Скользящие. В погоне за Тайной

1

1 глава

Телефон зазвонил, когда Кобейн выходил из дорожного ресторана с бумажным стаканчиком кофе на вынос. Пришлось остановиться у невысокого каменного бордюра, оставить на нем горячий напиток, прижать на мгновение пальцы к мочке уха, как учила Зося, и ответить на звонок.
– Привет, Бэй, ты не забыл, сегодня вечером в Убунту на пляже, сюрприз для Сэма.
– Привет, Кайт, без меня. Я не смогу прийти, да и забыл, если честно, хотя это все равно ничего не изменило бы. 
Взгляд Бэя неспешно скользил вдоль скоростной дороги, припаркованных машин, невысокого здания дорожного ресторана. Недалеко от входа в него на таком желанном весеннем солнце стояло несколько дешевых столиков – неудивительно, что свободных мест за ними не было.
– Почему не сможешь, а ты где?
– Германия, А9, по дороге в Мюнхен.
Кайт на другом конце связи присвистнул.
– По работе или личное?
– Да можно сказать и то, и другое.
Стоянка для мотоциклов находилась в стороне от машин. Взгляд Бэя остановился на небольшой группе байкеров, сидящих верхом на своих железных конях. Трое парней и три девчонки. Солнце припекало, и одна из девчонок спустила кожаную куртку, оголив плечи, едва прикрытые свободной белой майкой с широкими бретелями, грозившими свалиться с тонких рук. 
Что-то привлекло взгляд Бэя. Заставило остановиться, начать разглядывать незнакомку, вальяжно сидевшую на мотоцикле спиной к нему и погруженную в разговор с друзьями. 
Наверное, контрасты. 
Большая, грозная и агрессивная, как железный крокодил, машина – и хрупкая девушка с прямыми светлыми волосами, переброшенными вперед так, что были видны изящные линии плеча и длинной шеи.
Грубая, черная куртка и белая, слишком свободная майка. 
Золотистая кожа, наверное, бархатного на ощупь тела и острая железная серьга в аккуратной мочке уха. 
Перед взором Бэя появилось несколько кадров, в которых участвовала бы эта спина. И не только. Он почему-то не сомневался, что если девушка обернется, то не разочарует его фотографический глаз своим лицом. 
От основания шеи вдоль плеч вилась сложная вязь татуировки, спускалась между лопаток, заползала на плечи… Набор из перетекающих друг в друга символов. Бэй различил волны или переплетающихся змей, ломаный прямоугольник, сцепления из линий, мелких запятых и точек, в которых при желании можно найти много форм. Какофония знаков могла означать что-то, но скорее, была философским бредом рисовальщика в пирсинг-салоне. Необычным оказался цвет краски. И хотя разноцветными тату давно уже никого не удивишь, красный рисунок на нежной коже вызывал ассоциацию с кровью и болью. 
Его хотелось стереть. 
На фото можно или убрать фотошопом или, наоборот, подчеркнуть при черно-белой обработке фильтрами. 
– Эй, Кобейн, заснул ты там? – донесся голос Кайта, отрывая Бэя от созерцания чужой спины. 
– На девчонку засмотрелся. 
– А как же Карина? 
– К ней тоже еду. Ты спрашивал – по личному или по делам? Так вот, мой благородный родственник пригласил меня по работе. Его молодая жена сделала в частной клинике под Мюнхеном коррекцию груди, и пока ее второй размер превращали в четвертый, кто-то стащил фамильное кольцо. Не спрашивай, зачем ложиться на операцию в драгоценностях. 
– Про драгоценности не спрошу. Интересно другое. Если это тот самый родственник, о котором я думаю, разве он поднимает четвертый размер без помощи сиделки? Или старик готовит себе необычное место, чтобы расстаться с жизнью, задохнувшись от счастья?
– Кайт, во-первых, ты непроходимый пошляк. Во-вторых, учу тебя, учу, что внешность обманчива. Мой родственник переживет еще парочку жен и даже успеет добавить несколько детей к своему обширному потомству. И да, у него нездоровое влечение к большим грудям, так что бедная четвертая жена осталась с небольшим выбором – или терпеть любовницу, или добавить в свое тело силикона. Роман за спиной мужа исключен. Дядюшка большой собственник и за своим следит пристально.
– Понятно, ну а тебя попросили по-тихому, без скандала, найти кольцо, чтобы не выносить сор из дома?
– Молодец. Дедукт. Возьму тебя как-нибудь на дело.
Бэй осторожно отпил несколько глотков еще обжигающего кофе, посмотрел на часы у себя на руке, прикидывая время в пути. К опросам в больнице хотелось приступить уже сегодня, значит, надо спешить.
– А личное каким боком? 
Бэй пристроил телефон между ухом и плечом и, взяв в руку бумажный стаканчик, пошел в сторону машины.
Взгляд опять вернулся к незнакомке, скользнул по ее спине. Девушка смеялась, и до слуха Кобейна донесся голос. Приятный. Девушка качнула головой, откидывая волосы назад, и они упали до линии куртки, скрывая голую спину и красную татуировку.
Жаль. Приятная была картинка. Достойная фотографии.
– Карина с понедельника в Мюнхене. Участвует в каком-то благотворительном шоу и будет неделю тренироваться дома.
– Ты еще не оставил затею влюбить в себя чемпионку мира?
– Разве я когда-то останавливался на полпути? 
– Не припомню. Ты упертый, а Карина – как раз твой уровень. Вот только причем здесь спина, которую ты только что разглядывал?
Бэй как раз проходил мимо байкеров. Легкий порыв ветра поиграл с его волосами, добавляя к аромату кофе в руках запах автострады, и среди него - едва уловимый аромат олеандра. Сладковато-горький. Заставивший вспомнить о курортах средиземноморья и дорогах южной Европы, забитых машинами паломников на море.
– А что спина? Красивая. Сфотографировал бы. Может, даже и подошел бы к девушке с предложением моделью поработать, камера у меня с собой, но времени нет. 
Ветер прилетел оттуда, где стояли байкеры, и почему-то Бэй подумал, что аромат олеандра принадлежит девушке, которая привлекла его внимание. Появилась неожиданная мысль, что сок цветка ядовит. 
Через пять минут Кобейн уже выруливал со стоянки к автостраде, прокручивая в голове последовательность действий, которые он должен будет совершить, как только доедет до частной клиники. Дядюшка Анджи наверняка ждет его у главного врача. Еще пара часов пути...

2.

Частная баварская клиника забралась на высокий холм с прекрасными видами на горы и переливающиеся волнами холмы с красочными деревеньками. Больничный комплекс состоял из нескольких корпусов в окружении больших, почти сказочных деревьев, и если бы не машины с красными крестами и мелькающие время от времени люди в белых и синих халатах, то напоминал бы больше отель. В принципе, он и являлся отелем для состоятельных туристов, охотящихся за здоровьем. Или, как в случае четвертой жены Анджи, за красотой.
Кобейна ждали. Как только он показал в приемной визитку, хорошенькая голубоглазая девушка выскочила из-за стойки регистрации  и позвала его за собой. Милое создание заметно волновалось, то ли из-за главного врача, к которому вела гостя по светлым, украшенным картинами и живыми цветами коридорам, то ли из-за самого детектива. 
В кабинете находился еще один посетитель. Он сидел в инвалидной коляске недалеко от окна и любовался пейзажами за безупречно вычищенным стеклом. 
После обмена приветствиями и короткого разговора, врач удалился, оставляя родственников наедине. С момента появления Кобейна Анджи лишь быстро взглянул на него и вернулся к рассматриванию пейзажа за окном. Как только закрылась дверь, Кардинал нажал на пару кнопочек на пульте в руке и подъехал к массивному столу со стопками бумаг. Взял пару документов со столбиками отпечатанных слов.
– Это список сотрудников с пометкой, кто из них находился утром на работе.
Бэй взял листы, скользнув взглядом по их содержимому.
– Половину моей работы вы уже сделали, Анджи.
– Твой гонорар от этого не изменится, найди мне это кольцо как можно быстрее, – раздраженно проговорил Кардинал. – Воспользуйся, если понадобится, своими новыми привилегиями.
Месяц назад, как раз перед пражским делом, Анджи вызвал Бэя в Вену на разговор и объявил, что Кобейну придется время от времени сотрудничать с правительственными и международными организациями. Что иногда к нему будут обращаться те, кому не отказывают.
Прочитав на лице Бэя удивление, Кардинал скривил тонкие губы. 
– Пытаешься понять, был это мой выбор или его делают за меня? Не пытайся. Потому что и то, и другое. Многие частные сыскные конторы сотрудничают с властями. Тебе не следует отказываться. И да, я не всесилен, хоть и могу очень и очень многое.
Кобейну оставалось только пожать плечом. 
– Я не занимаюсь убийствами и не буду связываться с подобными расследованиями даже ради тех, кому не отказывают. 
– Это оговорено. Теперь о плюсах. Ты сможешь получать доступ к базам данных и документам совсем другого уровня, у тебя будут позывные и специальные каналы для связи, чтобы быть в курсе, чем занята местная полиция. 
– Информационный рай, который попахивает рабством, – обронил тогда Кобейн.
До сих пор Бэй еще не получал заказов от тех, «кому не отказывают», но уже несколько раз пользовался преимуществами инфо-рая. Как пару часов назад, когда узнал о полицейском кордоне. 
Слушая Кобейна, Кардинал медленно поднялся из кресла. Постоял, позволяя ногам привыкнуть к тяжести тела, и сделал несколько осторожных шагов к окну.
Полтора года назад увидев подобное впервые, Бэй остолбенел и не смог выжать из себя ни слова, кроме тванских ругательств.
Кардинал ответил тогда, не дожидаясь полноценных вопросов. 
– Ты не представляешь, сколько ошибок делают люди, в том числе умные люди, недооценивая своего собеседника, – и, выдержав короткую паузу, продолжил: – Телесная немощь автоматически переносится на умственные способности или слабость характера. Даже те, кто способен смотреть дальше физических недостатков, не желают проигрывать инвалиду и тоже начинают делать ошибки. Поверь, мало кто может избежать эффекта инвалидного кресла.
 Анджи сделал еще несколько шагов и опустился в стул на колесах, о котором говорил.
– В человеке заложены врожденные программы защитить ребенка, но прогнать больного или инвалида, как источник возможных болезней или проблем. Даже сочувствие к немощному или уроду имеет привкус отвращения. 
– А как же альтруизм и сострадание? – пришел в себя от удивления Бэй.
– Матерями Терезами не рождаются, ими становятся. Милосердие приходит через сознательный труд, вырабатывается как результат личных драм или потрясений. Разве ты не стараешься во время разговора со мной смотреть только в глаза? 
– Я прекрасно помню, как меня привлекала ваша коляска в детстве. Она казалась мне космическим кораблем, и я даже мечтал в ней покататься. 
Анджи рассмеялся, но покачал головой, не соглашаясь.
– Тебе была интересна коляска. Тот, кто в ней сидит, скрючившись и пуская слюни, вызывает только отвращение.
– Вы так не делаете и сидите достаточно прямо. 
– Поверь мне, я могу выглядеть немощным, когда мне это выгодно. 
И Бэй ни секунды не сомневался, что так оно и есть.
– Разве эффект инвалидной коляски стоит того, чтобы постоянно притворяться? – недоверчиво спросил он.
– Я инвалид с ранней юности. Моя ситуация начала медленно улучшаться благодаря развитию медицины, сознательному поиску альтернативных методов, ну и, конечно, техническому прогрессу, превратившему коляску с колесами в космический корабль, – усмехнулся Анджи. – Только я не делаю улучшение своего здоровья всеобщим достоянием, потому как привык пользоваться эффектом кресла и стереотипом инвалида-глупца.
В тот день, полтора года назад, Бэй понял, что его подпустили на круг доверия ближе. Пожалуй, он попал даже в первый круг. 
– Кто такой Тван? – Кардинал закончил разговор вопросом об услышанных из уст Бэя ругательствах. – Опять выдумка Зосьи-и-и?
Кобейн засмеялся. Никто не мог произнести имени бабушки без ошибки, что забавляло саму Зосю, по ее словам обеспечивая ей вместо одного тысячу имен. Сколько людей, столько звучаний, и вариантов множество – от Сося до Зоса, на любое настроение...
– На этот раз это выдумка моего отца. Заменяет мне все грубые слова сразу. Начал использовать в детстве, как игру, и привык. 
– Старший Ван Дорн устал от сквернословия тещи? – довольно усмехнулся Кардинал.
– Скорее не хотел, чтобы его сыновья стали с ней соревноваться.

3

Следующие недели пролетели незаметно. Бэй был доволен жизнью и самим собой. Ему удалось найти зацепки для затянувшегося дела о пропаже документов пражского клиента, и на этот раз у Кобейна появилась стойкая уверенность в своих последующих действиях и успехе. Он успел встретиться с друзьями и пригласил Кайта приехать в Бельгию, пока он будет сидеть там целых три дня и разбираться с бумагами и отчетами.
И Бэй был очарован Кариной. Чемпионка мира была в мыслях, на экране телефона, планшета, в ежедневном обмене сообщениями. И она обещала вырваться между своими перелетами на полдня в Брюссель.
Столица Бельгии стала официальным местом регистрации фирмы детектива Ван Дорна неслучайно. Для Кобейна этот город был сердцем Европы. Ее политическим центром. При том, что его клиенты были по большей части интернациональными, а их проблемы вели детектива по дорогам европейских стран, это было удобно и символично. 
Частный сыщик снимал небольшую квартиру в самом центре города недалеко от Большой рыночной площади и, приезжая в Брюссель, всегда старался выкроить первый вечер для того, чтобы прийти на площадь, когда сгущаются сумерки и она кажется огромным перстнем, где дома – ажурная оправа, а темнеющее небо – драгоценный камень-сапфир.
Избежав национальной болезни голландцев под названием «антибельгизм», Бэй не стеснялся своей любви к столице соседней страны. После кукольного уюта Амстердама и Харлема Брюссель с широкими авеню, проспектами и современными высотками бизнес центров казался настоящим мегаполисом, прячущим бесценную жемчужину в самом сердце. 
Если вечерами и ночами от старого центра веяло тайной, то днем он превращался в огромный стрип журнал. Как типичный голландец, отец Бэя смаковал уничижавшие соседей анекдоты, но был ярым поклонником бельгийских рисованных историй. В огромной библиотеке родительского дома в книжных шкафах и на полках подпирали друг друга тома приключений Эрика Нормана, капитана Роба, Том Пуса, Кауфье и еще множества менее известных героев. В детстве Бэй любил рассматривать картинки на полу отцовского кабинета под бильярдным столом. Само место и бордовый полумрак комнаты добавляли романтичности рисованным историям. Попадая в очередной раз в Брюссель, взрослый Кобейн чувствовал себя поменявшимся местами с фигурками из книг – он превращался в лилипута под пристальными взглядами великанов. Рядом с ним герои рисованных историй шагали по стенам домов, перепрыгивали со здания на здание и с усмешкой смотрели на прохожих. Толстые волосатые кабаны предлагали потрогать завитушки своих хвостов, джентльмены протягивали руки дамам и нежно шептали им на ухо непристойности. Романтические девицы утопали в страницах книг, а уверенные в своей неотразимости парни печатали мостовую башмаками. На стенах домов жили вертлявые собаки, рассеянные старушки и сердитые толстяки. 
А еще Бэй обожал брюссельские вафли! На углу Рю де Ломбардс располагалось его любимое кафе, в котором можно было заказать свежеиспеченные вафли – бельгийские, льежские, а еще вафелины со сладкими добавками или сыром, колбасой, ветчиной. 
Поэтому, встретив в аэропорту Карину, Бэй повез ее сразу в это кафе, где и назначил встречу Кайту, приехавшему из Голландии.
Карина произвела на друга детства оглушающее действие – появившись на лестнице с первого этажа и увидев Бэя и его спутницу, обычно уверенный в себе парень покрылся сначала красными пятнами, потом споткнулся, задел по дороге несколько углов и, пытаясь присесть к столу, едва не промахнулся мимо стула, развеселив немногочисленных посетителей кафе.
– У тебя появился еще один зачарованный твоей красотой поклонник, – рассмеялся Бэй, притягивая Карину к себе собственническим жестом.
Когда Кайт обрел способность к разговору, он вспомнил о своей болтливости и умении сорить шутками и веселыми историями, но его глаза слишком часто скользили в сторону девушки друга. 
Дегустация вафель с редкими поцелуями Бэя и Карины, вызывавшими оцепенение Кайта, проходила на втором этаже кафе перед окном во всю стену, открывавшим вид на оживленный перекресток. Кобейн взял себе льежскую с ветчиной и сыром, Карина – бельгийскую с клубникой и взбитыми сливками, Кайт – традиционную с шоколадной пастой.
После вафельного обеда Кобейн водил своих гостей по любимым улицам и закоулкам, фотографировал их на фоне разукрашенных домов и с каждым изображением писающего мальчика, потом в совершенно идиотских позах рядом с писающей девочкой. Карина накупила несколько килограммов бельгийского шоколада на сувениры, объясняя это болезненным стремлением русских одарить всех знакомых подарками. Когда пришло время расставаться, Бэй отправил Кайта с ключами на квартиру, а сам повез Волжскую обратно в аэропорт. В машине она быстро растеряла ауру беззаботного веселья, становясь все более грустной по мере того, как автомобиль удалялся от центра города. 
– У тебя очень забавный друг, – призналась она, положив руку на колено Бэя. – Но я предпочла бы провести эти несколько часов наедине с тобой.
– Я тоже, – ответил он, чувствуя тепло женской ладони на своей ноге, которое расползалось по его телу, поднималось почти до самого сердца. – Неудачно получилось с Кайтом. Я обязательно приеду к тебе в Лондон через месяц.
Карина одарила его грустной улыбкой и, прислонившись к холодному стеклу, тихо проговорила:
– Я так устала от дорог. А ты?
Сначала Бэй не услышал вопроса, а когда девушка повторила еще раз, растерялся. Что ему нужно было ответить? Правду? Что он не только не устал от дорог, но постоянно жил ими и слышал их зов в любом, даже самом уютном доме?
Кобейн пожал плечом, продолжая смотреть на дорогу,
– Иногда, – стало его вариантом подходящего ответа.

***

Клан Вальдштейнов, членом которого являлся детектив Ван Дорн, напоминал гигантского спрута с удивительно длинными, цепкими и многочисленными щупальцами – этакий огромный межгосударственный монстр. Щупальцами могли быть ветви наследования или многочисленные направления финансовой деятельности. Для уменьшения рисков и стабилизации доходов деньги семьи вращались по разным рынкам – в банках, сетях дистрибьюции товара, в производстве, транспорте, немного в добыче сырья, строительстве, пищевой отрасли и, конечно же, компьютерных технологиях и живущей собственной жизнью мировой Сети. Единственное, чем клан не увлекался – это открытой политической деятельностью, предпочитая избегать повышенного к себе интереса. Отследить финансовую структуру Вальдштейнов со стороны было сложно. Многие предприятия не имели прямого отношения к семье – представители клана хотели избежать лишнего внимания и расследований истоков своего богатства. Бэй не сомневался, что с европейской историей двадцатого века Вальдштейнам было что прятать от голодного до скандалов и разоблачений современного общества.
Понятное дело, что подобной сложной структуре требовалось надежное руководство. Вальдштейнов, обладавших полной информацией о клане, было немного, и одним из них являлся Кардинал. Об уровне власти и размахе связей подвластных ему людей оставалось только гадать. Чтобы многонациональная межгосударственная структура клана оставалась единым целым, много времени и сил уходило на поддержание связей между ее членами. Поэтому раз в пять лет собиралась вся семья. Встречи эти были расточительными и требующими умелой организации. Кроме большого сбора, на разных щупальцах и лимфатических узлах монстра проходили более частые мероприятия для близких родственников, чтобы сохранить линию в общесемейных делах, потому что внутриклановой конкуренции никто не отменял. 
Ежегодный сбор, на который ехал Бэй, касался лишь ветвей Готтенбегов и Вальдштейнов, берущих начало от союза двух семей, и за четыре поколения превратившихся в пушистый веник. Прутики по очереди становились организаторами встреч и определяли место и программу. На этот раз заказывало парад семейство, перебравшееся в Швейцарию и владевшее несколькими клиниками пластической хирургии и потому склонное к позерству. 
Ван Дорны вместе с Зосей оказались в отеле Кемпински на высоком берегу Женевского озера напротив величественной стены Альп. 
Широкая терраса отеля давала возможность наслаждаться фантастическими видами, а бассейн, представлявший из себя прозрачный купол, напоминал космический корабль, приземлившийся на склоне горы.
Близкая семья из почти пятидесяти человек всех возрастов заняла треть отеля и оккупировала на полдня бассейн, захватив на вечер огромный конференц-зал.
Бэй хоть и не любил семейные сборища, но привык к ним, как к неизбежной части своей жизни, научившись извлекать из этого действия пользу.
По мнению людей, определявших политику клана Вальденштейнов, в двадцать первом веке залогом богатства и процветания становились не земли и финансы, а накопленный семейством интеллект, так что к обучению детей подходили серьезно. В результате среди собиравшихся на встречи было много интересных и полезных для Бэя людей. А некоторые родственники и вовсе становились клиентами молодого Ван Дорна. Кроме этого, были и просто приятные люди, которых хотелось увидеть. Такие как, например, Ричард Вермонт Готтенберг, Вальденштейн по матери или просто Рич.
Темноволосый кареглазый великан с квадратным лицом не был частью гвардии Кардинала, несмотря на свой высокий интеллект и хорошие физические данные. Он закончил Оксфорд, получил работу в управлении одного из семейных банков и был помешан на горнолыжном спорте. 
Бэй и сам был неплохим лыжником, не опасаясь красных трасс и фрирайда но соревноваться с Ричардом, вставшим на лыжи, едва научившись ходить, бросил еще в молодости. Иногда нужно вовремя признать поражение. Рич был не просто лучше, он летал по склонам на такой дозе адреналина, которая была неприемлема для Кобейна. Чтобы понять это, стоило совершить вместе с Ричем один спуск с диких вершин, когда вертолет доставил небольшую группу лыжников на острые пики, разрывающие белое полотно девственного снега. Спускаться пришлось между темных скал и скрытых снегом камней, вызывая оползни и маленькие лавины. Тогда-то Бэй и понял, что хоть и любит скорость и испытывает определенную зависимость от адреналина, но не хочет печальной судьбы голландского принца или Шумахера. Он слишком дорожил жизнью на широкой ленте бескрайних дорог, поэтому открыто признал первенство Ричарда в горных лыжах и вывел родственника из разряда соперников, что улучшило их отношения.
Рич и Бэй нашли друг друга в первый же день. Наплескавшись и наигравшись в бассейне, как дети, они закончили вечер в баре, погруженные в беседы о жизни и карьере. Рич признался, что Анджи вынудил его подписать договор о благоразумии, что-то вроде обязательства отказаться от опасных спусков под угрозой безжалостного увольнения без права работать в семейном бизнесе. Услышав о Кардинале, Бэй вспомнил подробности родства на уровне прадедов и то, что Ричард, который не был правнуком Ари и не стал гвардейцем, только подтверждало теорию о прародительнице. Рич тем временем рассказывал, что отказавшись от вертолетных забросов и игр с лавинами, продолжает участвовать в любительской гонке среди непрофессионалов в Италии. Ему удалось выиграть ее два раза будучи студентом и в прошлом году. Второе место этого сезона вызывало у родственника поток брани и «неупокоенное» раздражение. 
– Понимаешь, что-то было не так с этим победителем. Не должен он был обогнать меня. Никто не знает трассы лучше, чем я, и разница в несколько секунд – это слишком много. Нереально много. 
Рич плевал слюной от возмущения и доказывал Бэю, что победа соперника была нечестной.
– Я докопаюсь до его секретов, вот увидишь. Уже запустил в сети поиск любительских видео и записей на телефон.
– И что за хитрость он мог бы придумать?
– Двойника! – убедительно зашептал Рич, его тон, достойный шпионских романов, был данью частному детективу или количеству выпитого спиртного. – На старте и у финиша были два разных человека.
Бэй усмехнулся, не скрывая сомнений, и даже не удержался, чтобы не сказать:
– Детективы бы тебе писать, Ричард Кристи.
– И напишу, организатору гонки. И на возбуждение уголовного дела в мошенничестве.
На том родственники и расстались, но когда утром Бэй получил записку, что Рич ждет его у себя в номере, то сразу догадался, о чем пойдет речь.
Копаясь в файлах и настройках, Ричард повторял информацию о гонках.
Люк Вератти, который их устраивал, сидел в коляске, как и Кардинал. Рич называл итальянца «богатым уродом» за отвратительный характер и манеру вести дела. Вератти вырос в горах в Северной Италии, и трасса, использовавшаяся для гонок, была разработана им самим: узкая, вьющаяся среди леса, с резкими поворотами и перепадами углов наклона. Люк проезжал ее по несколько раз в год, устанавливая персональные рекорды, до тех пор пока, уже будучи удачливым бизнесменом, не сломал на ней себе позвоночник. Так что инвалидное кресло и парализация нижних конечностей стали результатом адреналиновой зависимости и одного неудачного спуска. Но вместо уныния или депрессии увечье Вератти удесятерило его деловую хватку и уничтожило и так небольшие запасы человечности, так что в следующие десять лет после аварии Люк настолько преуспел на рынке временного труда, что мог позволить себе сумасшедшие капризы. Например, устраивать раз в год любительские гонки по трассе, на которой и получил свое увечье, присвоив ей название – Адская лента – и назначив высокий денежный приз победителю. Участники не могли быть профессиональными горнолыжниками и подписывали отказ от претензий при любом исходе. Так что люди, получившие в результате гонки увечья, должны были гарантировать искреннюю улыбку из инвалидного кресла. Сам Вератти наслаждался атмосферой поединка в окружении полногрудых красавиц из крытой беседки, выраставшей на несколько дней недалеко от финиша. 
– Теперь посмотрим, – проговорил Рич, показывая на экран компьютера. – Поможешь мне резать файлы и составить из них маленький ролик? 
Через полчаса из десятка видео-файлов получился небольшой клип на восемь секунд, на котором было видно начало гонки и тот момент, когда победитель пересекает финишную черту. А еще – когда идет на пьедестал, застывая рядом с Ричем, берет вознаграждение и направляется в толпу, чтобы бесследно исчезнуть.
Бэй прокрутил скудные записи старта несколько раз, останавливая изображение, чтобы рассмотреть победителя. Тот был высок, но не слишком широк в плечах, наверное, мог даже показаться худым, но в каждом шаге, повороте головы, движении плеч чувствовалась сила и выдержка, как у легкоатлетов или поклонников марафонов.
– И почему ты к нему прицепился? – недоумевал Бэй. – Кроме того, что лицо и руки этого победителя остаются все время скрытыми, я ничего подозрительного не вижу. 
– Ну, во-первых, если посмотреть на время его спуска, то парню олимпийские рекорды нужно бить, а не в любительских гонках подрабатывать. Его скорость равна рекорду мира прошлого года, и то если учесть, что чемпион спускался по специально подготовленному спуску, а этот петлял среди леса. То есть, если нет ошибки в измерительных приборах, скорость его была нереальной. Второе, разве то, что он не показывал свое лицо, не наталкивает на подозрения? Иначе как подменой я его результат объяснить не могу. 
– Вынужден тебя огорчить, – сказал Кобейн, потирая уставшие от напряженного разглядывания экрана глаза, – стартовал и финишировал один и тот же человек.
– Да как ты можешь быть в этом уверен! – взорвался Рич. – Это просто невозможно, понимаешь?! Не-воз-мож-но.
– Почему я уверен? – Бэй отвалился на спинку стула, с улыбкой наблюдая за яростью родственника. – Если тебе нужны будут доказательства, разберу запись по долям секунды, чтобы нарезать нужные моменты. Но это будет стоить денег, потому что мое время дорого. Вкратце скажу, что человека можно изменить до неузнаваемости одеждой и гримом, но вот заставить его тело разговаривать по-другому очень и очень сложно. А победитель твой до начала гонки и во время раздачи призов сделал несколько движений, выдающих его с головой. Вернее, подтверждающих, что это один и тот же человек.
Рич замотал головой, отказываясь принимать объяснения. 
– Я навел справки, имя у него было фальшивое. Деньги он получил в течение получаса после окончания гонки – на низко бреющем самолете, что ли, с пьедестала летел, чтобы успеть? Говорю же тебе, это группа трудилась на благо общего обогащения, а не один человек.
Бэй пожал плечом, но при этом более внимательно просмотрел в запись. Сработала привычка. Человек на видео не вызывал у него подозрений, но слова родственника насторожили. Хотя влезать в историю с незаконными гонками не хотелось, пусть с мошенничеством обычно были связаны самые забавные из его дел.
– А что Вератти?
– А что он... Ему с девками покрасоваться нравится, впечатление на гостей произвести, знаешь, сколько он богатого народа в зрители собирает? Расстраивается каждый год, что никто его судьбы не повторил.
Бэй поморщился, последняя характеристика богача в коляске вызвала неприязнь, но не удивила.
– Поможешь мне их на чистую воду вывести, а? Бэй?
– Ты хоть представляешь, сколько времени я убью на то, чтобы доказать тебе, что на гонках был один человек, а не криминальная группа горнолыжников, и что отгадка твоего второго места скорее всего кроется в неисправности приборов? Скучно...
– Бэй, а если я прав, и это группа мошенников? – во взгляде Рича появилась мольба.
– Вот, если сможешь раскрутить Вератти на финансирование моей работы, то поверю, что в этой истории есть что-то действительно стоящее, и не откажу инвалиду с дурным характером.
– Ну и ладно, – упрямо поджал губы Рич. – Вот и заинтересую. Готовься. 
– Хорошо, – согласился Кобейн, поднимаясь, – а пока я с удовольствием буду учить тебя проигрывать. Партию в шахматы?
– Бэй, ты самовлюбленный урод! 
– А ты тванский красавец. Завтракать пойдем?

4

Дождливое серое лето превращало пляжи Зандворта в унылое зрелище. Осенью, зимой и ранней весной Бэй любил курортный город именно за подобную некурортную погоду, но не летом, когда душе хотелось солнца и тепла. Поэтому Кобейн без сожаления оставлял свою квартиру и отправлялся в дорогу, тем более что кроме заказов у него теперь была еще одна важная причина для поездок. Ка-ре-ни-на.
Летний график фигуристки состоял из тренировочных блоков по несколько недель в Чехии, Швейцарии и Канаде. 
Роман Кобейна и Карины расцветал огромной, разлапистой розой, яркой и приторно-ароматной. Им удавалось пока избежать внимания прессы, которое значительно уменьшилось в межсезонье, когда, собственно, и стали более определенными их отношения. На редких фотографиях в интернете, в заметках о новом увлечении фигуристки, Бэй оставался неопознанным объектом. Он успел оценить неудобства увлечения известной спортсменкой, радуясь, что фигуристы находились на более низких ступенях популярности, чем, например, артисты. Карину редко узнавали случайные прохожие, не преследовали папарацци, а слишком настойчивые поклонники были скорее исключением, чем правилом. Кроме того, солнечные очки и неброская одежда творили чудеса. Бэй носил бесформенные куртки с капюшонами или кепки. Как раз ему лишняя огласка была совершенно не нужна. Даже опасна. Так что приходилось сыщику играть в шпионские игры, что добавляло остроты роману. О настоящей профессии Кобейна знала только сама Карина, для остальных, даже для Таши, он работал страховым агентом. Этой легендой Бэй пользовался неоднократно, и она вполне выдерживала не слишком пристальную проверку.
Зато росло давление со стороны родственников, мечтавших о личной встрече с Кариной. Особенно недовольной была бабуля, потому что, устроив личное счастье Бэя, до сих пор не посмотрела этому счастью в карие глаза. Вместе с Зосей изнывали от нетерпения увидеть знаменитую фигуристку друзья Кобейна, а Кайт откровенно сходил с ума от неразделенной любви. 
Такая глупая ситуация случилась между друзьями впервые, и оба не знали, как быть. Кайт не говорил о своих чувствах, но проявлял слишком настойчивый интерес к Карине и к ее отношениям с другом. Просился третьим в компанию, и порой Бэй не мог отказать. Ему до сих пор не верилось, что циничный, сдержанный Кайт способен влюбиться с первого взгляда. Он продолжал думать, что это временное затмение или затянувшаяся шутка, испытывая к другу странную смесь из жалости и раздражения. 
 Кайт появился на полдня в Праге, куда приехали Бэй и Карина, пока она тренировалась на базе недалеко от города, и на день – в Женеве. Каренина относилась к своему влюбленному рыцарю со снисхождением и теплотой, с улыбкой принимая от него букеты цветов и делая вид, что не замечает редкие, жаркие взгляды. Кроме этих редких и жарких взглядов, Кайт вел себя, как известный Кобейну с детства друг, быстрый на слова и с огромной коллекцией смешных рассказов и анекдотов про бельгийцев. 
Когда Кайт травил свои глупые анекдоты, Карина задорно смеялась, становясь похожей на девчонку из средней школы, цеплялась за руку Бэя и особенно радовалась тем шуткам, что один в один были похожи на русские анекдоты про чукчей и украинцев.
У каждого народа есть соседи, за счет которых хочется национально утвердиться, а набор мотивов человеческой фантазии ограничен.

Новый клиент вызвонил Бэя в Швейцарии, куда Кобейн приехал к Карине на два дня. Когда раздался звонок, он ждал в гостиничном номере, пока девушка оденется после душа, чтобы пойти поужинать. На хорошем английском, но с жутким шепелявым акцентом, делающим определение возраста говорившего почти невозможным, Давид Гашик пригласил Бэя провести выходные в его доме на Майорке, конечно же, за счет потенциального клиента, разрешив взять с собой жену, невесту или подругу.
Прозвучали привычные слова – конфиденциально, неофициально – и заверения, что если Ван Дорн не согласится взяться за расследование, то сможет просто насладиться прекрасным островом.
Во время разговора Кобейн успел набрать в поисковом окне интернета имя шепелявого собеседника и запиской спросил Карину, прислушивающуюся к его словам – «Выходные, Майорка? Вместе?» 
Увидев ее реакцию, согласился. Со всем, кроме того, что остров был прекрасным. Правда, последнее Бэй не высказал вслух.
Щедрое приглашение потенциального клиента пришлось очень кстати. Карина как раз закончила сессию тренировок, и впереди ждали две свободные недели перед отъездом в Канаду, куда Бэй следовать за девушкой своей мечты не собирался. У них были планы на Голландию, но лето заблудилось в соседних странах и звало в Италию или Францию. В Испанию, и пусть Майорка не стала бы выбором Кобейна, но за чужой счет могла считаться местом, достойным романтического приключения.
Единственным пострадавшим оказалась Таша, у которой были планы на сестру на конец недели. В Берлине должна была состояться встреча нескольких спортсменов с новым спонсором, русским олигархом Тажинским. 
Пока Бэй шерстил просторы Интернета в сборах информации о Гашике, разговор сестер успел вылиться в громкий скандал, но Карина, как настоящая Каренина, выбрала не финансовые планы Улыбчивого Дракона, а Великолепного Бэя. 
– Таша, там будут представители тридцати проектов, которым, как сладкую конфету, пообещали встречу с Тажинским, и еще не факт, что он появится. Даже если и появится, мое отсутствие никто не заметит. 
Улыбчивый Дракон попытался призвать сестру к здравомыслию, но тщетно, и закончил ссору гневным заявлением, что сестра окончательно потеряла голову и может потерять еще и спонсора. 
Так что в пятницу вечером Карина и Бэй, потные и оглушенные детскими криками, выходили из переполненного самолета Vueling в аэропорту Майорки. 
– Кажется, я начинаю понимать твою нелюбовь к острову, – проговорила Карина, обмахиваясь брошюрами с красочными турами, ожидая багаж и содрогаясь от плача уставших детей и гомона возбужденной молодежи. 
– Подожди, ты еще не видела Магалуфа, – рассмеялся Бэй.
– Уверен, что это была хорошая идея – сюда приехать? Может, не стоило ссориться с Ташей, и нужно было провести выходные в Берлине?
Бэй пожал плечом.
– Если человек уровня Гашика имеет здесь дом за десять миллионов, а кроме него в интернете мелькает еще десяток регулярно приезжающих на Майорку знаменитостей, наверное, остров может предложить больше, чем пляжи, усыпанные пьяной молодежью. 
Карина наградила Бэя недоверчивым взглядом. Время ожидания багажа не добавляло положительных эмоций для первой встречи с жемчужиной Балеар.
– Что ты хочешь? Середина лета, пик сезона. Каждые две минуты приземляется самолет, полный туристов. – Бэй привлек отбивающуюся из-за жары от его объятий девушку и поцеловал в нос. Как обычно, на молодых людях было слишком много широкой бесформенной одежды, и они прели в ней, как овощи в консервной банке.
– А нам пора проверить силу чувств испытанием массового туризма. Моя первая девушка его не выдержала. Магалуф убил нашу любовь и посеял в моей душе неприязнь к острову.
– Значит, это проверка на прочность? – включилась в шутливую игру Карина.
За спиной ожила лента транспортера, и из стены, наконец, выехали первые чемоданы.

4

Давид Гашик был результатом смешения кровей нескольких национальностей с ярким преобладанием еврейской крови во внешности и характере. Еврейский нос был увеличен и дополнительно изогнут армянскими генами, а темно-голубые глаза можно было отнести на счет русских, белорусских или немецких предков. Давид родился в Одессе, и как только открыли границы, уехал вместе с мамой из Союза в Израиль. Первые годы он активно богател за счет разваливающейся страны, с бульдожьей хваткой удерживая табачные потоки, потом создал крупную компанию по оптовой продаже лекарств. Как только на смену президенту со склонностью к выпивке пришел президент с прошлым в органах, Гашик продал весь бизнес в России и отказался от русского гражданства, перенеся свои интересы в другие части мира. Основными партнерами финансовой империи Гашика стали китайские и индийские компании, появлялась в Интернете информация о его вложениях в Танзании и Кении. Кроме направлений деятельности, Давид поменял место жительства, выбрав вместо жаркого Израиля туманный Альбион. Образом жизни Гашик напоминал Ричарда Бренсона – его компании продолжали богатеть, а сам хозяин успевал наслаждаться богатством и вдохновлялся на новые идеи в путешествиях, но чаще всего за высокими заборами своих владений на Майорке. 
С первого вечера стало понятно, что Давид умеет располагать к себе людей и быть очаровательным, а его по-доброму смешной вид помогает находить союзников и сбивать с толку соперников. Бэй даже подумал добавить к эффекту инвалидного кресла Кардинала эффект нелепой внешности и грушевидной формы тела Гашика.

Утро следующего дня началось с криков павлина.
– О дом контрастов, – простонал Бэй, отказываясь открывать глаза. – Умный хозяин, который выглядит, как добродушный идиот, птицы, потрясающие не хвостами, а противными голосами. Уставшая девушка, которой почему-то не спится по утрам.
Карина действительно уже встала и, услышав бурчание Бэя, открыла шторы, запуская в комнату безжалостное испанское солнце.
– Жестокая, – завыл он, сжимая глаза, – ты не добавляешь мне любви к острову!
– Время утренней пробежки. То, что мы проводим ночи в одной постели, не отменяет ухаживаний, а значит, мой верный компаньон, запрыгивай в спортивные трусы. И я жду от тебя брелка с островом мечты Давида Гашика.
Пришлось подчиниться.
Выйдя из домика, гости застыли, пытаясь сориентироваться, куда идти. Один из работников сада оставил тяпку у дерева и, подойдя поближе, обратился к Бэю на испанском, предлагая отвести к хозяину. Значит, появления гостей ждали, и обслуживающему персоналу уже было известно, что Кобейн говорит на испанском языке.
– Смотри, – Карина показала рукой куда-то за спину и вверх.
На крыше домика, из которого они только что вышли, сидел белый павлин с облезлым хвостом, свисавшим вниз несвежего вида тряпкой.
– А вот и обладатель волшебного голоса и хвоста, подобного голосу. И он... 
Хотел продолжить Бэй, но Карина сделала это за него:
– Не добавляет тебе любви к острову.
Гашик не спал не только по ночам, но и просыпался с петухами. Или с павлинами. 
– Может, прекрасная птица сначала ходит вокруг окон хозяина? – прошептал Бэй на ухо Карине, не упустив возможности поцеловать.
Птицы оказались ни при чем, Давиду хватало четырех-пяти часов сна, о чем он сам и поведал ранним гостям.
– Вот такие ментальные киборги и становятся миллиардерами, – говорил Бэй, пока они с Кариной бежали вдоль узкой, пыльной дороги ведущей к морю, – Нам с тобой нужна физическая нагрузка и часовые тренировки, пока Гашики лупят палками по мячикам для гольфа.
– Это зависть, детектив Ван Дорн? 
– Это констатация факта.
Утром субботы гости были предоставлены самим себе, с возможностью осмотреться и составить планы на следующий день, а за вторым завтраком представлены жене Давида, возвышавшейся над мужем на целую голову. При модельной внешности и увлечении пластической хирургией Лори не производила впечатления говорящей рыбы. Кроме жены, в угоду клише были гольф, теннисный корт, гараж с набором дорогих машин и парой мотоциклов, вертолетная площадка и конюшня. А еще дрон, который запускали в саду упитанные невысокие дети.
Владения Гашика оказались не только огромными, но напоминали мини-город, состоявший из множества разных по размеру и форме строений, соединенных дорожками. Кроме гостевых домиков и двух пулхаусов, отдельные помещения были тем, чем являются комнаты в обычных домах – библиотекой, личными апартаментами жены, домиком мамы, парой кабинетов хозяина, комнатой для занятий детей, игровой, бильярдной, даже отдельным баром – в добавление к тому, что располагался на крыше главного здания.
– Я украл идею у Пабло Неруды, – объяснил хозяин, встретив гостей после обеда в библиотеке. – Не доводилось бывать в Чили? Нет? Если будете в Сантьяго, обязательно посетите музей поэта. Удивительный дом удивительного человека. Правда, отдельные строения, превратившиеся в библиотеку, гостиную и кабинет, были сначала домами соседей, которые Неруда постепенно выкупал, а у меня недостатка в пространстве нет, сами понимаете, но мне так понравилась идея, что захотелось растащить дом по частям. Моя одержимость собирать интересные вещи со всего мира тоже нашла подтверждение в коллекции поэта – что в хаосе стилей, цветов и форм есть своя гармония. Я даже секретную дверь в шкафу в основном доме сделал, – рассмеялся Давид, – и не только в нем.
– Зачем? – удивилась Карина.
– Неруда настаивал, что в каждом доме должна быть потайная дверь, чтобы спрятаться от нежеланных гостей. Кариночка, не возражаете, если мы оставим вас в библиотеке? Вы, как русская, наверняка любите книги, а вашего кавалера я украду на некоторое время, – закончил разговор Гашик.

***

Он привел Кобейна в очередное отдельно стоявшее здание, на первый взгляд похожее на кабинет, оформленный в традиционном бордово-кожаном стиле. 
Хозяин дома опять удивил, предложив не соответствующий обстановке дорогой напиток в пузатых бокалах, а зеленый чай, и расположился с гостем в креслах. 
Все для того, чтобы не подчеркивать разницу в статусе и положении.
– Скажите, Кобейн вы догадываетесь, зачем я вас пригласил? 
Бэй готовился к этому вопросу.
– Исходя из рода моей деятельности, мне нужно будет что-то искать. Потерянное или украденное, скорее всего, второе, и быть может, это будет связанно со слухами о попытке ограбления в огромном имении на Майорке два месяца назад. 
Давид одобрительно кивнул.
– К сожалению, это была не попытка, а удачное ограбление.
Бэй не стал скрывать удивление. Он успел оценить качество охраны владений Гашика и ожидал, что успешная кража будет связана с другим местом. Заметив его реакцию, Давид грустно усмехнулся.
– Да, я тоже считал свой дом неприступной крепостью, но высокомерие в любой форме наказуемо, не так ли?
Было что-то во взгляде Давида, что совсем не понравилось Бэю, он не любил, когда люди пытались изрекать мудрости, слишком похожие на предсказания или программирование судьбы. Глубоко внутри тревожно зазвенела едва слышная струна. Но Кобейн ничего не сказал, лишь поморщился, ожидая следующих слов.
– У меня большое сердце, – опять нетрадиционно начал потенциальный клиент. – В нем очень много места для любви. Взаимной и, к сожалению, порой безответной, – Гашик рассмеялся, довольный собственной шуткой. – К маме. Детям. Жене. Успеху, во всех его проявлениях. Люблю путешествовать. Этот остров. К сожалению, иногда безответно, потому что он продолжает уничтожать фруктовые деревья в моем саду и сжирает метал, стекло, дерево, заставляя меня тратить бешеные деньги на ремонт. И к камням. Я очень люблю камни, Бэй. И эта любовь взаимна. Мне кажется, что я умею разговаривать на их языке, чувствовать энергию, спрятанную в кристаллических решетках. Я не сумасшедший. Безумные люди могут быть успешными в политике, но не в бизнесе. И у меня есть деньги на собственные увлечения, а значит, коллекция редких камней. Больше всего меня интересуют не просто дорогие экземпляры, а те, что несут в себе тайну, поют уникальную песню, связаны с необычной историей. Вы интересовались когда-то камнями?
– До недавнего времени мало, – усмехнулся Бэй, вспоминая о перстне со скаполитом. 
– Свою коллекцию я держу здесь. Уровень охраны вы уже оценили. И из моего хорошо охраняемого сейфа два месяца назад украли подвеску с красным рубином в форме сердца. Информация не попала в прессу, но полиция ищет мою пропажу. 
– Зачем тогда вам я? И почему именно я?
– Давайте я покажу сначала коллекцию, потом будут ответы на вопросы.
Бэя ждала секретная дверь в шкафу, за которой оказалась пещера Али-бабы. Или Давида Гашика?
– Волшебными словами «Сезам откройся» здесь не обойдешься, – сказал Ван Дорн, выхватывая взглядом толщину стен, дверей, сложность замков, видеокамеры, спрятанные в стены. 
Как отсюда можно что-то украсть?
Давид повернулся к детективу, и впервые его шепелявый голос был почти стальным.
– Семья и близкое окружение в ограблении не замешаны. В любом случае зацикливаться на подобных версиях, если вы согласитесь на работу, не стоит.
В уникальности места, куда попал Кобейн, сомнений не возникало.
Он чувствовал себя застывшим посреди огромного оркестра, где каждый музыкант самозабвенно добавлял звуки в энергичный концерт любви к драгоценной химии, глиняным и каменным фигуркам и предметам старины. 
Понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя от первых эмоций. 
– Вы в растерянности? – спросил Давид, заметив реакцию гостя и явно наслаждаясь произведенным впечатлением. 
– Я иначе представлял себе коллекции камней, – признался Ван Дорн. – С ровными рядами ящиков, может быть, стеклянными витринами. Но попал... – он развел руками в поисках определения. – В музей? Причем мне сложно решить, в какой именно – археологический, этнический или все-таки геологический? 
Высокий и непосредственный, как у ребенка, смех стал ответом на его слова.
– Мне было бы скучно среди обычных витрин и безликих коробочек, – объяснил Гашик, насмеявшись. – Мои камни рассказывают свои истории или становятся частью той, которую выдумываю для них я. Говоря о музеях, вы забыли упомянуть, – он показал на засохшие ветви сакуры и морские раковины, – еще и естественно-исторический. 
Взгляд Кобейна метался среди ярких пятен света и множества самых разнообразных предметов. Теперь, когда Гашик обозначил принцип представления камней, становилась понятной тематика личного музея. Он был в первую очередь геологическим, но для многих экспонатов вместо подставок и безразличных витрин были созданы мини-театры. Помосты, на которых главным актером выступал камень или минерал. Камнем для себя Бэй называл все, что имело отшлифованные грани, минералами стали необработанные экспонаты. Геологическая составляющая музея была всех размеров и цветов. Декорациями служили различные предметы – похожие на исторические объекты или атрибуты религиозных культов, сувениры-куклы, глиняные фигурки, маски. Произведения и следы разных стран и культур. Страсть Кобейна к темным и загадочным историям разливалась горячей лавой от извержения любопытства и собирала богатый материал для фантазий.
– В вашей библиотеке камней не обошлось без книги Фрезера «Золотая ветвь», – предположил Кобейн.
– Браво, детектив Ван Дорн. Браво. – Давид отреагировал на слова Бэя короткими аплодисментами. – Так как это самый обширный и знаменитый труд о культах и религиозных традициях мира, то ее использование для моего вдохновения неудивительно. Удивляет то, что «Золотая ветвь» знакома частному сыщику.
Кобейн пожал плечом.
– Люблю страшные сказки. Хотя не скрою, читать Фрезера было нелегко. Иногда я просто задыхался от переизбытка информации. 
Посмеиваясь, Гашек прошел в самый центр комнаты и обвел взглядом свои владения, его глаза при этом блестели не хуже чистых бриллиантов.
– До пяти тысяч ограненных камней и двухсот пятидесяти тысяч суммарных каратов Королевской Коллекции мне, конечно, далеко. К тому же, я не соблюдаю никаких правил коллекционирования – не придерживаюсь классификации, внешних либо химических характеристик для создания тематики. Камень должен прежде всего заинтересовать меня своей уникальностью, историей или местом в истории. 
Давид подошел к небольшому столику, на котором в стеклянном футляре лежала потемневшая от времени толстая бечевка, скорее всего, даже кожаный шнурок с двумя крупными, плохо обработанными бусинами зеленого цвета.
– Варисит, – сказал Гашик, – вместе с бирюзой он использовался нашими предками в качестве украшений еще с Каменного века. 
– Возраст этого нашейного шнурка исчисляется сотнями лет? – спросил Бэй, подходя поближе.
– Тысячей... – Давид приблизился к столу, на котором были камни и изделия из камней, судя по окружающим их предметам, связанные с морем и викингами. Давид взял в руки выточенную из темно-синего камня розу. В толстых с нежной детской кожей пальцах Гашика цвет камня показался скорее фиолетовым.
– Кордиерит. Обладает свойством менять цвет от фиолетового до желтого, в зависимости от угла падения света и направления взгляда. Поэтому его еще называют дихроитом. Или компасом викингов. Заблудившись в тумане или сбившись с пути, викинги крутили его, пока не добивались наиболее светлого цвета и отправлялись в ту сторону, куда звали боги. 
От компаса викингов Давид повел Кобейна к большой витрине, вмещавшей предметы культур доиспанской Южной Америки, и показал на простой серебряный перстень с круглым, непрозрачным и обработанным без граней камнем насыщенного зеленого цвета. 
– Редкий и очень дорогой жадеит. У Ацтеков он считался священным. Знаменитый Зеленый Будда Тайланда, что хранится в Королевском дворце в Бангкоке, тоже сделан из жадеита, хоть и называется Изумрудным. Еще один пример исторического интереса…
Давид подвел Кобейна к высокой тумбе, закрытой черным бархатом, на которой лежали три предмета – овальный, грубо отшлифованный камень, переливающийся оранжевым и красным цветом, круглая брошь из слоновой кости с подвеской из трех оранжево-красных капель, и еще одна брошь в виде скарабея, держащего у головы красный непрозрачный круг из плоского, вставленного в простую оправу камня. 
– Один из моих любимых камней, потому что он связан, наверное, со всеми человеческими цивилизациями и культурами с древних времен. Его почитали в Древнем Египте, Месопотамии, ценят тибетские буддисты и любил Наполеон. Карнеол, от латинского «цвета плоти». Может, поэтому он и использовался первыми христианами как символ застывшей крови. Вынужденные прятаться, они, между прочим, придумали своеобразную систему отличительных знаков, чтобы узнавать друг друга. Одним из сигнальных камней, говоривших, что носивший его человек – последователь Христа, был карнеол.
– Очень интересно, – фраза была до идиотства глупой, но Бэй хотел аккуратно прервать монолог Гашика, потому что начинал опасаться, что хозяин Пещеры Давид-баба решит рассказывать ему обо всех своих экспонатах, и Кобейн не увидит солнечного света и Карину до следующего утра.
Внутри комнаты-сейфа Гашик шепелявил еще сильнее. То ли от волнения, то ли от того, что стены, обитые мягкими тканями, и избыток темного дерева, смягчали звуки. Но особенности акустики не мешали ему самозабвенно вести экскурсию. 
– Меня привлекает не только история, люблю играть, например, с размерами, – Давид показал на метровую призму черного цвета, – амфибол или роговая обманка, этот минерал часто встречается аморфной массой в вулканических породах, но кристаллизуется очень редко, зато кристаллы могут достигать внушительных размеров. 
У дальней от входа стены располагался шкаф высотой до потолка, состоявший, как соты, из множества ячеек, открытых или закрытых стеклом, с отдельными экспонатами или мелкими композициями. Давид достал из одной из них маленькую коробочку и протянул Кобейну. На темном бархате лежала крохотная точка правильной формы и, несмотря на размер, блестела и переливалась подобно сверхновой – чистым белым светом.
– Это, конечно, не самый маленький ограненный брильянт в мире, но очень достойный пример таланта истинных мастеров. Кстати, Бэй, самый маленький алмаз был обработан ювелирами Амстердама. На камень величиной всего в 0,00012 карата было нанесено рекордное количество граней – пятьдесят семь! Это все равно что блоху подковать! – Увидев вопросительный взгляд Кобейна, Давид рассмеялся: – В Европе эта сказка, написанная русским писателем, незнакома. О мастерстве. Об умельце, который смог подковать блоху... Ну что, хватит бахвальства и пора заканчивать экскурсию? 
Кобейн облегченно перевел дух. Ему было интересно погружаться в мир увлечений Гашика, но каждое новое знакомство с предметами коллекции напоминало о ее ценности. Иногда лучше не знать чужих тайн и не видеть чужых сокровищ.
Давид показал на небольшой письменный стол из красного дерева, на котором стояла фотография его жены, мягкая подушечка около него было пустой. 
– Простая презентация. Лори – мое сердце, так что подвеска с рубином в виде сердца лежала именно здесь. Камень цвета голубиной крови размером в восемнадцать карат. Лори так хотела его надеть! Три месяца назад мы были с женой на свадьбе в Италии, совсем небольшая свадьба, всего человек сто тридцать. В основном, наши знакомые, уважаемые люди, никого лишнего. Проверенные люди, если вы понимаете, что я имею в виду. И уже через месяц после торжества случилась кража. 
– До этого момента никто не знал о том, что вы обладаете камнем?
– Ну зачем лишний раз подобные раритеты демонстрировать? В закрытой компании можно.
Закрытой. На сто тридцать человек, подумал Бэй, а вслух спросил:
 – И вы хотите...
Давид замотал головой, останавливая детектива.
– Из всех моих домов, из всех зданий на этой территории воры пришли именно сюда. С помощью камер нам удалось выяснить, что им понадобилось десять минут, чтобы суметь проникнуть внутрь и успешно скрыться. Согласитесь, это кажется нереальным. Но в этом ограблении много странных моментов. Например, воры оказались очень аккуратными – ничего не ломали, не крушили, может быть, опасались дополнительных ловушек и хитростей сигнализации на разных экспонатах, так что не пытались вскрывать другие витрины, даже те камни, что лежали без защиты, не тронули. Значит, пришли именно за подвеской. Поиском грабителей уже занимаются соответствующие отделы полиции и интерпола. Вы тоже получите всю информацию и возможность контакта с работающими над делом людьми и официально будете искать рубин. Но...
Давид подошел к пьедесталу, на котором находился камень, напоминающий кусок оплавленного металла с космической тематикой вокруг (кусок метеорита?), и с трудом отодвинул его в сторону, потом по очереди нажал на три места в разных углах комнаты.
– Заметьте, что последовательность и ограниченное время между следующим сигналом – это тоже часть секретного кода.
В стене, состоящей из ячеек, одна из сот выехала вперед, и когда Гашик нажал на нее, в другой части стены открылась дверца, скрытая за выставленными фигурками и камнями. Сейф был отделан темно-синим бархатом, горела мягкая подсветка с голубым оттенком, и в центре небрежно валялось несколько кусков коралла.
– Воры пришли за рубином. О существовании камня, что находился здесь, они не могли знать. Это невозможно. Вернее, до того дня я был уверен, что невозможно. 
Давид волновался, его лоб покрылся испариной. 
– Грандидьерит – второй по стоимости камень на Земле после красного бриллианта. Никогда не слышали названия? Неудивительно. Это очень редкий камень. Химически – ничего интересного и необычного, боросиликаты встречаются в земной коре почти повсеместно. Камни, достойные называться драгоценными, впервые были обнаружены месье Лакруа в 1902 году на Мадагаскаре, и получили имя исследователя острова - Альбера Грандидье. Позже открыли еще одно месторождение на Шри Ланке. Но качественные кристаллы встречается настолько редко, что до двухтысячного года было огранено не более пары десятков камней. А официально достойными стандарта признаны всего восемь камней. Восемь! – выделил Давид и продолжил: – Я уже говорил, что моя любовь к камням взаимная. Знающие меня люди считают, что я притягиваю удачу, и раритеты и уникальные вещи сами находят меня. Украденный грандидьерит – это сокровище, попавшее в мои руки случайно. Немного, я бы даже сказал, мистически. Он никогда официально не регистрировался, и, тем не менее, я уверен в его качестве. Кроме того, мой камень уникален своим насыщенным цветом. Изумрудный с теплой синей волной. Кораллы – символичны, – Гашик толкнул толстым пальцем каменные веточки, – потому что грандидьерит считается камнем Бога Морей, который скрывал его долгие века от людей. Ему приписывают непостоянность моря. – Увидев поднятые брови Бэя, Давид добавил: – За те несколько десятилетий, что грандидьерит находился у меня, насыщенность его цвета и прозрачность менялись. – Хозяин сокровищницы закрыл тайник и повернулся к Бэю. – Теперь вы догадываетесь, какую работу я собираюсь вам предложить. Давайте продолжим разговор в более удобном месте, и я отвечу на второй вопрос, почему именно вы. – Гашик направился к выходу. Активируя сигнализацию, он окинул свои богатства задумчиво-довольным взором и с улыбкой сообщил: – Мне понравилось ваше определение, Бэй. Думаю, оно больше всего подходит моей коллекции – Библиотека камней, так что спасибо за название.