- Рот пошире. И не крутись! Весь пол мне укапаешь…
Анатолий обречённо вздохнул и, уже не стараясь скинуть с плеча цепкую женскую ручку, проглотил очередную ложку риса.
Есть с завязанными глазами было совсем непросто, и от души зачерпнутая овощная подлива тонкой струйкой побежала по подбородку.
- Вот же… - с чувством пробурчала одна из его мучительниц. – Не было в доме мужиков, и грязи не было!
Толик хотел было ответить, что не надо этих самых мужиков похищать, тогда они не заведутся. А уж если ему руки развязать, то и пол чистым останется. Но всё это было уже сказано за последние несколько дней не один раз.
Обращались с ним очень даже сносно: домашняя кухня, туалет, сон без ограничений и никаких требований. Совсем никаких. Странное похищение.
Мучительниц было двое. В глаза-то он их не видел, и к нему они заходили раздельно: обычно молчали, но походка, поведение… Да, это были две разные женщины. К тому же иногда Толик удостаивался мимоходом брошенных реплик. Та, что была с ним сейчас, просто излучала старательно сдерживаемое недовольство. Пленник раздражал её словно не в меру засидевшийся гость. Вчера он даже пытался спровоцировать «ворчунью», чтоб хоть как то прояснить обстановку. Толик вполне допускал, что после пары-тройки базарных оскорблений, женщина разозлится и съездит по морде или ещё куда… Но хоть заговорит! Просчитался…Ему просто заклеили рот.
Вторая приходила чаще. И не столько по прямой надобности… Она вилась вокруг него как кошка, гладила по щеке, чуть разминала плечи. Иногда её шаловливые пальцы забирались под футболку, и лёгкие прикосновения щекотали кожу. Толик не знал, как на это правильно реагировать. Действия вполне подпадали под статью о сексуальном домогательстве, если бы домогательства к такому лосю как он, не казались мужчине полным бредом.
Ложка громыхнула о дно пустой посудины. Ужин закончился. Губ коснулась салфетка, вытирая остатки подливы.
- Пить? Туалет? Душ? – ледяным тоном поинтересовались у него.
- Сауну и девочек, – не удержался от ехидства Толик.
Следующим звуком был хлопок закрываемой двери.
Потом пришла она, вторая. Тихонько уселась и замерла. Мужчина кожей чувствовал, что его рассматривают. Да, что уж там, практически раздевают глазами. Толик горделиво расправил плечи. Не качок, конечно, и работа сидячая, зато одна втюрившаяся в него девица всё твердила, что он вылитый Хью Джекман. Дура полная, но приятно. Пусть и эта слюни попускает. Страшная, наверное, как атомная война, недотр… недолюбленная.
Сама собой на губах расплылась ухмылка. Ситуация нестандартная, но на третий день как-то даже привыкаешь. К тому же можно попробовать развести эту золушку, она помягче, поподатливей.
- Солнышко, прояви милосердие, - беззащитно–ласковым голоском протянул Толик, - уж очень руки тянет.
Есть! Подошла, присела рядом. Провела рукой по запястьям, подёргала какие-то узлы.
- Спасибо, солнышко, - проворковал мужчина, стараясь обернуться примерно в её направлении. – Вот ты хорошая, не то что подружка твоя, злюка.
Диван, на котором его расположили, тихонько скрипнул. Золушка, видимо, собралась уходить.
- Куда же ты? – огорчённо протянул Толик. – Мне же здесь скучно… и темно. Я ж не попугайчик, чтоб меня зашторивать. Так можно и глаза испортить. Давай, пока этой злюки нет, я проморгаюсь, а ты мне расскажешь что-нибудь, познакомимся…
Похитительница немного помедлила, затем тихонько приблизилась к нему. Мужчина замер, как рыбак, только что забросивший наживку. Прокатит или нет? Золушка наклонилась к нему вплотную, почти касаясь уха губами, провела пальцем невидимую линию от виска вниз по скуле и тихо, но отчётливо произнесла: «Скоро всё закончится».
Толик остался один. Нервно поёрзал на мягком сиденье. И как это надо было понимать? «Скоро всё закончится». До последнего казалось, похищение - просто розыгрыш, ну или, по крайней мере, не так уж страшно. А вот сейчас пробрало. Как-то нехорошо прозвучала эта фраза, слишком просто и коротко, как в конце фильма на экран выплывает: «The end».
Мужчина проверил руки и довольно усмехнулся: золушки, они такие наивные, что даже врать стыдно… иногда. Сейчас не стыдно. Ну, подумаешь, не клюнула на знакомство, повязку не сняла. Самолюбие, конечно, царапает. Если уж Анатолий начинал стараться, то девушки обычно снимали всё, что он попросит, а тут только ухо обслюнявила. Да и ладно, будем считать, что не очень хотелось. Золушки народ дикий и от ласки иногда впадают в ступор.
Верёвка на запястьях поддавалась плохо, но уже – хлеб. Ослабить один виток, не спеша, без психов и бесполезных рывков. Первый виток – самое сложное. Впереди вся ночь. Толик непроизвольно поморщился: всё-таки больно. Кожа точно слезет. На курсах так не затягивали. Всё было достаточно условно. Ещё бы, если после каждого занятия народ расходился бы с полопавшейся синюшной кожей и резаными мышцами, учеников у местных гуру непременно поубавилось.
Ничего. Мужчина выдохнул. Пара часов мазохистских усилий и он больше никому не позволит кормить себя с ложечки! Возможно, дом далеко, а денег нет даже на метро, но этим он озаботится позже. Не хочется проверять, что удумали эти две психованные козы. Парень надеялся, что только две. Мало ли… может там целое стадо во главе с каким-нибудь козлом!
Верёвка поддалась. Толику хотелось смеяться. Что съели? Куда там Бонду с его супер примочками. А вот так, голыми руками слабо? Не зря из всех оплачиваемых фирмой курсов он в своё время выбрал именно «освобождение от пут». Большая часть мужского коллектива, правда, выбрала более активные направления: рукопашный бой, метание ножей, стрельбу из лука, даже танцы… Вот и сидел бы сейчас на этом диване Робин Гуд хренов, ждал, когда перо с шапочки в одно место воткнут.
Мышцы всё-таки затекли. Мужчина сонно потёр глаза свободной рукой и огляделся: две неубранные постели и тишина… Да что они, офонарели, что ли?! Бросили его тут одного в такой позе?!
- Эй! – вскрикнул Толик, прислушиваясь.
Из маленькой кухоньки выглянула пегая золушка с половником в руках.
- Проснулся? – заулыбалась она, словно директор по-дружески заночевал в гостях.
- Что ты на себя напялила? – обомлел Анатолий, забыв, что собирался требовать.
Девушка сменила полосатую пижаму, в которой он имел удовольствие лицезреть её ночью, на совершенно дикий наряд. Высокую грудь обтягивала ярко-красная блузка с такого же цвета плоским бантом на плече. Чёрная струящаяся юбка имела ассиметричный подол, уходящий от бедра правой ноги по диагонали до щиколотки левой. Каштаново-белая грива была собрана в высокий испанский узел.
Золушка зависла, удивлённо на него таращась, явно не ожидая такого наезда.
- Ты похожа на цыганку! - возмутился мужчина. – Эта блузка неприлично яркая. Ладно, её ещё можно одеть с бежевыми брюками, но юбка… это вообще атас!
- Кажется, мне понятно, почему жена решила тебя пристрелить, – вздохнула золушка, когда дар речи к ней вернулся.
Она легко развернулась на пятках и снова двинулась на кухню.
- Эй, ты чего? Обиделась? – растерялся Толик.
Девушка обернулась в задумчивости.
- Ну, как тебе сказать… Вообще-то, да!
- Я ж по-доброму, - опомнился директор.
- По-доброму, - повторила она, сдержав дрогнувшие в улыбке губы, - ну-ну…Что надо-то от меня?
- Всё! – честно признался Толик, - но в первую очередь, запястья обработать. Я верёвкой растёр, а потом ещё наручники! Жутко щиплет, наверное, уже гангрена началась.
Мужчина тихо злился. Он ей тут про заражение крови толкует, про дикие боли, а она лениво так по квартире вышагивает, вспоминает где аптечка. Счёт, наверняка, на минуты пошёл! Если вообще уже не поздно… Толик прислушался к ощущениям: порванную кожу терзали злостные, невидимые муравьи, во рту пересохло, на лбу выступила испарина.
«Температура поднимается», - вздохнул он про себя.
Вслед за этой мыслью слегка закружилась голова. Директор со всей ясностью представил себе, как жуткая анаэробная зараза ползёт по его телу, деформируя мышцы и надувая ткани сероводородом. Теперь всё ясно… Он умирает.
Толик с мрачным достоинством пытался принять неизбежное, когда эта меланхоличная сомнамбула всё же приземлилась рядом и принялась осматривать запястья. Поздно. Слишком поздно. Но он её прощает. Он всех прощает…
- Ну, бинтовать тут точно нечего, - беззаботно выдала она, протирая ранки чем-то щипучим, - да, в общем-то, и заклеивать тоже. Само через пару дней пройдёт.
- Тебе пластыря, что ли, жалко? – зашипел Толик.
Он тут на краю могилы, а она перекисью водорода протёрла и отваливай. Само заживёт! Но головокружение действительно как-то резко прекратилась.
- Да ради бога, - пожала плечами золушка, - хоть по локоть замотаю.
Неторопливо закончив медицинские процедуры, девушка убрала аптечку и, повертев в руке маленький ключик, сняла с пленника наручники.
«Дошло с суточным опозданием», - ехидно отметил про себя Толик.
В этот раз у его обаяния был какой-то слишком отсроченный эффект.
- Спасибо, солнышко, - ласково улыбнулся директор, стараясь томным взглядом закрепить положительный прогресс.
- Если решишь сбежать или, не дай бог, со мной что-то случится, - спокойно разъяснила золушка, - дырка во лбу будет последней, но далеко не первой и не единственной. Понял?
- Фу, какие мысли у тебя кровожадные, - показательно надулся Толик, - а я думал, что мы подружимся. Только ты и я…
- То есть со мной дружить не обязательно?
В комнату совсем некстати ввалилась брюнетка с кучей пакетов из супермаркета.
Мужчина, тяжело вздохнув, поплёлся в ванную, оставив подружек доваривать суп и потрошить покупки.
«Господи, какое здесь всё маленькое, узенькое и низенькое, – поморщился он про себя, минуя повороты издевательски изломанного пространства, - не квартира, а набор углов».
Кухня оказалась ожидаемо убогой: бежевые обои в шизофренично мелкий цветочек, на полу вытертый линолеум, плита, раковина и… и всё. От накатывающего уныния спасал только вишнёво-шоколадный тортик, уже распакованный и порезанный на аппетитные, ровные кусочки.
- Ух, ты! – Анатолий сходу завис над единственным светлым пятном в этой квартире. – У кого день рождения?
- У тебя, - ухмыльнулась брюнетка.
- Суп сначала! – пегая позади него уже разливала своё творение в найденную на полке посуду.
Мужчина ещё раз тоскливо огляделся.
- Едите вы тоже на полу? Или втроём пойдём на кушетку?
Брюнетка насмешливо фыркнула и двинулась к куче хлама под раковиной. Через минуту Толик восседал в центре компании на самодельной скамье, собранной из пары алюминиевых вёдер и доски от подоконника.
- А я и не знал, что киллер – настолько нерентабельная профессия, – директор вяло ковырялся в тарелке, развешивая по краям ненавистную морковку. – Похоже, вам вперёд учителей льготы нужны. Ну там, проездные бесплатные, коммуналка… А то вымрете, как класс.
- Сейчас сидели бы на диване, если б ты из него поленницу не сложил, – пегая недовольно глянула на его «плавание» в супе и, выходя из-за стола, отобрала тарелку.
- Одни убытки от тебя, - вздохнула брюнетка, подтягивая к себе кусочек торта.
- Нет, а что я должен был? – возмутился Толик, проделывая тоже самое с вожделенным куском с вишенкой. – Ждать, когда вы с духом соберётесь и всё-таки пристрелите?
Помидоры, увядающий пучок укропа, сыр… Толик закрыл дверцу холодильника. Пару секунд буравил её хмурым взглядом фокусника и снова полез внутрь агрегата. Сыр, укроп, помидоры…
- Абракадабру забыл.
Пегая, поднырнув под руку мужчины, вытянула яблоко из чёрного пакета.
- Я, конечно, понимаю, - вздохнув начал мужчина, - хорошо готовить сложно. Не всем дано.
Девушка сощурилась и вцепилась зубами в яблоко, не сводя с директора глаз.
Жест получился какой-то слишком хищный и неприятный. Толик скривился: что за народ? Никто не терпит критику.
- Но можно хотя бы готовить с мясом? – терпеливо продолжил он. – Я же не маленький козлик, чтоб одной капустой питаться!
- Нет, ты не маленький козлик, - прожевав, согласилась Маша, - ты вполне половозрелая особь. Но я даже таких не ем. Ясно? Вообще скотинкой не питаюсь.
- И никому не советует, - раздался из другой комнаты насмешливый голос брюнетки.
- Жалко мне бессловесных тварей, - ровно пояснила девушка.
- А иногда и языкастых тоже, - откровенно издевалась Антуанетта.
- Шёл бы ты к своей батарее. Там тепло. А когда спишь, есть не хочется.
- Уснёшь тут, - буркнул мужчина. – Сегодня: «Ой, какой хорошенький!» А завтра по темечку и в канализационный люк.
Толик в третий раз полез в холодильник, на этот раз узрев в дверке ещё и бутылку персикового сока. Махнув рукой на попытавшуюся что-то возразить пегую, сделал большой глоток и, изумлённо вытаращив глаза, бросился к раковине. Судорожно отплевавшись, повернулся к невозмутимо жующей киллерше:
- Что это?! – прохрипел он, с отвращением косясь на желтовато-оранжевую густую массу.
- Оливковое масло.
- О, господи! – в сердцах воззвал мужчина, полоща рот под краном. – Кто ж так делает?! Может у вас и вместо ополаскивателя серная кислота?
Продолжая ворчать, Толик ухватил бутылку «Лесного бальзама» и потянул её в рот. Пегая как-то резко слиняла с лица и в один прыжок оказалась рядом, выдирая из его рук зеленоватую жидкость.
- А, нет… не в этой бутылке, - пробормотала она, возвращая ошалевшему директору пузырёк.
На следующее утро беготня началась рано. Определённо рано для того, кто никуда не торопится. Мужчина натянул на голову трофейное одеяло, чтоб не слышать у самого уха звонкую дробь каблуков и бестолковое щебетание. Конечно, их не беспокоил тот факт, что некоторые ещё спят! Через полчаса хаотичных метаний по квартире наступил долгожданный покой. А вот спать расхотелось. Толик поднялся с пола, размял спину, бормоча себе под нос о женевской конвенции и правах человека. Не спеша побрился оптимистично-розовым станком, сварил кофе. Прихватил из комнаты одеяло, постелил его поверх перевёрнутого ведра и, привалившись к стене с чашкой горячего напитка, принялся стратегически мыслить. Пытливую работу мозга прервал шум с лестничной площадки. Толик встрепенулся и уже через пару секунд прилип к дверному глазку. В поле зрения попала бабка в выцветшем халате, видимо соседка, и невысокий мужчина, стоявший к наблюдателю спиной. Судя по всему, бабка что-то увещевательно требовала, а мужик отнекивался и порывался уйти.
- Алексей, ну ты же милиционер! Ты знаешь, что там в двадцать пятой? Там же бордель! Каждый вечер к ним ходят и ходят, дверью хлопают, музыка гремит…
- Елизавета Семёновна, я давно уже не милиционер, - устало поправил её мужчина.
- Полиционер! – вспомнив нужное слово, понимающе закивала бабулька. – Или как вас там теперь… Но это не важно, главное – ты в Органах! И я хочу тебе страшное дело сообщить…
- Неделю назад проверяли ваших соседей. Нет там ни притона, ни наркотиков, ни террористов - просто студенты, - скучающе-вежливо улыбнулся гость.
- Да как это так! – не унималась старушка. – Что ж ты мне не веришь, что ли? Я ж тебя с маленьких знаю, когда ты ещё во дворе здесь бегал, я ж тебя по выходным нянчила... Вот прямо сейчас пойдём, сам всё увидишь!
Не по годам шустрая бабулька схватила мужчину за руку и потянула за собой вниз по ступенькам. Полицейский вынужденно сделал пару шагов и остановил её, мягко взяв под локоть.
- Елизавета Семёновна, я только поэтому сейчас и пришёл. Потому что знаю вас и не хочу, чтоб вы себе проблем наживали. Не надо каждый день в отделение звонить и жалобы писать не надо. Не будем мы никуда вламываться.
Соседка что-то ещё запричитала про доказательства, про фотографии и скрылась в квартире, а мужчина, тяжело вздохнув, остался её дожидаться.
Толик облокотился о дверь и с силой поскрёб затылок. Что же делать-то?! Полицейский - это шанс! Раз уж сама судьба подкидывает такие подарки, то ими нельзя пренебрегать. Что ему тут наговорили эти клуши? Кто их знает? Может они больные просто-напросто? Стараясь унять нервную дрожь, директор метнулся на кухню, немеющими пальцами схватил карандаш и нацарапал на картонке от чайной коробки:
«Меня похитили. Спасите!!!»
Потом опять прижался к глазку: полицейский всё ещё маялся на площадке. Можно было просто заорать. Но в голову отчего-то полезли сомнения. Вдруг золушки не пошутили? Если его и впрямь начнут искать какие-то маньяки, то целый дом свидетелей ни к чему. Не было его тут. И никого он не знает.
Впервые порадовавшись убогости квартирки, директор склонился к щели между дверью и порогом, свистнул и протолкнул картонку с письменами как можно дальше.
Полицейский обернулся. Глянул на дверь, на ободранную бумажку и снова уставился куда-то в сторону. Толик ещё раз возмущённо свистнул. Мужчина на площадке медленно, неохотно наклонился и поднял с пола клочок картонки.
Директор рукой придерживал прыгающее сердце: «Он читает! Читает! Ура!» Скоро его спасут от этой убогости и морковного супа! Ну, и от киллеров, конечно, тоже… И вдруг внутри всё сжалось. Словно Толик с размаху влетел в кирпичную стену. По лестнице мило щебеча, поднимались золушки!