За окном шёл дождь. Капли методично и звонко барабанили по крышам. Кажется, совсем скоро грянет гром: тучи налились свинцом, вдали блеснула молния, которая на миг озарила огромное стеклянное здание, возвышавшееся в вечернем сумраке.
«Человеческий муравейник… Множество людей, копошащихся в своём мирке, но мнящих себя при этом едва ли не Богами. Куда уж им, смертным, до Богов?» — именно так считала Рэм — одна из Богинь смерти. Он глядела на двух чрезмерно много возомнивших о своей значимости людей, которые начинали угрожать спокойной жизни её подопечной. Миса была столь юна, красива и счастлива, что Рэм просто не могла позволить этим детективам вновь подвергнуть свою девочку различным зверствам и издевательствам. Хватит с неё и многомесячной отсидки в камере, будучи скованной по рукам и ногам.
Рэм знала правила. Знала, чем чревато для Богов смерти любить людей, однако она была готова пойти на жертвы ради Мисы. Убрать детективов, зашедших в деле расследования загадочных убийств слишком далеко. Раз уж хотят разузнать побольше о принципах действия артефакта, то Рэм даже окажет им услугу, приблизив тех к смерти и, разумеется, разгадке той самой тайны, над которой весь мир ломает голову уже несколько лет.
Спустя миг после того, как рука Рэм прекратила скользить над тетрадью, вписывая настоящее имя мужчины, прячущегося под прозвищем «Ватари», мужчина схватился за грудь.
Жжение в грудной клетке, головокружение, боль, отдающая в левую руку — всё это являлось признаками предынфарктного состояния. Боль, обдающая жаром, сулила смерть, доказательств преднамеренности которой не было и не могло быть: инфаркты и инсульты остаются главными причинами смерти в мире, ежегодно унося семнадцать миллионов жизней. Только вот так можно было думать раньше, до того, как от остановок сердца стали погибать сотни преступников и людей, мешающих Кире сотворить «идеальный мир».
Из последних сил Ватари нажал на красную кнопку, спрятанную сбоку компьютера, удаляя тем самым множественные файлы по последнему из расследуемых дел. Экраны в штабе замигали белым светом, после чего на них по буквам начало писаться послание, повергающее в шок практически всех сотрудников штаб-квартиры: «данные удалены».
— Что это значит? — воскликнул один из детективов, с недоумением глядя на экран.
— Я попросил его удалить все данные, — не мигая ответил Эл, изо всех сил стараясь держать лицо, — если с ним что-то случится.
Что-то вот-вот произойдёт. Эл ощущал это. Знал, иначе не могло быть: смерть Ватари — лишь первый шаг в этой кровавой игре. Кире мешал не только Ватари, о нет. Он был далеко не главной помехой, в отличие от самого Эл, который, кажется, подобрался к разгадке слишком близко, встав у убийцы практически за спиной. Или…
Эл чувствовал, как сердце пропускает удар. Облачившийся в красные тона мир сужался до размеров английской булавки. Кажется, Эл начал падать.
Ложка, которой детектив ел свой десерт, выскользнула из его руки, со звоном падая на пол. Еще мгновение — и та же участь настигнет его самого.
Глухой удар тела об пол. Кто-то смягчил падение. Открыв глаза, Эл увидел перед собой испуганный взгляд Лайта. Послышались отдалённые возгласы: кто-то собирался вызывать скорую помощь. Ах, если бы это могло помочь…
В глазах Лайта, держащего Эл на руках, блеснула, подобно молнии, усмешка. Лишь на секунду, то единственное мгновение, что было только для них двоих. Его последнее мгновение.
— Эй, Рьюзаки, что с тобой? — нарочито обеспокоенно поинтересовался Лайт, стараясь нащупать пульс на его шее, а точнее — его отсутствие. Уж кто-кто, а он прекрасно осознавая, что ответа не будет. — Ватари, Рьюзаки. Они умерли, — продолжал причитать Лайт, держа на руках поверженного врага и отчетливо понимая неизбежность происходящего.
Лайт кричал, взывая к Богу смерти: и неважно, что он видел собственными глазами, как от Рэм остался один лишь песок, да чёрная тетрадь, валявшаяся в углу. Его поведение лишь подпитывало всеобщую панику и тревогу; страх смерти, въевшийся в кожу как кислота, разъедающая ткани.
— Откуда здесь это? Песок? — озадаченно спрашивали друг у друга присутствующие. — Откуда он взялся?
— Я обязательно отомщу за Рьюзаки, — уже более спокойно сказал Лайт, глядя на склонившихся над тетрадью полицейских сверху вниз. — Раскрытие этого дела будет для него… — Лайт на миг замолк, подбирая слова, — прощальным подарком.
В искренность слов гениального мальчишки все поверили. Лайт чувствовал себя едва ли не повелителем мира, сумевшим обмануть самого Бога смерти. Идя по коридору, он с радостью думал о том, что теперь все препятствия на его пути были устранены: теперь Рэм не сумеет навредить ему, а Эл и Ватари — вновь упечь за решётку. Всё сработано в точности по плану.
— Я — Бог нового мира! — с гордостью прошептал Ягами Лайт, совершенно неожиданно для себя проваливаясь в темноту.
***
Далеко оттуда, где-то над этим миром, в сухой и безлюдной пустыне, где уже давным-давно не случалось ничего интересного, за происходящим внимательно наблюдали шинигами, глядя вниз. Кажется, смерть детектива стала действительно волнительным моментом — шинигами прищурились, бормоча что-то себе под носы, в то время как смерть Рэм не вызвала у них ничего, кроме презрения.
— Рэм действительно повелась на уловку этого мальчишки? — удивленно воскликнул один из Богов, не веря собственным глазам. — Она стала ещё наивнее, чем была!
— Она переживает за Мису, — объяснил второй Бог. — Пусть это и странно.
— Это не исключает того, что из-за чувств к девчонке она рассыпалась! Подумать только! — оживленно продолжил первый. Прошло достаточно времени с тех пор, как костлявые Боги смерти действительно интересовались чем-то, происходящем на бренной земле.
— Не знаю, как вам, а мне эта парочка чем-то даже понравилась. Хоть немного повеселились, наблюдая.
— За Рэм и Мисой? — переспросил появившийся Рюк — шинигами Лайта.
Молодого человека, лежащего на скамье в парке, разбудили первые солнечные лучи. Проснувшись в незнакомом месте, он был несколько обескуражен, не обнаружив рядом с собою ни родных, ни кого-либо из знакомых. С удивлением осмотревшись, парня осенило, что понятия не имеет не только о своём местонахождении, но и о том, как он сумел попасть в абсолютно неведомое ранее место.
Лайт встал, про себя отметив, что ему явно повезло с лавочкой, стоящей в тени: те, что были на солнце уже явно успели нагреться. Судя по положению светила на небосводе, сейчас должно было быть около десяти часов утра, только вот это знание совершенно не помогало понять, как он, не позволявший себе ни чрезмерно крепкого алкоголя, ни наркотиков, мог оказаться непонятно где. Или всё же, он был далеко не примером для подражания. Наверное.
Об этом определенно стоило бы подумать. Разумеется, сразу после того, как он найдёт еду, воду и определит, где оказался. Вопросом «как?» можно озадачиться чуть позже.
Виски давило тянущей болью. Каждое резкое движение сопровождалось ей, и это начинало раздражать. Юношу совершенно не устраивал подобный расклад и он вознамерился, по крайней мере в первую очередь, выяснить, что же произошло. Мысленно перебирая произошедшие до этого события, Лайт осознал, что в его голове не было никакой информации кроме собственного имени. Слишком странно. Определённо нужно больше фактов. Да, надо двигаться вперёд.
Лайт, выйдя из парка, шёл по одной из улочек, надеясь освежить воспоминания, отыскать в закромах подсознания хоть что-нибудь: имена близких, название родного города, любимый предмет. Хоть что-то, что сможет помочь дать ответ на главный вопрос: «кто же он такой?».
Проходя мимо торгового центра, Лайт взглянул на своё отражение в зеркальных витринах: помятый после сна в парке костюм, белая рубашка, начищенные ботинки. Судя по всему, он любил одеваться с иголочки, и совершенно не планировал спать на улице. Алкогольной интоксикации не наблюдалось, так что единственными вариантами, приходящими юноше на ум, были либо наркотические вещества, либо удар головой и, как следствие, амнезия — в эту версию укладывались ноющие болью виски. Наверное, стоит подать заявление в полицию: вдруг его ищет кто-то из семьи. Если это так, то в полицейском участке точно должна быть ориентировка.
Еще одной неожиданностью — на этот раз приятной, стало наличие денег в карманах пиджака. Не так уж и много, но на еду должно хватить. Рассмотрев купюры, Лайт с удовлетворением понял, что это йены, из чего можно было сделать выводы о стране, в которой он находился. Конечно, если его раса и наличка в карманах не являлись чьим-то глупым розыгрышем…
Зайдя в кафе, Лайт обрадовался прозвеневшему над головой колокольчику, чей перезвон напоминал ему что-то очень и очень знакомое. Что-то ускользающее: кажется, воспоминание вот-вот подберётся ближе, и он сможет вспомнить, но в последний миг — рок, не иначе — и от зацепок памяти не остаётся и следа.
Вежливо улыбнувшись официантке, Лайт заказал кофе. Именно этот напиток отчего-то стал первым, о чем мог подумать юноша. Может, он пил его раньше?
— Присаживайтесь за столик, я принесу Ваш кофе, — ответила девушка, поправляя манжету. Лайт огляделся в поисках свободных мест, и его взгляд зацепился за ссутулившегося парня в белой кофте. Тот выглядел погруженным в собственные мысли, что в сравнении с другими немногочисленными клиентами казалось необычным.
Лайт преодолел расстояние до столика с незнакомцем в считанные мгновения. Что-то внутри смутно подсказывало значимость этого человека. И, что не менее важно, привлекало: рассеянный взгляд, словно юноша смотрел в пустоту, чуть наклоненная голова, и даже то, как этот чудак держал меню: за уголки, двумя пальцами, будто перед ним не книжица, а крайне опасный артефакт. Незнакомец поднял на Лайта взгляд: мазнул по поверхности, оглядывая лишь лицо. «Наверняка этот странный тип будет не в восторге от того, что я нарушил его личное пространство, подойдя почти вплотную», — запоздало подумал Лайт. — «Действительно, мне не стоило так поступать. Зачем я это сделал?»
— Прошу прощения, я… — начал было Лайт, однако был прерван.
— Присаживайся. У меня свободно, — ответил незнакомец, откладывая меню в сторону. — Я вижу, что заинтересовал тебя. Могу сказать, что это взаимно. Ты кажешься… знакомым. Мы виделись до этого?
— Не знаю, — честно ответил Лайт.
Всё казалось неправильным: это здание, тихая музыка на фоне, официантка, снующая по заведению на каблуках, которые при каждом шаге почти оглушительно цокали. Всё казалось неправильным, кроме самого что ни на есть странного посетителя в этом кафе — парня, сидящего напротив. Тот внимательно смотрел на Лайта, словно пытаясь разгадать какую-то тайну, спрятанную на затворках его подсознания. Смотрел, но никак не находил ответа на свои, известные лишь ему, вопросы. Лайт поёжился, казалось, что этот парень, будь его воля, установил бы камеры по всему периметру помещения, только бы залезть в его душу — таким был его взгляд. Пронизывающим.
— Меня зовут Рьюзаки, — так же монотонно произнёс уже не незнакомец, подавая Лайту широко раскрытую ладонь.
— Лайт, — ответил парень, пожимая протянутую руку. По телу пробежала приятная дрожь.
— Думаю, здесь есть вкусные десерты, — пространно, будто ни к кому не обращаясь, а разговаривая сам с собой, продолжил Рьюзаки. — Ты не хочешь клубничный десерт, Лайт?
Вопрос отчего-то поверг юношу в ступор. Вот так вот, с первым встречным, который какого-то черта кажется столь знакомым, разделить десерт. Кто вообще завтракает сладким?
— Нет, спасибо. Думаю, я возьму омлет.
Повисла неловкая тишина, разбавленная лишь музыкой, играющей где-то на фоне. Тысячи осколков мыслей боролись за первенство в отгадывании загадки. Кто он? Что здесь делает? Почему парень напротив — единственный из всех встречающихся за утро людей, кто казался ему важным? Мимо прохожих, водителей, официантов и иных посетителей Лайт прошел как ни в чем ни бывало. Так, будто их и нет вовсе — разве что не толкался, всего-то, в то время как к этому Рьюзаки он впервые за день ощутил хоть что-то. Что-то, пока не поддающееся логическому объяснению и анализу, что-то, что зацепило с первого взгляда.