Уважаемые читатели. Данная история является логическим продолжением книги “Сквозь Сэкидзо: Начало”.
Мы с Юки двигались в гробовой тишине, плечом к плечу, наши шаги поглощала неестественная акустика незнакомого города. Воздух был тяжелым и спертым, пахнущим пылью веков и чем-то еще — сладковатым, гнилостным душком, исходящим от самой сути этого места. Я чувствовала, как ледяные пальцы страха сжимают мне горло, но под этим страхом тлел иной, более жгучий огонь — предчувствие. Казалось, разгадка тайны гибели моей матери витает в этом воздухе, она совсем близко, нужно лишь протянуть руку.
За нами, стараясь не отставать, топали ученики академии. Их прерывистое дыхание и нервные взгляды выдавали молодость и неопытность. Я понимала — в серьезной схватке рассчитывать на них нельзя. Они были здесь скорее для подстраховки и чтобы набраться опыта, который, увы, слишком часто в этом мире оплачивался кровью.
Собственное сердце колотилось у меня в ушах оглушительным, неровным барабаном, заглушая все остальные звуки. Волнение накрывало с новой силой, когда мы выбежали на широкий мост. Он был сложен из темного, отполированного до зеркального блеска камня и выглядел пугающе прочным и неестественно идеальным, словно его вырезали из единой глыбы за одну ночь. Он был невысок, но его монолитность и абсолютная, мертвенная тишина вокруг заставляли нервы петь в унисон. По обе стороны от нас вздымались в багровое от заката небо громады зданий — безмолвные, слепые исполины, чьи пустые глазницы-окна, казалось, следили за каждым нашим шагом, внушая первобытный, животный ужас.
И тут, впереди, на огромной каменной платформе, куда вел мост, замерли они. Шесть или семь силуэтов. Их тела были искажены и неестественны, но в их ауре не было той всесокрушающей, леденящей душу мощи, что исходила от членов семерки. Это были простые солдаты. Пешки.
Мы приблизились почти вплотную. И в этот миг Юки резко замерла. Ее правая рука молниеносно легла на рукоять катаны, и ее пальцы сжали ее с такой силой, что костяшки побелели.
— Дарьяна, назад! — ее голос прозвучал не как предупреждение, а как стальной приказ, не терпящий возражений.
Я инстинктивно отпрыгнула назад, освобождая пространство. Юки приняла низкую, собранную стойку, и воздух вокруг нее затрещал от накапливающейся энергии.
— Техника молнии: Скачок напряжения.
Она не побежала. Она исчезла. На ее месте осталось лишь легкое свечение и запах озона. На платформе же на мгновение возникла ослепительная, зигзагообразная вспышка, пронзившая пространство между сэкидзо. Она была быстрой, как сама мысль. Я не увидела ее движения — лишь результат.
Семь тел одновременно дрогнули, и в области их грудей вспыхнули одинаковые, аккуратные дыры, из которых повалил черный дым. Еще мгновение — и от сэкидзо не осталось и следа, лишь легкий пепел, оседающий на камне платформы.
Я стояла, парализованная увиденным. Челюсть отвисла, а глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Я слышала о силе Юки, но видеть такое вживую...
— Обалдеть... — единственное слово, которое я смогла выжать из пересохшего горла.
Юки, уже стоявшая на платформе, повернула голову в мою сторону. На ее лице не было и тени усилия или гордости — лишь привычная холодная собранность.
— Идем, — бросила она, ее голос вновь был ровным и безразличным. — Это всего лишь пешки. Настоящая охота еще впереди.
В это же время тройка охотников, действуя согласно тактике, решила осмотреть ближайшие здания, не теряя друг друга из виду. Они двигались, как звенья одной цепи, готовые в любой момент сомкнуться.
Куродо, ведомый обострившимся из-за слепоты обонянием, уловил странный, сладковато-гнилостный запах, доносящийся с верхних этажей массивного особняка. Не раздумывая, он рванул внутрь. Его тяжелые сапоги отдавались гулким эхом по пустым, запыленным залам. Взлетая по широкой каменной лестнице, он заметил, что на четвертом этаже потолок уходит ввысь, создавая ощущение, что он входит не в комнату, а в огромный зал.
Он толкнул массивную дубовую дверь, и она бесшумно отворилась, открыв взору поражающее воображение зрелище. Это был гигантский зал с парящим где-то в темноте расписным потолком. Горели огромные люстры с бесчисленными свечами, отбрасывая прыгающие тени на стены, сплошь увешанные тикающими настенными часами. По алому, как кровь, ковру были расставлены диковинные предметы роскоши, а в дальнем конце стояло черное пианино. И в центре этого безумного великолепия, на изящном стуле, сидел он.
Второй сэкидзо — Сайдо.
— Что это за гость такой интересный к нам пожаловал? — раздался его смех, высокий, визгливый и неестественный, словно ломающаяся пружина.
Он сидел, развалившись, его рыжие волосы с золотистыми кончиками рассыпались по плечам белоснежной, кричаще-чистой хаори. Его рыжие глаза, горящие нездоровым блеском, сверлили Куродо, усиливая и без того мрачную, сюрреалистичную атмосферу.
Куродо замер на пороге, не издав ни звука. Его тело сковал ледяной паралич, а под повязкой глаза широко распахнулись от ужаса. Это был не просто страх перед силой — это был ужас перед абсолютным, нечеловеческим безумием, которое исходило от сэкидзо волнами.
— А ты забавный! — продолжал хохотать Сайдо, раскачиваясь на стуле. — Неужели даже не представишься? Какой же ты глупец, ха-ха-ха!
Его слова были не просто насмешкой — они были частью этого театра абсурда.
Преодолевая оцепенение, Куродо с рыком выхватил свою массивную косу и, не медля ни секунды, ринулся в атаку.
— Техника тьмы: Призрачный шепот!
Его коса, окутанная сгустком живой тени, прочертила в воздухе смертельную дугу. Но Сайдо лишь склонил голову, словно слушая музыку. Его рука плавным, почти ленивым движением высвободила кусаригаму — изуверское оружие, соединяющее серп и цепь со спиралевидным сюрикеном на конце. Он просто прокрутил ее вокруг себя, создав невидимый барьер.
Куродо отпрыгнул, готовясь к новой атаке, и лишь тогда ощутил жгучую боль. Он посмотрел вниз и увидел на своем теле несколько глубоких, кровоточащих порезов. Шок парализовал его сильнее любой атаки.
—...Что ж, теперь пришла и твоя смерть, только ответь на один вопрос, как тебя зовут? — голос Сайдо, до этого заполнявший зал безумным хохотом, внезапно стал на удивление спокойным, почти любопытным.
Куродо стоял, сжимая древко своей косы до хруста в костяшках. Все его тело предательски дрожало, выдавая животный страх перед существом, которое могло искажать саму ткань реальности.
— Куродо, — выдохнул он, заставляя себя говорить. — Куродо Амагай.
Имя, словно ключ, повернулось в замке памяти сэкидзо. Широкая, безумная ухмылка мгновенно сползла с его лица, сменившись странной, напряженной серьезностью. Его рыжие глаза сузились.
— Ой-ой! — воскликнул он, но в его голосе уже не было прежнего веселья, лишь ядовитое узнавание. — Что-то я припоминаю. Род Амагай, точно. Носители магии света, не так ли?
«Откуда он...?» — пронеслось в голове Куродо ледяной волной.
Сто тридцать лет назад Сайдо был человеком. Его внешность была столь поразительна, что останавливала взгляды на улицах — густые рыжие кудри, глаза цвета осенней листвы, обрамленные белыми ресницами. Он был вежлив, скромен и, как это ни парадоксально, неизменно серьезен. Девушки видели в нем идеал, но его сердце оставалось нетронутым, пока в один из дней он не увидел ее. Ноа. Ее красота была иной — не земной, а почти небесной. Длинные светлые волосы, словно сотканные из солнечного света, и светло-голубые глаза, глубокие, как горное озеро. Взгляды их встретились, и между ними вспыхнула та самая, внезапная и всепоглощающая искра. Они полюбили друг друга за считанные дни, целиком, без остатка.
Но их любовь была грехом. Грехом, потому что Ноа была из рода Амагай, хранителей света, а Сайдо — из рода Мадзикавари, чья магия считалась тьмой. Две семьи, веками враждовавшие из-за давно забытых обид. Молодые влюбленные не знали об этом, их никто не предупредил.
Рок нашел их в уединенном саду. Акито, старший брат Ноа, самурай с холодным сердцем, застал их вместе. Не проронив ни слова, не потребовав объяснений, он молча извлек свою катану и одним точным ударом пронзил грудь Сайдо.
— Что ты делаешь, Акито?! — закричала Ноа, падая на колени рядом с телом возлюбленного. Слезы ручьями текли по ее лицу. — Не убивай! Прошу, не убивай его!
Но Акито лишь молча вложил окровавленный клинок в ножны и ушел, чтобы доложить отцу, главе семьи, что угроза «тьмы» устранена. Он оставил сестру рыдать над телом того, кого она любила.
— Как же я не могу терпеть ваш род, — голос Сайдо вернулся в настоящему, но теперь это был не смех, а скрипучий, пропитанный пятидесятилетней ненавистью шепот. Истерическая усмешка сорвалась с его губ. — Аж блевать тянет. Мерзость.
Он сделал шаг вперед, и его кусаригама с легким звоном закрутилась вокруг него, выписывая в воздухе смертельные узоры.
— Ты уж извини, хи-хи-хи, — он снова захихикал, но в этом звуке не было ни капли веселья, лишь леденящая душу жажда мести. — Тебе крупно не повезло, что ты из рода Амагай. С тобой я подольше развлекусь. Чтоб тебе было умирать обиднее и мучительнее.
Куродо почувствовал, как по спине бегут ледяные мурашки. Он понял, что эта битва — не просто схватка охотника и монстра. Это — хоронный поход за старую, незаживающую рану. И противник, помнящий боль столетней давности, не остановится ни перед чем. Сдаваться было нельзя. Даже когда перед тобой Второй сэкидзо, движимый всей яростью поруганной любви и предательства.
В тот же миг, в совершенно иной точке пространства, Кронас раскрыл свои стальные вееры с едва уловимым шелехом, будто крылья смертоносной птицы. Его движение было выверено до миллиметра, а цель — моя шея — уже ощущала ледяное дуновение приближающейся смерти. Но даже его нечеловеческая скорость не ускользнула от моего восприятия, отточенного месяцами изнурительных тренировок. — Техника огня: Огненная режущая дуга!
Воздух взревел, рассекаемый раскаленным серпом пламени. Рука сэкидзо, еще секунду назад готовая поразить меня, грузно рухнула на землю, испуская смрад гари. Но Кронас был не из тех, кого можно остановить одной потерей. Его вторая рука, вооруженная веером, уже описывала смертельную дугу, обрушиваясь на мою голову сокрушительным ударом сверху. — Техника огня: Огненная колесница!
Я отпрыгнула в сторону, превратив свое движение в вихрь. Вспышка пламени не просто отбросила стальную пластину веера — она следовала за мной, за моей катаной, которая, не встречая сопротивления, рассекла не только плоть и кость, но и полголовы моего противника. Выражение его лица преобразилось на глазах: уверенный оскал, искаженный азартом, распался, уступив место шоку, а затем ледяной маске, которая намертво затянула свежую рану. Он замер, впиваясь в меня изучающим взглядом, будто пытаясь разглядеть в моей фигуре какую-то потаенную аномалию, необъяснимый изъян в самой реальности.
Юки замерла. Ее лицо выражало не просто удивление — оно было маской глубокой, почти отрешенной растерянности. Мир вокруг замедлился, звуки боя приглушились, и в этой зыбкой тишине ее сознание захлестнул водоворот мыслей. Обрывки воспоминаний, страхи, сомнения — все смешалось в оглушительный внутренний хаос.
И сквозь этот хаос пробился тихий, но неумолимо ясный голос — голос ее самой, какой она была когда-то. — Дарьяна...
Он звучал как эхо из другого времени. — Дарьяна, — повторил он, — ты стала невероятно сильной. Невероятно быстрой.
В голове пронеслись воспоминания: первые дни в Академии, дрожащие руки, неспособные удержать катану, насмешки старших учеников. Всего полтора года назад она была тем, кого списывали со счетов. Той, с кем пришлось бы "возиться" три, а то и четыре года — не из-за потенциала, а из-за жалости. Потому что обычно новобранцы столько не живут. Обычно...
Голос внутри набирал силу, пробиваясь сквозь груз сомнений:
— Однако именно ты дожила. Именно ты стоишь здесь, в этот Судный день. Не они — сильные, опытные, уверенные. Ты. И именно благодаря тебе все охотники сейчас здесь, готовые дать бой.