Скованная льдом

Глава 1

- Аська! – голос мачехи разнесся над всем скотным двором, заставляя меня морщиться и кривиться, - сюда иди! Сколько ждать?!

Я вздохнула, тяжело и длинно, и встала с корточек. Поленья, что я так тщательно складывала, тут же развалились. С губ сорвался злой вскрик, но я, как овца безмолвная, на зов поплелась. Мачеха долго не орет, возьмет мокрое полотенце и отходит мне бока.

- Чего, матушка? – спросила я спокойно, представ пред очами кикиморы болотной.

- Охолуйка! – выругалась женщина, откидывая поварешку в сторону, - сколько раз тебе, дурехе, говорить, чтоб всю утварь на места складывала, а не пихала боги весть куда!

- Что случилось? – подобралась я, подходя ближе и заталкивая свою привычную грубость подальше.

Мачеха смотрелась необычно. Уложенные в аккуратную косу волосы в беспорядке разметались по плечам, глаза покраснели, под ними круги залегли темные. Раз только мачеха в таком виде показывалась, когда выгнать меня хотела, да батюшка не дал. Горой за меня встал. Знатно они тогда ругались.

Он единственный раз тогда повысил голос на мачеху. Мне стукнуло восемь, сестра сводная смеяться начала, издеваться надо мной, толкнула я ее в сердцах, да руку она сломала. Мачеха меня убить хотела лопатой, но отец не позволил, оттащил ее в комнату, да начал беседу вести. А я, глотая слезы, сидела под дверью и подслушивала, пока Марфа, сестра моя сводная, хныкала на кухне.

Тогда я и узнала, что папа меня нагулял на стороне, а потом моя родная мать-кукушка, подбросила младенцем ему под дверь. Так что мачеху с тех пор жалела я да старалась пропускать мимо уколы ее болезненные, оскорбления, выполняла безропотно все поручения, что она мне давала каждое утро.

- Лиходейка, - погрозила мне мачеха половником, - ремня на тебя нет. Неряха.

- Матушка, - я оперлась на столешницу, скрестив руки на груди, и буравила мачеху подозрительным взглядом, - дело ведь не в посуде.

Она прекратила размахивать половником и посмотрела прямо мне в глаза, с каким-то безумным отчаянием. Плечи женщины опустились, а сама она упала на стул и прикрыла лицо ладонями. До моих ушей донесся тихий всхлип.

- Дошел до нас указ царя-батюшки, - глухо сообщила она, - наша деревня на очереди, дары Черному богу приносить.

Я рот рукой прикрыла. Сердце забилось в груди птицей бешеной, а внутри все скрутило от страха нахлынувшего.

Черного бога боялись, ему поклонялись, только от милости его зависело, случится ли лето, али зима суровая нам уготована, вьюги вьюжить да вертеть снега будут, а на людей снова голод нападет.

Поэтому издавна повелось раз в год из одной деревни али станицы выбирать несколько девушек для его ублажения. Их отправляли в Заколдованный лес – вотчину Черного бога, да оставляли. А чтобы девушки не сбежали, привязывали несчастных к деревьям.

Мир наш устроен просто, магией наполнен. Черный бог да брат его – Белый бог – оберегали нас от бед, защищали от мора. Только и гнев их страшен. Ежели Черный бог серчал – зима морозная накрывала земли, ежели Белый – засуха мучала. Волхвы магией владели, при царе-батюшке жили, наговоры снимали, от духов неупокоенных охраняли. Травницы еще населяли деревни и веси. Только зла многие из них желали, волхвы их уничтожили всех почти.

Отчего-то деревню нашу раньше беда такая не посещала – не падал взор на девушек наших. Она находилась рядом с лесом Заколдованным. Дорога для даров шла через нас. Год каждый мы наблюдали, как красны девицы с лицами заплаканными на смерть верную шли. Ведь ни разу не вернулись несчастные. Только духи неупокоенные из границ леса на нас нападали, калечили, пугали. Ежели девицы богу неугодны становились. Даже волхвы защитить не могли. Хорошо, что травница своя имелась. Добрая, за нас радела. Лечила, помогала роженицам, детишкам малым, на отшибе деревушки нашей жила.

- И кто эти несчастные? - спросила я сипло, когда думы тяжкие камнем на плечи легли, голос пропал от волненья.

- Всех не знаю, но в списке семья наша указана, - на последнем слове мачеха разрыдалась, а я замерла.

Как это? За что? В животе распустился ледяной цветок ужаса, руки-ноги легкой судорогой свело, по спине побежали мурашки шустрые. Что же нам теперь делать?

- А Марфа знает? - спросила я сдавленно, будто и не я вовсе молвила.

- Нет, - мачеха вскинула голову, взгляд, полный ярости, прожег до самой души, - и не узнает, ты одна пойдешь.

- Как? - ноги подкосило, и я осела на пол, - вы серьезно, матушка?

- Еще как серьезно, - слова хлестали похуже мокрого полотенца, а в каждой букве чуялась ненависть лютая, - и я говорила тебе, охолуйке, чтоб не смела меня матушкой кликать!

Я промолчала, по щеке поползла одинокая слеза, а сердце разбилось на мелкие осколочки от боли. Ведь я верила, все время верила, что мачеха хоть немного, но любила меня, где-то там, в глубине души. Оказалось, что я просто обманывалась, мечтая о ласке материнской.

Она встала из-за стола, оглядев меня с презрением, и покинула кухню. Краем глаза отметила, что половник так и остался зажат в ее руке, даже пальцы побелели от напряжения. Одна надежда в сердце теплилась, что отец никогда не позволит жене поступить так с родной дочерью. Разве я заслужила смерти? Да отношения такого?

Глава 2

День отбытия наступил так скоро, что не успела я закончить и половины дел намеченных. Даже с другом единственным не попрощалась. Иван, сын соседа нашего, с самого детства крутился вокруг меня, заглядывая мне в рот. Парнем он слыл хорошим, но разума ему немного не хватало. Видно, Ваня стоял в очереди за внешностью, когда раздавали мозги.

Высокий, широкоплечий, со светлыми вьющимися волосами и огромными синими глазами, своей открытой улыбкой он заставил не одно девичье сердце в нашей деревне быстрее биться. Только вот развитием он остановился где-то далеко в детстве. Слезы снова к глазам подступили, только я головой тряхнула. Решено все!

Умылась, надела самое красивое платье, какое у меня имелось, под него штаны ватные, сверху тулуп, который грел меня уж десять зим исправно, на голову пуховый платок, а на ноги - валенки. Кивнула сама себе да за порог шагнула.

Во дворе уже храпели лошади, беспокойно стуча копытом по заметенной вьюгой дороге. Они тоже волновались перед поездкой, али просто в стойле засиделись. Зимой лошадей редко запрягали, особенно в снегопады. Такой начался седмицу назад и вьюжил так, что света белого люд не видел.

На санях уже сидели закутанные по самые носы девицы, невольные товарки мне. Брови у всех сведены, глаза опухли, покраснели. Плакали, видно, как я, ночью. Я криво им улыбнулась и уселась с краю.

Снег похрустывал под полозьями широких саней. Погода, что удивительно, установилась тихая, пока мы выезжали на широкий тракт, ведущий к Заколдованному лесу. Ветер больше не завывал, а снег мелкой крупой легко падал с неба. Даже низкие облака местами разошлись, чтобы пропустить лучи зимнего холодного солнца.

Отец молчал с самого утра, его глаз тоже коснулась краснота, я заметила, как сильно тряслись его руки, когда он брал в них поводья. Это заставляло стальные тиски вокруг сердца сжиматься плотнее, дыхание перехватывало, а пульс стучал в висках скоро.

Товарки тоже молчали, Тихослава что-то нашептывала беззвучно под нос. Молилась или заговоры какие плела? Вся деревня наслышана о том, что наша травница - баба Нюра - хотела Славку наследницей оставить после себя. Старушка сдавать в последнее время стала, болела часто. Теперь ей некому знания тайные передать. Травницами ведь не становились, ими родиться надобно.

Я стиснула зубы, прокляла про себя глупый обычай и Черного бога. Нет бы, еду у нас брал, али скотину. Да только спасти деревню родную да людей от стужи злой оказалось важнее. Так случилось, что меня выбрали. Хоть ужас все еще накатывал волнами, заставлял сжиматься, слезы останавливать. Может, пощадит меня бог? Али не по вкусу ему окажусь. Ведь девиц выбирали для него в самом соку. А я худа, как палка, кожа да кости.

Но мысли мыслями, а сани все дальше увозили нас от родной деревни. Чем ближе мы подбирались к лесу, тем волнительно делалось. Только вот меня начало в сон клонить. Мерная тряска укачала, а запах сена и свежего сруба затуманил чувства, шепча мне лиходеем, что это все лишь сон. Поэтому я то и дело клевала носом и зевала в варежку.

Лес предстал пред нами ледяной громадой, нависающей со всех сторон облепленными снегом ветвями. Снег искрился, переливался и заставлял сердце восторженно замирать, как в детстве. Будто я не на смерть шла, а путешествовала по волшебной сказке.

В Заколдованный лес я ни разу не наведывалась. Да и мало кто из деревенских сюда совался. За грибами-ягодами, да на охоту на мелкого зверя, ходили в тот, что щербатой стеной стоял с южной стороны деревни, через него шла широкая дорога до столицы, где заседал царь-батюшка, волхвы да дворяне-бояре. А в Заколдованный лес из деревенских ходили только перевозчики. Но они брали крупную сумму за риск. Вот и отцу, наверное, хорошо заплатили. Будет Марфе новая шубка. Я невесело улыбнулась, вспомнив сестру. Как они там с мачехой? Радовались, что я мешаться им под ногами не буду, или сокрушались, что некому теперь большую часть хозяйских дел на себя взвалить?

Хруст веток отвлек меня от размышлений. Я вздрогнула от неожиданности, когда над головой, почти касаясь платка крыльями, спикировал огромный ворон. Смоляной, почти метр в длину. Он приземлился на поваленное дерево, переступил с лапы на лапу и громко каркнул. Девицы вскрикнули и закрыли лица руками. Такие трусихи?

А я отчего-то залюбовалась. Перья ворона топорщились от поднявшегося ветра, блестели на солнце. Мощный клюв мог, наверное, пробить и камень. Невольно улыбнулась, но, встретившись с взглядом темных глаз, опустила голову вниз, на свои варежки. Сердце отчего-то забилось сильно-сильно, а к щекам прилил жар, будто я совершила что-то постыдное, недозволенное.

Я не выдержала все же, посмотрела из-под опущенных ресниц, чтобы проверить – остался ворон или нет. Сани увозили нас все глубже в лес, а ворон так и остался сидеть на дереве, провожая нас взглядом.

Сколько мы еще проехали, я не определила, но руки-ноги мерзнуть принялись, а зубы выстукивали дробь. Я старалась не подавать вида, что мне холодно, зато товарки возмущенно перешептывались. Они недовольно морщили носики и бросали злые взгляды на сгорбленную спину отца.

- А давайте убежим? - вдруг еле слышно прошептала Веселинка, - Старик едет медленно, мы успеем спрыгнуть, да схорониться за сугробом. А там до соседней деревни к ночи доберемся.

Яра приободрилась, явно поддерживая бунтарку, а Тихослава нахмурилась.

- И навлечем беду на всех, - проронила я.

Глава 3

До меня не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел, сердце чуть от страха не остановилось. Он действительно молвил, что девицы БЫЛИ? Сглотнула с трудом, слюна будто наждаком прошлась по горлу, и прошептала:

- Вы их уже съели?

Мужчина хмыкнул и присел передо мной на корточки, до этого я думала, что холоднее не бывало. Ошиблась, бывало. Встретившись с его замораживающим взглядом, я ощутила, что у меня покрылись тонкой пленкой инея такие места, о которых я даже не подозревала.

Он рассматривал меня пристально, будто заглядывал в самые потаенные глубины, и молчал. Я пугалась и дрожала от этого еще больше, хотя и так ощущала себя добычей в лапах хищного зверя.

- Нет, - от неожиданного ответа я вздрогнула, - я не питаюсь человечиной, вы отдаете гнилью.

Мужчина встал и посмотрел на меня сверху вниз с таким превосходством, что я ощутила себя этой самой гнилью. Несмотря на страх я не отвела взгляда, не моргнула, я упрямо смотрела в его светлые глаза и внутренне кипела. Услышать такое от бога оказалось крайне неприятно.

- Идем, - не просьба - приказ, - ты совсем замерзла.

- Мне и здесь неплохо, - сорвались слова с языка прежде, чем я успела захлопнуть рот.

- Меня не волнует твое удобство, - в воздухе повисла угроза, а взгляд мужчины потяжелел, - я не хочу в своем лесу находить мертвяков и закапывать их.

Я, внутренне замерев, поднялась на неверные ноги, пошатнулась. Тело затекло от неподвижности, хоть сделать шаг удалось бы. Мужчина свел брови и, подойдя почти вплотную, схватил меня за подбородок. Щеки против воли покрыл румянец, захотелось спрятать глаза, сбежать. Но мужчина не дал мне такой возможности. Его губы скривились в ухмылке, а большой палец прошелся по нижней губе, вызывая дрожь во всем теле.

- Может, и сгодишься мне, молодушка, - прошептал он совершенно с другим выражением, отчего тугой комок внизу живота разошелся странным покалыванием.

Только я не успела разобраться в ощущениях, вихрь колючего снега подхватил нас, скрывая плотной стеной поляну, жаля кожу, засыпая глаза. Но я не обратила на это совершенно никакого внимания, замерев под чужим взглядом.

Пришла в себя уже в горнице, прищурилась от слишком яркого света. Тысячи иголочек попытались отогреть замерзшее тело, я сжала и разжала пальцы, сняла варежки. Кожа рук покраснела, а пальцы немного опухли. Кажется, не отморозила.

Когда глаза привыкли к яркому свету, я озадаченно осмотрелась вокруг. Меня оставили в спальной комнате, богато обставленной и просторной. Мой угол в избе раз в пять меньше. Свет оказался не настолько ярок, как мне почудилось сначала, просто всю мебель, стены, даже двери покрыли белой краской. Хотя, вероятно, что мебель сделали из редкого беленого эбена - самого дорогого материала, какой можно отыскать.

Глубоко вдохнув, я спрятала варежки в карманы, стянула платок с головы и расстегнула тулуп. Хоть согреться я пока не успела, неприлично находиться в горнице по улице одетой. Заметив на одной из стен окно, занавешенное невесомым тюлем, я несмело подошла к нему, выглянула наружу. От высоты, на которой окно находилось, у меня закружилась голова.

Наверное, только в столице такие терема строили. В деревне нашей только у старосты изба в два этажа стояла. Храм бошам так и не достроили, забросили. Вот он бы с теремом Черного бога потягаться мог. Меня вдруг замутило, как только представила, сколько мне лететь, реши я выпасть. Пальцы невольно сжали тюль, а я прикрыла глаза. Какие глупые мысли в голову полезли с перепугу-то.

Так и не открыв глаз, развернулась спиной к окну и на ощупь вернулась на середину комнаты. Несмело приоткрыла один глаз, пытаясь дышать ровно, и снова осмотрелась. Немного поодаль, рядом с закрытой резной дверью, примостилась широкая кровать, застеленная пуховой периной. Это я предположила, потому что не видала перин ни разу. Моя семья не могла позволить себе такого. Все спали на тряпье, сеном набитом.

Приблизилась и аккуратно присела на самый краешек. Мягкость приняла меня в свои объятия, поэтому я уже смелее продвинула гузно (авт. попа в старину) чуть дальше, а потом и плюхнулась на спину, глупо улыбаясь. Из-за пережитого меня стало клонить в сон, поэтому я без зазрения совести скинула валенки и свернулась в клубочек на пахнущей свежестью постели.

Меня преследовали снежные волки, когда сквозь сон я ощутила присутствие чужое. Будто кто-то толкнул меж лопаток. Я нахмурилась и прикрыла голову рукой, не желала я расставаться с такой приятной дремой. Только она все равно развеялась, истаяла, а я недовольно надула губы и открыла глаза. Тут же испуганно зажмурила, еще и ладонями прикрыла, не узнав горницы, в которой очнулась. Но память отравительницей явила предо мной недавние события. Я невольно застонала.

Надежда, что все мне приснилось, лопнула, как мыльный пузырь.

- Горазда ты спать, - послышался негромкий голос, отчего я вздрогнула и резко села.

От внезапного подъема голова закружилась, но я постаралась не показать вида, что мне поплохело. Только сильно сжала покрывало руками.

- Простите, - ответила, опустив взгляд вниз.

Голос охрип спросонья, поэтому пришлось откашляться.

- Я не сержусь, ты согрелась?

- Да, спасибо, - я невольно посмотрела на лишившего меня свободы мужчину.

Глава 4

Черный бог

Хотелось разнести свой кабинет на мелкие щепочки. Во мне клокотала ярость, отравляя мою ледяную кровь парами жара. Эти наивные глаза не хотели выходить из головы, а крупные слезы, такие теплые и соленые, так и стояли перед внутренним взором.

Я сплюнул на пол и растянулся на кушетке, прикрыл глаза сгибом локтя и попытался успокоиться. Люди из соседних деревень не переживут очередного снегопада сроком на неделю. Погода напрямую зависела от меня, чем я смурнее, тем вьюга больше ярилась. Северные ветра гнули к земле деревья, а снег превращался в острые льдинки на подлетах к земле, он ранил хрупких людей и царапал все вокруг.

Я выдохнул, снова замораживая пространство рядом, а тело горело от неудовлетворенного желания. Но я не насильник, не мог взять невинную девочку и просто испортить. Я не любил неопытных. Обычно мне присылали искушенных в таком вопросе девиц, я проводил с ними незабываемые вечера, осыпал богатствами и отправлял восвояси. Их дальнейшая судьба меня не интересовала.

Те, которых привезли сегодня, вышли из ритуального круга, поэтому даром для меня считаться перестали. В итоге, мне досталась деревенская замарашка, худая до безобразия, схватить-то не за что. Вот жена бывшая этим знатно отличалась. Я помрачнел, вспомнив Морену и ее уход, поэтому отогнал от себя скорее смурные мысли.

Да и обучать искусству любви человечку желание отсутствовало. Может, мне кого еще привели? Пора проверить.

Поднялся на ноги и отправился на обход территории. Негоже просиживать штаны без дела. На носу год закрывать, да новый поддерживать, а я распустил тут сопли, как юнец человечий.

Аська

Пальцы беспокойно перебирали завязки платья, а ноги мерили шагами комнату. После ухода Макара прошло достаточно времени, за окном успело стемнеть, а съеденное улеглось, поэтому желудок снова стал недовольно ворчать. Что оказалось странным, ведь дома я о еде даже не вспоминала. Все это верно от безделья.

Я остановилась посреди комнаты, губу прикусила, и стала прожигать дверь входную взглядом нерешительным. Выйти или дождаться хозяина? Сердце сжималось от страха и волнения. Никогда не стремилась познавать что-то новое, у меня забот без этого хватало. А сейчас, без привычных обязанностей я ощущала пустоту и нарастающее с каждой минутой любопытство.

Наконец, я не выдержала, кивнула себе и смело отправилась в неизвестность.

Коридор оказался таким же светлым, как и горница, только здесь царствовали голубые и салатовые тона. На стенах висели массивные светильники, они мягко освещали коридор. Еще стояли красивые фигуры, покуда глаз хватало, будто из стекла вылепленные. Я подивилась, неужто и впрямь стекло? Но стоило прикоснуться к одной из фигур пальцем, как я ощутила холод. Тут же отдернула руку, обнаружив, что на пальце осталась влага. Значит, изо льда их сделали. Только как же они не таяли совсем? Ведь в тереме тепло оказалось.

Потерла шею, плечами пожала да отправилась лестницу искать. Все же, близость земли роднее, а там и на улицу может выглянуть удастся, хоть осмотрюсь.

Такие мысли подняли настроение, только смущение не уходило, засело румянцем на щеках и неразберихой в мыслях. Я до сих пор не поняла, для чего Макар меня спрашивал о вещах, которые прилюдно не обсуждали. Даже думать о подобном казалось позором. Нет, я, конечно, догадывалась, чем мачеха с батюшкой за закрытыми дверями занимались, дети откуда появлялись, знала, но всерьез о подобном не думала ни разу. За домашним хозяйством мне некогда было миловаться с молодцами, как делали Марфа и ее подруги, вот и оказалась не готова к откровенным разговорам.

Мои мысли от местных юнцов вернулись к Макару и чудному жару в теле от его близости. Он же мужчина, как никак. Меня прошиб холодный пот. Значит, раздеваться он меня просил совсем не для того, чтобы съесть?

Я замедлила шаг и прикусила палец, а что, если девушек в дар ему отправляли для подобных утех? Страх змеей оплел внутренности, даже желудок затих, ведь я только слышала о том, чем мужчина и женщина занимались в постели. Еще у Марфы нашла как-то роман любовный, да ради интереса решила почитать, так там такими словами весь процесс описали, что я еще пару дней красная как рак ходила. Вспомнились слова Макара о том, что он не желал возиться с неумехой. Вдруг, разочаровался в даре?

Я осталась одна, сама прогнала товарок. Если Черного бога не обрадую, то он сгноит людей со света белого, завьюжит пургой. Значит, мне надо постараться. И сделать вид, что не такая я и неопытная. Жизни дорогих мне людей важнее моей чести. Тем более, Макар вполне мог вернуть меня домой. Он не казался убивцем.

Может, наши деревенские и побрезгуют взять меня в жены после другого мужчины, так есть соседние деревни. Та же Вяземки. А от своей мечты я не отказалась. Хоть за Ваню замуж пойду, он-то уж не побрезгует. Все нутро перевернулось от дум таких. Не об этом мечтала вечерами темными, не такого чаяла себе в будущем.

Щеками пылая, я добрела до лестницы. Покрытая синей ковровой дорожкой, она спиралью уходила вниз. Положила пальчики на перила и стала аккуратно спускаться. Но не успела я и пары ступенек преодолеть, как скрипучий голос заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и со всей силы схватиться за перила:

- Куды?

- Ч-что? - уточнила я, даже заикаться начала.

Глава 5

Я вздрогнула и развернулась к выходу, там стоял Макар, чернее тучи, и хмуро меня разглядывал. Поискала глазами Никодима, но рядом его не оказалось. Мой недавний собеседник истуканом замер рядом с троном и не подавал никаких признаков жизни, будто являлся одной из фигур, украшающих терем.

Внутри всколыхнулась обида, я ощутила себя преданной, но под колючим взглядом светлых глаз думать забыла о посохе. По спине мурашками пополз вверх страх, а сердце на миг сбилось с ритма, когда Макар стремительно переступил порог и в мгновение ока оказался рядом.

Взгляд замораживал, прожигал насквозь и пугал до колик в животе. Я сжалась, обхватив себя за плечи, и стала ожидать кары от самого бога.

- Почему ты вышла из комнаты? - неожиданный вопрос заставил вздрогнуть, застал врасплох.

Я ведь ожидала пощечины, если не оборота в фигуру ледяную. Как те, что зал украшали. Ведь мачеха за мое своеволие всегда тумаков жаловала, а батюшка смотрел с укоризной. Чем же этот мужчина отличаться мог?

- П-простите, - пролепетала я, невольно отступая на шаг назад.

Снова оглянулась на посох в поисках поддержки, но он притворялся неживым объектом, это заставило меня усомниться в собственных воспоминаниях. Может, мне все почудилось? От переживаний.

- Я не просил твоих извинений, - в голосе Макара я услышала недовольство, - меня интересовали причины.

- Я… мне… - проблеяла я невнятно, на глаза навернулись слезы, а в горле встал ком, слова выветрились из головы, их поглотил страх.

Во взгляде мужчины промелькнуло разочарование, когда я подняла на него испуганные глаза. Это придало мне немного уверенности. Значит, убивать меня пока не собирались.

- Я заскучала, - произнесла твердо, нечего тут стесняться, - и проголодалась.

Будто в подтверждение моих слов, живот громко заурчал, в который раз за день вогнал меня в краску. На миг мне показалось, что взгляд Черного бога изменился - потеплел что ли? Так часто смотрел на меня отец и иногда Ваня. Но разбираться я не стала, Макар закатил глаза и обреченно выдохнул.

Он качнулся в мою сторону, отчего я вновь сжалась, покрываясь гусиной кожей, но мужчина лишь обошел меня и тяжело опустился на трон, прикрыв лицо ладонью.

Я стояла, ни жива, ни мертва, даже дышать боялась. Мало ли, прогневаю вновь.

- Никодим, - позвал через некоторое время напряженного молчания Макар, - отведи гостью обратно, и проследи, чтобы она не потерялась по дороге.

Я вздрогнула, кажется, это входило в привычку. Баба Нюра в таких случаях травки успокаивающие назначала, мачеха часто их принимала, нахваливала эффект и чаще после этого улыбалась. Не отказалась бы от них.

На сердце снова затаилась горечь, но я загнала ее глубже, чтоб никто не прознал о думах истинных, и несмело улыбнулась. Посох, как не бывало, прытко подскочил с насиженного места и подплыл ко мне. Я невольно поджала губы и отвела взгляд, обида на Никодима снова отравила душу. Никогда еще не ощущала себя настолько обиженной.

- Если бы вы сообщили правила, - сорвались с губ слова, когда я уже почти вышла из зала, - я бы их не нарушила.

Макар хмыкнул и пронзил очередным ледяным взглядом, от которого вновь по спине пробежался табун мурашек. Я прикусила язык и поспешила за посохом. Нашла, кому указывать.

- Ходить по терему тебе не запрещено, - нагнали меня тихие слова, когда мы в широкий коридор вышли.

До комнат мы с посохом добирались молча, я дулась, он излучал вину. Или мне хотелось верить, что Никодиму действительно стыдно за свое молчание перед Макаром.

- Прости, Аська, - произнес он у самой двери в комнату, где Макар поселил меня, - хозяин смурной вернулся с проверки, я дар речи потерял. Верно, в лесу беда какая приключилась. Я ему позже объясню все, и что я тебя терем повел осматривать.

- Что ты, Никодим, - отмахнулась я, а на душе немного потеплело, - сама же вышла. Да и сам Макар обмолвился, что по терему ходить не запрещено.

Посох облегченно выдохнул и приободрился, а я прикусила губу от раздумий. Спросить про мои догадки о назначении дара или повременить? Когда Никодим уже развернулся в сторону лестниц, я решилась и выпалила, краснея кончиками ушей:

- А что Макар с дарами делает обычно?

Посох удивленно замер и посмотрел на меня ледяными глазами-бусинками. Сделалось жутко, но я не отвела взгляда, упрямо нахмурилась.

- Девица-краса, ты над стариком посмеяться решила? - произнес он неуверенно, прыгнув обратно ко мне.

- Нет, что ты, просто отправить меня отправили, а толком ничего не пояснили.

- А предания-то ты слыхала? - спросил посох, нависая надо мной, отчего я отступила на шаг назад, ближе к двери.

- С-слыхала, - сглотнула я тугой ком, - на обед он молодушек пожирает.

Если бы Никодим был человеком, он бы точно поперхнулся или оступился, так сильно удивление на морде его отпечаталось. А после грянул смех, смешавший все мои чувства.

- Вот умора! - крякнул посох, опершись о стену лбом для устойчивости, - впервые такую дичь слышу. Аська, ну ты что, тебе же не пять лет от роду.

Глава 6

Под бешено стучащее сердце в моей груди, в комнату вкатился уже знакомый мне столик, за ним промелькнул белый хвост с черной кисточкой. Я облегченно выдохнула да глаза прикрыла. Мне снова трапезничать позволили. Значит, не так зол Черный бог на своеволие мое. Только, отчего же столько еды мне отправил? Откормить решил? Против воли во рту слюна скопилась, а желудок протяжно заурчал.

В который раз за этот день я залилась краской от стыда, скоро так и останусь, красной, как помидор на грядке.

- Чего опять в угол забилась? - отвлек меня голос песца, - тебя ж никто не обижает здесь.

- Прости, - я растерла предплечья и уселась ровнее, увереннее. Это всего лишь говорящее животное, не человек, - думала, что твой хозяин пожалует.

- Он занят до утра завтрашнего, - фыркнул песец и направился к выходу, как в первый раз, - отужинай, да опочивать ложись. Утро вечера мудренее.

И был таков, снова сбежал по своим важным делам. Я лишь вздохнула, тоскливо и протяжно, но тут же принялась за ароматные вареники с морошкой и парное молоко. Деликатесы.

Наевшись досыта, я, тяжело ступая, потопала в горницу с принадлежностями банными. Знала, конечно, что вредно париться после обильной трапезы, меня мачеха через раз за такое ругала, но ничего не смогла с собой поделать. Ароматные пены и соли затянули в свое царство, а горячая вода, так редко в деревне используемая, приняла в свои жаркие объятия. Да и не видала я раньше бань таких чудных. Стояла не то бочка, не то бадья посреди горницы, сама водой наполнялась горячей, стоило только за ручку дернуть. Соли да пени сами сыпались. Чудеса. Нам, деревенским, от магии да тех-но-ло-гий далеких, только бани знакомы, да речка по теплу с водой ледяной.

Сразу сделалось хорошо и спокойно, в сон потянуло. Правда, долго нежиться я не отважилась, очень скоро у меня стало темнеть в глазах, а сердце забилось так сильно, будто хотело выскочить из груди. Я перепугалась, выскочила из парной, наспех завернувшись в тряпицу мягкую, и прислонилась к прохладной стене.

Тело пылало, а перед глазами круги черные прыгали. Неужто, заболевание у меня смертельное? От чего вдруг так дурно сделалось?

Моя грудь тяжело вздымалась, а тело покрыл пот, казалось, что я сейчас если не расплавлюсь, то взорвусь. Вдохнула-выдохнула, и по стеночке поползла к кровати.

Мягкая перина приняла меня в свои объятия сразу, я прикрыла глаза и утонула в приятном аромате свежего белья и жара моего тела. Никогда за всю свою жизнь ведь не болела даже насморком, в отличие от вечно шмыгающей носом Марфы, а тут вдруг залихорадило. Даже от бани такого не бывало.

Сердце продолжало выбивать дробь, а тело окутывал жар, но дышать стало немного легче. Прохлада комнаты приятно щипала разгоряченную кожу, а мокрые волосы холодили спину и плечи. Хотела подняться, найти одежду, подсушить волосы, но сон оказался слишком коварным, сморил меня мигом.

Проснулась вновь одним мгновением, потерла глаза и сладко зевнула. Сквозь неплотно зашторенные окна пробивался свет тусклый, значит, я целую ночь проспала, даже не проснулась ни разу. Зато после сна ощущала себя бодрой и вполне здоровой. Выдохнула и села на кровати. Я, как упала плашмя на живот, так и очнулась в таком же положении. Тряпица, в которую я завернулась, медленно сползла, лишившись поддержки, я еле успела поймать ее в районе груди, тут же густо покраснела. Как неприлично.

Ощутила, что с плеч упало что-то мягкое, осело у поясницы пушистыми волнами. Я озадаченно оглянулась, кто-то бережно укрыл меня покрывалом теплым, пока я крепко спала. Покраснела еще больше от смущения, тут же воровато огляделась, но в комнате, кроме меня никого не наблюдалось. С губ сорвался облегченный вздох, а пальцы сильнее сжали тряпицу.

Сползла с кровати неохотно, вздохнула, когда еще на такой перине полежать? Снова обвела взглядом горницу спальную. Все также уютно и безлюдно. Хорошо, есть время привести себя в порядок.

Потянулась сладко да в банную потопала, одеться да умыться не мешало. Только хорошего настроения как не бывало, когда я платье мое выходное да панталоны пропали. Внутри всколыхнулась злость, но тут же замялась смущением. Кто-то видел мои личные вещи, кто-то их трогал! Даже Марфа не позволяла себе портить мое белье нижнее, хотя в детстве часто резала мои платья, выстригала клоками волосы и ломала игрушки. Хорошо, что у нее это с возрастом отошло.

Я поджала губы и стала рыться по ящикам в поисках одежды, но, кроме еще одной мягкой тряпицы поменьше размером, ничего не нашла. После усердных поисков я даже взмокла, зло сдула волнистый локон с лица и выпрямилась. Еле успела сдержать крик - на меня смотрела растрепанная бледная девушка с безумно горящими глазами. Только после пары вздохов и десятка ударов сердца я поняла, что смотрелась в зеркало.

Прикрыла рот ладошкой и звонко рассмеялась над собой же. Надо ведь быть такой трусихой! Отбросила лишние мысли, быстро поправила съехавшую тряпицу, плотнее в нее закуталась, умылась и, схватив деревянный гребень, присела на край бадьи.

Волосы за ночь спутались, поэтому я потратила много времени, чтобы привести их в порядок и заплести тугую косу. Когда я покинула банную, постель стояла заправленной, а у кресла ждал ароматный завтрак. Сердце тут же ухнуло вниз, а щеки залил румянец, мое одиночество прервали: в кресле напротив столика сидел Макар и ухмылялся, разглядывая меня потемневшим взглядом.

- Не стесняйся, - молвил он, не давая мне возможности прийти в себя, - присаживайся, завтракать будем.

Глава 7

Почудилось, что прошло не меньше часа, прежде, чем Никодим явился с ворохом разноцветной одежды. Как он ее тащил, я не поняла, ведь рук у посоха не имелось. Он сгрузил все это рядом со мной и гордо вскинул подбородок.

Я осталась сидеть, глупо хлопая глазами. От ярких цветов зарябило в глазах, а от многообразия вещей закружилась голова. Никогда столько не видела, даже у Марфы шкаф меньше забит платьями и платками.

- Ну, - протянул посох нетерпеливо, - чего ждешь? Выбирай, что по нраву, остальное в шкаф запрячем. На потом.

- Как это на потом? - опешила я.

Я ведь убедилась, что бог удовлетворял свои желания раз, да отпускал девиц с миром. Ежели я в лесу не сгину, то домой вернусь невредима. Почти.

- А ты думала, тут на сколько? - Никодим даже перестал подскакивать, навис надо мной и нахмурил ледяные брови, - на пару дней? Даже не мечтай, девицы тут по неделе проводили, некоторые по месяцу. Если их больше трех за раз, то хозяин выбирал ту, или тех, кто больше по нраву.

Я сглотнула жесткий ком, а сердце от таких слов ухнуло раненой птицей вниз. На глаза навернулись слезы, но я запретила себе плакать. Это все ради будущего урожая и лета. Да не так уж Макар и страшен, если не думать, что он бог.

- А что с девицами потом происходило? - поинтересовалась я, голос осип от волнения, поэтому пришлось откашляться.

Изо рта вырвалось облачко пара, а нос и щеки заколол легкий морозец. Неужели, это от близости Никодима?

- А ты и об этом не в курсе? - снова удивился посох, отодвигая от меня свою морду, стало тут же теплее.

Я отрицательно замотала головой. Не рассказывать же, что мы всей деревней уверены в том, что прошлых даров для Черного бога нет уже в живых. Ведь ни одна из них так и не вернулась.

- Так отпустил их хозяин, с приданным богатым, если понравилось все. Со средним, если не очень приглянулась ему девица, да с тем, с чем пришла, если совсем не приглянулась, - нехотя рассказал посох и тут же вернулся к одежде, - ну, не отвлекайся! Примерь вон то, пурпурное. Оно оттенит твои глаза.

Я вздохнула и постаралась не показывать, как сильно переживала. Натянула на лицо улыбку обманную и стала рассматривать странного кроя платья. Одни из них отличались глубокими вырезами, другие - тугими шнуровками и жестким корсетом.

- О, чуть не забыл, - подпрыгнул выше прежнего посох и снова покинул комнату, пока я нервно кусала губу и мечтала вернуться домой, к работе и сарафанам привычным.

Я же протяжно вздохнула и плюхнулась обратно на кровать. В руки-то брать такие платья страшно, а мне надеть велели. Посох отсутствовал недолго, вскоре дверь отворилась с пробирающим до поджилок скрипом. Я ожидаемо вздрогнула.

Никодим, сияя, как начищенный самовар, ввалился в комнату с ворохом одежды, еще больше прежнего. Только, одежда показалась странной. Оплетенная кружевом, да на платья не похожая.

Посох свалил эту груду рядом с первой кучей и отпрыгнул в нетерпении.

- Выбирай платья, а под него исподнее подберем.

Я покраснела до кончиков ушей и несмело указала на первое попавшееся. Какая разница, какое? Они все для меня слишком чудные. Я с большим удовольствием в рубахе бы осталась, раз моего платья вернуть не хотели. Только кто мне это позволит?

Платье, что я выбрала, оказалось приятного бежевого оттенка, в отличие от других ярких и пестрых. Оно переливалось перламутром, как редкий жемчуг, который мачеха хранила в своей драгоценной шкатулке и выдавала Марфе на смотрины. Я улыбнулась и продемонстрировала подобранную вещь посоху. Никодим задумался, хмыкнул и выдал:

- Ну, оно, конечно, простовато, но для тебя в самый раз.

Я решила не обижаться в этот раз на бестактность. Видимо, это бесполезно. Он, как раз, с помощью непонятной мне магии, вытянул из второго вороха одежды нечто полупрозрачное и кружевное, кораллового оттенка.

- А вот это ты оденешь под платье, - сообщил с самым серьезным видом.

Я думала, что покраснеть больше не удастся, но ошиблась. Как только пар из ушей не повалил? На кровать легли две тряпочки, они представляли собой переплетение филигранных вязей, настолько тонким кружевом, что мне до такого уровня мастерства учиться и учиться.

- А куда мне это надевать? - выдавила я из себя сквозь силу.

- Как куда? - посох даже завис над полом от удивления, - ты не знаешь, как носить белье нижнее?

- Это белье? - голос ослаб, а я несмело протянула пальцы к тряпочкам, боясь порвать.

И это мне надо надеть на себя?! Даже в самом страшном кошмаре не думала, что когда-нибудь подобное в руках держать буду, а тут надеть. Но, вспомнив родных, я прикрыла глаза и выдохнула. На какие жертвы только не пойдешь. Радовало, что сверху будет платье.

Облачившись в банной горнице в такие смущающие и стесняющие движения вещи, я, насколько смогла, перевела дыхание, успокоила бешено колотящееся сердце и посмотрела на свое отражение в зеркале.

На меня уставилась испуганными глазами довольно милая девица. Платье облегало фигуру, подчеркивало все мои достоинства. Груди приподнялись из-за глубокого лифа, а вырез показывал ложбинку меж ними. Так подумала бы Марфа, но я считала, что такое можно показать только мужу. Прикрыла глаза, стараясь не смотреть на свои пылающие щеки и блестящие глаза. Потому что в них я разглядела что-то похожее на предвкушение, сердце в волнении забилось, а по телу побежали мурашки. И это только от того, что я представила, как Макар посмотрит на меня. И не скажет больше, что я кожа да кости.

Глава 8

Аська

Взгляд Макара потемнел, как тучи грозовые, дыханье тут же перехватило, а сердце птицей раненой в клетке забилось. По телу волна теплая прокатилась, заставила трепетать от ожидания чего-то необычного, нового и неизведанного. Но наравне с ней, окутывал меня страх. Он холодил пальцы и сжимал сердце до боли.

Мужчина, замер на миг, оглядел меня с головы до ног, и решительно приблизился, протянул руку. Я отпрянула невольно, только кончики пальцев студеных прошлись по моему подбородку, заставили задрожать телом всем. Сердце замерло, дыханье сбилось, а всю суть мою жар нестерпимый наполнил.

Только, видно, не так я себя повела. Макар мигом сжал руку в кулак, а глаза его посветлели. К щекам своим горящим ладонями я прикоснулась, да словами себя браными мысленно отходила. Даже припомнила ругань мачехи, когда поперек дорогу ей переходила.

Ведь я сама руки к богу тянуть обязана, как учил Никодим, вырез показывать, что ложбинкой хвастал, боком повернуться так, чтоб стан мой рассмотреть мог, а я шарахнулась от Макара, будто он заразен.

Мужчина, тем временем, глубоко вдохнул и спокойно произнес:

- Не бойся, девица. Я не обижу тебя. Если скажешь, не прикоснусь больше.

- Все в порядке, - пролепетала я, отрывая ладони от щек и распрямляя спину, - продолжайте.

Взгляд Макара переполз с моего лица ниже, когда я выпрямилась, и снова потемнел. Мужчина криво улыбнулся и вновь протянул руку, провел по пылающей коже кончиками пальцев, заставляя гореть меня все жарче. Я не отпрянула, лишь губу прикусила, да взгляда не отвела. Макар тут же этим воспользовался, провел большим пальцем по нижней губе, несильно сжал подбородок и вынудил меня встать. Я ведь так и сидела на краешке кровати, не подумала, что встать надобно пред богом.

Я почувствовала, как пол поплыл под ногами, голова закружилась, когда между нами осталось не больше перста расстоянья. Сжала накидку на груди Макара пальцами подрагивающими, так и устояла. Тут же ладони студеные бога на спину мне легли, от плеч мягко прошлись до самой поясницы, мурашки вызвали да дрожь усилили. С губ моих вздох сорвался, а в голове совсем помутилось. Только ледяные прикосновения, жар вызывающие да взгляд обжигающий, волнующий остались.

Поджал мужчина губы да плотнее меня к себе прижал, руки еще ниже опустил, сжал немного. Снова заставил меня звуки чудные издавать. Я прикрыла глаза от чувств новых, непонятных. Губ коснулось что-то прохладное и мягкое, в нос ударил запах мороза зимнего. Руки чужие меня до боли смяли.

В испуге от происходящего я невольно распахнула ресницы и встретилась с горящим странным огнем взглядом мужчины. Мимолетом заметила, что он тяжело дышал, как и я. Мужчина поджал губы и тут же впился поцелуем жадным. Дрожь по телу прошла, а жар весь ниже опустился, к низу живота моего, вот-вот грянет что-то. Мне неведомое. Макар не остановился, он языком провел по моим губам и проник внутрь.

Голова перестала соображать, а перед взглядом поплыло. На поцелуй я ответила, как сумела, пальчики свои крепче сжала на накидке его. Объятия болезненными сделались, он сминал меня так сильно, что я невольно застонала. Бога это не остановило. Он будто в безумие впал, прошелся языком по скуле, втянул в рот мочку моего уха, щекоча своим дыханием, а его руки совершенно свободно проникли за границы платья, сминая мое гузно. Испуг накрыл с головой, а я внутренне сжалась. Только тело решило иначе: изогнулось в пояснице под его настойчивыми ласками, а с губ сорвался очередной тихий стон.

Я не заметила, как мы оказались на постели, он навис надо мной, обдавая меня морозной свежестью, от которой тело плавилось, а сердце выскакивало из груди. Дыхание сбилось еще во время поцелуя, поэтому моя грудная клетка поднималась так высоко и часто, что почти доставала до его лица. Страх неизвестности и смущение вновь завладели мной, и я сжала на груди руки и замерла. Страх сковывал, оплетая мое тело едкими путами, смешивался с внутренним жаром. Я готова на куски разлететься или истаять прямо под его взглядом голодным.

Снова вздрогнула, когда он настойчиво взял мои руки в свои, отвел от грудной клетки и закинул назад, за мою голову. Одной рукой несильно перехватил мои запястья, а пальцами второй провел по линии шеи, опускаясь ниже, к вырезу. Прикосновение к груди оказалось неожиданным, по коже побежали мурашки, а соски чувствительными стали, бугорками выросли. Так раньше бывало, когда я мылась в реке студеной, али переодевалась в сенях.

Макар заметил, он сжал мои запястья сильнее, склонился ниже и снова накрыл пылающие губы поцелуем. Жадно, сминая все мое смущение, заставляя полыхать и выгибать спину. Сквозь тонкую ткань платья и белья ощутила его пальцы на своей груди, отчего невольно ноги свела, простонала ему в губы. Макар будто озверел, он отстранился, тяжело дыша, вклинился ногами между моих сжатых бедер и припал губами к груди. Прикусил зубами, заставил задыхаться от чувств новых. Ткань платья вовсе не помешала, я руками в волосы его вцепилась, ведь свободны они оказались, и хрипло простонала. Макар снова запястья мои пленил, оторвался от меня и прожег очередным пьянящим взглядом.

На глазах выступили слезы от пожара внутри и таких необычных ощущений, даже страх пропал, спрятался где-то в глубине и ждал подходящего момента, чтобы накрыть с головой. Послышался треск ткани, но я даже вниманья не обратила, погребенная под лавиной возбуждения. Кажется, так кликали чувства, что завладели мной.