Скандальный развод. Шах и мат, дорогой

Глава 1

Нагадившая на коврик у двери соседская кошка, даже если она не черная, теперь я знала точно — предвестник проблем. Это не суеверие, а констатация факта.

Утро началось с этого дурнопахнущего подарка, в который я и наступила. Мое, и без того не самое радужное настроение трещало по швам.

— Ну как ты за руль сядешь, Лен, ты же... — Мой голос дрогнул. Я попыталась сдержать нарастающее раздражение и не показать этого.

Я стояла на подъездной дорожке своего дома возле криво припаркованной машины. Холодный воздух врывался в легкие, но облегчения не приносил.

Только усиливая мое беспокойство.

Мы с дочерью препирались возле автомобиля. Солнце, еще не успевшее по-настоящему разогреть, било в глаза. Дочкино решительное лицо, в ярких лучах казалось еще более угловатым и бледным.

— Что я «же»? Мама, хватит со мной как с безрукой! Меня эта ваша жалость раздражает, — голос дочери, колкий и звонкий, резал слух. — Я родила месяц назад! Мне не ампутировали мозг. Ну серьезно. Ты меня бесишь всем этим. Да и меня на пассажирском укачивает. Садись уже! Мы опаздываем.

Ее слова ударили волной обиды. Хотя… Может, я и правда иногда перегибала с заботой и опекой?

Моя девочка никогда за словом в карман не лезла. Ей двадцать два, она только что подарила мне внука, а казалось, будто вчера она сама бегала по этой лужайке с бантиками в волосах. Время летело неумолимо. Она выросла и перестала нуждаться в моих советах. Теперь она сама любила порой меня поучать или чуть стыдить мою невнимательность.

— Ну что ты кричишь. Платончика разбудишь!

Я заглянула на заднее сиденье автомобиля. Тут же увидела его — крошечное личико, выглядывающее из-под мягкого пледа в автолюльке. Мой маленький внук. Тепло затопило меня, сладкое и щемящее, мгновенно смывая тревогу. Весь мой мир был здесь, в этой машине: моя девочка и мой внук. Платон. Такой крошечный, беззащитный. Хотелось его держать на руках и не отпускать ни на минуту!

Моя единственная и любимая дочь всего лишь месяц назад родила. Хотелось ее огородить, защитить, спрятать от всех невзгод. Но решать проблемы, как и создавать их Лена любила сама. Всегда. С детства.

Вот и сейчас. С ее низким гемоглобином, после очередной бессонной ночи, мы ехали на встречу с ведущей мероприятий!

Дочь решила закатить пир горой с шоу и развлечениями в честь становления матерью. «Бэби-шoу», или как там это называется.

Я этой блажи не понимала. Меня так не воспитывали. Маленького ребенка нужно холить, лелеять, оберегать от лишних глаз и сквозняков, а не тащить на взрослую гулянку. Это эгоизм, помноженный на юношеский максимализм, возведенный в квадрат пафоса и бахвальства. Моя юность была совсем другой.

Спонсировал все капризы единственной дочери муж. Я не спорила. Никогда не спорила и не возражала. Я была удобной. Домашней. Ради них. Моей семьи.

Из мыслей меня вырвал голос дочери.

— Мам, ты вообще меня слушаешь? — Лена вырулила на центральный проспект, пальцы уверенно лежали на руле.

Я помнила, как Юра учил ее водить. Они оба кричали друг на друга, каждый со своей правдой, а я смеялась на заднем сиденье. Казалось, это было лишь вчера. Наша маленькая крепкая троица.

— Слушаю, малыш, — автоматически ответила я, глядя в окно.

И тут она резко ударила по тормозам, чуть не задев припаркованную машину. Шины визгнули, заставив меня вздрогнуть и резко вдохнуть.

— Смотри! — ее голос внезапно стал напряженным, дрожа от смеси ярости и неверия. — Это наш папа! С какой-то... Мам, смотри!

Глава 2

Я повернула голову, подчиняясь этому испуганно-гневному крику. На ходу в глазах промелькнуло яркое пятно: кафе, столики у окна, два слившихся силуэта. Мужской, стоящий спиной... И женский. Стройная девушка с пышным хвостом длинных светлых волос. Уловить больше я не успела. Мир вокруг словно замер, а потом снова завертелся с бешеной скоростью.

Я не поняла, что произошло. Что мне хотела показать Лена.

Но интуиция, та самая, что годами шептала мне верные решения, вдруг взревела сиреной, заглушая все звуки, все мысли, все попытки понять. Эта дикая, первобытная интуиция кричала об опасности.

Лена, все еще пытавшаяся обернуться и рассмотреть то кафе, на доли секунд потеряла контроль.

— Что…? — выдавила я, и это был не вопрос, а короткий, судорожный хрип, вырвавшийся из пересохшего горла.

Глаза лихорадочно искали подтверждения своим худшим опасениям.

И тут я увидела… словно в замедленной съемке, нашу машину несло на встречную полосу, «в лоб» газели.

Я попыталась схватиться за руль, но было уже поздно…

Оглушительный, разрывающий мир визг тормозов. Встречная машина, несущаяся на нас с ужасающей скоростью. Я инстинктивно рванулась назад, к автолюльке, пытаясь закрыть Платона собой — бессмысленный, материнский жест, последнее, что я могла сделать. Мое тело не подчинялось разуму, оно действовало по велению самой древней вложенной в сознание программы программы — защитить дитя.

УДАР.

Вселенная взорвалась стеклом и металлом. Голова с силой дернулась вперед, ремень безопасности врезался в грудь, вышибая весь воздух. Хруст, скрежет, звон бьющегося стекла, раскатывающиеся по ушам. Что-то тяжелое и острое впилось мне в плечо, словно клык хищника. В нос ударил едкий, удушливый запах гари и пыли от раскрывшейся подушки безопасности, заслонившей обзор.

— Мама! — крик Лены был коротким и полным чистого, животного ужаса, от которого застыла кровь в жилах.

Боль.

Она пришла не сразу. Сначала был шок, ледяной и всепоглощающий, парализующий тело и разум. Я не могла дышать, воздух казался густым и неподвижным. Потом волна жгучей, пульсирующей боли накатила из плеча, расползаясь по всей спине, по каждой клеточке тела. В ушах стоял оглушительный звон, сквозь который я услышала новый, самый страшный звук в моей жизни — тонкий, прерывистый плач.

Платон.

Жив. Он жив. Эта мысль, как молния, пронзила панику, как луч света, осветивший кромешную тьму. Я попыталась повернуть голову, чтобы увидеть его, но шея ответила резкой, невыносимой болью, заставив меня застонать.

— Лена... — прохрипела я, задыхаясь от боли и страха. — Лена, родная... Ты как?

Она не отвечала, склонившись над рулем, ее тело было напряжено. На ее лбу проступала алая полоска, но сейчас это казалось мелочью по сравнению с тем, что происходило вокруг.

Дочь была без сознания.

Страх, холодный и липкий, как паутина, сдавил горло, лишая возможности вдохнуть. Моя доченька. Мой внук.

Что вообще произошло? Что она там увидела? Отца?

Голова была тяжелая. Изображение плыло. Я даже не поняла, как сознание покинуло меня.

Тьма была густой, вязкой и беззвучной. Я то проваливалась в нее с головой, то всплывала, как утопающая, на поверхность сознания. Сквозь шум в ушах пробивались обрывки звуков: металлический лязг, приглушенные голоса, далекий вой сирен.

Потом чьи-то руки, осторожные, но твердые, переложили меня на что-то жесткое. Холодный ветер ударил в лицо.

И снова тьма.

Я очнулась от запаха. Резкий, стерильный запах медикаментов. Он ворвался в сознание и заставил меня открыть глаза. Над головой расплывался белый потолок с круглыми плафонами.

Голова раскалывалась. Каждый удар сердца отдавался тупой болью в висках. Все тело было тяжелым, чужим, а левое плечо пылало огнем.

И тут память накрыла удушающей волной — авария!

Платон.

Лена.

Ужас, холодный и пронзительный, сдавил легкие. Я попыталась приподняться, но острая боль в плече и спине пригвоздила меня к койке.