Скука

Скука

В четверг теплым летним вечером Степан Лупинёв сидел на диване в своей двухкомнатной квартире на 23 этаже жилого комлекса "Новая жизнь" на окраине Мытищ и смотрел кино. Степан только что отужинал, о чем свидетельствовали свежие пятна кетчупа на его белой майке, и теперь тихо-мирно блаженствовал в большой комнате, лениво следя за действиями на экране. Жена ушла к подруге, малолетняя дочь пропала в своём планшете, теща сгинула на даче, из окна с антимоскитной сеткой дул приятный ветерок и всё вокруг нашептывало Степану о том что его жизнь удалась. И в этом не было никаких сомнений. В конце-концов далеко не каждому удается в 36 лет достичь такого уровня благосостояния чтобы позволить себе жить в собственной двухкомнатной квартире на окраине такого славного городка как подмосковные Мытищи. Степану это удалось и он заслуженно ощущал себя победителем. И единственное что досаждало ему это скука. Степану было отчаянно скучно. Американский детективный триллер, несмотря на все свои сюжетные усилия, был не в состоянии увлечь Степана. Степан зевал, чесал живот и иногда ковырял мизинцем в носу. Фильм рассказывал о зловещем маньяке-педофиле, который похищал детей, издевался над ними, а потом ещё и над их родителями, посылая им фотографии замученных детей. Но Степан потерял нить повествования, не понимал сюжетных ходов появления улик и запутался в персонажах. И смотрел только ради картинки, отмечая про себя в каких домах живут герои и на каких авто ездят. Впрочем фильм всё же имел одно явное достоинство. Это была прелестная молодая брюнетка следователь из ФБР. Она была настолько очаровательна и привлекательна что Степан даже запомнил её имя - Дина. И с нетерпением ждал сцен с её участием. Он с удовольствием наблюдал за эмоциями на лице молодой женщины, а также за движением её пухлых губ, всё более утверждаясь в мысли что фильм не так уж и плох. Но неожиданно Дина трагически погибла, выброшенная из окна небоскреба недоумком-маньяком. Это было настолько нелепо и глупо уничтожить единственное что было хорошего в фильме, что Степан по-настоящему расстроился. И дальше уже глядел на экран хмуро поджав губы, ожидая когда сверщится возмездие если уж не над кретином-режиссером, то хотя бы над этим придурком маньяком. Возмездие совершилось, сердечный друг прелестной брюнетки всех перехитрил, обошёл недалеких увальней из полиции и собственоручно распилил маньяка на части. Добро восторжествовало, но Степану снова стало скучно. Однако поразмышляв пару минут над просмотренным, Степан вдруг пришел к мысли, что фильм пожалуй кое в чем прав: в мире полно мерзких извращенцев, а у него между прочим где-то там в соседней комнате растет дочь. И с ней определённо необходимо провести ликбез на тему того как опасен может быть этот мир и что ни в коем случае нельзя разговаривать с незнакомцами.

Степан поднялся с дивана, решительно натянул повыше трико и направился в соседнюю комнату.

Лена, небесное светловолосое создание с большими голубыми глазами, оторвалась от экрана планшета и с удивлением поглядела на отца, когда тот сурово объявил что им нужно серьезно поговорить. Лена не представляла о чем можно серьезно говорить с отцом. Обычно он просил её сгонять за пивом, сварить макароны, придумать и заказать на Озоне подарок матери и бабушке не дороже 500 рублей, разобраться с настройками телефона и перестать наконец таскать в дом дебильно гогочущих подружек. Иногда, словно спохватившись, он спрашивал её об оценках в школе, сколько у неё двоек и троек. Она отвечала что у неё нет двоек и троек, а когда ей это надоело она сказала ему что в школе отменили цифровую градацию успеваемости, так как она крайне не толерантна и может глубоко ранить неокрепшую психику учеников, что теперь у них как в Америке есть только буквенные баллы A, B, C, D, E и т.д. и все они положительные. Отец, как и всегда, поверил ей и больше об оценках не спрашивал, ибо в буквенных баллах ничего не понимал.

Степан уселся на стул, потёр бедра и объявил:
- В общем, Ленка, тут такое дело, думаю пора нам с тобой поговорить о том что бывает... ну когда... когда, мать его, всякие... как это сказать-то, в общем ты уже не маленькая, восемь лет всё-таки...
- Мне десять.
- Да? Ну тем более.

Лена слегка напряглась, опасаясь не собирается ли отец удариться в разговор на тему тычинок и пестиков и как от всего этого случаются дети. Лена считала что она давно уже знает обо всём об этом ну уж никак не меньше отца и выслушивать его нелепые наставления на этот счет со всеми, мать его, междометиями и словами паразитами будет тот еще "кринж". Ведь смешно сказать даже само это слово "кринж" отец не понимал что означает и Лена подозревала что когда она говорит ему "Папа, ну это полный кринж!", он кажется воспринимал это как одобрение, что-то вроде "Пап, это круто!" и уходил довольный. Но деваться было некуда и выслушивать пришлось.

Однако после долгого утомительного вступления, наполненного, как и ожидалось, всякими "как бы", "так сказать", "ну в общем", "короче" и "идрить его за ногу" выяснилось что речь не про тычинки и пестики, а про плохих взрослых, нехороших дядей и тётей, которые любят маленьких детей. Лена было не поняла что плохого в том что взрослые дяди и тёти любят детей, но тут же последовало объяснение что любят они их вовсе не так как её любит отец, мать и бабушка Наташа, а по особенному. И вернее даже не любят, а то есть как бы, ну как это твою мать сказать-то, в общем они любят делать с детьми всякие плохие вещи. И лишь еще через пару минут сумбурных заковыристых пояснений про "плохие вещи" Лена наконец догадалась что речь идёт о педофилах. Когда отец к обоюдному облегчению закончил свои пояснения про "плохие вещи", он перешел к правилам поведения для дочери. Ей не следовало разговаривать с незнакомцами и если кто-то предлагает ей конфету или сходить посмотреть щенка или котенка к нему домой, дочь должна решительно отказаться. Последовало ещё несколько минут, в течении которых Степан пытался донести насколько решительным и резким должен быть отказ дочери от подобных предложений, а также не сдержавшись выражал свое отношение ко всем этим нехорошим взрослым, при этом богато перемежая свою речь весьма специфичными пёрлами, которые навряд ли стоит употреблять в присутствии десятилетнего ребенка.