Сказание о пустыне

Вступление

Посреди пустыни раскинулся город. Красивый. Богатый. Наполненный тысячью огней. Город существовал так долго, что уже забыл, когда появился здесь. Забыли и его жители. Но каждый год, после окончания сезона дождей, когда пустыня ненадолго превращается в цветущий сад, на центральной площади появляется старик.

Он приходит незаметно. Расстилает на камнях потрепанный коврик. Усаживается на пятки и каждый вечер рассказывает сказки. Вокруг него собираются дети, а иногда приходят и взрослые. В его словах история оживает. И, кажется, что те древние времена становятся ближе. Реальнее…

Сказка 1. Пустынный Лев

…Говорят, что когда-то в пустыне жил лев. Грозный. Дикий. Он наводил ужас на всех жителей пустыни. Никто не мог его победить. Обуздать или укратить. Лев был вольным. Жестоким. Но справедливым. Он никогда не трогал слабых. И не убивал для забавы. Он умер. И после смерти обернулся духом. Беспощадным стражем Сердца Пустыни. Так называли Город-из-Белого-Камня. Пустынный лев должен был охранять его от врагов. Беречь и защищать. Пока не появится правитель достойный Великого Города. Так Лев стал хранителем…

…Горяч воздух пустыни. Обжигает лицо. Мешает дышать. Заполняет улицы Аль-Хруса. Разгоняет по домам людей. Полуденное солнце давит на голову. Заставляет искать редкую в такие часы тень. Но в доме аттабея царит прохлада. Толстые стены сдерживают раскаленный воздух. А свежая вода бодрит и дарит силы.

– Ты во многом отказываешь себе, мой друг, – Шариф аль-Хатум откидывается на подушки, глядя на шахматную доску. За чем еще коротать полуденные часы, как не за хорошей игрой с достойным противником? – Жена в доме, что вода в пустыне. Утолит жажду, омоет раны, успокоит душу. Да и в постели согреет…

– И часто вода согревала твою постель, друг мой?

Хмурится хозяин дома. Черны его брови. Густы. Тонкие пальцы обхватывают ферзя, и нет больше на доске слона противника. Смеется Шариф. Он не обидчив. Лучший друг аттабея знает, что ему одному позволено вести разговоры, которые не любит правитель Аль-Хруса.

– Рано или поздно даже твое сердце оттает, Карим. Нельзя всю жизнь прожить одному.

– Ты с лихвой возмещаешь мои недостатки, Шариф.

– Как раз хотел рассказать тебе новости! – взмахивает руками аль-Хатум. – Я сговорился с торговцем шелком. Его младшая дочь станет моей женой.

– Младшая?

Черны глаза Карима аль-Назира. Смотрят строго. В самую душу.

– Две старшие уже сговорены. Свадьбу придется отложить на год, чтобы почтенный Мустафа смог с достоинством проводить из дома всех дочерей. Но я не тороплюсь, да и она успеет дозреть…

Смеется Шариф, не видит, как еще плотнее сдвигаются брови друга.

– Она станет третьей твоей женой?

– Да. Мужчинам нашего возраста нужны жены. Нужен уход и ласка. Наследники. Две первых так и не смогли порадовать меня сыновьями, может, хотя бы с этой повезет.

Молчит аттабей. Смотрит на шахматную доску. Передвигает коня.

– Тебе мат, друг мой.

Качает головой Шариф. Улыбается. Проигрыш его не трогает. Мыслями он далеко.

– Не в первый раз. Проигрывать тому, кто обыграл в шахматы соседних шейхов, не стыдно.

Девять лет назад, когда исчез в пустыне почтенный правитель Аль-Хруса, шейх Ибрагим ибн Иса аль-Ахраб, оставив вдовами трех жен и малолетнего наследника, над белокаменным городом нависла угроза. Стать добычей соседей или пасть жертвой войны между шейхами. Тогда и появился молодой племянник покойного. Сын его старшей сестры. Твердой рукой навел порядок в городе, спрятал мальчишку-наследника, договорился с соседями. Шейхи признали Карима аль-Назира аттабеем – хранителем престола – до совершеннолетия наследника. И с тех пор жители Аль-Хруса живут в мире.

– Я хочу попросить тебя об услуге. Взамен твоего проигрыша.

Серьезен аттабей. Спокоен. Мало кто видел его в гневе. В народе правителя называют Пустынным Львом. Все знают, что огромный хищник не рычит без дела, но в ярости страшен и безжалостен.

– Проси о чем хочешь, – щедро предлагает аль-Хатум. – Все мое принадлежит тебе.

Медлит Карим. Смотрит. Внимательно. Тяжело. Неуютно становится Шарифу, но не понимает он от чего.

– Покажи мне свою невесту, – улыбается аль-Назир, и лицо его светлеет. Разглаживается. – Хочу взглянуть на ту, что подарит тебе сыновей.

– Аттабей может увидеть любую девушку в Аль-Хрусе. Но если ты желаешь, мы можем наведаться в дом ее отца. Уверен, он не станет перечить.

– Тогда едем сейчас.

Легко поднимается хранитель города с подушек. С толстого ковра, укрывающего пол. Бурлит в его жилах кровь. Играет в руках сила. Тридцать лет не возраст для мужчины. Если только он не одинок…

…Дышать раскаленным воздухом тяжело. Мало кто в такую погоду отважится покинуть дом. Но раз аттабей желает, отказывать не принято. Едут два всадника по пустынным улицам. Нет рядом с ними охраны. Плох тот хозяин, что не сможет поддерживать порядок в собственном доме. А Пустынного Льва никто бы не назвал плохим господином.

Дом торговца встречает гостей суетой. Мечутся слуги, спешат исполнить указания хозяина. Готовится свадьба старшей дочери. Почтенный Мустафа уже не молод, спешит, хочет передать дело старшему сыну и пристроить других детей. Кто позаботиться о них, когда его не станет? А в груди все чаще колет, и дышать становится все сложнее. Скоро-скоро подойдет его срок. Но не страшно торговцу предстать перед Вратами Благословенных Небес. Чиста его совесть. Он чтил и соблюдал заветы, заботился о женах, воспитал сыновей. Лишь дочери сейчас занимали его мысли.

Визит жениха для младшей вызвал у торговца глухое раздражение. Все условия уже обговорены, устный договор заключен. О чем вести беседы? Тем более что он просил уважаемого аль-Хатума не беспокоить его понапрасну. Но и отказать близкому другу аттабея нельзя.

Сказка 2. Цветок пустыни

…Говорят, однажды Луна уронила свои слезы в пустыню. Они оказались так солоны, что пронзили пески и слились с подземными реками, что дают начало всем оазисам пустыни. Слезы оставили пути для воды. И в ночь полнолуния, когда свет звезд меркнет по сравнению с сиянием повелительницы Небес, сквозь пески прорастают цветы. Они свежи и хрупки. Аромат их нежен и тонок. Но старые караванщики знают, если долго копать песок вокруг цветка, можно добраться до воды. А если сорвать один только листик, он утолит жажду на долгие часы. Но горе тому, кто уничтожит Цветок пустыни. Отвернется от него Луна, Небеса останутся глухи к молитвам, а пески занесут его тело…

…Темна ночь пустыни. Прохладна. Царствует на небе луна. Заглядывает в окна. Узнает чужие секреты. И никогда не расскажет, что видит…

…Пальцы аттабея скользят по коже, выводят узоры на спине. Они нежны. Кто бы мог подумать, что пальцы мужчины могут дарить такую ласку.

– Ты дружила с сестрами?

Он вглядывается в мое лицо, будто ищет ответ. И наверняка найдет, ведь повелитель Аль-Хруса проницателен и умен. Ему не стоит врать, как и не договаривать. Он все равно узнает правду, так лучше уж от меня.

– Нет, моя мать… Ее сторонились в доме. Она стала третьей женой отца. И до меня несколько раз уже вынашивала детей. Они не выживали… – Проклятая. Больная. Ущербная. Ядовитый шепот полз по дому, отравляя не только ее жизнь, но и мою. – Я – единственная, кто выжил. После меня она так и не смогла понести снова. Другие женщины боялись, что ее болезнь может им передаться. Она почти не покидала нашу комнату.

Говорить правду сложно. Кажется, что от любого слова его взгляд изменится. На меня никто и никогда так не смотрел. Как на дорогую ткань, которую нельзя трогать, чтобы не испортить. Иногда отец смотрел похожим взглядом на Гульфию – она всегда была его любимицей – но на меня никогда. А аттабей смотрит. И мне хочется, чтобы смотрел всегда. Именно так.

От его взгляда внутри становится тепло, а иногда жарко. Но жар не сжигает. Наоборот. Он дает силы. Словно наполняет жизнью. И мне хочется дать мужу что-то взамен. Но все, что я могу – отвечать на вопросы.

– Тебя тоже сторонились? – его ладонь ложится на щеку, кончики пальцев убирают волосы от глаз. Мои волосы всегда были непокорными, то свивались в кудри, то вдруг ложились волнами. К тому же цвет их не благородно-черный, а невнятно-коричневый. Кому понравятся такие?

– Да. Сначала я не понимала, почему. Хотела играть с сестрами. Но их забирали матери. А я оставалась одна.

Вспоминать о детстве неприятно. О слезах, пролитых в саду. Мама не любила, когда я плачу. Она давно привыкла сносить все невзгоды молча, без слез и жалоб. И я уходила в сад, пряталась там и ревела столько, сколько могла. А потом, когда поняла, что никогда не займу свое место в семье, стала играть там же.

– А отец?

Отец. Мы видели его нечасто. Он всегда занимался делами, а в ту часть дома, что отводилась под лавку, ходить запрещалось. Гульфия иногда ходила, но ей всегда разрешалось больше, чем остальным. Иногда отец появлялся на женской половине. С подарками. Кусками тканей или сладостями. Он садился на подушки, подзывал нас и спрашивал, как прошел день. Послушны ли мы? Помогаем ли по дому? Он рассказывал о разных тканях, и для чего их лучше применять. А иногда говорил о других странах, где ему довелось побывать. И эти истории были куда интереснее сказок, которые рассказывала старая няня.

– Он любит Гульфию – его старшую дочь от второй жены. Она красивая. Ее все любят.

У нее черные, гладкие волосы до поясницы. Нежная кожа. Круглое личико и ласковая улыбка. Черные глаза, длинные ресницы, из-под которых она наблюдает за всем вокруг. Да, Гульфия красива. И, может быть, если бы аттабей увидел мою сестру, он никогда не посмотрел бы на меня так, как сейчас.

От мыслей по коже пробегает холод.

– Замерзла?

Тонкое покрывало укрывает плечи, а потом мой муж обнимает меня и прижимает к груди. В его объятиях холод уходит. И он все еще смотрит на меня как на что-то невероятно ценное.

…Когда сестры увидели ткань, что муж прислал мне в подарок, они разозлились. Старшие жены тоже. Они возмущались, но тихо, а вот Гульфия кричала громко. На весь дом. А потом налетела на меня в саду. Если бы она могла, то убила бы меня, и вряд ли пожалела потом. Вряд ли кто-то вообще пожалел бы…

– А теперь позволь, я догадаюсь, почему никто кроме Шарифа к тебе не посватался, – Пустынный Лев держит крепко и смотрит в глаза. И я не смею отвести свои. – Сплетни о твоей матери разнеслись по всему Аль-Хрусу, жены твоего отца постарались, чтобы все посчитали ее проклятой, а ты – ее дочь, следовательно, можешь принести с собой проклятие в дом. Твой отец предлагал тебя другим купцам, но те находили вежливый предлог для отказа, пока однажды не появился мой друг. Так?

Мне остается только кивнуть. И подавить вздох. Я давно научилась быть незаметной. Слышать разговоры, которые не предназначены для моих ушей. Жены отца быстро пожалели о своей недальновидности, когда поняли, что теперь не смогут избавиться ни от меня, ни от моей матери. Все считали, что она тяжело больна и не проживет долго, но она упорно цеплялась за жизнь. Каждый день, из года в год. Она совсем отощала, стала тенью, но все еще оставалась жива. Как и я.

– Они думали, что сплетни отпугнут женихов от Гульфии и Зухры, но их быстро просватали. Потом Изра привел жену. Она понесла. А кто-то должен присматривать за детьми…