Славный судный день

Дисклеймер

РАЗ. Так возрадуйся сейчас, в твой последний светлый час

— Саймон Арола! — крик эхом отскочил от стен, прокатился по длинному помещению, где беспрестанно гудели операторы на созвонах. — Сколько еще я буду терпеть твои оправдания?! Не отворачивайся, смотри на меня, когда с тобой говорят!

Офис компании "Альянс", занимающейся консалтингом в области корпоративного управления, шумел с самого утра. Можно было списать истерику нашего шефа Джеймса Мартинса на очередную проваленную сделку и дерьмовую работу аудиторского отдела, но причина крылась в другом.

Последние недели весь °9-1-12-1-20, купольный городок на востоке Северных земель, тревожился и волновался. Как бы правительственная цензура не старалась сдерживать и фильтровать поток новостей из самых удаленных регионов Севера, но слухи доносили всякие жуткие небылицы; не знаю уж, кто действительно в них верил, но атмосфера царила гнетущая. Тягостных ноток добавляла и удручающая погода: первый осенний месяц 305 года Эпохи Трех монархов начинался туманами, штормовыми дождями, что гнали муссонные ветра со стороны Чеботарского залива. Итого: серость, сырость, холод, россказни о жуткой летальной болезни, выведенной в пробирке, пришествии ада на землю и кровожадных тварях, стремящихся полакомиться человеческой плотью. Все это вкупе с закрытым невыездным образом жизни в унылом человейнике. Час от часу не легче. Нервы пошаливали даже у самых здоровых.

— Ты вообще понимаешь, что твоя работа состоит не только в том, чтобы "присутствовать"?! — рявкнул раскрасневшийся Мартинс на меня. Голос его разносился по открытому пространству офиса, привлекая внимание коллег.

Я же сидел за своим столом, с трудом удерживаясь от желания запустить в начальника чашку, а затем самого же Джеймса приложить лицом о столешницу.

Мартинс представлял собой тот тип боссов, которые считали, что чем громче крик, тем больше авторитета он внушает. Ветеран своего дела, Джеймс никогда не был близок с подчинёнными. Невысокий, тучный, небрежно бритый, по-ублюдски убежденный, что люди будут терпеть всё ради возможности "строить карьеру" в "Альянсе".

Да, многие действительно держались за свои рабочие места. Когда-то °9-1-12-1-20 был городом государственно важным, некогда одним из ключевых купольных на Севере, но здешний военно-промышленный комплекс уже десяток лет стоял закрытым, а конструкторскому бюро последнее годы поступали лишь малочисленные заказы. "Альянс" оставался одной из немногих компаний стабильно выплачивающей очень достойную зарплату. Мартинс считал, что всякий должен это ценить.

Проблема в том, что я так не считал. И не утруждал себя необходимостью ценить.

— Ты не только не закрыл квартальный отчёт в срок, но ещё и игнорируешь клиентов! – продолжал кричать Джеймс, практически брызжа слюной; коллеги оборачивались, перешептывались, бросая то на меня, то на Джеймса встревоженные взгляды. Я неотрывно залипал на выключенный монитор рабочего ноутбука, постукивая пальцем по столу. — Если тебе не важна твоя работа, то может и не стоит тебе здесь работать вообще?

Голос шефа звенел в ушах неприятным писком. Равномерное тиканье настенных часов напоминало метроном, бьющий где-то внутри черепной коробки по оголенным нервам. Мыслей не было, даже эмоции как-то затихли, оставляя после себя тишину и пустоту, куда заползало передающееся от Мартинса раздражение.

Наконец я обернулся, бесстрастно глядя в лицо Джеймса. Холодное осознание желания приложить его лицо о столешницу до крови не испугало. Скорее влекло. В мыслях разыгрывалась все более жесткая и грязная сцена, сменяемая каждым стуком часов.

— Сколько ты будешь молчать, Саймон? Я хочу услышать от тебя хотя бы какой-то ответ! Или язык проглотил? Говорить разучился?!

— Не рвите глотку, Джеймс, — наконец произнёс я спокойно, а Мартинс от ярости побелел. — Стоит признать, что мы не сработались за этот год. Я уже написал заявление об увольнении. Оно лежит у вас на столе, можете забрать его, если найдёте минутку заткнуться.

На мгновение воцарилась тишина. Озверевший Джеймс будто потерял дар речи, а потом, пытаясь взять себя в руки, почти прошипел:

— Ты думаешь, что я позволю тебе так просто уйти? Я уволю тебя и оставлю без рекомендаций!

— Да пусть в пекле горят ваши рекомендации, — прохрипел я, порывисто поднимаясь. Мартинс, что был ниже меня на голову, сделал спешный шаг назад. — И "Альянс" пусть горит в пекле. И вы тоже.

— Ты вообще никуда не устроишься, Саймон! — протараторил мужчина, скрепя зубами. — Никуда в нашем городе! Приползешь потом ко мне сам, понял? Мои связи…

Но я его уже не слушал. Усмехнулся, захлопнул с силой ноутбук и, оттолкнув офисный стул ногой, накинул на плечо кожаный рюкзак. Не глядя на коллег, направился к выходу, оставляя ругающегося и сипящего проклятиями Мартинса за спиной.

— Ты потом сам придешь ко мне, Саймон! — не унимался Джеймс. — Слышишь меня?! Саймон! Саймон Арола!

Захлопнулась дубовая дверь офиса, глуша слова мужчины. В ушах продолжало звенеть. Я достал сигарету. Раскурил ее прямо на ходу, спускаясь по ступеням современного светлого офиса. Окликнул охранник, грозя за курение в неположенном месте штрафом. Уже плевать, пусть хоть выговором грозится. Стянул с себя галстук, бросая его на пол – хватит и этой удавки на шее, – отшвырнул вместе с ним и бейдж. Вылетел на оживленную улицу центра, вдыхая солоноватый воздух полной грудью.

I. Она

Мой очаровательный Саймон, мой солнечный мальчик с золотыми волосами и ясными голубыми глазами. Я помню, как ты появился. Испуганный, замкнутый; и наш город лишь множил твои тревоги и загонял мечущуюся душу в новые клетки. Я помню, как увидела тебя впервые. Ты пытался разобраться со связкой ключей и не потерять наушники, еще путаясь в лабиринте подъездов и дворов-колодцев. Ты и не заметил меня. А я сидела под каштаном, собирая темные холодные бусины в браслет. Стоял пасмурный день. Солнце еле пробивалось из-за облаков. В городе пахло сыростью и страхами – не смейся, у страхов тоже есть запах, разве ты не знал? Может, ты пока просто не научился его различать? Хотя, наверное, это не то, о чем следует говорить при знакомстве.

Но что мне рассказать тебе? Как я подсматривала за твоей жизнью? Как представляла тебя, оставаясь наедине с собой? Нет, это слишком пошло и грубо, дешево, а ты не в меру напряжен и мнителен, чтобы трактовать мои действия правильно. Однажды твои глаза откроются, и ты все поймешь.

А пока я готова слушать и подыгрывать, что наша встреча в тихой кофейне на окраине аллеи старого парка случайна. Ты расстроен. Тебе нужен слушатель. Ты не готов говорить открыто и пытаешься иносказательно препарировать чувства – но не думаю, что сам понимаешь причину паники и желания кричать. Но наши крики, Саймон, ударятся о баррикады, задохнутся в толще воды. Им никогда не вырваться звуком, пока есть те, кто пожирает голоса.

Ибо также, как у страхов есть запах, у голосов есть вкус. И мы все – лишь корм и удобрение. И стать частью земли не так и плохо. Из земли прорастают семена. Они становятся зеленой высокой травой, в которой играет ветер. И мир станет чистым, спокойным – закат человечества не станет закатом сущего.

Мы так долго говорим с тобой. Бесконечной становится прогулка под ночным небом, когда город отражается в водах реки звездами. Этой ночью нам не дало их небо, но подарили безликие дома с тысячами безучастных окон. Ты так не любишь здешние улицы. Не любишь, Саймон, или боишься?

Но ты спрашиваешь о том, почему смеюсь и улыбаюсь, говоря о времени угасания мира. Глупышка, ведь все просто и понятно. Зачем нам искать смысл жизни, мой светлый мальчик? Зачем нам пытаться бороться? Зачем нам гнаться, сбивать в кровь ноги, стесывать до костей кулаки? Зачем пугаться серпов у шей, зачем надевать терракоту в знак протеста, зачем мечтать о белых стенах столицы, зачем пытаться разглядеть человеческие лица за змеиными глазами? Нас ждет покой. Легкость. Это не кара. Это избавление. Оно уже зародилось, оно уже дышит – далеко еще отсюда, но оно обязательно явится. Оно придет и к нам, стоит немного подождать; не переживай, пусть никто не переживает – ему помогут добраться.

Ты не понимаешь всех моих аллюзий. Или притворяешься, что не понимаешь? Может, ты правда многого не помнишь? Значит, тебе даровали забвение. Значит, твое сознание очищают, чтобы ты познал истину полностью.

Кажется, я напугала тебя неосторожными словами? Прости, Саймон. Прости, солнечный, я не хотела. Я и сама забылась, глядя в твои глаза, касаясь твоей руки. Я просто почувствовала, как в тебе бьется родное сердце. Мы ведь оба с тобой ждем праведного огня? Оба ждем, когда жар охватит мир и поглотит в своей пасти? И все наши страдания и грехи получат плату. Когда птицы пронесутся у самой земли и вспыхнут алыми небесами, когда земля станет холодной, мокрой… Ты ведь чувствуешь, что оно рядом? Ты ведь чувствуешь, что день судного дня близок?

То будет славный день, Саймон. Славный судный день.

ДВА. Тень коснулась рукава, кто-то смотрит на тебя.

Сижу у кабинета Норы на мягком светлом диване – сам не понимаю, зачем пришел сильно раньше. Книга уже минут пятнадцать открыта на одном развороте. Не прочитал ни строчки. Смотрю за сменяющимися картинками на тонком телеке, закрепленном у потолка. Звук выкручен на минимум, разобрать слова репортера невозможно. Зато визуал яркий, броский – эпохальное событие подсвечивают с выгодных ракурсов. Три монарха прибыли с визитом в °15-10-12-1. В "Альянсе" перешептываются, мол, венценосцы решили увеличить финансирование медицинских исследований в Северных землях. Я эти разговоры не слушаю. Вообще предпочитаю держаться в стороне любых тем, затрагивающих политику. Себе дороже.

На экране тем временем появляется Главнокомандующий. Стоит за трибуной, отвечает на вопросы журналистов. Золотые цепи на его белом мундире переливаются под солнечными лучами. Воротник и лацканы расшиты сложным цветочным узором. Чуть вьющиеся темные волосы педантично уложены назад. На среднем пальце его правой руки поблескивает массивный золотой перстень.

"Бывших жнецов не бывает", – мрачно проносится у меня в голове, и я сам ругаю себя за неосторожную мысль. Еще одна вещь, которая известна о Главнокомандующем верноподданным Государства – он бывший представитель политических ищеек, – и которую не следует озвучивать. Даже думать о ней не стоит.

Взгляд монарха уверенный, цепкий. Даже через экран проникающий под кожу и препарирующий… По правде говоря непонятно, зачем вместе с Главнокомандующим прибыли Посол Небесный и Властитель. Он сильнее их. Он подмял их под себя. Он всеми играет, как марионетками.

И вновь вздрагиваю, уводя взгляд в пол.

Нельзя. Слова и действия рождаются мыслями. Буду много думать, когда-нибудь ненароком вырвется лишнее. Это опрометчиво и небезопасно. Не для того мы простились с семьей и согласились на расселение, чтобы наступать на старые грабли.

Время в очередной раз растягивается до бесконечности. Сколько я уже здесь? Двадцать минут? Час? Это не важно. Погружаюсь в густую туманную пустоту памяти. С горечью понимаю, что лучше бы выжег некоторые из воспоминаний, которые у меня есть. А еще думаю о том, что даже не уверен полноценно, что в моей памяти истинно, а что я случайно выдумал. Все переплетается в витиеватый узор…

А затем дверь в кабинет Норы открывается, и я вздрагиваю.

— Саймон, ты уже пришел! — улыбается Корпело и приглашает меня внутрь.

Удобное кресло. Щебечущие канарейки. Легкая мелодия фоном. Аромат сандала – ненавязчивый, тонкий…

Никто не залезет в мою голову. Никто не прочитает мои мысли. "Это только боги могли бы сделать. Или их слуги. Умескрины например, – усмехаюсь про себя, – мелкие пронырливые тени, что ткут ночные кошмары из наших навязчивых мыслей".

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — доносится, как из-под воды.

— Как обычно, — пожимаю плечами, оставляя глаза закрытыми. — Вроде бы и нормально, а вот ощущение, что теряю что-то важное.

— Ты говорил, что в последнее время тебе легче. Это связано с твоими новыми друзьями? Лоренц и Марика, кажется? Как часто ты общаешься с ними?

— Пару раз в неделю видимся. Переписываемся в мессенджерах каждый день. Читаю блог Мары про фотографии. Ларри зовет походить с ним в зал, но мне не хочется… Позавчера ходили на территорию заброшенного завода, кормили там котов, — невольно улыбаюсь. — Ребята стали для меня чем-то важным.

— Ты больше не чувствуешь себя одиноким?

— Я никогда не чувствовал себя одиноким, Нора, — открывая глаза и поворачиваю к женщине голову. — Мы никогда не бываем одни, — и тут же прикусываю язык.

Она хмыкает, но не акцентирует внимание. Однако галочку в записной книжке ставит.

Пекло! Опять лишнего сморозил.

— Знаешь… С Марой и Ларри тепло и комфортно, — спешно возвращаюсь к ним в диалоге, и даже сейчас чувствую, как они меня спасают. — Сначала было странно, а потом... стало легче. У нас много общего, но есть вещи, которые я все равно не могу полностью открыть, даже когда хочется. Ради их благополучия в первую очередь. Бывают моменты, когда все равно чувствую, что теряю связь с реальностью. Могу целыми днями думать о каком-то моменте, а потом понять, что это вовсе не то; или этого и не было. Временами накатывает. Даже во время работы. Вроде бы все хорошо, я сосредоточен, состояние стабильное, но внутри всё как будто не в порядке.

— Я хотела поговорить сегодня с тобой о твоем интересе к мифологии, если ты позволишь.

В комнате на несколько секунд воцаряется тишина.

— Тема всегда была где-то рядом со мной. Мой дед был именитым профессором, преподавал теологию в университете. Он изучал сказания с литературной и исторической точки зрения, — слова даются мне тяжело; они будто заучены. — Ведь за любыми сказками скрывается что-то важное, верно? Культурный код.