаю, — сипло ответила она, — спи, дорогая.

— Быть может, это папочка?

— Нет, папа работает в лесу.

Мина поднялась. Ее темные растрепанные волосы лежали на воротнике белой рубашки. Дверь продолжали сотрясать удары чьих-то рук.

— Да иду я, — пробурчала Мина, подходя вплотную к выходу, — кто там?

— Стража Мохенджо-Даро, откройте дверь! — послышался снаружи властный голос.

— Стража? — непонимающе прошептала Мина, отпирая засов.

На пороге стоял молодой стражник в серой рубахе, опоясанной в талии тонким ремнем. Он опирался на длинное копье с медным наконечником. Во взгляде серых глаз читалась решимость, непреклонность и осуждение.

— Что случилось? — спросила она, предчувствуя нечто плохое.

— Госпожа Мина? — холодно ответил тот.

— Да, это я.

— Лесоруб Анил является вашим мужем?

— Все верно, — голос Мины дрогнул, — с ним что-то случилось?

Вместо ответа стражник поднял левую руку. В сумраке Мина увидела, что в ней он сжимает печать Верховного жреца.

— По приказу Его Светлости Чудамани, ваш муж, лесоруб Анил, схвачен и препровожден в тюрьму Цитадели.

Вся кровь отхлынула от лица женщины. Ноги подкосились и, дабы не упасть, она ухватилась за дверной косяк:

— Как... — заикаясь, произнесла Мина, — почему... за что?

Стражник посмотрел ей прямо в глаза, и во взгляде этого молодого человека она не увидела ничего, кроме немого осуждения:

— Он обвиняется в жестоком убийстве своих товарищей.

— Убийство? — как заговоренная повторила Мина, чувствуя, что земля уходит у нее из-под ног.

Стражник кивнул:

— Вы вызываетесь в Зал собраний для дачи показаний перед советом жрецов.

— Я... — только и смогла произнести женщина внезапно онемевшими губами.

— Это первое убийство за несколько лет, к тому же, массовое, и вы прекрасно должны понимать, какое наказание грозит вашему мужу, а ваша семья может... госпожа? Госпожа?

Стражник не успел подхватить ее, и Мина рухнула на порог дома, сильно ударившись головой о косяк.

***

— Вы не сказали, что проводите вырубку леса на протяжении целого года, — атаковал Шанкар главу деревни сразу после того, как они покинули пределы поселения и отправились на север.

Небо на востоке светилось в предрассветной дымке, однако само солнце еще не успело показаться над горизонтом. Грунтовая дорога прокладывала свой извилистый путь меж полей с ячменем. Ближе к горизонту они сменялись густыми джунглями, подступающими к тракту прямо вплотную. Справа от дороги виднелись луга для выпаса скота, плавно сужающиеся по мере продвижения на север и, в конечном итоге, переходящие в обрывистые склоны русла Сарасвати. Ясный небосвод был усыпан мириадами разнообразных звезд, стремительно бледневших под натиском рассвета. Прохладный воздух, остывший после ночи, нес приятное ощущение свежести, обдувая кожу легкими порывами.

Со слов Нараяна, расчистка земли под новое селение и злаковые поля велась примерно в полдня пути от деревни на север, поэтому они отправились налегке, прихватив с собой только суточный запас провизии и воды, намереваясь вернуться обратно уже к вечерним сумеркам.

— Это моя дочь наблеяла?

К легкому удивлению охотника, Нараян даже не стал препираться и отрицать.

— Неважно, — ответил Шанкар.

— И в самом деле, — пожал плечами глава деревни, — с тобой в постели кувыркалась?

— Вас это не касается, — отрезал Шанкар, отводя взгляд.

Нараян хмыкнул:

— Вот тут ты ошибаешься, господин жреческий посланник,— он нарочно поставил ударение, и Шанкара передернуло. — Отца всегда волнует, где и с кем проводит время его дочь.

— Она уже взрослая, и может обходиться без вашей опеки, — сухо ответил охотник.

Нараян хрипло хохотнул. К тому моменту достаточно рассвело, и Шанкар обнаружил темные круги у него под глазами. Видимо, глава деревни плохо спал. Да, охотник сам не сильно выспался, но по другим причинам, нежели его спутник.

— Думаешь, я не знаю, чем занимается Абхе? Я предполагал, что все этим и закончится. Ты не первый, — он внезапно умолк.

Не терпящий недомолвок охотник настойчиво потребовал:

— Нет уж, договаривайте!

Нараян не пытался скрыть от Шанкара получаемое от обсуждения удовольствие. Будто неловкость, в которую тот загнал охотника, являлась своеобразной местью за то, что жреческий посланник бесцеремонно вытащил его ни свет ни заря из постели и заставил ехать искать проклятых лесорубов вместо того, чтобы весь день предаваться вину. Неразбавленному!

Глава 10

Возле задней стены хижины лежал зебу. Точнее то, что от него осталось. Брюхо оказалось вспорото, будто от удара носорога. Все внутренности вывалились и ужасно смердили. Шанкар было удивился, что не смог сразу учуять такой омерзительный запах, но затем вспомнил о сильном ветре, дувшем с реки. Наверняка он сносил вонь в сторону джунглей. Задние копыта животного отсутствовали. Вместо них торчали какие-то устрашающие огрызки костей, обрамленные тонким слоем мышц и сухожилий. Некогда длинные рога на голове оказались сломаны почти у самого основания и валялись рядом на земле. Ошеломленный и побелевший как сахар Нараян стоял ногой на одном из них.

— Богиня-мать, — прошептал глава деревни, — кто это сделал?

Шанкар внимательно осмотрел изувеченный труп.

— Бешеный носорог, не иначе, — сам себе ответил староста.

— Не уверен, — медленно произнес охотник.

— А больше некому, банан мне в задницу! — в голосе Нараяна засквозили истеричные нотки. Он ткнул пальцем в останки. — Посмотри на брюхо! Его вспороли, словно бивнем!

— Верно, — согласился Шанкар, — и удар был такой силы, что зебу отбросило на несколько локтей и швырнуло о стену, от чего он сломал рога.

— Ну, вот!

— Но у носорога нет острых зубов.

— А? — непонимающе взглянул на охотника Нараян, и тот кивком указал на жуткие огрызки вместо копыт.

— Взгляните на ноги. Носорог никогда такого бы не сотворил. Это больше походит на синха... но у синха нет рога.

— Тогда кто же это? — Нараян явно испытывал легкий испуг.

— Не знаю, — признался Шанкар.

Староста насупился:

— Вы же охотник, вы должны знать обо всех лесных тварях! — от шока Нараян полностью перешел на вежливое обращение.

Шанкар окатил его ледяным взглядом:

— Я никогда не встречал носорога с челюстями синха, если вы об этом.

— И че ж тогда делать?

Охотник бросил еще один взгляд на труп зебу. Под действием жары тело животного быстро разлагалось. Судя по всему, оно лежит здесь уже несколько дней.

— Искать ваших людей, а заодно узнать, что случилось с Сарасвати, — наконец, произнес он.

Глаза Нараяна вылезли из орбит:

— Чего?! Мозги на жаре потекли?! Надо убираться отсюда!

— Никак не думал, что вид мертвого зверя заставит вас наложить в штаны, — усмехнулся Шанкар, хотя самому было не по себе.

— Да делайте, че хотите, банан мне в задницу! Можете даже в пасть к этой твари направиться, а я возвращаюсь домой! — решительно протараторил глава деревни и засеменил прочь.

Презрительно посмотрев тому в след, Шанкар вновь перевел взгляд на труп зебу. Закусив нижнюю губу, он глубоко задумался.

«Никогда ничего подобного не встречал, а видел я в своей жизни немало. И самое интересное — кто бы это ни был, он убил жертву не ради еды, иначе вернулся бы и доел останки. И следов нет. Проклятье!».

С досады хлопнув себя кулаком по ляжке, охотник закончил осмотр и направился обратно на поляну. Пройдя между хижинами, он обнаружил Нараяна, стоявшего посреди заброшенного селения и смотрящего в сторону джунглей. Его лицо стало еще бледнее, чем раньше. Рот слегка приоткрылся, и из него вырывалось глубокое дыхание. Глаза подслеповато щурились.

— Эй, — окликнул его Шанкар, — вас там солнечный удар хватил?

Тот не ответил, и охотнику пришлось вплотную приблизиться к главе деревни.

— Если долго стоять на одном месте, то можно пустить корни, — попытался пошутить он, но Нараян продолжал напряженно всматриваться в зеленую чащу, — да что с вами такое?

Облизав пересохшие губы, староста, наконец, произнес:

— Мне кажется, на меня кто-то смотрит.

Шанкар проследил за его взглядом.

Впереди них, в паре десятков локтей, начинался густой лес. Сильный ветер трепал верхушки деревьев, отбрасывая длинные тени. Шелест листьев сливался в единый гул, словно ливень барабанит по крыше. В этом пляшущем зеленом хаосе веток и мрака охотник не смог разглядеть ничего подозрительного. Единственное, на что он обратил внимание, так это на полное отсутствие птичьего пения, которое еще недавно заполняло округу своим щебетанием.

— Ничего не вижу, — сказал он.

Нараян оторвался от созерцания джунглей.

Его лицо сохраняло мертвенно-бледный цвет:

— Говорю же, я чувствую, на меня кто-то смотрит.

Шанкар улыбнулся:

— Наверняка это тот бешеный носорог, хочет познакомиться с вами.

— Да пошел ты козе в трещину! — взвизгнул Нараян. — Я не шучу!

— И я не шутил, когда предупреждал, что хмель разъедает мозг. Пить надо меньше. У вас, небось, в той фляжке вовсе не вода.

Нараян не выдержал и, почти бегом, направился в сторону коня, которого оставил у обочины. Издав смешок, Шанкар двинулся следом, сохраняя размеренный шаг. Глава деревни, подгоняемый страхом, в два счета преодолел расстояние от середины поляны до дороги и водрузился на своего рыжего скакуна. Легко ступая по невысокой траве, охотник направлялся к нему, когда позади раздался шепот.

Глава 11

Когда Шанкар добрался до просеки, пот градом стекал по всему телу, заставляя рубаху прилипать столь плотно, будто она вторая кожа. В легких полыхал огонь, а сердце готово было выскочить из груди. Так сильно оно билось о ребра. Тем не менее ум сохранял полную ясность, а глаза внимательно осматривали местность. Тяжело дыша, он озирался в поисках старосты. Того нигде не было видно.

— Нараян! — чуть отдышавшись, крикнул охотник.

Глава деревни не ответил, однако правым глазом Шанкар уловил какое-то движение.

Возле северного края поля, недалеко от джунглей, он увидел старосту. Тот сидел на земле, с ног до головы перепачкавшись золой и сажей. Взгляд Нараяна был устремлен в сторону леса. Зеленая масса шаталась под натиском горячего ветра.

Не теряя ни секунды, охотник ринулся к нему, взбивая в воздух небольшие кучки пепла. При этом, Шанкар старался держать в поле зрения ту часть джунглей, на которую смотрел глава деревни. Что бы ни напугало того до полусмерти, оно находилось в той стороне, и рисковать Шанкар был не намерен.

Преодолев половину расстояния, он, запыхавшись, окликнул:

— С вами все в порядке?

Ответа не последовало.

Перейдя с бега на ускоренный шаг, охотник добавил:

— На вас напал синха?

Нараян обернулся к нему, продолжая сидеть на земле. Сажа, густо покрывшая щеки, не могла скрыть невероятную бледность лица. Как будто туча комаров разом села на него и высосала всю кровь до последней капли. Приблизившись к Нараяну вплотную, охотник с облегчением заметил, что тот цел и невредим, если не считать полностью перепачканной одежды и пепла в волосах. В широко раскрытых глазах главы деревни читался ужас вперемешку с отвращением.

— Что произошло? — спросил охотник, стараясь одновременно унять пульс и дыхание.

Не произнося ни слова, Нараян повернул голову обратно в сторону джунглей. Шанкару ничего не оставалось, как проследить за его взглядом. Сердце, которое только начало успокаиваться, усиленно забилось вновь. Его удары четко отдавались в висках. Охотник почувствовал, что начинает задыхаться. И дело было вовсе не в горячем ветре и испепеляющем солнце.

В десяти локтях от них на опушке высился широкий сал с пышной верхушкой и толстыми ветвями. К сожалению, нижняя часть дерева пострадала во время пожара, устроенного лесорубами. Листья с нижних веток полностью опали, как и мелкие веточки, сохраняя лишь полуобугленные основания, издалека напоминающие огромные черные шипы. На одну из таких ветвей, невысоко над землей, был насажен человек. Древесный шип пронзил ему спину прямо сквозь позвоночник и вышел через грудь. Белоснежная рубаха мертвеца пропиталась кровью, немалое количество которой стекло по стволу к подножию дерева, превратившись в засохшее пятно. Ветер играл его серым походным плащом, словно парусом лодки. Звуки хлопающей одежды четко выделялся на фоне глухого шума листвы. Серое лицо трупа исказила предсмертная гримаса боли и ужаса.

Словно завороженный, Шанкар смотрел на тело, прибитое к стволу с помощью ветви, чувствуя, что сердце учащает ритм с каждой секундой, а стук в голове превращается в настоящий звон колокола. Как будто издалека, до него донесся голос Нараяна. Настолько безжизненный, что он мог принадлежать мертвецу на сале, а не живому человеку.

— Это один из моих гонцов.

Охотник заставил себя прекратить созерцание жуткой картины и взглянул на главу деревни:

— Уверены?

— Да, — просипел тот, — а вон там, на кустах, — он кивнул в сторону зарослей дикого сахарного тростника, растущего у опушки, — второй. Я узнал его по узору на плаще. В виде цапли.

Шанкар сделал несколько неуверенных шагов к кустарнику.

— Нет! — прохрипел Нараян. — Не смотрите!

Но охотник не послушал и решил-таки подойти поближе.

Дикий сахарный тростник рос на опушке рядом с лесом. Местами он также пострадал от огня. Некоторые стебли высохли и обгорели, но многие продолжали сохранять жизненный цвет. Из зарослей наружу торчали чьи-то ноги в истоптанных сандалиях. Задержав дыхание и схватив поудобнее копье правой рукой, Шанкар внимательно прислушался, не раздастся ли слабый, едва уловимый, хруст или же нос уловит запах хищника, притаившегося в чаще.

Однако ничего не нарушало привычные шумы джунглей, в котором бушует разгулявшийся ветер. Только шелест листвы, да хлопающий плащ мертвеца.

Тогда охотник, еще крепче вцепившись в копье уже обеими руками, подошел к зарослям вплотную и осторожно отодвинул часть тростниковых стеблей в сторону. Его взору открылись длинные мускулистые ноги, прикрытые походным серым плащом с вышитым узором цапли... и больше ничего. Дальше по ходу движения заросли оказались смяты и придавлены к земле. Некоторые тонкие стебли были сломаны. Но не это заставило Шанкара быстро отвернуться, зажав рот рукой, дабы скудный завтрак не вывалился наружу с подступившей рвотой. На дальних участках болтались высохшие внутренности. Человеческие. Отступив на несколько шагов, Шанкар согнулся, оперевшись на копье. Дыхание перехватило. Он судорожно глотал ртом воздух. Охотник закрыл глаза, пытаясь остановить бешеное сердцебиение, чтобы удары кузнечного молота стихли в его голове, а тошнота отступила.

— Это, наверняка, он, — послышался безжизненный голос Нараяна.

Глава 12

Когда за деревенскими гонцами закрылась дверь гостиной, и они остались одни, Нараян облизнул пересохшие губы. В этот момент те напоминали луга для выпаса скота к западу от поселения. Такие же потрескавшиеся и болезненные.

Утренний свет проникал внутрь помещения через овальное отверстие в крыше, освещая стоявшие на столике два кувшина с вином и тарелку гороховой каши.

Слова гонцов заставили охотника позабыть о таинственном звере и тех жутких находках, что они обнаружили со старостой.

Худшие опасения подтвердились. В погоне за урожаем и алчностью жители левобережья Сарасвати так увлеклись, что напрочь забыли об истощении земли. Пустыня подкралась незаметно, подобно синха в высокой траве. И этот страшный зверь уже совершил свой роковой бросок. Многие селения по ту сторону реки стремительно пустели. Люди вереницей направлялись на юг в Лотхал, увозя с собой те остатки урожая, которые еще можно спасти. Пески наступают с пугающей быстротой. Правый берег спасает лишь Сарасвати. И как только ее русло окончательно иссякнет, уже ничто не сможет сдержать ненасытную утробу пустыни с востока. Она поглотит плодородную долину. Скоро от былой жизни и процветания не останется и следа. Будет только камень, песок и болота на севере.

— Мне нужно выпить, — пробормотал староста.

Шанкар, сидевший на плетеном тростниковом стуле напротив, ехидно подметил:

— Неужели?!

Нараян притворился, что не расслышал. Дрожащей рукой, он наполнил стакан и залпом осушил его. К утру староста переоделся в чистую белую рубаху, и теперь, с легким румянцем на щеках, очищенных от сажи, походил на здорового человека. Если не считать кругов под глазами и недельной щетины, покрытой сединой.

— Я не знаю, что мне делать, — глаза главы деревни быстро забегали из стороны в сторону.

Шанкар поднял левую бровь:

— Пить, конечно, что же еще? Вы этим целую неделю занимаетесь.

— Да заткнитесь вы! — Нараян злобно зыркнул. — Я серьезно.

— Если серьезно, — Шанкар нахмурился, — то ничего. С этой минуты, что бы вы ни делали, долина Сарасвати обречена. Можно попробовать отсрочить неизбежное, но ненадолго.

— Завистливые мрази! — прошипел Нараян, сжимая стакан с такой силой, что он чуть не треснул.

— О ком это вы?

— О соседях, о ком же еще? Их жадность и зависть погубили нас!

— Вот как?

— Да! Будь они хоть немного дальновиднее, то не стали бы истощать почву только для того, чтобы потягаться со мной! А сейчас посмотрите, — он махнул рукой на восток, — теперь из-за них нас поглотит пустыня, шакалы их подери!

— Из-за них?! — охотник так резко подался вперед, что Нараян невольно отпрянул, едва не упав со стула. — Если бы не ваше варварское уничтожение джунглей на севере, притоки остались бы целы. Сарасвати не пересохла, и пустыню удалось остановить. Но, — Шанкар вернулся в исходное положение, — вы нанесли по долине решающий удар.

Староста отвел взгляд, его дыхание участилось:

— Я хотел, как лучше. Чтобы урожая хватало вдоволь на годы вперед. Я просто...

— Недальновидный, — закончил за него охотник.

Нараян иронично ухмыльнулся:

— Моя жена говорила то же самое... банан мне в задницу.

Шанкар промолчал, не желая выдавать Абхе.

Глава деревни растерянно посмотрел на него:

— Что со мной будет?

Охотник теперь вскинул сразу обе брови:

— Даже сейчас вас интересует только собственная шкура?

Нараян понурил голову и потянулся к кувшину.

Следя за его трясущимися руками и испытывая неприязнь с легким привкусом жалости, Шанкар молвил:

— Я не знаю, какую судьбу уготовят для вас жрецы, узнав о деяниях на посту главы деревни, но если хотите, могу попросить за вас.

Нараян с надеждой во взоре посмотрел на охотника и поставил стакан на столик:

— Правда? Чего я должен сделать?

— Во-первых, — тут Шанкар резким движением смахнул кувшины со стола.

Оба сосуда с громким хрустом разбились об пол, покрывая шерстяной ковер бурыми пятнами. Глава деревни аж подпрыгнул.

— Вы че творите?! — взвизгнул он, с долей отчаяния смотря на осколки.

— Во-первых, — как ни в чем не бывало, продолжил Шанкар, — бросайте пить. Сейчас вам действительно хватит забот, помимо того, как нагружаться с утра до ночи.

Староста обернулся к охотнику и уже собирался высказать все, что о нем думает, но, увидев суровую и непроницаемую маску на лице жреческого посланника, отказался от этой затеи.

— Во-вторых, стройте колодцы. В деревне, рядом с дорогой, в полях. Где только возможно. Это обеспечит жителей чистой водой и позволит отсрочить тот момент, когда растениям перестанет хватать влаги.

— Колодцы не спасут поля со злаками, — обреченно вздохнул Нараян.

— Нет, — согласился Шанкар, — не спасут. Но они и не должны. Колодцы необходимы для мелкого хозяйства, вроде огородов и садов. Это позволит вам выиграть время и остаться в долине.

Глава 13

Остальные воины выстроились в шеренгу и молчаливо наблюдали за тем, как двое их товарищей заходят и выходят во временные пристанища лесорубов. На их лицах застыло тревожное возбуждение. Никто не знал, на что они могут здесь наткнуться. Не знали, но подозревали. Аджит, насупившись и пыхтя, как бык, нетерпеливо ждал, когда его подчиненные закончат проверку.

Наконец, когда последняя палатка была осмотрена, один из стражников доложил:

— Они все пусты, командир!

— Кхм, — хмыкнул Аджит, — получается, он убил их не здесь?

— Странно, — прошептал один из его подчиненных, прыщавый и тощий юнец.

— Ты что-то сказал, Банси? — прогремел Аджит.

Банси побледнел, но нашел в себе силы повторить:

— Я сказал «странно», командир.

— Что странного-то?

— Ну, — протянул Банси и тут же нарвался на грубый тон Аджита.

— Не нукай, я тебе не зебу! Говори, как думаешь, или замолкни!

— Жрецы считали, что Анил убил лесорубов во сне, — пролепетал Банси, — иначе, как бы он смог справиться с дюжиной вооруженных топорами людей?

— И, что?

— Тел здесь нет, — быстро пояснил Банси, — выходит, если Анил и убил их, то явно не во сне. Не ночевали же они на просеке?

Аджит озадаченно почесал лысину.

До него начинал доходить смысл сказанных его подчиненным слов:

— А если он не убивал их во сне, то... как сумел расправиться с лесорубами?

Вопрос не был обращен к кому-либо, но стражники недоуменно переглянулись, явно пребывая в легком замешательстве.

— Ладно, неважно, — продолжил Аджит, — отправляемся на просеку. Возможно, там мы и найдем ответы на вопросы...

Пока Аджит продолжал разглагольствовать, Банси шепотом обратился к широкоплечему стражнику, стоявшему слева от него. Кажется, его звали Вишал.

— Ты слышишь?

Тот непонимающе взглянул на него:

— Слышу, что?

— Птицы, — пояснил Банси, — они не поют.

— А ну заткнулись! — рявкнул Аджит, прерывая их шепот.

Весь отряд вздрогнул и испуганно воззрился на своего командира. Лицо Аджита раскраснелось и стало похоже на пурпурную рубаху, плотно облегающую его мощную грудь. Глаза метали молнии.

— Вы должны всегда слушать то, что я говорю. Понятно?! Трепля языками у меня за спиной, вы проявляете неуважение ко мне! — он сделал несколько шагов вперед, его ноздри раздувались и пыхтели. В какой-то момент, стражникам показалось, что из них вот-вот пойдет пар. — Или я для вас, молокососов, просто пустой звук?!

Вся группа побелела, как сахар. Их глаза вылезли из орбит, а на лбах выступили маленькие капельки пота.

Крайне довольный произведенным впечатлением, Аджит позволил себе немного смягчиться:

— Надеюсь, вы усвоили мои слова. А теперь в путь, у нас много дел.

Он ожидал, что стражники мигом помчатся выполнять его приказ, как это обычно бывает, но те остались стоять на месте, продолжая таращиться на него глазами, полными неподдельного ужаса.

Аджит заорал:

— Оглохли?! Бегом на просеку, я сказал!

В этот момент за спиной хрустнула ветка. И она помогла осознать, что стражники испытывают страх, смотря вовсе не на него, а на что-то позади него!

Ухватив копье за древко покрепче, Аджит резко развернулся. То, что предстало перед глазами, настолько поразило, что ему понадобилось несколько секунд, дабы вернуть самообладание.

Оно стояло буквально в четырех-пяти локтях от него.

В голове Аджита промелькнула мысль.

«Как... как такая здоровая туша, размером с носорога, смогла бесшумно подобраться ко мне со спины?».

Да, он увлекся своей пламенной речью, но не настолько же, чтобы не услышать топот этих массивных лап, вооруженных длинными и острыми когтями. Или же тварь умела ходить бесшумно, и только случайность в виде хрустнувшей ветки позволила Аджиту обратить на существо внимание? Но, посмотрев чудовищу прямо в его красные, словно кровь, глаза командир понял — все было проще. Он не знал, откуда возникла у него такая уверенность... не мог ее объяснить — существо хотело, чтобы его обнаружили. Синхаподобный носорог, или кто он там на самом деле, не собирался нападать исподтишка, будто стая шакалов. Уверенное в собственном превосходстве, оно возвышалось над ним на добрых две головы. Слегка вытянутую морду на длинной шее венчал смертоносный рог. Крепкое, мускулистое тело покрывала плотная коричневая чешуя.

Когти твари заскребли по земле, разрывая хрустнувшую ветку на мелкие щепки. Огромный хвост, доселе скрывавшийся позади, взвился в воздух, рассекая его со звуком хлыста. Закругленный на конце в форме небольшой металлической гири, он наливался зелено-янтарным цветом.

До Аджита не сразу дошло, что чудовище не издает никаких звуков. Ни рева, ни шипения. Оно просто смотрит на него своими кровавыми глазами, и под этим взглядом командир ощутил себя, будто кролик перед броском кобры. В какой-то момент он осознал, что вообще не слышит никаких звуков, окромя собственного тяжелого дыхания, да когтей существа, скребущих пожухшую листву на земле.

Часть II. Мрак и тьма лишают знаний и ума. Глава 1

Отчаяние — это страх без надежды.

Рене Декарт

Шанкар вернулся в Мохенджо-Даро к исходу четвертого дня с тех пор, как он покинул деревню в долине Сарасвати. Участок дороги, что проходил через джунгли, охотник инстинктивно постарался проскочить как можно быстрее. И хотя он пытался внушить себе, что загонял лошадь исключительно ради того, чтобы преодолеть расстояние в кратчайшие сроки, обмануть собственный разум ему не удалось. В глубине души Шанкар прекрасно осознавал, по какой действительно причине он галопом несся по грунтовой дороге, окаймленной с обеих сторон густыми лесами. Из памяти никак не стирались жуткие находки, попавшие на глаза. Изувеченный труп зебу. Останки гонцов Нараяна. Все эти картины хорошенько впечатались в память, и Шанкар не был уверен, что сможет забыть их. Тем не менее, первоочередной задачей был доклад о результате разведки в долине Сарасвати. Бешеный носорог, или кто он там на самом деле, может подождать.

Солнце клонилось к горизонту и заливало город оранжевым светом, когда он проскакал через северные ворота. Шанкар хотел было продолжить путь до Цитадели верхом, однако хозяин конюшен настойчиво потребовал вернуть лошадь. Хоть кобыла и числилась за охотником, принадлежала она государству. На ярые увещевания Шанкара о том, что ему нужно успеть сегодня повидаться со жрецом, хозяин конюшен лишь хладнокровно покачал головой. Убедившись, что спор ни к чему не приведет, и он только зря потеряет время, охотник плюнул на мостовую, открепил от седла копье, поправил колчан со стрелами, а также флягу с остатками воды. Забрал пожитки и, держа оружие в правой руке, зашагал по главной улице на юг к Цитадели. Вид у Шанкара был крайне мрачный и угрюмый. К тому же, он очень устал с дороги, а путь до противоположной части города был не таким уж и близким. И теперь, благодаря неслыханной щедрости хозяина конюшен, придется топать пешком.

Он как раз проходил мимо своего дома, когда его окликнул знакомый голос:

— О, ты вернулся!

Шанкар повернул голову и вяло улыбнулся:

— Доброго вечера, Каран. Извини, спешу, не могу сейчас говорить.

Мальчуган сидел на маленькой изгороди и болтал ногами, выбивая босыми пятками дробь по деревянной поверхности. Позади него виднелся палисадник с белыми цветами жасмина.

— Да? Жаль. Думал, ты расскажешь о своих приключениях.

Охотник невольно скорчил кислую гримасу.

«Поверь, дружок, тебе точно не захочется узнать подробности моего путешествия».

Однако вслух сказал:

— Быть может, завтра?

Глаза мальчугана заблестели:

— Договорились! С утречка?

— Шер с тобой, — вздохнул охотник, — с утра, так с утра.

— Шер? — непонимающе взглянул на него Каран. — Что такое этот шер?

— Синха, на языке людей с запада, — Шанкар был доволен, ведь ему удалось ввернуть в разговор новое словечко.

— Я запомню, — с умным видом кивнул Каран.

— Познавай мир, — бросил ему охотник и, уже хотел было продолжить путь, как мальчуган его снова окликнул.

— Кстати, пока тебя не было, сюда приходили.

— Кто?

Каран подмигнул:

— А ты догадайся.

— Каран, — устало вздохнул Шанкар, — у меня нет времени на игры.

— Ладно-ладно, — буркнул мальчишка, — девица твоя заявлялась.

— Нилам? — охотник сделал шаг навстречу.

— Имени ее не знаю, — пожал плечами Каран, — ну, та, у которой груди, словно кокосы и глаза огромные. Синие такие.

— Я, вроде, говорил ей, что меня не будет около двух недель...

Каран кивнул:

— Да, она помнила, но пришла сказать, дабы я передал тебе важную весть.

— Какую весть?

Мальчик перестал бить пятками по изгороди и хитро посмотрел на охотника:

— А что мне за это будет?

— Каран! — охотник не хотел поднимать на него голос, но он спешил и дико устал.

— Ну, хорошо, — насупился тот, — вижу, ты не в духе.

— Я тороплюсь.

— Оно и видно, — Каран скосил взгляд на грязные сандалии охотника, а затем добавил, — она сказала, что сегодня утром едет в Хараппу.

— В Хараппу? Зачем?

Мальчик пожал плечами:

— Там у одного из Верховных жрецов намечается какой-то пир. Понятия не имею, по какому случаю, но он приглашает гостей с обеих столиц. А чем больше гостей... — тут Каран подмигнул, — тем больше нужно девиц. А твоя подружка состоит в одном из самых почетных публичных домов Мохенджо-Даро. Вот, она и поехала.

— Ясно, — охотник слегка погрустнел, — Нилам не сказала, когда вернется?

— Сказала, — кивнул мальчуган, — через пять дней.

— Больше ничего не передавала?

— Да, еще одно слово, — Каран широко улыбнулся.

Глава 2

Ветер свистел в ушах, когда он со всех ног бежал по ночному Мохенджо-Даро.

Зажженные факелы тускло освещали дорогу. Сияние полной луны слегка рассеивало мрак, но заставляло тьму скапливаться в углах. Таиться, подобно голодному синха, который вышел на очередную охоту.

Пот градом струился по лицу, несмотря на ночную прохладу. Сердце гулко стучало в груди в такт глухим отзвукам ног, бегущих по известняковой мостовой. Безоблачное небо над городом осветилось мириадами звезд, возглавляемых серебряным диском. Но он не замечал этих красот. Его даже не волновало то, что он намеревался делать. То, на что не пошел бы никогда в жизни. Скакать посреди непроглядного мрака по тракту, ведущему сквозь джунгли, где опасность подстерегает на каждом шагу. Но охотник не думал об этом. Он молился Богине-матери. Молился о том, чтобы хозяин конюшен соизволил выдать лошадь в столь поздний час.

***

— Повезло же тебе, подруга.

Нилам услышала в голосе Чандры, полноватой девицы со слегка перекрашенными губами, нотки зависти.

Они лежали на небольших мягких коврах, постеленных в палатке. Хозяин публичного дома решил обустроить лагерь на уютной круглой полянке недалеко от дороги, ведущей в Хараппу. Буквально в нескольких шагах находился берег Синдху, и до готовящихся ко сну людей доносилось монотонное и убаюкивающее журчание воды. До северной столицы оставался еще день пути, поэтому было решено остановиться на ночь здесь, немного южнее лагеря лесорубов. Большинство уже разбрелось по своим палаткам и готовилось отойти ко сну, так что ничто не нарушало спокойствия и тишину ночных джунглей.

— Вот бы меня кто замуж позвал, да выкуп хозяину заплатил, — добавила Чандра, вздыхая.

Поглаживая длинную косу, Нилам посматривала на подругу широко открытыми синими глазами:

— Может, и возьмет кто.

— Пф, — фыркнула та, — только вот никто что-то не торопится. Он богат?

Нилам смущенно пожала плечами:

— Не знаю, но... — ее щеки зарделись, — он подарил мне сапфир.

Чандра аж привстала:

— Да ты шутишь?!

Нилам быстро замотала головой. Ее коса совершила в воздухе дугу.

— Нет! Клянусь Богиней-матерью, это правда!

— Значит, наверняка богат. Повезло же тебе, — вновь повторила Чандра, откидываясь на ковер.

— Спасибо, — скромно произнесла Нилам.

— Небось, уже не терпится вернуться домой из этой утомительной поездки, да?

Она молча кивнула, в свою очередь ложась на ковер, подложив руки под голову.

— Ну, ничего, — продолжала болтать Чандра, — зато потом станешь свободной. Эх, заживешь припеваючи тогда...

— Да, — мечтательно прошептала Нилам, закрывая глаза.

— Везучая же ты, — продолжала завидовать подруга, — а мне вот одни грубияны, да дурни попадаются. Нет хоть один путевый встретился, да еще чтоб при деньгах был... ну сказка же!

— Да, — уже сонно повторила Нилам.

Увидев, что она вот-вот провалится в царство сновидений, Чандра вздохнула и решила прекратить разговор:

— Ну, добрых снов подруга. Я сама-то плохо засыпаю в дороге, но сейчас, наверное, тоже очень быстро усну. Тут так тихо. Даже птиц не слышно...

***

Полная луна на черном безоблачном небе освещала грунтовую дорогу, ведущую на Хараппу. Ее холодный серебряный лик, подобно круглому медальону, ярко блестел на фоне непроницаемого мрака небосвода. Густые джунгли, растущие справа от дороги и подступающие к ней вплотную, застыли в угрожающем безмолвии. Ни рыка синха. Ни пения ночных птиц. Ни уханья совы. Ни дуновения ветерка. Раскинувшиеся ветви салов напоминали огромные когтистые лапы неведомых зверей, зависших над жертвой за мгновение до рокового броска. Лианы, подобно гигантским змеям, опутывали своими телами стволы многочисленных пальм.

Долина Синдху погрузилась в ночную тишину. Неестественную, жуткую тишину.

И только храп взмыленной лошади разрывал ее, словно гром среди ясного неба. Длинный медный кинжал, прикрепленный к кожаному поясу, дергался из стороны в сторону, словно исполняя дикий и необычный танец. Лук, перекинутый через плечо, сдавливал кожу. В глазах Шанкара плясали огоньки. Огоньки безумия, нетерпения и страха. Но страха не за себя, а за то, что может предстать перед глазами. Чем дольше он находился в пути, тем громче билось его сердце. Тем сильнее сжимал он копье в правой руке, а левой подгонял, и без того находящуюся на пределе, белоснежную лошадь. Стук копыт и храп кобылы смешался воедино. Пена стекала из пасти истощенного животного, но всадник продолжал беспощадно гнать ее вперед, позабыв о чувстве меры и времени. Лишь одна мысль занимала голову, полностью затмевая другие. Подобно плотной пелене облаков, заволакивающих небо в ненастную погоду.

«Только бы не опоздать. Только бы не опоздать. Только бы не опоздать!».

Словно мантра, повторялись эти слова в глубинах сознания. Снова, и снова, и снова, и снова...

Глава 3

Он услышал треск. Приятный расслабляющий шум, при котором обычно маленькие язычки пламени медленно, но верно пожирают сухие ветви в походном костре. Охотник почувствовал тепло на своих ногах и открыл глаза.

Небольшой костер горел в ночной тьме на фоне Синдху. Человек в крепких кожаных походных сандалиях и сером плаще из овечьей шерсти ковырял тростинкой в огне, поправляя горящие ветви и поднимая в воздух снопы искр. Свет от пламени костра играл на его суровом и задумчивом лице. Волосы и бороду покрывала серебристая седина. Лоб был испещрен морщинами. Орлиный нос и глубоко посаженные глаза, в которых светилась мудрость вперемешку с отражением от пламени, хмуро смотрели на огонь. Под светлой рубахой угадывалось крепкое тело, несмотря на почтенный возраст. И, как скверно Шанкар ни ощущал себя, он невольно подметил, что тот похудел. Да, он сразу узнал ночного гостя.

Привстав на локте, охотник хрипло спросил:

— Как вы здесь оказались?

Девадат отвел взор от созерцания пламени и повернулся на голос Шанкара:

— О, ты пришел в себя? — тихо, но с облегчением ответил он вопросом на вопрос. — Повязка не трет?

Охотник опустил взгляд вниз и только сейчас обнаружил, что под его порванной рубахой угадывается плотно наложенная перевязь из широких пальмовых листьев, укрывающая ребра. Сквозь дыры на одежде он сумел разглядеть их ярко зеленый цвет — видимо, повязка еще очень свежая. Она приятно холодила кожу в месте ушиба и смягчала тупую ноющую боль. От нее исходил травяной аромат.

— Нормально, — сухо ответил Шанкар, вновь опускаясь на землю и мрачно смотря на язычки пламени.

С каждой секундой пробуждения его настроение стремительно летело вниз, грозя увлечь охотника на самое дно пропасти. Ибо чем дольше он бодрствовал, тем больше вспоминал.

Словно не обращая внимания на его сухой тон, Девадат улыбнулся и в свою очередь взглянул на костер:

— Бесконечно можно смотреть на три вещи — как горит огонь, — тут он бросил косой взор на Синдху, — как течет вода и...

— И? — вяло отозвался Шанкар.

— А дальше каждый решает для себя сам, — задумчиво произнес Девадат, ковыряя тростинкой и поднимая в воздух очередной сноп искр.

— Решили?

Если бы Шанкар удосужился оторвать свой невидящий взор от походного костра и посмотрел в лицо бывшему Верховному жрецу, то, несомненно, подметил бы печаль, вспыхнувшую в его умных и глубоко посаженных глазах. И это точно не было отражением успокаивающего пламени. Но охотник слишком далеко улетел в пропасть своих мыслей, чтобы подмечать такие тонкие детали.

— Я хотел спросить то же самое, — тихо отозвался Девадат.

— Нет, — моментально ответил Шанкар, хотя прекрасно знал, что это ложь.

Та, на которую он готов был смотреть вечно, теперь покоится где-то в джунглях с изуродованным телом посреди горы трупов, моря крови и разводов грязи. И только огромные сапфировые глаза немигающе смотрят в черное небо...

— Тяжко это, — одними губами произнес жрец.

— Что?

— Затрудняюсь сказать, — виновато улыбнулся тот, продолжая возить тростинкой.

— Вы так и не ответили на вопрос.

— Какой?

— Что вы здесь делаете?

Девадат горько ухмыльнулся:

— Я изгнанник, разве ты забыл?

— Не забыл.

— Тогда не пойму, чему ты удивляешься?

— Думал, что вы уже далеко, — голос охотника продолжал звучать глухо и безжизненно, подобно осенней траве на сухом ветру.

— Я возвращался из Хараппы, — начал пояснять бывший Верховный жрец, — решил посетить ее напоследок. Шел по дороге и увидел тебя, лежащего без сознания и весьма потрепанного. Оттащил на обочину и устроил этот маленький привал.

Как бы глубоко ни был Шанкар погружен в себя, он невольно испытал неприятное ощущение. Словно жрец чего-то не договаривает.

— И это все?

Лицо Девадата посуровело:

— Разумеется, нет. Однако я не думаю, что сейчас подходящее время для дальнейшей беседы. Тебе необходимо отдохнуть и набраться сил.

— Мне не нужен отдых, — стараясь выдать желаемое за действительное, молвил охотник.

— Ошибаешься, — резко возразил жрец, — твоя лошадь издохла, так что до Мохенджо-Даро придется идти пешком. А в твоем состоянии силы начнут исчезать быстрее. Советую поспать перед дорогой.

Шанкар не стал спорить. Не было ни сил, ни желания. Он молча уставился на язычки пламени, томно наблюдая за тем, как те медленно пожирают сухие веточки, пряча их в своей ненасытной утробе. Перед мысленным взором вновь появилась Нилам. Только на этот раз не окровавленная фигура, скрытая под покровом багряно-коричневых разводов, а живая и счастливая... она сидит на ложе в его доме и с восхищением разглядывает огромный сапфир...

Убаюкивающий треск и тепло напоминали ему о любимой. Ту, которую он потерял, едва успев обрести.

***

Глава 4

Ночь опустилась на Мохенджо-Даро, когда они добрались-таки до Цитадели. Несмотря на все увещевания Девадата, охотник и слушать не хотел о том, чтобы отложить визит к Чудамани до утра и хорошенько отоспаться. Слишком серьезными казались вырисовывающиеся на горизонте проблемы. Неотвратимые проблемы, к которым не был готов народ долины Синдху, изнеженный веками спокойствия, рутины и благополучия. К тому же он навряд ли смог уснуть. Образ Нилам то и дело мелькал перед его покрасневшими глазами. Мелькал, вызывая смешанные чувства. Горечь. Гнев. Боль утраты... и злобу на того, кто был повинен в ней.

Улицы города оказались пустыми. Потрескивающие в темноте факелы освещали голую каменистую мостовую. В какой-то мере Шанкар был даже рад этому. Не придется встречаться лицом к лицу со многими знакомыми и отвечать на неудобные вопросы, которыми они обязательно осыпят его при первой же возможности. Уже хватило того, что конюх возле ворот начал расспрашивать о том, куда подевалась казенная кобыла. Пришлось врать о нападении синха. Распускать панику без ведома Чудамани Шанкар не хотел. А она непременно последует, если сейчас ненароком сболтнуть лишнего. Поэтому охотник не желал встречаться с кем-либо из знакомых. Особенно с Караном и Брасидом. Они обязательно начнут допытываться, что происходит. Первый из-за своего чрезмерного любопытства, второй же никак не может дождаться этих треклятых шкур диких зубров.

«И никогда уже не дождется» — пронеслось в голове у охотника, когда они в полном молчании проходили мимо закрытой кузницы, силуэт которой смутно виднелся в сгустившемся мраке.

«Такой же мрак сгущается и над нашими головами. Только большинство еще не замечает его. Но это лишь вопрос времени».

Девадат хранил безмолвие всю дорогу, если не считать периодических и осторожных осведомленностей касательно самочувствия охотника, на которые Шанкар неизменно отвечал холодным «В порядке», хотя состояние последнего было далеко от идеального. Организм отчаянно требовал отдыха. Не сна. А именно отдыха. Но его хозяин не мог позволить себе и минуты покоя, пока не обговорит все с действующим Верховным жрецом. И плевать, что последний, вероятно, видит уже девятый сон. Если понадобиться, он самолично выдернет того из постели, ибо таковы сложившиеся обстоятельства.

Как показало будущее, применять столь крайние меры вовсе не потребовалось. Чудамани бодрствовал, несмотря на поздний час, напрягая свое серое вещество в попытках решить насущные проблемы государства.

При виде усталых и изможденных путников, Верховный жрец сразу сообразил, что дела плохи, поэтому не стал тратить время на лишние расспросы, несмотря на искреннее удивление от того, что охотник вернулся в Мохенджо-Даро в компании Девадата, который должен был уже давно покинуть долину Синдху.

Пройдя от резиденции жрецов, они расположились в банях у бассейна, в столь знакомом для них месте по предыдущим встречам. Яркий серебряный диск луны отражался от ровной и голубой глади воды, а отсветы язычков пламени треножников играли на их лицах и каменных колоннах, подпирающих крышу. На небольшом круглом столике перед ними стояли тарелки с пшеничными лепешками, сухими фруктами и кусочками жареной свинины. Над всей этой утварью возвышались парочка терракотовых кувшинов с вином. Чудамани был облачен в свою традиционную белоснежную рубаху с вырезом на левом плече и окаймленную золотистыми нитями. Как и в тот день, когда Шанкар впервые познакомился с новым Верховным жрецом. Только сейчас его лицо не украшала та доброжелательная и располагающая к себе улыбка, а черные густые брови над серыми глазами, в которых застыло выражение тяжких дум, сошлись на переносице. Лоб молодого жреца пробороздила глубокая морщина, состарив того сразу на несколько лет. Мысленно Шанкар посочувствовал Чудамани — не то время он выбрал для вступления в должность Верховного жреца.

«Но разве времена выбирают?».

— Рассказывай, — хрипло потребовал Чудамани у охотника, предварительно удостоверившись, что яства на столе не нуждаются в пополнении, и слуга-привратник может спокойно уединится в своей темной каморке.

Ощутив внутри живота настоящие раскаты грома, словно перед сильной бурей, Шанкар не смог удержаться и, перед тем, как ответить, потянулся за большим куском жареной свинины.

Однако, когда охотник уже готов был поведать о случившемся, а также о причинах своего внезапного и поспешного ухода, в разговор встрял Девадат:

— Публичного дома Мохенджо-Даро больше нет.

Шанкар аж подавился мясом и зашелся кашлем — то,что бывший жрец начнет разговор именно с этой точки, для него оказалось неожиданностью. Весьма неприятной неожиданностью. Он почувствовал, как стремительно теряет аппетит.

— Поясни, — хмуро попросил Чудамани.

Поскольку охотник был занят тем, что пытался не дать пище попасть в дыхательные пути и быстро наливал вино в бронзовый кубок, попутно борясь с приступом кашля, Девадат взял эту роль на себя.

— Его хозяин вместе с большинством своих девиц отправился в Хараппу на знатный прием. Возможно, вы о нем что-нибудь слышали.

Чудамани лишь, молча, кивнул.

— По пути в северную столицу на них напало нечто...

— Не нечто, — просипел Шанкар, наконец, справившись с непослушным куском свинины, с шумом отпивая из кубка, а затем грохая тем об стол, — это дело рук того же зверя, что убил поселенцев в долине Сарасвати и, вероятнее всего, причастен к исчезновению лесорубов и отряда воинов в верховьях Синдху!

Глава 5

Заслышав шаги, тюремщик открыл глаза и вопросительно уставился на гостя:

— Здрав буде. Хотите снять комнату? — он хмыкнул.

— А что, можно? — устало поинтересовался Шанкар, протирая заспанные глаза.

— А чего нет-то? — толстяк заулыбался. — Идите, убейте кого-нибудь, и я вас обеспечу казенной хатой, да похлебкой, — тут он громко засмеялся.

В пустом коридоре темницы смех прозвучал, подобно раскату грома. Однако уже в следующую секунду со стороны камер послышался жалкий вой, похожий на скулеж дворовой собаки, которой случайно наступили на хвост.

Тюремщик закатил глаза и застонал. Его приподнятое настроение мигом улетучилось, словно роса под лучами жаркого солнца.

— О, боги, он опять начал, — толстяк провел руками по пухлым щекам.

— Анил? — поинтересовался Шанкар.

— Ну, да, — подтвердил тюремщик, — безумец-лесоруб, нашинковавший своих приятелей на просеке.

— Хм, — коротко произнес охотник.

«Очевидно, жители Мохенджо-Даро еще не догадываются о том, с чем им пришлось столкнуться на самом деле. И, полагаю, еще не время раскрывать тайну».

— Он меня со свету сводит своими воплями, — продолжал жаловаться тюремщик, — приходиться заедать.

— Да, я заметил, — Шанкар многозначительно покосился на огромный живот собеседника.

Проследив за взглядом охотника, тот насупился:

— Вот видите, че со мной делается? Еще пару деньков с этим ублюдком, и меня можно смело вести на свиноферму Панишвара в качестве борова.

Тем временем Анил завыл еще громче. Даже Шанкару стало не по себе от этих безумных и лишенных всякого разума звуков.

Тюремщик грохнул кулаком по столу и рявкнул в сторону одной из камер:

— Да заткнись ты, мать твою!

На удивление, оклик толстяка подействовал, и протяжные стоны прекратились.

— Рано радуетесь, — тюремщик обернулся к охотнику, — это ненадолго.

— Разве суд над Анилом еще не состоялся? — поинтересовался Шанкар.

— Неа, — буркнул собеседник, — хотя должен был еще вчера.

— Отложили заседание?

— Угу. Верховный жрец приказал. Сказал, мол, надобно дождаться возвращения воинов, — толстяк тряхнул головой, — а, как по мне, тут и без них все ясно.

— Вот как?

— А то! Голову ему отрубить и дело с концом.

— Понятно.

Шанкар не знал, чем ответить, дабы не вызвать лишних расспросов.

— Так, зачем пожаловали-то? — внезапно поинтересовался тюремщик.

— Мне надо с ним поговорить.

Лицо толстяка так сильно скривилось, словно его насильно заставили проглотить целую гроздь гнилых бананов:

— Прошу, не надо.

— Надо.

— Не стоит, — в глазах тюремщика читалась мольба.

— Стоит.

— Он все равно ничего не скажет.

— Я попробую.

— Вы не понимаете, — взвился толстяк, — вы с ним поболтаете, а мне потом целый день слушать вопли!

Шанкар одобряюще похлопал того по плечу и улыбнулся:

— Ты сдюжишь. Я верю в тебя. Думай о том, как жена вечером накормит тебя вкусненьким ягненком.

— Я и так об этом думаю сутками! — толстяк вновь грохнул кулаком по столу. — Из-за этого жрать все время хочу!

Шанкар улыбнулся чуть шире:

— Пошли.

Видя непреклонность незваного гостя, тюремщик громко застонал, но, тем не менее, кряхтя, поднялся:

— Ну, надо, значит, надо. Идемте.

Они пошли по сумрачному коридору вперед.

Анил располагался в пятой камере от входа. Лесоруб сидел в дальнем углу клетки в одной набедренной повязке. Поджав согнутые ноги к груди, он обхватил голову изодранными и оцарапанными руками.

— Вот он, — буркнул толстяк.

Шанкар внимательно оглядел старого друга, ощущая в сердце предательскую иглу жалости.

«Богиня-матерь, что же он сделал с тобой, Анил? За что нам все это?».

Поджав нижнюю губу, охотник несколько секунд продолжал смотреть на безмолвного лесоруба, а затем бросил, обращаясь к тюремщику:

— Неси ключи.

Тот выпучил глаза:

— Чего?

— Ключи неси.

Толстяк облизал губы и прохрипел:

— Какие ключи?

Охотник покосился на него:

— Ну, наверное, от государственной казны с сундуками, полными серебра. Или у тебя другие ключи есть?

— А... я...

— Открывай уже.

Глава 6

Внезапно хватка Анила ослабла. Его руки разжались.

Толстый тюремщик стоял над ними. На трясущихся ногах, со вспотевшим лицом, но довольной улыбкой на пухлых губах. В правой руке он держал деревянный табурет, который секундой ранее опустил на голову несчастного лесоруба.

Изо рта тюремщика вырвался вздох облегчения:

— Ну, ты доволен, мразь?! Я ударил, как и просил!

Шанкар сбросил с себя обмякшее тело Анила и судорожно втянул в легкие тяжелого воздуха темницы. Несмотря на его спертость и привкус сырости, он показался охотнику высшим примером свежести. Подобно морскому бризу, налетающему на берег с водных просторов в жаркий полдень.

— Вы как, в порядке? — поинтересовался толстяк, все еще держа табурет наготове.

— Да, — прохрипел Шанкар, с трудом поднимаясь.

Пелена перед глазами спала, однако желтые круги еще плавали в хаотичном порядке.

— Так и знал, что это плохая мысль, — проворчал тюремщик, беря его под локоть и направляясь к выходу.

— Надо проверить, как он... — попытался сквозь кашель возразить тот, но тюремщик и слушать не хотел.

— Еще чего! Вам мало было?!

— Но...

— Никаких «но»! — толстяк буквально выволок слабо протестующего охотника из камеры и, с лязгом, захлопнул решетку. — Подержите табурет... а сядьте. А то грохнитесь и башку разобьете.

Шанкар не стал спорить. Он опустился на деревянное сиденье, продолжая прочищать горло и восстанавливать дыхание.

Тем временем тюремщик с завидной ловкостью повернул ключ в замке и, бросив мимолетный взгляд на обездвиженное тело лесоруба, повернулся к охотнику:

— Повезло, что я вовремя.

Тот кивнул:

— Да. Спасибо.

— Говорил же, плохая мысль, — еще раз напомнил толстяк, утирая пот со лба.

— Он жив? — кивнул в сторону камеры Шанкар, ощупывая шею. На ней уже проступили синяки от удушья.

— А че с ним станется? — сплюнул тюремщик.

— Все же... надо проверить.

Толстяк скрестил руки на груди:

— Да я смотрю, вам неймется.

Шанкар вяло улыбнулся:

— Должен признать, есть чуть-чуть.

Он уже хотел возразить, но тут из камеры раздался слабый стон.

Тюремщик хмыкнул:

— Вот и проверять не надо. Живой, гад.

— Ударь... — простонал Анил, все еще не поднимаясь с пола.

Толстяк закатил глаза:

— Надо было треснуть посильнее.

— Ударь... — тихо молвил лесоруб и снова затих.

— Скорей бы ему башку снесли, — проворчал тюремщик.

Шанкар ничего не ответил. Несмотря на то, что Анил еще пару минут назад пытался задушить его собственными руками, он не желал тому смерти. Долгие годы дружбы невозможно спустить в выгребную яму в один миг.

Охотник поднялся, ощущая слабость в ногах.

«Ну, хотя бы желтые круги начали рассасываться».

— Пожалуй, я пойду, — пробормотал он, продолжая ощупывать шею.

— Наконец-то вы сказали что-то разумное, — радостно подметил тюремщик, — немного вы от него узнали.

— Верно.

— Сами дойдете?

Охотник поднял руку в успокаивающем жесте:

— Не беспокойтесь. Я уже в норме. Еще раз спасибо за помощь. В долгу не останусь.

— Пустяки, — бросил толстяк, хотя по лицу было видно, что слова охотника польстили душу, — это ведь моя работа.

— Неважно, — он неспешно двинулся к выходу, — я к вам еще зайду.

— Не стоит, — промямлил толстяк, мысленно предвкушая парочку мер серебра в качестве вознаграждения.

Шанкар не ответил. Он уже поднимался наверх по вьющейся каменной лестнице, намереваясь как можно скорее увидеть солнечный свет.

***

Аваниш закончил укладку свежего лука на прилавок и, окинув пристальным взглядом результат своего труда, одобрительно кивнул. Запасов зелени хватит еще на несколько дней хорошей торговли.

«Надо бы еще пару ящичков доложить» — подумал он, почесывая плешивую голову, как вдруг заметил позади себя могучую тень.

Зеленщик даже не стал оборачиваться, ибо узнал бы эту широкую фигуру из любых других.

— А, доброго утра, Брасид, — поприветствовал он кузнеца, мастерская которого располагалась напротив, — решил перекусить?

Кузнец не ответил, продолжая молчаливо стоять за спиной.

— А я вот никак решить не могу, — Аваниш начал теребить свой тощий подбородок, — выложить еще один ящик лука или нет? Что скажешь, приятель? Если возьмешь у меня парочку овощей, то сразу решишь эту дилемму.

Глава 7

Когда туман перед глазами внезапно рассеялся, то Брасид увидел, что сидит на мостовой. Весь перепачканный кровью, он изумленно рассматривал рыночную площадь, превратившуюся в место настоящей бойни. От представшей взору картины холодило внутри и сдавливало желудок. Известь была усыпана ошметками мозгов и раздавленными бобами. Брасид почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он хотел прикрыть рот ладонью да не сумел. Только сейчас осознал, что руки крепко связаны за спиной, а рядом стоят двое стражников с бледными лицами.

— Что... что здесь произошло? — выдавил из себя он.

— Это тебя надо спросить, Брасид, — обратился к нему один из воинов с окровавленным копьем, — Нишант ведь уже ничего не расскажет.

— Меня? — опешил кузнец.

— Ну не меня же?! — воскликнул стражник, разводя руками. — За что, Брасид?!

— Я... я...

— За что ты так с нами?! Так ты решил отплатить за то, что мы приютили тебя?! Приняли, как своего! Дикарь! Пустынный дикарь! Еще и Нишанта вовлек в свое безумие!

— Я не делал ничего! — пробасил Брасид.

— Да? — стражник поднял молот с дороги и ткнул им в нос связанному кузнецу. — А это что?!

Брасид тупо уставился на свой инструмент для ковки металла, покрытый слоем омерзительной жижи из человеческих мозгов, крови и волос. Он не помнил. Он ничего не помнил с того самого момента, как ему почудилось, что в мастерскую заползла змея. Он развернулся, дабы осмотреть кузницу и... дальше ничего. Пустота. Потом он очнулся уже связанным, стоя на мостовой по колено в крови. Брасид отчаянно напрягал память, дабы вспомнить хоть что-нибудь, но безуспешно. Только морщины еще больше испещрили кожу на лбу.

«Богиня-мать, прародительница жизни, неужели это я?... Это... я? Нет... нет-нет-нет! Не мог я этого сделать! Это безумие... настоящее безумие!».

— Нечего ответить?! — зашипел ему в лицо воин.

Брасид был настолько поражен, что не мог выдавить из себя ни единого слова.

— Увести его!

Двое стражников подхватили кузнеца за руки и подняли с колен. Тот даже не пытался сопротивляться. Брасид был полностью обескуражен, ошеломлен и сбит с толку. Он не понимал, как все произошло. Почему это произошло. В голове роился целый ворох мыслей, словно потревоженный улей. Впервые в своей жизни он почувствовал общую слабость. И даже когда Шанкар окликнул его, Брасид не ответил. У него просто не осталось на это сил.

***

— Брасид!

Он не ответил.

Один из стражников, окруживших кольцом кузнеца, предостерегающе поднял руку:

— Не приближайтесь, господин. Это опасно.

— Опасно? — Шанкар непонимающе посмотрел в глаза стражнику. — Да он мухи не обидит!

— Неужели?

Воин отделился от общей группы, и его место тут же занял другой. Он подошел вплотную к охотнику и указал пальцем на рыночную площадь.

— А вы оглянитесь! Все это — его рук дело!

Шанкар проследил взглядом за жестом. Картина, представшая перед глазами, способна была ужаснуть и бросить в дрожь. Вот только охотник видел слишком много крови за последнее время и начинал медленно к ней привыкать. Как бы страшно это ни звучало. По крайней мере, мерзкого ощущения тошноты он уже не испытывал.

Стражник добавил:

— В тихом омуте...

Шанкар обернулся лицом к воину:

— Вы уверены, что это сделал Брасид?

— Да. Он и Нишант.

— Нишант?

— Один из наших, — пояснил стражник, закусив нижнюю губу.

— Не могу в это поверить, — охотник испытывал явное потрясение.

— Да, — согласился воин, сдвинув брови, — но я всегда был осторожен к выходцам из пустыни. Видимо, не зря. У них слишком горячая кровь.

— Как это произошло?

Тот пожал плечами:

— Кузнец взбесился и схватил молот. Первой жертвой выбрал зеленщика, — тут он кашлянул и прочистил горло, — очевидно, имел на него зуб из-за гнилых овощей.

— Брасид никогда не держал зла на Аваниша, — возразил Шанкар.

— Он сам вам об этом сказал? — хмыкнул стражник. — Уверен, собирайся вы кому-нибудь раскроить череп, то не стали бы оповещать всю округу.

— Кто еще? — спросил охотник, про себя подмечая разумность сказанных слов.

— Бакула, жена зеленщика. Она несла мужу бобы на рынок. Несколько случайных прохожих, попавших под горячую руку. Точнее... — стражник скривился, — под горячий молот. Двое бойцов, что прибежали скрутить безумца. Ну, и Нишант. Еще кто-то попал под телеги с перепуганными зебу.

— Нишант? — переспросил Шанкар, совсем позабыв это имя под напором событий.

— Стражник, что следил за порядком на рынке, — воин пожал плечами, — видимо, был в сговоре с кузнецом.

— В сговоре?

Глава 8

Шанкар видел испуганные лица жителей Мохенджо-Даро, когда его отряд покидал город через восточные ворота. Охотник понимал, что разобраться со зверем необходимо как можно скорее. Паника среди населения не пойдет на пользу ровным счетом никому. А ведь люди еще даже не догадываются о той катастрофе, которая накрыла долину Сарасвати. Пустыня наступает с востока, проглатывая в своей ненасытной утробе плодородные земли. И решение этой проблемы нужно найти не менее быстро, чем расправиться с таинственным зверем. Верховный жрец Чудамани намерен был созвать тайный совет из самых доверенных лиц для поиска выхода. Девадат же отправился вместе с Шанкаром на поиски существа. Ему не терпелось увидеть воочию зверя, что до сих пор скрывался в джунглях Синдху. Охотник только пожал плечами.

«Если хочет, то пусть идет. Лишь бы не путался под ногами».

Шанкара несколько раздражало явное нежелание Девадата всерьез воспринимать ту опасность, которую таило в себе загадочное животное. Более того, по его словам, это именно люди виноваты в ярости зверя, которую вызвало вторжение первых на земли существа. Быть может в глубине души охотник мог бы согласиться с бывшим Верховным жрецом, но сейчас все зашло слишком далеко. Настолько далеко, что либо зверь, либо жители долины Синдху. К тому же у охотника имелся личный повод расквитаться с ним. Образ Нилам не выходил из памяти. Каждый раз, когда ее прекрасный лик вставал перед глазами, губы Шанкара непроизвольно сжимались, а рука крепче обхватывала копье...

По приближению к месту вырубки, Шанкар разделил силы на два отряда. Первый, во главе с ним самим, отправился непосредственно на просеку. Второй пошел в сторону лагеря лесорубов. Девадат присоединился к последним. К превеликой тайной радости и облегчению охотника. Присутствие брюзжащего старика удручающе действовало на Шанкара и только отвлекало от охоты.

Солнце достигло зенита и неплохо припекало, когда они добрались до того места, где лесорубы укладывали деревья на плоты для дальнейшей отправки вниз по реке. Синдху нес свои темные воды со спокойной размеренностью. В камышовых зарослях вдоль берега заливались пением пурпурные нектарницы, а кроны деревьев над головами стояли почти неподвижно. Слабый ветерок, едва уловимый на коже, заставлял вяло покачиваться зеленые листья.

Подойдя к ближайшему из плотов, Шанкар опустился на одно колено и внимательно осмотрелся. Стволы пальм, аккуратно уложенные поверх, уже достаточно отсырели. Видимо, они пролежали здесь довольно долго. Охотник прислушался, будто пытаясь различить среди естественных звуков диких джунглей нечто, что могло бы подсказать местоположение лесорубов. Однако ничего, кроме пения птиц, да тихого шепота воинов за спиной, услышать не удалось. Взгляд метнулся по земле. Его пытливые глаза сразу заметили следы. Старые следы двух пар ног. Судя по размерам и глубине отпечатков, они принадлежали крупным мужчинам.

«Лесорубы».

Шанкар продолжил изучение земли рядом с берегом.

Тем временем Локеш, до этого равнодушно наблюдавший за действиями охотника, заразительно зевнул и, видимо от скуки, начал помахивать в воздухе копьем, словно игрушечной палкой. Во время очередного взмаха он не рассчитал расстояние и чуть было не выколол глаз рядом стоявшему полноватому воину с короткой черной бородой.

— Эй! — вскрикнул тот. — Осторожнее!

Локеш ухмыльнулся:

— Извини, Младший.

Юный воин, которого прозвали Младшим, недовольно надул пухлые губы. Сын владельца свинофермы Панишвара отличался весьма обидчивым нравом. Все его в отряде звали Младшим, дабы не путать с отцом. К тому же это прозвище звучало короче настоящего имени. Некоторые воины подшучивали над парнем. Дескать, он сам похож на молочного поросенка, коих разводит его папаша. Это обижало и злило Панишвара Младшего, вызывая красноватый румянец на его округлых щеках. А воины смеялись пуще прежнего. Ведь с румянцем тот еще больше походил на поросенка.

— Извини? А если бы ты мне глаз выбил?

— Но я же этого не сделал, — пожал плечами Локеш.

— Если бы сделал, то извиняться поздно было.

— О, брось, Младший, — отмахнулся Локеш, — не делай из мухи слона.

— Ты халатно относишься к своим обязанностям, — не унимался Панишвар.

На его щеках зарделся румянец.

Это подметил Локеш и усмехнулся:

— Да не злись, поросенок. А лучше отойди чуть подальше, а то еще превратишься в хрюшку на вертеле, — воин хохотнул.

— И отойду, — выплюнул в его сторону Младший, делая пару шагов назад, — а то ведь, кто знает, может ты такой же безумец, как и Брасид!

Улыбка слетела с лица Локеша.

Он недобро покосился на Младшего:

— Это я-то безумец? Следи за языком, Панишвар.

— А ты за ручонками своими шаловливыми, — парировал тот.

— Да как ты смеешь! — побледнел Локеш — Я, между прочим, твой командир.

— Не сегодня, — хмыкнул Младший и кивнул на Шанкара, продолжавшего изучать следы на земле.

— Ах, вот как! — лицо Локеша искривилось от злобы. — Ты теперь мне перечить будешь, поросенок?! Может и вправду глаз выбить, дабы образумился?

— А ты попробуй! — взвизгнул Младший, поднимая копье.

Глава 9

Шанкар бежал по тропинке в лесу, на ходу перепрыгивая через кочки и корни деревьев. Воздух свистел в ушах, донося с реки отчаянные крики и звуки борьбы. В тот момент охотник не думал, как убить зверя. Все его сознание было занято лишь одним желанием — встретиться с ним лицом к лицу. Посмотреть существу прямо в глаза. Увидеть, кто стоит за жестокими убийствами. Кто убил Нилам! Частичкой разума Шанкар осознавал, что поступает опрометчиво. Жажда мести застилает глаза, не давая увидеть реальной картины. Но он не мог ей противиться. Не мог противиться этому острому, словно отточенный кинжал, чувству. Поэтому несся вперед, а листья деревьев и стебли лиан хлестали ему по лицу.

Локеш едва поспевал за ним, постоянно спотыкаясь и сыпя проклятиями, на чем свет стоит. Однако поток бранных слов, изливающихся из его рта, был следствием отнюдь не отбитых о кочки и корни пальцев ног. Воин боялся. Боялся того, что он увидит, когда они вернутся на берег Синдху. Крики, которые доносились оттуда, были поистине ужасающи и леденили душу похлеще того, что им пришлось лицезреть на просеке. Сыпля проклятиями, Локеш пытался хоть немного успокоить самого себя. Но получалось из рук вон плохо.

Замыкал бег Панишвар Младший. Мертвенная бледность до сих пор не сошла с его лица. Более того, казалось, что он стал еще белее и готов вновь рухнуть в обморок. Бедолага был на пределе. Его дух оказался на грани слома. Он ощущал, что сердце вот-вот лопнет прямо в груди. Из легких вырывалось прерывистое дыхание. Лоб заливал липкий пот, а перед глазами возникла слабая пелена. Младший с трудом поспевал за Локешом.

Крики внезапно стихли. В тот самый миг, когда запыхавшийся охотник выбежал, наконец, из леса. Шанкар замер, как вкопанный. Бежавший позади Локеш от неожиданности чуть не влетел ему в спину, остановившись в самый последний момент. Младшему не пришлось — он безнадежно отстал и, с присвистом, ковылял в паре десятков локтей позади.

Охотник во все глаза смотрел на него. Груду разодранных и изувеченных тел со вспоротыми внутренностями даже не заметил. В конце концов, он слишком много видел окровавленных трупов за последнее время. Все его внимание было приковано к нему.

«Богиня-мать, что это? Что это такое?! Неужели это чудовище плод рук твоих?!».

В тот самый момент, когда охотник выбежал на опушку, зверь завершал кровавую бойню, нанося последний штрих в создании ужасающей картины. Подцепив длинным и мощным хвостом последнего воина, существо подбросило несчастного в воздух и хлестнуло по нему кончиком хвоста, увенчанным неким подобием металлической гири с зелено-янтарным оттенком. От удара тело разорвало на мелкие кусочки. Фонтан крови брызнул в разные стороны, а внутренности бедолаги рухнули на землю бесформенной грудой. При этом существо оставалось безмолвным. Никакого злобного рычания или рева, которых можно было ожидать. Только хладнокровная и беспощадная жестокость.

Испытывая легкую дрожь в руках, Шанкар выставил копье наконечником вперед и пригнулся. Металл сверкнул в лучах солнца. Он не сводил глаз с этого чудовища. Чувства охотника мгновенно обострились. Весь окружающий мир прекратил для него существовать. Оставался лишь он, да та тварь впереди. Зверь, повинный в убийстве стольких людей. Чудовище, убившее Нилам... Наметанный глаз приметил, что тело зверя покрыто плотной чешуей, однако длинная шея вроде бы оставалась беззащитной.

«Туда я и нанесу роковой удар!».

Однако попасть в тонкую шею с того места, где стоял Шанкар, не представлялось возможным. Стрелять из лука он не решился, боясь промахнуться. Поэтому начал медленно приближаться к существу, пока то упивалось собственной победой и не удосужилось повернуть голову. Жажда охоты и мести полностью охватили его разум. Шанкар настолько сконцентрировался на звере, что напрочь забыл о своих спутниках. Когда же те решили напомнить о себе, то было уже поздно.

Локеш, к тому моменту отдышавшийся, увидел-таки ужасающее существо, разорвавшее его отряд, словно псина тряпичную куклу. Глаза воина, в мгновение ока сделавшиеся квадратными, вылезли из орбит. Тело пробила сильная дрожь, а кожа теперь напоминала ту, что бывает у общипанного гуся. Рот воина открылся... и спустя пару секунд из него вырвался вопль неописуемого ужаса.

Шанкар вздрогнул.

«Проклятие! Проклятие-проклятие-проклятие!».

В этот момент чудовище повернуло голову к нему.

Охотник увидел приплюснутую морду, на конце которой виднелся длинный острый рог. Подобно огромному копью, оно готово было проткнуть и вспороть любого, кто встанет у твари на пути.

«Вот откуда те страшные раны на телах зебу и гонцов Нараяна».

Подумал охотник, а затем их глаза встретились. Пытливый взор Шанкара и немигающие красные глаза чудовища. В тот самый момент, когда это произошло, охотник внезапно осознал, что уже не слышит истошного вопля Локеша...

***

Панишвар остановился. Он согнулся в три погибели. В отчаянных попытках перевести дух, Младший хватал воздух ртом. Тот со свистом врывался в легкие. Сердце трепетало в груди, а уши закладывало от давления.

Впереди завопил Локеш, но Младший не успел среагировать на крик.

Он почувствовал, как сердце внезапно успокоилось. Словно и не было этой безумной скачки через джунгли. Не было просеки, усеянной окровавленными телами. Вялость в руках и ногах ослабла, но при этом пропали все звуки вокруг. И только голос, будто исходящий из глубин подсознания, вкрадчиво нашептывал ему на ухо.