Ситцевый платочек

Пролог

В камышах громко квакали лягушки — или, может, жабы. Кто их разберёт! Их песня звучала как шум: будто в хоре вдруг появился солист, решивший петь отдельно, ломая весь мотив. Костёр потрескивал, выбрасывая искры в тёмное небо, где звёзды едва пробивались сквозь дым. Запах леса и смолы висел в воздухе — густой и терпкий. Ребята не могли надышаться им после душного и пыльного города.

Рома, юноша в очках, сидел на корточках у костра, подставив ладони к огню. Очки запотели, но он не спешил их вытирать — возможно, потому что всё вокруг его раздражало, и он не хотел никого видеть. Весь вечер парень сидел с недовольным лицом, не вступая ни с кем в разговоры, будто варился в собственном гневе. Казалось, ещё немного — и он взорвётся от злости, что копилась в нём целый день.

К лягушкам добавился Денис. Он притащил гитару, как всегда. Спортивный, красивый, с лёгкой улыбкой, он сразу оказался в центре внимания. Девчонки сгрудились вокруг, слушая его медвежьи завывания. По их лицам было видно, что они уже ой как пожалели, что ввязались в этот авторский вечер песен. Рома протёр очки и бросил взгляд на Дениса. Он был полон раздражения и ненависти, а может, и зависти.

Вот так всегда: стоит взять гитару — и понеслось. Не заткнуть. Чтоб она у тебя, чёртова, поломалась… Села батарейка, ну конечно. Если у любви она села — то в твоей голове, похоже, даже не было отсека для них.

Костёр почти погас, и вместе с этим вернулись комары. Катя, ответственная за аэрозоли от крылатых вампиров, благополучно оставила их дома. Никто ей и слова даже не сказал. А как он в прошлый раз забыл — накинулись все.

— Да, конечно, справедливо, — бурчал Рома себе под нос.

Вечер на природе шёл не так, как хотелось бы. Рома пытался уехать на автобусе, но его остановил лучший друг Антон, который решил поднять настроение и боевой дух товарища. Он сходил в прилесок с младшим братом, притащив целую кучу сухих веток.

— Не зря мама заставила тебя взять с собой, от тебя такая польза! Я думал, что ты ныть будешь, — сказал он Кириллу.

Как только подкинули палок — комары сразу же подняли крылышки вверх и удалились с этого вечера. А злополучная гитара была спрятана: пока Денис отходил в туалет, Антон засунул её в палатку под спальный мешок. И теперь можно было начинать вечер — можно было жить.

Весь класс собрался у костра. Кто-то достал хлеб, кто-то — зефир, а кто-то даже сосиски, но это было что-то почти на роскошном. Они плотно сидели рядом под широким пледом. Был июль, но ночи стояли холодные, почти осенние. Ребята сидели молча, никто не знал, о чём разговаривать. Пока младший брат Антона не крикнул:

— Давайте рассказывать ужасы! Ужасы! Кто-нибудь знает хоть одну страшную историю?

Рома знал, но стеснялся. Вести рассказ на весь класс — вот это ужас. Но история была настолько хороша, что промолчать было бы преступлением.

— Я знаю, но только не страшную. Хотите? — влез Денис.

— Нет, к чему твои истории, если они не страшные? — отрезал Кирилл.

— Я знаю одну, — вдруг неуверенно сказал Рома.

— Хотите, я могу что-нибудь сыграть на гитаре, только её найти надо? — перебил Денис.

Конечно, звезда класса оказалась не в центре внимания. Гитары нет, мышцы в темноте не увидишь. Денис, как же ты это переживёшь?

Но на удивление его слова проигнорировали даже девочки. Они сделали вид, что ничего не услышали.

— Начинай, Барсуков, свою историю! — крикнула Лиля.

— Что, Денчик, никто не захотел смотреть на твой пресс, как на фильм? — хохотал Кирилл, подбрасывая в костёр сухую ветку.

— Заткнись, шмакодявка, тебя здесь вообще не должно быть! — обиженно сказал парень, натягивая капюшон.

— Какие мы нежные!

— Давай, Рома, — поддержала другая одноклассница.

От неожиданности у парня пересохло во рту, он промочил горло уже холодным чаем из термоса, который до сих пор пах мятой и чем-то сладким. Прокашлялся пару раз, а затем начал свой рассказ.

— Хорошо. Было это зимой… а точнее — в декабре.

Глава 1. И снова дома

«Бог бережёт. Но не всех. И не всегда тех, кого мы просим.»

Снег ложился тихо, будто не хотел тревожить спящих. Он припорошил улицы и тропинки, превратив их в белую пустыню. Люди ступали осторожно, сами прокладывали путь, притаптывая свежий наст. Утро было тёмным, почти ночным — фонари в некоторых местах не горели, и до боли знакомая улица казалась чужой. Особенно страшно становилось, когда за спиной слышались громкие шаги. Они приближались всё ближе, наводя панику на идущего впереди.

Даше тоже было не по себе. Она возвращалась с электрички в деревню к родителям. В такой ранний час автобусы ещё не ходили, приходилось идти пешком от станции. Казалось, что вышло много людей, но они все куда-то исчезли в белоснежной завесе. И осталась стоять Даша одна у начала длинной дороги, ведущей к деревне. Девушка не выпускала из рук телефон, крепко держа его даже в кармане. Она включила музыку на максимум, будто хотела заглушить тревогу и страх от вдруг услышанных звуков. Не слышу и не вижу — значит, ничего нет.

С детства Даша чего-то постоянно боялась. Будучи деревенской девочкой, она не могла заставить себя зайти в курятник — боялась кур. Не обирала ягоды летом из-за пчёл и ос. Не проходила по улице, если там сидела собака. Переехав в город, она постепенно забыла о страхах — ведь тяжело встретить курицу или корову на проспекте. Но каждый раз, возвращаясь в родную деревню, страх возвращался.

Девушка быстро шагала по заснеженной дороге, имитируя ходьбу на лыжах — так не приходилось поднимать ноги, и шаг не замедлялся. Было холодно. Даша прятала руки в карманах, а нос — в пышно замотанном шарфе. Она не смотрела вперёд, а только наблюдала, как снежные хлопья разлетались в стороны от её резкого шага. Под куртку она предусмотрительно надела свитер из овечьей шерсти. Он оказался таким колючим, что каждое движение сопровождалось неприятными покалываниями. Вдруг Даша остановилась, расстегнула ворот куртки и закатала горловину свитера — шея покраснела и чесалась. Мимо неё мелькнул знак с названием деревни: “Снов”. Тревога не уходила. Папа обещал встретить её, но никто не отвечал на звонки. Девушка уже не раз накрутила себя, представляя, что с родными случилось что-то плохое. Она шла и думала, что вот-вот ей кто-то позвонит и сообщит ужасную новость. Даша ещё сильнее сжала телефон. Дышать было трудно. Ей хотелось сорвать с себя пуховик и свитер, будто они мешали ей вдохнуть полной грудью.

Вдали показалась водонапорная башня и первые дома на краю деревни. Оставалось пройти всего километр-два — и она будет дома. С её последнего приезда ничего не изменилось, или так казалось из-за выпавшего снега. Ведь и в прошлый раз она была здесь в декабре, также пробиралась сквозь сугробы. Тогда из-за сильных морозов у отца не завелась машина. Пришлось идти пешком, но не ранним утром, а поздним вечером. Девушка вдруг подумала, что тогда ей было не так страшно идти одной.

Даша увидела голубую крышу с потрескавшейся краской. Отец красил её всё лето, несмотря на больную спину, а она всё равно потрескалась. Какое же это неблагодарное дело: делаешь, стараешься, а отдачи никакой. Только потраченные силы, нервы, а главное — здоровье. Даша давно предлагала родителям переехать к ней в Минск, но они наотрез отказались бросать свой деревенский дом. Она открыла калитку, которая издала родной скрип, и подошла к двери. Не успела протянуть руку, чтобы дёрнуть за ручку, как оттуда выбежала соседка, громко запричитав:

— Что я буду делать? Моя Лидка… Ой, что за горе такое…

Даша застыла. Казалось, кровь отлила от головы, и в ушах раздался шум.

— Татьяна, что я буду делать?! — всхлипнула женщина, срываясь на плач.

— Я не знаю, Нина…

— Такая девочка хорошая была. Была, понимаешь — была! — завыла она, схватив Татьяну за грудки халата.

Женщина вздрогнула, но не оттолкнула соседку. Снег ложился на её голову, таял, оставляя мокрые пряди. Татьяна смотрела на неё и не могла вспомнить, когда та успела так сильно поседеть. Неужели за одну ночь?

— Крепись, Нина, — сказала она тихо, положив руку на плечо женщины.

— Тебе не понять, никому не понять! У тебя дочка-то живая! — выкрикнула соседка, дрожа всем телом.

— Ну что ты такое говоришь…

Скорбящая женщина вышла со двора родителей Даши, оставив калитку открытой. Девушка ещё минуту стояла и провожала взглядом тётю Нину, которая пробиралась сквозь сугробы в сторону центра деревни.

— Мама, что случилось?! — испуганно спросила Даша.

— Ой, Даша, напугала! Горе… настоящее горе, — прошептала Татьяна, прижимая ладонь к груди.

— Что произошло?

— Лиду убили… или она сама… убилась. Ещё ничего неизвестно. Нашли её возле церкви, что на кладбище. Голую. Представляешь?

— Ужас…

— А самое странное, что на голове был платочек, а под ним… окровавленная голова.

— Из-за чего?

— Сама она… или кто-то выдрал все волосы. Ой, что творится! Не хватало нам ещё убийцы или маньяка…

— Божечки… — прошептала девушка, сжав шарф.

— Мы же тебя встретить должны были! Извини, тут такое произошло…

— Ничего, я прекрасно дошла сама.

— Из Несвижа должна милиция приехать, а девочка так и лежит там… Бедная Нина растила дочку одна, и тут такое. Мамочки родные, что ж делается-то у нас!