1.

Валенсия, обитель Сан-Джерони, 1670 год от Рождества Христова.

На уединенной горе, будто являясь ее гармоничным продолжением, возвышался величественный, каменный замок. Одна из его четырех сторон смотрела на невысокие холмы, поросшие лесом, над которыми голубело полуденное небо. Укрепленные контрфорсами стены серого кирпича, с узкими, длинными проемами для окон, поражали своей неприступностью. Но внутренний дворик, на удивление, казался слишком маленьким и тесным. К нему примыкала трехъярусная колокольня. Остальное убранство монастыря, лишенное роскоши и изысканности, говорило само за себя: живущие здесь, давно отказались от всего мирского.

На каменной скамье, нагретой солнцем, расположились двое. Один из них – аббат-настоятель, сухощавый, пожилой мужчина, с лицом, несущим на себе отпечаток смирения. Второй не принадлежал монашескому ордену и был еще довольно молод. Но это впечатление сразу терялось, как только собеседник встречался с ним взглядом. Глаза выдавали в молодом человеке его истинный возраст.

- Мы не требуем от своих монахов радикального аскетизма и постоянного сражения с собственной плотью. Наш устав выдержан в духе умеренности и предназначается скорее для тех, кто лишь только ступил на путь воздержания. Братья должны беспрекословно подчиняться настоятелю и не покидать стен монастыря, - звучал тихий голос аббата. Гость согласно кивал. На его лице блуждала странная улыбка.

Их беседу прервал появившийся во дворике монах-госпиталий и мужчины прекратили беседу.

- Он проснулся и ждет вас, - слегка поклонившись, сообщил монах, обращаясь к гостю. Тот сразу встал со скамьи и чуть одернул удлиненную куртку черного бархата. Его рука задержалась на поясе, где должны висеть ножны. Он на секунду напрягся, потом, словно что-то вспомнив, расслабился. Заходить в обитель с оружием, было строжайше запрещено.

- Идите сын мой, - аббат поднялся следом. – Брат проводит вас, - настоятель обители вновь заглянул в глаза гостя, безуспешно пытаясь разгадать тайну, скрывавшуюся в глубине черных зрачков.

Келья была небольшой. Крохотное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы увидеть убранство комнаты, состоящее лишь из деревянного ложа, табурета и большого распятия, висящего у изголовья.

На кровати, укрытый тонким шерстяным одеялом лежал граф Эльде. Он был худ и изможден, но не болезнью, а старостью. В глазах светился ум. Когда дверь, тихо скрипнув, открылась, и в проем, нагнув голову, вошел мужчина, что недавно беседовал с аббатом во внутреннем дворике монастыря, старик приподнялся со своего ложа.

- Эстебан, мальчик мой! – иссохшая рука потянулась навстречу. - С хорошими ли ты известиями?

Мужчина опустился на колени, выражая почтение, потом присел на край ложа, приник губами к иссохшей руке.

- Да, - наконец, ответил он, подтверждая сказанное кивком головы.

- Покажи! - было видно, что старик очень волнуется. Эстебан развязал походный мешок и вынул из него некий предмет. В глазах графа вспыхнул свет, а следом их озарило облегчение. Чуть подрагивающими пальцами он дотронулся до круглой серебристой пряжки.

- Пояс Кахины! Ты нашел его мой мальчик! – хриплый голос окрасили торжественные нотки. - Теперь я спокоен, - старик откинулся на подушку и прикрыл веки, но тут же снова их распахнул. Во взгляде горела озабоченность, а руки тянулись к поясу:

- Все ли части на месте?

- Да, дядя, - племянник улыбнулся. Улыбка очень шла Эстебану де Лара, его лицо преображалось, делалось еще притягательнее.

- Я не сомневался, что у тебя получится, мальчик мой, - граф устало улыбнулся в ответ. – Теперь мне не страшно покидать этот мир, зная, что наш род в безопасности.

- Ты веришь в это дядя? - спросил племянник.

- Верю! Всем своим сердцем и душой! – в голосе старика звучала неподдельная искренность. - Скажи, было ли трудно?

Вопрос вызвал воспоминания, отразившиеся загадкой в темных глазах гостя.

- Было трудно, - чуть помедлив, ответил тот. – Но это стоило потраченных сил и времени, - взгляд его неожиданно потеплел, будто мужчина подумал о чем-то очень приятном.

- Тебе пришлось глотать жаркий воздух пустыни, мой дорогой мальчик, и я счастлив и горд, что ты нашел в себе силы и мужество выполнить мою просьбу, - граф плохо видел, и поселившаяся в глазах племянника загадка, что еще полчаса назад так интриговала аббата-настоятеля, осталась без внимания. - А помнишь ли ты о судьбе последнего из царей Альморавидов? - голос старика вдруг окреп. – С ним пало могущество нашего рода. Лишь чудом удалось спастись одному из младших принцев, бежавшему тогда из Магриба в Испанию. Это его внук стал королем Арагона, и великим правителем, вернувшим наконец-то реликвию, так бездарно утерянную последним царем. Потом были другие, те, кто не знал цены артефакту! И последний из них твой отец, и мой непутевый брат!

Длинный монолог утомил старика. Он откинулся на подушки и прикрыл веки, будто уснул. Племянник, не смея его тревожить, терпеливо ждал, погрузившись в свои думы.

- Эстебан, - граф первым нарушил тишину, воцарившуюся в небольшой келье. – Все, что есть у меня, теперь твое. Я знаю, ты достойно проживешь свой век, родишь много сыновей, и приумножишь богатство нашего рода.

2.

Маленькая лагуна, будто созданная самой природой для уединения влюбленных, была живописно восхитительна. В окружении высоких скал, поросших зеленым кустарником, разлилось бирюзовое «озеро». Вода казалась настолько прозрачной, что можно было видеть дно и его обитателей. Остров очаровывал.

- Райское место! - Ники улыбнулась Эрику. Она и забыла, что злилась на него и не хотела сюда плыть.

- Представим, что мы аборигены, дети природы, - хозяин яхты уже стаскивал с себя одежду. – Искупаемся?

Они провели в воде дольше, чем бы Ники хотелось. Все закончилось сексом на крохотном пляже, прямо на горячем песке. Эрик придумал игру в русалку и морского царя. При этом он проявил с ней излишнюю грубость, чего раньше себе не позволял. На запястье остались следы от его рук. Приятные ощущения от красоты необитаемого острова тут же растаяли. В довесок, она поранила об ракушку ногу на мелководье, а поднявшись на палубу, обнаружила, что порез довольно глубокий и из него сочится кровь. Рану тут же, как следует, обработали и забинтовали, но нога болела и ныла.

Ники все больше злилась на себя. Связь с этим мужчиной, оборачивается для нее, пусть и мелкими, но неприятностями. Даже если вдруг случится чудо, и Эрик предложит ей руку и сердце, она знала, что не согласится. Внутреннее чутье подсказывало, что он превратит ее в матрону, запрет в четырех стенах и заставит воспитывать детей. Чем будет заниматься он сам, представлялось довольно ясно. Девушка уже жалела о том, что поддалась на «чары» Данкейта.

- Останемся здесь, до утра, сладкая. - Было непонятно: вопрос это или утверждение. - «Скорее – второе», - морщась от ноющей боли в ранке, подумала Ники. Почему-то, сразу стало раздражать это его постоянное к ней обращение «сладкая». Она пожала плечами, но решила завтра же утром настоять на их возвращении, и где-то, в глубине души, даже радовалась, что так неудачно напоролась на ракушку. По крайней мере, теперь у нее есть причина отказать Эрику в его необузданном желании секса.

Закат мужчина провожал на палубе в одиночестве, но «кислая мина» любовника, сейчас, волновала Ники меньше всего. Сославшись на плохое самочувствие, она сообщила, что идет спать. Приняв анальгетик, девушка завернулась в тонкий плед, и сразу уснула.

Проснулась она на рассвете. Эрик, по-хозяйски раскинув на кровати руки и ноги, еще спал.

Ники встала и попробовала наступить на раненую ногу: отдалось тупой болью. Прихрамывая, она добралась до кают-компании, где находилась аптечка, и разбинтовала стопу. Рана казалась воспаленной.

- Черт, - вырвалось у нее ругательство. Еще не хватало, чтобы в порез попала инфекция!

К счастью, нашлись антибиотики. «Лучше перестраховаться, чем остаться без ноги», - решила она и сразу приняла одну капсулу. Потом обработала порез и забинтовала ногу. Свежесваренный кофе немного взбодрил, придал сил и вернул настроение.

Ники вышла на палубу. Рассвет разгорался медленно, словно нехотя. Природа замерла. Стих даже легкий, ласковый бриз. Наконец, из-за горизонта, показались первые лучи. Они тонули в волнах, отражались, умножаясь на поверхности моря. Солнце упорно и настойчиво поднималось, принося с собой новый день и новые мысли. И в голове девушки созрело окончательное решение. Как только они вернутся в Англию, она расстанется с Данкейтом. В этой жизни есть большой шанс всего добиться самой, чтобы никогда не слышать и намеков на какой-то упрек. А о семье, детях, о муже, даже о постоянном любовнике, она подумает, когда будет иметь собственный дом и круглый счет в банке.

От этих мыслей ее отвлек внезапно ворвавшийся в рассветную тишину гул. В узких «воротах» лагуны показалась лодка. Нет, даже не лодка, а большой катер, похожий на лоцманский.

Ники насторожилась. Что-то ее напрягло. Она и сама не могла понять, пока катер не приблизился. Сердце ухнуло. На палубе стояли трое вооруженных людей, с автоматами наизготовку. - «Местная морская полиция», - пронеслось в голове, но глаза тут же отметили, что одеты мужчины не в униформу, а в камуфляж. – «Неужели, военные? И что они здесь забыли?»

Катер, тем временем, был уже близко, и стало понятно, что направляется он прямиком к яхте. К тем троим, стоящим на палубе, прибавилось еще несколько человек. Их внешний вид совсем не соответствовал людям, находящимся на службе: длинные, помятые майки и рубашки, штаны и шорты разных оттенков. Но все, без исключения, вооружены.

Незнакомый корабль приблизился вплотную и на борт упали две алюминиевые лестницы. Ники не успела ничего предпринять, как ее окружили.

- Кто еще есть на лодке? – вопрос задал самый высокий, и лучше всех одетый чернокожий мужчина.

Она кивнула в сторону. Взгляд метнулся к проему, ведущему в кают-компанию. Главарь подал знак. От толпы отделились четверо, и друг за другом нырнули в проем. Ники заметила, что у одного перевязана рука у предплечья.

Через пару минут, толкая перед собой Эрика, двое из них вернулись. Данкейт был обнажен. Похоже, бандиты подняли его с постели даже не дав одеться. Они заломили мужчине руки за голову и заставили встать на колени. Следом появились остальные. Один из них что-то выкрикнул, видимо сообщил о том, что больше никого нет.

Это отвлекло главаря, а Ники уже не сомневалась, что чернокожий, высокий мужчина, с крупными чертами лица и глазами, выдававшими, что он когда-то страдал «базедовой болезнью», и есть главарь банды. Пока его сообщники шарили в нижних помещениях яхты в поисках пассажиров, он, и еще двое, тоже чернокожих, оставались около девушки.

3.

В каюте, где заперли Ники, явно кто-то обитал. Из мебели здесь присутствовали две узкие, одна над другой, спальные полки, заправленные матрасами, встроенный шкаф, сейф, и откидной столик. В углу примостился крохотный умывальник, с такой же крохотной раковиной и грязноватым зеркалом над ними. Внизу стояло металлическое ведро с прорезиненной крышкой, закрепленное обручем, привинченным к стене. Шум и небольшая качка позволили понять, что катер движется.

Ее оставили одну и не беспокоили. Она обследовала свою «тюрьму», заглянула в каждый угол, подергала дверь. Потом устало присела на спальную полку и задумалась о своем теперешнем положении.

Данкейт мог отдать пиратам серебряный пояс! Мог! Но не сделал этого. Ники знала: вещь, что хранилась в сейфе, была очень древней, а значит дорогой. Эрик не раз хвастал, что артефакт представляет большую ценность. Но этот мерзавец предпочел оставить пояс себе, а Ники сделать заложницей.

Взгляд скользнул по створкам шкафчика. «Надо все еще раз все хорошенько проверить», - отвлеклась она от неприятных мыслей, до конца не понимая, что хочет найти. Ее усилия увенчались успехом. В ворохе тряпок, в кармане кожаного потертого жилета нашлась небольшая любительская фотография. Со снимка, улыбаясь, смотрели двое: пучеглазый пират и девушка, в которой, Ники с удивлением узнала одну из своих сингапурских соперниц. На странном фото та выглядела намного моложе, совсем девчонкой, но это точно была Уба Хассум, сомалийка по происхождению, представляющая на конкурсе Швецию.

В голову прокрались мысли, а не рук ли это дело Убы, но она тут же их отогнала. Не были они врагами. К тому же, Уба, как и Ники, получила одну из корон, и к ней контракт с известной фирмой женского белья, так что никакой завистью здесь и не пахло.

Размышления о превратностях судьбы прервал поворот ключа в замочной скважине. Дверь открылась, и в каюту вошел пучеглазый главарь пиратов.

- Может, объясните, зачем я вам? – Ники решилась на дерзкий тон. Она не была бесстрашной, наоборот, именно страх способствовал проявлению в ней этого качества. Выросшая в смешанной семье, где мать - католичка, а отец мусульманин, Ники привыкла к нападкам со стороны сверстников, потому, с самого детства не давала себя в обиду.

Ее родители, происходившие из семей разных конфессий, смогли проявить уважение к религии каждого и ни к чему не принуждали друг друга. Дети: она и ее младший брат, воспитывались в обеих религиях. Дома они праздновали Рождество, Пасху, и не забывали про мусульманские праздники. Семья всегда чтила традиции отца семейства, а он, иногда, сопровождал мать в церковь. И хотя, смешанные браки стали в Англии обычным делом, и такими союзами уже трудно кого-то удивить, в небольших городах еще сохранялись снобистские традиции. Проявлялись они именно через детей, не способных еще в полной мере понять слово «толерантность». Конечно, устами младенца говорят их родители, но как обидно, когда тебя, совершенно ни за что, обзывают «пакис» или «хабибка».

Ники сначала пыталась жаловаться маме и папе, но получила лишь совет не обращать на такое внимания. Тогда она решила, что сама не позволит себя оскорблять. Через некоторое время, все, кто ее задирал, ходили с расцарапанными лицами и в синяках, сторонясь «бешеной кошки».

- Не повезло тебе, красавица, - пират сложил руки на груди, продолжая стоять у дверей, словно подпирая их спиной. – Мужчина не заплатил за тебя и если он не заплатит, как и обещал, то это должны сделать твои родственники. У тебя есть родственники?

- Нет, - голос Ники звучал уверенно, чтобы бандит не заподозрил ее во лжи.

- Что, вообще никого? – удивился тот.

- Никого.

- Хм, - он опять уставился на нее немигающим взглядом. – И что нам делать?

- Отпустить меня, - она ответила на его взгляд, но внутри все похолодело.

Он расхохотался:

- Мои люди меня не поймут!

- Зато Уба поймет, - найденное фото, спрятанное под матрасом, появилось в ее руках.

- Откуда?! – мужчина дернулся вперед, забрал карточку, но Ники заметила, когда пучеглазый посмотрел на фото, взгляд его потеплел.

- Откуда вы знаете Убу?

Пока пират растерян, нужно действовать, решила она. Деморализация противника, один из главных факторов в победе над ним.

- Это не важно, - пробурчал пират, пряча фото в карман.

- А-а! – Ники вдруг вспомнила кое-что из разговоров с Убой. – Вы ее брат. Она мне рассказывала, как вы, рискуя жизнью, переправляли ее, еще двух младших сестер, и отца, контрабандой в Европу. Вас зовут, - она напрягла память, - Кос Хассум.

- Я переправлял сестер и отца по поддельным документам, - спокойно сказал мужчина.

- Ну, это уже неважно, - Ники поняла, что теряет инициативу. – Так что со мной будет, Кос?

- Как тебя зовут? – вместо ответа задал он свой вопрос.

- Ники, - она опустила ресницы, теперь уже не выдержав страшного взгляда. – Доминика Заки, подданная Великобритании.

- Я не могу отпустить тебя Доминика Заки. Меня не поймут мои люди. Если за тебя не дадут выкуп, придется тебя продать, в какой-нибудь бордель, - совершенно спокойно, будто речь шла о чем-то обыденном, сообщил Кос.

4.

Ники боялась что Кос, нанюхавшись кокаина, начнет приставать. Понимая, в какой ситуации оказалась, она старалась не провоцировать мужчину: сидела тихо, ничего не требовала. У нее еще оставалась надежда на побег. Все равно, рано или поздно, они должны где-то пришвартоваться. Кос говорил, что лодка плывет в Босасо, сомалийский порт. Порт, это всегда город, а город, это люди, правительство и полиция. Не может быть, чтобы не было.

Ники пыталась вспомнить, какая сейчас ситуация в этом регионе, но толком ничего вспомнить не могла. Конечно, она изучала историю и знала, что Сомали была британской колонией, но больше полвека назад получила независимость. Что происходит там сейчас, девушка могла представить лишь по обрывкам из новостей, услышанных случайно. Политикой она не интересовалась и то, что еще существуют пираты, ввергло ее в настоящий шок.

За все время, проведенное на пиратской лодке, Ники общалась лишь с Косом. Он же сообщил, что плавание подошло к концу. Откуда девушке было знать, чего стоило главарю этой банды держать своих людей, постоянно находящихся в наркотической эйфории и возбуждении от жевания листьев ката, подальше от Ники.

Некоторые из них, слишком рьяные, даже пытались пробраться в каюту, и лишь замок на дверях спасал ее от насилия.

- Наденешь это, - Кос бросил на спальную полку темное покрывало, оказавшееся паранджой.

- Зачем? – она повертела одежду и вопросительно уставилась на мужчину.

- Так надо, - ответил он. – Для твоей же безопасности.

Пришлось подчиниться. Другого выхода она пока не видела.

Сквозь полупрозрачную сетку, скрывающую лицо, Ники наблюдала за местом, где ступила на землю и то, что она увидела, сильно разочаровало. Это не был порт. Лодка пришвартовалась в небольшой, уединенной бухте и никакой полицией здесь не пахло. Зато на берегу их ждал транспорт - видавшая виды, проржавевшая «тойота». Поговорив о чем-то с водителем, сухопарым мужчиной, с почерневшими от постоянного жевания листьев ката зубами, Кос приказал загружаться. Ники впихнули между водителем и еще одним парнем из лодки: переднее сидение в машине оказалось сплошным, как заднее.

Дорога до города заняла минут пятнадцать.

- До войны старый город можно было даже назвать красивым, - комментировал Кос, проплывающий мимо пейзаж. - От туристов отбоя не было, они отдыхали у бассейнов в роскошных отелях. Всё закончилось в конце восьмидесятых, с началом гражданской войны. Я тогда только родился.

От некоторых зданий, мимо которых они проезжали, остались только стены. В тех, что ещё были пригодны для жизни, народ оборудовал себе квартирки. Из окон, прикрытых чем угодно, только не стеклом, выглядывали чернявые головы местной ребятни, провожающей взглядом их машину.

Они проехали город насквозь, по единственной заасфальтированной улице, минут за двадцать. Домов выше трех этажей видно не было. Сам город напоминал поселок, построенный на месте открытых каменоломен. Все в пыли и песке. Сверху беспощадно жарило солнце. Воздух дрожал в нескончаемом ознобе. Ники хотелось этому месту поставить диагноз – полное запустение и нищета.

По пути попадались закутанные с ног до головы фигуры местных женщин, несущих в руках сумки и пакеты. Как потом узнала Ники, все местные мужики в основном сидят дома и жуют листья ката. Здесь это считалось обычным делом.

Дорога закончилась за высоким забором с колючей проволокой, перед которым стоял блокпост с автоматчиками. Внутри территории девушка насчитала также несколько бойцов, одетых в длинные юбки — маỳсы. «Похоже на элитную тюрьму», - подумала она, рассматривая несколько небольших коттеджей, оборудованных решетками на окнах.

Ее поселили в одном из таких коттеджей, в небольшой комнате, чистой, но скромно обставленной. Из окна открывался неприметный вид на соседнее здание, точно такое, в каком оказалась Ники.

Имевшийся в наличие душ, примыкавший к комнате, немного поднял настроение. Ники казалось, что от нее воняет, как лондонского бомжа, год не видавшего мыла. Наконец-то она смогла смыть с себя весь пот и грязь. Страх, к сожалению, так просто не смывался. Девушка поняла, что попала в самое логово пиратов, на их базу, маскировавшуюся под гостиничный комплекс.

Она тщательно осмотрела свою рану. Та затянулась, и не болела, видимо сказалось вовремя принятое лекарство. Но твердо ступать на ногу все равно еще было нельзя.

После душа Ники снова подергала ручку двери и убедилась, что та заперта. Напряжение последних дней сказывалось. Она прилегла на кровать и незаметно уснула.

Ее разбудил стук в двери. Девушка подскочила, не помня, где находится, но понимание пришло сразу, вместе с поворотом ключа в скважине. В комнату вошел незнакомец, в белом, поварском костюме. Он нес на большом подносе кофейник и тарелку с лазаньей. Как оказалось, сомалийская кухня наполовину состояла из итальянских блюд - следов продолжительного присутствия здесь итальянцев.

Парень плохо говорил на английском, но это не мешало ему быть излишне общительным. За несколько минут он выложил свою биографию, рассказав, что зовут его Ахмед и что он учился на повара в Йемене, где родился и жил, пока его отец-сомалиец не переехал со всей семьей в Босасо. Мама парня была йеменка, и он с гордостью акцентировал внимание на том, что не считает себя сомалийцем.

- Это сумасшедший народ. Не стоит им доверять, - сказал он в итоге, и девушка так и не поняла, что тот имел в виду.

Загрузка...