***
Эта книга – исповедь души, распахнутая навстречу каждому, кто в наш век торжества разума ещё не утратил способность к безумным поступкам. Это гимн тем, кто способен на подвиг, кто не мыслит жизни вне правды. Тем пою я, кто плюёт на условности и предрассудки, кто до последнего вздоха отстаивает свою истину, кто любит безмерно, страстно и навсегда. Она о тех, в ком живёт Творец, кто помнит его заповеди. О той, чья любовь к Творцу – не как к далёкому божеству, а как к живому, реальному мужчине, самому близкому и единственно важному – смогла сокрушить все преграды, преодолеть время и пространство и воскресить его, даровав надежду всему человечеству.
Приветствую тебя, дорогой читатель, позволь обратиться к тебе на "ты". И поверь, это не от неуважения, напротив, на "ты" говорят с самыми близкими и родными, когда между собеседниками царит доверие, уважение, открытость и искренность – всё то, что располагает к откровенности и волшебству. Да! Я смею утверждать, что именно эти качества – необходимое условие для сотворения настоящих чудес.
– Ой-ой-ой! Какие речи, какой слог! Пушкин в сторонке курит! Ха-ха!!
Искушённый слушатель знает, что любое произведение подчиняется законам жанра, помнит о единстве времени, действия и… в драматургии… верно, места!
– Конечно, помнят, не ты один тут такой умный!
И о структуре произведения: пролог, где мы знакомимся с героями, завязка, стержень, вокруг которого разворачивается действо, основная часть – сама история – и эпилог, заключающий в себе смысл, подведение итогов.
С твоего позволения, я нарушу этот порядок. Не ради оригинальности, хотя, согласитесь, это неплохо!
– Вот, опять несёт, ещё и трёх слов не связал, а уже возомнил…
– Я делаю это, чтобы тебе было легче понять суть происходящего.
– Ух, выкрутился! Сказал бы правду: не знаешь, о чём писать, и начинаешь с эпилога, где всё ясно: счастливый финал, банальный вывод о победе добра, мир во всем мире, дружба и жвачка! Ой, держите меня, сейчас лопну от смеха!! Писатель! "Сказки взрослым" – сам-то вырос?
– Так! Хватит влезать в мой текст со своими умностями и жаргоном. У нас чистых листов много, бери и дерзай!
– Ой, обиделся! Ты хоть думай, о чём пишешь, ведь я – это ты! Твоя лучшая половина! Нечего было называть… как бы это помягче… "произведением" – скорее, набор буковок. Помнишь: "Как вы яхту назовёте…" Вот и нечего было называть "Сказкой", хоть и для взрослых! Да! Вот тебе и чудеса, волшебство – и ничего ты не поделаешь! Ясно? Сказочник!
– Хм, похоже, и впрямь не отделаться мне от тебя!
– Извиняюсь, от себя.
– Да помолчи ты!
– Вот! Тот самый форс-мажор.
– Полегче, ещё разберёмся, кто тут форс-мажор, а кто – обстоятельства.
Тем не менее, дорогой читатель, я изменю свои планы и начну рассказ – или сказку – не с конца, а немного с другого места. Дабы не запутать тебя, позволь объяснить эти вклинивания.
– Ну, как ты меня сейчас обзовёшь? Прояви фантазию! Напиши про раздвоение личности – и дорога тебе заказана. Или скажи, что я твой соавтор – всё равно не отделаешься! Уймись! Это издержки жанра. Да ты не переживай, он добрый, а язвит – это максимализм ещё не прошёл, болезнь роста! А как представить? Неважно! Он уже представился! Пусть и зовётся, как хочет! Уделал тебя? Будешь знать, как влезать, куда не следует! Так вот! Если уж вынужден я начинать не так, как задумал, то позволь дать несколько терминов и определений. Не бойся, не буду утомлять тебя сложными формулировками, но основные привести необходимо, чтобы не запутаться.
Издавна человечество придумывало небылицы, сказания, легенды. Целей было множество: заинтересовать детей, чтобы было интересно и поучительно, и реальная необходимость взрослых верить во что-то сильное, в абсолютную истину и справедливость. Это заложено в природе человека – он ищет защиту от бед и переживаний. Даже мировая религия – это свод законов, проверенных временем и адаптированных для выживания человечества.
Можно выдвинуть мысль, что этот свод законов, основанный на добре, честности, справедливости, придуман не только потому, что это правильно, но и потому, что иначе человечество не выживет! В пучине лжи, разврата и предательства люди уничтожат друг друга. А что, если ситуация изменится? Если для выживания понадобятся другие истины? Например, эпидемия – и погибают все честные, а чтобы выжить, нужно предать близкого, убить невинного. Непростая дилемма! С одной стороны – жестокость, с другой – если не утрировать, можно привести примеры, когда мы стоим перед выбором и решаем его. Но это локальные моменты, не влияющие на выживание человечества.
А если поставить вопрос ребром: либо жить по-другому, либо не жить вообще! Найдутся те, кто не захочет жить по иным законам. Найдутся и другие! Я не вправе их осуждать, ведь они делают это, чтобы выжило человечество! Но тут два противоречия: нравственное – зачем такая жизнь? И второе – ситуация, когда нужно приносить в жертву других, приведёт к тому, что все перебьют друг друга! Получается, это путь в никуда? Единственное условие жизни – гуманность и нравственность?
Но если не брать крайности, а представить более реальную картину: на Земле не хватает ресурсов, наступил продовольственный кризис, и сырья на всех не хватит! И остаться должна некая часть людей! С одной стороны, ситуация похожа на первую, с той разницей, что убивать никого не нужно! Но, оставляя людей без необходимого, одни обрекают других на смерть.
Вот третий пример, казалось бы, вовсе не экстремальный, не требующий ни физических жертв, ни жизненно важных решений. Не секрет, что Земля населена множеством людей, страдающих от различных недугов – не смертельных, но и неизлечимых. Можно привести бесчисленное множество примеров, но не будем на этом заострять внимание. И эти люди, подчеркну, совершенно не представляют угрозы для остального человечества. Однако, пусть и негласно, здоровые люди всеми силами стремятся отгородиться от больных, отказывая им не только в реальных льготах, но порой и в равных условиях жизни.
Эту вереницу примеров можно множить до бесконечности. На первый взгляд кажется, будто перед нами осколки совершенно разных миров, не имеющих точек соприкосновения! Словно сопоставлять их — кощунство! Но так ли это? Почему в горниле экстремальных ситуаций, когда жизнь балансирует на острие ножа, мы обретаем кристальную ясность в различении добра и зла, правды и лжи? Говорят, на войне эта грань видна особенно отчетливо. Но разве война не есть та самая бездна, где человек лицом к лицу встречается со смертью? Неужели нам, как виду, необходимо раз за разом бросаться в объятия хаоса, чтобы отделить зерна от плевел? Что это — особенность человеческой физиологии? Неужели в благополучии и сытости наша восприимчивость притупляется? А ведь можно взглянуть на ту же ситуацию под иным углом.
Представьте себе человека, живущего праведной жизнью, не предающего, не совершающего предосудительных поступков. И вдруг его настигает горе: смерть близкого, тяжелая болезнь… И вот тогда он начинает искать ответы на вечные вопросы, обращается к Богу или находит утешение в творчестве! Почему же раньше он не искал, не творил? Наверное, полагал, что есть дела поважнее, а это — лишь пустяки. Выходит, человечество в целом и каждый человек в отдельности, в обыденной жизни, влачит бесцельное существование, растрачивая себя на мелочи, и лишь перед лицом реальной угрозы, нависшей над ним или над всем миром, обретает способность видеть главное и ценить настоящее.
Вот тут я с тобой в корне не согласен! Далеко не каждый! Есть люди, которые с рождения живут иначе. Мир считает их простаками, осыпает насмешками и подтруниваниями. Это могут быть гениальные ученые, поэты, музыканты, а могут быть и простые люди, не обладающие выдающимися способностями, но наделенные нестандартным мышлением и уникальным взглядом на мир.
А, наконец-то проснулся! Конечно, есть другие! Как ни крути, именно на этих талантливых, неординарных личностях, не боящихся быть собой, на этих безумцах, и держится человечество! Именно они когда-то создали свод законов, без которых невозможно представить существование нашей цивилизации. Они горели на кострах, отстаивая истинность своих убеждений; они плыли к неизведанным землям, открывали новые континенты, спускались в морские глубины и покоряли горные вершины. Они верили: если что-то невозможно сегодня, это не значит, что это невозможно в принципе! Они знали, что любое чудо рано или поздно станет реальностью. А что такое чудо? Чудом люди называют все то, что не поддается объяснению с точки зрения науки. Разве мог кто-нибудь двести лет назад предположить, что люди будут свободно парить в небе?
Я знаю, кто об этом говорил! Об этом писали в сказках!
Именно! В сказках! С незапамятных времен человечество мечтало о полетах, но не хватало научной базы. Однако чтобы появились научные разработки, нужно было сначала придумать ковер-самолет. И в этой долгой цепи, от написания сказки до первого реального полета человека, каждое звено одинаково важно. Не само написание, ведь и его кто-то должен был осуществить, а рождение идеи, мечты о полете. Без любого из этих звеньев чудо не стало бы реальностью. Сейчас же этому чуду есть строгое научное обоснование и широкое применение.
Кажется, я понял! Ты хочешь написать книгу-сказку об ученом, гениальном, но непонятом своим поколением, о человеке, который своим трудом и своей жизнью подарил надежду тысячам страждущих, отчаявшихся исцелиться и победить свои недуги как души, так и тела!
И да, и нет! Не торопи меня, важно правильно расставить акценты! Конечно, я хочу показать подвиг и самоотверженность этого человека, рассказать о его внутренних исканиях, мучениях и росте. Ведь именно они — верные спутники гения. Именно в сомнениях, страданиях, поисках и потерях рождаются настоящие чудеса. Чудеса исцеления тела и, главное, духа, чудеса побед над болезнями и горестями, чудеса прощения и понимания. Ведь самое большое чудо на свете — это любовь, и только человек, прошедший через испытания, способен ее познать, понять и оценить.
Так, так! Значит, в твоей сказке…
В нашей! Забыл? Мы же вместе ее пишем!
Да, хм… Мне приятно, постараюсь не подвести. Так вот, в нашей сказке и любви место будет? Теперь понятно, почему она для взрослых!
Глупый! Что за пошлые намеки? Место для любви, несомненно, будет, ибо все, что человек делает в жизни, он делает, в первую очередь, из-за любви, для любви, во имя любви! А насчет того, для кого эта книга, я не делю читателей ни по каким категориям: ни возрастным, ни расовым, ни социальным. Просто взрослые, в силу своей загруженности, не в состоянии оценить те простые, но основополагающие истины, которые становятся очевидными в определенные моменты и порой не видны в обычной жизни. Дети же часто мудрее взрослых, и хоть у них нет житейского опыта, с его несомненными плюсами, зато нет и груза потерь, ошибок, страхов и комплексов, которые мешают увидеть очевидные вещи. Вот почему гениев сравнивают с детьми — не только из-за их беззащитности и наивности, но и потому, что они способны мыслить свежо и свободно. На это способны только дети и гении.
Вот об этом я и хочу написать свою, извиняюсь, нашу книгу. Точнее, что значит хочу? Я уже ее пишу и даже успел познакомить читателя с некоторыми героями.
Постой, какими героями? Тут кроме тебя и меня, то есть кроме тебя и тебя… Тьфу, запутал ты меня! То есть я — меня… Короче, здесь никого нет! Не так ли?
Ха! А вот и нет! Ты больше слушай и меньше болтай. Герой наш уже давно появился.
Где? Какая строка, какая страница? Я не видел там никакого ученого.
А кто сказал тебе, что главный герой — ученый?
Как кто? Сам и сказал. Тебе что, дословно твой же текст пересказать?
Хм… Не нужно мне пересказывать мой же текст, все я помню! Ладно, не буду мучить тебя и читателя! Хотя он, думаю, уже все понял. А ты, если не понял, слушай дальше и все поймешь!
Ладно! Хорош умничать, пиши уже, ученый писатель, писатель ученый.
Допустим, уважаемый, и есть в твоих словах доля истины! Согласен, мир двигают безумцы, по-другому начинаешь воспринимать все вокруг в критических ситуациях. Но не кажется ли тебе, что жизнь состоит не только из постоянных потрясений, страданий и переживаний? На 99 процентов она умеренная и устойчивая. Безусловно, спасибо тем, кто двигает прогресс, но ведь они делают это не ради самоцели. Наука ради науки, подвиг ради подвига? Все это делается для спокойной и счастливой жизни миллионов, не так ли? И поверь, сейчас читателю и так живется несладко. Бешеный ритм, постоянные стрессы на работе и дома. Люди устали от нравоучений и поисков смысла жизни. Они уже насытились этими катаклизмами, сверхидеями и попытками спасти все человечество. С огромным интересом они читают юмористическую литературу, рассказы о природе, о животных. Понимаешь, людям нужен позитив, не стоит их грузить рассказами о каких-то заоблачных мечтах и несбывшихся желаниях.
Вот Иван Иваныч, например, принес новый цикл «Смешное в людях». И расходится быстро, и позитив один. А у тебя что? «Сказки взрослым»? Даже название какое-то непонятное! Кому эти сказки, зачем вообще сказки взрослым? Да и эти долгие, нудные размышления твоего профессора только утомят читателя.
Творца! Он был самородком! У него не было ни званий, ни научных степеней. Он служил людям и помогал им найти гармонию в себе, избавившись от комплексов и страхов, а также от телесных недугов.
Знаю я твоего Творца! Многим он помог, как же! Сколько бед он причинил своей матери, уйдя из дома в никуда. Много ли он был счастлив в любви или дружбе? Оставили все его в самый ответственный и важный момент его жизни.
Что касается матери, она поняла и простила его. А не взаимная любовь не делает человека несчастным, сильные чувства лишь облагораживают настоящего творца. И потом, разве ты не понял? Она ведь так и не смогла забыть его и все долгие века жила надеждой увидеть его вновь, хоть и не суждено ей было это. Или вы не дочитали книгу конца? Ведь там самая суть, объяснение всех сюжетных линий и раскрытие тайн!
Дочитал, не дочитал… Знаешь что, любезный, у нас здесь издательство! Получение прибыли от издаваемой литературы — наша первостепенная задача!
Я-то думал, основная задача любого искусства, в том числе литературы, — помочь задуматься: кто мы, что мы, откуда и зачем?
Всё! Хватит пустых прений, и без того потеряно непозволительно много времени. Суета сует, и точка. Не ведаю, в чем там высшая миссия искусства, но для меня главное – чтобы в кошельке медь звенела, да погуще. А новый цикл этого Ивана Иваныча мне это обеспечит! А ты, любезнейший, пожалуйте в следующем годе, авось, и сыщется для тебя какой-нибудь уголок в наших скромных пенатах, местечко этак под номером три я вам, так и быть, выделю.
— Но позвольте! Вы же мне в прошлом году клятвенно обещали скромный тираж, хотя бы полутысячу экземпляров! У меня ведь талмуд — пятьсот страниц рукописного текста! Годовой подписки не хватит, чтобы все напечатать.
— Ничем не могу помочь! С вашего позволения, должен откланяться, спешу на совет директоров, катастрофически опаздываю.
— Постой-ка, ничегошеньки не пойму! Что значит — рассказ не про ученого, или, как его окрестил писака, — Творца, а про писателя, который пишет об этом самом Творце? И все эти рассуждения о смысле жизни, о добре и зле — это не просто так, а это твой, то есть наш, писатель объяснял суть своей книги этому жирному коту-директору? Так, что ли?
— Совершенно верно! Так, не перебивай, внимай дальше!
Парадная дверь хлопнула, словно выстрелила, в лицо плеснул студеный осенний ветер, кровь ударила в голову от обиды и злобы. Как он мог, как посмел отказать в который раз! В который раз проталкивает цикл этого бездаря Ивана Иваныча! Какой там Иваныч, Ванька-Грош, как его за глаза кличут в литературных кругах. Знаю я этот цикл «Смешное в людях», наслышан. Жалкая пародия на фельетоны Задорнова и Жванецкого! Доходило до того, что целые куски тырил, только имена менял: тяп-ляп, и готово! Его бы, по-хорошему, судить за плагиат, а ему — тираж, да в твердом переплете! Ну, конечно, он же троюродный племянник самого губернатора! А я что? Ни кола, ни двора!
И что толку, что когда-то, несколько лет назад, сам Кузьмич говорил, что тебе, дескать, Федя, хоть минимальный тираж заполучить, а там и на мировую литературную премию выдвигаться можно! И труд твой, Федя, непременно оценят! А Кузьмич в этом толк знает, он еще в молодости, когда в столице обитал, с самим Булгаковым за одним столом сиживал! И говорил, не стыдно было бы тебе, Федя, Россию-матушку представлять на форуме столь ответственном. Но одно условие: печататься автор должен, хоть минимальным тиражом, хоть в богом забытом городишке, но непременно должен. И вот уже третий год я бегаю по редакциям, обиваю пороги и кланяюсь этим воротилам пера! И спрашивается, для чего? Чтобы они выпустили малюсенький тираж на самой дешевой бумаге, в переплете, что развалится через месяц, и чтобы я потом при заполнении документов в пункте анкеты — печатаюсь ли я в России? — поставил галочку «да» с указанием тиража и названия редакции! Бред!
Можно, конечно, пойти другим путем: отнести в редакцию сборник моих студенческих стишков, благо они легкие и ненавязчивые, что называется, для увеселения публики. Ведь, в сущности, неважно, что издано — произведение, претендующее на премию, или что-то иное, лишь бы авторство твое было зафиксировано. Но, к счастью или к беде, есть у меня определенные убеждения, и если я не считаю себя поэтом, то стихи свои и мелкую прозу печатать не стану никогда, и всё тут. Не могу я отдать на суд читателя то, что сам через себя не пропустил, не пережил, не переболел! Обман это всё! Неискренность! А на звание искусства, по моему глубокому убеждению, могут претендовать только слова и строки, пропущенные через душу.
— Ух, не могу больше молчать, тебя явно занесло, но, во-первых, какой Булгаков, какая премия? Убежден, сравнивать себя с такими глыбами даже в шутку — это, по меньшей мере, глупо, а во-вторых, если серьезно взглянуть на ситуацию, то для выдвижения на премию ему достаточно издать что угодно! И он этого не делает! Получается, что писатель твой глуп и безрассуден!
— Отлично! Это лучшая похвала для нашего героя.
— Не понимаю, чему ты радуешься, нарисовал образ совершенно неправдоподобный, нереальный и сидит, потирает руки.
— Эх, ничего-то ты не понял! Вспомни определение всего гениального и уникального! Правильно! Гениальный безумец, гениальный глупец, взрослый с душой ребенка! Большой упрямый сказочник!! Это как раз то, что нужно! Значит, образ-то вырисовывается!
— Ну, не знаю, по-моему, только в сказках такое и бывает.
— А у нас-то что? У нас и есть сказка, хоть и для взрослых! Словом, я думаю, завязка нашей сказки для взрослых вполне удалась! Настало время окунуться, так сказать, непосредственно в самую гущу событий, тем более, поверь, читатель, там уже происходят преинтереснейшие вещи. Но обо всем по порядку.
Сегодня был день, которого Сергей ждал, затаив дыхание, несколько долгих лет. Момент истины, когда решалась не только его собственная судьба, его жизненный путь, прочерченный на десятилетия вперед. На карту было поставлено благополучие его семьи – бесконечно любимой Марии и маленького, но уже невероятно смышленого Юрочки. От выбора, который ему предстояло сделать здесь и сейчас, зависела, если угодно, судьба человечества, или, по крайней мере, качественное увеличение продолжительности его жизни. В этот день в одно из самых засекреченных военных КБ должна была прибыть представительная делегация, во главе с самим министром обороны, не без участия министра здравоохранения и президента РАН. Повод для столь высокого собрания был поистине значительным.
Сергей готовился к докладу, словно к генеральному сражению, изучив текст до последней запятой, уверенный, что готов к любым неожиданностям и поворотам судьбы. Над этим вопросом он работал со студенческой скамьи: дипломная работа «Виды человеческих аномалий и способы их регенерации» плавно перетекла в диссертацию, а затем стала главной темой всей его научной жизни. И хотя работа носила сугубо медицинский характер, вся научная и техническая база была предоставлена именно на территории военного КБ, по вполне понятным причинам: максимальное финансирование и передовое оснащение. Работа была проделана колоссальная, результаты, достигнутые научной группой, впечатляли, а перспективы казались поистине головокружительными.
– Уважаемый председатель, уважаемые члены комиссии, дорогие коллеги! – начал Сергей свой доклад по стандартной, отработанной схеме. Дальше последовали громоздкие и витиеватые определения, наводившие тоску даже на завсегдатаев подобных мероприятий. Но скука развеялась в тот самый момент, когда докладчик перешел к сути.
– Вашему вниманию представляется новая концепция в понимании развития и предотвращения любой патологии на молекулярном и клеточном уровне. Все прекрасно знают, что мертвая ткань, в частности, мертвые нервные клетки, не подлежат восстановлению. И это действительно так. Но скажите мне, многоуважаемые господа, – Сергей вошел в азарт и немного отошел от официального стиля, – почему же тогда клетки, находящиеся в мертвом состоянии, не отмирают вовсе? Вот, допустим, вы повредили ноготь. Что происходит? Старый сначала чернеет из-за образовавшейся под ним гематомы, потом засыхает и отпадает, а на его месте вырастает новый. Почему же тогда мертвые клетки не засыхают, почему не засыхают конечности у частично или полностью парализованных людей? Они же мертвы, неподвижны и лишены всякой чувствительности! Не знаете?
– Тогда я вам отвечу: они не мертвы в общепринятом смысле этого слова. Они, скорее, ранены, в большей или меньшей степени, но не мертвы, а значит, и не необратимо изменены. Я не стану утомлять вас рассказами о наших долгих поисках, ошибках и победах. Скажу лишь одно: сейчас у нас есть полная теоретическая база, неоднократно проверенная и испытанная, и мы готовы к практической реализации всех представленных наработок.
– Позвольте, молодой человек, – вдруг перебил его один из медицинских светил. – Вы хотите сказать, что способны возвращать подвижность парализованным конечностям и работоспособность поврежденным органам?
– Так точно! – по-военному ответил Сергей, работа в военном учреждении давала о себе знать. – Более того, при соответствующем финансировании, мы сможем решить задачу регенерации утраченных конечностей и органов в обозримом будущем.
– Ну, товарищи, это невероятно! Хотя, судя по выкладкам и расчетам, совершенно очевидно. Браво, товарищи, браво!
Вся комиссия, во главе с председателем, аплодировала Сергею стоя. В этот момент ему казалось, что перед ним открыты все дороги и перспективы. Так бы оно и было, если бы не одно «но». Ему предоставили все возможности: самую передовую по тем меркам лабораторию в закрытом военном городке под Москвой, неограниченное финансирование, но поставили одно условие, от которого зависела его дальнейшая судьба.
На третий день после выступления его пригласил к себе командир части, на территории которой располагалось КБ. Разговор оказался судьбоносным.
– Поздравляю, Сережа, ты молодец! Держался блестяще, разреши пожать руку. Сегодня звонили из Москвы, там уже готово место для тебя, оборудованное по последнему слову техники. Есть только одно условие, сам понимаешь, дело государственной важности.
– Я слушаю вас внимательно.
– Дело в том, Сережа, что у тебя нет права на ошибку, понимаешь? Через полгода в министерстве должен лежать полный доклад об удачном, подчеркиваю, удачном практическом опыте. И не просто над любым живым организмом, а именно над человеком. В противном случае проект закроют навсегда, слишком много противников в РАН. Более того, в случае неудачи на тебя будет наложен гриф секретности, и ты никогда не сможешь работать в этом направлении. Жесткие рамки, но и ставки высоки.
– Но позвольте, что значит полгода и сразу на человеке? Разве там не понимают о сроках апробации, о ступенях научного подхода? Разве им неизвестно о необходимости повторов для выявления нюансов?
– Не нужно, Сережа, рассказывать мне прописные истины. Я пытался донести это там, наверху, но вопрос поставлен именно так. Слишком многое на кону. Наши, так сказать, партнеры, давно над этим работают и вот-вот представят миру свои достижения. Мы должны опередить их, иначе нет смысла во всей этой операции.
– Да уж, Запад! У них лет десять такие разработки ведутся, и финансирование несравнимо с нашим. То, что мне сегодня предлагают, у них уже вчерашний день.
– Все, Сережа, это зависит не от тебя и даже не от меня! Условия поставлены, выбор за тобой. Советовать не буду. Можешь отказаться, тогда место в нашем КБ гарантирую. Но если уедешь, то пан или пропал.
Вечер выдался сложным, а ночь предстояла еще тяжелее.
«Допустим, поеду. Но шансов, что за полгода что-то получится, – десять к одному! Нужно хотя бы полтора-два года, а тут… И что потом? Идти простым инженером в задрипанную конторку и маяться ерундой? С другой стороны, будет ли еще такой шанс? Хороший вопрос».
«Что я скажу Маше? Разве не я говорил ей, что шанс дается раз в жизни, и им нужно пользоваться, иначе судьба не простит? Разве не я приводил примеры о том, что только идя до конца к цели, люди добиваются мечты! Что мне делать сейчас? Сказать ей правду: меня поставили перед сложным выбором, и я спасовал? Не думаю, что после этого буду выглядеть авторитетно в ее глазах. Она всегда придерживалась своей линии: не осталась в Москве после университета, хотя все шансы были, потому что верила в свою миссию здесь, в этом городе. Нужно что-то придумать», – отчаянно думал Сергей.
«Ну что, Друг, знаю, это обман, но разве для себя я стараюсь? Ты прав, для себя, но я люблю ее всем сердцем, и без нее мне в жизни делать нечего. Скажешь: на вранье счастья не построишь, но я расскажу ей все потом, когда в стране что-нибудь изменится. Ведь Россия только строится, и пройдут эти суматошные 90-е, и у меня будет шанс реализовать свой проект. Что? Почему бы не рассказать все как есть? Она поймет, да и злиться не за что. Не знаешь ты ее, понять-то поймет, но я потеряю в ее глазах то самое главное, изюминку, то уважение и восхищение, которое уже не вернуть. Ты скажешь, что потом, когда откроется правда, она тем более не поймет меня. Может, ты и прав, но у меня нет другого выбора. Может, и разрулится вся эта история, и не придется вспоминать об этом событии».
Так мыслил и разговаривал вслух Сергей со своим псом, верным другом, во время написания следующего послания.
«Если ты хочешь видеть свою семью в целости и сохранности, ты должен отказаться от проекта. И не советуем обращаться в различные инстанции и службы. Поверь, это все в твоих же интересах».
— Сережа, ты это видел? — Мария протянула мужу зловещую записку, сложенную из газетных букв, ее голос дрожал от подступившего страха. — Нашла сегодня в почтовом ящике…
— Да ерунда, Маш! Хулиганы, не иначе! — Сергей, как всегда, попытался успокоить ее своим невозмутимым тоном. — Не бери в голову, просто дурацкая шутка.
— Сережа, это не шутки! — Мария покачала головой, и в глазах ее плескалась тревога. — Скажи, кто вообще мог знать об этом проекте? Только ты, я и командир. Ведь кампания совершенно закрытая, практически «совершенно секретно». Я же подписку давал о неразглашении. То, что тебя посвятили, — уже государственная измена! Но ты же знаешь, у меня от тебя никогда секретов не было…
— Вот именно, а теперь подумай, кому это вообще нужно?
— Сереженька, милый, разве ты не видишь, что творится в городе? Разве ты не понимаешь, в какое время мы живем? Забыл стрельбу в клубе? Сколько там жизней оборвалось! Ты же сам говорил, кто эту мафию спонсирует, какие деньги у них крутятся, какие возможности! Если они от Запада питаются, значит, у них там все схвачено. Ты же рассказывал, что западные страны давно над подобными задачами работают, и для них это вопрос принципа — быть первыми. Эти нелюди ни перед чем не остановятся!
— Да ладно тебе страхи нагонять! Наши мафиози, конечно, отморозки знатные, тут не поспоришь, но чтобы против Отечества идти? Это уже предательство, это посерьезнее внутренних разборок…
— Ах, Сережа, сидишь в своем КБ и ничего не знаешь! Уже весь город шепчется, что у нас все давно Западу продано! Умоляю тебя, себя не жалеешь, меня, так хоть сына пожалей! Они же с ним что угодно могут сделать! Скажи, что для тебя важнее, что значимее?
— Успокойся, родная, хорошая моя. Откажусь я от этого проекта, если ты так просишь. Так и быть.
— И прошу тебя, любимый, чтобы ни одна живая душа не узнала об этой записке. Давай ее сожжем, а командиру скажи что угодно, хоть я заболела. Мне все равно. Ради спокойствия нашей семьи я готова на все.
— Все, считай, что уже сделано. Обещаю тебе и все выполню.
Это был первый и единственный раз, когда они говорили на эту тему. Единственный случай, когда Сергей обманул жену, и единственный раз, когда она его об этом попросила. Несмотря на то, что все сложилось как нельзя лучше — и от проекта Сергей отказался, и в глазах Марии он стал еще большим героем, и мужем, и отцом, и просто мужчиной, — с этого дня в их отношениях произошли едва уловимые, но уже необратимые изменения.
И если обман Марии был продиктован лишь одним — желанием защитить свою семью, и был вызван другим обманом, то едва ли его можно было считать таковым. Обман же Сергея был порожден лишь трусостью и страхом потерять расположение жены.
Больше они никогда не поднимали эту тему, но каждый чувствовал свою вину, хотя виновен был лишь один.
Каждое заседание отзывалось в душе Маши тоскливым эхом. Необратимость и нелепость её положения ощущались всё острее. Работа, некогда любимая, теперь всё больше тяготила. Конечно, она всегда с готовностью распахивала двери перед начинающими авторами, лелея слабую надежду: а вдруг сегодня, в этой груде макулатуры, мелькнёт искра – свежая мысль, оригинальный слог, дерзкая честность? Но год за годом на суд совета выносились клонированные повести и рассказы, лишённые искры божьей – ни смысла, ни полёта фантазии, ни вызова. Сама Мария, воспитанная на русской классике, впитавшая с молоком матери бессмертные строки, безошибочно угадывала фальшь и пустоту с первых же абзацев.
Её изумлял этот конвейерный подход к творчеству. "Ладно, – думала она, – можно запланировать выполнение заказа, выжать результат из спортсмена, но как можно предвидеть научное открытие или рождение шедевра? Да, можно создать благоприятную почву: подготовить научную базу, оснастить лаборатории. Творчество подпитывают события, как радостные, так и трагичные. Но ежегодные квоты в искусстве – абсурд! Если сейчас нет ничего достойного, а через несколько лет вспыхнет целая плеяда талантов – в этом и суть стихийности, непредсказуемости творческого процесса. И кто придумал эти объемные рамки для произведений? Четыреста тысяч знаков для романа – и ни буквой меньше! Как будто творчество должно во что-то вписываться. Оно должно заставлять думать, мыслить нестандартно. Только тогда это – настоящее искусство. А эти нормотворцы, интересно, читали русскую классику? Да львиная доля шедевров не влезла бы в их рамки! Нельзя измерять искусство объёмами, сроками, тиражами! Степень проникновения в душу, резонанс, вызванный прочитанным, увиденным, услышанным – вот истинный критерий. Всё остальное – шелуха."
Ещё печальнее было осознавать: если где-то в глуши и зреет самородок, пишет в стол, лепит из глины, – у него нет шансов пробиться. А если и повезёт, то попадёт он в лапы к какому-нибудь дельцу, вроде директора нашего "раскрученного" издательства. Все знают, откуда у него деньги: он в приятельских отношениях с губернатором, вернее, с его племянником. Тот опять подсунет свои фельетончики, не обращая внимания на плагиат. Все об этом знают, а толку? И я знаю, но что я могу? Подниму шум, а потом куда пойду? В суд? Там всё схвачено. Пошумят и затихнут. Меня уволят, и дорога мне – в сельскую школу. Я не боюсь, но здесь я могу хоть что-то сделать, у меня есть шанс увидеть настоящее! И тогда я не остановлюсь ни перед чем!
Эти мысли вихрем носились в голове Маши, пока она ждала начала заседания по выдвижению очередных "счастливчиков".
Всё шло по накатанной колее. На суд жюри были представлены десятки работ разных жанров и направлений. Каждый член жюри курировал своё направление, с произведениями которого знакомился заранее. Марии, как председателю, досталась проза – направление, по определению, самое "серьёзное". Она прочла пять романов о женской доле, предательстве и счастливом финале, пару научно-фантастических очерков и детективы в стиле Марининой. Выбор был невелик, и Мария решила руководствоваться не художественной ценностью, а социальными и экономическими аспектами. Она выбрала молодую журналистку с романом "Последние слезы". Роман ничем не примечательный, но девушка славная, искренняя, писала о том, о чём мечтала. Пусть попробует, победы не будет, но опыт – тоже ценность. Вторым выдвиженцем стала фантастическая повесть. Тут выбор был совсем скуден. Молодой человек писал уже не первую книгу, вроде бы легко и складно, даже издавался. Хотелось спросить: читал ли он старую фантастику, русскую или зарубежную? Там всё это уже было, только язык богаче и сюжет замысловатее. Но пусть хоть чем-то занимается, не пьёт.
К выбору детектива Маша подходила без энтузиазма. Зачем писать о маньяках, одержимых идеей фикс? Если уж говорить о глубине описаний, то "Парфюмеру" едва ли кто-то сравнится, хотя такие тонкости больше похожи на диагноз, чем на повествование. Да и писать-то не о чем! В каком городе мы живём? Кто нами правит? Кто в Думе заседает? Тут и выдумывать ничего не нужно: пиши, как есть, немного измени, если боишься, добавь художественных аллегорий – и всё! А у нас что? Маньяк, охотящийся за молодыми мальчиками – какая свежесть! Процент гомосексуалистов, по-моему, не менялся с незапамятных времён. Статистика, да и только! Ну ладно, пусть едет этот "маньяк", может, кто-нибудь из московского жюри пожалеет мальчиков, и что-нибудь получится, хотя я сомневаюсь.
После оглашения всех претендентов началась процедура голосования. Каждый член жюри называл своих, приводил аргументы, и, как правило, единогласно голосовали то за одного, то за другого соискателя. То же самое произошло и при голосовании за автора очередного шедевра "Смешное в людях", достаточно популярного Ивана Иваныча. Пришлось поднять руку, куда деваться! Но осадок остался.
В такие моменты ей хотелось схватить перо и описать эту действительность, это общество, где правят не законы, а личные пристрастия, где требуют показателей, не обращая внимания на качество. У нас могут писать о чём угодно, высасывать сюжеты из пальца, акцентировать внимание на неактуальных проблемах или превозносить сомнительные заслуги до немыслимых высот. Боже, думала она, ведь ничего придумывать не нужно, всё и так очевидно! Взять хотя бы наше сегодняшнее заседание – напиши всё, как есть, и вот тебе и сатира, и актуальность, и жизненность. И если бы так было только у нас, в нашем "клоповнике"! К сожалению, сейчас так везде. В политику и власть пришли либо преступники, либо марионетки, поставленные ими же. На эстраде – одни и те же лица, попавшие туда по понятным критериям. Даже в консервативном театре хватает случайных и пустых людей.
Обо всём этом она могла бы написать не хуже многих, а может, и лучше. Но знала, что это не её призвание. У неё были развиты воображение, образность, язык её был богат и не засорен модой. Она могла бы писать лучше некоторых, но не чувствовала себя профессионалом. Уж слишком высоки были её ориентиры! Вот почему она и не осталась в Москве, несмотря на то, что с отличием закончила университет по трём специальностям. И дело было не в Сергее, который успешно работал в местном КБ, благо предприятие было оборонным и финансировалось по высшему разряду.
Нет, при желании она могла остаться в столице, предложений было хоть отбавляй. Даже после ухода мужа из КБ, ей звонили друзья и предлагали работу в Москве.
Но Маша не поехала. Не только потому, что была привязана к родному городу. Она всегда чувствовала предназначенную ей миссию, интуитивно знала, что её ждёт впереди, что с ней случится что-то необыкновенное, настоящее, главное. Она должна быть здесь, и тогда, рано или поздно, она встретится с чем-то грандиозным, найдёт самородок и сама станет участником этих событий.
– Эх, – вздохнула Мария, вспоминая давний разговор с Кузьмичом. – Говаривал он мне, бывало, что есть в городе нашем самородок. Читал его вещи отрывками и так хвалил, так хвалил… Искра Божия, говорил, в нём горит. А Кузьмич слов на ветер не бросал. И встречу он нам назначить хотел, да только помер скоропостижно, царствие ему небесное. И ни фамилии того человека у меня не осталось, ни адреса, да и пять лет как в Лету канули. Где он теперь, жив ли вообще? Печально всё это, ой как печально.
Но теплится надежда, что пробьётся зерно истины сквозь любую тьму. Отыщет свой лучик солнца, вырвется на свет божий на радость людскую и будет долго-долго освещать им путь. Как рыцарь Ричард Львиное Сердце, не пожалевший жизни своей и отдавший своё сердце людям. Как безумцы, бросавшие вызов обыденности и серости, разрушавшие стереотипы и догмы, не боявшиеся быть непонятыми, отвергнутыми, даже забытыми. Да, верю я, что так и случится, и любое настоящее творение, пусть не сегодня, не завтра, а спустя годы, выйдет из небытия. Ибо истинно оно, ибо в этом и есть правда жизни, что сильнее любых условностей.
Ради этого я и работаю здесь до сих пор, всё ещё надеюсь найти то самое зёрнышко. Пусть не того неизвестного автора, о котором Кузьмич мне рассказывал, когда часто бывал у нас. Ещё в далёком детстве любили они с отцом моим беседовать и спорить, порой жарко, до ругани, но всегда по-дружески. А споры! Что споры – в них ведь истина рождается. И на сегодняшнем заседании нам надо было спорить! Да не о чем. А они спорили… и это было правильно, по-настоящему. Уверена, найдётся талант непременно! Богата Россия-матушка талантами, только не там они, не в очередях стоят, не толкаются в погоне за премиями, славой, деньгами, а живут спокойно и размеренно, дело своё делают, отчизну прославляя. И я найду их, обязательно встречу и сделаю всё, чтобы помочь им пробиться к свету и светить людям. И тот автор где-нибудь да проявится, пусть не сейчас и даже не в нашем городе, но непременно. Кузьмичу я верю. А стало быть, поиск продолжается! Пока жива надежда, он будет вечен.
Дорога к храму дышала величием, каждый камень мостовой, казалось, вторил значимости и неповторимости надвигающегося события. Отсюда, подобно молниям, пронзающим тьму, во все уголки империи неслась весть о событии, не знающем себе равных, событии, которому суждено было вскоре свершиться. Вдоль безупречно ровных аллей, словно изваяния из стали, застыли отважные воины. Напряжение вибрировало в воздухе, а предчувствие неминуемого свершения заставило даже гордых орлов парить сегодня ниже обычного, словно склоняя головы перед грядущим.
Никогда прежде в летописях великой империи не случалось подобного, чтобы сам Гегемон, воплощение власти и силы, выносил приговор и собственноручно приводил его в исполнение. За долгие годы своего правления он не раз подписывал указы о наказании сотен, тысяч людей, порой даровал и милость. Но никогда еще ему не доводилось лично вершить суд, тем более – казнить. Однако этот день был отмечен печатью исключительности. Сегодня, третьего дня, третьего месяца, третьего года по старому летоисчислению, должен был состояться суд над дерзким безумцем, осмелившимся бросить вызов самому мирозданию, самой Матери-Природе. И потому судить его мог лишь сам Гегемон.
– Как ты посмел усомниться в истинности и незыблемости нашего учения, бросить вызов самой природе бытия, подвергнуть сомнению основополагающие законы, дарованные нам самой жизнью! – гремел голосом, полным гнева, Гегемон. – Испокон веков мы, наши предки, предки наших предков жили по этим заповедям, и никто и никогда не дерзал восстать против самой жизни. Знаешь ли ты, какое самое страшное наказание тебя ждет? Ты будешь предан забвению!
– Забвение меня не страшит, ибо я чувствую правоту свою, – спокойно ответил осужденный. – Но скажу одно: все, что обо мне рассказывают, – ложь. Я не нарушал законов, я лишь научился по-новому толковать их ради блага людей. Я научил народ, как побеждать болезни тела, а главное – души.
– Ты научил! Да кто ты такой? Неужели ты не понимаешь, что никто и никогда не сможет изменить существующий порядок вещей, никто не сможет вернуть зрение слепому, а подвижность – безногому. Никто не сможет вложить знания в голову глупца! Это невозможно! Понимаешь ты, несчастнейший из людей? Невозможно!
– Счастье – вопрос философский. Я, например, считаю себя абсолютно счастливым. А о возможности или невозможности лучше меня расскажут простые люди.
– Да я и так наслышан о твоих подвигах. Со всех концов моей империи доносятся слухи: явился Творец, исцеляющий болезни души и тела. Но не верю я в это! Дешевый авторитет решил заработать, думаешь, народ купится на твои лживые истины?
– Истина не может быть ложной или правдивой, она едина и потому бесценна. А что касается выгод для себя, то мне ничего не нужно, у меня есть все, что мне необходимо. И этого никто не сможет отнять. Я просто научил людей жить в гармонии с самими собой.
– По моему глубокому убеждению, все беды людские – войны, конфликты, предательства, ложь, измена – происходят от страха и неуверенности, бессилия и малодушия. По-настоящему счастливый и гармонично развитый человек не нуждается в подобных поступках. В состоянии полного покоя и внутренней уверенности люди не станут унижать и оскорблять других, пытаться за чужой счет решать свои проблемы и удовлетворять свои нереализованные амбиции. Люди заставляют страдать других, страдая сами, им кажется, что если кому-то еще хуже, чем им, значит, они не самые несчастные, значит, есть ситуация еще более сложная и невыносимая. И от осознания этого им становится легче.
Все в нашем мире происходит не случайно, не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Каждому событию есть свое место и свое предназначение. И все это в развитии и строении является лишь бесчисленным повторением и разнообразным сочетанием элементарных частиц и основополагающих законов. Так же и любая материя, начиная от элементарных частиц, атомов и молекул и заканчивая громадными, практически непостижимыми для нашего сознания галактиками и солнечными системами, образована по принципу единообразия. Во всех системах существуют центры, вокруг которых, что называется, все вертится и развивается в прямом и переносном смысле этих слов. Вокруг них, точнее не всегда вокруг, ибо орбиты чаще имеют весьма растянутую ось вращения с большим коэффициентом растяжения, располагаются все остальные элементы системы, которых может быть бесчисленное множество. Но все они, непременно все, находятся в движении, некоторые порой весьма хаотичном и беспорядочном, другие – весьма спокойном и равномерном. Элементы пребывают в динамике относительно разных систем координат. Галактики рождаются, развиваются, угасают, рождаются вновь. Все это и есть бесконечный цикл мироздания, который бесконечен и необратим.
Собственно, по таким же примерно законам существуют и самые элементарные частицы, из которых и состоит вся материя, такие как атомы, электроны, протоны. Самые мельчайшие и самые огромные образования созданы по примерно одним и тем же принципам, и это далеко не случайно.
Любое живое существо в этом мире существует по определенным законам, придуманными не нами, точнее даже не придуманными, они, законы эти, были всегда и всегда будут. Они вечны, так же как вечна вечность, прошу прощения за каламбур. Центром, если угодно, основанием всего живого на земле, являются, на первый взгляд, очень простые и от того гениальные истины, некие основные законы жизни. Они нематериальны и не имеют физических величин или параметров, тем не менее, именно они и являются тем фундаментом, на котором все и строится.
– Постой, безумец! О каких законах можно говорить, допустим, применительно к царству животного мира, или к насекомым, или обитателям водной стихии? Я сам всегда был хорошим воином и с детства знаю, как жесток и коварен животный мир, и какие законы правят там. О какой нравственности или гуманизме может идти речь?
– Разве я говорил о нравственности? Да, совершенно верно подмечено, и о таких категориях, и о многообразии всего живого тоже сказано весьма уместно. Но разве я сказал, что законы одни для всех видов? Вернее сказать, разве для разных видов может быть идентичный набор этих истин? Нет!
Подобно тому, как центры в космических объектах могут быть разные, начиная от звезд-карликов, в которое превратилось, к примеру, наше Солнце, пройдя, правда, свою эволюцию… Но это здесь и не важно, сейчас не время углубляться в многообразие объектов Вселенной. Точно так же и в отдельно взятых живых системах возникают разнообразные, подстроенные именно под конкретные виды, законы и правила. И чем более организован вид живых существ, тем гуманнее правила эти должны быть.
Важно другое! Разум, а он свойственен любому живому организму, опять же, имеет различный уровень развития и организации, но есть у всех, начиная от одноклеточных и заканчивая самыми высокоорганизованными видами. И чувства, и эмоциональная сфера, и физиология – все это уже надстройка над базисом. Место же пустот, которых в любом объекте макро- или микромира предостаточно, занимает в живых системах то, что принято называть творческим началом. Это тот аспект жизни, который представляет незаполненную нишу, всегда открытую для всевозможных экспериментов, поисков, неожиданных решений.
Если отдельного представителя живой среды можно сравнивать с одним элементом элементарных частиц, то совокупность таких элементов, будь то весь класс отдельных разновидностей существ или человеческие цивилизации и различные государственные образования: империи, республики, монархии – сопоставляется с объектами макромира. Подобно галактикам, зарождаются и гибнут империи, сменяя одна другую, видоизменяется политический, экономический, социальный устой общества. Все возникает, видоизменяется, порой умирает, порой переходит в новую форму, точно так же, как и все живое в самом отдаленном и таинственном космосе. Меняется только бесчисленная цепь всевозможных комбинаций, но это безоговорочно и обязательно подчинено одним и тем же законам, вечным и истинным, как сама жизнь. И только правильное сочетание и выполнение этих законов и может продлить существование как отдельного элемента, так и системы в целом. Все это настолько просто в своем понимании, настолько же и сложно в своей реализации. Но, как ни парадоксально, это тоже является одним из принципов развития, ведь только через какие-либо трудности, трения и преодоления можно выйти на новый уровень в развитии, перейти, так сказать, на более высокий рубеж.
Подобно зарождению галактики, первые стадии которой сопровождаются вселенскими взрывами и большой хаотичностью, и жизнь любого человека начинается в преодолении этого первого, самого трудного препятствия, родового барьера. И этот первый крик каждый раз подобен взрыву сверхновой звезды, и в каждом из нас заложены и скрыты все силы и знания, тайны и отгадки. И никогда не будет развиваться гармонично человек без развития хотя бы одной составляющей. Исцеление тела невозможно без гармонизации духовной и эмоциональной составляющих, вернее сказать, оно возможно, но просто не получит человек того счастья и покоя, если будет здоров лишь телесно, а все другое не будет приведено в порядок. Точно так же обстоит дело и со всеми остальными аспектами и факторами жизни человеческой.
Общество в целом, подобно человеку, больше заботится о материальной стороне, считая, что, удовлетворив только этот аспект, можно обрести счастливое существование. Что является чаще движущей силой большинства империй и государств? Это желание стать как можно более богаче, могущественней, экономически развитей. И это так, и одновременно не так.
Жажда превосходства неминуемо рождает дух соперничества, ибо быть сильнее – значит быть сильнее кого-то, богаче – за чужой счет, могущественнее – над кем-то. Из этого произрастают корни военных конфликтов, от локальных стычек до мировых войн. Да, эти потрясения становятся катализатором промышленного и интеллектуального развития, толкая цивилизацию вперед. Но это движение мучительно медленное и неравномерное, ибо человечество тратит колоссальные силы на извечный вопрос: кто лучше, кто сильнее, кто могущественнее? Забывая при этом простую истину: все мы на этой Земле – единое целое, и лишь объединившись, сможем решать поистине глобальные задачи. Уверен, человечество шагнуло бы далеко вперед, если бы не тратило энергию на местечковые распри и бесконечное перетягивание одеяла. Перед людской расой давно бы открылись невиданные горизонты, настала бы эпоха, когда сама мысль о нехватке материальных благ канула в лету. Каждый мог бы позволить себе всё, что только пожелает. Человечество посвятило бы себя творчеству, саморазвитию, созиданию собственных миров, галактик, империй. И средств для воплощения этих замыслов было бы в избытке.
Вот некоторые из моих убеждений, которыми я делюсь с людьми. А что касается телесных недугов, то я глубоко убежден: человек обладает колоссальным потенциалом самовосстановления. Нужно лишь постичь механизм этого чуда. Ведь всё живое на Земле создано по единому образу и подобию, и в природе есть множество примеров, когда существа, менее разумные, чем человек, обладают поразительной способностью к регенерации после травм и аномалий. Взять хотя бы обыкновенных водяных червей, восстанавливающихся после потери большей части тела, или крокодилов, способных обходиться без пищи длительное время и практически не подверженных инфекциям. Список можно продолжать бесконечно. Важно одно: всё в мире построено по единому принципу, и нам нужно лишь научиться этому у самой природы. В этом нет никакого чуда, тем более противоречия. В этом – истина, чистая и незамутненная.
Как я уже говорил, наказаний я не боюсь, ибо самое главное у меня никто не отнимет.
– И что же это такое, безумец, что никто не в силах у тебя отнять? Чем ты так гордишься, что позволяешь себе говорить со мной с такой дерзостью? Со мной, которому не смеет перечить ни один человек от берегов Атлантики до вершин Гималаев, от ледяных северных вод до теплых морей южных океанов!
– Я говорю с тобой на равных, потому что все мы равны перед ликом мироздания, и это – часть моего учения. А что касается того, что никто не может у меня отнять и что я ценю превыше всего… Кого-то это, возможно, удивит. Знания! Да, именно знания – в самом широком смысле этого слова. Это и общечеловеческие представления о добре и зле, помогающие не утонуть в пучине страстей и соблазнов, и знания технического и гуманитарного характера, позволяющие постичь устройство мира, и, наконец, знания о физиобиологическом устройстве всех живых существ. Я убежден, что если с лица Земли исчезнет всё, кроме знаний, человечество сможет воссоздать утраченное, заново построить свою жизнь. Но если люди потеряют знания, они исчезнут в мгновение ока. И именно это знание дарует мне спокойствие. Мне не страшны ни смерть, ни забвение, ибо я успел передать людям свои знания, накопленные долгими годами, путем бесчисленных проб и ошибок, несмотря на предательство самых близких и дорогих мне людей. И этот очаг, очаг знаний, не сможет погасить никто и никогда.
– Всё, глупец, ты вывел меня из себя! Слуги мои, уведите его!
– Что прикажете сделать с нечестивцем?
– Ясно что! Я вынес решение! Этот самозванец переходит все границы. Мало того, что он не отрекается от своих учений, так еще и смеет говорить со мной, не склонив головы! Этого позволить не может никто. Посему выношу окончательный приговор, приговор единственно возможный и не подлежащий обжалованию.
Виновен!!! Приговор этот, как я уже сказал, окончательный, и исполнен он будет немедленно! Да будет так!
В то же мгновение разверзлась земная твердь, и со всех сторон к месту казни потянулись порождения тьмы: вампиры и вурдалаки, колдуны и ведьмы, черти и демоны – вся нечисть слетелась, чтобы воочию засвидетельствовать происходящее.
А на центральной площади народу был представлен Творец, в последний раз в его земной жизни. Его тело являло собой сплошную кровоточащую рану. Ноги были привязаны к высокому деревянному столбу, а руки распростерты в стороны, словно показывая, как далеки все от истины, и одновременно говоря: «Даже здесь, на столбе пыток, я готов обнять каждого из вас. Мне нечего стыдиться, я ничего не боюсь и ни о чем не жалею!»
Странным образом люди располагались по левую сторону от Творца, а по правую собрались все живые существа, населяющие Землю: насекомые и птицы, травоядные и пресмыкающиеся, рептилии и обитатели водной стихии. Здесь были все. Вместе с ними, едва заметные, стояли несколько старцев. Они молча внимали словам Творца, а затем так же молча удалились. Они ушли, не сказав ни слова, но то, что они увидели, услышали и почувствовали, они не могли забыть. Всю оставшуюся жизнь они ходили по свету и говорили правду о случившемся, несли истину. И не было силы, способной убить эту правду, ни у империи Велиара и Морены, с той самой поры образовавшейся, ни у грядущих чудовищных событий, о которых предостерегал тот, кто сейчас был ни жив, ни мертв.
Последними его словами были те, которыми он когда-то начинал свой разговор перед Страшным судом с Мореной и Велиаром, своими самыми близкими людьми, которые теперь оказались по разные стороны баррикад:
– Прошу вас, опомнитесь и не совершайте этой ошибки! Вы погибнете сами и погубите всех!
После этих слов он потерял сознание от истощения физических и духовных сил.
После чего вся эта нечисть вокруг столба, на котором в беспамятстве висел Творец, устроила подобие маскарада. Нечистивцы ликовали, выкрикивая фразы, похожие на заклинания: «Да здравствует великий Гегемон! Он вынес самый справедливый приговор! Виновный, бросивший вызов бытию, осужден, приговорен к забвению!»
«Победа, победа, победа!» – гремело эхом над толпой посланников тьмы.
«Велиар… беда, беда, беда!» – разносилось повсюду.
Эти слова пронеслись по всей округе. В тот же миг в воздухе возникло необъяснимое волнение, с небес обрушился оглушительный удар грома, раскаты которого слышались за сотни километров. Это был момент приведения в действие приговора – самого жестокого и несправедливого, самого тяжкого и долгого, самого страшного из всех, что когда-либо выносило человечество.
В тот же час вся земная тварь, все существа, населяющие планету, в едином порыве встрепенулись и замерли. Воды рек, морей и океанов на мгновение застыли, а в небе после ослепительной молнии образовалась зияющая, ничем не заполнимая пустота и безмолвие.
Всё вокруг словно говорило: «Нет!» Кричало навзрыд: «Мы одиноки! Его больше нет с нами! Нет того, кто понимал нас до самой сути, нет того, кто мог услышать сразу всех и каждого в отдельности. Он исчез, он даже не умер, он предан забвению, ему уготована самая жестокая кара и самая страшная участь!»
Как одиноко стало вдруг всем вместе и каждому в отдельности! Какую оглушительную пустоту и утрату ощутили живущие на свете люди! Было такое чувство, что ушёл близкий родственник, мать или отец, сестра или брат, муж или жена. Даже великий Гегемон, отличавшийся абсолютной жестокостью и невозмутимостью, почувствовал странную, доселе неведомую боль и пустоту внутри себя. Конечно, никто на Земле об этом не узнал, но с тех пор каждую ночь он приходил на место казни и долго смотрел в небо, пытаясь понять, что же произошло и откуда эта ничем не заглушаемая боль. Понять ему это так и не было суждено.
В этот день, 3 числа того же года и месяца, с Земли исчез не просто тот, кто знал все законы и истины, не просто тот, кто был роднее самых близких людей. В этот день всё человечество вынесло приговор себе. Оно лишило себя самого главного и теперь в своем дальнейшем существовании могло лишь уповать на счастливый случай да на госпожу удачу. С этого дня всё чаще стали появляться такие понятия, как судьба, везение и им подобные.
Люди сделали свой выбор, и неясно было, кто наказан больше: тот, кого обрекли на вечные муки, кому был вынесен самый страшный и безапелляционный приговор, или всё оставшееся жить, но обреченное на вечный хаос и страдания человечество. Ясно одно: лучше от этого не стало никому.