Сказания о Руси изначальной

Знамение

В су­мер­ках к бе­ре­гу реч­ки спус­ти­лось трое всад­ни­ков. Ма­лень­кие степ­ные ко­ни, ку­п­лен­ные у но­гай­цев, хо­ро­шо под­хо­ди­ли для даль­них по­хо­дов.

Вы­би­рая ме­сто для пе­ре­пра­вы, Пе­пе­лю­га, при­встал с сед­ла, опи­ра­ясь но­га­ми о ко­рот­кое стре­мя, на­тя­нул те­ти­ву лу­ка. Ло­шадь не дрог­ну­ла, её не ис­пу­га­ешь сви­стом стре­лы.

Не ус­лы­шав ни­ка­ко­го кри­ка, мо­нах ус­по­ко­ил­ся.

– По­чу­ди­лось. Мельк­ну­ло что-то. Ду­мал, крал­ся за кус­та­ми.

– Мо­жет, ле­ший сле­дит за на­ми? – спро­сил шё­по­том Ко­ло­яр, по­слуш­ник, еду­щий ря­дом.

– Кто его уви­дит в тра­ве, идёт вро­вень. То ли ве­тер ка­ча­ет ро­гоз, то ли не­чис­тая си­ла! Сгинь. Про­па­ди!

На том бе­ре­гу ре­ки вдруг за­пы­лал огонь, ко­то­рый, сры­ва­ясь сни­зу от зем­ли, плыл по воз­ду­ху, ме­тал­ся сре­ди де­ревь­ев.

– Вот и бо­же­ст­вен­ная оби­тель! – об­ра­до­ва­нно про­из­нёс Пе­пе­лю­га, – за два дня пу­ти до­б­ра­лись без убыт­ка и изъ­я­на. Най­ти бы не топ­кий брод в тем­но­те.

Нерас­чё­сан­ная бо­ро­да мо­на­ха пу­та­лась в по­лах не опоя­сан­ной ря­сы, сви­ва­лась с ши­ро­ки­ми ру­ка­ва­ми, он жи­во обер­нул­ся, под­ряс­ник, ши­тый в та­лию, с на­глу­хо за­стёг­ну­тым во­ро­том и длин­ны­ми уз­ки­ми ру­ка­ва­ми, слег­ка за­тре­щал по швам.

Бла­го зад­няя часть сед­ла на кру­пе ло­ша­ди да­ва­ла воз­мож­ность сво­бод­но по­вер­нуть­ся всад­ни­ку во вре­мя стрель­бы или са­бель­но­го боя. Врас­плох не за­стать.

Пе­пе­лю­га не раз при­сталь­но вгля­ды­вал­ся в мол­ча­ли­во­го боя­ри­на.

Встре­чая его ка­мен­ный взгляд, тре­вож­но ду­мал:

“Что у не­го на уме?”

Стре­мясь снять по­доз­ре­ния, ска­зал со вздо­хом:

– Вот и мо­на­стырь. Же­ла­ешь, Зе­ле­ня, сра­зу сви­деть­ся с игу­мень­ей Ана­ста­си­ей, ли­бо по­до­ж­дём до ут­ра?

– Пе­ре­пра­вим­ся для на­ча­ла на тот бе­рег.

– Стро­гая игу­ме­нья, – не ве­даю, как нас встре­тит, – за­дум­чи­во про­из­нёс мо­нах, – а до­прежь[1] к те­бе хо­ро­шо от­но­си­лась.

– Как умер дя­дя Все­во­лод, она ста­ла дру­гой.

– Не го­во­ри так, с дет­ст­ва бы­ва­ешь в этих мес­тах.

– Дя­дя Все­во­лод мне за­ме­нил умер­ших ро­ди­те­лей. Тос­кую по не­му.

– Это прав­да, он те­бя лю­бил, как род­но­го сы­на. Но и игу­ме­нья те­бя лас­ка­ла.

– За её лас­ку мне те­перь на­до пла­тить. Нет у ме­ня близ­ко­го че­ло­ве­ка кро­ме те­бя, Пе­пе­лю­га.

– Спа­си­бо на доб­ром сло­ве. Ты мне до­рог. Жаль, что умер­ла моя дочь Ели­ца. Мне так хо­те­лось вас по­же­нить.

Бое­вые ко­ни не боя­лись во­ды. При­выч­но во­шли в хо­лод­ный по­ток с бе­ле­сым ту­ма­ном и вско­ре вы­бра­лись на пес­ча­ную ко­су.

– Гос­по­ди! Ико­ны нет, не­у­жто в во­ду уро­нил! – вскрик­нул в стра­хе Ко­ло­яр, – ощу­пав пус­тую ко­шел­ку у сед­ла, – раз­ве её те­перь сы­щешь! Те­че­ние здесь бы­строе.

– Те­перь эта ре­ка ста­ла свя­той! – мрач­но за­ме­тил Пе­пе­лю­га.

– Не бу­дет зав­тра нам уда­чи, – ус­мех­нул­ся боя­рин, – эта ико­на, я слы­шал, ис­це­ля­ла от не­ду­гов.

– Ты хо­тел этой ико­ной вер­нуть рас­су­док По­ло­нее? Всуе, ей уже ни­чем не по­мо­жешь. Про­шёл уже год, как де­ви­ца по­му­ти­лась умом. Да­же свя­тые сте­ны не обе­ре­га­ют.

А ведь бла­го­да­ря стар­цу Да­ни­ле в этом ле­су уже два­дцать пять лет сто­ит пус­тынь. Сколь­ких от­вер­жен­ных жён и до­че­рей здесь на­шло веч­ный по­кой. Сла­ва об этих мес­тах идёт по всей зем­ле.

– На то бо­жья во­ля! – не­оп­ре­де­лен­но от­ве­тил Зе­ле­ня, вспом­нив, что ему то­же два­дцать пять лет, и при­шпо­рил ко­ня.

Ко­гда чёр­ные те­ни всад­ни­ков в све­те лу­ны рас­тво­ри­лись за де­ревь­я­ми, Ми­ку­ла, раз­жал стис­ну­тые зу­бы. Силь­но бо­ле­ло из­ра­нен­ное пле­чо. Стре­ла во­ткну­лась глу­бо­ко, за­дев мыш­цы.

Он встал, слег­ка по­ша­ты­ва­ясь, кровь тек­ла на ру­баш­ку.

Ря­дом пе­ли взах­лёб зяб­ли­ки. Звуч­ные го­ло­са раз­да­ва­лись с ве­ток. Ра­до­ва­лись с ни­ми и дру­гие пев­чие пти­цы, что сви­ли гнёз­да из су­хих тра­ви­нок, пру­ти­ков и сте­бель­ков мха.

Под их ру­ла­ды Ми­ку­ла до­шёл до вер­но­го ко­ня, при­вя­зан­но­го к ду­бу. Конь не за­ржал при ви­де хо­зяи­на, а лишь слег­ка топ­нул пе­ред­ни­ми ко­пы­та­ми и по­тя­нул­ся го­ло­вой к не­му.

Кра­си­вый чёр­ный ме­рин Ми­ку­ле был по­да­рен вое­во­дой Ас­т­ра­ха­ни за вер­ность и от­ва­гу из за­пи­сан­ных и за­клей­мён­ных луч­ших ко­ней, пред­на­зна­чен­ных “для кня­же­ско­го оби­хо­да”. Не по­бо­ял­ся вое­во­да от­дать ко­ня стрель­цу.

– Най­ди мою лю­би­мую дочь По­ло­нею, – чуть не пла­ча про­сил вое­во­да, – ук­ра­ли её, ко­гда она гу­ля­ла воз­ле те­ре­ма у ре­ки. Сда­ёт­ся, крым­ские та­та­ры про­нес­лись по лу­гу. Пы­та­ли на ды­бе тор­гов­ца Ал­ба­зи­за. Он клял­ся и умо­лял не ис­тя­зать. Го­во­рил, дер­жа ру­ки квер­ху, взы­вая к Ал­ла­ху.

“На­стоя­щий та­та­рин рус­скую де­вуш­ку уве­зёт в Зо­ло­тую ор­ду. Род­ст­вен­ни­кам хва­лить­ся. Бо­га­тую свадь­бу сыг­ра­ет. Дочь твоя кра­са­ви­ца. Нель­зя от­ца ос­та­вить без по­дар­ков! Сколь­ко дней про­шло, как твою дочь ук­ра­ли? Два ме­ся­ца! За­чем так да­ле­ко конь гнать? Я твой друг, на­до та­бун ло­ша­дей – про­дам.

Крым­чак – та­та­рин не­на­стоя­щий, не­на­дёж­ный. Ко­ней бе­ре­жёт. Рус­ским не про­да­ёт. Спать ло­жит­ся, а ору­жие и дос­пе­хи не сни­ма­ет. Как ду­ма­ешь, по­че­му? Вой­на ско­ро. По­соль­ст­во, где крым­ско­го хан­ст­ва? Ска­чи в Мо­ск­ву. Мне го­во­ри­ли, там твоя дочь”…

Вздох­нул вое­во­да и про­дол­жил:

– Ты, храб­рый во­ин, бу­дёшь мо­им зя­тем. Це­лую крест – Гос­под­ний пре­стол, на нём со­хра­нил­ся жар от серд­ца Хри­ста. Дай-ка, сы­нок, я об­ни­му те­бя.

Рас­тро­ган­ный вое­во­да при­жал­ся к бо­га­тыр­ской гру­ди мо­лод­ца. В го­лу­бых гла­зах за­сты­ли слё­зы.

– Стар я сам от­пра­вить­ся на по­ис­ки. Ус­по­кой мою ду­шу. Ра­зо­рвёт­ся от бо­ли и пе­ча­ли.

Сле­ды По­ло­неи за­те­ря­лись. Це­лый год ез­дил Ми­ку­ла по до­ро­гам и ве­сям. Рас­спра­ши­вая, не ску­пил­ся на да­ры. Де­вуш­ка ему сни­лась но­ча­ми. Ми­ку­ла лю­бил доч­ку вое­во­ды.

Святая книга

Мо­роз­ный воз­дух ко­лых­нул­ся от зво­на ко­ло­ко­лов. По­стро­ен­ная на взго­рье хо­лод­ная де­ре­вян­ная шат­ро­вая цер­ковь по бла­го­сло­вен­ной гра­мо­те, по­лу­чен­ной из Во­ло­гды, ус­ла­ж­да­ла кре­сть­ян сво­им ви­дом.

– Ра­дуй­ся, Бла­го­дат­ная! Гос­подь с То­бою; бла­го­сло­вен­на Ты ме­ж­ду же­на­ми... Ты об­ре­ла бла­го­дать у Бо­га…

С воз­ве­де­ни­ем хра­ма Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы ря­дом с де­рев­ней жизнь при­хо­жан ожи­ви­лась. Да не всё бы­ло в ла­ду сер­деч­ном от тре­вож­но­го вре­ме­ни.

Про­то­поп Бре­слав с гне­вом го­во­рил:

– Раз­ве мож­но по­ды­мать Рус­ское все­лен­ное цар­ст­во на ко­ст­рах, сжи­гая хри­сти­ан по их от­ча­я­нью, и доб­ро­воль­но пре­да­вать му­че­ни­ям и стра­да­ни­ям за ста­рую ве­ру! По­за­бы­ли по ожес­то­че­нию и уп­рям­ст­ву об­ря­ды древ­но­сти! В ру­ко­пис­ных кни­гах сла­вян и гре­ков нет оп­ло­шек. А то, что гре­ки за­те­ря­ли ве­ру, сам Ни­кон, имя ко­то­ро­го не упо­ми­на­ем ны­не в церк­ви, не от­ри­цал.

Из-за ту­рец­ко­го раб­ст­ва твер­ды­ни и до­б­рых нра­вов у гре­ков не ста­ло. Их кни­ги пе­ча­та­ют ие­зуи­ты, пап­ст­во и лю­те­ран­ст­во и по­те­ша­ет­ся над их про­сто­ду­ши­ем. А на­ши слу­жеб­ни­ки све­де­ны с древ­не­гре­че­ско­го до взя­тия Царь­гра­да, в них ис­тая ве­ра!

– Отец, я пре­кло­ня­юсь пред ва­шей бес­тре­пет­но­стью! – ки­вал Есе­ня, мо­ло­дой пев­чий дьяк.

– Сын мой, те­бе вве­ря­ет­ся тяж­кое ис­пы­та­ние. Сыс­кать ста­ро­пе­чат­ные кни­ги: слу­жеб­ник, ус­тав, псал­тырь, еван­ге­лие, – го­лос Бре­сла­ва зыч­но гре­мел в тра­пез­ной.

Не­ис­то­во пля­са­ло пла­мя све­чей. По все­му пе­ри­мет­ру тра­пез­ной стоя­ли, вруб­лен­ные в сте­ны, лав­ки-во­рон­цы.

– Прой­дём, Есе­ня, в свя­ти­ли­ще.

Под ку­по­лом церк­ви в под­вес­ных “Не­бе­сах” рас­пи­сан ху­дож­ни­ка­ми лик Хри­ста-Все­дер­жи­те­ля. Го­ре­ли в три яру­са ог­ни све­чей в па­ни­ка­ди­ло, при­зрач­ный дым за­во­ла­ки­вал сте­ны.

По­кло­нив­шись ико­не на ана­лое, и уст­ре­мив свой взгляд на ико­но­стас, на глав­ную ико­ну Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, вдво­ём дол­го мо­ли­лись.

Про­то­поп Бре­слав, рас­тро­ган­ный со сле­за­ми на гла­зах, ска­зал:

– Гро­зит нам от­па­де­ние от ве­ры, сын мой. Не при­знаю но­вые Ни­ко­нов­ские кни­ги. В них мно­го изъ­я­на, а рус­ско­го ду­ха нет. Не­да­ром сму­та от них идёт. Бе­сов­ские в них мыс­ли уп­ря­та­ны на по­ру­га­ние на­ших при­вы­чек.

Си­лят­ся из них сло­ва дья­воль­ским на­ва­ж­де­ни­ем вы­скольз­нуть, да пер­сты на­ши об­грызть, чтоб не кре­сти­лись мы, как от­цы, де­ды и пра­де­ды. Смот­ри, опас­ли­во до­пы­ты­вай­ся о прав­ди­вых кни­гах, а не то ски­нешь за­зря го­ло­ву.

– По­пы­та­юсь, ба­тюш­ка.

– В под­мо­гу те­бе вру­чаю по­но­ма­ря Ве­ли­гу. У не­го хват­ка дю­жая. За­паль­чив по­рой. Ты его сми­ряй. Ог­ра­дит от на­ско­ка обид­чи­ков, ли­бо та­кую ка­шу за­ва­рит, что не из­вер­нуть­ся от жа­ры­ни стра­стей. Но дру­го­го за­ступ­ни­ка у ме­ня нет. Путь ваш по ле­сам к Бе­ло­му мо­рю.

– Ба­тюш­ка, кто же бу­дет зво­нить в ко­ло­кол?

– Я сам, и с гу­лом ко­ло­ко­ла гром­че про­пою мо­лит­ву, что­бы она по­мог­ла вам спра­вить­ся с пре­по­на­ми в сте­зи. Пусть мой звон ус­лы­шит ве­че­вой Нов­го­род­ский ко­ло­кол, по­ви­сев­ший в уны­ние в во­ро­тах Крем­ля да вер­нув­ший­ся в По­мо­рье на ра­дость зве­ро­бо­ям и ры­ба­кам. По­кло­ни­тесь свя­то­му угод­ни­ку Ни­ко­лаю!

На сле­дую­щее ут­ро в сто­ро­ну Ни­ко­ло-Ко­рель­ско­го мо­на­сты­ря пе­гая ло­шад­ка по­вез­ла са­ни по льду за­мёр­шей ре­ки Оне­ги.

За­ку­тав­шись в чёр­ные ту­лу­пы, гор­ды­ми во­ро­на­ми вос­се­да­ли пут­ни­ки. Сви­стел ве­тер, за­ме­тая сне­гом до­ро­гу. До мо­на­сты­ря две не­де­ли до­би­рать­ся.

К кон­цу третье­го дня как ста­ло тем­неть, по­но­марь, от­ря­хи­вая от сне­га бо­ро­ду, с удо­воль­ст­ви­ем кряк­нул:

– Чую, вес­ной пах­нет! Лёд в про­та­ли­нах и по­ро­ша мок­рая.

– Мо­жет стать­ся, до оби­та­ли­ща дое­дим?

– Нет, ско­ро ночь. За­но­чу­ем, как и в ми­нув­шие но­чи, в ле­су, там мень­ше ду­ет! – ска­зал Ве­ли­га, рос­том при­чёт­ник был в са­жень.

Ог­ля­ды­ва­ясь по сто­ро­нам, пут­ни­ки под­ня­лись по от­ло­го­му бе­ре­гу. Ука­тан­ная по­лозь­я­ми са­ней хо­ро­шо про­смат­ри­ва­лась ко­лея.

В ель­ни­ке вы­пряг­ли ло­шадь, при­вя­за­ли её к ог­лоб­ле, да­ли се­на и ов­са. Лег­ли в са­ни, при­жав­шись друг к дру­гу.

– Ве­ли­га, сколь те­бе лет?

– А что?

– От­че­го не же­нишь­ся? Ско­ро бу­дешь стар­цем.

– Серд­цем я один раз влюб­чив. Вот и не най­ду под­хо­дя­щую су­же­ную.

– А у те­бя бы­ла уже за­зно­буш­ка?

– Да, но мур­ма­не её со­кру­ши­ли. При­ста­ли к ней у про­ру­би. По­про­си­ли злыд­ни для за­ба­вы во­ды ис­пить. Я по­спе­шил на по­мощь. В по­бои­ще вме­сто ме­ня, её ли­цо по­ме­ти­ли шпа­гой. Бес по­пу­тал. Луч­ше бы я не вле­зал в дра­ку. За­тмил­ся от го­ря, ко­ло­тил всех по­вин­ных и не­вин­ных, кто ока­зы­вал­ся под жгу­чую ру­ку.

Бла­го стрель­цы ок­ру­ти­ли, оку­ну­ли с го­ло­вой в про­рубь, да­бы очу­хал­ся от бе­ды. По­том ре­ти­во, сме­ясь, как мок­ро­го гу­ся с со­суль­ка­ми на бо­ро­де вы­та­щи­ли.

Моя Го­лу­ба ска­зы­ва­ли, уш­ла в мо­на­стырь. А по­том ку­да-то ис­чез­ла. Дом её род­ных сго­рел в од­но­ча­сье. Ни ма­те­ри, ни её бра­та Афа­на­сия не на­шли. Пят­на­дцать лет с той по­ры ми­ну­ло.

По­кло­нил­ся я род­ной сто­рон­ке и по­шёл с ко­том­кой по де­рев­ням ски­тать­ся. Вот так ока­зал­ся в По­гос­те. Вто­рой год слу­жу Бре­сла­ву.

Ди­кий крик про­нёс­ся по ок­ру­ге, гул­кое эхо по ре­ке по­вто­ри­ло его мно­го­крат­но.

– У-у-у! И-и-и!

– Что это? – с ис­пу­гом спро­сил Есе­ня.

– Ки­ки­мо­ра над­ры­ва­ет­ся из бо­ло­та.

– А ты её ви­дел?

– Да эда­кая зе­лё­ная лох­ма­тая. Встал раз, ча­ял, на коч­ку в мо­ро­ке, а она со сна за­ши­пе­ла и из-под ног ис­па­ри­лась, я от вне­зап­но­сти в тря­си­ну по­ва­лил­ся.