Сказочная путебродилка
"В избе на курьих ножках нынче дух печали царит. По образу Яги устроен нынче быт, царит внутри бесхозный вид. Для радости нет ей подспорья, Яга ногу с трудом влачит, что костяною в народе прозывают. Яге ненавистен утренний рассвет. И было ей с чего в уныние сойти... но ненадолго, своё натура возымела, железной челюстью проскрипела:
- Красавица моя, изба куриная, уж стерпи..."
Этаким вот нехитрым слогом начнёт поэт свою поэму. Но прозаик, нечета поэту, предложит изложение в стиле более приемлемом... народном.
Паутина хлопьями зависала по всей избе, паукам раздолье, а Яге... смачно причихнулось, что тому страстному поклоннику табака нюхательного добре так приложившемся к носу изрядной душистой понюшкой. Разве что и разницы, у одного радость с просветлением, а у другого от напора дыхательного челюсти железные капканом охотничьим клацнули.
Смахнула дерзкое паучье полотно с кривого носа, злобно прокляла вездесущих проныр с их полотнищами по всем углам да и с кряхтеньем старушечьим скатилась с припечка. Гулко пристукнула костяная нога по мощёному немытому бревенчатому настилу.
- Не изба, накат бревенчатый...
Злобно проскрипела, да с таким мерзким тоном, что бедная избушка на курьих ножках с остраху едва яйцо курицей не вынесла. Страшна хозяйка в нынешнем положении, уж кому как не ей, вечной спутнице Яги того не ведать. А старуха, если чего и выразила неприязненно сразу о том запамятовала. Недобро взглянув на замызганное гнусом оконце потянулась к стене, тряпицу с гвоздков сбросила, зеркальце в обрамлении кудесном стресканное к себе притянула:
- Ай ли я не краса-девица!?
С восхищением то ли вопросила, то ли затвердила зеркальцу ужасного вида бабка. Оскал недобрый, взгляд ожидающий. Ногтем по ободочку зеркальному провела, ноготь что коготь, заворочен, заострён:
- Ты прекрасна, – по мутной россыпи осколочной зеркальной движение прошло, голос тревожный возник в избе, осторожный, однако где-то внутри несколько и упрямый, – что коряга средь топей. Твоей красой только икоту изгонять, трав никаких варить даже не потребуется.
- Дерзкое...
Обращение не просто многозначительное, а действенное, по одному целому осколку зеркальному свежая трещина образовалась за движением не резким, а пыточным. Давила зеркальце упрямое Яга когтем гнусным. Давила что по живому телу, со знанием пытливым.
- Сколько ещё станешь надо мною измываться, – в тоне и обида, и усталость, и огорчение, зеркальце пытка Яги была ощутимо неприятна, – как час твоего рождение, всё к одному сводишь, меня изводить, да на сколы скрошивать. Уж приди в себя...
- По дерзости и наука...
Яга ещё крепче ногтем к поверхности зеркальной приложилась, сколы уж едва ли только на честном слове и держались.
- Я ль на свете всех прелестней!? – продолжала Яга измываться над зеркальцем волшебным.
- Цвёл прелестный райский сад, пели птицы, тёк ручей, под журчание его мирно спали царь-девицы. А тебя, Яга Анфиса, в том краю ни знать не знали, и дружить с тобой не стали даже в час великой страсти по любовному соитью. Принцы ходят к тем девицам, а тебя и от порога не пускают за ограду. Так скажи сама мне ты, так мила ль своей красой миру ты Яга Анфиса?
Мерзкий хохот заполнил все углы избы. Настолько жуткий, что даже пауки забросив вс е свои дела бросились прятаться по щелям:
- У кого-то вредный характет, к похабному повернула?
- Я случайно, – буркнуло волшебное зеркальце с сожалением и стыдом затуманиваясь тёмной ночью по всему своему истёрзанному лику, – я не то хотела выразить...
- Упущенного не изловить, в силки уж не запереть.
Довольная Яга отвернулась от осрамившегося зеркальца, настроение вернулось в благости душевной к дню зачинавшемуся. А день сегодня знаковый – день рождения Яги. Сегодня будет великий праздник. И знаково краше всех прошлых празднеств, как и положено тому быть. Яга Анфиса ступила за порог.
- Бабушка проснулась!
Чёрный кот, этакий детина переросток, как в народе кажут некоторые на мальцов не по возрасту размером в косую мужицкую сажень плечевую вымахавших. Здоровый, с телка полугодовалого, до мышей пусть и падкого, но сильно не сноровистого к их ловле кот сидел на длинной дубовой лавке за потемневшим от времени не крашенным дубовым сельским столом. В лапах кружка молока, на усах вершки молочные капельками скрапавших, морда в ухмылке радостной хозяйку приветливо оглядывает... приветливо и настороженно в потаённой глуби огромных глаз разных расцветок. И определив настроение Яги как благостное вальяжно расслабился. Уж кому-кому, но только не ему от хозяйки каверз нынче огребать.
- Я тут это...
Перехватывая старушку прямо у порога, косматый мужичок деловито затупил Яге дорогу:
- Не поспел я...
В руках сундучок запертый на увесистый замок.
Словно по характеру складному с Ягой нынешней на подхвате в воздухе заярились метла с ухватом. Мужичок съёжился под неодобрительный взор бабы Яги. И уж отхватить ему тумаков от сподручных избовых Яги, но смилостивился взгляд. Кивнула мужичку, заступая обратно в избу:
- Вноси уж праздничную уборку, – проскрипела железной челюстью, голосом, что совсем никак не источал отзвуком своим ни капель весеннюю, ни песнь журавлиную, а скорее на жернова скрипучие походившим.
- Давай, мы сами с хозяйкой, Проша.