Напоследок
«Пять, шесть, семь, восемь…», — я переставляю ноги и машинально считаю в уме ступени. Старенькая пятиэтажка вся пропахла кошачьей мочой. Этот запах въелся намертво в потолок и стены. Виновники прячутся. Но следы их присутствия в виде горсточек измельченных сосисок заботливо разложены по углам. Черт, сбилась! Начинаю счет с нуля.
«Двенадцать, тринадцать», — я останавливаюсь на маленькой площадке. Кажется, пришла. Тринадцать – мое несчастливое число. К черту предрассудки! Отступать поздно. Обитая старым дерматином дверь цвета детской неожиданности, словно циклоп, уставилась на меня своим единственным глазом. Из-за двери слышится музыка. Ну, конечно! Теперь сомнений не осталось, я пришла по адресу. Решительно нажимаю звонок. Он тонет в музыкальных битах. Жму снова, теперь чуть дольше. Ни-че-го!
И сейчас, уже на пороге его квартиры меня одолевают сомнения. Какого черта я пришла? Ах, да! Я принесла ему альбом с фотографиями. Да на кой хрен ему этот альбом? Закинет под кровать и даже не откроет. Только зря перлась!
И так предсказуемо, как случается только в кино, стоит мне развернуться кругом, дверь открывается. Вот она я, стою, застигнутая в своей нелепой попытке сбежать. Ну что ж, так тому и быть! Считаю до трех и удивленно оборачиваюсь в сторону двери.
— Привет! – непринужденно бросаю я, — А я решила, тебя нет дома. Собиралась уйти.
— Ага, — он пробегает по мне взглядом. Видимо, я вытащила его из душа. Мокрые волосы давно требуют стрижки. Полотенце небрежно обхватывает бедра, на теле блестят капельки влаги. Хоть бы потрудился одеться!
— Ты не пришел вчера, — произношу я с укоризной, — были все… кроме тебя.
Смотрю на него в упор. Он, не выдержав мой взгляда, со вздохом опускает глаза. Однако голос его звучит уверенно.
— Занят был!
— Ясно, — киваю. Внутри нарастает раздражение. Он намерен держать меня на пороге?
— Ты, может, зайдешь? — как будто прочитав мои мысли, предлагает он и шире распахивает двери.
В комнате пахнет мылом и сигаретами. Странное сочетание. Я прохожу, едва не наступив на кроссовки, брошенные прямо у дверей. Он привычным жестом отшвыривает обувку в сторону. Ну, конечно! Как же иначе.
— Слушай, — приступаю я к повестке дня, — разбирала старые завалы, кое-что нашла. Думаю, это должно быть у тебя.
Ставлю на комод сумку, отметив краем глаза слой пыли на зеркале. Пока совершаю раскопки, он наблюдает. Я не вижу, но чувствую.
— Вот, — я извлекаю маленький альбом полароидных снимков, кладу на комод.
Едва ли можно предсказать его реакцию. Если раньше сделать это было сложно, то теперь он стал неуправляем. Может психануть, может растрогаться, а может равнодушно пожать плечами.
Артем подходит и берет альбом в руки. Внимательно смотрит на обложку, будто она ему уже знакома. Открывает. С минуту он молча листает страницы, пленка шелестит. На одной из фотографий задерживается чуть дольше. Я напряженно вглядываюсь. Мне показалось, или губы его дрогнули, черты лица стали мягче? Но лишь на мгновение. Дав слабину, он возвращает привычное выражение.
— Спасибо, — отвечает он, как продавцу в универмаге и бросает альбом на комод. Тот неуклюже шлепается рядом с моей ладонью.
На этом все? Я смотрю на него. Артем стоит, прислонившись к стене. Руки скрещены на груди, ноги тоже скрещены ступнями. Закрытая поза – его любимая. На лице читается равнодушие и холодность. Густые брови нахмурены, чрезмерная растительность на скулах и бороде скрывает эмоции. Мокрые пряди прилипли ко лбу, с них на плечи капает вода. Она стекает вниз, очерчивая контуры рисунка. Одного из многих. Этот изображает то ли дракона, то ли змея. «Ну, все, хватит пялиться!», — одергиваю я себя и беру в руки сумочку.
— Ну ладно мне пора, счастливо оставаться, — подчеркнуто вежливо сообщаю я, и, не дожидаясь ответа, направляюсь к выходу.
— Пора к нему? — доносится в спину так неожиданно резко, что я замираю.
— К кому? — бросаю через плечо.
— Ты мне скажи, — сквозь зубы отвечает он и отталкивается от стены.
Я нервно сглатываю. Какого черта? Что он затеял? Сделав шаг, он становится сбоку от меня. Я не успела ступить за порог, а рука так и лежит на ручке двери. Он смотрит неотрывно, облокотившись рукой о комод. От его взгляда, колючего и злого, пробирает дрожь.
— Что ты хочешь услышать? — я пожимаю плечами.
— Теперь ты спишь с Юркой? — он смеряет меня брезгливым взглядом.
Обозленная, я поворачиваюсь лицом. Хочешь поупражняться в злословии? Что же, давай! Прямо как в старые добрые времена.
— А если и так? – с вызовом отвечаю, и скрещиваю руки на груди. В такой позе и правда, удобнее злиться.
— Дело твое, — он усмехается, — я ж не твой сутенер.
— Просто…, — он продолжает, едва я успеваю оскорбиться, — не могла найти другого еб*ря? Почему он?
— Я не знала, что вы знакомы, — зачем-то начинаю я оправдываться.
— Ну, конечно! — наигранно вторит он, — Мне кажется, знала. И специально дала ему.
Я, опешив, хватаю ртом воздух. Его наезд выбил меня из колеи, и все слова возмущения вмиг забылись. Я была готова к чему угодно, но только не к такому хамству!
— Знаешь что, — я, наконец, обретаю дар речи, — не тебе меня судить! Да кто ты такой? Какое имеешь право?
— Никакого, — он согласно кивает, — говорю же, я не твой сутенер.
Теперь он стоит, гордо расправив плечи, высоко задрав подбородок. Он доволен собой, несомненно! Ублюдок! Внутри меня все кипит. Если раньше он просто выбешивал меня, то сейчас я, кажется, его ненавижу.
— Да пошел ты, — кидаю я сквозь зубы и заставляю себя уйти, — урод! – бросаю на прощанье.
— Лучше быть уродом, чем продажной шлюхой!
Его взгляд бьет в спину так ощутимо, что я сильнее сжимаю дверную ручку. «Спокойно, спокойно», — закрыв глаза, мысленно пытаюсь я утихомирить внутреннего зверя. Я не позволю ему так… Я не заслужила такого обращения!
— Какой же ты…, — я оборачиваюсь, сумочка выскальзывает из рук и шмякается на коврик. Пока я старательно подбираю самое обидное, из известных мне ругательств, он уже выбрал.
Я пулей выскакиваю на улицу, распугав кошек, собравшихся было трапезничать. Они, взмахнув хвостами на прощанье, бросаются врассыпную. Волна свежего воздуха сбивает с ног. Оцепенение, державшее меня, вдруг спадает. Так случается с пьяными людьми. От единого вдоха я вмиг протрезвела. Мимо проходит женщина, адресует мне настороженный взгляд. Наверное, выгляжу я и впрямь жутко!
Между тем, залитые солнцем улицы напоены теплом, деревья шелестят свежей листвой. Прозрачный воздух так и светится. Какой погожий день. Даже слишком! Приглаживая руками волосы, я лихорадочно размышляю. Где-то совсем рядом, по пути сюда мне встретилась аптека. Хоть я и не сторонник пилюль, но мне нужна экстренная контрацепция. Если верить приложению на телефоне, сейчас самый благоприятный период для зачатия. А я еще чувствую внутри его сперму…
С заветной таблеткой в руках я направляюсь к стоянке такси. В другой раз я бы не упустила возможность совершить пешую прогулку, надышаться свежим воздухом, налюбоваться красотою цветущего города. Но не сейчас! И причина тому даже не мой растрепанный вид. Мне хочется отмыться. Как будто это поможет забыть… Я кажусь себе грязной и до того отвратительной! А потому, сажусь в первое свободное такси и называю адрес.
И только дома, закрывшись на все замки, в объятиях собственных стен, я ощущаю себя в безопасности. И только здесь, вмиг обессилев, я оседаю на пол и позволяю себе расплакаться. Сейчас, сейчас, еще секунду... Слезы туманят глаза, сползают по щекам, по шее, промачивают блузку. Я даже не вытираю их, я просто сижу, глядя перед собой. Руки ноют, ноги кажутся ватными, а внизу живота болезненно пульсирует. Усилием воли заставляю себя оторваться от пола.
Горячий душ и вправду творит чудеса. Становится легче. Как будто вода, струясь по телу, вобрала в себя часть моей боли. Почувствовав свежесть, мышцы оживают. Я так тщательно натерлась мочалкой, что кожа немного зудит. Таблетка уже внутри, надеюсь, она подействует.
Большая квартира, когда-то любовно обставленная мною, сейчас выглядит неуютно и пусто. Как правило, я даже не включаю свет, предпочитая коротать вечера на кухне. Здесь же и сплю, разложив на диване простынь. Просто нет сил гулять по комнатам, где все, буквально все, напоминает мне о нас. Завариваю кофе. И пускай на улице уже темно. Плевать, до утра все равно не усну.
Мне вдруг отчаянно хочется поговорить с кем-то, услышать чей-то голос. Чей угодно! Хотя бы соседки снизу. Удушливой волной накатывает чувство одиночества. В телефонной книжке не так уж много имен. Родители после развода стали невыносимы. Анька, старшая сестра, недавно вышла замуж и укатила за границу. Лидка! Вот кто спасет меня в этот вечер. Подруга всегда берет трубку, даже сидя в туалете.
— Че делаешь? — говорю я, едва услышав ее «привет».
— Смотрю кино про лесбиянок. Что еще я могу делать в столь поздний час? — игриво отвечает Лидкин голос.
— Ну и как? — интересуюсь я, помешивая черный, как деготь, кофе.
— Да вообще! — восклицает Лидка, — Ты меня как раз прервала на самом интересном месте. Просто так звонишь, иль по делу?
— Без дела, просто так. Расскажи, про что фильм, может, тоже погляжу на сон грядущий, — отвечаю я, и Лидка послушно начинает пересказывать закрученный сюжет мелодрамы. Она, как заводной сверчок, стоит только подтолкнуть, способна без умолку тараторить часами, пока не опухнет прилипшее к трубке ухо.
— Ой, ладно, детка, я спать, — устало произносит подруга, словно это я ее заболтала, — у тебя все в порядке? Какой-то голос странный.
— Какой? — уточняю я.
— Ну, — Лидка размышляет, — такой загробный. Не заболела?
Я улыбаюсь про себя. Подруга в своем репертуаре. Всегда умиляла ее непосредственность. Такая способность шутить, наперекор обстоятельствам.
— Нет, — усмехаюсь в ответ, — наверное, просто ты убаюкала меня своей трескотней. Ладно, спокойной. И сладких.
— И тебе, детка, — отвечает она, и кладет трубку.
Полегчало? Едва ли. Выпиваю залпом остатки кофе и включаю компьютер. На мониторе мерцают оповещения. Электронные билеты готовы, осталось только распечатать. Отлично! Хоть одна хорошая новость за день.
Несу свой ноут в зал, где в уголке стоит старый трудяга-принтер. Пока он жужжит, старательно выводя на бумаге расписание рейсов, я вдруг вижу фотографию. Она, в числе других, свадебных, семейных, памятных и прочих, стоит на камине. Вернее, это не камин вовсе, а лишь имитация.
Там, на залитой солнцем лесной опушке, щурясь его лучам, сидят двое мужчин. Различить их, пожалуй, была способна только родная мать. Двое из ларца! Оба худощавые, ладно слаженные, темноволосые. Правда, Артем всегда чуть уступал брату в росте. Не удивительно, ведь он младше. Всего лишь на пару секунд. И все-таки… Мне даже кажется, Тема специально изрисовал себе руки и спину, чтобы хоть чем-то отличаться. Максим любил подтрунивать, воображая, как его рисунки будут выглядеть на дряблом старческом теле.
— С чего ему быть дряблым? — возмущался Артем.
— Ну, ты же не работаешь над собой, — самодовольно хмыкал Макс.
— Ошибаешься, — отвечал брат, — я работаю, духовно.
Со временем их различия стали более очевидны. Максим всерьез увлекся плаванием, проводил много времени в бассейне, практиковал задержку дыхания. Артем же, предпочитал развлечения иного рода – клубы, выпивку, травку, упрямо игнорируя братские наставления. В конце концов, они оба были взрослыми людьми, ответственными за собственную жизнь. Одну половину своей Макс посветил дизайну, вторую был намерен отдать морю. Он увлекся дайвингом недавно, после отпуска в Египте. По приезду записался на курсы, с головой ушел в обучение, лишь изредка выныривая на поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуха.
В будущем он всерьез планировал поселиться ближе к морю, обучать нырянию новичков и мазать защитным кремом мою обгоревшую спину. А я в свою очередь была всецело готова разделить с ним любую, даже самую сумасбродную затею. Сумасбродства братьям было не занимать! Пожалуй, это то единственное, что объединяло их двоих, столь одинаковых, и настолько не похожих.
Появлением Юры я обязана все той же Лидке. Ее стараниями я была выдворена из дома, насильно напоена ликером и, в компании старых подруг, отправлена довеском в гости к некому Виталику.
На улице было сыро и тепло, как бывает, вероятно, в тропиках после дождя. Такой дождь сулил грибникам солидный урожай, а умытая свежестью зелень на деревьях распушилась и задышала всеми клетками. Шаловливый ветер беспокоил ветки и с листьев падали крупные тяжелые капли. Лидка недовольно морщилась, поправляя мастерски взъерошенные волосы. А мне было все равно, я ловила капли макушкой, ощущая, как скользят они по волосам и стекают струйкам по шее.
Дверь нам открыли практически сразу.
— Виталя, — проворковала подруга и беззастенчиво повисла у парня на шее. Тот самодовольно хмыкнул и по-хозяйски накрыл ладонями маленькую Лидкину задницу.
Я отвела взгляд и нехотя ступила за порог. В скромном «предбаннике» царил полумрак. И только в дальнем конце, видимо там, где ютилась кухня, горела уютная теплая люстра. Оттуда же слышались голоса, в основном мужские.
Я по привычке зашла в туалет. Прежде, чем обрести новых знакомых, стоило убедиться в своей «неотразимости». Небольшое зеркальце над раковиной, не добавило уверенности в себе. Волосы распушились от воздействия влаги, кожа была слишком бледной и я принялась щипать свои скулы, чтобы добавить румянца. Отрепетировав выражение лица, я вышла наружу.
— Гель! — позвала из комнаты Лидка. — Гель, ну, где ты есть?
Я прикрыла дверцу туалета.
— А вы какой гель? Для тела, или бритья? — возникло на пути незнакомое мужское тело. Он вынырнул из ниоткуда и преградил мне путь. Мужчина был высоким, так что взглядом я упиралась ему в грудь. Пришлось запрокинуть голову. В темноте коридора я не смогла разглядеть его лицо. На фоне смуглой кожи белела улыбка.
— Чего? — переспросила я.
Щелкнул выключатель, и маленький коридорчик озарило светом от тщедушной лампы. Незнакомец театрально приподнял бровь. Лицо у него оказалось живое и очень выразительное. В одно мгновение оно менялось, становясь то озадаченно-хмурым, то по-детски смешливым. Короткая стрижка на светлых волосах оставляла небольшой чубчик, который забавно торчал. «Корова языком лизнула», - говорили в детстве про такую прическу. Он был симпатичным, и, когда улыбался, на щеках проступали заметные ямочки.
— Ну, это же вас зовут гель? — он кивнул в сторону Лидки. Та озиралась, пытаясь отыскать меня.
— Вообще-то, меня зовут Ангелина! — огрызнулась я и хотела обойти несостоявшегося комика. Но тот напирал.
— Так это же другое дело! — обрадовался он, — Тогда я буду называть вас исключительно полным именем.
— А как вас называть? — рассеянно, скорее, из вежливости, бросила я.
— Позвольте представиться, Юрий Антонович! — на этой фразе он смешно подпрыгнул на месте и склонил голову, отчего из-за уха выскочила и упала на пол припрятанная на черный день сигарета.
В тот же вечер состоялся наш секс. Распрощавшись с подругами, я беззастенчиво отправилась прямиком на съемную квартиру к новому знакомому. «Ах, не сочтет ли он меня доступной? Ах, не сойду ли я за шлюху?», — с некоторых пор я не утруждала себя подобными мыслями. Мне было все равно! Отсутствие необходимости строить отношения значительно упрощало жизнь. Отныне я не ждала, и не требовала, я просто трахалась. В такие моменты возвращая себе вкус жизни.
Он позвонил наутро, справился о моем здоровье, задал еще пару глупых вопросов и предложил повторить ночное рандеву. Но я отказалась, совершенно безразличная к тому, как он это воспримет.
Спустя пару дней неугомонный любовник объявился опять. И уболтал меня составить ему компанию на дне рождения старого друга. В намерении завершить вечер понятным образом, я облачилась в платье с вырезом на спине, хорошо забытое старое кружевное белье, и даже сделала маникюр.
«Хорошее начало», — решила я, когда таксист высадил меня у входа в ресторан. Я опоздала, лишь немного, но не специально. Прошла в зал, ловя на себе заинтригованные взгляды незнакомых мужчин. Это было приятно! В свои почти 35 я выглядела на все сто. Точнее, на 20! Не испорченная родами фигура сохранила юношескую упругость, успела округлиться в нужных местах и выглядела соблазнительно даже в тулупе.
— Шикарно выглядишь, — Юра и сам был при полном параде. Трикотажный пуловер облегал подтянутый торс.
Я взяла его под руку, и мы прошли в зал.
— Почему ты избегаешь меня? — спросил он. По моей просьбе мы выбрали местечко на «галерке».
— С какой стати мне тебя избегать? — я сделала глоток «Кровавой Мери».
— Вот и я думаю, с какой... — он пожал плечами, и накрыл ладонью мою руку.
— Подожди, ну я же пришла, — возразила я.
— Да, но ты два дня не брала телефон! Два раза отказывалась встретиться, ссылаясь на какие-то дела. Я уж думал, что обидел тебя, — он виновато потупил взор, и мне стало немножечко жаль его.
— Наоборот, — я потрепала его за плечо, как делают родители, пытаясь приободрить свое чадо, — к тому же, я и вправду была занята.
— Тогда я вообще ничего не понимаю, — буркнул он, — девушки обычно так себя не ведут.
Я тихо засмеялась его по-детски забавной реакции.
— А я не обычная девушка, — игриво прошептала я и положила обе ладони мужчине на бедра. Его брюки оказались приятными на ощупь.
— Это я уже понял, — он потянулся к моим губам.
Но поцелуй прервали внезапно.
— Ну вот! Наконец-то ты покажешь мне ее! — услышала я сбоку знакомый голос.
Артем поравнялся с Юркой и тот встал во весь рост.
— Позвольте представить, — в свойственной ему шутливой манере, произнес Юра, — моя прекрасная спутница, Ангелина Дроздова. Надеюсь однажды назвать ее своей девушкой. Хотя она этому упорно сопротивляется.
В ту же секунду я решила делать вид, что с Артемом мы не знакомы. И он поддержал мою игру. Хотя даже в приглушенном свете ресторанных огней было заметно, как сверкнули его глаза. Тем не менее, Тема, как галантный кавалер, деликатно коснулся губами моей руки, и выразил почтение.
Наша маленькая пятиэтажка приютилась в окружении высоких тополей и цветущих по весне каштанов. В отличие от высотки, где я провела детство, эта обитель будто провинциальный городок в сравнении с мегаполисом. Здесь не гудит в предсмертной агонии старый грохочущий лифт. Люди, вынужденные подниматься пешком, знают друг друга не только в лицо, но и по имени. Под окнами не шумят машины, а летом не гоняют байкеры, пугая отчаянным ревом своих «железных коней».
С пакетом продуктов я возвращаюсь домой. В целлофане болтается скудный паек. Когда был Макс, я с радостью готовила ему, осваивая все новые и новые блюда, стараясь разнообразить рацион. А теперь... Теперь мне проще забить холодильник фруктово-овощными запасами. Прямо как в годы студенчества, я снова ужинаю лапшой из пакета, рискуя испортить желудок.
Стоит мне вырулить из-за угла, как с лавочки у подъезда поднимается мужская фигура. И движется навстречу. Я пячусь назад, словно путь мне преградила злая собака. В какой-то мере так оно и есть!
Артем замирает в паре шагов от меня. Как всегда, одетый так, словно только что вылез из постели, сегодня он выглядит особенно помятым. Изможденный муками совести? Как бы ни так! На худощавой заднице болтаются разношенные джинсы. Плечи обтянуты темной футболкой, волосы торчат во все стороны. Такое чувство, что вчера он крепко выпил. И в самом деле! Я убеждаюсь в этом, стоит ему приблизиться. И тут же, пользуясь его замешательством, бросаюсь к двери подъезда.
— Ангелина, не уходи! — его голос дрожит, — Я... хочу поговорить.
— Не договорил? — сквозь зубы бросаю я.
Он делает вдох, запускает пальцы в волосы, пытаясь пригладить точащие пряди. Но жесткие от природы, они не поддаются укладке. Лишь только ножницы способны придать его прическе форму. Поэтому Макс всегда носил короткую стрижку.
— Ну, дай мне возможность, хотя бы пару минут. Пожалуйста!
— С чего бы? — отвечаю я с вызовом, понимая, что на сей раз исход событий зависит от меня.
— Пожалуйста! Мне очень нужно тебе объяснить... — в его голосе слышна мольба.
— Надо же! Ты и объяснение подготовил, — усмехаюсь я, стоя в шаге от входной двери. В любой момент я могу зайти внутрь, оставив его наедине со своей виной. Но я тяну время, охота поглядеть, как он станет оправдываться.
— Мне нет оправдания, я знаю, — произносит он, — Я так себя ненавижу за это. Я тварь, я сволочь, я мудак! Ударь меня, если хочешь, только дай объяснить.
Он вынимает руки из карманов и разводит в стороны. Мол, вот он я, безоружный, готов принять наказание. Я мешкаю, и вдруг вся эта сцена начинает меня забавлять. «Почему бы и нет», — думаю я, чувствуя, как закипает внутри не нашедшая выхода злоба.
— Ударить, говоришь, — задумчиво глядя вдаль, произношу я и, со всей силы бью коленом ему в пах. Никогда прежде не делала этого. Оказывается, работает! Кто бы мог подумать...
Взвыв от боли, Артем оседает на землю, прикрывая руками причинное место. Я упоенно наблюдаю дело рук, точнее, ног своих. В какой-то момент мне становится жаль его.
— Нравится? Добавить? — говорю я, не подавая виду.
— Да, — сквозь стон выдавливает он, — вернее, нет... спасибо...
— Ну, вот и поговорили, — я, вежливо улыбнувшись, делаю разворот в направлении двери.
— Нет, подожди, — он умудряется поймать мою щиколотку.
— Пусти, — я дергаю ногой, но он держит мертвой хваткой.
— Сначала выслушай.
— Хорошо, — я складываю руки на груди и принимаю оборонительную позу.
— Я...Это, — он все еще согнутый пополам, нащупав рукою мусорную урну, помогает себе подняться. — Это все тот вечер...
— Твой мнимый день рождения? — уточняю я.
— Юрка, мудак! — без злобы, констатирует Тема.
— Не правда, мудак — это ты! — я адресую ему полный презрения взгляд.
Артем усаживается на лавочку, оставляя место для меня. Но я не спешу к нему присоединиться. Смотреть сверху вниз гораздо комфортнее. Пару минут он молча сидит, обхватив руками голову. И смотрит под ноги. Сколько еще будет длиться эта пауза?
— Согласен, просто, эти рассказы..., — нарушает молчание его голос, — он полчаса в подробностях говорил мне о девушке, которую встретил недавно. Как она дала ему на первом свидании. Да так сладко, что он ни спать, ни есть не мог два дня. Хотел еще. Мол, так искусно она в рот берет...Я ж не знал, что это ты!
Кажется, краска стыда заливает меня с ног до головы. И хорошо, что он не видит.
— Ну, хватит! Я не брала... Он все соврал! Вот же мудак.
— Ну, я ж говорю, — заключает Тема, — а потом в коридоре... Я хотел найти тебя, поболтать. Заблудился в этих лабиринтах. Спустился по ступеням, а там...
Я на секунду мысленно возвращаюсь в тот вечер, в тот темный уголок просторного холла. Где возникшая из темноты фигура мужчины так взбудоражила и подстегнула мое и без того пылающее неутоленным желанием тело. Значит, он и в самом деле был там? Мне не померещилось. Это была не больная фантазия захмелевшего мозга. Он и вправду следил за нами.
— И что с того? Не хотел бы, не смотрел! — самодовольно усмехаюсь я. — Откуда мне знать, может ты фетишист такой, и любишь подглядывать.
— Так ты меня и вправду видела? Я думал, показалось, — ехидно замечает он.
— А ты хотел присоединиться, но решился? — парирую я.
— Да мне убить его хотелось! — он так неожиданно вскакивает с лавочки, будто в желании ринуться в бой. И я испуганно делаю шаг назад. «Вот уж и вправду, цепной пес!», — думаю я, наблюдая его внутреннюю борьбу.
— Да? С чего бы? — я решаю не сдаваться, — Трахается он, кстати, не плохо. Гораздо лучше тебя! По крайней мере, спрашивает согласие, прежде чем сунуть свой член...
Артем шумно выдыхает и запрокидывает голову, подставляя лицо мелкой мороси. Грибной дождь окропляет асфальт, наполняя легкие запахом мокрой пыли. Удовлетворенная произведенным эффектом, я улыбаюсь.
— Блин, мне просто крышу снесло! Переклинило, понимаешь? — он смотрит прямо на меня.
Битый час я сижу на качелях. «Взад-вперед, взад-вперед» — раскачиваются они, издавая противные скрипы. Рядом в песочнице играет детвора, кидая недовольные взгляды в сторону тетеньки, что оккупировала их агрегат. Пожалуй, нужно встать и решить наконец-то — пойду я домой и продолжу собирать вещи, или все же, как намеревалась, отправлюсь к нему. Но зачем? Что на сей раз, я желаю услышать?
Нет, не услышать! Сказать… Я не могу уехать, пока не увижу его. Мне нужно проститься. Нужно... простить. Кажется, что-то осталось между нами, что-то недосказанное, что-то еще, требующее внимания. Словно бы он хотел, но не смог озвучить. Пожалуй, я готова дать ему второй шанс.
Меж гаражей, примыкающих к дому, проглядывает закатное солнце. Сбоку, где к железным кибиткам примыкает овраг, чирикают птицы. Вот-вот, и они улягутся спать. Смолкнет куцый лес, и останутся лишь приглушенные звуки радио. Оно звучит из гаража, где регулярно ведет розыскные работы слесарных дел мастер, дядь Витя. Словно рак-отшельник, он ежедневно, с раннего утра и до позднего вечера заседает в своем бункере. В чем-то мы с ним похожи.
Дверь открывается, не успеваю я нажать на звонок. «Наверное, видел меня в окно», — думаю я, забыв, что окна Артема выходят в другую сторону.
— Хорошо, что ты пришла. Я и сам собирался, — он отступает, пропуская меня внутрь.
Я не решаюсь. Воспоминания прошлого визита еще слишком свежи. Он, видимо, осознав свою оплошность, берет из моих рук сумочку и ставит ее в дальний угол коридора. Зачем? Боится, что я сбегу?
— Будешь кофе? Чайник вскипел, — он нервно проводит языком по губам. Что-то в нем едва заметно изменилось. Побрился, кажется…
— Давай, — небрежно бросаю я, разуваясь. Что еще остается.
На пороге комнаты удивленно замираю, оглядываюсь на него. Артем виновато пожимает плечами.
— Лампочка сдохла, надо вкрутить, но сначала нужно купить.
— Ууу, — мычу я и опасливо делаю шаг вперед. Меня окутывает полумрак. На стене, видимо с нового года, растянута гирлянда разноцветных огней. Они работают в монотонном режиме, то затухая, то вновь загораясь, то озаряя яркими вспышками тесное пространство на манер танцпола, то зажигая поочередно каждый из цветов.
Спустя пару минут Артем возвращается в зал с двумя чашками на подносе.
— Больше ничего нет, — извинительным тоном кивает он на тарелку с овсяным печеньем.
— Да ладно, — улыбаюсь я.
Мы смотрим друг на друга. Молчание затянулось. Нужно что-то сказать. Но с чего начать? Артем берет со стола сигареты и подходит к окну. И я понимаю – это именно то, что мне сейчас нужно.
— Дай одну, — киваю я на сигаретную пачку в его руках.
— Никак не бросишь? — с укором замечает он и нехотя прикуривает.
Я пропускаю мимо ушей его упрек и затягиваюсь. Крепкий табак обжигает горло. Хочется закашляться, но я сдерживаю позыв. Сглатываю и, став рядом с приоткрытой форточкой, выпускаю в нее мутное облако.
— Два года прошло. Юрка первый, с кем дольше других, — вдруг неожиданно для себя произношу я.
— А были другие? — не глядя на меня, говорит Тема.
— Были, — я киваю, — Но это просто секс.
— А с Юркой не просто? — он поворачивает лицо, и я вижу, как на широких скулах заиграли желваки.
— И с ним тоже просто, — я равнодушно пожимаю плечами и смахиваю пепел в жестяную банку, — иначе, наверное, уже не будет…
— Ангелин..., — начинает он.
Но я перебиваю. Теперь пришла моя очередь выговориться.
— Знаешь как больно? Знаешь, как хочется любви? — я снова судорожно сглатываю, быстро-быстро моргая, чтобы набежавшие слезы не выдали меня, — А ее нет! Больше нет. Пустота, и ничего больше. Даже после секса, одна сплошная пустота. Но, хотя бы во время я забываю, и чувствую себя живой. Никто не заменит мне Макса. Понимаешь? Никто не сможет занять его место. Это просто гребаный секс!
— Прости, — произносит он. И в одном этом слове гораздо больше раскаяния, чем можно представить.
Я перевожу дыхание.
— Я люблю его до сих пор, тебе не понять.
— Ну почему? Ты думаешь, я не знаю про любовь? — с обидой в голосе произносит Тема.
Я смотрю на него. Темные брови сведены на переносице, лоб пересекает глубокая суровая морщинка. Он покручивает пальцами потухший бычок.
— Думаю, догадываешься, — решаюсь предположить.
— Я, может быть, тоже люблю! Сильно, глубоко, но безответно, — он ожесточенно сжимает челюсти, кадык ходит вверх-вниз по его шее.
— Любопытно, — улыбаюсь я, — Она тебя отшила?
— Да нет, она, в общем-то, не знает, — он отшвыривает бычок и тот исчезает в темноте форточки, — Ты чего смеешься? Я не говорил ей. Пока еще...
Я и в самом деле бесшумно смеюсь, прикрыв ладонью рот. Так нелепо выглядит его признание. Словно подросток говорит о первой любви. Но передо мною стоит совсем не юнец, а взрослый мужчина.
— Ну, так скажи, — подначиваю я.
— Думаешь, стоит? — привычным жестом он ерошит волосы. И только сейчас я замечаю, что он постригся. Совсем чуть-чуть.
— Не будь тряпкой, скажи! Вдруг она тебя тоже любит. А ты ходишь, как баран, и молчишь, — кончиками пальцев я касаюсь подоконника.
— А если не любит?
— Ну и что, по крайней мере, будешь знать, — уже серьезно замечаю я, — если, конечно, любишь взаправду, а не так, от нечего делать.
— Люблю, взаправду, до колик в животе, до ненависти, а потом обратно! — вдруг с жаром произносит он.
— От любви до ненависти..., — машинально вторю я его словам.
Повернувшись, я натыкаюсь на взгляд. Он смотрит на меня так, будто ждет. Так, словно только я знаю ответ! Даже в темноте мне видно, как изменилось его лицо. Он отталкивается от подоконника. Мне слышно, как он делает несколько шагов по комнате, затем останавливается равно позади меня.
Спиной я чувствую, как он приближается. Его тело излучает тепло, и от этой волнующей близости голова предательски кружится. Я не решаюсь обернуться, делая вид, что задумалась. Он подходит настолько близко, что наши тела соприкасаются, у меня вырывается вздох. Он ставит руки по обе стороны. Он окружает меня собой, дышит в затылок. Грудь его вздымается, я это чувствую. Закрываю глаза, но не шевелюсь. Я тихо стою, пойманная в кольцо его рук.
На той же кровати, где в прошлый раз он взял меня силой, этой ночью Артем любил меня снова и снова. Нежно, трепетно, до изнеможения, до сумасшествия, до почти полной потери сознания. Потом мы лежали, лицом к лицу, долго, глядя в глаза друг другу. Словно дети, завороженные этим первым в жизни познанием. Какая-то томительная лень завладела моим существом. Так бывает после ночи любви. Любви безумной, ненасытной и по-юношески пылкой.
— Поедем в выходные на природу? Правда, Юрка будет, но..., — произносит Артем. Чайник издает протяжный свист и этот звук так похож на гудок паровоза. Я вспоминаю об отъезде.
— Я уезжаю завтра, — говорю я, словно сама себе.
— По работе? — он протягивает мне чашечку кофе. За окном светает, и я вдруг понимаю, что мое «завтра» уже наступило.
— Нет, — я стараюсь не смотреть на него.
— А... куда? — не смотреть сложно, после душа его тело, как после дождя, покрыто мелкими капельками. Длинные пальцы держат чашку. Эти руки всю ночь изучали меня, гладили, ласкали, повторяя пальцами каждый изгиб. Словно силясь запомнить.
— В Африку, — наконец-то говорю я.
— В Африку? Шутишь? – Артем поднимается со стула, — Зачем? По работе?
— Ты уже спрашивал, нет.
— С кем? — он смотрит на меня, как мавр в порыве ревности. Словно я уже принадлежу ему…
— Одна, — «огорчаю» я его. Но выглядит он потрясенным.
— Одна?! — с тревогой произносит Тема, — Там же опасно!
— Не ходите дети в Африку гулять. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы, — нараспев цитирую я детское стихотворение, поглаживая рептилию на его плече.
— Ты с ума сошла? Зачем? — он не разделяет моего восторга.
— Там есть самая большая в мире тарзанка, — доверительно сообщаю я, — прыгну с нее, если выживу, значит, вернусь, а не выживу...
Он хватает мое лицо.
— С ума сошла? Я не пущу тебя! — кажется, мои откровения его напугали.
— Остынь, Тём! Я шучу, не стану я прыгать, — я отрываю от лица его руки и кладу себе на грудь, — Мне просто нужна перезагрузка, понимаешь?
— А… как же я? — он смотрит на меня ошарашено. Словно не желая верить, что я говорю правду.
— А что ты? Ты как был, так и будешь, — я пожимаю плечами.
— И тебе просто плевать? Это все для тебя просто так?
Губы его подрагивают. В нервном возбуждении он вновь ерошит волосы, и зачем-то выливает в раковину свое кофе.
— Тём… мне было хорошо, очень, — я осторожно кладу руки на грудь, поросшую густыми темные волосками. Ощущая, как гулко бьется под моей ладонью его сердце, — но это... это было, наверное, как взрыв, как ураган, мы будто друг друга наизнанку вывернули. Но... Это не панацея. Скорее, разовый эффект. Как экстренная контрацепция, понимаешь?
«К чему это глупое сравнение», — с опозданием мелькает в голове. Артем стоит молча, задрав лицо к потолку. И мне никак не рассмотреть его выражение. Хотя, я и так знаю…
— Почему ты злишься на меня? — я отстраняюсь.
— У некоторых народов так заведено, — поучительно произносит он, — один брат должен заботиться о жене второго. Дабы никто посторонний не трахал ее после него!
Последние слова он говорит нарочито грубо и резко.
— Ну, в некоторых странах женщин за измену до сих пор забивают камнями, — с усмешкой отвечаю я, — Ну, правда, Тем! Ты же сам понимаешь, как это неправильно! Аморально, что ли…
Он меняется в лице, черты приобретают каменное выражение. Во взгляде сквозит презрение.
— Да ты моралистка, блин! С каких это пор тебя волнует чужое мнение?
— Не чужое, мое собственное, — я отхожу к окну.
Его скуластое лицо, эта манера ерошить пальцами волосы, скульптурные плечи, на одном из которых, в обнимку с холодным оружием, прикорнула змея. Все в нем знакомо! И если другие кажутся чужими, то он...
Быть может, я все еще вижу в нем Макса? Эта схожесть до боли, до дрожи в коленях, сейчас особенно сильно парализует меня. Нет! Безусловно, пора уезжать!
Пока я одеваюсь, он не заходит в комнату. И даже не выходит в коридор, чтобы проводить меня. Тогда, уже обутая, с сумочкой в руках, я тихо подкрадываюсь к двери кухни. Он стоит, отвернувшись спиной, глядя в окно. Или не глядя, а просто закрыв глаза.
— Если хочешь, приходи на вокзал. Сегодня, к полуночи, — говорю я, хотя совсем не надеюсь, что он меня слышит.
* * *
Промозглый вечер обволакивает, заползает под одежду, касается продрогших коленок. Я крепче сжимаю руками накинутую поверх свитера куртку. Она хранит его запах, и теперь я тоже пахну им... Мне хочется раствориться в ней, в этой небрежно наброшенной на плечи вещице; в этом мгновении, за пару секунд до разлуки. Он пришел, в последний момент, окликнув меня у двери вокзала. А я… Я собираюсь сесть в поезд и отправиться далеко. Туда, где душа моя, быть может, снова обретет покой.
— Мне пора, — шепчу, едва различая собственный голос. Он тонет в шуме людской суеты. Артем качает головой.
— Подожди еще минуту.
Я стою, пытаясь усмирить сердечный ритм. Вдруг ощущаю холодные кончики его пальцев на своих щеках. Он прижимается носом к моим волосам и глубоко вдыхает. На секунду мы замираем, подобно скульптуре в прощальном жесте.
Я закрываю глаза и цепляюсь руками в края сползающей куртки. Люди проходят мимо, не обращая внимания. Они спешат, боясь опоздать, толкаясь и беспокойно переглядываясь. В этой толпе людской суеты мы растворяемся друг в друге. Он притягивает меня к себе, и сию же секунду всё вокруг меркнет. Есть только он и я! Только мы двое, и никого больше.
Я разжимаю ладони, и куртка выскальзывает, падает к ногам. Я обнимаю его так сильно, насколько могу! Словно хочу слиться с ним воедино, прирасти всем телом, каждым сантиметром ощущая заветную близость.
— Останься, — шепчет он, пряча лицо в моих волосах.
Я молчу. Слезы, против воли, наворачиваются на глаза, и текут по щекам. Поезд гудит, нарушая тишину, и вырывая нас из объятий друг друга. Я отстраняюсь, преодолевая сопротивление его рук. Нагибаюсь и беру с пола сумку. Потом выпрямляюсь и быстро иду прочь. Глотая соленые капли, не оборачиваясь, и не оставляя себе шансов повернуть назад.