Это было чертовски неприятное время. Наше государство претерпевало изменения, которые не нравились большинству, ведь прежний уклад жизни был уже привычным и весьма неплохим. Но ничто не вечно, и рано или поздно это должно было случиться. Однако никто не ожидал, кроме одного человека, который грезил об этом, что это будет так скоро и внезапно.
И это всё равно случилось - наш правитель Дуайт Справедливый, великий полководец, вот-вот повстречает свой конец. Как только его губы приоткроются, чтобы выпустить последний вздох, начнётся хаос, который может разрушить всё, что этот замечательный человек строил на протяжении всей своей жизни.
А построил он целую империю, постепенно захватывая новые территории и вводя свои справедливые законы. Простой народ не бедствовал и оставался довольным, однако высшие чины иногда подстрекали бунтовать тех, кто всегда желал большего, понимая, что из-за потери своей власти, подчиняясь общим законам, они теряли свои богатства, которые нажили до того, как стали провинцией империи Дуайта Справедливого.
И вот в последний раз взбунтовалась провинция, которая симпатизировала старшему брату правителя. Дело было нешуточным, поскольку речь уже шла не просто об обычном бунте, как о попытке свергнуть нынешнего правителя, чтобы, согласно закону, на трон вступил его старший брат.
Так сложилась судьба, что старший брат полководца, Эрл, когда-то получил свой трон, однако его правление было настолько жалким, что выживало лишь с помощью завоеваний и грабежей. В это время армией руководил наш будущий правитель, который естественно видел те ужасы войны, которые романтизируются в песнях.
Он видел все страдания простого народа, который всегда думает о том, как добыть хлеб, и крайне не заинтересован в разрушительных войнах.
Выполняя очередной приказ своего брата-правителя, ограбить очередную деревню в поисках наживы, он отступил от положенного уклада и предложил той деревне платить определенную сумму в обмен на мир и спокойствие. Это была первая провинция будущей империи, которая была захвачена Дуайтом Справедливым без насилия, как говорят старцы, которые застали ещё те времена расцвета.
Поскольку эта деревня не была разрушена, то и восстанавливать ничего не приходилось, потому всё своё время жители той деревни посвящали работе, из-за чего больше всех приносила прибыли. Так стали постепенно добавляться другие земли.
Постепенно молва о хитром ходе полководца пошла не только среди солдат. Страна стала лучше жить, однако Эрл понимал, что временный расцвет страны – не его заслуга, из-за чего боялся всеобщий любви народа к его брату.
Страх был неспроста, так как несмотря на свои старания, расцветало его окружение, а народ получал лишь крохи. Так прошёл бунт с требованием уступить место его брату Дуайту. Под страхом смерти Эрл уступил место, получив в утешение ту самую первую деревню, превратив её в своё имение, а полководец стал Дуайтом Справедливым.
Это было замечательным, и даже спокойным временем. Дуайт правил справедливо, расширяя территории и принося богатство и процветание своей империи. Люди имели возможность не боятся потерять свой хлеб, а набеги соседних стран пресекались мощной армией, которая служила во благо народа, а не правителя. Это работало как условный договор – мир и спокойствие в обмен на усердную работу и честность.
Однако Эрл не терял надежды получить то, что по праву рождения и закону принадлежало ему. Потому до сих среди народа идёт молва, что именно он причастен к тому, что у Дуайта нет наследников.
Ранее у правителя был троей сыновей, однако, когда они отправились в очередной поход по империи, который должен был добавить больше осознанности и мужественности, на них напали неизвестные люди и убили. Тела были безобразно изуродованы.
Дуайт тогда был безутешен, однако он не показывал своей скорби при людях. Всем было и так понятно, кому выгодна смерть наследников, однако прямых доказательств так и не удалось найти, потому Эрл до сих входил в круг общения правителя и оставался следующим кандидатом на трон в случае смерти брата.
Дуайт тогда решил жениться в надежде произвести ещё одного наследника и женился на молодой, малоизвестной женщине из далекой провинции. Народу она мгновенно понравилась, так как подавала надежду, что вот-вот свет увидит нового наследника правителя, была умна и добра.
Некоторые люди даже находили сходство во внешности умерших наследников, которые стали для народа вроде святых мучеников. Я сам помню это время, поскольку уже тогда заступил на службу и достаточно быстро занял место у руки правителя, чтобы тесно общаться с ним и его прекрасной женой.
Однако горе не собиралось покидать этого сильного человека – за девять лет брака и совместного правления, молодая жена так и не смогла подарить Дуайту наследника. Народ разочарованно ожидал вестей, а знать, приближённая к Эрлу, злорадствовала, что жена оказалась бесплодной, и все попытки правителя обыграть судьбу оказались тщетны.
И вот произошёл тот самый треклятый бунт в провинции, якобы народ больше не мог ждать наследника. Дуайт лично возглавил армию, чтобы не допустить поругания чести его жены. Хотя в последнее время это дело доверял только мне, поскольку возраст уже давал о себе знать, но в это раз всё было не так.
Я тогда был рядом и видел, как прощалась с ним его жена, целуя его в лоб. В её красивых глазах было столько скорби, будто она что-то предчувствовала. Честно признаться, я тогда испытывал великое благоговение, что этот бой я буду встречать с правителем. Из-за раздутого тщеславия я не услышал свой внутренний голос, который требовал его остановить и разобраться с этой провинцией самому, как это делал и ранее.
Дверь в комнату Дуайта раскрылась:
- Позвольте я ему всё расскажу! – выпалила ворвавшаяся Анна.
- Нет! – как можно жестче ответил умирающий правитель, собрав все свои оставшиеся силы.
- Но скоро лекарство перестанет действовать!
- Я много раз сражался в бою, и смерть дышала мне в затылок. Думаешь я не выдержу боли? Мне надо исполнить обещанный долг перед твоей матерью! - Анна замолчала. По её лицу было видно, что Дуайт задел её за живое. – Закрой дверь и жди. Если совет к этому времени что-то решит, тяни время.
- Да, - слабо ответив на приказ, женщина вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Кейлеб ещё был поражён предложением старика. Дуайт прокашлялся в испачканную кровью тряпицу и пристально посмотрел на собеседника:
- Тебе тоже неслабо досталось.
- Вы про глаз? Пустяки.
- Но ты бы тоже мог погибнуть, - бессвязно произнёс правитель, будто мыслил вслух.
- Как и все, - продолжил пустой разговор Кэйлеб. Наступила тишина. Мужчина продолжил. – Я не могу согласиться, повелитель.
- Тяжкий груз?
- Трудностей я не боюсь, но…я хочу семью, а не страну.
- Ты по поводу тех слухов, что она якобы бесплодна?
- Да. Она разве может ждать наследника как вы уверяли перед советом?
- Ооо, однозначно нет, - слабо улыбнулся старик. – Но она не бесплодна.
- Откуда вы знаете? У вас нет наследников от неё.
- И не могло. Потому что она девственница, - всё так же спокойно рассуждал Дуайт.
- Что? Вы за всё это время не прикасались к собственной жене? Но для чего вы тогда брали её в жёны? – шокированный Кэйлеб стал ходить вокруг кровати правителя. – Я ничего не понимаю. Что за игру вы затеяли?
- Тогда дай мне рассказать то, что мне по силам, чтобы донести свою мысль. Возможно тогда ты поменяешь своё решение касательно Анны.
Я понимаю, что после моей смерти на Анну начнётся охота, раз уж я стал опираться на наши древние законы. Но я также знаю, что убить её не могут. Однако закон гласит об убийстве, но ничего не говорит о заточении, где человек умирает от голода. Закон ничего не говорит об изнасиловании, грабеже, избиении, пытках. Можно с женщиной сотворить всё, лишь бы не допустить того, что её сердце перестанет биться.
Любой закон коварен тем, что он создаёт иллюзию защиты, однако все бесчинства творятся, если человек очень даже хорошо знал закон, ведь только тогда можно было понять, что любой закон подобен решету. Все ужасные бесчинства творятся именно теми людьми, кто больше всех прикрывается законом.
Никакая справедливость не может быть защищена одним дырявым законом, потому и создают этих законов сотнями и тысячами, чтобы решетом прикрыть решето и пытаться закрыть возможные бреши.
Потому и я опирался на древний закон о том, что жена должна продолжить дело мужа, ибо изначально я знал, что наследников у меня больше не будет. Его бы люди Эрла убили ещё в младенчестве, будь это мальчик, а ещё одну смерть своего дитя я выдержать не мог.
Так же я опираюсь на вымышленную возможную беременность, чтобы пустить моих врагов по ложному следу. Но они ещё даже не знают, что ходят по не той тропинке уже на протяжении девяти лет. Сейчас я их хочу окончательно привести к обрыву.
Я сам знаю, что на закон полагаться бесполезно, поскольку сам творил бесчестие, прикрываясь законом. Я убивал мужчин, грабил поселения, позволял возбуждённым от битвы солдатам насиловать местных женщин – и всё это называлось расширением новой территории.
В те времена, когда мой брат Эрл был ещё правителем, я был жалкой пешкой в его руках. Он любил творить свои приказы чужими руками, и я, увы, был теми самыми руками. Я видел ужас войны и их бессмысленность.
Никакая завоёванная деревня, наполовину сожжённая дотла, не могла принести много денег, поскольку в битве погибали люди, те самые обычные люди, которые занимались работой в полях, мельницах, амбарах. И вот, их не стало, скотину всю увели на корм прожорливым солдатам и моему ненасытному рту, вино в бочках всё испито ещё в день завоевания.
Откуда людям добывать урожай, если не хватает тех самых работников, которые были убиты? Где хранить свой урожай, если почти все амбары выжжены? Чем кормить животных, если всё практически съедено? И что продавать, чтобы получить деньги и оплатить налог?
Женщины от отчаяния продавали себя на дорогах. Болезни, ещё больше детей, ещё большая нищета. Это всё было замкнутым кругом. И я это всё видел. Но больше всего меня поражало то, что творилось при дворе Эрла.
Поскольку я был тем, кто всегда видел и жил в двух мирах, мир Эрла и мир народа, то мне больно было видеть это существенное различие. Все средства, что так скудно добывались народом, тратились на пустоту. Подарки многочисленным фаворитам, взятки для знати, бесполезные постройки, которые не имели никакой ценности, но были отличным поводом для лишних трат.