Толкаю дверь, практически делаю шпагат, скользнув мокрыми кроссами на мраморном полу кофейни.
Посетителей не так много, но я удостоилась внимания каждого своим эффектным появлением.
Натягиваю на лицо улыбку и говорю:
— Американо покрепче, пожалуйста! — меня слегка потряхивает от ощущения холодных мокрых шмоток на теле.
Я оглядываюсь, замечая, что мои девчонки уже сидят за столиком в углу кофейни, потягивая свои бодрящие напитки. Они ушли с зачёта чуть раньше и поэтому выглядят сейчас гораздо лучше меня. Я же попала под дождь и по виду напоминаю облезлую кошку. Чувствую себя немногим лучше.
Надо бы снять хотя бы джинсовку, чтобы обсохнуть. Иначе точно заболею и провалю подготовку к экзаменам. Я хватаюсь за манжету, но ткань прилипла к руке намертво. Начинаю дёргать, ёрзать, крутиться на месте. Рука соскальзывает, а джинсовка, кажется, только плотнее обхватывает плечи. С каждой попыткой мне становится всё теплее — не от того, что обсыхаю, а от неловкости: чувствую, как на меня косятся окружающие. А одна рука так и остаётся наполовину в рукаве, будто в ловушке. Я уже не просто пытаюсь снять одежду, я вступила в отчаянную схватку с предательской джинсовкой, которая, похоже, настроена выиграть.
В этот момент ощущаю сильный толчок в спину. Рука выскальзывает из джинсовки. Сгруппироваться не успеваю. Поэтому неуклюже взмахиваю руками, теряя равновесие, и задеваю этажерку с дорогущими десертами, стоящую на стойке. Та угрожающе кренится, словно в замедленной съёмке, и я пытаюсь поймать её, но вместо этого только сильнее толкаю. Она с грохотом падает, рассыпая десерты по полу веером, и своим краем задевает толстый чёрный провод кофемашины. Раздаётся неприятный хруст, слышится короткое потрескивание — и она перестаёт работать. Бариста в ужасе замирает. Судя по выражению его лица, ремонт обойдётся в такую сумму, что проще купить новую. Если вообще возможен.
— Извините! Я не специально, правда! Меня толкнули.
Оборачиваюсь, чтобы найти виновника случившейся катастрофы, но за спиной не вижу никого. Куда он делся-то?
— Давайте, хотя бы помогу собрать, — захожу за стойку и поднимаю куски торта, пончики, синнабоны на уже поднятую этажерку.
А когда выпрямляюсь, ощущаю на себе тяжелый, давящий взгляд. Ну не-е-ет! Только этого не хватало. Этот день в одно мгновение становится ещё хуже, чем я могла себе представить.
Арсений Барсов смотрит на меня так, будто прямо сейчас сравняет с землей. Но фокус в том, что ему-то я ничего не сделала! По крайней мере сегодня.
— Авдеева, стоять! — командный тон буквально пригвождает меня к полу.
Как бы я ни хотела сбежать прямо сейчас, из-за стойки не так-то просто добраться до двери, тем более что огромный парень, просто гора, уже перекрыл узкий выход в зал кофейни.
— Стас, что произошло?
— Девушка опрокинула этажерку и сломала кофемашину. Середина дня, не знаю как мы дальше будем работать, — басит бариста.
— Что скажешь в свою защиту, Ксю?
— Что для тебя я Ксения!
— Воу, я бы на твоём месте не стал дерзить, блонди. Ты, наверное, не в курсе, да и откуда, но эта кофемашина стоит целое состояние.
— А твоё какое дело? Если с кем и буду обсуждать этот вопрос, то с владельцем или администратором, но никак не с тобой, Барсов!
От его наглой, самоуверенной ухмылки мне становится не по себе. Какой-то он подозрительно довольный. Блаженный, блин! Достал уже со своими придирками, когда уже оставит меня в покое? Такое ощущение, что я его личная игрушка. Ведь именно мне он весь год не давал прохода.
Да у него целый гарем обожательниц, с любого факультета и курса. Так почему именно я попала к нему на прицел? Мне вот вообще нафиг не упал этот качок-перекормыш. Парни с таким раздутым эго, что оно наверняка до Марса достает, меня не привлекают. Мне своё девать некуда, оно итак прожорливое и постоянно требующее внимания и всяких почестей. Некогда мне его ЧСВ (прим. автора - чувство собственной важности) чесать.
— Стас, так где ваш администратор? Позови, — щёлкаю пальцами. — А то господин Барсов слишком много на себя берёт.
— Эээ... — тот смотрит растерянно на Арсения, как будто решает какую-то опупеть сложную задачку, логарифмы как минимум.
— Я что, так много прошу? — подгоняю его взглядом.
— Это и есть владелец, — наконец выдает информацию Стас.
О-хре-неть!
Теперь моя очередь открывать рот, как рыбка гуппи, в попытке осознать, что что вот этот вот мистер Универ прошлого года и есть тот, от кого теперь будет зависеть моя судьба. Чую, ничего радужного меня дальше не ждёт. Потому как он не упустит возможности поиздеваться. Или я плохо его знаю.
Его нежное эго очень, просто катастрофически пострадало от того, что я не согласилась пойти с ним на свидание. Таким, как Арсений Барсов, не отказывают. Разве что те, у кого отсутствует инстинкт самосохранения. Как у меня.
Ну не захотела я быть номером сто тысяч тринадцатым в его списке побед. Что теперь? Какие сейчас все злопамятные, жуть!
— Так что, Ксю, как будем решать возникшую проблему?
— Я уже повторяла, что меня зовут Ксения! — рычу на него, потому что бесит, бесит, бесит интонация, с которой он задал этот вопрос. Ставлю что угодно, что он уже придумал, как прижать меня к ногтю.
— Проехали. Я буду называть тебя так, как мне нравится. Ксю, как думаешь, сколько стоит эта кофемашина?
— Не дороже денег, которых у тебя куры не клюют.
— Неправильный ответ, блонди. Эта кофемашина стоит столько, что тебе вовек не расплатиться.
— С чего бы мне платить? Меня толкнули, посмотри по камерам.
— Похрен. Я не буду разбираться. Ты мне должна.
— Барсов, у тебя мозги что ли спеклись на парах?
— Как тебе угодно думать, моя юная бариста.
— Какой неадекват, как вы вообще работаете на него, Стас? — пытаюсь получить поддержку со стороны.
Но, видимо, авторитет Барсова настолько велик среди своих подчинённых, что я не то что слова, даже взгляда Стаса не удостоилась.
Фыркаю громко, абсолютно уверенная в своей правоте и в том, что он ничего мне не сможет сделать. В конце концов, он же не царь и бог! Какие бы у него ни были связи, если я не поддамся на эту откровенную провокацию, придётся ему отпустить и забыть. И плевать мне на то, что он там себе надумал!
Походкой от бедра удаляюсь к девочкам, чтобы найти поддержку хотя бы в их лице. Наверное, со стороны это смотрится жалко — мокрая курица, изображающая тигрицу. Но мне плевать. Я не отступлю. Не сейчас. Не перед ним.
— Ксю, ты, кажется его разозлила, — слежу за взглядом Даши, которая испуганно пялится на Барсова. — Что он тебе говорил так долго?
— Оказывается, он владелец этой кофейни! И раз я сломала кофемашину, то должна её отработать. Бред какой-то...
Я постукиваю по столику пальцами, стреляя взглядами в Барсова. Он смотрит, гипнотизирует буквально. Утверждает свою власть надо мной, будто бы я одна из его подчинённых. Ему заняться что ли нечем? Кофе делать не на чем, а он стоит, словно надсмотрщик, и смотрит, как я разговариваю со своими подругами. Ждёт, что я щёлкну пальцами и появится новая кофемашина, что ли? Или с повинной приползу — мол, прости великодушно, прими в ряды своей кофейной армии?
— Я где-то слышала, что у этой марки, Rancilio, цена чуть ли не двадцатка! — возбуждённо шепчет Лена.
— Тысяч рублей? — уже думаю выдохнуть. Такую цену я бы потянула.
— Ксю, ты с какого дерева упала? — осуждающе смотрит на меня. — Тысяч долларов, конечно! Итальянская крутая фирма. Далеко не каждая кофейня себе такое может позволить. Но у АКБарса отец, — она закатывает глаза к потолку. — Он наверняка ему деньжат подкинул, на сыне он не экономит.
Я мгновенно сникаю от такой информации. Это не то что неподъёмная сумма, я ее до конца универа отрабатывать буду, если не удастся избежать этого. Надо подумать, как выкрутиться...
— А я знала, — вдруг признаётся Дашка. — Что он владелец.
— То есть я всё это время рисковала, появляясь здесь, а ты просто молчала? Ты же знаешь, что он повёрнутый. Даш...
— Так я не думала, что это секрет. Его отец же рестиками занимается, вот и купил Арсу кофейню. Чтобы знакомая сфера была и если что мог подхватить. Мне так отец говорил.
Даша у нас тоже не из низших слоёв общества. Её родители и родители Барсова часто пересекаются: светские рауты, деловые ужины, совместные благотворительные проекты. У них и в бизнесе что-то совместное, и дружат семьями. Одним словом, свой круг, куда попасть можно только по приглашению — или по праву рождения.
Откровенно говоря, среди нас троих только я из среднего класса. Мои родители, хоть и уважаемые люди, всё-таки работают в найме. Мама — редактор крупного глянцевого журнала, а папа — начальник пресс-службы городской администрации. Не последние фигуры в городе, конечно, но и не те, кто открывает двери в кабинеты без стука.
Однако с девочками мы подружились с первых дней учёбы. У них, в отличие от Барсова и его дружков, корона не жмёт на мозг. Они в состоянии думать своей головой, принимать решения без оглядки на фамилии, и видеть людей, а не только статус. Это и сблизило нас.
— Что думаете? Как мне повернуть всё так, чтобы до АКБарса наконец дошло: эта мышь сдохла, пора искать себе другую?
— Ну а что такого, — пожимает плечами Лена. — Поработай. Кафешка тут крутая, народу летом не сильно много, а потом — кто знает, надоест ему. Ну реально, не ради денег же он это затеял. Смешно.
— Тогда зачем? Я вроде ясно дала понять, что ему ничего не светит.
— Ну ты как маленькая, Ксю, — хмыкает Дашка. — Если б ты ему сразу дала, он бы в тот же вечер интерес к тебе потерял. А ты с хищником играешь. Чем больше трепыхаешься, тем ему интереснее.
— Зато мне ни разу не интересно! — вскидываю руки, потом зарываю лицо в ладонях. — Твою ж... — массирую виски пальцами. — Ума не приложу, как избавиться от него...
— Дать? — хором предлагают обе.
— Ещё чего! Только через мой труп! Скажете тоже. Ладно, пора двигать домой.
Прощаюсь с девочками на углу кофейни, провожаю их взглядом и ловлю такси. В голове шумит от переизбытка эмоций, усталости от напряжённого зачёта и неясности, как быть дальше. Хочется тишины, покоя и чтобы кто-то сказал: «Всё нормально, Ксю».
Дома первым делом принимаю душ. Горячая вода смывает раздражение, но не тревогу. Волосы пахнут мятным шампунем, тело расслабляется, но внутри остаётся липкое предчувствие чего-то неотвратимого.
Потом — завариваю любимый мятный чай, укутываюсь в плед, сажусь на подоконник. За окном уже сумерки, в окнах напротив мигают телевизоры. О кофе даже думать не хочется — слишком тошно от всего.
Жду папу. Хочу обсудить всё и получить поддержку. Надеюсь на это, как ребёнок, верящий, что взрослые всё решат. Ну или как минимум дадут совет, как быть. Если и он не поймёт — то кто тогда?
На скорую руку готовлю ужин: котлеты с макаронами и овощной салат. Нервно солю, добавляя куда больше, чем нужно, потом снова пробую и переделываю. Хочу, чтобы всё было идеально — вдруг это поможет разговору пойти по-другому. Когда родители приходят, мы садимся за стол, и я начинаю рассказ.
— Ну, в общем... Там был этот Арсений Барсов. И, как оказалось, кофейня — его. Я случайно задела этажерку, она грохнулась прямо на провод от кофемашины. Всё... хана. И он теперь требует, чтобы я отработала поломку. Типа это справедливо. Представляете?!
Папа долго молчит, смотрит на меня серьёзно, с тем выражением лица, от которого я начинаю внутренне сжиматься.
— Ксюша, может, наконец поймёшь, что у всего есть последствия. Пора взрослеть. Это не какая-то незначительная поломка. Дорогая кофемашина. Что он должен был сделать по-твоему? У меня просто нет столько денег, чтобы я мог дать их тебе и закрыть вопрос. Даже если бы и были…
— Пап, ты серьёзно? Я тебе о чём вообще говорю! Это был несчастный случай! Он сам начал давить на меня, угрожать фактически!
— Может, ты действительно перегибаешь? Ты всё превращаешь в личную драму. Работа — не каторга. Попробуешь, и, может, понравится. Зато узнаешь, каково это — быть в ответе за свои поступки. Ну и заодно каково это — зарабатывать деньги.
Ксения Авдеева, 19 лет
Студентка, красавица, обладательница шикарного голоса, который ещё никого не оставил равнодушным.
Постоянно попадает в разные ситуации, смешные и не очень. Одна из них и стала отправной точкой нашей истории.

Арсений Барсов, 22 года
Уверенный в себе и собственной неотразимости мужчина. Владелец небольшой кофейни, которую ему купил отец.
Заметил Ксю в первый же её день в универе. И, конечно, попытался обратить её внимание на себя. Но что-то пошло не так. Теперь он одержим идеей присвоить её себе.

Когда эта мелкая заноза, Блондинка Ксю, появилась в универе, я на ней откровенно залип. Причиной этого была вовсе не милая мордашка или крутые сиськи. Хотя и то, и другое в ней меня вполне устраивает. Но всё это — бонус. Главное — её голос. М-м-м, этот голос.
Не писк, не детский лепет, не дурацкое "ми-ми". У неё голос — будто тёплый коньяк, обжигающий, тягучий, с лёгкой хрипотцой, которая пробирает до мурашек. Глубокий, грудной, такой, что ты его не только слышишь — ты его ощущаешь. Под кожей. В солнечном сплетении. Ни у кого из девчонок, что я знал, не было такого тембра. Он звучал, как обещание украсть душу. Или угроза. Или всё сразу.
Почти сразу она вступила в профком универа, где я частенько участвую во всяких мероприятиях. И уже в конце сентября состоялся первый концерт — приветствие первокурсников. Там-то Авдеева и вышла на сцену. И как выступила!
Она пела так, что зал затих. Без фанеры, без понтов, просто стояла в свете прожектора и чистый сильный голос заполнял зал. Я чуть не забыл, как дышать. У меня и у половины универа яйца свело — это было не пение, это был вызов. Чистый секс. Только не вульгарный, а такой, что у тебя подгибаются колени, потому что ты знаешь — эта девчонка способна тебя сломать. Одним голосом.
Несмотря на то, что у меня уже была девушка на тот момент, я решил подкатить к Авдеевой. Мне казалось, что у неё просто ноль шансов против меня. Как и у любой другой девчонки. Но случился облом, просто охренеть какое фиаско.
Для меня это был удар ниже пояса. Я не просто считаю себя охуенным. Так оно и есть. Я решил, что она просто не оценила с первого предложения своего возможного счастья. Но что бы я ни предпринимал, её ледяное сердце даже не дрогнуло. Весь учебный год она меня старательно игнорила, отшивала и делала вид, что я — пустое место. А у меня забрало упало окончательно. Стало делом чести — присвоить её себе.
В какой-то момент мы с друзьями забились, что к концу лета крепость должна быть завоёвана. Любым способом, полный карт-бланш. Ограничения: только моя совесть и здравый смысл. Собственно, поэтому я и придумал гениальный план, как убрать между нами дистанцию: сделать так, чтобы она вынуждена была работать в моей кофейне.
Как по нотам разыгранное действо буквально в одну минуту сделало Ксю моей должницей. В этот момент даже захотелось дьявольски расхохотаться, прямо как в кино. Ну и что, что она недовольна? Она ещё не знает, что это только начало. А дальше, моя Ксю, тебя ждёт море удовольствия и кайфа. Сдавайся, гордячка. Арсений Барсов — твой лучший вариант.
В универ я иду в приподнятом настроении, потому что предвкушаю каждую секунду грядущего вечера. Не просто потому что она будет в моей кофейне. Нет. Она будет у меня. На моей территории. Там, где я хозяин.
И она — эта дерзкая, гордая, самоуверенная девчонка с голосом, от которого мне хочется выть — будет варить кофе по моей инструкции. Не петь. Стоять за стойкой в фартучке и слушаться. Смешно, даже до абсурда. А ещё — пиздец как возбуждает. Да я чёртов извращенец, зацикленный на одной единственной девушке.
Сегодня вечером. И завтра. И через месяц. Я буду смотреть, как она пытается сохранить лицо, как скрипит зубами от злости и бессилия. А потом привыкнет. Смирится. Присмотрится. И тогда — всё. Она будет моя. О да-а-а...
— Здоров, — пожимаю руки парням, стоящим у тачки Тохи Стрельцова. — Авдееву не видели?
— Заходила минут пять назад, — откликается Глеб и хитро прищуривается. — Ну что, продвинулся?
— Ага. Всё по плану. С Михой вчера всё провернули. Теперь птичка певчая в силках, — ухмыляюсь. — Сегодня должна выйти в кофейню.
— Она об этом в курсе? — ржёт Тоха, отхлёбывая из термокружки. — А то вид у неё был такой… на шпильках сантиметров двадцать, как на показ собралась.
— И что? — сжимаю челюсть. — Не думает башкой — пусть босиком бегает. Её проблемы.
— А если сбежит? — добавляет он, и в голосе слышится не просто стёб — подковырка. — Может, она вообще не придёт.
Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулак. Чувствую, как внутри начинает закипать раздражение.
— Не сбежит, — отрезаю. — Я всё рассчитал. И если надумает — найду, поймаю, верну.
Глеб хмыкает:
— Слушай, Арс, ты как будто реально повёрнутый. Тебе не кажется, что слегка перегибаешь?
— Мне? — усмехаюсь. — Я просто добиваюсь своего. Это не болезнь — это стратегия.
— Ну да, — кивает Тоха.
Смешок, и ещё один — теперь уже от Глеба. Меня передёргивает. Руки хочется засунуть в карманы, чтоб не врезать.
— Остыньте, — бросаю холодно. — Я же сказал: она будет моей. Ещё поблагодарит, что в её жизни появился я.
— Уверенность — это хорошо, — кивает Глеб. — Только не забудь: у каждого охотника на крупную дичь рано или поздно может тронуться крыша.
Я делаю шаг ближе, чуть нависаю. Они оба это чувствуют.
— Не лезьте, — тихо говорю. — Всё под контролем.
— Как скажешь, Барсов, — ухмыляется Тоха. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Смотри — не обожгись.
Они ржут, а я отворачиваюсь. Гудит в голове: «Моя. Всё равно будет моя. Сколько бы ни ломалась.»
Подготовка к зачёту проходит мимо меня. Препод пару раз задаёт вопросы, но поняв, что я не в аудитории мыслями, намекает, что могу идти на все четыре стороны. Вообще не планировал, но теперь решаю воспользоваться предложением. Подхватываю телефон с парты и выхожу.
Иду к стенду с расписанием, чтобы понять, когда у Ксю заканчиваются пары. Судя по нему — сейчас как раз последняя. Отлично. Устраиваюсь на лавочке у угла корпуса, попивая только что купленную в буфете воду. Интересно, насколько осмелеет. В какую сторону пойдёт — к кофейне?
Вот она выходит с подругами. Ну-ка, ну-ка. Притормаживает, что-то обсуждая, и все трое поворачивают направо. Прямиком ко мне. Кофейня — налево. Так что место выбрал не просто так.
Каблуки у неё — что надо. Я оценил. Вообще, для меня нет ничего сексуальнее девушки на каблуках. Этот изгиб ноги, когда икры чуть напрягаются, пятка приподнята, и стопа становится тоньше, а бедро — выразительнее... ммм. Как будто вся линия тела натягивается, как струна. Это не просто красиво — это вызывает первобытный отклик. Я реально от такого кайфую. Каблуки делают девушку хищной, опасной. И чертовски желанной.
Р-р-р, да что ж ты прикопался ко мне! Буквально достигла высшей точки кипения. В такие моменты лучше меня не трогать. И желательно не стоять рядом — могу вспыхнуть непредсказуемо.
Делаю пару шагов, но понимаю, что таким образом я далеко не убегу. На каблуках я беспомощна, как щенок на льду. А вот босиком…
Ха, попробуй, поймай!
Наклоняюсь и ловко подцепляю застежки на туфлях. Подхватываю их в руки, почти как оружие, и припускаю от Барсова в совершенно противоположную от кофейни сторону. Асфальт слегка покалывает ступни, но ощущение свободы и азарта перекрывает всё. Первые пару секунд я не слышу за собой никакой погони. Радуюсь, что он решил меня не догонять. Значит, есть шанс добраться домой, уткнуться в наушники и посвятить вечер разучиванию новой песни для выступления. Куда более приятное занятие, чем наблюдать, как Барсов весь вечер будет упражняться в остроумии и издёвках, перебирая мои реакции, как аккорды на расстроенной гитаре.
Впереди оказывается оживлённая проезжая часть, и мне приходится притормозить, чтобы не попасть под колёса. Машины мчатся с рёвом, как будто соревнуются, кто громче. Тут-то он меня и догоняет.
— Авдеева, ты совсем охренела? Страх потеряла? — напирает на меня, как танк.
— А ты кто такой, чтобы я тебя боялась? Я котят барсов не боюсь. Что ты можешь сделать? Поцарапать? — кусаюсь, защищая себя, как могу.
— Знаешь, что делают кошки с птичками?
— Ой бою-ю-юсь! — театрально прижимаю руки к щекам. — Не ешь меня, большой злой Барсик, подавишься костями. Лучше уж закуси своим сарказмом — пользы будет больше.
— Вот, значит, как? — вдруг достаёт телефон. — А если я прямо сейчас позвоню своему папе? Как ты думаешь, что он скажет, если я расскажу ему, как одна девочка устроила шоу на глазах у преподавателей, сбежала с пары и теперь бродит босиком по университетской территории? И про кофемашину упомяну. Как думаешь, сколько времени займёт, чтобы тебя отчислили? Или думаешь, его авторитет на тебя не распространяется?
Я вжимаю голову в плечи. Сердце бухает в груди, как молот. Он не шутит. И ведь правда может. Его отец не последний человек в этом университете. И если до моего отца дойдёт хоть половина этой истории, мне не сдобровать. Меня не только выгонят — дома будет такая взбучка, что страшно представить. Учёба в университете, как та священная корова, главное в нашей семье.
— Не смей! — вырываю у него телефон, быстро жму кнопку сброса и швыряю обратно ему в руку. — Ты отбитый, блин, на всю голову!
— Как скажешь, Ксю, — пожимает плечами с раздражающе спокойным видом. — Ну что, твоё показательное выступление можно считать законченным? Мы идём?
— Чтоб тебя… да я… — не нахожу слов, чтобы выразить всю бурю внутри. Слова рвутся наружу, вот только ничего приличного среди них нет. — Да чтоб тебя леший утащил в чащу! Чтоб ты на грабли наступил! Чтоб тебя от кофе тошнить начало, понял?!
Он только усмехается.
— Идём, — сквозь зубы говорю я, чувствуя, как с каждой секундой проигрываю эту битву. Но не войну.
Босиком, с туфлями в руках, я ковыляю за ним.
Кофейня встречает нас привычным ароматом обжаренных зёрен и новой вывеской на стеклянной двери — теперь там добавлена строчка «обновление меню» с восклицательным знаком. Чёрт, даже вывеску успели сменить со вчера! Меня будто подменили: раньше я считала это место уютным, почти своим, а теперь чувствую себя будто в ловушке. По своей воле работать на Барсова я бы не стала.
Арс кивает куда-то вглубь зала:
— Идём, тебе форму выдать должны.
За стойкой — девушка с татуировкой в виде веточки лаванды на шее и светлыми волосами, собранными в пучок. Она смотрит на меня с ленцой и легкой насмешкой, но передаёт аккуратно сложенный комплект. Я иду в подсобку переодеваться.
Открываю свёрток и закатываю глаза. Блузка явно не моего размера. Обтягивает так, что пуговицы на груди вот-вот выстрелят. К юбке претензий нет, но этот верх... Я выглядываю из подсобки, подзываю девушку с лавандовой татуировкой:
— У вас нет размера побольше? — показываю на свою грудь.
— Нет, надо заказывать у АКБарса, — пожимает плечами. — Команда давно сработанная, и новая форма давно не требовалась.
— Блин.
— Слушай, один вечер продержишься, а потом что-то придумаем, окей?
Киваю ей, тяжело вздыхая, и выхожу, стараясь прикрыться папкой с бумагами, но взгляд Арса тут же цепляется за меня.
— Отличный выбор размера, — ухмыляется. — Прямо подчёркивает рабочий настрой.
Я закатываю глаза:
— Придушу тебя сейчас, честное слово.
— Только если медленно и нежно, — бросает он и уходит к стойке, но взгляд задерживает на мне ещё пару секунд, скользя по вырезу, небрежно, как бы между делом. Но я чувствую этот взгляд кожей. Словно он раздевает меня до нитки, и от этого внутри всё сжимается. Неловко. Жарко. И почему-то предательски волнительно.
Злюсь на себя за эти непонятные ощущения. Хочется смыть их поскорее.
Девушка с лавандой представляется как Алина. К ней на смене бариста Митя — парень в очках с вечно мятой рубашкой — и официантка Света. Меня предупреждают, что работать буду по вечерам. Да и как по-другому? Впереди куча экзаменов. Меню простое, с ним разберусь, а вот кофемашину придётся освоить.
— Кстати, новенькая, — Алина похлопывает по новой серебристой кофемашине, — только сегодня утром установили. Попроще прежней, зато в разы надёжнее.
У меня округляются глаза.
— Уже?
— Барсов сказал привезёт — значит, будет. У него вон, связей больше, чем кофейных зёрен в мешке.
Мне дают пробовать сделать капучино. Я путаю порядок, проливаю молоко, включаю пар не с той стороны, вздрагиваю от шипения и чуть не роняю питчер. Митя смеётся, прикрывая рот ладонью, Алина морщится, как будто ей физически больно смотреть на мою неловкость. Арс наблюдает, не вмешиваясь, но я отчётливо чувствую его взгляд, прожигающий затылок. Особенно ясно ощущаю его, когда в очередной раз не удаётся прикрыть расходящиеся пуговицы на блузке — кажется, грудь вот-вот вырвется на свободу. Ловлю себя на мысли, что не готова к тому, чтобы все смотрели мне на вырез, а не в глаза. Не специально ли мне такую форму выдали? Он ведь знал, что затащит меня сюда, ещё вчера. Я чувствую, как щеки пылают — и от жары, и от смущения, и от его неотрывного пристального взгляда.
Эта девчонка меня бесит.
Нет, не просто бесит — выводит на чистую, искрящую злость.
Словно сделана из кремня. Натягиваются все нервы, когда она начинает своё «я сама, не приказывай, не трогай». Но при этом я не могу перестать за ней наблюдать. Никакой логики. Просто факт.
Когда Ксю вышла из подсобки — в обтягивающей блузке, подчёркивающей каждую округлость её офигенного тела — у меня дыхание сбилось. Плевать, что мы в кофейне, и вокруг полно народа. У меня мозг на секунду завис. Как вообще может сочетаться это: ершистая, огрызающаяся девчонка — и вот это тело, притягивающее взгляд во много раз сильнее земной гравитации. Не только мой, я заметил. Хотелось всем запретить смотреть на неё.
Я видел, как ей неуютно. И, чёрт возьми, это только подогрело интерес.
А теперь? Теперь я наблюдаю, как она косо смотрит в мою сторону, когда снова путает порядок действий и запускает пар из кофемашины чуть ли не себе в лицо. Мне бы отвернуться, не смотреть. Но я не могу.
Это притяжение стало проблемой.
Фляга свистит — просто идеальное описание моего состояния сейчас. Если добавить к этому “яйца звенят” — то становится понятен уровень моего неадеквата.
Наверное, стоит признаться, что я спрятал всю форму, которая у нас была. Оставил только один комплект, заранее проверив, чтобы размер был меньше, чем нужен Ксю. Не хотел упускать шанса посмотреть на соблазнительные формы Авдеевой. Пусть она меня за это прокляла, но… Я себя не чувствую виноватым ни на грамм.
Я просто использую любые возможности, чтобы продвинуться хоть на шаг вперёд.
Из кофейни вечером выхожу раньше, чем остальные. Устраиваюсь на капоте своей бэхи и жду. Через несколько минут появляется Ксю, окружённая своей сменой. Она смеётся, чего никогда не делает со мной, — и это как плевок мне в лицо. Митя, наш главный ботан, буквально прилип к ней, держится ближе всех, и пялится на неё, как будто уже представляет, как засосёт где-то в подсобке.
Он что-то говорит ей, и мне отсюда не слышно, но щёлкает внутри: если он сейчас не отвалит, я ему сам всё объясню. На пальцах. Лучше бы у него сработала чуйка, кто может подкатывать к Авдеевой, а кто — нет.
С облегчением замечаю, как она его отшивает. Митя опускает глаза и отстаёт, как побитый щенок. Вот и всё. Ссыкло. Не стал бороться. Я таких не уважаю. Ни одна нормальная девчонка не выберет слабого. В каждом из нас всё ещё живёт первобытное: кто сильнее — тот и получает самую крутую самочку.
И пусть она пока кусается — оценит потом. Когда поймёт, что со мной ей безопаснее, чем с трусом, который в случае чего язык в жопу засунет и смотается, оставив её разбираться с проблемами.
— Ксю, — зову.
Она поднимает на меня взгляд и тут же качает головой: мол, не подойду.
Я спрыгиваю с капота и иду сам. Подхожу, сканирую взглядом её окружение, и всем остальным становится ясно — надо валить. Девчонки сообразительные, быстро прощаются. Митя даже не попрощался, так торопился вернуться к мамке под бок. Вот и хорошо, потому что пугать Ксю жесткими мерами не хотелось.
Открываю перед ней переднюю пассажирскую дверь.
— Садись. Довезу.
— Нет, спасибо. Я пешком, — отказывается, но переносит вес с ноги на ногу, будто стоять уже не может, тяжело. Устала. И я это вижу. Она с ног валится, хоть и держится. Упрямая, конечно, до невозможности. Но ведь и я не из тех, кто отступает.
— Это не обсуждается, Авдеева. Ты либо садишься сейчас сама, либо я сам тебя принудительно загружу в тачку. Не обещаю, что аккуратно.
Она бросает на меня убийственный взгляд. Но садится. Громко хлопает дверью.
— Только подвезти до дома. Это ничего не значит. Понял?
— Конечно, — усмехаюсь.
Трогаемся. Она сначала ёрзает, пытаясь найти положение поудобнее, потом вытягивает ноги и кладёт их на приборку.
Я краем глаза ловлю это движение — и всё. Управление мной перехватывает член. Хватаюсь за руль обеими руками, пальцы белеют от напряжения. Потому что у меня в штанах начинается ад. Не могу дышать нормально. Этот запах её — тёплый, сладковатый, перемешанный с лёгким потом и кофейной пылью — сводит меня с ума.
Она близко. Слишком близко. Наполненный её феромонами воздух между нами как будто наэлектризован. Я чувствую её каждой клеткой.
Неужели она настолько отбитая, что специально меня провоцирует? Не осознаёт, что ли, что моя выдержка висит на тонком волоске? Зажать бы её прямо здесь, трахнуть — быстро, жёстко, до потери сознания. Вот тогда, пожалуй, клапан чуть спустит, и я смогу снова мыслить адекватно. А пока что… одни инстинкты. Голодные. Дикие. Эту крошку, чёрт бы её побрал, можно было бы назвать моим личным воплощением желания. Любым своим движением она будит во мне зверя.
И если она ещё хоть раз смахнёт волосы с плеча вот этим медленным движением, я реально врежусь в первый попавшийся столб.
Наконец, мы доезжаем. Я торможу у её дома, но не отпускаю её просто так. Обхожу машину, открываю дверь с её стороны и подаю руку.
— Я сама, — отказывается она.
— Не в этот раз.
Она пробует проскользнуть мимо меня, но я встаю слишком близко, намеренно. Так, чтобы она точно коснулась меня, если решит пройти. Переграждаю путь, не давая шанса на бегство. Она хмурится, но всё же вкладывает ладонь в мою.
Её рука дрожит. Я чувствую, как эта дрожь передаётся мне. Вижу, как бегут мурашки по её коже, как она сбивается с дыхания и судорожно сглатывает. Её плечо скользит по моему торсу, когда она выходит из машины, и я ощущаю это физически — как будто разряд тока в двести двадцать.
Но стоит ей полностью выбраться из машины, как она резко отскакивает, будто обожглась.
И уже идёт к подъезду, не оглядываясь.
А я остаюсь у машины, провожая взглядом её упругую попку, обтянутую джинсами.
Телефон завибрировал в кармане. Достаю, смотрю на экран — Ника.
Твою мать. Опять.
Та, с которой я встречаюсь только ради секса, но которой этого, видимо, недостаточно. Каждую неделю приходится напоминать: мы — это просто формат "пришёл, потрахался, кончил". Но нет, она всё ещё надеется на что-то большее.
Сделав первые шаги от машины, я понимаю, что туфли остались в ней. Твою ж мать. Остановиться? Вернуться? Я даже на секунду поворачиваю голову, но сразу же одёргиваю себя. Нет. Только не после того, как с гордо поднятым подбородком вышагивала с видом победительницы. Как будто я всё контролирую, и всё произошедшее было по моей инициативе.
Пусть теперь подавится слюной, разглядывая мой шикарный зад, и сам догадается, что я забыла. И, может быть, если совсем повезёт, он потом принесёт их мне сам — как смиренный слуга, жаждущий хоть капли внимания. А если нет — ну и фиг с ними, с туфлями. Хоть это и мои самые любимые. И плевать, что пятки начинают ныть от холодного асфальта. Главное — эффектный уход.
Краем уха я слышу, как Арс времени зря не теряет — уже треплется с какой-то девушкой. Голос звучит вкрадчиво, с этой его ленцой, будто он только что вылез из постели. Я сжимаю зубы. Я уйти не успела, а он... Хоть бы элементарной вежливости поучился, даром что богатей.
Когда захожу домой, из кухни выглядывает мама. Наше семейное гнёздышко — светлая трёшка в ухоженной кирпичной многоэтажке. Всё здесь будто сошло со страниц дизайнерского каталога: светло-серая мебель, много дерева, цветочные акценты и мягкий тёплый свет от многочисленных ламп. С порога пахнет жареным луком и чем-то мясным — у мамы, как всегда, ужин на подходе.
— Ксюня, у меня уже ужин готов. Ой. А где твоя обувь?
— Долгая история.
— Ты же не хочешь сказать, что вышла из дома босиком?
— Нет, конечно.
Мамин вопрошающий взгляд сканирует меня, будто рентген. Я вздыхаю:
— Забыла я туфли. В машине.
— Ты на такси возвращалась? Тогда надо написать им прямо сейчас, пока водитель не уехал далеко.
— Ммм... Мам, это было не такси.
— Оу... это был парень, да? Расскажешь?
— Ага. Парень. На которого я вынуждена теперь работать всё лето, потому что папа решил поиграть в принципы и не защищать меня.
Мама выходит из кухни, вытирая руки о полотенце, и садится на пуфик у шкафа в прихожей.
— Ты же понимаешь, что папа ничего не делает просто так? Если он решил, что тебе полезнее будет отработать за свой проступок, значит, он уверен, что ты справишься. И что ты станешь только сильнее. Он тебя обожает, Ксю, просто у него такие методы.
Она замолкает на секунду, потом прищуривается:
— Но всё-таки... просто так парни не подвозят девушек. Ты же понимаешь?
— Угу, — мямлю я, стараясь отвести взгляд.
— Так... он тебе нравится?
— Мам!
— А что я такого спросила? Если ты согласилась поехать домой на его машине, то я считаю, что это тоже не просто так. М?
Я молчу, упираясь лбом в дверной косяк. На пустом месте нарвалась на допрос. Как будто мне сейчас хочется быть сильной и придумывать подходящие ответы. Как будто мне хочется чего-то ещё, кроме как вымыть ноги, надеть пижаму и зарыться под одеяло с головой.
Но ведь не покажешь же этого. Ни Арсу. Ни папе. Ни даже маме.
Убегаю в комнату, запираюсь и падаю на кровать. Руки сами тянутся к телефону.
Открываю чат с девочками:
Ксю: Я дома. Пришлось отработать смену. А всё потому что вы, предательницы, свалили в закат!
Даша: Ксю, мы хотели как лучше. Нам показалось, что он в тебе действительно заинтересован.
Ксю: А меня вы спросили? И ничего, что он заинтересован ещё кучей девушек. С одной он разговаривал едва я из машины вышла.
Лена: Оу... Ревновашки — это так мило 😏
Ксю: Ты нарываешься, Лебедева!
Лена: Молчу 🤐
Ксю: Лучше помогите мне. Мне нужно срочно предъявить этому упёртому экземпляру своего парня.
Даша: У тебя же нет парня... или я что-то пропустила?
Ксю: Ты права, нет. Но мне нужно, чтобы появился. А у меня на примете только один — с которым мы мило переписываемся уже месяц, но так до сих пор ни разу не виделись.
Лена: Тогда чем не повод пригласить его в кофейню? Убьёшь двух зайцев одним махом. Там Барсов появляется каждый день. По-любому вас увидит.
Ксю: А это идея! Всё, крошки, полетела договариваться!
Тут же переключаюсь в другой чат — с неким MisterBeast, который представился Иваном. Пальцы быстро стучат по экрану:
Ксю: Привет! Слушай, я тут подумала... Может, пора нам наконец развиртуализироваться? Что скажешь насчёт кофе в эту пятницу?
Ответ приходит почти сразу, с восторженным смайликом:
MisterBeast: Да! Конечно! Я как раз думал, когда предложить. Пятница — идеальна. Скажи только время и место, и я там 🙌
Ксю: Отлично! Тогда давай в Bars-coffee. Это на Большой Армянской, уютное местечко. Я как раз там перед сменой буду.
MisterBeast: Круто, слышал про это кафе. У них ещё круассаны классные, да? Во сколько встречаемся?
Ксю: В четыре подойдёт? Я немного раньше приду, возьму столик.
MisterBeast: Идеально. Жду пятницы 😄
Чуть позже, лёжа на кровати и уставившись в потолок, я начинаю думать, что надеть. Такое чувство, будто мне шестнадцать, и я иду на первое свидание в жизни. Но в каком-то смысле это оно и есть.
С Иваном мы ещё не виделись, и кто знает, может, он окажется не только милым в переписке. Вдруг он и вживую окажется симпатичным? А если окажется таким, которого не захочется отпускать? Ну, по крайней мере до конца вечера.
Я переворачиваюсь на живот, утыкаюсь лицом в подушку и хихикаю. Так, стоп. Спокойно. Это всего лишь первая встреча. Но… если он окажется достаточно хорош, то лёгкий поцелуй под конец вечера, чисто для закрепления результата — почему бы и нет?
Я вспоминаю весь свой гардероб, перебираю образы в голове: платье с открытыми плечами — не слишком ли нарядно? Джинсы и белая рубашка — просто, но со вкусом. А если пойти в юбке? Вроде бы и женственно, и не чересчур. Главное — выглядеть так, будто я не старалась произвести впечатление, а просто всегда такая. Уверенная, стильная, свободная.
А что если он окажется ниже ростом? Или... не знаю, начнёт разговаривать мемами. Такое ведь тоже бывает. Я отгоняю дурные мысли. В любом случае если что, сбежать можно будет быстро, прикрывшись сменой.
Проигнорировав сообщение Барсова, я с чистой совестью засыпаю. И снится мне, к счастью, не он. Зато я в деталях представляю себе его выражение лица, когда он поймёт, что поезд ушёл и я уже занята.
Этого же будет достаточно, чтобы он успокоился? По крайней мере я надеюсь.
Быстро собравшись с утра, я пулей вылетаю из дома. Чуть опаздываю в универ, поэтому надо поднажать. Вредность препода прямо пропорциональна времени, на которое опоздал студент. Мне совершенно не хочется получить парочку дополнительных вопросов, и уж тем более схлопотать недопуск до экзамена.
На повороте к метро передо мной останавливается знакомый автомобиль. Опускается окно.
— Садись, ты же в универ? — услужливо открывает дверь Барсов, облокачиваясь на руль. В его голосе — самодовольная ухмылка, будто я обязана оценить его заботу.
— Барсов, ты всегда такой непонятливый? Или только со мной? — я закатываю глаза, не сбавляя шаг. Он выходит из машины и перехватывает меня на тротуаре.
— Разве ты хотела трястись в метро? — продолжает он, вставая на пути. — Сомневаюсь, что потереться о потного мужика в час пик — предел твоих мечтаний.
— Вообще-то, с утра все как раз пахнут нормально. Как правило, — решаю немного подушнить, отступая на шаг. — Так что предпочту компанию мужиков. Адьос!
Я разворачиваюсь, но он хватает меня за запястье, мягко, но настойчиво:
— Стоп. Мне в универ, тебе в универ. Хорош, Ксю. Обещаю молчать.
Я вздыхаю. Опаздывать больше нельзя.
— Ладно. Но это первый и последний раз. Моему парню это не понравится, — зачем-то ляпаю я, садясь в салон.
Он обходит машину, садится за руль и заводит двигатель. Вид у него какой-то чересчур заведённый. Он бросает на меня тяжелый взгляд, сжав пальцы на руле:
— С какого хрена у тебя вдруг парень? — выдыхает сквозь зубы. — Его не было. Я бы заметил.
Он качает головой, будто не верит услышанному.
— Хоть бы придумала что-то поумнее, Ксю. Соврала убедительнее. А так — дешёвая отмазка. Не верю я тебе. И не поверю, пока сам не увижу.
Ну вот, теперь придётся всеми правдами и неправдами очаровывать Ивана. Что только ни сделаешь для того, чтобы жить спокойно.
Пока мы едем, я отчётливо чувствую его взгляд. Он не просто смотрит — сверлит. Горячо и зло. Но за злостью — что-то хищное, собственническое, как будто он метит территорию глазами. Кожа буквально горит там, где он проходится взглядом: от коленей вверх по бедру, потом по шее и чуть задерживается на груди. Я чувствую, как от этого по спине бегут мурашки, и в животе появляется странное, щекочущее тепло.
Стараюсь смотреть в окно, будто его не существует. Но от его тяжёлой ауры не скрыться — она заполняет салон, вжимает в кресло. Он не говорит ни слова, но его молчание куда красноречивее: я чувствую, как он злится. И это злость не на меня — это злость от бессилия. Он не может принять, что я с кем-то другим.
Вот и прилетел АКБарсу бумеранг за всех брошенных девчонок. Неприятненько, правда?
Вообще не понимаю, почему к нему так тянутся девчонки. Хотя нет, понимаю. Вот даже я, раздражённая и упрямая, всё равно не могу игнорировать его внимание. Как бы я ни хмурилась, мне льстит этот взгляд, его сосредоточенность на мне. Но всё равно — он же наверняка шагу ступить не даёт своей девушке. Всё под контролем: туда не смотри, здесь не ходи, это не носи. Ходи рядом, смотри в рот, по команде ноги раздвигай. При этом самому можно всё. Фууу...
Нет, такой свободной личности, как я, это не подходит. Даже если внутри всё слегка плавится от его тяжёлого, голодного взгляда. Я же не животное какое, чтобы делать выбор на основе одной только реакции тела на какого-то парня. Головой буду выбирать, учитывая множество факторов.
У главного входа универа я моментально выскакиваю из машины, подхватывая пакет с заднего сиденья, и бегом мчусь к корпусу, даже не поблагодарив Арса. Во-первых, не чувствую благодарности. Сам притащился в такую рань. Во-вторых, некогда — звонок на пару уже звенит в здании.
Плюхаюсь на свободное место рядом с девочками. Только отдышавшись, заглядываю в пакет. И в этот момент замираю, приоткрыв рот.
Внутри — не мои туфли. Вместо аккуратных бежевых лодочек — чёрные лакированные мужские ботинки. Размером, очевидно, с сорок пятый.
— Да блин... — выдыхаю сквозь зубы. — Барсов!
— Ты чего ругаешься? — спрашивает Даша, расписывающая ручку в тетради.
— Забрала пакет у Арса, а там — его ботинки! Не мог сказать, что я стянула не то?
— А что должно быть?
— Туфли. Забыла вчера.
— Подробности будут? — с прищуром спрашивает Лена.
— Просто подвез меня после смены, а я сняла туфли, ноги гудели — жуть! Ну и потом слишком резво сбежала.
— Ну ты как всегда, — смеётся Лена.
— Дамы, может, вы вместо меня лучше расскажете? — вдруг раздаётся грозный голос. Препод смотрит прямо на нас. — Ксения, прошу. Вот примеры.
Он пишет на доске логарифм и интеграл.
— Решите.
Я пыхчу, соплю, стараюсь разобраться в формуле, но всё как в тумане. Слева от меня кто-то шепчет: "Возьми ln(x), потом интеграл разложи по частям" — я хватаюсь за подсказку, как за спасательный круг, но препод моментально фиксирует взгляд:
— Подсказки у доски — это сильно. Язык у вас, Ксения, работает лучше, чем голова. Не в первый раз замечаю.
Я замираю, краснею до ушей, пульс бешено скачет. Кое-как заканчиваю решение, больше по наитию, чем с пониманием — и, опустив глаза, иду на место под смешки одногруппников. Позорище. Не моё это, высшая математика, что уж…
После пар, вся на взводе, я отправляюсь в кофейню. Сегодня должен подойти Иван. Сажусь в углу, прошу Алину сделать мне латте с корицей, чтобы хоть как-то успокоиться.
Минут через пять ко мне подходит высокий, широкоплечий парень. Смуглая кожа, лёгкая небритость, уверенный взгляд. Я на секунду замираю — думаю, ошибся. Но нет. Это он. И он превзошёл все мои самые смелые ожидания. На фото в профиле он выглядел просто симпатично, но вживую — ух.
— Привет, Ксюша. А ты зажигалочка, я смотрю, — широко улыбается Иван. — Такая встреча, мне понравилось. Ну что, что посоветуешь заказать?
— Сегодня у нас свежие манговые чизкейки, если ты любишь экзотику.
— Хорошо. Положусь на твой вкус.
Иван садится напротив и внимательно рассматривает меня.
— Извини, — замечает мой взгляд. — Просто в жизни ты еще круче, чем на фото. Сейчас многие девушки тюнингуют фотки так, что не разглядеть, как они выглядят на самом деле. Так что я рад, что ты не из числа таких.
— А ты льстец, — я накручиваю прядку на палец и улыбаюсь своей фирменной улыбкой.
Решаю, что обаяние нужно включить на максимум. Не сказать, что я делаю это только затем, чтобы побесить Барсова. Иван на самом деле мне нравится. У нас с ним совпадает чувство юмора, я неоднократно убедилась в этом за месяц переписок. Не так уж мало для того, чтобы захотеть встретиться вживую и попробовать, будет ли между нами химия.
— А как твоя смена? — спрашивает он. — Устала?
— Она ещё впереди, — улыбаюсь я. — У нас есть полчаса до начала. Извини, раньше не получилось, хотелось бы побольше времени провести вместе. В другой раз?
Он улыбается, слегка наклоняется вперёд, и его взгляд становится мягче.
— Надеюсь, это не последняя наша встреча, так что с радостью. Ты не против прогуляться как-нибудь?
Я смеюсь, притворно задумавшись.
— Прогулка звучит заманчиво. Но предупреждаю: я могу сбежать, если станет скучно.
— Тогда мне придётся постараться. Не хочу проиграть так быстро.
И снова этот искренний, озорной взгляд, от которого у меня внутри приятно теплеет. Иван не только мил, но и умеет слушать. С ним легко. Может, и правда стоит позволить себе немного легкости — просто вечер, флирт, просто я и он. И никакого Барсова между нами.
Я чувствую всё время, что Арс подсматривает за нами. Дел у него, что ли, других нет? Он будто бы специально ищет момент, чтобы поймать мой взгляд или услышать, о чём мы говорим. Реально начинает подбешивать. Вижу, как он будто случайно подходит ближе, делает вид, что смотрит в зал, но взгляд у него цепкий, напряжённый. От этого становится не по себе, но я старательно делаю вид, что мне всё равно, вовлекаясь в беседу с Иваном. Улыбаюсь шире, смеюсь громче — пусть знает, что мне хорошо и без его одобрения.
— Кстати, могу я тебя называть Ваней? Или это несолидно?
— Как тебе будет угодно. Спокойно отношусь к любым вариантам, — улыбается он.
Я проверяю время в телефоне и понимаю, что наша небольшая встреча подошла к концу.
— Мне пора… смена зовёт, — говорю, вставая. — Но мне правда было приятно увидеться. Ты — живьём даже интереснее, чем в переписке.
— Спасибо. Это очень взаимно. Надеюсь, мы не остановимся на этом кофе.
— Не планирую. Пиши. Или звони.
Иван встаёт тоже, подходит ко мне почти вплотную и, не говоря ни слова, решительно берёт моё лицо в ладони. Его губы накрывают мои — мягко, но уверенно. Без неловкости и вопросов.
Я замираю, на секунду теряю равновесие, но не отстраняюсь. Чувствую лёгкое головокружение — может, от внезапности происходящего, а может, от того как приятно, оказывается, целоваться с Ваней.
Голоса за спиной, шорохи и взгляды — всё это будто отдаляется. Только я и он, и короткий, но острый момент.
Когда он отстраняется, смущение тут же догоняет. Быстро оглядываюсь: да, Барсов всё видел. Как и половина кофейни.
Чёрт.
— Всё, я побежала. До связи.
— Жду, — кивает он. — И удачной смены, Ксюш.
Направляюсь в сторону подсобки, подхватив со стола посуду. Иду и кусаю губы — до сих пор ощущаю вкус его губ. Улыбаюсь своим мыслям: всё прошло прекрасно. Сердце ещё немного колотится, а щёки до сих пор горят. Наверное, теперь я могу сказать, что у меня есть парень? Ну а как иначе — такие поцелуи не случаются без намерений продолжить.
Мы ведь не в девятнадцатом веке, чтобы перед поцелуем получать письменное согласие и официально предлагать встречаться. Всё происходит само, когда хочется. И, честно, если бы Ваня оказался каким-нибудь прыщавым ботаном с петушиным голосом и потными ладошками, у него бы не было и шанса. Но он — уверенный, спокойный, с таким взглядом, в котором я моментально тону. И мне нравится это чувство.
Из-за стойки выглядывает Митя, наш бариста, и прыскает в кулак:
— Ксю, ну ты даёшь. Первый полноценный день с нами, а уже привлекла внимание!
— Да уж, — отвечаю, прикрывая рот рукой. — Так вышло.
— Главное, чтобы клиент был доволен, — хихикает он. А рядом с ним Алина с поднятой бровью кидает мне знак «позвоню тебе потом», явно имея в виду, что хочет узнать все подробности.
Прохожу мимо Арса, не могу удержаться:
— Убедился, что у меня есть парень?
Он поднимает на меня взгляд, тяжелый, сосредоточенный.
— Нет.
— Что? — я останавливаюсь, разворачиваюсь к нему. — Ты издеваешься?
— А с чего мне верить, что это не просто какой-то левый типок? Первый встречный, которого ты схватила, чтобы меня позлить?
— Серьёзно? — фыркаю. — Думаешь, я ради тебя с кем-то целоваться буду? Прекрати уже.
Он сжимает губы, глаза сверкают. Я замечаю, как в его руке вилка медленно изгибается.
— Барсов… ты чего? — тихо спрашиваю, глядя на эту жалкую, искалеченную столовую утварь.
— Ничего, — отводит взгляд, резко кладёт вилку на стол. — Просто не люблю, когда меня держат за идиота.
— Никто тебя не держит за идиота, — вздыхаю. — Просто смирись: ты опоздал. Всё.
Он вскидывает бровь.
— Думаешь, я просто так это оставлю?
— А что ты сделаешь, а? Посуду всю переломаешь? Или мне в кофе соль подсыплешь? — язвлю, но внутри холодеет от его взгляда.
— Лучше не испытывай моё терпение, Ксю, — чётко проговаривает он с угрожающими интонациями и разворачивается к посудомойке.
Я замираю на секунду, потом трясущимися руками кладу посуду в раковину и иду переодеваться.
Сука!
Меня трясёт. Рвёт на части злость, обида, ревность. Смотрю на покорёженную вилку, пальцы до сих пор помнят, как она прогнулась в руке как по маслу. И, блядь, ни капли не полегчало.
Какого хрена я вообще так реагирую? Она же не моя. Мы не встречаемся. Я ей никто. Но когда этот парень прижал её к себе и впился в её губы, а Ксю ему ответила... Я едва сдержался, чтобы не влететь в этот чёртов зал и не вышвырнуть его за шкирку. Просто взять, втащить и выволочь.
Но я кремень. Стоял и наблюдал. Сжав зубы, сжав кулаки, пока не побелели костяшки. Мог бы придумать любой предлог. Но не стал. Потому что в глубине души понимаю — если я так сделаю, я сам себя возненавижу. Я превращусь в истерящую тёлку, которая орёт «не трогай мою игрушку». А она — не игрушка. И не моя. Пока.
Но, чёрт побери, я знаю: она сделала это назло. Я видел её лицо, эту наигранную улыбку, это преувеличенное веселье. Знал, что она ждала, пока я посмотрю. А я, как дурак, смотрел, пока нутро заливала ядрёная кислота. За грудиной сжалось так, будто стальной обруч стискивал, в горле стоял ком. Меня трясло от бессильной злости, ладони чесались — ударить, выбросить, разорвать. Но я молчал. Глотал это беззвучное бешенство, пока оно прожигало меня изнутри.
— Эй, Арс, ты в порядке вообще? — Алина, проходя мимо, останавливается и с прищуром смотрит на меня. — Ты сегодня как на пороховой бочке. Чуть что — сразу взглядом режешь.
— Нормально всё, — отвечаю, сжав челюсть.Ещё не хватало с ней делиться проблемами. Даже парням о таком не расскажешь.
— Нормально он говорит, — фыркает Света, стоящая у кофемашины. — Только глянь, как чашку держит. Ещё чуть-чуть — и она треснет. Может, ты сегодня не с той ноги встал, а?
— Я сказал — всё окей, — отрезаю, но внутри понимаю, что они правы. Я завёлся, и теперь не могу остановиться.
— Так, — вмешивается Алина, скрестив руки на груди. — Знаешь что? Дуй-ка ты отсюда. Прогуляйся, остынь. А то распугаешь клиентов своим видом. У тебя глаза бешеные как у маньяка.
Я смотрю на неё и понимаю, что спорить бессмысленно. Она права. Сейчас я опасен. Не для них, не для посетителей — для себя. Мой самоконтроль держится на соплях.
— Ладно, — выдыхаю и достаю телефон.
Ника названивает уже третий день. Видимо, соскучилась. Что ж, скину пар. Пишу ей: «Жди. Через двадцать минут буду».
Ответ приходит почти сразу: «Жду ❤️».
Ну вот опять. Не дошло до неё, что с моей стороны — пусто. Чистая похоть. Удовлетворение своих потребностей. Усмирение либидо, которое и так через край прёт в последнее время. Сейчас мне плевать на её чувства. Я предупреждал? Предупреждал.
На этом моя ответственность закончена. Если ей нравится тешить себя надеждами, что я внезапно влюблюсь — пусть. Взрослая девка со своей головой. А мне надо вырваться. Хоть ненадолго. Пока не наделал глупостей.
Прыгаю в бэху, резко выруливаю с парковки, и колёса визжат на повороте. Мчу по проспекту, превышая скорость. Знаю, что наверняка нарвался на штрафы, но пофиг. Главное — не сорвался и не устроил драку.
Хорошо, что штрафы приходят мне напрямую — хоть батя не узнает. Он бы мозг вынес по полной. У него же грандиозные планы на меня. Всё должно быть под контролем. Самоконтроль, расчёт, эффективность — вот его мантры. С детства вбивал их в меня. По его логике, эмоции — это слабость. Настоящий мужчина должен быть как калькулятор: всё просчитывать, действовать с холодной головой.
Иногда мне кажется, что у него вместо сердца — кассовый аппарат. Наверное, ещё в утробе матери он просчитывал бизнес-модели. Никогда не поступал по велению сердца. Исключительно голый расчёт.
А у меня всё наоборот. Меня разрывает изнутри, всё живое, горячее, бурлящее. Я чувствую, хочу, бешусь. Мне плевать на формулы. Я хочу, чтобы было по-настоящему. Но сейчас — просто хочу отключить голову.
Через двадцать минут торможу у подъезда Ники. Она уже ждёт. Как всегда — эффектная, вся с иголочки. На шпильках, в коротком платье, накрашенная, волосы вьются волнами. Биозавивка, конечно. Её фишка. И макияж — глянцевый, как из рекламного буклета. Ресницы такие, будто веера приклеила, губы — будто изнутри сейчас лопнут, столько туда накачано. Брови — тончайшие, выщипанные до ниточки. Я смотрю на неё — и ничего не чувствую. Вроде красивая. Эффектная. Но не торкает.
Что будет, если её месяц в салоны не пускать? Без косметолога, мастера по волосам, без маникюра? Сдуется, как шарик. Всё это — фасад. Под ним — хер знает что. Может, ничего. Пустота. В ней нет жизни. Всё слишком аккуратно, правильно, как по методичке. И главное — она не Ксю. Ксю — настоящая, живая, с огнём в глазах и колючим языком. Её даже не надо украшать — она сама по себе яркая. А тут — красивая упаковка. Презентабельная, но пустая.
— Ну наконец-то, — мурлычет, прижимаясь ко мне. — Я уж думала, ты забыл дорогу ко мне.
Я ничего не отвечаю, просто хватаю её за затылок, притягиваю ближе, целую жёстко, без намёка на нежность. Потом отрываюсь, толкаю в квартиру. Захлопываю за собой дверь.
— Раздевайся, — приказываю.
Она удивлённо смотрит на меня, но послушно тянет молнию на платье.
— Ты сегодня какой-то... другой, — говорит она с нервной усмешкой.
— Встала на колени, — бросаю грубо.
Она послушно опускается. Я расстёгиваю джинсы и достаю член. Хватаю её за волосы, обматываю пряди вокруг руки, направляю к себе.
— Глубже, — шиплю. — Не ленись.
Она закашливается, потому что я засаживаю по самые гланды, но не отстраняется. Прячу руку у неё на затылке, толкаюсь вперёд, грубо, рвано. Её губы растягиваются, подбородок дрожит. Она давится, слёзы выступают в уголках глаз. Но не отстраняется. Подчиняется. Заглатывает, как может, сдерживая рефлексы.
Мне плевать. Я будто в тумане. Всё, что чувствую — её узкое горло и ритмичные удары члена. Вколачиваюсь до упора, снова и снова. Плевать, что захлёбывается. Плевать, что стонет. Я слышу, как она хрипит, но не отпускаю.
Когда выхожу в зал, вижу, как Арс выходит из кофейни и быстрым шагом направляется к машине, будто что-то забыл или вспомнил. Его спина исчезает за дверью, и только тогда я позволяю себе выдохнуть. Неужели можно будет наконец расслабиться и спокойно поработать?
Как будто даже дышится легче, когда не чувствую на себе постоянно его взгляд. Словно я под микроскопом. Он куда больше похож на маньячилу, чем на обычного парня, который просто хочет добиться внимания девушки. Даже когда молчит — особенно когда молчит — от него веет каким-то зашкаливающим напряжением.
Вот только это всего лишь второй день. Второй день, Карл! А сколько ещё таких впереди, если он и дальше будет околачиваться тут каждый вечер? С этой мыслью накатили раздражение и усталость. Я тяжело вздыхаю, стараясь не показать, насколько всё это выматывает.
— Ксю, не грусти, сегодня попроще будет, в пятницу народу меньше обычно. Все разъезжаются по домам, — делится Света, расправляя фартук у стойки.
— Супер, может, будет время поготовиться к экзамену, — мрачно отвечаю, чувствуя, как ноет в животе от переживаний и пропущенного обеда. Кофе на голодный желудок был явно лишним.
— Ну не-е-ет, какие экзамены? Давайте не будем тащить унылые конспекты сюда, — вмешивается Алина, вертя в руках стакан. — У нас есть куда более интересные темы, например…
— Покажешь, как делать красивые рисунки на пенке? — быстро перебиваю её и увожу разговор от себя. Сейчас меньше всего хочется обсуждать, что творится у меня на душе.
Алина улыбается:
— Без проблем. Но ты всё равно не отвертишься. Я ведь не зря целый час жду, чтобы расспросить тебя про того красавчика. Это твой парень?
— Возможно, — отвечаю небрежно, стараясь держать лицо.
Алина зовёт меня к кофемашине и показывает самый простой узор — сердце. Сначала нужно правильно взбить молоко до гладкой и шелковистой текстуры, чтобы оно было без пузырей. Потом аккуратно вливать молоко в центр эспрессо, слегка покачивая рукой, чтобы нарисовалась капля, а затем быстро провести струйкой по центру, создавая верхушку сердца.
Я беру свою чашку с кофе и пытаюсь повторить. Получается кривовато, но всё же что-то узнаваемое.
— Молодец, Ксю, мои первые рисунки были стрёмными. Приходилось тренироваться снова и снова. Давай ещё. Вот такой, — она делает небольшой тюльпан: чередует движения вверх и вниз, формируя лепестки, а в конце резко проводит струйкой молока по центру.
Я повторяю, и он получается чуть лучше.
— Но я так и не поняла, что значит «возможно»? — Алина поднимает бровь.
— То и значит, — пожимаю плечами. — Мы в самом начале. Я сама не знаю, к чему придём.
— Хм, — Алина понижает голос и наклоняется ко мне. — Я заметила, что Барсов глаз от вас не отрывал. С ним у тебя тоже что-то есть?
— Алин, ты как скажешь... Нет ничего.
— Насколько я знаю, у Арса есть девчонка. Но вангую, ты его зацепила. — Она хмыкает, будто предвкушая мою реакцию.
Я отмахиваюсь. Не хватало ещё и этого — быть причиной чьего-то конфликта. Или треугольника. Или, не дай бог, чего похуже.
Оставшуюся часть смены стараюсь просто выполнять работу: варю кофе, протираю стойку, улыбаюсь клиентам. Всё идёт спокойно, пока под конец не заходит мужчина лет сорока. Он с первого взгляда кажется раздражённым: бросает взгляд на меню, затем на меня — цепкий и недовольный.
— Эспрессо. Двойной. Без пенки, — требует он и кидает купюру на прилавок.
— Конечно, одну минуту, — говорю вежливо и ставлю чашку под носик.
Через минуту подаю ему кофе. Он делает глоток — и морщится.
— Что за кислятина? Обжарка у вас неправильная. И температура слишком высокая. И тут молоко. Я же сказал: без пенки!
— Это двойной эспрессо, без молока. Может, вам переделать? — держусь спокойно, помня о том, что клиент всегда прав.
— Ага, конечно. И что, я теперь должен за ваше неумение платить дважды? Возвращай деньги. И ещё дай купон на бесплатный кофе. Ужасный сервис, просто отвратительно.
Я уже понимаю, что он пришёл именно за скандалом. И кофе выпил, и теперь требует ещё один, бесплатно. Вижу, как он хватает книгу жалоб и начинает с важным видом листать страницы.
— Я оставлю тут отзыв. Чтобы знали, кого берут за кассу. Позорище.
Я стискиваю зубы. Понимаю, что это развод чистой воды. Но пока думаю, как на это реагировать, дверь кофейни открывается — и в зал заходит Арс.
Он окидывает сцену взглядом, и тут же атмосфера меняется. Мужчина замирает. Всё-таки качать права на хрупкую девушку и на огромного парня — не одно и то же.
— Что происходит? — спокойно, но жёстко спрашивает Арс, подходя ближе.
— Эм... просто кофе... невкусный, — мямлит мужчина, опуская взгляд.
— Невкусный? — Арс хмурится. — А в чём именно проблема? Обжарка, температура, крепость?
— Ну… — тот начинает мяться, — как-то всё не так. И молоко… я просил без молока…
— Это эспрессо. Там нет молока. — Арс переводит взгляд на меня, потом снова на мужчину. — Вы просто решили поскандалить, да?
Мужик отводит глаза.
— Послушайте, — голос Арса становится чуть тише, но от этого ещё напряжённее. — Мы уважаем наших гостей. Но мы не обязаны терпеть хамство и вымогательство. Так что либо вы спокойно покидаете заведение, либо я вызываю охрану.
Мужчина быстро кивает, бросает книгу жалоб на стойку и разворачивается к выходу. Уходит, не оборачиваясь.
Я стою, чувствуя, как руки слегка дрожат.
Арс подходит ближе, смотрит на меня внимательно:
— Ты в порядке?
Когда мужик уходит, я ещё пару секунд стою у стойки, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Хочется разнести что-нибудь. Или кого-нибудь. Но я вдыхаю через нос, выдыхаю, и только тогда поворачиваюсь к Ксю.
— Ты в порядке? — спрашиваю, дурея от её близости.
Она кивает, не поднимая глаз. А у меня внутри всё горит. Она рядом. Близко. Настолько, что я различаю запах её волос — лёгкий фруктовый, ненавязчивый, как будто только что вышла из душа. Сердце стучит бешено, пульс отдаёт в висках. Я чувствую, как всё в ней притягивает — голос, дыхание, движение ресниц. Раньше я не обращал внимания на такие вещи. С Никой было иначе — резкий парфюм, яркая помада, слишком много показного. С ней никогда не было уютной тишины. А здесь — наоборот. Тишина между нами будто наполнена смыслом.
Ксю живая. Не глянцевая. У неё губы без помады, ресницы не наращены, а глаза — колючие, настороженные. Я хочу, чтобы она доверилась. Чтобы опустила щиты.
До закрытия остаётся час. Я прохожу по залу, тихо подхожу к каждому сотруднику. Говорю, что можно идти домой — мол, сегодня всё под контролем. А сам уже чувствую, как Алина сверлит меня взглядом.
— Кобелито, — говорит она, подходя сзади, — ты нахрена принёсся сюда от Ники? Я не слепая. Вижу, что слюни пускаешь и бесишься.
— Не твоё дело, — рычу, не глядя.
— Ну конечно, конечно не моё. — Её голос наполнен ядом. — Слу-у-ушай, а ты случайно не для того её сюда устроил, чтобы... Оу, Арс, да ты гений стратегии. Только судя по реакции на твоё имя у Ксюши, тебе светит примерно ничего.
— Это мы ещё посмотрим. — Я резко оборачиваюсь. — Чего зависла, топай домой, пока я добрый. А то будешь тут полы мыть сейчас.
— Ути-пути, какой грозный начальник, боюсь тебя, — ржёт Алина, всё-таки сваливая, но оглядывается на Ксю с ехидной улыбкой.
Когда они уходят, в кофейне становится тихо. Мы с Ксю остаёмся вдвоём.
— Давай я помогу, — говорю, кивнув на стойку. — Закроем побыстрее.
Ксю кивает и уходит за барную стойку. Я иду следом. Мы вместе начинаем мыть столы, убирать сиропы, проверять остатки. Она старается держаться отстранённо, но я всё равно чувствую, как она напряжена. Каждый раз, когда я оказываюсь слишком близко, она сжимается, готовая в любой момент отреагировать.
Музыка где-то на фоне продолжает играть, и в какой-то момент включается старая мелодия — что-то лёгкое, с медленным женским вокалом. Я слышу, как Ксю замедляется.
— Что за песня? — спрашиваю, просто чтобы что-то сказать, разбавить неловкость.
— Не знаю, — отвечает она, не глядя. — Видимо, плейлист Алины.
— Неплохой вкус у неё.
Она хмыкает. Я вытираю стойку рядом с ней. Мы стоим в полуметре друг от друга, и напряжение будто пульсирует между нами.
Вдруг я слышу, как она едва слышно напевает себе под нос припев — тихо, почти на выдохе, но мелодия ловится ухом. Я замираю. Значит, не хотела разговаривать. Просто хотела тишины. И петь.
Я поворачиваю голову чуть в сторону, прислушиваюсь. Чёртова сирена. Как не разбиться о скалы, когда слышишь её? В голосе нет ни одного ложного оттенка — будто прозрачная нить света. Горло перехватывает. Я впервые слышу, как она поёт для себя, не выступая перед зрителями.
— Ты ведь не всегда такая, да? — спрашиваю, глядя на её профиль. — Колючая.
Она замирает. Потом поворачивается медленно, бросая на меня взгляд.
— А ты всегда такой самоуверенный?
— Не всегда. Только когда боюсь упустить что-то.
Она удивлённо смотрит на меня. Считала подтекст? И впервые не отшучивается. Просто смотрит. А потом тихо говорит:
— Люди пользуются другими без зазрения совести. Потом уходят. Я это усвоила.
— А если не все такие?
— Все. — Она отворачивается и протирает кофемашину.
Я приближаюсь. Не сразу. По сантиметру. Сердце грохочет, как бешеное. В ушах шумит, дыхание сбивается, как будто я после марафона. Чувствую, как пальцы дрожат, как внутри всё плавится от желания коснуться её. Как будто всё во мне тянется к ней — жажда, тоска, волнение. Не просто влечение — это дикая жажда. Я либо сделаю это — либо сдохну. Нервы выкручивает до идиотской дрожи, но я всё равно иду вперёд.
Я касаюсь её локтя. Осторожно. Как будто она — пороховая бочка. Она замирает. Даже не оборачивается, но я чувствую, как в ней всё напряглось. Каждый её мускул. Эта тишина — оглушительна.
— Ксю... — шепчу, почти беззвучно.
Она не поворачивается, но и не отстраняется. Я делаю ещё шаг. Мы почти касаемся. Слышу её дыхание — оно рваное, короткое. Пульсирует венка у неё на шее, и я не могу отвести взгляда. Лизнуть бы её, а потом прикусить осторожно, чтобы рой быстрых мурашек выдал её реакцию.
Медленно, словно во сне, поднимаю руку. Касаюсь её щеки — кожа тёплая, нежная. Чуть влажная от пара кофемашины. Она поворачивает голову. Вижу по взгляду — ведёт разговор сама с собой. Но смотрит на меня. Прямо. Без защиты. Глаза — глубокие, светлые, с тёмным ободком вокруг радужки, будто хранят за собой целый мир, куда мне хода нет.
— Мне плевать, колючая ты или нет. Я всё равно хочу быть рядом, — говорю тихо, и сам не узнаю свой голос. Он срывается, как у мальчишки.
Она смотрит. И я в этом взгляде тону. Губы у неё приоткрыты, дыхание замирает. И я понимаю — всё. Я больше не сдержусь.
Я тянусь к ней. Медленно, боюсь спугнуть. Почти касаюсь её губ. Она не двигается, только ресницы дрожат. Я уже чувствую её тепло, уже почти — почти...
И вдруг — она резко отшатывается, вырываясь.
— Не надо, Арс.
Она выходит из-за стойки быстрым шагом. Дверь раздевалки хлопает.
Я стою, ошарашенный, с вытянутой вперёд рукой. Воздух словно выжжен. Сердце колотится, но уже от боли. Злость, стыд, досада — всё разом.
— Идиот, твою мать, — выдыхаю.
И всё равно полез. Знал, что нельзя, рано. А полез.
— Охреневший мажор, зажравшийся от своей вседозволенности. Думает, загнал меня в угол и может теперь творить всё что ему вздумается? Специально ведь распустил всех пораньше. Алина говорила, что никогда раньше положенного времени они не уходят, — шепчу я себе под нос, нервно метаясь по помещению, словно это поможет вытеснить из головы воспоминание о том, что едва не произошло.
Пальцы дрожат, я сжимаю их в кулаки, чтобы хоть как-то унять мелкую дрожь. Губы всё ещё покалывает, словно Арс действительно коснулся их. Этот неслучившийся поцелуй прожёг меня насквозь. Я ощутила его каждой клеткой, как будто пламя прошлось изнутри. Хочется стереть след, но одновременно с этим — сохранить, как безумное напоминание о том, что я почувствовала.
Инстинктивно тянусь рукой к лицу, замираю на полпути. Нет. Нельзя. Не сейчас. Не при нём. А он ведь был так близко. Идеальные, наглые, порочные губы нависли надо мной, и я почти сорвалась. Ещё секунда — и... Нет. Я ведь живая. Я всё вижу. Всё чувствую. И как же это пугает.
Потому что я не знаю, как справиться с этим наваждением. Как защититься от того, кто может разрушить все мои защитные стены. В Арсе слишком много притяжения, опасного, почти гипнотического.
Не могу не понимать причин, по которым Барсов так повёрнут на мне. Закрыть глаза не получится. Но и сдаться тоже. Быть трофеем, пополнив список побед Арсения, явно не предел моих мечтаний. Да и нет у него ко мне ничего серьёзного. Так, обычный азарт. Что ещё может руководить этим золотым мальчиком, который в жизни не слышал отказов и получал всё, что хотел? Крайне наивно полагать, что у него ко мне чувства.
Поэтому, какие бы чувства я не испытывала, что бы он не делал, нельзя отключать разум. Это будет моей мантрой. Я буду вставать с мыслью об этом, повторять её с первой чашкой кофе, а затем каждый раз, как буду видеть Барсова. И ни за что, ради себя же самой, не стану поддаваться.
Переодев футболку, я строчу Ване:
“Завтра у меня нет смены. Не против прогуляться?”
И почти сразу телефон пиликает:
“Конечно. Как насчет парка, а потом кино?”
Ну вот. Есть нормальные парни, которые ухаживают за девушкой, конфетно-букетный период, кино, прогулки, кафе. Я, конечно, пока плохо его знаю. Но почему-то мне не кажется, что основная его цель — уложить девушку в постель. Именно поэтому я лучше дам шанс ему.
Я выдыхаю и направляюсь к выходу. Только через зал, мимо Барсова. И, конечно же, он ждёт. Стоит, облокотившись о стойку, небрежно, готовый ждать меня столько, сколько понадобится. Зная, что не сбегу. И, чёрт возьми, он прав. Я слишком гордая, чтобы убегать.
— Надеялся, что попрощаемся, — говорит спокойно, глядя на меня из-под ресниц. Зачем вообще парням такие шикарные? Лучше бы у меня были такие длинные и пушистые. Может, перестала бы разоряться на тушь.
Я останавливаюсь, не приближаясь. Сохраняю дистанцию, чтобы ему и в голову не пришло подойти ближе и снова провернуть какой-нибудь выкрутас.
— Потрясающе. А извинишься не хочешь? — сдержанно спрашиваю, не скрывая холодка в голосе.
Он хмурится, чуть наклоняя голову:
— За что?
— Ты правда не понимаешь? Ты вёл себя как...
— Как человек, которому нравится девушка, — перебивает он, пожимая плечами. Его голос всё тот же — невозмутимый, уверенный, словно его ни капли не смущает то, что он только что едва не поцеловал меня силой. — И который не притворяется, будто всё под контролем.
Моя челюсть напрягается:
— У меня есть парень, Арс. И ему точно не понравится, если ты будешь продолжать в том же духе.
Он усмехается, один уголок губ приподнимается, будто я только что сказала ему нечто особенно забавное:
— Парень — не стенка. Подвинется.
Я поражаюсь его наглости. Меня буквально трясёт от того, что ничто, никакие слова не могут пронять этого непрошибаемого.
— Отпусти. Давай я просто устроюсь куда-то ещё и буду возвращать деньги понемногу. Только... не лезь больше.
Он делает шаг ближе, и я инстинктивно напрягаюсь, готовая шагнуть назад. Его взгляд становится внимательным, словно хочет уловить все мои реакции.
— Что ещё скажешь? — спрашивает он тихо, вкрадчивым голосом.
— Что не хотела бы всё лето работать здесь, — выдыхаю я. Это правда. Я устала от этого напряжения, от его взгляда, от того, как рядом с ним неспокойно, и от того, что нужно контролировать каждое слово и каждый шаг.
Он останавливается, словно мои слова ударили куда-то глубоко, в самую цель. Глаза его темнеют, и лицо резко меняется — исчезает насмешка, остаётся только жёсткость.
— Правда? А чем плоха эта кофейня? — его голос становится грубым, в нём сквозит сталь.
— Тем, что тут ты, — выпаливаю и тут же кусаю губу. Но уже поздно.
Он стискивает челюсть. Словно физически сдерживается, чтобы не сказать лишнего. Его губы сжимаются в тонкую линию, скулы резко очерчиваются.
— Нет, Ксю, — глухо произносит он.
— Да почему, блин?! — раздражение захлёстывает, и я вскидываю руки. — Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?!
Он делает полшага вперёд, глаза горят адским пламенем:
— Это было бы слишком просто, птичка певчая.
Я рычу, уже не стесняясь:
— Бесячий, невозможный, настырный!
Он ухмыляется, снова этот нахальный изгиб губ, от которого хочется то ли ударить, то ли...
— Да, всё верно. — Он говорит это почти с гордостью. — Знаешь, у меня только что родилась идея.
— Ну что ещё? — устало спрашиваю, чувствуя, как моральные силы начинают таять.
— Я хочу устроить здесь караоке по вечерам.
Я не верю тому, что слышу.
— Ты издеваешься?
— Ни капли. Вот увидишь, будет весело. И, возможно, ты даже выйдешь на сцену, — подмигивает он.
— Никогда, — огрызаюсь.
Он смеётся. Низко, бархатисто, и от этого внутри всё переворачивается. Я снова чувствую, как почва уходит из-под ног. Этот человек — шторм. И я, похоже, в самом эпицентре.
Забегаю домой, довольная тем, что хотя бы в этот раз удалось сбежать от Барсова и добраться до дома самостоятельно. Видимо, его проняли мои слова. Остаётся скрестить пальчики и надеяться, что на этом всё. Совсем всё.
Время покажет.
— Мам! Есть что пожевать?
— Конечно. Иди на кухню, сейчас разогрею. Вас не подкармливают в кофейне?
— Там одни булки и торты. Если буду там регулярно кусочничать, скоро моя попа не влезет в дверь.
— Тебе до этого далеко, Ксень. Да и у молодых метаболизм огого, не то что после тридцати. Так что можешь не бояться.
— Не хотелось бы рисковать. Я лучше буду питаться правильно сейчас, чем потом сокрушаться по поводу жирных боков.
— Вот, ешь, — мама ставит передо мной тарелку с булгуром и тушеной индейкой, рядом миску с салатом. А потом, как будто невзначай, добавляет: — Ты не сильно устаёшь? Работа, учёба — непросто ведь всё совмещать.
— Бывает тяжело, — признаюсь, сжав вилку в руке. — Но пока справляюсь. Главное — не растеряться и не дать себе разлениться.
— Молодец. Но если что — ты всегда можешь со мной поделиться своими проблемами. Папа тут недавно говорил, что ему не нравится, как на тебя смотрел тот парень с машины.
— Какой ещё парень? — настораживаюсь.
— Ну, вы с ним пересекались пару раз, он за тобой заезжал. Высокий такой, тёмные глаза.
Барсов. Опять он.
— Мам, всё нормально. Я сама с ним уже всё обсудила.
— Ну смотри. Главное — не позволяй никому собой манипулировать. Даже если он симпатичный.
— Обещаю. — Я улыбаюсь и принимаюсь за еду, стараясь прогнать неприятный осадок, вновь проклюнувшийся где-то внутри.
— Как у тебя дела? С коллективом подружилась?
— Да, вполне. Все адекватные, — кроме одного, того самого парня из машины, но маме знать об этом необязательно. — Хотя сложновато будет готовиться к экзаменам. Надеюсь, преподы не будут зверствовать.
После ужина я иду в свою комнату и сажусь за письменный стол. Пытаюсь сосредоточиться на математике — формулы, уравнения, примеры. Вроде бы понимаю, но мысли всё время ускользают. Они кружат вокруг Арса и Вани, сталкиваются, перетекают друг в друга, то вызывая раздражение, то лёгкое смущение, то тревожное ожидание. Почему всё так сложно? Почему нельзя, чтобы всё складывалось с хорошим парнем, без всяких "но"? Хотела бы я, чтобы и в моей жизни было всё просто. Но Барсов... Ох уж этот Барсов...
В какой-то момент я кладу ручку, складываю руки и ложусь лбом на тетрадь. Упираюсь взглядом в стол. Разглядываю пятнышки на дереве — будто бы маленькие созвездия на ровной поверхности. С каждой секундой уходит сосредоточенность, остаётся только пустота и гул в голове.
Мелкая пыль в свете лампы будто зависает в воздухе. Слышен скрип старого стула подо мной, лёгкое тикание часов на стене. Я всё больше проваливаюсь в оцепенение — не из усталости, а из тревоги. Словно стою на пороге чего-то, чего не могу пока понять. Внутри клубок из эмоций: радость, волнение, сомнение.
С утра продолжаю зубрёжку и решение бесконечных примеров. Надеюсь, тренировка поможет не растеряться на экзамене. И тут оживает чат с девчонками, окончательно лишая последней надежды заняться учёбой.
Даша и Лена спрашивают, чем занята сегодня. Приходится признаться, что встречаюсь с Ваней.
Они тут же активизируются:
Даша: "И как он? Какой в реальности?"
Я: "Очень симпатичный и, кажется, хороший. То, что надо", — пишу, ловя себя на том, что формулирую слишком обтекаемо.
Лена: "Ну а... он секси?"
Я: "Да, наверное."
Даша: "Как-то ты без энтузиазма отвечаешь, подруга. Ты точно рассмотрела его как следует?"
Я: "Времени было маловато, может, поэтому."
Лена: "Тогда тебе задание: рассмотреть повнимательнее и доложить нам. Мы не можем отдать тебя в руки непонятно кому! Парень должен быть мега горячим! И только так."
Я: "Есть, сэр! То есть мэм!"
Даша: "Удачи, Ксю!"
Сообщения немного отвлекли, но потом я снова пытаюсь сосредоточиться. Заучиваю формулы, щёлкаю тесты на телефоне. И тут приходит сообщение от Вани:
Ваня: "Ксю, ты как? Всё в силе на вечер?"
Я: "Да, в силе. Собираюсь как раз."
Сердце стучит как-то по-особенному. Не то чтобы я сильно нервничаю, но есть небольшое волнение. Я питаю очень большие надежды на эти отношения. Вроде и никаких серьезных оснований на это. Наверное, мне просто хочется верить в то, что всё получится.
Захожу в ванную, умываюсь прохладной водой. Потом встаю у шкафа, долго выбираю, что надеть. Платье? Джинсы и блузку? Не хочется переигрывать, но и выглядеть простой девчонкой с улицы — не вариант.
Останавливаюсь на светлом летнем платье с цветочным узором, которое отлично садится по фигуре, подчёркивая талию и оставляя плечи открытыми. Лёгкий макияж — чуть туши, немного румян, блеск на губах. Волосы собираю в небрежный пучок, но с парой выпущенных прядей — как будто случайно, но на самом деле не очень. Просто знайте, что идеально выглядящие прядки иногда занимают больше времени, чем вся прическа и макияж вместе взятые.
Перед зеркалом замираю. Внутри всё клокочет: "А вдруг он подумает, что я стараюсь слишком? А вдруг — наоборот, подумает, что не стараюсь вообще?" Всё кажется неправильным, пока не вспоминаю, как он улыбался. Эта простая, честная улыбка помогает выдохнуть. Накидываю лёгкую джинсовку на случай если станет прохладно..
Пока спускаюсь по лестнице, ощущаю, что ладони чуть влажные, сердце стучит в горле. А вдруг я ему не понравлюсь? Или он вдруг окажется скучным? Или... всё пойдёт как-то не так?
Когда выхожу на улицу, Ваня уже ждёт меня у подъезда. Он одет просто, но стильно — тёмно-синие брюки, светлая рубашка, на запястье часы. И в руке — изящный букет чайных роз, обёрнутый в крафтовую бумагу.
— Привет, — он улыбается, протягивая мне цветы и целуя в щёку. — Ты потрясающе выглядишь.
— Спасибо... То есть... за цветы. — запинаюсь немного, чувствуя, как щеки наливаются теплом.
Я замечаю, что машина у Вани не менее крутая, чем бэха Арса. Салон пропитан запахом кожи и лёгкой мужской парфюмерии. Панель переливается от света вечерних фонарей, а мягкая подсветка придаёт всему внутри ощущение уюта и статуса. Интересно. Маловероятно, что в его возрасте он уже мог бы заработать на неё сам. Неужели он тоже мажор?
Ничто в наших разговорах не давало и намёка на это. Похоже, Ваня — то самое исключение из правил, которое бывает крайне редко. Он сидит за рулём спокойно, уверенно, время от времени бросая на меня короткие взгляды, словно пытается угадать, о чём я думаю.
— Ваня, можно я тебе позадаю бестактные вопросы? — спрашиваю, облокотившись локтем на дверцу и повернувшись к нему.
— Хм… даже страшно подумать, о чём ты хочешь спросить, — он театрально хмурит брови, прищуривается, но в уголках губ играет усмешка. — Если ты вдруг хочешь знать, какая у меня длина…
— Чего? — не сразу доходит, и я хлопаю ресницами, ошарашенная. — Ооо… Боже! Нет, не надо таких подробностей, — фыркаю и смеюсь, пряча лицо в ладони.
— Я подумал, что бестактные вопросы будут о чём-то таком, и хотел помочь, правда, — говорит он, дерзко усмехаясь, явно понимая, что перегнул.
— Нет. Боюсь, что мои вопросы будут несколько о другой стороне твоей жизни. Не так сразу, — тихо произношу, глядя в окно, пряча неловкость.
— Давай, спрашивай. Отвечу честно, — его голос вдруг становится серьёзнее, и я поворачиваюсь к нему. Он ловит мой взгляд и кивает.
— Какой смелый. Что ж, тогда приступим. Откуда у тебя такая машина?
— Это простой вопрос. Её подарили родители на совершеннолетие, — спокойно отвечает он, переключая поворотник перед светофором.
— А кто твои родители?
— У них своё рекламное агентство, весьма успешное, — он говорит об этом просто, без хвастовства, глядя вперёд на дорогу.
— О, это я заметила. Не каждому родители могут подарить на день рождения такие подарки, — киваю, чувствуя, как в голове складывается картинка.
— Но если ты вдруг подумала, что я безмозглый мажор, то нет, — он бросает на меня искренний, почти уязвимый взгляд. — Я сейчас работаю в семейном бизнесе. Получаю зарплату и живу свою жизнь самостоятельно.
— Тогда зачем ты вообще написал мне?
— Честно? — он на секунду отвлекается от дороги и снова смотрит на меня. — Я случайно наткнулся на твой профиль. Мне понравилось твоё фото. У тебя был такой взгляд… В общем, я подумал: почему бы не попробовать познакомиться?
— У тебя много свободного времени? — усмехаюсь, поддразнивая.
— Нет. Я считаю, что это судьба. Я просто оказался в нужном месте в нужное время. И сейчас еду с той самой красоткой гулять, — он улыбается, и в его глазах настоящее восхищение.
В его взгляде есть что-то особенное, как будто он действительно видит меня, а не просто красивую обёртку. Он смотрит не просто на лицо, а как будто в саму суть, вглубь. И от этого становится тепло. Внутри поднимается лёгкая волна удовольствия, как после первого глотка горячего шоколада в морозный день. Очень приятно, когда кто-то так смотрит.
Мы приезжаем в парк, где между деревьями уже загораются фонари. Воздух тёплый, с лёгким ароматом липы и мороженого, доносящимся от ближайшего ларька. Я чувствую, как нервное напряжение уходит, уступая место лёгкому предвкушению.
Ваня берёт билеты на колесо обозрения, и мы садимся в кабинку. Когда она начинает подниматься, я замираю, чувствуя, как сердце бьётся чуть быстрее. Ваня сидит напротив, слегка наклонившись вперёд, и наблюдает за мной.
— Не боишься высоты? — спрашивает он мягко.
— Чуть-чуть, — признаюсь, вцепившись в поручень. — Но вид стоит того.
— Особенно, когда рядом кто-то есть, — говорит он, и в его голосе нет флирта, только забота.
С высоты открывается панорама города, огоньки домов, вечерние огни фонарей, медленно плывущие по улицам машины. Мы молчим, просто смотрим. Этот момент кажется удивительно спокойным.
Потом мы покупаем сладкую вату, и я, не удержавшись, смеюсь, когда розовые клочья липнут к моим губам. Ваня вытирает мой подбородок салфеткой и улыбается.
— Что? — спрашиваю, пытаясь стряхнуть вату с пальцев.
— Просто ты очень милая, — говорит он. И я чувствую, как щёки предательски вспыхивают.
Мы идём по дорожкам парка, разговаривая обо всём — любимых фильмах, о школе, о том, что хотим от будущего. Ваня неожиданно берёт меня за руку. Его пальцы тёплые, сухие, и он делает это так естественно, будто мы уже давно вместе.
Я не отнимаю руку. Просто иду рядом. И улыбаюсь.
Всё в этом вечере кажется правильным. И я решаю — пусть будет, как будет.
Следующим пунктом нашей прогулки оказывается кинотеатр. Мы выбираем фильм из вселенной Марвел. Честно говоря, я не фанатка супергеройских боевиков, но из всего списка это оказалось наименее ужасным. Так что, когда мы оказываемся в полутёмном зале, я с энтузиазмом начинаю поглощать попкорн.
Обычно, если я предвкушаю фильм, то не ем и не пью ничего, чтобы не отвлекаться.
Фильм предсказуем, местами слишком шумный и затянутый, но Ваня тихо комментирует сцены, подшучивает над абсурдными моментами и делится своими мыслями — и это делает просмотр куда приятнее. Я ловлю себя на том, что смеюсь чаще, чем ожидала.
Когда мы выходим из зала, уже совсем темно. В машине я чувствую, как накатывает усталость, как голова чуть кружится от впечатлений. Ваня молчит, просто ведёт машину с той же спокойной уверенностью.
У подъезда он останавливается, глушит мотор и на секунду оборачивается ко мне. Его взгляд мягкий, внимательный. Он медленно тянется вперёд, будто давая мне шанс отстраниться, но я не двигаюсь.
Его губы касаются моих, сначала осторожно, будто он боится напугать. Поцелуй становится чуть глубже, чувственнее, он касается моей щеки, и я ощущаю, как его пальцы чуть дрожат. Поцелуй с ним пахнет мятой и чем-то терпким, дорогим. Мне приятно. Это по-настоящему нежно.
Если мне что-то пришло в голову, я загорелся какой-то идеей, то всё, пиши-пропало. Я полностью погружаюсь в неё и стараюсь довести до логического завершения, пока она не выгорит изнутри или не превратится во что-то стоящее. На данный момент идея караоке-вечеров относится как раз к таким. Она зудит где-то под кожей, не даёт покоя даже ночью. Я не просто хочу положить её в копилочку и когда-то там реализовать. Мне нужно прямо здесь и сейчас. В этом есть азарт, почти как в игре: я знаю, что если сделаю всё правильно, эффект будет мощный.
А главное — Ксю. Уверен, что именно эта идея выстрелит и поможет мне в завоевании её. Ей должно понравиться. Этот шум, смех, живая музыка, атмосфера — всё будет говорить: "Ты важна, это сделано для тебя". Без вариантов.
Я развиваю бурную деятельность. Мысленно прокручиваю кадры: как мы переставим мебель, какие повесим огоньки, где будет стоять проектор, как звучит первый аккорд на вечере, кто выходит на сцену, как загораются глаза у гостей. Сегодня и в ближайшие дни точно никто не будет скучать и просиживать штаны в перерывах между посетителями. Дело найдётся каждому, а я — в эпицентре, рулевой всей этой затеи, и меня это дико заводит.
С утра собираю всех на маленькое совещание. Они недоумённо переглядываются. Ведь подобное происходит впервые. Обычно достаточно собрать всех в кучку у барной стойки и сообщить какую-то новость. Но в свой кабинет я зову кого-то только в случае, если надо за что-то отчитать не при всех. Поэтому думаю, что очко сжалось сейчас нехило. Где это видано, целую команду позвать, чтобы разнести. Обвожу взглядом их серьёзные лица и усмехаюсь.
— Барсов, по какому поводу веселье? Мы все уволены? — ехидно интересуется Алина.
— Так, команда, у нас новый проект. В кофейне будет караоке по пятницам и субботам. Первый вечер — через неделю. Хочу, чтобы всё было идеально. Алина, лови задачу: гугли оборудование, микрофоны, акустику, проекторы. Сравнивай цены, читай отзывы. Работай как шпион с охренеть какой важной миссией.
— Ты серьёзно? — поднимает бровь Алина. — У меня вообще-то смена, клиенты, капучино, все дела.
— У тебя перерывы есть, — парирую. — И ты не в одиночку, а с ноутом и интернетом. Вперёд. К концу дня принеси что нароешь.
— Ясно, диктатор ты наш. У нас будет двойная оплата за эти вечера?
— Будет, — киваю. — Каждому, кто останется на вечерние смены.
— А может, нам тогда нового сотрудника? Или хотя бы кого-то на подмену в такие смены? — добавляет она уже серьёзнее. — У нас сейчас всё сбалансировано. А если вечерами кто-то не сможет оставаться?
Понимаю, к чему клонит. Это не просто бунт, это намёк на Свету, которая исчезает из кофейни с точностью швейцарских часов, как только пробьёт время конца её смены. Сразу сумку в зубы и домой.
Ксю, стоящая чуть поодаль, фыркнула и сделала вид, что сосредоточена на планшете, но я замечаю, как она кивает с одобрением. Значит, тоже считает, что дополнительная нагрузка — перебор. Что ж, её-то я точно отпускать не собираюсь. Придётся в отношении Ксю немного побыть тираном. Она ещё не знает, но мы с ней не просто в одной команде — мы в одной ловушке. И мне не нужно, чтобы она нашла выход из неё.
— Посмотрим, как будем справляться, — отвечаю уклончиво. Сам пока не думал в эту сторону. — Если что, подумаем о новом человеке.
— Митя, ты со мной — перетаскиваем мебель. Нужно освободить часть зала, чтобы там можно было сделать импровизированную сцену. И не ныть, всё ради искусства.
Митя только закатывает глаза, но кивает:
— Ага. Если можно назвать искусством то, что весь вечер будут завывать те, кому медведь станцевал на ушах ламбаду. Ты скажи ещё, что петь заставишь.
— Обязательно, ты будешь открывать первый вечер с "I`m sexy and I know it".
Все хохочут.
— Ксю, а ты… — я разворачиваюсь к ней, и она чуть вздрагивает. — Ты займись плейлистом. Выбери хиты, что обычно цепляют людей. Чтобы пели все — от школьниц до бабушек. Оформим из этого каталог, распечатаем. Если что, Алина поможет.
— Я?.. — Она морщит нос, видно, не в восторге. — Арс, а можно я не буду в этом участвовать?
— Нет, нельзя. Ты в команде. Ты талантливая и у тебя вкус. А ещё — ты не подведёшь. Я знаю.
Она сжимает губы, открывает редактор на планшете, начинает набирать что-то. Щёлкает ручкой, как пистолетом. Видно, кипит. Щёлк — не нравится. Водит пальцем по экрану — бесится.
— Значит, теперь даже вечерами будем тут торчать, — шипит она. — Прекрасно. Просто сказка.
— Это временно, — отвечаю. — Да и... будет весело. Ты увидишь.
Она чувствует, что эта затея становится для неё ловушкой. А я — тот, кто её заманивает.
Но я не могу остановиться. Хочу, чтобы она осталась, чтобы смотрела, участвовала, чтобы привыкла ко мне — вот так, постепенно, пока не станет слишком поздно, чтобы уйти.
За окнами уже сереет, в кофейне пахнет молотым зерном, смех перекликается с эхом в стенах, и каждый занят делом. Живём, значит.
Митя с ворчанием и треском отодвигает один из диванов:
— Эта штука весит, как грехи мои. Может, обойдёмся табуретками?
— А сцену из чего строить? Из фантиков от конфет? — фыркаю. — Давай, давай, двигай.
Помогаю ему с другой стороны.
Алина, сидя с ноутом на барной стойке, тыкает в клавиши и выдает:
— Проекторы — тема спорная. Некоторые ломаются через месяц, у других звук отстойный. Надо смотреть обзоры. Арс, а у нас бюджет есть?
— Само собой, — отвечаю. — Но постарайся не разорить меня, ладно?
Тем временем Ксю и Алина начинают спорить:
— Ну вот это классика, — говорит Ксю, показывая на экран. — Все поют.
— Фу, да ну, это же попса голимая. Давай лучше вот это, оно хоть модное.
— Да кому твоя мода сдалась, если никто не знает слова?
— А вот и знают. Это хит в тиктоке.
— Моей бабушке тикток не поможет.
Я слушаю их спор с довольной ухмылкой. Команда кипит, работает, спорит — это значит, им не всё равно.
Представляю, что эта компашка навыбирала бы в плейлист, если бы не я. Нет, я, конечно, признаю, что у каждого свой музыкальный вкус. Но у нас ведь нет цели собрать любимые песни команды кофейни. Хотя первое время, возможно, только мы и будем петь. Не представляю, чтобы сюда пришла целая толпа.
Время такое выбрано... Во-первых, лето. Во-вторых, в пятницу большинство студентов уезжает домой. А после окончания сессии универ и вовсе опустеет. Так кого Арс предлагает сюда зазывать? Бабулек из соседних домов? Для них даже чашка кофе тут слишком дорогая.
Сложный выбор, короче. Надо соблюсти баланс. Если смотреть на перспективу, то плейлист должен быть универсальным. Таким, чтобы каждый нашёл в нём что-то своё, даже если не решится подпевать вслух.
Кофейня постепенно пустеет. За окнами клубится вечерняя дымка, фонари отбрасывают мягкий свет на мокрый асфальт. Пахнет кофе, ванилью и чем-то хлебным. Где-то на фоне играет лёгкий джаз, который поставила Алина. Он льётся словно мёд — тягучий и обволакивающий.
Просидев с планшетом почти весь вечер, не считая времени, проведённого с клиентами, я остаюсь довольна своим выбором. Пальцы слегка затекли от прокрутки, в голове гул от наушников, но настроение хорошее. Нужно, конечно, ещё на свежую голову посмотреть. Но это уже завтра.
— Я вам нужна? Планирую выдвигаться домой, — бросаю, сняв фартук и стряхнув невидимые крошки.
— Я закончу сама, Ксю, — отзывается Алина, слегка устало, но с улыбкой.
— Могу подвезти, — из ниоткуда появляется Барсов, облокотившись на дверной косяк. Его голос как всегда спокоен, даже ленивый, но глаза внимательные.
— Я бы предпочла добраться сама, — столь же привычно отказываю. В его предложениях всегда есть что-то... настораживающее. Слишком он настойчив.
— Ксю, хорош ломаться. Я хоть раз тебе что-то сделал по время поездки? Доставлю до дома и уеду, — он чуть склоняет голову, будто хочет встретиться взглядом.
Представляю, что мне ещё экзамен завтра сдавать, а значит, нужно хоть одним глазком заглянуть в конспекты. Поездка на машине здорово сэкономит мне время. Эх, чёрт с ним.
— Хорошо. Твоя взяла, — выдыхаю.
На победный взгляд Арса я почти не обращаю внимания. Правда, для меня сейчас приоритет — как можно быстрее оказаться дома. Если бы не это, я бы отказала. Так что заслуги Барсова в моём согласии нет. Он просто оказался в нужное время рядом.
Доезжаем до дома и правда быстро. Машина плывёт по тёплым, слегка влажным от вечернего тумана улицам. В салоне пахнет чем-то мятным. За окнами — оранжевые круги фонарей, редкие прохожие, воздух будто дрожит от влажного тепла. Всё словно слегка нереально, как в фильме. И Арс, к моему удивлению, даже не пытается со мной заговорить. Ни о чём спросить. Странно, конечно. Но оно и к лучшему.
— Спасибо, что подвёз, — говорю, отстёгивая ремень.
Бодрой козочкой скачу к дому, ощущая, как вечерний воздух приятно холодит разгорячённое лицо.
— Ксю! — вдруг зовёт Барсов.
Оборачиваюсь и вижу, что он торопится ко мне с пакетом.
— Твои туфли, катаю их в салоне уже который день, — говорит он, протягивая мне пакет. Внутри мелькают знакомые бежевые носики туфель — моих любимых.
— Оу, я что-то совсем забыла про них. Спасибо, — вежливо улыбаюсь, но внутрь уже заползает неловкость. Зачем он таскал их за собой?
Вот только он никак не возвращает мне пакет. Чего ждёт? Стоим, словно в замедленной съёмке.
— Спасибо будет маловато, — гипнотизирует мои губы взглядом. Его голос понижается, становится почти бархатным.
Держи карман шире, ага. Ничего тебе не обломится.
— Ладно. Можешь не возвращать, — тут же разворачиваюсь к дому. Голос — лёд, шаги — чёткие.
Сердце сжимается при мысли о том, что мои любимые туфельки будут в заложниках у этого шантажиста. Но что поделать, честь важнее.
— Стой ты, — хватает меня за руку.
Сотни маленьких иголочек колют меня в тех местах, которых коснулись его пальцы. Тепло его ладони прожигает кожу. Хочу вырваться, но он держит крепко, не больно, но достаточно, чтобы не отпустить сразу.
— Держи свой пакет, бессердечная, — говорит он, но в голосе нет злости, скорее, усталость и... может быть, разочарование?
— Я?! — вскидываюсь.
— Кто ж ещё. Что нужно сделать, чтобы ты наконец разморозилась?
— В твоём случае — ничего.
— А если я умру без твоей любви? — театрально кривит губы, делая расстроенную мордашку. Его глаза при этом сверкают весёлым огоньком, и на мгновение он снова становится тем самым наглым, обаятельным парнем, каким бывает в редкие моменты.
— Что ж, так тому и быть. Принесу тебе цветы в вазочке.
— Жестокая и бессердечная, как я и говорил, — усмехается, будто именно этого ответа и ждал.
Он вздыхает, передаёт пакет мне и быстро уходит к машине. Я стою с туфлями в руках, глядя ему вслед, пока он не исчезает в темноте двора. И только тогда замечаю, как сильно стучит сердце. Будто только что отбилась от погони.
Как же сложно раз за разом давать достойный отпор. Каждое его слово — словно удар по броне. Арс с упорством пытается пробиться сквозь внешнюю холодность, пробраться в душу и захватить сердце. Он действует тонко, почти искусно, как будто играет в долгую шахматную партию, выжидая, пока я сделаю неверный ход. А что потом? Что он будет делать с моими чувствами, если добьётся своего? Спасибо, что я достаточно благоразумна, чтобы просчитывать всё на несколько ходов вперёд. Иначе где бы сейчас было моё сердечко? Валялось расколотое в канаве со сточными водами, не иначе. Жалкое зрелище.
На моё счастье, никто не знает, как трудно держаться и ни словом, ни делом не показать, что на самом деле мне вовсе не всё равно. Что внутри я пылаю, как вольфрамовая спираль, хоть снаружи — ледяной покров. И никакая я не снежная королева. Я просто боюсь. За себя. За то, что будет, если позволю чувствам выйти на волю.
Благоразумие, логика, планирование. Три кита, на которых и держится вся моя линия защиты. Я выстраиваю из них крепость, но она хрупка, словно карточный домик. Стоит Арсу дунуть чуть сильнее, и всё может посыпаться.
MisterBeast: «Ксюш, я соскучился.»
Ксю: «Я тоже. Только у меня сейчас экзамены один за другим. А потом ещё эти караоке-вечера в кофейне.»
MisterBeast: «То есть совсем нет шансов увидеть тебя раньше?»
Ксю: «Ну… можно в пятницу сходить в караоке. Как насчёт исполнить парочку хитов?»
MisterBeast: «Я, вообще-то, не пою… Но ради тебя — готов.»
Ксю: «Вот это благородство! Мой рыцарь, готовый на кровавые жертвы во имя королевы!»
MisterBeast: «Всё так. Надеюсь, за это мне полагается награда?»
Ксю: «Конечно. Чашка американо и наш самый лучший торт — устроит?»
MisterBeast: «Конечно нет. Я беру исключительно натурой.»
Ксю: «Ой. Боюсь, к пятнице от натуры ничего не останется — только большие красивые синяки под глазами.»
MisterBeast: «Королева прибедняется…»
Ксю: «На этот раз я совершенно серьёзна. Завтра утром у меня экзамен по математике. А в четверг — по философии. "Обожаю" эту нудятину. Профессор искренне уверен, что ничего увлекательнее Гегеля и Сартра на свете не существует. "Как это вы не прочли все их труды? Тунеядцы! Вам только бы тусоваться!"»
MisterBeast: «Сочувствую. Но всё равно уверен — ты будешь самая красивая!»
Ксю: «Льстец… Ладно, возможно, подарю тебе поцелуй…»
MisterBeast: «Ооо… Мне нравится!»
Ксю: «В щёку.»
MisterBeast: «Жестокая обломщица! Не буду тогда петь.»
— Ксюш, ты чего там зависла в телефоне? Ночевать на скамейке собралась? — мама зовёт с балкона.
— Отвлеклась! Уже поднимаюсь! — машу ей и прячу телефон.
На улице пахнет свежестью после дневной жары, где-то вдали лает собака, а из соседнего окна доносятся звуки телевизора. В подъезде прохладно. Ключ заедает в замке, и я, как всегда, прикусываю губу от раздражения.
Захожу домой. Мама тут же ставит передо мной тарелку с гречкой, котлетой и солёным огурчиком, и, как всегда, расспрашивает:
— С мальчиком переписывалась?
— Ага.
— С которым из?
— С Ваней. Мы уже встречались в кофейне. Теперь вот он придёт на караоке в пятницу.
— Отлично. Кто у вас там такой креативный, что караоке устроил?
— Босс.
— Арсений?
— Он самый. Ещё и назначил меня ведущей вечера, — закатываю глаза.
— Ксюнечка, да это же прекрасно! У тебя ведь есть организаторская жилка. Петь ты любишь и умеешь. Совместишь приятное с полезным.
— Мам, я бы по вечерам лучше отдыхала. С Ваней встречалась бы. А не вот это всё. Иногда кажется, что я в рабстве — все за меня решают.
— Какая муха тебя укусила? Может, с кем-то не ладишь?
— Да всё нормально, правда. Наверное, просто устала.
— Ничего, сейчас всё сдашь — будет свободнее. Успеешь и поработать, и отдохнуть. Может, к бабушке ещё съездишь навестишь.
— Посмотрим. Ладно, пойду готовиться.
Плюхаюсь на кровать с конспектами. На полу валяется рюкзак, подушка почему-то сбилась в ком, и кажется, что всё в мире перекосилось. С потолка лениво светит лампа, а за окном мелькают фары проезжающих машин.
Закрываю глаза на секундочку — и проваливаюсь в дремоту.
Вижу сон: сцена караоке, я — в блестящем платье с микрофоном, пою дуэтом с Ваней. А потом — оп! — он срывает с себя парик, а это оказывается Арс, и он начинает читать монолог Сартра, пока я в ужасе отступаю к колонке. Публика аплодирует стоя. Профессор философии выскакивает из-за стойки и вручает мне зачётку с надписью «отлично». Я благодарю его, по-французски лепеча что-то, и тут из колонок раздаётся: «Ксюша, просыпайся!»
Открываю глаза — уже темно. На телефоне — 22:47. Я резко сажусь и хватаю тетрадь. Хотя бы полчаса. Хотя бы определения повторить.
Через сорок минут заставляю себя отложить всё и доползти до душа. Вода приятно холодит кожу, снимая напряжение. Мысли путаются. В голове философский хаос: Гегель с Сартром сидят в кофейне, пьют капучино и спорят, кто из них круче. Один критикует диалектику, другой не понимает, зачем Сартру свобода, если у него даже сахара в кофе нет. Кажется, я переутомилась.
Зеркало отражает моё лицо с печатью усталости. Растрепанные волосы, голова как барабан, но губы сами собой улыбаются. Всё-таки с Ваней мне будет легче пережить эту пятницу.
Спать. Срочно спать. Иначе завтра на экзамене по математике будет отвечать Гегель — голосом Сартра, а я просто хлопну глазами и попрошу переэкзаменовку.
Когда я прихожу в универ, почти все одногруппники уже на месте. Большинство лихорадочно листает тетради, надеясь утрамбовать в голове то, что никак не получалось усвоить за семестр. Я тоже собираюсь присоединиться к ним, но девчонки меня тут же перехватывают.
— Ксюш, я такую отпааадную помаду купила! Поверь, тебе тоже надо, — восторженно взмахивает сумкой Лена. — Ща, погоди... Вот! Делай губы уточкой, накрашу тебе.
Я послушно вытягиваю губы, чувствую, как кисточка скользит по коже, и чуть вздрагиваю от неожиданной холодной текстуры.
— Смотри! — Лена подносит зеркальце.
— О, а мне идёт! И по текстуре приятная. Не липкая.
— А то! Фигню не покупаю. Надо будет — скину, где отхватила.
— Ага, лучше напиши, а то забуду. А вы чего такие шебутные с утра? Все знаете уже, что ли?
— Всё равно перед смертью не надышишься, — философски выдыхает Даша, которая явно решила, что к экзамену её подготовит только судьба. — Лучше уж расслабиться, а то так и в обморок грохнуться недолго.
Она кивает на Машу, нашу отличницу, стоящую у стены с закрытыми глазами. Та выглядит так, будто вот-вот отдаст богу душу. Губы сжаты в ниточку, руки дрожат, вцепившись в переписанные три раза шпаргалки.
— Я слышала, что её мать до сих пор ремнём лупит за четвёрки, — шепчет Даша. — На её месте я бы тоже переживала. Конечно, может, это только слухи…
— Фигово, если правда. Тут бы у любого поехала крыша.
В коридоре появляется Виталий Маркович, наш математик. Лицо у него мрачнее грозовой тучи. Губы сжаты в тонкую линию, брови сдвинуты. Он проходит мимо нас, не глядя ни на кого, и резко бросает:
Как я и думала, Виталий Маркович решил оторваться на мне по полной.
— На первую парту, прошу, — указывает мне на стул прямо перед ним.
Решаю не спорить, ведь всем известно, что если этот не слишком добродушный препод закусит удила, плохо придётся всем. Да и я могу сразу поставить крест даже на тройке.
Сажусь, чувствуя на себе взгляды. Кто-то смотрит с сочувствием, кто-то с нескрываемым злорадством. Прокручиваю в голове формулы, словно молитвы.
— Тяните билет, — говорит он, не глядя на меня, перебирая какие-то бумаги на столе.
Осторожно беру самый крайний листочек, сразу же переворачиваю. Пробегаюсь взглядом по вопросам и заданиям. Примеры попались сложные. Как назло.
Пыхтя и кусая колпачок ручки, я внимательно читаю вопросы ещё раз. Затем старательно вывожу ответ. В теоретической части я более-менее уверена. В конце концов, это всего два вопроса с очевидными ответами. Ошибиться можно только в точности формулировок. Ну или если не видел лекции вообще. А я их, к счастью, хоть и смотрела внимательно, дополнительно скачала себе в поездку на метро в телефон.
Когда дохожу до примеров, становится сложнее. Кое-как мне удаётся решить все. Но вот правильно ли… Вроде бы алгоритм я помню. А вот с вычислениями могла и накосячить.
Виталий Маркович встаёт и подходит ко мне. Его туфли негромко цокают по линолеуму.
— Я смотрю, вы разглядываете уж очень заинтересованно коллег. Видимо, готовы? Прошу, — протягивает руку за билетом.
Я передаю ему листок. Ладошки влажные и липнут ко всему от пота. Незаметно вытираю их о джинсы.
— Ага, так, ну что ж. Теоретическую часть я вам засчитываю, — говорит он, бегло пробежав глазами по верхушке листа.
Хорошо, конечно. Теперь и практическую… ну же…
Один за одним он проходит все примеры и ставит красные точки. Что это значит? Красные точки? Где галочки? Почему не комментирует? Молчание затягивается. Сердце начинает стучать так, будто хочет выпрыгнуть из груди.
— Вижу, что вы, Ксения, хорошенько подготовились. Накрасились даже, — поднимает на меня взгляд с кривой усмешкой. — Но знаете, у меня на экзамене внешность не играет никакой роли. Главное — ваши знания.
Это что, камень в мой огород из-за помады? С каких пор у нас судят за внешний вид? Сам говорит одно, а меня всю рассмотрел. Не к добру…
— У вас более половины неправильных решений, — продолжает он. — К сожалению, при таком раскладе поставить вам тройку я не могу. Ведь наша цель в этом семестре была не в том, чтобы вы вызубрили теорию. Нужно было разобраться и с практикой. Практика — это основа. Без неё ваша теоретическая подкованность ничего не стоит. Жду вас на пересдаче через неделю. И надеюсь, что вы подготовитесь получше. Ведь следующая пересдача будет только в сентябре.
Он смотрит строго, почти безэмоционально. И всё же в голосе слышится странное удовлетворение. Как будто ему в кайф резать по живому. Самый настоящий энергетический вампир.
— Виталий Маркович, может, вы дадите мне ещё примеры? Прямо сейчас. Я решу, покажу, вы посмотрите…
— Оглянитесь-ка, — прерывает он и кивает на аудиторию.
Я понимаю, к чему он клонит, но тем не менее послушно оборачиваюсь. Несколько человек всё ещё пишут свои решения. В коридоре очередь. Все нервничают.
— Как считаете, есть у меня время сейчас с каждым задерживаться?
— Поняла вас, — тихо говорю, прикусив щеку изнутри.
— Ну и славно. Постарайтесь уж, — говорит он с тем же лёгким оттенком насмешки.
Выхожу из аудитории и сначала просто усаживаюсь на подоконник. Прислоняю лоб к холодному стеклу. Оно приятно щекочет кожу, немного отрезвляя. Но внутри всё клокочет от обиды и злости.
К такому эпичному провалу я никак не была готова. Если рассудить логически, то мне вполне можно было поставить тройбан хотя бы. Ну где справедливость? Ему что, в кайф сидеть часами в душной аудитории летом? Насколько нужно быть душнилой, чтобы считать вот это всё настолько важным?
Кому вообще когда-либо в жизни пригодилась высшая математика? Поднимите руки. Никому? То-то и оно. А я должна буду опять страдать над этими чёртовыми логарифмами и интегралами. В то время как другие, наверное, уже планируют отпуск. Или, как минимум, летние свидания, а не летние пересдачи.
Сглатываю комок в горле. Нет, не заплачу. Не здесь. Не из-за него. Но внутри уже зарождается отчаянная мысль: а вдруг я реально не смогу сдать в следующий раз?..
На философию я иду уже с заниженными ожиданиями, хотя в глубине души надеюсь, что хоть здесь повезёт. Перед дверью снова тошнотворное волнение, но как только захожу, замечаю, что преподаватель — пожилой профессор с живыми глазами — улыбается каждому студенту, и мне сразу становится легче.
Экзамен проходит в устной форме, и я попадаю к нему почти сразу. Он задаёт пару наводящих вопросов, расспрашивает о моём отношении к Сократу, затем кивает, удовлетворённо хмыкает.
— А посещаемость у вас стопроцентная, вижу? Замечательно. Знаете, в философии главное — думать. Я вижу, что у вас это получается неплохо. А значит, пятёрка, — говорит он, подписывая ведомость.
Я выхожу с кабинета, и будто пружина разжимается. Хочется смеяться и плясать. Хоть где-то всё прошло хорошо. Лёгкая грустинка всё равно присутствует.
— Математику я между прочим тоже не прогуливала! — бормочу себе под нос. — Что поделать, не всем даются легко такие сложные темы…
Расстроенная тем, что одной пересдачи избежать не удалось, иду в кофейню. Там у нас сегодня финальные приготовления к завтрашнему караоке-вечеру. Все на месте, суетятся с плакатами, тестируют микрофоны и переносят столы. Как только я захожу, на меня сразу бросает взгляд Света.
— Ксю, у тебя всё нормально? — спрашивает она, отложив скотч и подойдя ко мне.
— Придётся пересдавать математику, — выдыхаю, устало опускаясь на диван. — На следующей неделе. Такая жара, а мне придётся готовиться..
— Ох… Сочувствую. Может, Арс освободит тебя от парочки смен, если ты хочешь получше подготовиться? Попробуй договориться, — предлагает она.
— А где мы будем заниматься? — я оглядываюсь по сторонам, всматриваясь в каждый уголок крошечного кабинета. Стены здесь тёмные, пол — в линолеуме мраморной расцветки, стол один на двоих. Сидеть придётся впритирку. Даже если бы захотела держать дистанцию, просто некуда отсесть.
— Здесь и будем, — невозмутимо отвечает Барсов, словно не замечает тесноты или ему всё равно.
— Наверное, это не очень удобно. В зале было бы свободнее. Ой, а я совсем забыла, что девчонок не спрашивала... — я ловлю себя на мысли, что голос звучит слишком оживлённо. — Наверное, кто-то из них точно мне не откажет.
Мне кажется, что нашла идеальное решение. И времени с Леной и Дашей побольше проведу, и от навязчивого соседства Барсова избавлюсь. Пусть они не самые сильные в вышке — хотя бы не так давят своей уверенностью.
— Ксю, я точно знаю, что Даша гуманитарий. Чему ты там у неё собралась учиться? — его голос звучит с нажимом, и в нём нет ни капли насмешки. — Да и Лена недалеко от неё ушла. Хорош уже. В моей зачётке по вышке пятёрка. Если хочешь не потратить время впустую время, болтая, а действительно чему-то научиться, соглашайся.
Я поджимаю губы. Он нахмурился, брови сдвинуты, взгляд острый, исподлобья. Эта его уверенность раздражает и одновременно заставляет сомневаться в собственной логике. Чёрт. Он ведь прав. Но зачем же так в лоб?
Выбор очевиден: девочки — это тепло, комфорт, подружки и смех. Но реального шанса сдать вышку на приличную оценку — почти нет. Арс — это холод, давление, критика. Но и шанс. Чёртова дилемма.
— Ладно. Я согласна, — отвечаю, будто проглатываю горькую таблетку.
— Авдеева, ты сейчас так смотришь на меня, будто мне одолжение делаешь, — его губы искривляются в полуулыбке, но взгляд всё ещё тяжёлый. — С таким настроем иди лучше барную стойку отдрай как следует.
— Рабовладельческий строй отменили уже почти два века назад, Барсов, — не удерживаюсь и тяну с самой ехидной интонацией, на которую способна.
— Может и отменили. Но от этого рабство существовать не перестало, учи матчасть, Ксю, — он чуть склоняет голову набок, словно препод, читающий лекцию. — Поменялась форма, но не суть.
— Душнила, — шепчу себе под нос.
— Что ты сказала? — в его голосе опасное спокойствие.
— Ксю, давай за кассу, народу пришло много, — Митя выглядывает из-за двери, и я вздыхаю с облегчением. Он как спасательный круг, брошенный в самый подходящий момент.
— Бегу, — отзываюсь я и выскакиваю из кабинета.
— В воскресенье начнём, — слышу вслед, уже захлопывая дверь.
На душе остаётся осадок, словно я не решение приняла, а сдалась. Но, может, это и есть взрослая жизнь — идти туда, где страшно, но правильно.
Хорошо, что остаток вечера проходит суматошно и оживлённо. Ощущение, что объявление о нашем мероприятии, расклеенное по округе, сработало не совсем так, как мы ожидали. Народу стало больше уже сейчас. И Света говорит, что пару дней как они с ног сбиваются. Даже на перерыв уйти стало сложно, настолько плотный поток посетителей.
Лето же, что вы все делаете в городе? Середина июня. Особенно студенты. У некоторых даже сессия закончилась.
В общем, вечером я никакая. А ещё нужно подобрать платье.
Для этого я созваниваюсь со Дашей и Леной. Мы включаем видеосвязь, и начинается хаос.
— Так, Ксю, показывай, что у тебя есть! — командует Лена, закручивая волосы на пальце. — Только не говори, что снова пойдёшь в той бледной пижаме с воланами.
— Это было платье! — возмущаюсь я, вытаскивая из шкафа вешалки. — И между прочим, очень милое.
— Милое — это не то, что нужно ведущей вечера, — отрезает Даша. — Нам надо что-то яркое, притягивающее внимание, но не вызывающее. Найдёшь?
Я вытаскиваю из шкафа три варианта и демонстрирую на камеру. Первый — красное облегающее с открытой спиной. Девчонки синхронно фыркают.
— Нет. Ты там петь будешь или людей отвлекать? — смеётся Лена.
— Второй, — подсказывает Даша.
Я поднимаю платье нежно-сиреневого цвета с лёгким блеском.
— О, вот это уже ближе. С какой прической хочешь?
— Думаю, кудри. Или хвост с лентой. Чтобы удобно было и красиво.
Мы обсуждаем ещё минут десять, пока не останавливаемся на сиреневом и лёгком макияже с акцентом на глаза. Девочки обещают приехать раньше, чтобы помочь собраться. А я, наконец, чувствую хоть какую-то радость от происходящего.
Даже усталость от смены немного отступает. Я сажусь на край кровати, сжимая в руках платье, и на секунду прикрываю глаза. Всё-таки весёлая болтовня с девчонками, примерка и макияж для меня как терапия. Душевнее вечера сложно придумать.
Благодаря тому, что мы заранее всё продумали, на следующий день сборы проходят куда быстрее. Девчонки приезжают пораньше, и пока Лена возится с моими волосами, Даша мастерски колдует с кистями и тенями. В комнате пахнет пудрой, лаком для волос и цветочным парфюмом, перемешанным с лёгким волнением. Я то и дело заглядываю в зеркало и не узнаю себя: взрослая, уверенная, нарядная. Словно это не я.
И ровно в назначенное время за нами заезжает Ваня.
Когда мы выходим к машине, он открывает заднюю дверь, позволяя одногруппницам сесть первыми. Лена хихикает, бросая в его сторону фразу о "настоящем джентльмене".
Затем он подходит ко мне, обнимает за талию, оставляет на губах лёгкий поцелуй и шепчет на ушко:
— Ты очень красивая сегодня. Я буду ревновать тебя ко всем, кто будет смотреть.
— Провальная идея, Вань. Потому что смотреть будут все. Трудно оставаться на сцене и при этом быть невидимкой.
— Постараюсь держать себя в руках.
Мы обмениваемся взглядами и оба улыбаемся.
На этой ноте мы тоже рассаживаемся на передних местах и едем в кофейню.
Лена и Даша щебечут всю дорогу, создавая весёлую атмосферу. Рассказывают анекдоты, вспоминают истории с пар. Я смеюсь, стараясь прогнать волнение. Ваня, понимая, что сейчас уединения точно не будет, просто берёт меня за руку — и мы так и держимся до самого приезда. Его ладонь тёплая, и от этого на душе чуть спокойнее.
— Шикарно выглядишь, — подмигивает Алина, тоже сегодня выглядящая празднично.
В целом весь персонал сегодня отбросил привычную форму и приоделся по случаю необычного вечера. Даже строгий Митя в светлой рубашке без фартука, с закатанными рукавами, выглядит неожиданно расслабленным. По помещению развешаны небольшие гирлянды с тёплым жёлтым светом, на каждом столике — свеча в стеклянном подсвечнике, отражающая огоньки в ложках и стаканах. Воздух наполнен смесью запахов кофе, корицы и чего-то цитрусового из нового коктейльного меню.
Необычное коктейльное меню уже разложено на столах — ламинированные карточки с названиями вроде «Мокко-мираж» или «Сливочная баллада». Бар ломится от самого разного алкоголя: ликёры, сиропы, пара видов вина, даже мята и кусочки фруктов разложены в отдельных мисках.
Я ловлю себя на мысли, что ещё ни разу не видела наше кафе таким уютным и одновременно — нарядным. Атмосфера почти волшебная. А внутри у меня всё клокочет: и волнение, и возбуждение, и страх.
Я стараюсь как можно больше времени провести с Ваней. Он ощущается якорем в этом бушующем море. Мы много обнимаемся, болтаем вполголоса, стоим где-то у барной стойки, наблюдая за гостями. Я то и дело ловлю его ладонь, чуть сжимаю, он гладит мою кисть большим пальцем. Я смеюсь над его шутками, он подмечает, кто уже готов идти в бой за микрофон.
Но даже в эти моменты я ощущаю взгляд. Постоянный. Неуловимо цепкий. Я уже даже не пытаюсь искать его глазами, просто знаю, что он там — где-то у стены, в полутени, и смотрит. От этого по спине то и дело пробегает дрожь. Ваня не замечает, или делает вид. А я стараюсь не дать чувствам взять верх. Хотя... в какой-то момент ловлю себя на том, что невольно выпрямляю спину, поправляю волосы, будто под прицелом.
— Всё будет отлично, — шепчет Ваня, приобнимая за талию. Его губы касаются моего виска. — Ты у меня звезда.
Я киваю. На секунду закрываю глаза. Пора.
Как только наступает семь вечера, я выхожу на импровизированную сцену. Яркий свет направлен на меня, чуть щекочет ресницы. В зале затихают голоса.
— Дорогие гости, мы очень рады приветствовать вас на открытии караоке-вечеров в нашей кофейне! — я стараюсь говорить чётко, с улыбкой. — Надеюсь, вы уже сделали заказ, выбрали свой напиток и готовы пуститься во все тяжкие... в смысле, музыкальные приключения.
Зал смеётся.
— У нас сегодня не просто пение под фонограмму. Это настоящее шоу. Без судей, без критики, только удовольствие и немного смелости. Потому что спеть любимую песню на публике — это, согласитесь, почти как признаться в любви. Ну или хотя бы в симпатии к группе «Руки Вверх».
Опять смех, кто-то даже хлопает.
— Так что берите микрофон, выбирайте песню — и пусть этот вечер станет саундтреком вашего лета. Первым выступающим мы предлагаем бесплатный коктейль. Да-да, всё серьёзно. Кто готов начать?
Я оглядываю зал, сердце колотится так, будто я не говорила вступительную речь, а бежала марафон.
Но на лицах гостей — живой интерес. И кто-то уже поднимается, направляясь к сцене.
Вечер начинается.
Когда первые несколько смельчаков исполняют свои хиты, поток желающих редеет. И тогда мне снова приходится выйти на сцену, чтобы подбодрить остальных.
— Ну что, друзья, неужели всё? Все спели, кто хотел? — я оглядываю зал, слегка приподнимая микрофон.
Парень в гавайской рубашке и с соломенной шляпой на голове неожиданно выкрикивает:
— Мы хотим послушать тебя!
Одобрительный гул проходит по залу. Кто-то поднимает бокал, кто-то хлопает. Поддержка ощутимая и одновременно пугающая.
— Всё-таки это вечер для вас, неужели никто больше не хочет взять микрофон? — пытаюсь увильнуть, пусть и с улыбкой.
— Нет, мы ждём тебя!
— Уверены?
— Да!!! — уже в несколько голосов.
Я замечаю, что и Ваня, и Арс не отводят взгляда. И кажется, оба ждут, что я сейчас буду петь. Горло немного пересыхает.
— Ну хорошо, — говорю я и делаю шаг назад, — но тогда не судите строго. У меня нет музыкального образования, я просто... люблю петь в душе.
Смех, снова аплодисменты. Я киваю звукорежиссёру. Музыка начинается. И я делаю вдох, чувствуя, как весь зал затаивает дыхание вместе со мной.
Я пою "Мало тебя" группы Serebro, отпуская себя, наслаждаясь каждой нотой, каждым словом, как будто они вырываются прямо из моей груди. Я не смотрю на экран, не ищу глазами знакомых в зале. Только музыка и ощущение полного освобождения. В этом моменте я — не ведущая, не официантка, не чья-то девушка. Я — просто я.
Когда песня заканчивается, зал взрывается аплодисментами.
— Ещё! — кричат с разных сторон.
Я шумно дышу, восстанавливая дыхание, с трудом сдерживая улыбку.
— Я рада, что вам понравилось, но я хочу уступить место вам, — говорю искренне.
Я не приглашаю кого-то конкретного, поэтому очень удивляюсь, когда ко мне подходит Арс и забирает микрофон.
— Уверен? — спрашиваю я тихо, чтобы не услышал весь зал.
— Конечно.
Он поворачивается к публике:
— Ну что, готовы, что ваши уши свернутся в трубочку?!
— Лучше не надо! — выкрикивают в ответ, смеясь.
— Тогда я предлагаю всем, кто хочет пережить этот раунд, взять по нашему фирменному коктейлю на барной стойке!
Хитрюга, ненавязчиво монетизирует наше мероприятие. Умно, что тут скажешь. Я присаживаюсь к Ване, и он тут же тянет меня к себе на колени, обнимая крепко. Я опираюсь спиной о его грудь, его ладони лежат на моей талии. Тепло. Надёжно.
Но как только начинается песня, я замираю. Первые аккорды — и я узнаю мелодию. Diplo, Morgan Wallen — "Heartless". Я совершенно точно помню, что не добавляла её в наш плейлист.
Он поёт её для меня. Я знаю это, чувствую каждой клеточкой. В его голосе — настойчивость, вызов, сожаление и нежность.
И вот я сижу на коленях у одного парня, а смотрю на другого. Слушаю его голос, ощущая, как внутри поднимается буря. Разрывающая. Двойственная. Я крепко сжимаю пальцы Вани, чтобы удержаться на месте, чтобы не встать и не уйти. Но взгляд сам тянется к сцене.