Сломанная невеста

Пролог

Пролог

— Помогите!

Женский крик разорвал тишину ночи, пробежался холодом по спине и вонзился прямо в грудь. Так не кричат просто от страха. Так кричат, когда умирают.

Я резко остановился. Касим, погоня — всё исчезло. Остался только этот голос. Глухой, полный боли, срывающийся в истеричный хрип. Он не звал кого-то конкретного, он звал спасение.

Я рванул вперёд. Лес хлестал по лицу ветками, корни вырывались из земли, цепляя за сапоги, но мне было плевать. Я должен был успеть. Если этот голос замолчит, будет поздно.

Я вылетел на поляну и увидел ад.

Пятеро мужчин, шакалы, загнавшие жертву в угол. Они стояли кругом, а в центре — она. Хрупкая, сломанная, измученная. Белое платье прилипло к телу грязными лохмотьями, запятнанное тёмными пятнами. Кровь.

Я медленно выдохнул, чувствуя, как сжимаются кулаки. Свадебное. Свадебное?!

Она стояла на коленях, дрожащая, но не падающая. Руки содраны в кровь, губы разбиты, щека опухла. Но она не плакала, не умоляла о пощаде. Просто смотрела вниз, как человек, который уже умер внутри.

— Поднимайся, дрянь! — голос мужчины прозвучал резко, как удар. Он схватил её за плечо и дёрнул вверх. Она шатнулась, но даже не попыталась сопротивляться, только прикрыла глаза. Как будто уже была далеко отсюда.

Я сжал кулаки.

— Что здесь происходит?!

Мужчины медленно повернулись ко мне. Они не испугались, не удивились. Смотрели, как на пустое место. Как на того, кто ничего не значит.

— Уходи, чужак, — холодно бросил один из них.

Я не сдвинулся.

— Вы её убиваете.

Другой, постарше, сложил руки на груди.

— Она опозорила нашу кровь.

Я стиснул зубы.

— Кем она вам приходится?

Старший посмотрел мне прямо в глаза.

— Мы её братья.

Меня будто ударило в грудь. Братья. Родные. И они избивают её до смерти.

Я снова посмотрел на неё. Сломанное тело, кровь, грязь, рваное платье. И глаза. Пустые. Без надежды. Она знала, что её никто не спасёт. Она смирилась.

Грудь сдавило от ярости, воздух сгустился. Казалось, само небо отвернулось от этой сцены.

Я шагнул вперёд.

— К чёрту ваш позор.

Старший напрягся.

— Ты не имеешь права вмешиваться.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— А вы не имеете права убивать.

Я больше не думал, не слушал, не видел ничего, кроме её пустых глаз. Кровь стучала в висках, руки сами сжались в кулаки, а тело уже двигалось вперёд, не давая возможности отступить назад. Я бросился в эту схватку, не раздумывая, не взвешивая шансы. Мне было всё равно, сколько их и кто они такие. Пусть хоть десять, пусть двадцать — я не мог просто стоять и смотреть.

Будь что будет. Битва началась.

Глава 1

Я никогда не знала, что такое детство. Смех, игры, тёплые мамины руки, ощущение безопасности — это было не про меня. В нашем доме женщина — никто. Я поняла это слишком рано.

Я не могла смеяться громко, потому что девочка должна быть скромной. Не могла задавать лишние вопросы, потому что женщине незачем думать. Не могла капризничать, потому что она обязана терпеть. Всё, что мне было дозволено, — молчать, опускать голову и слушаться мужчин. Я не была хозяйкой своей жизни. Я была её заложницей.

Я родилась через десять лет после последнего сына. Младшая. Единственная дочь среди четырёх братьев. Я видела, как в других семьях младших девочек балуют. Как отцы носят их на руках. Как матери любят, оберегают, утирают слёзы, когда они плачут.

Но это было не про меня.

Я не была любимой. Я не была желанной. Я была обязанностью. Нежданной обузой, которую надо было воспитать правильно. А значит — сломать.

С детства меня учили, что я не имею права выбирать. Я не могла дружить с кем хочу. Не могла выходить во двор и бегать, как другие дети. Если мальчикам позволялось носиться по улицам, задирать друг друга, кричать и драться, то мне — нет.

— Девочка должна сидеть дома. Девочка должна быть тихой. Девочка должна быть покорной.

Я слышала это каждый день. Но самое главное — я не имела права спорить с братьями. Они были моим миром. И моей тюрьмой.

Мне было шесть, когда старший брат впервые ударил меня. Это случилось за ужином. На столе стояли тарелки с остывшей едой. Мальчики ели горячее. А мне поставили холодное, как будто это нормально. Я не поняла, почему так, и спросила:

— Почему у меня холодное? Я тоже хочу горячее.

Брат посмотрел на меня, словно я сказала что-то невообразимое. И ударил.

— Ты будешь есть то, что тебе дали.

Я прижала ладошку к щеке. От удара она горела, а на глаза навернулись слёзы. Но я не заплакала. Я знала — если заплачу, он разозлится ещё сильнее.

Братья рассмеялись.

— Смотри, какая гордая! Думает, что имеет право что-то требовать!

Я молчала, сжимая зубы. Отец даже не посмотрел в мою сторону. А мать опустила голову.

Но самое страшное произошло спустя минуту.

Отец отложил ложку, медленно вытер руки о край скатерти и вдруг заговорил. Его голос был ровным, холодным, без эмоций.

— Если будешь перечить братьям, они сделают из тебя ту, которую никто не возьмёт замуж.

У меня внутри всё сжалось. Я не до конца понимала, что это значит, но чувствовала — ничего хорошего.

— Ты слышишь меня? — он поднял на меня взгляд.

Я кивнула.

— Скажи вслух.

Мои губы дрожали, но я заставила себя выдавить:

— Да, отец.

— Вот и хорошо.

Он снова взял ложку и продолжил есть, как будто ничего не случилось. Я сидела, глотая ком в горле, но не проронила ни звука.

Я ждала, что ночью мать придёт ко мне. Что войдёт в комнату, обнимет, погладит по голове. Что шепнёт, что всё хорошо. Что они просто не понимают, что маленькая девочка не заслужила удара. Я ждала всю ночь. Но она не пришла.

Тогда я впервые поняла, что здесь всем на меня наплевать. Что никто не утрёт мне слёзы. Никто не скажет, что меня любят.

Я была сама по себе. И мне придётся самой учиться выживать.

***

В восемь лет я впервые испытала настоящий страх. До этого мне было больно, обидно, горько, но не страшно. Я ещё не понимала, что может быть хуже удара, хуже холодного равнодушия матери, хуже равнодушного взгляда отца. Но в тот день я поняла.

Это началось с пустяка. Я мыла посуду, как делала каждый вечер, пока мои братья сидели в комнате и болтали. Руки были мокрые, губы сжаты. Я торопилась, потому что знала — если задержусь хоть на минуту, брат разозлится. Он уже звал меня, но я не могла бросить посуду — если не домою, потом меня же и накажут за это.

Я пыталась сделать всё быстро, но пальцы скользили по мокрым тарелкам, и страх только мешал.

— Сколько тебя ждать?! — раздражённо бросил он, не поднимаясь с дивана.

Я сглотнула, бросила полотенце и повернулась к нему.

— Я… я только закончила…

— Принеси мне воды.

Я хмуро посмотрела на него. Он сидел, раскинувшись на диване, держа в руках телефон, и даже не смотрел на меня. Просто кинул приказ, как будто я не человек, а мебель. Я посмотрела на него и впервые в жизни сказала:

— Возьми сам.

Тишина разрезала комнату. Как острый нож по натянутой ткани. Братья замерли. Секунда. Две. Я сразу поняла, что совершила ошибку.

Его глаза медленно оторвались от экрана, и он посмотрел на меня другим взглядом. Не просто злым. Опасным.

— Что ты сказала?

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Я не должна была так говорить. Я должна была молчать и подчиняться. Я знала это. Но в тот момент что-то во мне взбунтовалось. Что-то маленькое, глупое, но слишком упрямое.

— Я сказала, возьми сам.

В следующий миг он уже был рядом. Рука вцепилась в мои волосы. Рывок. Я вскрикнула. Боль резанула по коже, и я упала на колени прямо на каменный пол. Слёзы сами навернулись на глаза, но я не позволила им пролиться.

— Ты решила, что у тебя есть голос?!

Он дёрнул снова, заставляя меня поднять голову.

— Ты всего лишь девка! Ты — никто!

Я задрожала. Я хотела закричать, но не посмела. Я не могла ответить, не могла сказать, что мне больно. Потому что это разозлит его ещё сильнее. Он не хотел слышать оправданий. Он хотел слышать только послушание.

— Ты не имеешь права мне перечить!

Я только кивнула, хотя внутри всё кричало. Но ему было мало. Рывок — и меня швыряет в сторону. Я ударяюсь спиной о стену, воздух резко вырывается из лёгких. Грудь сдавило от ужаса.

Я не понимала, за что. За то, что отказалась принести стакан воды? За то, что осмелилась сказать “нет”? Я только начала понимать, что в этом доме женщина не имеет права голоса. Но этого было недостаточно. Я должна была не просто понимать. Я должна была запомнить это навсегда.

Глава 2

Мне было девять, когда я лишился всего. Когда наш дом сгорел до основания. Когда я в последний раз видел маму и папу. Когда тьма поглотила моё детство.

Я помню огонь. Он был везде. Он скользил по стенам, прыгал по полу, пожирал ковры, мебель, шторы. Он гудел, как живое существо, лакомясь нашим домом. Он уничтожал всё, что было нам дорого.

Я проснулся от дыма. Густого, едкого, заполнившего всё вокруг. Я не мог дышать. Я кашлял, пытался найти воздух, но только глотал гарь. В темноте метался, натыкался на стены, бился о края кровати. Я не понимал, что происходит.

А потом услышал мамин голос. Резкий. Испуганный. Но сильный.

— Бека! Алим! Джалил! Быстро выходите!

Я не знал, куда бежать. Вокруг пекло. Пламя лизало стены, как будто оно само было живым. Жар обжигал кожу, даже если я ещё не касался огня. Пол трескался. Ткань скручивалась под языками огня. Было страшно. Так страшно, что я хотел просто закрыть глаза и исчезнуть.

Но чьи-то сильные руки схватили меня за плечи.

— Бека, дыши! Ты слышишь меня?!

Я почувствовал свежий воздух, когда меня вынесли наружу. Я кашлял, захлёбываясь, пытался глотнуть воздуха, но лёгкие будто сжались. Я видел небо, но оно было красным от пожара. Я видел Рашида, который дрожал так же, как я. Я видел Алима, который стоял рядом, прижимая к себе Джалила. Крепко. Как будто боялся, что и его тоже может забрать огонь.

Мы были живы. Но родителей не было.

А потом начался кошмарный шум. Соседи прибежали, но уже было поздно. Воду таскали ведрами, но она не спасала, только шипела на раскалённой древесине. Пламя поглотило дом полностью. Я искал их глазами. Я не хотел верить. Но когда огонь потух, когда кровля рухнула, превращаясь в горстку золы, мне стало ясно… Они не выбрались.

Я не заплакал. Я не мог. Я только смотрел, как место, где я жил, смеялся, играл с братьями, превращается в груду пепла. Я не мог пошевелиться. Мне казалось, если я вздохну, если издам хоть звук, меня тоже разнесёт по ветру, как золу.

Рашид стоял рядом. Я чувствовал, как он напрягся. Как сжал челюсти, сдерживая себя. Как его руки дрожали, но он не позволял себе сломаться. Тогда я понял — он теперь вместо отца. Но это не значит, что ему не больно.

Потом были похороны. Чёрные платки. Люди, говорящие тихо, с сочувствием. Руки, которые жали плечи, слова, которые ничего не значили. Я не слушал их. Я просто стоял, вцепившись в руку Рашида, и смотрел, как их тела исчезают в земле. Как будто их никогда не было.

После похорон дядя сказал, что заберёт нас к себе.

— Вы дети. Вам нужен дом.

Рашид смотрел на него холодно. Я видел, как его плечи напряглись, как он сжал кулаки.

— Они останутся со мной.

Дядя не ожидал такого ответа.

— Ты молодой. Тебе двадцать три. У тебя нет ни работы, ни денег, ни дома.

— Будет.

Его голос не дрогнул. Он стоял прямо, будто его невидимой силой держала эта решимость.

— Я сам позабочусь о братьях.

Дядя попытался возразить, но его слова ничего не значили. Рашид уже решил.

Мы остались на пепелище. Жить нам было негде. Но рядом с домом была пристройка, старый сарай, где когда-то держали инструменты и сено. Мы перенесли туда, что могли спасти из-под завалов.

Соседи пришли на помощь. Кто-то принёс доски, кто-то матрасы, кто-то еду. Женщины укутывали нас в одеяла, мужчины застеклили окна, кто-то привёз нам печь. За несколько дней сарай превратился в комнату, где можно было жить. Пусть не с комфортом, пусть без уюта, но вместе.

Но мы знали, что это временно. Сарая было мало. Мы хотели свой дом. Такой, как был раньше. Нет. Лучше.

Рашид сказал:

— Будем строить сами.

Джалил разложил бумаги, начертил план. Алим замерил землю, начал готовить площадку под фундамент. Я бегал по соседям, узнавал, где можно достать материалы подешевле. Мы делали всё сами. Ложили кирпичи, смешивали раствор, возводили стены. Рашид тратил все силы на стройке. Алим следил за деталями. Джалил подсчитывал расходы. Я таскал всё, что только мог поднять.

Мы засыпали на стройке, не успев дойти до сарая. Но не сдавались. И когда дом наконец встал, когда мы зашли внутрь, Рашид сказал:

— Это не просто дом. Это наша крепость.

И я поверил ему. Потому что если нам удалось выжить после этого… Нам удастся всё.

Глава 3

Когда родители умерли, у нас не было ничего. Мы не просто потеряли дом — мы потеряли всё, что было нашей защитой. Я тогда не понимал, как тяжело было Рашиду. Мне казалось, что всё как-то само наладится. Что дядя поможет, что соседи поддержат. Но жизнь не была такой простой. Никто не собирался вытаскивать нас. Никто не собирался давать нам лёгкий путь. Мы остались одни, без дома, без родителей, без плана на будущее. У нас была только земля, сгоревший пепелище, которое когда-то называлось домом, и брат, который взял на себя ответственность за всех. Мы начали с нуля.

Ферму мы поднимали своими руками, без чьей-либо помощи. Первое время мы спали в старом сарае, ели то, что могли вырастить, и работали без остановки. Вставали с рассветом, ложились за полночь, потому что другого выхода не было. Мы пахали, чтобы просто выжить. Тогда никто из нас не думал о будущем, мы просто делали всё, что могли, чтобы дожить до следующего дня.

Но даже в этих условиях Рашид понимал, что одной работы мало. Нам нужно было не просто физически строить ферму, но и развивать себя. Если ты не растёшь, если не учишься, если не понимаешь, как устроен этот мир, ты обречён остаться на том же месте, на котором начинал. Каждый из нас выбрал свой путь.

Рашид не учился официально, но он знал бизнес. Он изучал его сам, читал книги, спрашивал у знающих людей, искал связи. Он мог разобраться в любом вопросе, потому что знал, что от этого зависит наше будущее. Он стал лучше любого управленца, потому что жил этим. Алим выбрал экономику. Он понимал, что без грамотного финансового подхода даже самый успешный бизнес может рухнуть. Он разбирался в финансах, в распределении средств, изучал налоговую систему и инвестиции. Именно он помог нам наладить систему, которая превратила хозяйство в прибыльный бизнес. Джалил пошёл в управление. Он знал, как работают поставки, рынки, логистика, и мог организовать всё так, чтобы каждый процесс работал без перебоев. Он держал в голове тысячи мелочей, которые делали нашу работу стабильной.

А я выбрал агрономию. Земля — это наше всё. Она кормит нас, даёт нам силу, но если ты не знаешь, как с ней работать, ты просто копаешь в грязи, надеясь на чудо. Но чудес не бывает. Я изучил состав почвы, знал, какие культуры куда сажать, как ухаживать за растениями, как повысить урожайность. Если бы я не понимал этих вещей, мы могли бы потерять всё, что строили.

Учёба давалась нам нелегко. Мы работали, учились заочно, сдавали экзамены, пахали днём, а ночью зубрили. Но мы знали, зачем это. Мы не собирались быть просто фермерами. Мы строили своё будущее. Мы понимали, что если не будем развиваться, нас просто раздавят, как тех, кто не смог выдержать конкуренции.

Со временем всё изменилось. Люди, которые сначала смотрели на нас с жалостью, потом с удивлением, а после с уважением, начали признавать нас. Мы стали теми, кто поднялся с нуля, кто не сломался, не разбежался, а сделал всё сам. Когда деньги пошли, когда мы начали зарабатывать больше, чем могли представить, я понял — мы сделали это. Теперь нам не нужно было просить ни у кого помощи. Теперь нас уважали.

Но даже все эти усилия не могли решить одну проблему. Вражду, которая висела над нами, как тень. Мы могли зарабатывать, могли строить ферму, могли стать теми, кого уважали. Но прошлое не отпускало. Оно всегда было рядом, оно шло за нами, словно волк, готовый перегрызть глотку в самый неожиданный момент.

И тогда Рашид решил по-другому.

Когда он вошёл в дом и объявил, что перемирие заключено, я сначала не поверил. Это звучало слишком просто. Десятилетия вражды, смерть, ненависть, и вдруг мир? Это невозможно. Но потом он сказал главное. Они поставили условие. Один из нас должен был жениться.

Я сразу понял, что он говорит о себе. Рашид никогда бы не позволил кому-то из нас связывать свою жизнь с женщиной, которую не выбирали сами. А если он уже принял решение, значит, отступать было нельзя. Мы с братьями не сразу это приняли. Впервые за долгое время у нас был настоящий спор. Мы не понимали, зачем он это делает. Вражда была нашей реальностью, нашим укладом жизни. Мы привыкли, что их семья — это враги. Но он смотрел на нас холодно и уверенно. Сказал, что всё уже решено. Что это единственный способ остановить ненависть и не передать её нашим детям.

Я тогда впервые задумался о будущем. О том, что в этой войне нет конца, если кто-то не положит ей конец.

Глава 4

— Ты с ума сошла? Даже не думай об этом!

Я резко развернулась к Амине, а та только рассмеялась, поправляя платок, будто мои слова её совсем не задели.

— Почему бы и нет? Твой брат… он красивый, сильный, серьёзный.

Меня передёрнуло.

— Он бездушный, холодный, жестокий! Ты вообще понимаешь, о чём говоришь?

Она улыбнулась ещё шире, кокетливо накрутила прядь волос на палец.

— Все говорят, что он достойный мужчина. К тому же, я слышала, что он ищет себе жену.

Мои пальцы сжались в кулак.

Этого только не хватало.

Амина — красивая, видная девушка. Высокая, с длинными тёмными волосами, тонкими чертами лица, грациозная, как газель. Её отец заботился о ней, позволял учиться, баловал. Она росла в семье, где женщину уважали. Мягкая, добрая, улыбчивая, с горящими глазами. Она могла бы выйти замуж за хорошего человека, родить детей, жить спокойно. Но если Башир обратит на неё внимание…

Я почувствовала, как внутри всё сжимается от ужаса.

Башир не тот, с кем можно играть в глупую любовь.

Она этого не понимает. Она видит в нём сильного мужчину, надёжного, статусного. В глазах чужих людей он именно такой. Мужчина, которого уважают. Но я знаю, каким он бывает за закрытыми дверями. Как он смотрит на женщин в доме. Как он сжимает пальцы, когда что-то идёт не по его правилам.

Я знаю, что значит быть его семьёй. Это значит, что ты не имеешь права выбора, не имеешь права голоса. Ты просто существуешь рядом с ним, следуя его законам.

Амина не понимает, о чём говорит. Она думает, что если станет его женой, то получит статус, уважение, заботу. Но я знаю — она получит только страх, одиночество и боль.

— Послушай меня, — я схватила её за руку, сжав крепче, чем нужно. — Ты не знаешь его. Ты видишь только то, что он показывает людям. Но я выросла рядом с ним. Я знаю, каким он бывает дома.

Амина нахмурилась, но в её глазах не было страха. Скорее, настороженность, лёгкое сомнение.

— Ты преувеличиваешь.

Я покачала головой.

— Нет. Я тебя предупреждаю. Ты не хочешь быть его женой.

Она задумалась, но я видела, как внутри неё продолжает гореть эта глупая идея.

Я тяжело вздохнула.

Если она не передумает, то это закончится плохо.

Потому что, если Башир заметит это, ей несдобровать. Её жизнь превратится в ад.

Я не могла спокойно сидеть, пока она говорила эти глупости. Мне нужно было донести до неё, что Башир — это не тот мужчина, с которым стоит связывать свою судьбу. Она видела красивого, уверенного в себе человека, сильного мужчину, которого уважали. Но я знала правду.

— Ты хоть понимаешь, что он сделает с тобой, если узнает? — прошипела я, вцепившись в её запястье.

Амина только удивлённо моргнула, не до конца понимая, почему я так завелась.

— Почему ты так реагируешь? — она убрала мою руку, но не разозлилась, скорее, растерялась. — Что в этом плохого?

Я сжала губы. Она не понимала. Её никто не бил по рукам за лишний взгляд. Никто не запирал её в комнате, если она не слушалась. Она не видела, как отец избивал мать. Её никто не растил, как вещь, которая должна молчать, угождать и терпеть. Она жила в другой реальности.

— Ты думаешь, это будет любовь? Думаешь, он будет дарить тебе цветы, баловать, смотреть на тебя, как в сказках? — я горько усмехнулась. — Ты не его женщина. Ты будешь его вещью.

— Ты слишком драматизируешь, — поморщилась Амина, но я заметила, как она передёрнула плечами, словно мои слова пробежали холодом по её коже.

Я встала и отошла к окну, стараясь успокоиться.

— Если ты не остановишься, он заметит, — тихо сказала я, не оборачиваясь.

— Что заметит?

— То, как ты на него смотришь.

За моей спиной повисла тишина.

Амина не ответила сразу. Я слышала, как она тяжело вздохнула, как сжала пальцы в кулаки.

— Он ищет себе жену, — повторила она.

Я развернулась.

— Да. И ты не должна ею стать.

Она упрямо нахмурилась.

— Почему?

Я подошла ближе, заглянула ей в глаза.

— Потому что ты не переживёшь этого брака.

Она открыла рот, но ничего не сказала.

Я видела в её взгляде сомнение, испуг, нерешительность.

И я надеялась, что эти эмоции победят её дурацкую влюблённость, пока не стало слишком поздно.

Но я уже знала, как всё будет.

Башир увидит её.

Башир решит, что она ему подходит.

А если Башир чего-то хочет — он это получает.

И тогда уже никто не сможет её спасти.

***

После ухода Амины я долго не могла прийти в себя.

Сидела на полу, бессмысленно теребила уголок платка и пыталась убедить себя, что всё не так страшно. Что она передумает. Что Башир даже не заметит её.

Но внутри всё сжималось.

Амина… такая глупая, такая наивная. Как она вообще могла подумать о нём? О Башире. О человеке, который никогда не будет любить, не будет заботиться, не будет беречь.

Она была моей единственной подругой.

Единственным человеком, с кем я могла говорить.

Я не знала, что такое дружба, пока не познакомилась с ней. Не знала, как это — смеяться, делиться мыслями, чувствовать себя не одинокой.

В её доме всё было по-другому. Отец не приказывал, а спрашивал. Мать не молчала, а говорила. Амина жила в уважении, в тепле, в заботе.

А я?

Я видела, как отец бил мать за пересоленный ужин. Видела, как братья смотрели на женщин в доме, будто на прислугу. Видела, как старший решал, что будет с младшими, а младшие молча соглашались, потому что перечить нельзя.

Я знала, как это будет.

Брат увидит её. Он заметит, как она смотрит на него. Он почувствует, что может взять её себе.

И тогда она не сможет сбежать.

Я привела её в дом. Я. Пусть и тайком, пусть и тогда, когда никого не было, но это я дала ей возможность пересечься с ним. Я позволила ей увидеть его не таким, каким его знала я.

Она видела в нём силу, уверенность, статус.

Глава 5

Амина не послушала меня.

Я чувствовала это ещё до того, как всё произошло. Видела в её глазах то упрямство, ту наивную веру в судьбу, что губила девушек. Она думала, что всё в её руках. Что если она захочет, то сама выберет себе мужа.

Она не понимала одного — в нашем мире выбор был иллюзией.

Я боялась за неё. Я старалась предупредить, но что может сделать одна женщина против глупости другой?

Она попалась на глаза Баширу.

Я не знаю, как это случилось. Она всегда была осторожна. Мы всегда прятались, встречались, когда братьев не было дома. Но в тот день, в тот роковой миг, что-то пошло не так. Может, она осталась в саду слишком долго. Может, не смогла спрятать блеск в глазах, когда смотрела на него.

Может, судьба сама толкнула её ему в руки.

Я узнала об этом случайно. Подслушала разговор.

— Ты решил?

— Да.

— Когда?

— Скоро.

Они говорили тихо, но я знала этот тон. Так мужчины говорят о чём-то уже решённом.

О браке.

Я вжалась в стену, сердце бешено колотилось в груди.

Башир выбрал жену.

Я знала, что он ищет. Отец говорил, что ему пора, что к тридцати мужчина должен иметь жену и детей, а Башир всегда слушал отца.

Но я не думала…

Я не хотела думать, что это будет она.

Амина.

Я прижала ладони к лицу, стараясь не застонать в голос.

Он её заметил.

Теперь она пропала.

Я бросилась к ней на следующий же день, не думая, что делать, не зная, как предупредить, как спасти.

Она встретила меня с улыбкой.

— Ты знала, что твой брат скоро женится? — спросила она, и в её голосе было что-то странное, что-то звонкое, как будто она ждала этого.

— Амина…

— Знаешь, Сафия, я, кажется, больше не сомневаюсь.

Я замерла.

— В чём?

Она улыбнулась, такая счастливая, такая светлая, что мне захотелось закричать.

— В том, что люблю его.

Я закрыла глаза.

Всё.

Она погибла.

— Амина, он тебя сломает, — выдохнула я. — Ты не понимаешь, что говоришь.

Она наклонила голову, не спуская с меня взгляда.

— Может, ты преувеличиваешь?

— Может, ты глупая? — вспыхнула я. — Может, ты не знаешь, как он живёт, как смотрит на женщин, как относится к семье! Может, ты слепая?!

Я сорвалась, я не хотела кричать, но у меня не было выбора.

Она не слушала.

Она уже выбрала свою судьбу.

А я ничего не могла сделать.

Башир решил.

И он не привык отказываться от своего.

***

После того разговора с Аминой я была, как на иголках. Сердце билось в груди так громко, что казалось, его могли услышать все. Мне хотелось сказать ей, чтобы она бежала, чтобы спасалась, но я знала, что это бесполезно. Она уже сделала свой выбор.

Но я не знала, что после этого последует удар, которого я совсем не ждала.

Я услышала разговор случайно.

Дом был большой, но я давно знала, где можно спрятаться, чтобы услышать то, что мне слышать было не положено. Так я и оказалась у двери кабинета, где отец и братья говорили о свадьбе Башира.

— Хорошая девушка, — сказал отец. — Красивая, покорная. Башир её уже выбрал?

— Да, — кивнул кто-то из братьев. — Уже договорились с её семьёй. Всё будет по традициям.

— Хорошо, — отец шумно выдохнул. — Раз в дом войдёт невестка, пора и Софию выдать.

Меня словно ударили в грудь.

Я прижалась к стене, дыхание перехватило.

— Зачем тянуть? — продолжил отец. — Ей уже пора. Нечего в доме молодой девушке делать, незачем болтаться под ногами.

— Она ещё молода, — осторожно вставил кто-то из братьев.

— Тем лучше! — отрезал отец. — Девушка в доме — проблема. Она уже взрослая. Сегодня-завтра начнутся разговоры, слухи. Пока она здесь, мы за неё в ответе. Пусть выходит замуж. Пусть будет чьей-то заботой.

Я сжала зубы, чувствуя, как в горле встал ком.

Я не была их заботой. Я не была их проблемой.

Я была их сестрой.

Но никого это не волновало.

— Кому отдашь? — спокойно спросил Башир.

Я зажмурилась.

Они говорили обо мне так, словно меня не существовало.

Будто я товар.

Будто у меня нет ни мнения, ни будущего, ни голоса.

— Найдём подходящего человека, — сказал отец. — Времени тянуть нет.

Я отшатнулась от двери, сердце бешено билось в груди.

Меня выдадут.

Меня продадут.

И я ничего не смогу с этим сделать!

***

Я знала, что они не будут тянуть.

После того разговора я не спала несколько ночей, ожидая, когда мне скажут, кого выбрали мне в мужья. Отец никогда не откладывал такие вещи. Если он принял решение, значит, вопрос был уже решён.

Но даже я не ожидала, насколько жестоким окажется его выбор.

В этот день я уже чувствовала тревогу в воздухе. Что-то было не так. Братья молчали за ужином, переглядывались, но ничего не говорили. Отец почти не смотрел в мою сторону, но я знала — это ненадолго.

Когда Башир вошёл в комнату и приказал мне идти в гостиную, холод прошёлся по спине.

Я зашла, стараясь держаться ровно. Отец сидел в кресле, его руки покоились на подлокотниках, взгляд был тяжёлым, как всегда. Братья стояли рядом, спиной к окну, и я не могла прочитать выражение их лиц. Только Башир смотрел прямо на меня. Словно уже знал, что я буду сопротивляться.

— Мы выбрали тебе мужа, — спокойно произнёс отец.

Меня передёрнуло.

Я крепче сжала пальцы, стараясь не выдать тревогу.

— Кто? — мой голос звучал ровно, но я чувствовала, как дрожит сердце.

Отец взглянул на Башира, и тот склонил голову чуть вбок, лениво рассматривая меня.

— Ты знаешь Яхью, — сказал он.

Всё внутри меня оборвалось.

Я знала.

Знала, кто такой Яхья.

Ему под пятьдесят. Богатый, влиятельный, со связями. Его сыновья уже нашли себе жён, а сам он остался вдовцом.

Про его первую жену никто не говорил вслух. Одни шептались, что она сбежала, другие — что он убил её. Однажды я видела, как он смотрел на женщин. В его взгляде не было ничего человеческого.