Вечер. Петербург. Октябрь.
Небо нависло над городом тяжёлыми свинцовыми тучами, которые будто отражали мысли Евы. Она стояла на остановке у въезда в спальный район, сжав в руках серый шарф, как спасательный круг. Её дыхание вырывалось паром — не от холода, от напряжения. Сердце стучало с силой, с которой оно обычно билось перед контрольной или… перед катастрофой.
Лена опаздывала. Как всегда.
— «Ну где ты?» — прошептала Ева, посмотрев на экран телефона. Без новых сообщений.
Она оглянулась, шагнула ближе к обочине. Машины мчались мимо, и одна из них, слишком быстрая, слишком блестящая, резко свернула за угол. Лена выбежала из тени в этот же момент, и…
Удар. Крик. Тишина.
— Лен, держись, слышишь? Леночка! — кричала Ева, опускаясь на колени рядом с неподвижным телом подруги. Кровь растекалась по асфальту, как чернила. Автомобиль был уже далеко, а номера она не успела разглядеть.
Скорая приехала быстро, как будто судьба решила — спасём, но травму оставим.
Через две недели Лена уже не говорила. Не улыбалась. Не смотрела в глаза. Она жила, но как будто без света внутри. Ева приходила к ней каждый день, держала за руку, рассказывала новости, которых та не слышала.
Но однажды она услышала.
— Это был… элитный лицей в Москве. На машине был значок. Гранд Лицей. Я помню.
Слова дались Лене тяжело. Но этого было достаточно.
Ева взяла документы. Подала на конкурс в тот самый лицей — Гранд Лицей, тот, что принимал на стипендию «одарённых из регионов». И её приняли.
Мама не понимала. Папа отговаривал. Но она знала: там, в этих блестящих коридорах, за красивыми фасадами и дорогими кроссовками — там был кто-то, кто сбил её подругу. И оставил умирать.
— Я найду его, — сказала она Лене в последний вечер перед отъездом. — Найду. И ты будешь смотреть ему в глаза. Обещаю.
Москва встретила её как чужака. Холодно, безразлично, с дождём. Лицей был огромным — современное здание, стекло, металл, камеры, охрана. Внутри — сверкающие залы, тихая музыка, шёпоты.
— Новенькая? — прозвучал голос. Парень в идеально сидящем блейзере. Высокий, с ледяным взглядом и улыбкой, которая не касалась глаз.
— Да, — сухо ответила Ева.
— Тогда добро пожаловать в джунгли. — Он усмехнулся и ушёл, не назвавшись.
Позже она узнала: это был Артём Руднев. Тот, о ком говорили все. Лицо школы. Легенда, за которой пряталось что-то сломанное.
Виктория, его бывшая, — королева лицея, змея с идеальной внешностью. Подруга? Соперница? Нет. Опасность.
Ева села на первую пару, а сердце стучало только об одном: найти правду. И не потерять себя в этом блеске.
Лицей. Москва. Утро понедельника.
Ева вошла в главный холл, ощущая, как каждый её шаг отзывается эхом среди стеклянных стен. Здесь всё было другим — даже воздух. Здесь пахло духами за десятки тысяч, кофе с миндальным молоком и равнодушием.
Она надела бейдж с надписью «ученица по стипендии» — единственный доступ к этому миру. Бейдж, будто метка. И она это чувствовала: взгляды, длинные, колючие. Шепот за спиной. Лицо словно обжигало.
Первые уроки прошли, как в тумане. Преподаватели были холодны, студенты — надменны. Казалось, никто не замечал, как она сжимала ручку так, что побелели пальцы. Никто, кроме него.
Артём Руднев.
Он сидел позади. Невозмутимо щёлкал ручкой, изредка бросая в её сторону взгляд. Не враждебный — скорее, изучающий. Как будто она была задачей, которую ему хотелось решить.
На перемене он подошёл.
— Ева… Громова?
— Да.
— Петербург, да? Бедный район? Подруга в больнице? — он говорил мягко, но за его словами было что-то острое. Как будто он проверял, насколько она готова к боли.
— С чего ты взял? — она не дрогнула.
— Мы здесь всё знаем. Всех. Особенно новеньких.
— Значит, ты тоже знаешь, кто сбил мою подругу?
Он замер. Усмехнулся.
— Я знаю, кто мог это сделать. Но тебе это не понравится.
— Почему?
— Потому что здесь все играют. И ты теперь — пешка.
Он развернулся и ушёл, оставив её стоять в холоде собственных мыслей.
На следующей перемене она вышла на террасу. Там уже были другие.
— Эй, ты, — окликнула Виктория. Блондинка с глазами, в которых жили бури. — Ты встала не на тот этаж. Это для старших.
— А мне что, на метку ориентироваться?
— Твоя метка — стипендия. Сиди там, где сидят бедные. Здесь — зона тех, кто родился с правильной фамилией.
— Или с правильным парнем? — парировала Ева.
Тишина. На мгновение.
— Ты не представляешь, с кем связалась, — прошипела Виктория и подошла ближе. — У тебя неделя. Потом ты уйдёшь сама.
Ева не ответила. Она просто развернулась и пошла прочь.
Дома она достала старую записную книжку Лены. Листала страницы — рисунки, стихи, планы. А на последней — зарисовка: эмблема Гранд Лицея, а рядом — машина. Подпись: «Тёмный джип. Начало лжи».
Она сделала фото и отправила себе. Завтра — начнёт поиск. Найдёт парковку, записи камер. Найдёт того, кто сбежал, оставив Лену на асфальте.
Следующий день начался с тревоги.
У её шкафчика кто-то оставил записку:
«Прекрати искать. Или подруга станет не единственной пострадавшей.»
Она сжала бумагу. Никто не знал, что она начала копать. Только один человек мог догадаться — Артём. Или… он же и предупредил?
В столовой она села одна. Артём подошёл.
— Не надо сюда приходить. Не для слабых.
— Тогда почему ты здесь?
Он усмехнулся.
— Потому что я не слабый. А ты? Сколько продержишься?
— Достаточно, чтобы найти правду.
— Правда здесь никому не нужна. Ты не понимаешь — всё, что ты делаешь, опасно. Для тебя. Для Лены. Для всех.
— Тогда помоги.
Он замер. На секунду. В его глазах мелькнуло что-то — воспоминание, сожаление? Она не знала.
— Завтра. Парковка на минус втором уровне. Камера слева от главного входа. Но если ты туда пойдёшь — пути назад не будет.
— У меня его и не было.
Ночью Ева не могла уснуть. Лена, её глаза в тот день. Крик. Свет фар. Кровь. Всё снова возвращалось.
Она встала, подошла к окну. Москва спала. Холодная, дорогая, глухая. Как этот лицей. Но внутри неё теперь росло нечто другое — не страх. Воля.
На следующее утро она спустилась на парковку. Там был Артём.
— Ты пришла.
— Я всегда прихожу туда, где больно.
Он показал ей на щиток с видеонаблюдением.
— Этим занимается мой друг. Я уговорил его показать тебе запись. Только ты должна быть готова.
Она кивнула.
На экране — архивная запись. Дата. Вечер. Машина. Фары. Удар. И… парень выходит из-за руля.
Ева вцепилась в стол.
— Это… это не он…
— Не я? — Артём смотрел на неё. — Я же сказал. Ты не готова.
На экране — Севастьянов. Старший брат Виктории. Студент университета. Примерный сын. Лицо города. И… преступник.
— Его не тронут, — тихо сказал Артём. — Даже если ты закричишь на весь лицей. Он — неприкасаемый.
Ева медленно обернулась к нему.
— Тогда мы разрушим неприкасаемость. Вместе.
А где-то на третьем этаже Виктория раздавала фото. Ева — рядом с Артёмом. Подписи внизу: “Местная грязь тянется к золотому мальчику”. В социальных сетях уже начали появляться посты.
А на фоне всего этого — кто-то в тени отправил сообщение:
«Готовьте её к падению. По-настоящему.»
Слухи — это вирус. В закрытой системе, как элитный лицей, они распространяются быстрее, чем успевает отреагировать здравый смысл.
Ева шагнула в главный холл, и на неё уже смотрели. Не просто смотрели — прожигали взглядами. Картинки из соцсетей гуляли по телефону каждого второго: она с Артёмом, подписи едкие, грязные.
— «Спит, чтобы пробиться».
— «Сделала карьеру по блату».
— «Очередная охотница за фамилиями».
Она не реагировала. Шла прямо. Спокойно. Но внутри всё горело.
На уроке математики Виктория села прямо за ней.
— Привет, новенькая, — прошептала она с насмешкой. — Твоя популярность растёт. Осталось снять интервью. Может, даже подкаст. Назовём «Как соблазнить Руднева за три дня».
Ева не обернулась. Только сжала ручку.
— Не говори о том, чего не знаешь.
— Зато я знаю, что он был моим. А ты — не доросла до него. Тебя ждут улицы, девочка. И однажды он это поймёт.
— Однажды он поймёт, кто ты на самом деле.
После последнего урока Ева нашла Артёма у столовки. Он стоял с наушниками, отрешённый. Когда она подошла, он снял их.
— Видела?
— Видела, — кивнула она.
— Хочешь знать, кто слил?
— У меня догадки.
Он протянул ей телефон. На экране — скрин диалога. Аккаунт Вики. Фото прикреплено к сообщению: “Пусть все знают, с кем она здесь”.
Ева посмотрела на экран и медленно опустила телефон.
— Она мстит. За тебя.
— Нет, — сказал он. — Она мстит тебе. Потому что ты — то, что она всегда боялась: настоящая. Без статуса. Без фильтров. Без игр. Но ты не знаешь, с кем связалась.
— А ты? — посмотрела ему в глаза. — Ты знаешь, с кем связался?
Он не ответил сразу.
— Пока нет. Но я хочу узнать.
На следующий день директор вызвал Еву в кабинет.
— У нас, — начал он с кислой улыбкой, — учебное заведение с высокой репутацией. Скандалы, слухи, фотографии… всё это не входит в наш кодекс поведения.
— А ДТП с участием студента входит?
Он замолчал. На секунду. Потом холодно добавил:
— Будет ещё один подобный инцидент — и вам придётся покинуть лицей. Мы не заинтересованы в публичных конфликтах.
Она вышла из кабинета, и в коридоре уже ждали Виктория с подругами.
— Ну как? Вылетела?
— Нет. Но ты не сдаёшься, да?
— Я просто забираю своё.
— Он — не вещь. И он уже не твой.
Вечером Артём позвал её в парк возле лицея. Осень рассыпала под ногами листья, как бы намекая: все красивые вещи умирают быстро.
Они сидели на лавке.
— Я не понимаю, — сказала Ева, — ты знаешь, на что она способна. Почему не остановишь?
— Потому что я играл в её игру слишком долго. А теперь… не хочу. Но и не могу вырваться за один день.
— А если она навредит Лене?
Он замер.
— Ты думаешь, она способна на это?
— Она знает, что мне важна правда. И она знает, что это — слабость.
Артём встал. Достал телефон.
— Тогда хватит игр. Завтра — встреча с её братом. Лично. Я попрошу его признаться. Или, по крайней мере… — он сжал кулак. — …посмотрю ему в глаза.
Следующий день.
Артём и Ева стояли в подземном паркинге. Машин почти не было. Только Севастьянов — высокий, в кожаной куртке, с ухмылкой на лице.
— Ты зачем привёл её? — спросил он у брата.
— Чтобы ты посмотрел ей в глаза. Чтобы ты понял, кого оставил на асфальте.
Севастьянов усмехнулся.
— Ты влюбился в отброс. Забавно. А ты, девочка, знаешь, кто я?
— Тот, кто сбежал. И теперь прячется за папиными связями.
— Всё не так просто. Твоя подружка выбежала внезапно. Я не виноват.
— Но ты уехал. Без вызова скорой. Без остановки. Ты просто уехал!
— Потому что если бы я остался — ты думаешь, меня бы отпустили? Ты веришь в систему?
— Нет, — прошептала Ева. — Я верю в расплату.
Артём сделал шаг к брату.
— Признайся. Хотя бы перед ней.
— Нет.
И в следующий миг — удар. Быстрый, чёткий. Артём ударил брата в челюсть. Тот пошатнулся, но не упал.
— Ты не знаешь, в чём играешь, Тёма, — процедил он. — Семья тебе этого не простит.
— А мне плевать. Потому что теперь я знаю, кто ты. И я выбрал, с кем быть.
Позже, в его машине, Ева не могла сдержать слёз.
— Он никогда не признается.
— Признается. Или мы сделаем так, что признаются все вокруг.
— Это опасно. Для нас обоих.
— А мы уже зашли слишком далеко.
Он взял её за руку.
— Ты не одна. Я рядом. И больше не уйду.
Её сердце стучало слишком громко, слишком живо.
И вдруг, впервые, она позволила себе опереться на его плечо. Не потому, что слабая. А потому что рядом был кто-то, кто не отвернулся.
А тем временем в доме Виктории зазвонил телефон.
— Ну?
— Они встретились. И он ударил брата.
— Прекрасно, — усмехнулась Вика. — Папа будет в восторге. Значит, пора начинать вторую часть.
— Ты уверена?
— Абсолютно. У неё есть слабости. Мы их покажем.
И она отправила сообщение. С фотографией. Ева и Артём. Обнявшиеся. С подписью:
«Вы думаете, она невинна? Проверьте её досье. А лучше — прошлое.»
Москва. Октябрь. Лицей утопал в позолоте осенних деревьев, но внутри — зреющая буря. После конфликта между братьями Рудневыми всё изменилось. Особенно для Евы. Она больше не была «новенькой» — она стала мишенью.
С утра на доске объявлений кто-то прикрепил листовку:
“Ева Громова. Девочка из ниоткуда с криминальным прошлым?”
Подпись: анонимно, но громко.
Внизу — QR-код. Вёл на фальшивую статью. Подделка. Но сделано было профессионально: “досье”, якобы от учителей, слухи, вырванные из контекста фото.
Ева стояла, вглядываясь в листовку, пока вокруг неё собирались толпа. Кто-то смеялся. Кто-то снимал на видео. Кто-то шептал:
— Так вот зачем она приехала…
— Я знал, что с ней что-то не так.
— А я верил, что она «другая».
И только один голос перебил гул.
— Снимите это.
Артём шагнул к доске, сорвал листовку и бросил в урну. Толпа замерла.
— Кто повесил? — спросил он. — Вика?
— У меня есть дела поважнее, — ответила она с улыбкой. — Хотя… если бы я и хотела — ты ведь всё равно бы поверил ей, да?
— Я верю тому, кто не прячется за сплетнями.
Ева бежала по коридору, не оглядываясь. Не из страха — из усталости. Она вбежала в актовый зал, заперлась в гардеробной и села на пол. Горло сдавило, слёзы катились сами собой.
Артём нашёл её через десять минут. Присел рядом.
— Слушай, я знаю, что это… чудовищно. Но мы справимся.
— Не «мы». Я. Мне нужно пройти это одной. Я не могу быть «той, которую защищает богатый парень». Это то, что они ждут.
— А если я не могу тебя отпустить?
— Тогда не мешай мне бороться.
Тем временем, в офисе директора, родители Вики проводили встречу. Её отец, депутат Госдумы, жестко заявил:
— Мы не позволим, чтобы наше имя было втянуто в скандал. Если вы не отреагируете — лицей потеряет больше, чем просто рейтинги.
Директор теребил ручку.
— Мы уже рассматриваем возможное отчисление Евы.
— Отлично, — ответила мать Вики. — И сделайте это тихо. Без огласки.
На следующий день в школе появилась проверка из департамента образования. Формально — плановая. Неофициально — по жалобе “родителей элитных учеников”.
Ева заметила, как за ней следят. Как проверяют её тетради, опрашивают преподавателей. Давление было организованным.
Артём в ту ночь не поехал домой. Он постучал в дверь съёмной квартиры Евы. Был дождь, куртка его промокла. Она открыла. На неё смотрел человек, который больше не прятался.
— Я должен быть с тобой. Сейчас.
Она кивнула.
И в ту ночь всё стало тише. Они не говорили. Только смотрели. Лежали рядом. Её руки на его груди. Его губы — на её лбу. Это не была ночь страсти. Это была ночь спасения.
Утром она проснулась — и впервые за долгое время не чувствовала страха.
Но это было затишье. Потому что в кабинете директора в это же время готовился приказ:
“Приказ №14. Об отчислении ученицы 11-А класса Громовой Е. А. по дисциплинарным основаниям.”
Подпись директора уже стояла.
Москва. Октябрь. Утро.
Небо стягивалось тучами, как будто само время собиралось что-то сказать. Лицей жил своей жизнью — кто-то листал расписание, кто-то спорил о сочинении, кто-то уже забыл, что у кого-то в этом здании рушилась жизнь.
Ева сидела на заднем ряду в актовом зале. Сегодня была пресс-конференция с родителями лицеистов и попечителями. Формально — обсуждение обновления программы и улучшений. Неофициально — повод убрать её.
Артём сидел рядом, сжав кулаки. Его лицо было неподвижным, как камень. В зале было почти двести человек. Репутация. Деньги. Планы на будущее. И она — одна с правдой, которую никто не хотел слышать.
Директор поднялся первым.
— Сегодня мы хотим поговорить о доверии. О воспитании. О том, кто достоин носить форму «Гранд Лицея».
Слова звучали как обвинения. Завуалированные, но ясные.
Вика сидела во втором ряду, рядом с матерью. Улыбалась, будто это был праздник.
— У нас есть случаи нарушения кодекса, — продолжал директор. — Публикации в СМИ, деструктивное поведение, конфликты с учениками. Мы не можем закрывать глаза на то, что разрушает наш имидж.
— Кто разрушает? — неожиданно встал Артём. Голос твёрдый, громкий. — Та, кто спасает лицо подруги? Или те, кто скрывают преступления за фамилиями?
Шепот пробежался по залу.
— Артём, присядь, — прошептал директор.
— Нет. Я не сяду. Я хочу, чтобы все слышали.
Он вышел вперёд, достал из кармана флешку.
— На этой записи — то, что вы все боялись увидеть. Кто сбил Лену — не догадка. Это факт.
Директор бледнеет. Родители шумят.
— Если вы отчислите Громову — вам придётся объяснить, почему вы скрываете преступника, чьё лицо — в этой школе.
Он вставил флешку в ноутбук. Экран загорелся. Тишина.
На экране — видеозапись. Дата. Камера парковки. Чётко видно, как тёмный внедорожник сбивает девушку, и водитель скрывается. Из машины выходит молодой человек. Севастьянов. Старший брат Виктории.
Секунда. Две. Паника.
Вика вскочила.
— Это фальшивка! Это смонтировано! Это… это…
— Это правда, — произнесла Ева, поднимаясь. — Я её видела своими глазами. И я не замолчу. Даже если меня отчислят.
Мать Виктории закричала что-то в сторону директора, но он уже сидел молча. Всё, что он построил, рушилось прямо на глазах.
Через час в его кабинете было жарко. Он теребил приказ об отчислении Евы.
— Мы… мы не можем оставить её после такого давления… Но и убрать теперь — нельзя.
— Тогда отложите. Пусть всё утихнет, — прошептал его заместитель. — А потом найдём другой повод.
Тем временем Ева сидела в библиотеке. Её колени дрожали, руки тряслись. Она выглядела спокойно, но внутри — выжженная земля.
Артём сел рядом.
— Ты сделала невозможное.
— Я просто сказала правду.
— Знаешь, что будет дальше?
— Война.
Он кивнул.
— Но теперь ты не одна.
Тем же вечером в лицее появился новый союзник.
— Ты Ева? — спросила девушка с короткой стрижкой и взглядом «я-всё-вижу».
— Да.
— Я Зоя. Раньше молчала, но теперь… хватит. Я была свидетелем. В тот вечер. Видела машину. Севастьянов был не один. С ним ехала ещё одна. Девушка.
— Кто?
— Вика.
Позже, в темноте её квартиры, Ева перебирала блокнот Лены. Там — зарисовки, мысли, схемы. И вдруг, в одном из карманов — карточка.
«Камерный фонд постороннего наблюдения. Служба. Частная запись. 01.08. Москва. Петровский парк.»
Она сжала её. Это был ключ. Возможно — последний.
На следующее утро она не пошла на уроки. Вместо этого — поехала по адресу с карточки. Камерный фонд находился в подвале старого здания, без вывески. Внутри — мужчина лет сорока, с ноутбуком и усталыми глазами.
— Это ты нас искала?
— Я… мне нужно видео. С 1 августа. Петровский парк. ДТП.
Он молча вставил карту, набрал пароль.
На экране — камера наружного наблюдения. В кадре — джип. Девушка выбегает. Машина влетает в неё.
Но на этот раз — ещё одна деталь: перед столкновением видно, как Вика тянет Лену за рукав. Как будто толкает. А потом — быстро убегает в сторону.
Ева закрыла глаза.
— Она сделала это специально.
Мужчина нажал паузу.
— Ты знаешь, что эта запись может исчезнуть через три дня? Хранение данных — ограничено. Если не сохранить — всё.
— Сохраните. Запишите. Отправьте на три независимых адреса. И — мне.
Когда она вышла на улицу, её уже ждали. Трое парней в чёрном.
— Громова?
— Да.
Они схватили её за руки.
— Что вы делаете?! Отпустите!
— Передай привет Рудневу. Пусть следит за своими связями.
Один удар — по ребрам. Второй — по плечу. Потом темнота.
Очнулась она в медпункте. Над ней — Артём. Руки дрожат.
— Кто это сделал? — прошептала она.
— Неважно. Они заплатят.
— Запись…
— У меня. Уже в облаке. В трёх местах. Они не смогут её скрыть.
Он прижал её руку к губам.
— Ты не сдашься?
— Никогда.
А в это время в особняке семьи Севастьяновых кипела паника. Виктория кричала на отца.
— Ты обещал, что всё будет тихо! А теперь она нас уничтожит!
— Успокойся. Если не получится молчать — мы сделаем так, чтобы она больше не говорила.
А в подвале лицея, на стене туалета, кто-то написал чёрным маркером:
Дождь шёл весь день. Тонкой, тягучей стеной. Он не умывал город — он будто подчеркивал его усталость. В лицее царила нервная тишина. Все ждали. Все знали, что что-то должно случиться.
Но не знали, когда.
Ева пришла на занятия с синяком на шее и пластырем на виске. Кто-то отвернулся. Кто-то прошептал. Но никто не подошёл. Никто, кроме него.
Артём шёл рядом с ней по коридору. Медленно, уверенно. Руки в карманах, глаза — только на ней.
— Как ты?
— Живу.
— Сильно болит?
— Только внутри.
Он остановился.
— Я найду их.
— Уже нашёл. Это не про кулаки, Артём. Это про игру. Про тех, кто думает, что всё решается силой.
Он молчал. Затем резко обнял её — прямо посреди коридора. Кто-то ахнул. Кто-то снял на телефон. Ева замерла… и потом обняла в ответ.
Это был вызов.
Тем временем в кабинете директора:
— Вы понимаете, что этот случай выходит за рамки дисциплины, — говорил мужчина в очках. Юрист. — На Громову напали. У нас есть медицинская справка. А через день — флешка с видео. Это уже уголовная история.
— Нам не нужны скандалы, — процедил директор. — Предложите ей уйти по собственному.
— Или?..
— Или мы найдём, за что её отчислить. Есть кляузы. Есть отчёты. Даже если придётся придумать.
— Вы уверены, что она молчит?
— Не будет. Но если уйдёт — её голос ослабнет.
В тот же день Еву вызвали в методический отдел. Официально — «проверка успеваемости».
— Ваши оценки… нестабильны, — говорила куратор. — По биологии трое, по истории — тоже. С математикой… ну, скажем, на грани.
— Вы хотите сказать, что меня отчислят за это?
— Мы хотим вам дать шанс уйти красиво.
Ева посмотрела в глаза. Долго. Медленно. Потом встала.
— Я никуда не уйду. И если вы меня тронете — я опубликую всё. Весь список. Все фамилии. Все угрозы.
— У вас нет доказательств.
— Есть. Теперь есть.
Тем временем в доме преподавателя физики — звонок в дверь. Он открыл — и замер.
— Здравствуйте, — сказала Лена. — Меня зовут Лена. Я пострадавшая. И я хочу рассказать вам, кто сбил меня.
Он пустил её. Она села. Показала фото. Объяснила.
— Вы ведь были моим классным руководителем. Вы — не как остальные. Помогите. Скажите правду.
Он посмотрел на неё.
— Если я сделаю это… меня уволят.
— А если не сделаете — совесть останется с вами навсегда.
Вечером того же дня Ева вернулась домой поздно. Артём ждал у подъезда. Мокрый, с пакетами.
— Я принёс еду. И… — он достал коробку. — Это твоя любимая паста. С томатами. Запомнил.
— Мы едим — а завтра что?
— А завтра ты встанешь, и мы сделаем то, что начали. До конца.
В квартире пахло пряностями и дождём. Они сидели на полу, ели с одного контейнера. Она — в его свитере. Он — босиком. За окном — тишина.
И только музыка с ноутбука — мягкая, как дыхание.
— Я не думал, что смогу снова так… просто быть. Без игры, — сказал он.
— А я не думала, что кто-то будет рядом, когда я рушусь.
Они смотрели друг на друга долго. Потом — он наклонился. Медленно. Словно спрашивал. Она — не отстранилась.
Их поцелуй был как точка отсчёта. Не первый — важный.
Когда губы оторвались, она прошептала:
— Я не боюсь. Но я устала.
— Значит, отдохни. Пока я держу.
Он обнял её крепко. Как щит. Как дом.
Тем временем Виктория в панике читала сообщение:
«Они не остановятся. Запись — уже у юриста. Лена дала показания.»
Она вскочила. Растерянная, взбешённая.
— Всё валится! Почему?! Почему он выбрал её?!
Её отец молча курил.
— Что будем делать?
— Убирать всех, кто знает. Начнём с преподавателя физики.
— Ты с ума сошёл?
— Или мы, или они. Это политика, Вика. Не лицей.
Поздно ночью, в квартире Евы, зазвонил телефон.
— Ева? — Это была Лена. — Они следят за мной. Я видела машину. Та же, что у особняка.
— Не выходи никуда. Закройся. Я приеду.
— Я боюсь.
— Я рядом.
Ева положила трубку и посмотрела на Артёма.
— Нас прижали.
Он кивнул.
— Но теперь — мы держим их тоже.
Понедельник. Лицей. 8:04 утра.
Коридоры были тише обычного. Даже слишком. Ни смеха, ни шороха, ни спорящих голосов. Лишь редкие шаги и взгляды — тревожные, в сторону кабинета физики.
Ева вошла с Артёмом — и сразу поняла: что-то случилось.
— Его нет, — сказал одноклассник, снимая куртку. — Преподавателя. Его уволили. Сегодня ночью.
— Что?
— Без объяснений. Просто исчез. Даже вещи забрал.
Ева обернулась к Артёму. В его взгляде — сжатая злость.
— Они начали зачистку, — прошептал он. — И начали с того, кто нас поддержал.
На уроке истории Виктория выступала с презентацией. Слова её звучали ярко, уверенно, как будто она не участвовала в заговоре, как будто её брат — не преступник, а герой. Ложь лилась красиво.
— …поэтому именно сильные духом лидеры формируют общество…
Ева молча подняла руку.
— Можно добавить?
Историк кивнул, хотя глаза его дрогнули.
Ева вышла к доске.
— А что, если лидер пользуется властью, чтобы скрыть правду? Что, если он толкает людей под машины, а потом улыбается в камеру?
Виктория побледнела.
— Ты… не имеешь доказательств.
— У меня есть имя. Запись. Показания. И скоро — ещё больше.
Класс гудел. Кто-то зааплодировал. Учитель растерянно посмотрел на часы.
— Думаю… перемена. Все — свободны.
В туалете третьего этажа Виктория встала напротив Евы.
— Ты хочешь уничтожить нас?
— Я хочу справедливости.
— Тогда будь готова к последствиям. Ты полезла туда, где никто не выживает. Даже ты.
— Я не одна. И ты знаешь это.
Виктория шагнула ближе. В глаза Еве.
— Ты забрала его. И теперь хочешь забрать всё?
— Я ничего не забирала. Я защищаю то, что ещё осталось.
Тем временем Артём вёл переговоры.
Он встретился с журналисткой независимого издания. Женщина лет тридцати, с острым взглядом, словно всегда знала, куда ведёт история.
— Это серьёзно, — сказала она, просматривая запись с камеры. — Вы понимаете, что если мы опубликуем — будет волна.
— Это и нужно. Только не указывайте имён. Пока.
— Но вы понимаете, что рискуете? У вас фамилия, бизнес, семья…
— Я рискую только тем, что потеряю уважение к себе. Если промолчу.
На следующий день школа встретила новостью: учитель физики госпитализирован. Несчастный случай. Упадок давления. Кто-то видел синяки. Кто-то — не поверил.
Ева сжала телефон. Лена прислала сообщение:
«Он жив. Но боится. Не пойдёт в суд. Сказал — не может рисковать семьёй.»
— Значит, мы — без свидетелей, — сказала Ева Артёму.
— Нет, — он посмотрел на неё. — У нас есть мы. А это уже многое.
Вечером они ушли из школы вместе. Шли по Набережной, мимо зданий с витринами и отражениями. Было тихо. Дождь моросил, как всегда.
Ева остановилась.
— Я боюсь. Что однажды они придут за тобой. А ты… исчезнешь.
— Я не исчезну. Даже если уйду — ты будешь знать, где меня искать.
— Где?
Он взял её руку, приложил к груди.
— Здесь.
Она улыбнулась. Впервые — тепло. Без защиты.
Он шагнул ближе. Целовал её долго. Нежно. Но не как раньше — теперь это был поцелуй не влюблённого подростка, а человека, выбравшего. Окончательно.
В ту же ночь в лицее отключилось электричество. Кто-то пробрался в серверную и уничтожил резервные копии видеозаписей. Неофициально — сбой. На деле — саботаж.
Но флешка была уже в сейфе у журналистки.
И ещё — в почте Лены. В трёх копиях. И на облаке Артёма.
Они знали — им не дадут дышать.
Но теперь им было всё равно.
Потому что правда уже шла по коридорам лицея. Тихо. Её нельзя остановить.