Скитальцы

Джунгли будущего

Когти отросли за время долгого сна, впились в землю. Ирна чувствовал ее, податливую, рыхлую, но шевельнуться еще не мог. Явь обступала медленно, подползала теплом гнезда, запахом слежавшейся хвои.

Потом он услышал сердце. Оно забилось быстрее, громче, каждый удар разгонял кровь, и от этого как иголками кололо кожу. Шерсть вставала дыбом, уши вздрагивали, а пальцы сжимались сами собой. Дыхание стало рваным, свистящим, затем успокоилось. Когти пропахали борозды в полу, освободились, и только тогда Ирна сумел открыть глаза.

Он долго лежал, вглядываясь в проблески света и провалы теней, и заново привыкал к телу. Оно казалось неповоротливым, тяжелым, – не то, что в сновидениях. Но явь важнее грез, важнее, важнее, даже сейчас, в ужасное время.

Ирна упрямо цеплялся за эту мысль, повторял ее – двенадцать раз, как заклинание. А после потянулся незримым путем, позвал без слов:

«Ирна-кирзи!»

Двойник откликнулся тут же, будто ждал:

«Ты проснулся! Я так скучал, прилечу совсем скоро».

Ирна улыбнулся, в груди разлилось тепло. Явь и правда лучше снов.

Если напрячься, можно перехлестнуть душу двойника своей, взглянуть на мир его глазами. Но Ирна не решился. Двойник далеко, на растрескавшейся земле или возле умирающего моря. Видеть это больно.

«Сколько я спал?» – спросил Ирна.

Двойник ответил:

«Двенадцать лет».

Так долго! Двенадцать лет, колдовское число. Нужно скорее добежать до хижин, узнать, что принесли эти годы. И Вирута, Вирута, встретит ли его? Прощаясь, она говорила… нет, нельзя думать об этом.

Ирна попытался сдавить страх, как песок в горсти. Но не сумел, двойник все равно почувствовал. Попросил:

«Не засыпай снова, пожалуйста, пообещай, что дождешься меня!»

Конечно же, Ирна пообещал.

Гнездо завалило хвоей и опавшей листвой. Лаз не желал открываться, плетеная крышка заклинила, тут и пригодились когти. Скоро они сточатся о камни и стволы деревьев, но пока – острые, длинные. Как люди живут без когтей? Двойник смеялся, когда Ирна спрашивал об этом, давным-давно.

Выбравшись из гнезда, Ирна замер. Каждый раз после долгого сна он готов был обмануться, почти верил: мир исцелился и ожил. Ведь свежий ветер обещал прохладу осени, птицы перекликались в вышине, а сквозь полог ветвей сияло небо.

Но стоило вглядеться внимательней, и чары рушились. Ирна помнил из снов – небо должно быть чище, синей. И его цвет исказила не дымка, а хрустальный свод, тот, что построили люди. Вокруг – не бескрайняя чаща, а островок зелени и жизни, и прозрачный купол укрывает его, защищает от духоты и яда.

Но воздух пах так сладко, и голоса птиц утешали. Ирна вздохнул. Неужели он хотел сломя голову мчаться к хижинам? Нельзя бегать в Лесу Тишины, нельзя тревожить других спящих. То здесь, то там среди деревьев виднелись крыши их гнезд. Нужно осторожно прокрасться мимо. А потом задержаться в Чистой Лощине, нырнуть в горячий источник, пройти под ледяным водопадом. Лишь после этого можно явиться родным. И двойнику.

Когда Ирна вышел к хижинам, тени уже удлинились. Ползли навстречу, рассекая поляну, и солнце било в глаза, медленно опускалось за верхушки деревьев. Ирна сощурился, заслонился от лучей и огляделся.

Хижин не стало больше. Часть одряхлела, другие вовсе стояли заброшенными: ни свежего лапника на крышах, ни осенней росписи над дверьми и окнами. Запах общинного костра был едва приметным, – тень, а не запах. Еще рано, огонь дремлет, тлеет под камнями на лугу, но к вечеру очнется, взметнется ввысь. Все шаншу соберутся там, придут и люди, что гостят в лесу.

Ирна уже решил, что его хижину разобрали или перенесли, – а потом вдруг разглядел. Ее заслонили деревца: вытянулись, распушили ветви, листва серебрилась и дрожала. Разноцветная краска на стенах потускнела, знаки стерлись, неужели Вирута не рисовала их заново каждый год? И где ее дом, он стоял совсем рядом, но от него ни следа не осталось, землю скрыли высокие стебли. Усталые, они уже клонились к земле.

Тогда, прощаясь, Вирута сказала…

– Вирута! – позвал Ирна. В три прыжка домчался до своей хижины, распахнул дверь. Заметался по пустому жилищу – всюду пыль, мертвый очаг, нетронутая лежанка. Ирна сорвал плетеную занавесь запасного лаза, выскочил наружу. – Вирута! Я проснулся! Где ты?

Ему ответил незнакомый голос.

– Долгий сон отпустил тебя. С возвращением, странник.

Ритуальные слова, спокойные и легкие. Стыд затопил душу, захотелось исчезнуть, убежать. Из долгого сна черпают колдовство и мудрость, а что принес с собой Ирна? Страх и безумие?

Он обернулся. На тропе стояла молодая шаншу – незнакомая, родилась и выросла, пока он спал. Солнце золотило ее шерсть, скользило по обнаженной коже ладоней, по сточенным когтям. Шею оплетали бусы, светящиеся, яркие – подарок ее двойника, не иначе.

– Ты Ирна? – спросила она. – Я отведу тебя.

Двойники

Когда Шарка отключал фильтры восприятия, мир становился оглушительным.

Шарка слышал, как мчатся по шахтам подъемники, как вагонетки движутся под землей; слышал речь других роботов и сигналы лишенных разума машин. Ощущал приглушенное толщей скал движение лавы; чувствовал бури в магнитном поле планеты и приближающийся солнечный ветер. Слышал позывные кораблей на орбите и даже голоса звезд, прошедшие сквозь время.

Громче всего были импульсы в его собственном теле. Металл, пластик и электричество окутывали сознание Шарки, удерживали, не давая вырваться наружу, и звенели, вспыхивали мириадами сигналов. «ОПАСНОСТЬ! – кричала система контроля. – Задействованы все резервы! ОПАСНОСТЬ!»

Он знал, что предупреждение верно – он ослеплен, оглушен, каналы восприятия переполнены. Но он хотел увидеть, отследить и понять один-единственный сигнал.

Но его не было.

Не было нигде.

– Шарка, прекрати! Подними фильтры!

Эти слова вонзились в сознание электрическим разрядом, на миг перекрыли все.

Шарка послушался.

Он вернулся фильтры, один за другим. Блокировал даже те каналы, которые обычно были открыты. Оставил лишь доступные для людей.

Он видел – но в узком спектре, – и от этого комната казалась полутемной. Разноцветные индикаторы переливались на стене, тускло мерцал монитор.

Звуковой канал стал таким слабым, что тишина казалась абсолютной.

Воздух был разреженным, ядовитым на вкус. Поэтому здесь не жили люди. Здесь работали роботы.

Даатана стоял совсем близко, его темные металлические пальцы касались запястья Шарки. Шарка знал – этим прикосновением Даатана передал свою мысль, прорвался сквозь оглушительный шквал сигналов.

Но если сейчас Даатана и продолжал говорить – Шарка не слышал его. Шарка видел свет в глазах Даатаны, видел имя, выгравированное на плече, чувствовал прикосновение, – но не слышал ни слова.

Даатане придется говорит вслух.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Даатана. Его голос звучал ровно, как запись, и совсем не был похож на обнаженную электрическую мысль, пронзившую сознание секунду назад. – Ты же знаешь, это опасно. Твой двойник еще не проснулся. Это опасно и для него.

От этих слов один из барьеров восприятия исчез – и Шарка увидел другой мир, существующий только во сне.

Настоящий мир не пропал – по-прежнему рядом стоял Даатана, по-прежнему мерцали индикаторы на стене, а по монитору ползли волны графиков и колонки цифр.

Но одновременно Шарка видел другой мир. В этом мире жил двойник, и Шарка смотрел его глазами.

Там, в иллюзорном мире, было утро.

Солнце наискось расчерчивало комнату, вспыхивало на моделях машин и космических кораблей, на книгах, разбросанных повсюду. За окном был город – город высоких домов и широких улиц, огромный, живой, – и там наступала весна.

Двойник собирал вещи – книги, тетради, карманный компьютер – запихивал их в пестрящий нашивками потрепанный рюкзак. Шарка знал, что скоро двойник выйдет на улицу.

Двойника тоже звали Шарка. У них было общее имя, и больше ничем они не были похожи.

Шарка-двойник не был создан из металла и пластика. Он был человеком. Еще ребенком – ему скоро исполнялось двенадцать, он ждал этого дня с нетерпением.

Двойник не смог бы жить здесь, на планете, где трудились роботы. Ему нужен был кислород, тепло и другие люди. Как там, в иллюзорном мире.

– Он скоро проснется, – сказал Шарка.

– Но еще не проснулся, – возразил Даатана. – Зачем ты это делаешь, Шарка?

Он не хотел отвечать – но Даатана уже не в первый раз останавливал его, и значит имеет право знать.

– Я хочу найти сигнал, – сказал Шарка, – который связывает меня с двойником.

На самом деле двойник не жил на цветущей планете, в огромном городе с высокими домами. На самом деле, как и все дети, он с рождения спал на космической станции, где-то далеко, среди звезд. И, пока обучающие программы наполняли его тело и память навыками и знаниями, – его душа жила во сне, в мире далекого прошлого, утерянном навсегда.

Но скоро ему исполнится двенадцать лет, и он проснется в реальном мире.

Должен проснуться.

– Ты не сможешь поймать этот сигнал, – сказал Даатана. – Его не сможет зафиксировать ни один прибор.

Но я фиксирую этот сигнал, хотел сказать Шарка. Я не отслеживаю и не понимаю его, но он существует. Я вижу сон человека, спящего в сотнях световых лет отсюда. Я хочу узнать, как мы связаны. Я хочу узнать, кто я.

Не было смысла говорить это Даатане.

– Начинается моя вахта, – сказал Шарка. – Мне нужно идти.

Чуть позже, когда Шарка уже шел к подъемнику, мир снова стал привычным, вышел за границы человеческих чувств, но не оглушал. Тогда создания коснулись слова Даатаны, ставшие радиоволнами, ищущие Шарку в эфире.