Скандинавская мифология: Сага о богах и героях

Глава 1: Гиннунгагап — Пустота и Начало

Меня зовут Хавар Сигурдсон. С каждым новым днём я убеждаюсь, что древние легенды живут не только в песнях и рунах, но и в самой сути нашего мира. Я переплёл свою жизнь с этими историями, оберегая их от забвения и возвращая в них жизнь, когда сижу у очага, постукивая по деревянной чаше, полной эля. Каждый раз, когда я произношу первое слово, в моей памяти всплывают вечные образы — рёв суровых ветров, треск огня и скрип льда. И в этих звуках оживает первозданная бездна, что когда-то была всем и ничем одновременно.

Такова она, таинственная Гиннунгагап, Пустота и Начало всего сущего. Прежде чем появился хоть один маленький островок жизни, раньше, чем где-то мог пробежать снежный заяц или злобно сверкнуть глаза волка, была лишь бескрайняя бездна. Её едва ли можно представить, а ещё труднее описать: это было место, где не существовало ни верха, ни низа, ни правды, ни лжи. Когда я рассказываю об этом, всякий раз ощущаю холодок на затылке: будто ветер, заглядывающий в треснувшую дверь моего дома, внезапно обдаёт морозным дыханием, заставляя вспомнить о ледяных пустошах Нифльхейма и об огненных просторах Муспельхейма.

Сказание гласит, что на одном краю бездны обитал Нифльхейм — край льда, тумана и непроглядной стужи. Я представляю его так: царство в вечном полумраке, где каждый шаг отзывается хрустом замёрзшего льда, а тёмные воды залегают под ослепительно-белыми напластованиями снега. И лишь жалобный вой ветра или редкие трески ледяных глыб заполняют собой это пространство. Стоит думам моим унестись туда, и я уже почти слышу, как колеблется внутри меня энергия первозданного мрака и осознаю собственную незначительность перед лицом древних стихий.

На другом краю Гиннунгагапа кипел Муспельхейм. Я не раз пытался вообразить то пекло: пульсирующие потоки магмы, языки пламени, ярче которых нет ничего на свете, и искры, взлетающие к самому небу. Там, говорят, обитали перворожденные существа огня — суровые и могущественные, несущие в себе непостижимую силу разрушения и созидания. В своих странствиях я встречал моряков, которые клялись, что видели за морскими далями отблески какого-то неукротимого пламени. Может, то был лишь закат, но я всегда думал: а вдруг они краем глаза, неведомо как, заглянули в сам Муспельхейм?

И вот когда искры огня из Муспельхейма столкнулись с мёрзлым дыханием Нифльхейма в бездонной Гиннунгагап, случилось великое чудо — возник первичный хаос, первый вздох мира. В тот миг родились силы, что дали начало жизни и движению. Те, кто слышал эту легенду впервые, часто переспрашивают: «Но как может родиться что-то из столкновения противоположностей?» Я отвечаю, что жизнь всегда рождается там, где сталкиваются крайности — холод и пламя, смерть и рождение, страх и надежда. Разве не так свершается наш путь, когда мы идём вопреки опасностям, когда боремся за выживание?

Так и тогда, в самом сердце Гиннунгагапа, из льда и огня возник Имир — первый великан, могущественный и безмерно опасный. Люди, да и сами асы, порой называют его Хримтурс, что значит «инейный великан». В моих рассказах он всегда предстает колоссальным существом, чьи размеры неподвластны человеческому воображению, а дыхание его подобно ледяному вихрю, что сбивает с ног. Имир олицетворял собой сырую первозданную стихию, погружённую во мрак, не имеющую ни чёткого облика, ни покоя.

Но не один лишь великан появился в результате того столкновения. Вместе с Имиром возникла и Аудумла — первозданная корова, несущая в своём вымени животворные потоки молока. Словно сама природа в обличье простого, но крайне важного существа, она стала кормилицей Имира и всех его потомков. Порой мне задают вопрос: «Почему именно корова?» Я только посмеиваюсь в ответ. В древних преданиях сквозит мудрость, что всё в мире взаимосвязано: даже самые свирепые существа нуждаются в пище, материнской опеке или поддержке. И Аудумла была тем самым символом питательной силы жизни, вскормившей последующие поколения миров.

Когда Аудумла лизала солёные камни и кристаллы льда, она вызволила на свет нечто ещё более важное для дальнейшей истории. Вместе с желанием удовлетворить свой голод, корова постепенно освобождала из ледяных глыб существо, чьё имя уже тогда зловеще предвещало изменения — Бури, предка всех богов. Его сын — Бёр — а уж затем родились Один, Вили и Ве. Но об этом я расскажу чуть позже.

Скажу лишь, что мир не может существовать без противоречий, без взаимодействия льда и огня, без силы, что борется с другой силой. Так было и при рождении Имира. Он не знал сострадания — у первожданной мощи не бывает рассудка. Но уже тогда, на краю бытия, затеплилась искра божественного замысла — властного и одновременно созидательного. Ведь без замыслов, без мечты о порядке невозможно вырвать новое начало из темноты хаоса.

Когда я рассказываю эту историю молодым скальдам или любопытным путешественникам, они, бывает, смотрят на меня недоверчиво. Мол, как человек может знать то, что было задолго до появления людей? Но храню в сердце древние слова, переданные по цепи поколений. И в каждом звуке ветра над замёрзшими озёрами, в каждом треске горящего полена в очаге я слышу отзвуки того изначального конфликта.

Так рождается понимание: бездна Гиннунгагап — это не пустая история из старых песен. Она — сама основа нашего мира, первозданная колыбель, в которой холод и огонь сплелись воедино и дали жизнь всему сущему. Когда захочется представить Гиннунгагап, можно закрыть глаза и почувствовать, как все вокруг замирает, растворяется в беззвучной тишине. А затем, вдалеке, будто искры от удара молота о наковальню, вспыхивают крошечные точки света, встречаются со снежной стужей, и начинается великая пляска рождений и смертей.

Те, кто просил меня поведать этот рассказ, спрашивали: «Но что же стало с великаном Имиром, с коровой Аудумлой и богами, чьё появление ты предвещаешь?» Я только улыбаюсь в ответ, покачивая головой, и говорю: «Терпение, друг мой. История о сотворении мира — это целая сага, которую не постичь в один миг». А сам в душе вспоминаю грядущие сцены, где Один и его братья восстанут против Имира, где от крови великана затопит всё вокруг, а кости его станут горами в новом мире. Но об этом — в другой раз.

Глава 2: Рождение великанов и богов

Я, Хавар Сигурдсон, знаю, что память о прошлом часто похожа на полузабытый сон. Но стоит лишь коснуться древних песнопений и рунических преданий, как образы вдруг оживают, и, кажется, что я сам становлюсь частью великой саги, слышу рёв первозданных ветров и шум тающего льда под жаркими искрами. Именно поэтому я хочу продолжить наш рассказ о зарождении могучих великанов и первых богов, чья судьба вплелась в основу мироздания.

Помните, в предыдущей главе я рассказывал о Гиннунгагапе — безграничной Пустоте, в которой столкнулись морозные волны Нифльхейма и неугасимые пламени Муспельхейма? Там и родился первый великан, Имир, чья величина и мощь будоражили даже непостижимую бездну. Однако не думайте, что его появление означало порядок и гармонию. Напротив, Имир олицетворял собой хаос и дикость природы, не знавшей ни законов, ни сопереживания. Он, как и Гиннунгагап, был загадкой, открывавшейся лишь тем, кто готов вглядеться в самые глубины.

Но не один Имир возник из первозданной колыбели. После того как корова Аудумла начала лизать солёные льды, появился Бури — существо иного рода, несшее в себе искру будущего порядка. Из Бури в дальнейшем родился Бёр, а уже от Бёра — те, кто стали прообразами первых богов. Тогда, греясь у очага в зимнюю стужу, я часто ловил себя на мысли: неужели именно в тот миг, когда Аудумла смахивала языком слой льда, зародились линии судеб, от которых зависело всё будущее?

Однако прежде чем я поведаю о становлении богов, скажу пару слов о самих великанах, ибо Имир не остался в этом мире одиноким. Из его тела, как говорят легенды, появлялись новые существа. Считается, что от пота под его руками, словно из влажной и мрачной тьмы, народились первые инеистые великаны — Хримтурсы. Мне самому трудно представить, как одна-единственная искра жизни способна была породить целые поколения гигантов. Но так уж устроено мироздание: оно не спрашивает согласия у смертных, его законы прорастают сквозь толщу веков, переплетаясь на наших глазах.

Хримтурсы были свирепы, беспощадны и сильны, как сама древняя природа. Они не признавали никаких законов, кроме власти грубой силы. В их жилах текла энергия первозданного хаоса, и потому неудивительно, что, обосновавшись в Ётунхейме, так стали называть местность, где они расселились, великаны лишь умножали свою мощь. Из уст в уста передаются истории о том, как они громили утёсы, перекраивали долины и скалы, меняли русла рек. Когда я пытаюсь осознать это, мне представляется раскалённый рёв вулкана, который одним движением может изменить лицо земли. Таковы были великаны: сила, которую не удержать никакими цепями.

Между тем, из рода Бури появился Бёр, а его женой стала великанша по имени Бестла. Вот она — удивительная ирония судеб: чтобы продолжить кровь будущих богов, нужен был союз с великанами, оттого смешение этих двух начал привело к появлению Одина, Вили и Ве. «Странно», — скажете вы, — «как можно соединить такую противоположность?» Но я всегда отвечаю: «Разве не из ледяной стужи и бушующего пламени возродилась жизнь?» Так и тут — смешение противоположностей в конечном счёте рождает что-то новое и более мощное, чем каждая сила по отдельности.

Один, Вили и Ве стали первыми среди равных — первыми богами, чья задача состояла в том, чтобы упорядочить бытие и защитить его от разрушительных сил хаоса. Когда я произношу их имена, у меня на губах появляется уважительная улыбка: слишком много историй связано с этими тремя, особенно с Одином. Но мы ещё дойдём до подробностей каждого. Пока же достаточно знать, что они осознали свою ответственность перед миром. Имир, Хримтурсы и вся первозданная стихия вокруг представляли собой угрозу, если не обуздать их или не направить эту силу в мирное русло.

Как рассказывают мудрецы, Один, Вили и Ве, осмотрев творение своего деда Имира, поняли, что столь безудержная сила не может оставаться бесконтрольной. Это рождало постоянное столкновение и грозило уничтожить любую возможность зарождения порядка. Но боги, только обретающие свою силу, не могли одним словом заставить великанов отступить. Осознание этого привело их к тяжким раздумьям: что делать с бесчисленным родом инеистых гигантов и их progenitor-отцом — самим Имиром?

Говорят, что именно тогда среди богов зародилась мысль о решительном шаге — устранении Имира. Но прежде чем я расскажу о дальнейшей судьбе первого великана, давайте коснёмся самого появления богов и того, что означала их власть над миром. Ведь до сих пор мир был лишь хаотичным клубком льда и пламени. А богам была уготована роль не просто правителей, но и хранителей, творцов порядка и законов. Для этого требовались не только сила и отвага, но и мудрость — та самая искра, что отличает безумное буйство природы от разумного стремления к созданию новых миров.

В моих странствиях я видел разные отображения лиц богов, вырезанные в камне или отлитые в бронзе. Один, Вили и Ве предстают там как юные воины: руки их крепко сжимают оружие, взгляд устремлён в бездну. Есть в них нечто от людей, ведь они плоть от плоти той самой материи мироздания, но и нечто неземное: отрешённая уверенность, будто они стоят на пороге чуда, готовые возглавить весь этот смутный мир.

Одним из первых дел, к которому приступили молодые боги, стало упорядочивание хаоса вокруг. Они видели, как тот же Имир, в сущности, дал рождение множеству великанов, но сам оставался лишь грубой силой, не имеющей цели. А хаос без цели — это разрушение, которое затмит любой росток жизни. Всё отчётливее в умах богов вырисовывалась мысль о том, чтобы разделить мир на части, выстроить границы, указать обитателям каждой из сфер их место и назначение. И как только зародилась эта мысль, они почувствовали собственную миссию — быть творцами нового уклада.

Разумеется, Хримтурсы и сам Имир не были рады такому развитию событий. Они жили по своим, пусть и варварским, но всё же понятным им законам. И тут некие «новорождённые» боги начали посягать на их свободу. Можно ли ожидать, что это окончится миром? Конечно, нет. Сама природа конфликтов и противоречий, заложенная в столкновении огня и льда, не могла обойтись без кровопролития. Грядут великие события, о которых ещё сотни лет будут слагать песни. Но знаю одно: эти события лишь начало пути, ведущего к созданию нашего мира.

Глава 3: Убийство Имира и сотворение миров

Вы, наверное, помните, как в прошлой главе я рассказал о том, что боги — Один, Вили и Ве — были рождены в этом мире и осознали своё предназначение. Я, Хавар Сигурдсон, поведал вам о зловещей и всесокрушающей силе Имира, о том, как его неиссякаемая мощь порождала всё новых и новых великанов. Теперь настало время открыть одну из самых драматичных страниц в истории сотворения миров — историю о том, как боги решились на убийство первородного великана и как этот поступок определил облик самого мироздания.

Говорят, что решение выступить против Имира созрело не в один миг. Представьте себе: три бога, ещё не утвердившиеся в своей божественной силе, стоят перед необходимостью подчинить хаос. Имир был не просто великаном, а перворожденным источником всей нескованной энергии, которая могла в любой момент обернуться гибелью для будущего мира. Боги чувствовали, что, пока существует Имир со своим нескончаемым потомством, порядка не будет, и сама возможность рождения людей или других созданий останется лишь далёкой мечтой. У людей есть пословица: «Железо куётся в огне». Но тут и речь шла не о жалком кусочке железа, а о судьбе всех девяти миров — даже тех, что ещё только предстояло создать.

Я часто представляю себе, как Один, Вили и Ве, облачённые в простые, но прочные доспехи, берут в руки оружие, выкованное в жерле изначального пламени. Никто до них не смел бросить вызов Имиру, ведь он казался неуязвимым. Три бога походили на путников, вступающих в тёмную пещеру, полную неведомых зверей. Но у них не было выбора: либо они сразят Имира, либо тот захлестнёт мир своими хаотичными силами, уничтожая все зародившиеся ростки порядка.

Великан чувствовал опасность. Сила, струившаяся по его венам, была могущественна и дика. Одна мысль о том, что трое дерзких богов восстали против него, вызывала у него первобытную ярость. В древних песнопениях говорится, что гул от рыка Имира был слышен повсюду, от самой глубины Гиннунгагапа до огненных рубежей Муспельхейма. Земля дрожала, ледяные горы трескались. Казалось, сама природа отвергает возможность такого столкновения. Но боги уже выбрали свой путь.

Когда схватка началась, мир застыл в напряжении. Даже Хримтурсы — дети Имира — не сразу ринулись на помощь, ошеломлённые тем, что кто-то вообще осмелился выступить против их прародителя. Никто не знает, сколько времени длилась та битва. Одни сказания утверждают, что она продолжалась лишь мгновение, подобно молнии, что рассекает ночное небо. Другие настаивают, что боги и великан мерились силами столь долго, что все девять миров чуть не погрузились в бездну. Я же думаю, что время там текло иначе, ведь речь шла о схватке божественных начал.

Но чем бы ни закончилась борьба, итог известен: Один, Вили и Ве одолели Имира. В их оружие словно вселилась сама идея порядка, дававшая им несломимую решимость. Силы великана пошатнулись, и он пал, сражённый. Когда его плоть коснулась земли, из его тела хлынула кровь — густая, обжигающе-холодная, наполнявшая собой всё вокруг. Хримтурсы не успели спастись и большей частью утонули в этом потоке. Так погиб и их мир, не успевший укрепиться.

Но убийство Имира стало не просто актом войны. Оно обозначило рождение нового мира, ведь боги использовали останки великана как строительный материал для мироздания. Из плоти Имира сотворили они нашу землю — твёрдую кору, по которой мы, люди, ходим своими ногами. Когда я бреду по морозным пустошам зимой, я порой думаю о том, что чувствовала его плоть в момент творения. Его кости стали горами, величаво вздымающимися над равнинами. Череп его, свод огромной головы, боги превратили в небесный купол — тот самый, который простирается над нами, усыпанный сияющими звёздами. И я, оглядывая ночное небо, понимаю, как грандиозна эта жертва.

Кровь Имира обернулась морями и океанами. Мне нравится думать, что когда я стою на берегу Северного моря и слышу, как волны раз за разом накатывают на песок, то словно слышу отголоски той первородной реки крови, что некогда смыла с лица земли целый род великанов. А волосы его легли лесами, покрывшими мир изумрудной листвой и бесчисленными стволами деревьев. Каждый раз, проходя сквозь тёмные чащи, я чувствую внутренний трепет — будто касается меня чья-то невидимая память о рождении, о боли и величии.

Так появился Мидгард — мир людей, окружённый рвущимися к небесам горами. Но это было лишь начало. Свой божественный мир боги назвали Асгардом. Он парит высоко, словно символ их воли, их победы над первичным хаосом. А между Мидгардом и Асгардом они перекинули радужный мост Бифрёст — чудо, способное соединять земные пределы с божественными чертогами. Иногда мне задают вопрос: «Зачем мост? Зачем оставлять путь между миром богов и людей?» Я склоняюсь к мысли, что боги не желали окончательно отрываться от смертных. Ведь люди — часть их творения, их забота. И хотя сами асы часто бывают грозны и бескомпромиссны, зерно мудрости в них неоспоримо: нельзя сбрасывать со счетов судьбу тех, ради кого был задуман весь новый мир.

Из бровей Имира братья-боги сотворили мощные стены, чтобы защитить Мидгард от хаотичных сил, ещё обитавших во внешних землях. Говорят, что эти стены и поныне хранят наш мир от нападения великанов, хотя со временем появились и другие угрозы. Но суть остаётся той же: Мидгард — дитя божественной воли, ограждённое от первозданного безумия, которое до сих пор таится где-то во тьме. Ведь не всех великанов смыла кровь Имира, и не все силы хаоса признали новую власть.

Так завершилось одно из самых важных событий в истории мироздания — убийство Имира. Оно не было простым злодеянием или капризом. Для богов это стало актом творения, жертвой во имя будущего порядка. Когда я беседую с моряками или воинами, во взгляде которых читается грубая прямота, они иногда с презрением говорят, что боги великану предательски нанесли удар, а потому их слава запятнана. Но задумайтесь: возможно ли было иначе утихомирить хаос? И могло ли новое обрести форму, пока старое удерживало над всем власть? Наверное, нет.

Глава 4: Древо Иггдрасиль — связь между мирами

Когда тёмной ночью я сижу у костра, глядя на пляшущие тени, мне часто мерещится невидимое древо, чьи ветви скрипят где-то за гранью видимого. Таково оно, Иггдрасиль — древо миров, которое держит на своих ветвях всю вселенную. Я, Хавар Сигурдсон, не раз слышал истории о его чудесах от мудрых скальдов и стариков, чьи глаза видели больше, чем способен заметить простой смертный. Теперь, оглядываясь на то, что рассказал вам прежде о рождении мира из плоти Имира, о сотворении Асгарда и Мидгарда, я хочу провести вас дальше — к сердцу космического древа, чьи корни тянутся к самым глубинам, а верхушка пронзает небеса.

Рассказывают, будто Иггдрасиль вырос в ту пору, когда новая реальность ещё только обретала форму. Едва боги упорядочили хаос, едва земля успела зазеленеть лесами, а реки найти своё русло, из глубин мироздания поднялось семя жизни — отголосок самой первозданной силы. Из этого семени и пророс великий ясень. Почему ясень? На это никто не ответит. Но мне кажется, что в его серебристо-серой коре скрыта и морозная суть льдов Нифльхейма, и жар душ наших предков, видевших в деревьях символ вечного цикла обновления.

Говорят, что у Иггдрасиля три главных корня, каждый из которых уходит в разные миры. Когда я впервые услышал об этом, мне показалось странным, что такая колоссальная структура может быть ещё и разделена корнями. Но со временем я понял, что именно так создаётся равновесие. Первый корень тянется к Нифльхейму, туда, где холод вечен и где можно найти источник льда и тумана. Второй корень уходит в сторону Асгарда, мир богов, неся им силу и связывая их с первоосновой бытия. А третий корень пронизывает Мидгард, наш мир людей, даруя земле устойчивость и память о священном происхождении.

Каждый корень имеет свой особый источник, свою сокровенную воду, которая питает Древо. Под корнем, идущим к Нифльхейму, находится древний колодец Хвергельмир, полный бурлящих вод, от которых идёт ледяная дрожь. Тот, что ведёт к Асгарду, скрывает колодец Урда, где собираются норны — три сестры, ведающие судьбами. А у корня, пронизывающего мир людей, можно найти колодец Мимира, где хранится мудрость без границ. О каждом из них ходят легенды, рассказывающие о всеведении, времени и самой сути жизни. Мне случалось встречать старых путников, которые клялись, будто им довелось слышать зов этих вод. Но никто из них не смог сказать, где именно тот колодец спрятан. Быть может, пути к нему выбирают лишь тех, кто уже готов отдать за знание самих себя — подобно тому, как Один пожертвовал глазом, чтобы испить из источника Мимира.

Но давайте обратим свой взор и на само тело Иггдрасиля. Ствол его возвышается над всеми мирами, словно столп, поддерживающий небо. Говорят, что в нём заключена жизненная сила, связывающая воедино Асгард, Мидгард, Ётунхейм, Альвхейм и ещё многие, многие земли. Я слышал, что каждый мир находится на собственной ветви или в собственном «кармане» древа, и они неразрывно связаны друг с другом — как листья на ветке. Если хотите понять это глубже, представьте, что всё, что мы видим и не видим, — это одна величественная крона, наполненная ветром судеб и песнями времён. А дороги между мирами — это ходящие по ветвям пути, по которым шастают не только люди и боги, но и таинственные духи, эльфы, дверги и иные существа.

Однако же Иггдрасиль не просто стоит неподвижно, как обычное дерево. В его кроне и у его корней живут создания, странные и страшные, а иногда и благословенные. Возьмём, к примеру, Нидхёгга — дракона, который, по преданиям, беспрестанно грызёт один из корней древа, будто бы желая подточить саму основу мироздания. Кто-нибудь спросит: «Зачем он это делает?» Может, его движет голод, а может — он олицетворяет ту самую силу распада, без которой всё застыло бы в застывшем совершенстве, обречённом на бессмысленность. Когда я думаю о Нидхёгге, я ощущаю тревожный трепет: ведь если это существо когда-нибудь прогрызёт корень до конца, пошатнётся весь мир.

Но не всё так мрачно. На вершине Древа, говорят, сидит орёл, мудрый и величественный, обозревающий всю вселенную. Считается, что он — противовес коварству Нидхёгга, ибо в нём заключено видение, необходимое для сохранения равновесия. Одни зовут его Храэсвельг, иные — просто Великий Орёл. Он не вступает в споры, но, возможно, именно его присутствие удерживает верхние пределы Иггдрасиля от вечной гибели. А между орлом и драконом снуёт белка Рататоск — вечный плут, переносящий оскорбления от одного к другому. Улыбаясь, я замечаю, что отчасти она олицетворяет причудливую связь между силами созидания и разрушения, разжигая вражду и тем самым не давая миру застыть. Порой именно конфликты делают нас сильнее, толкая к переменам. Белка вроде бы безобидна, но её роль в этом вечном «поединке» неоценима.

Есть и другие обитатели на стволе древа. Говорят о четырёх оленях, что щиплют листву, стараясь уменьшить силу Иггдрасиля. Каждый из них имеет своё имя, и каждый символизирует естественное старение, увядание. И всё-таки, несмотря на эти угрозы — дракона под корнями, оленей и мелких вредителей на стволе, а также белку, разжигающую рознь, — Иггдрасиль продолжает расти. Его жизненные соки текут благодаря воде из колодцев, а норны украшают ствол влагой, чтобы он не засох. Так, по воле богов или самой природы, древо остаётся стоять, охраняя все девять миров.

Нам, людям, бывает трудно вообразить себя частью такой грандиозной системы. Но задумайтесь: наши сны и надежды тянутся к небесам, наши корни погружены в землю предков, а нас окружают силы, о которых мы порой даже не догадываемся. Разве не похоже это на Иггдрасиль, если посмотреть с высоты птичьего полёта? Так и есть: каждый из нас — маленький лист, мерцающий на ветке, и вся наша жизнь пронизана потоками энергий от корней и ветвей великого древа.

Мы, скандинавский народ, а может быть, и все люди на свете, ощущаем связь с этим древом подсознательно. Когда надвигается буря или случаются трудные времена, нам важно помнить, что мы не одиноки: нас окружает ткань мироздания, переплетённая в единую сеть. И если что-то угрожает нам, то, возможно, оно угрожает всему древу. Зная это, мы должны держаться друг за друга и за наши корни.

Глава 5: Сотворение людей и их предназначение

Когда я, Хавар, слышу шелест ветра над морским берегом, мне кажется, что время вдруг сжимается, и я могу увидеть то, что было много веков назад. Блуждающий свет скользит по волнам, сталкиваясь с прибрежными камнями, и в этом шуме я различаю отголоски великой истории: как в самом начале времён боги нашли два куска дерева, из которых высекли первые человеческие фигуры. Так родились Аск и Эмбла — наши прародители, из чьей плотской оболочки произрос весь род людской.

Но позвольте мне поведать всё с самого начала. В те давние времена Мидгард уже был сотворён из плоти Имира, а Радужный мост Бифрёст сиял, соединяя землю и Асгард. Боги — Один, Вили и Ве — завершили основные дела по устройству нового мира и принялись осматривать его владения, проверяя, не остались ли где непокорённые части хаоса. С тех пор многое вокруг преобразилось: полноводные реки мчались между крутых берегов, густые леса колыхались под ветрами, а животные находили себе пропитание в уже щедрых недрах земли. Но боги чувствовали, что чего-то важного не хватает.

Мне представляется, как Один, глубоким взором прозревающий истоки бытия, остановился на пустынном побережье. Под ногами волны катили мелкие камешки, и взгляд его упал на два куска древесины, выброшенных морем. То ли это были обломки корабельных досок, то ли стволы деревьев, долгая буря оторвала их от родных земель — никто не знает. Но в этих заурядных находках он увидел возможность вдохнуть жизнь, возвестив о новом творении.

— Братья, — молвил он Вили и Ве, — мы сотворили мир, где воды омывают берега, а ветра поют над вершинами гор, но в нём отсутствуют существа, которые смогли бы познавать его красоту и хранить её. Пришло время создать тех, кто будет жить в Мидгарде и нести дальше волю богов.

Вили и Ве переглянулись, понимая, о чём говорит Один. Они и сами чувствовали, что Мидгарду недостаёт сознательных хранителей. Тогда все трое приблизились к этим деревянным обломкам. И здесь начинается таинственное действо, которое навсегда определило человеческую природу. Один прикоснулся к дереву и вдохнул в него дыхание, искру жизни, что даёт существу способность чувствовать радость, страх, волнение и надежду. Это дыхание словно раскинуло по невидимым артериям новые потоки энергии.

Затем Вили коснулся этих деревянных фигур и дал им разум — умение мыслить, различать добро и зло, управлять словами и поступками. Так в новорождённые формы вошла искра, делающая людей не просто живыми существами, но мыслящими и принимающими решения. Если дыхание Одина дало им жизнь, то дар Вили наполнил её смыслом, открыл горизонт познания и любопытства.

Наконец, Ве наделил их чувствами — способностью любить, страдать, гневаться, радоваться. Считается, что именно это даёт душе человека неповторимую глубину. Мы не просто существуем и рассуждаем, мы переживаем: сжимается сердце от горя, замирает душа в благоговении, восхищается разум при виде прекрасного заката. Когда Ве завершил свой дар, деревянные фигуры обрели окончательный облик. Так появились Аск и Эмбла — первые люди.

Я часто представляю эту картину во всех деталях: как Аск и Эмбла открывают глаза, почувствовав ветер Мидгарда на своей коже. Сначала они озираются в испуге, будто не верят, что стали самостоятельными существами. Потом вглядываются в могучих богов, осознав, что создатели стоят перед ними. А боги смотрят на своё творение и видят, что оно им по сердцу. Ведь теперь Мидгард не одинок: люди станут его разумным и сердечным голосом, наполняя мир своими достижениями, своими песнями, своими глупостями и своими подвигами.

И всё же новый род не мог остаться без наставления. Когда боги явили им тайну жизни, они поведали и о том, как следует жить в этом мире. Сказали, что люди должны чтить богов, потому что те сотворили их и защитили от разрушительных сил великанов. Но не только с богами должны быть заодно люди — им надлежит и собственную землю оберегать, ибо Мидгард теперь их дом. В нём они будут заниматься ремёслами, охотой, земледелием и тем самым заботиться о благополучии новых поколений.

Я считаю, что уже в этот самый миг в людях проросло понимание своего предназначения. Ведь недаром говорится, что человек — существо особое, имеющее в себе и божественное дыхание, и свободную мысль, и глубокие чувства. Вся наша история — поиск баланса между этими началами. Как часто видим мы, что одно без другого приводит к беде: живое тело без ума бессмысленно, ум без сердца — бездушен, а сильные чувства без разума толкают к страстям, способным сжечь всё вокруг.

Вскоре Аск и Эмбла возмужали, нарождая новых потомков — так возникли первые кланы и рода людей. Они разбредались по Мидгарду, изучая его просторы, смело отправляясь к морю или в глубь лесов. Каждый род вплетал новые нити в ткань мира. До меня доходили предания, что когда-то в самые тёмные ночи возле костра люди первобытными словами благодарили Одину, Вили и Ве за свой дар, а также просили у них защиты от холода и тварей, прячущихся во тьме. Такова была первая заря человеческой культуры и веры.

Однако человек не был создан совершенным. Дар богов подразумевал и свободу, и ответственность — а значит, возможны ошибки, грехи и заблуждения. Но, пожалуй, именно в этом и заключается удивительная суть человечества. Мы способны изучать мир и меняться, в отличие от камня или ветра. Мы созидаем и разрушаем, творим добро и зло, но, в конечном счёте, на наших плечах лежит груз выбора, заставляющий нас расти духовно. И мне кажется, боги были не против такого расклада. Они наделили нас правом самим решать, какой дорогой идти, а значит, заложили в людях огромный потенциал — как для блага, так и для разрушения.

Когда я думаю о судьбе Аска и Эмблы, мне видится в их взгляде то же смятение и трепет, что испытывает любой из нас, сталкиваясь с неизведанным. Наш мир всегда несёт новые вызовы. Где-то за горными кряжами рыщут ётуны, коварные великаны, желающие отыграться за давние обиды. Где-то в глубинах гор творят свои чудеса и козни дверги. А могут объявиться и силы, которых мы ещё не постигли. Но, несмотря на все эти угрозы, в людях горит неиссякаемое пламя, переданное богами. Именно оно движет нами в поисках лучшей жизни и заставляет преодолевать страх.

Глава 6: Один — Верховный Бог и Странник

Встречая рассвет на опушке леса или слушая шёпот ночного ветра, порой задумываешься: откуда боги черпают свою силу и почему именно им мы обязаны порядком в этом хаотичном мире? Ответы на эти вопросы берут начало в давних историях об Одине — верховном боге Асгарда, мудром властелине и неутомимом страннике. Он не похож на царственных повелителей, что сидят в роскошных чертогах и управляют народами с высоты тронов. Напротив, он готов бродить среди людей, скрывая свой лик под широкополой шляпой, и жертвовать собой ради обретения знаний, которые становятся ключом к судьбам целых миров.

С самого детства я слышал легенды о том, как Один возглавил братьев, Вили и Ве, в великой битве против ледяного великана Имира. В те времена ещё не существовало ни людей, ни многих других существ, а только первородный хаос. Победа позволила богам сотворить миры и занять место создателей порядка. Но если одни боги восприняли это почти как завершение своей миссии, то Один лишь начинал свой путь. Он понял, что власть без мудрости может легко скатиться в тиранию, а могущество без познания сути вещей оказывается пустой оболочкой. Именно тогда в сердце Одина зародился непреодолимый голод до знаний, который привёл его к ряду жертв и испытаний, прославивших его как величайшего из асов.

Одину было мало самого факта творения нового мира. Он искал ответы на более глубокие вопросы: как устроена природа рун, как плетутся нити судеб, как распознать скрытые течения будущего? Считается, что именно эта жажда истины привела его к колодцу Мимира. Там, у сокрытого источника мудрости, бог обрел способность видеть то, что недоступно простому глазу. Но плата за это знание была страшна: Один отдал собственный глаз, окунув его в тёмную воду. По преданию, он не колебался ни мгновения, решив, что зрение одного глаза стоит меньше, чем дар предвидения и понимания самых сокровенных тайн мироздания.

Однако это была не единственная его жертва. Рассказывают, что вскоре он пошёл ещё дальше. Возжелав постичь тайну рун — магических знаков, в которых заключаются силы сотворения и разрушения, — бог добровольно взобрался на мировое Древо Иггдрасиль и пронзил себя копьём. Девять дней и ночей он висел между жизнью и смертью, без еды и питья, испытывая страдания, что, казалось, должны были сломить любое существо. Но в тот миг, когда силы почти покинули его, в его сознании вспыхнули руны. Так Один получил колдовские знаки, открывшие ему путь к небывалому могуществу — умению останавливать вражеское оружие, защищать союзников, исцелять раны и влиять на ход судеб.

После этого жертвенного самопознания он не заперся в Асгарде, а принялся странствовать по свету в облике седого путника, опирающегося на посох. Люди, не узнавая его в лицо, принимали за простого старца, а он тем временем наблюдал за их поступками и выспрашивал обычаи, песни, тайны разных племён. Считается, что в этих скитаниях он проникся духом смертных, перенял их радости и горести, научился разным ремёслам, познал быт и даже слабости людей. Но главное — утвердился в мысли, что именно люди придают жизни ту самую искру, которая не даёт миру опустеть. Ведь без человечества боги остались бы глухи к простым земным заботам и постепенно утратили бы связь с созданным ими же порядком.

Одина трудно назвать только воином или только мудрецом. Он неуловим, как смена времён года. В Вальхалле, великом чертоге павших героев, Один предстает суровым повелителем, призывающим лучшие воинские души к битвам и пиру за длинными столами, где эля льётся рекой. Но в тот же день он может возникнуть где-нибудь на опушке леса, в полосе сумерек, и тихо задать путнику пару вопросов о его жизни. И если путник ответит достойно, то, случается, взамен получает совет, предостережение или даже пророчество, способное изменить его судьбу.

Все эти противоречия — жертвенник и воин, маг и мудрец, странник и правитель — сосуществуют в одном боге. Для многих людей образ Одина подаёт пример: мудрость не приходит без страданий, а власть без знаний рушится, как дом на песке. С другой стороны, такая непредсказуемость внушает страх: никто не знает, какой аспект Одина встретит завтра. В древних сагах говорится, что он может подарить человеку удачу на всю жизнь, а может и оставить без капли милосердия. Хитрость и суровость ему тоже не чужды — стоит вспомнить, как в одной из историй он обманом добыл поэтический мёд у великанов, при этом не оставив шансов на компромиссы.

В Асгарде у Одина есть вороньи помощники — Хугин и Мунин, «Мысль» и «Память». Они облетают весь свет, принося ему вести обо всём, что происходит в девяти мирах. Принимая отчет от своих крылатых посланников, он узнаёт о войнах, рождающихся героях, коварстве великанов и даже о замыслах других богов. Тогда, в глубокой задумчивости, бог склоняется над древними картами, вплетая полученные сведения в узор грядущих событий. Порой ему становится известно то, чего никто бы не хотел знать, — предчувствия бедствий, грядущий Рагнарёк. Но даже с таким знанием он не отступается: свершит то, что должен, по праву владыки Асгарда.

Считается, что именно Один научил людей почитать руны, использовать их силу не только в бою, но и в повседневной жизни — для защиты жилищ, для удачи в торговле, для привлечения любви. Некоторые из этих рун наносят на оружие, другие — на амулеты, а кое-кто осмеливается набивать их на тело, желая укрепить дух и тело. Но каждый, кто берёт в руки руны, должен помнить, что они были рождены в муках и связаны с самим Одином, чья жертва дала им жизнь. Небрежное или корыстное обращение с этими символами может привести к беде.

Для многих богов Асгарда он — несомненный вождь, хотя некоторые из них и не всегда согласны с его методами или поступками. Но все признают, что именно благодаря ему ослабла власть хаоса и что его действия куют будущее. И когда в Асгарде собирается пир, где боги поднимают золотые кубки за победы и покой, никто не забывает, что этот покой в любой миг может оборваться, если перестать бдительно следить за равновесием. Один же никогда не теряет бдительности: то, что его глаза не видят физически, раскрывается взору внутренней мудрости.

Глава 7: Тор — Защитник Асгарда и Мидгарда

Когда вспоминается имя Тора, в мыслях сразу встаёт образ могучего воина с молотом в руке и громовым раскатом за спиной, который вдохновляет меня, Хавара, своими подвигами. Он — ярчайший символ силы асов, тот, кто стоит на страже Асгарда и Мидгарда, кто обрушивает удары на великанов и защищает людей от всяких бед. И хотя рассказы о нём доходят до нас в видоизменённом виде — в песнях скальдов, в редких рунах на камнях, — неизменно звучит одно: Тор был доблестен и неустанно боролся за сохранение порядка.

Говорят, уже в юности его могучие мускулы вселяли в окружающих и восторг, и опасения. Даже сам Один видел в молодом сыне потенциал, способный перевернуть ход любого сражения. Впрочем, Тор не просто родился с силой — он совершенствовал её упорными тренировками, участвуя в состязаниях и проверяя себя в боях против самых грозных противников. Считалось, что ему по плечу вытащить из глубокой трясины целое дерево или одним ударом сшибить голову великану. И если кто-то сомневался в его способностях, достаточно было дождаться очередного грома — ведь говорили, что каждый раскат отражает удар его молота о скалы.

Но главное оружие Тора — легендарный молот Мьёльнир. Когда его выкованы были дверги, боги в Асгарде сразу признали чудесное творение. Мьёльнир, пусть и с укороченной ручкой из-за хитростей Локи, оказался невероятно мощным: стоило хозяину замахнуться, и ни одна горная крепость не могла устоять. Сила молота в том, что он всегда возвращается в ладонь владельца, словно верный сокол, летит назад к руке, несмотря на дальность броска. Говорят, сам Тор ощущает лёгкую вибрацию в воздухе, когда Мьёльнир к нему приближается, и не сомкнёт глаз, пока не поймает свою святыню.

В Асгарде рассказывают, что Тор не просто сражается в ближнем бою: он также ведёт боевые колесницы и скачет по облакам, колёса грохочут подобно грому. Коней для таких выездов он выбирает самых выносливых, ведь они должны нести его не только по землям Мидгарда, но и по далёким пределам — в Ётунхейм, где обитают великаны. Именно туда бог грома регулярно отправлялся, чтобы показать ётунам, что боги не забудут старых угроз и не потерпят новых. Случались у него и тихие вылазки, когда он пробирался в логово великанов ради выкупа захваченных людей или ценностей. Силой ли, хитростью — всегда добивался своего.

Люди с уважением взирали на такие подвиги. Мы, смертные, нередко обращаемся к Тору, прося у него защиты в земных делах. Когда надвигается страшная буря или гроза, крестьяне благодарят его за дождь, который питает поля, и в то же время дрожат, опасаясь молниеносного гнева. В деревнях можно встретить амулеты в форме миниатюрного Мьёльнира, которые женщины дарят мужьям, отправляющимся в опасный поход, а воины дарят друг другу перед битвой. Считается, что такой оберег отводит стрелы, вселяет в сердце решимость и напоминает, что бог грома рядом.

Сам характер Тора противоречив. С одной стороны, это воин, обладающий колоссальной силой и прямотой; он не терпит лжи, предпочитает решать проблемы ударом с плеча. С другой — в каких-то ситуациях ему приходится проявлять смекалку. Есть старая история о том, как Тор противостоял великану по имени Грюмир, который обманывал его во всевозможных конкурсах силы и выносливости. Тор не сразу догадался о хитростях противника, но в конце концов научился различать иллюзии и сделал свои выводы, проучив ётуна. В этих легендах раскрывается и взрывной нрав бога, и его способность расти над собой, приобретая новые умения.

Конечно, не обошлось и без курьёзов. Хитроумный Локи, проверяя границы терпения и здравомыслия, то и дело втравливал Тора в ситуации, где одна только грубая сила не помогала. Одна из самых известных — случай, когда великан Трюм похитил Мьёльнир и согласился вернуть лишь в обмен на руку богини Фрейи. Тор был готов в одиночку ворваться в Ётунхейм и свернуть голову обидчику, но Локи убедил его поступить иначе: переодеться невестой, ведь таким был план выкупа. Этот эпизод долго служил поводом для шуток и колких подначек: представить себе грозного воина в свадебных одеяниях было крайне забавно даже в Асгарде. И всё же именно благодаря хитростям Локи и готовности Тора переступить через гордость молот вернулся к своему владельцу.

Впрочем, несмотря на подобные комические истории, все сходятся на том, что Тор — самый надёжный защитник Мидгарда. Многие сыны людские, выходя на бой с йотунами или другими опасностями, мысленно взывают к богу грома, повторяя его имя, как боевой клич. Говорят, в такие минуты душа переполняется отвагой, удары становятся сильнее, а страх уходит. Для простых землепашцев Тор — покровитель плодородных дождей, приносящих влагу на поля. Для воинов — воплощение храбрости и несокрушимости.

Когда взглянуть на быт богов, можно заметить: Тор часто бывает в хороших отношениях с другими асами, особенно с Фрейром и Фрейей. Они уважают его доброту и искреннюю радость жизни. Величественный Один, хоть и знает, что Тор не столь мудр во многих вопросах, всё равно видит в сыне несомненную опору. Однако у Тора есть и тёмные стороны: излишняя прямолинейность, гнев, который порой закипает в нём как вода в котле. Если что-то выводит его из себя, то ему нужно немало усилий, чтобы сохранить трезвый рассудок. И именно Локи чаще всех пользуется этим, внушая ему сомнительные идеи или провоцируя на стычки.

Говорят, в неких тайных пророчествах запечатлено видение Рагнарёка — конца времён, когда погибнут многие боги, и Тор встретит свою судьбу в поединке с мировым змеем Ёрмунгандом. Двое смертельно схлестнутся, и хотя бог грома сумеет повергнуть чудовище, сам сделает всего девять шагов и упадёт замертво, отравленный ядом. Такая мрачная картина часто навевает грусть тем, кто чтит его как непреклонного стража людей. Но в этом есть и печальная красота: Тор исполнит свой долг до конца, не отступив ни на шаг, спасая мир, к которому привязан. А ведь именно такое самопожертвование символизирует суть настоящего воина.

В своих странствиях я не раз слышал, как у очагов слагают баллады о Торе, о его бьющемся сердце, горящем любовью к родному миру. Люди восхищаются не только его сверхчеловеческой силой, но и тем, что этот бог готов вступиться за слабых. У фермеров на сложных землях особо популярен ритуал, когда в начале посевной один из старейших мужчин деревни поднимает над головой символический молот, призывая Тора даровать обильные грозы с дождём, чтобы зерно проросло. По вечерам же, когда гром раскатывается по небу, в хижинах шепчут: «Это Тор отбивается от ётунов», и им становится спокойнее.