Сломанная Связь

От автора

Превью для тех, кто не читал первый том цикла «Изгои Интермундуса» (или читал, но так давно, что все позабыл).

Главные герои, Дея Примус Лунарис и Теон Секундус Солярис, родом из Интермундуса, волей злого рока попали в наш мир.

*Краткая справка*

Интермундус или Межмирье – мир, находящийся между разрушенным миром Абсолютус Магус и миром людей. В нем живут венефикусы, полумаги, обладающие способностями к натуралия магицэ и умеющие управлять семью элементами – Силой Луны, Мощью Солнца, Энергией Природы, Водой, Воздухом, Огнем и Камнем. У них есть одна особенность: в период с 192 по 252 луну наступает момент, когда кровь двух венефикусов начинает пульсировать в одном ритме, и тогда образуется Связь (Septimus Sensu) – мостик между двумя родственными душами. Тогда два сознания соединяются, мысли и чувства становятся общими, при этом каждый сохраняет свое «Я». Происходит это в Знаменную Ночь перед Донумом (особым днем, приравнивающимся ко Дню Рождения): избранные Истоком сняться друг другу, и тогда Септимус Сенсу, древнее заклятье Регема, соединяет их сердца, усиливая магические способности обоих. На следующий день обычно проводится обряд Винкулум, подтверждающий узы перед двумя кланами. Любые романтические отношения с противоположным полом до образования Связи находятся под запретом.

!!ОСТОРОЖНО СПОЙЛЕРЫ К ПЕРВОМУ ТОМУ!!

Читать (бесплатно) первый том «Изгои Интермундуса»

👉 https://litnet.com/shrt/VKDI

Теон и Дея полюбили друг друга вопреки запрету. И все же в самый последний Донум (когда было еще возможно образование Связи именно между ними двумя), они увидели друг друга во сне. При первой личной встрече должна была окрепнуть, едва образовавшаяся Septimus Sensu, но из-за козней дяди Деи, Изокрейтса (который подменил Теона в воспоминаниях Деи на конюха Леофвайна), девушка решила, что случилось худшее – ее разлучила с любимым древняя магия, и теперь она должна была связать свою жизнь с тем, кого видела всего раз (и то во сне). Она выпила яд, чем пробудила древнее проклятье, пробудившее Тени Истока. Два главенствующих рода Интермундуса, находящихся под покровительством Солнца и Луны, пали. А Теона и Дею выбросило в наш мир.

Они скитались по Земле с начала 18 века, не старея и не разлучаясь (в случае Теона разлука причинила бы ему невыразимую боль). Любая попытка сблизится и перейти край дружеских отношений заканчивалась плачевно – девушка постепенно все забывала, даже моменты близости, что случались между ними на протяжении почти 300 лет. В начале Теон не сдавался, а потом… Потом решил, что и ему тоже лучше все забыть. Однажды, он приготовил настой, который выборочно стирает воспоминания, и выпил…

Все изменилось, когда в 2020-х Дея нашла парня, похожего на Леофвайна. Ей так отчаянно захотелось проверить, он ли это, что она даже поступила в ту же школу (с поддельными документами, естественно). А Теону не осталось ничего другого, кроме как последовать за ней.

Постепенно Дея начала сомневаться в собственных воспоминаниях. К этому времени их обоих нашел посланник Изокрейтса, прибывший в наш мир, чтобы отыскать изгнанников – новоиспеченный (медленно стареющий) король убедил другие кланы, что именно смерть Деи от рук Теона возродит погибших из кланов Лунарис и Солярис. Но на самом деле, им двигала другая цель – он хотел воскресить Чумного Мага из первой эпохи венефикусов. По легенде тот мог исполнить любое желание.

В попытках остановить Изокрейтса, Дея получила смертельную рану в живот, и Теон с помощью заклинания поделился с ней своей жизненной энергией, а сам рассыпался в воздухе золотой пылью.

*выдержки из последних глав «Изгои Интермундуса»*

***

– Мы с Эмрисом не единственные, кто еще жив и помнит эпоху правления Велиуса. Многие из них – венефикусы, жившие на границе Леса Тенебрис вблизи Селенийского Замка. Может, среди них и твоя Связанная. Что тогда?

– Это не имеет значения, – снова разворачиваюсь лицом к двери, и тут она непостижимым образом исчезает.

– Есть один способ узнать, жива ли еще твоя настоящая винна или нет, – продолжает Изокрейтс, вставая.

– Какой? – спрашиваю без особо интереса. Хотя в душе что-то дергается.

– Я могу на время разрушить вашу фальшивую Связь, и тогда мы будем точно знать, есть ли у твоей драгоценной принцессы соперница.

– А если нет…? – подталкиваю его к ответу.

– Я отпущу вас, – Изокрейтс переводит взгляд на стену и возвращает дверь на место.

– И зачем был нужен весь этот крестовый поход? – путаница в голове никуда не уходит, но его обещание все же немного остудило мой пыл.

– Я смотрю, ты, и понятия не имеешь, что за сила сокрыта в Septimus Sensu, – теперь его улыбка чуточку мрачновата. – Она способна не только уничтожить род, но и стереть с лица земли весь город. Поэтому, если твоя Связанная жива, мы должны найти, чтобы предотвратить очередную катастрофу. Кто знает, когда настоящая Связь в ней пробудится, и что случится тогда.

– Не труби тревогу, если врага не видно, – кидаю я. – Мы еще не знаем, есть ли она вообще.

Глава 1. Дыра в груди

– Теон! Нет! – в отчаянии крикнула я, хватаясь за рукоять меча, откатившегося к моим ногам. Холодный металл гарды обжег кожу. Дядя теснил безоружного Теона к стене амфитеатра.

– Где она? – громогласный, искаженный яростью голос приглушил удар: Изокрейтс снова впечатал моего возлюбленного в стену.

Все мое существо рвалось ему на помощь, но я не могла пошевелиться. Даже сдвинутся с места на полшага – далось с трудом.

– Кто? – ответил Теон, так и не поднявшись с пола.

– Не кто, а что, – с нажимом поправил его дядя. – Книга Истока.

– У меня… ее нет, – родной слабеющий голос резанул по ушам. Паника, вперемежку с неверием, волной прошелся по всему телу. Нет! Нет! Он его не убьет…

– Лжешь, – резко бросил в ответ Изокрейтс. – Заклинание, что ты только что применил, определенно было оттуда.

Зловещий голос, казалось, пробирался под кожу и острыми шипами впился в самое сердце. Страх и осознания собственного бессилия пытались лишить меня последних сил: я чувствовала, как гладкая рукоять меча выскальзывала из рук, пропитавшихся ядом беспомощности.

– Нет, я…

Голос. Его голос. Треснувший и обессиленный.

Я должна ему помочь. Если надо, я убью кого угодно, даже собственного дядю. Хотя... спина зловещей горой, обтянутой серебряным плащом, нависшая над моим возлюбленным не вызывала тех теплых чувств, что я испытывала, вспоминая доброго и благородного Изокрейца Примус Лунариса – брата моего отца.

Рванула вперед, покачиваясь от тяжести меча. Поднять его выше плеч, чтобы нанести рубящий удар, была не в силах. Поэтому выровняла клинок, насколько смогла, и кинулась на дядю.

– НЕТ! – вложила всю ярость, обиду и боль в удар: меч вошел в тело с противным шмякающим звуком. Когда я не смогла вытащить застрявшее лезвие, начала бить голыми руками повалившегося на бок Изокрейтса, который сейчас напоминал груду ткани и доспехов. Корона со звоном откатилась к стене, а глаза короля моментально остекленели. Но я продолжала бить, бессвязно крича, ломая ногти и раздирая пальцы об острые узоры на кованом серебре.

Опомнилась, осознав, что вымещаю злобу на пустых доспехах. Король исчез. Звенящая тишина давила на уши, пробираясь под кожу.

Но... Теон! Я же спасла его! Резко обернулось, но моего возлюбленного нигде не было. Я была одна на руинах замка, пепел и гарь забивали нос, вызывая головокружение и одышку. На моих глазах серый снег краснел, заполняя пространство невыносимым смрадом. Но не это было самым страшным: чувство пустоты и одиночества смешивались с агонией, выворачивающей ребра наизнанку, перекрывающей кислород, мешающей думать.

Он. Мертв. Из-за меня.

Крик непроизвольно сорвался с губ и испуганной птицей полетел вверх к шпилю полуразрушенной западной башни.

Просыпаюсь в поту и тяжело дыша. Остриженные волосы мерзко налипают на лицо, не давая разглядеть расплывающееся перед глазами пространство. Да это и не нужно. Я и так знаю, где нахожусь. В небольшой захудалой комнатке общаги, рассчитанной на 3-4 человека. В нашей с Машей комнате. Рассеянно скребу ногтями по горлу к груди – там, где, все еще сжимаясь в болезненном спазме, кровоточит дыра, выжигающая душу с каждым вздохом, с каждой секундой, что проходит без него. Перевожу взгляд с пустой, с солдатской аккуратностью заправленной, соседней кровати, на стену с белыми обоями в бледно-сиреневый цветочек. Встаю, нетвердой рукой откинув волосы, и сажусь за скрипучий, видавший виды обеденно-письменный стол. Темно-синяя мужская рубашка едва достает до середины бедра. Комната у нас в принципе лишний раз не запирается – Синицына мотивирует это тем, что я должна быть более открытой к новым возможностям. Но даже если кто-то зайдет – плевать. Сделав глоток фильтрованной воды, поддаюсь вперед и касаюсь исчерканной ручкой и карандашом шершавой поверхности. Маша бесится на меня за порчу университетского имущества. Но я каждый раз просто коротко кидаю ей: не нравится – съезжай. Повторяющийся солярный символ в окружении восьми знаков, семь из которых изображали элементалы, взятых за основу гербов семи столбовых семей Интермундуса: луна, солнце, дерево, вода, воздух, огонь и камень. Вместо восьмого символа стоял знак вопроса. Сколько я ни старалась его воспроизвести – так и не смогла. Вернувшись в мир людей, часами вглядывалась в зеркало, рассматривая смазанный знак, написанный кровью на моем лбу. Его кровью. Но так и не смогла различить последний. Пересечь грань миров второй раз у меня не получилось. Я застряла в этом долбаном человеческом мире, не имея возможности понять, что случилось с моим любимым. Смазанные воспоминания не помогали. Я лишь помню касание его дрожащей руки, когда он рисовал символ, что передал мою смертельную рану ему.

Надев джинсы, небрежно отброшенные на спинку кровати вчера, до треска затягиваю их ремнем и ложусь обратно на кровать, отбросив скомканное покрывало к изножью. Я бы не стала утруждаться. Но Синицына в последнее время после Универа таскала к нам в комнату своего вечного друга Соколовского. В надежде, что он вызовет у меня хоть какие-то из прежних чувств. Но ничего, кроме раздражения с тошнотворным привкусом вины его вид во мне не пробуждал. И банальный дискомфорт, когда половозрелый мужчина, краснея, нехотя пялится на мои оголенные ноги.

Глава 2. Незнакомка из сна

– Эй! – голос, не встречая преград на пути, понесся дальше, эхом раздаваясь в пустоте, наполненной едкой копотью. Тяжелая смесь каменной пыли и дыма весела в воздухе, ухудшая обзор и забиваясь в легкие. Откашлявшись, я попытался позвать снова. – Здесь есть кто-нибудь?

Гулкие шаги по потрескавшемуся каменному полу нервировали. Навязчивое чувство дергалось внутри. Я не один. Кожей это чувствовал. Подгоняемые тревогой отрывистые быстрые движения немного рассеяли окружающую меня странную мглу – смог оглядеться, насколько хватало остроты моего зрения. Я находился на развалинах старинного замка из белого мрамора. Рваная, изломанная двойная лестница с углублением для фонтана или еще чего – по обломкам было не понять – у изножья вела на второй этаж. Или третий? Пыль, забившая глаза, мешала сориентироваться. Повинуясь все тому же свербевшему в груди чувству, двинулся дальше. Пришлось зацепиться за обломок стены и подтянуться, чтобы перемахнуть дыру в середине лестничного пролета. Поднявшись, закрыл глаза, смаргивая известь, попавшую в глаза, и вдохнул полной грудью. Воздух стал чище.

И тут я чуть не свалился вниз, услышав насмешливый голос.

– Ты шутишь? – ринулся вперед, боясь, что мне послышалось, но с каждой секундой женский голос, с резкими мужскими басами: властный, самоуверенный, только приближался. И мне уже не так сильно хотелось столкнуться лицом к лицу с его обладательницей. – Тебе никогда не сравняться со мной, Рег.

Притормозил у самого поворота, осторожно выглянув из-за угла. Вдруг мне показалось, и это мужчина? Не хотелось бы нарваться на разборки. Не готов я стать инвалидом в самом рассвете лет, так и не окончив третий курс. Точно! Я же учусь в БГПГУ! Какого хрена я здесь...

Среди белых стен и дымного шлейфа в воздухе, я не сразу смог разглядеть фигуру – сначала показалось, что это статуя или древний доспех. Но изгибы спины, облаченной в серебристые латы, явно принадлежали женщине, да и небрежная коса, покоившаяся на плечах, тоже намекала на это.

– Аизей Даузус, посмотри на меня!

За паузой наступила тишина, будто бы она ждала ответа.

– Стой, – тихий голос прошелся по струнам сердца. Я знал его. Тонкие прохладные пальцы едва ощутимо обхватили мое запястье. – Не ходи.

Обернулся. И застыл. В груди заныло, стоило нашим взглядам встретиться. Зеленные всполохи в больших глазах, в обрамлении темных ресниц, смешивались с голубым цветом радужки, создавая невероятный оттенок. «Как два драгоценных турмалина...», – подумалось мне.

– Ты просто жалок, Рег.

Дернулся на голос, но незнакомка с темно-рыжими волосами снова схватила меня за руку.

– Не ходи. Тебе это не нужно.

Ее лицо тревожно мерцало, расплываясь дымке, и я не мог разглядеть черты ее лица. Но она казалась мне не просто знакомой. Родной. Жизненной необходимой. Я не смогу уйти без нее.

– Ты...

– Просмотри на меня! – громогласный голос разрезал воздух, и тело подчинилось.

Женщина повернулась. Ее молодое лицо, вогнало в ступор. Думал, она старше. Сжатая челюсть заостряла линию подбородка и скул, а глаза цвета раскаленной стали смотрели так, будто пытались прожечь во мне дыру. Огонь, тлеющий, в прожилках ее глаз пугал до чертиков. Отступил назад. И провалился в темноту, на секунду снова видя перед собой образ хрупкой девушки в белом платье.

Вздрогнув всем телом, как в приступе лихорадки, просыпаюсь. Перед глазами плывет белый потолок в зеленых пятнах от сырости. Я не сразу понимаю, где нахожусь. В маленькой комнатушке – едва вмещающей две кровати, стол и холодильник со шкафом – душно. Дыхание перехватывает, а сумбурный сон мешает сосредоточиться на реальности. Тяжело поднимаюсь и подхожу к подоконнику, заваленному книгами. За окном едва рассвело, и людей почти нет – лишь пара сонных на вид прохожих. Дергаю старую раму на себя: белая краска сыпется на неровную поверхность, сосед, бурча что-то себе под нос, поворачивается на другой бок.

Прохлада обдает горящее лицо. Так и хочется спрыгнуть на козырек под нашим окном и сполна насладится ею. В голове немного проясняется. Подперев створку «Основами специальной педагогики и психологии» – пылившейся на подоконнике еще с первого курса – так, чтобы редкие порывы ветра приходились на мою сторону, и не тревожили спящего Семена. Он меня придушит, если разбужу. Ему сегодня ко второй паре. До начала занятий почти два часа, но я уже не смогу уснуть. Обычно, я сны не запоминаю, а сегодня он был настолько живой и яркий, что, кажется, до сих пор чувствую привкус каменной пыли на языке. Решаю выпить кофе, чтобы взбодрится и выкинуть из головы навязчивую чушь. Так и знал, что не надо было поддаваться уговорам и смотреть «Кровавую династию» в час ночи. То, что мне не приснилось, что меня распинают, как одну из главных героинь, уже чудо. Лучше бы какую-нибудь фантастику посмотрели, чем это кровавое фэнтези. Одна радость – обнаженка, мелькавшая в кадре, и то сомнительная – мужчин в интересных ракурсах показывали не реже, чем женщин. До сих пор удивляюсь, как это недоразумение киноиндустрии держится в топе вот уже три года?

Сделав глоток разбавленного молоком напитка, цепляю взглядом плакат на пол створки старого совдеповского шкафа из прессованных опилок и фанеры – во весь свой рост в легком платье, едва скрывающем фигуру, изображена опальная принцесса Истануса, Истария, – милая, хрупкая и манящая на вид, а на деле – безжалостная наемница с непростой судьбой. Сентябрина Петровна, каждый раз цокает, заходя к нам в комнату. «Похабщину понавесили», – ворчит заведующая. А Семен, хихикая, отвечает: «Это моя будущая жена». От повторного беглого взгляд на постер сериала бросает в озноб – на мгновение слащавые, чуть резкие черты под тонной макияжа, преобразились – стали плавнее, мягче. Выражение больших сине-зеленых глаз сладкой болью отдалось в сердце. Во сне черты незнакомки размывались, будто под матовым стеклом, и только глаза четко отпечатались в памяти, будто вырезанные острым ножиком на черепной коробке. Я видел эти глаза... Но где? Зудящее чувство скребет по ребрам. Не в силах сидеть, принимаюсь расхаживать по комнате, за что Сэм спросонья швыряет в меня подушкой, с головой зарываясь в одеяло.

Глава 3. Второй шанс

– Ты в порядке? – повторяет парень. Ноль реакции с моей стороны – не считая побелевшего лица и блестящих от непролитых слез глаз – пугает его. Он отступает, опуская руку, а лицо принимает растерянное выражение. – Эм... Я...

– Аня! Вот ты где! – слышу позади нестройные голоса друзей. Но даже голову повернуть в их сторону не могу.

Две пары рук бодро хватают меня и возвращают в вертикальное положение. Благодарность волной прокатывается по сердцу, выпуская на волю пару дрожащих слезинок.

– Ты ушиблась? – голос, впитавшийся в каждую клетку моего тела и каждую нить сознания, обеспокоен. Парень начинает растерянно вертеть головой, будто ища помощи. А я не могу поднять глаза выше округлого подбородка. Ведь если я снова взгляну в эти манящие синие глаза, я могу не выдержать. Распластаюсь на полу в буквальном смысле и зареву белугой. Стена безразличия и злости, старательно строившаяся эти месяцы, сейчас опасно шатается, грозясь рухнуть в один момент, оставив после себя одну пыль.

Мои друзья застыли с открытыми ртами – изрядно смутив его. Тревожное движение рук выдает парня с головой – в таки моменты он не знает, куда их деть. Нет, этого не может быть. Это опять какая-то жестокая шутка. Страх новой боли накрывает с головой, панически стуча в висках.

– Уведи меня... отсюда, – голос срывается, заставляя наблюдавших и участников сцены вздрогнуть.

Маша кивает, отрывая взгляд от предполагаемого самозванца, нервно улыбнувшись мне – Синицына удивилась встречи с парнем ничуть не меньше. Сжав плечи, она разворачивает меня к выходу на запасную лестницу, ведущую на четвертый этаж и вниз. Все во мне брыкаетесь, тянется обратно. К нему. К теплой улыбке, что согревала в самые холодные ночи, давала силы в голодные дни. Его присутствие прогоняло одиночество, даже если меня это порой раздражало. И эти глаза цвета замороженного вечернего неба смогли растопить лед лживых воспоминаний. Я думала, у нас еще будет время стать счастливыми. Но было слишком поздно...

Горячие слезы обжигают, будто серная кислота плавит сердце. Хочется вырвать сердце из груди, лишь бы не чувствовать эти мучения.

Я не смогла... защитить его... Я убила...

Воздуха не хватает, начинаю задыхаться в перерывах между истерическими всхлипами.

– Тише, тише, – чья-то рука гладит меня по волосам, пытаясь оторвать мою ладонь от груди. Сопротивляюсь. Я должна вытащить эту боль... Я больше не могу... Сжимаюсь в комок, а ногти впиваются еще глубже, вдавливая кулон в кожу.

Слышу, как сквозь дымку, как кто-то суетится, гремит посудой. Короткий звяк заставляет вздрогнуть.

– Вот, – у меня под носом оказывается кружка с напитком, источающим тонкий аромат камфоры с древесными нотками. Яд? Надеюсь, что так... Яд все начал, он же и закончит.

С каждым глотком теплая жидкость, с чуть лекарственным привкусом, разливается по телу, расслабляя натянутые нервные клетки. Опускаюсь на подушку, кружка исчезает из рук, и последнее, что я вижу – карие глаза, в тревоге бегающие на веснушчатом лице. Закрываю глаза, позволяю сну тонкой пеленой накрыть меня.

– Дея! Дея! – обеспокоенный голос звал меня в смердящей, покрытой грязью тьме. Я должна ответить, если хочу выжить в этом странном месте. А хочу ли я? Лео мертв, и каждая частичка моей души разрывалась на части, желая последовать за ним. В какой бы части потока Омута Богини Истока он не находился.

Прислонилась оголенной спиной к влажной и мерзкой каменной стене. Прижала колени к груди и спрятала в складках газовой ткани лицо, искаженное рыданиями и болью. Останусь здесь. Отголоски раздражающего голоса то приближались, то, отскакивая от стен узкого темного проулка, убегали дальше. Он искал с упрямым упорством, несмотря на те едкие слова, что я выплюнула прямо ему в лицо. Теон... Чуждое сердцу имя... Но почему, он так смотрит на меня? Будто я самый дорогой для него человек? Во всем виновата Связь...

«Дея! Где ты?!» – раздалось в голове, в подтверждение моих мыслей. Паника волной прошлась по раскуроченному в груди сердцу, дергая что-то внутри. Эта сила, что соединяет сердца и тела двух венефикусов, заставит меня его полюбить? И все, что я сделала, все те, за кем пришли Умбры и проклятые не упокоенные души... Все эти смерти... Все напрасно?

–Hast du dich verlaufen [Ты потерялась? (нем.)]? – скрипучая, прогнившая дверь впустила тусклый свет в мрачный закуток, в котором я пряталась. Скученная фигура престарелой женщины показалась в дверном проеме. – Komm rein, wärmen sie sich auf [Заходи, погреешься (нем.)].

Старушка мягко поманила меня внутрь, стоя на пороге. Я не поняла ни слова из того, что она сказала, но решила довериться. Слабо кивнув, встала. Дрожь прошлась по всему телу – к порыву ветра примешался ставший знакомым голос. И я поспешила спрятаться за дверью разваливающегося бедного жилья старой женщины – поломанные ставни и прохудившиеся двери стонали в темноте, красноречивее всего говоря о неблагополучии.

Зашла внутрь, непроизвольно морщась от тошнотворного запаха какой-то гнили. Старушка усадила меня за расшатанный, кособокий стол и начала хлопотать у камина, бормоча что-то под нос. Иногда поглядывая на меня и бросая непонятные вопросы. На стол приземлился глиняный горшочек с бледно-серой массой, напоминающей кашу, и деревянная кружка с резной ручкой. Невольно залюбовалась: искусно вырезанная голова люпуса [lupus (лат.) – волк] мерцала в неровном свете, и, казалось, что еще чуть-чуть, и он вздернет голову выше и протяжно завоет. Есть не хотелось. Да и вид каши аппетита не прибавлял. Придвинула кружку ближе, поблагодарив хозяйку, которая лишь закивала, отмахиваясь от меня рукой и продолжая суетиться по дому. Она готовила для кого-то корзину с припасами. Ну, или так казалось. Женщина металась от одной части комнаты в другую, собирая какие-то склянки и коробочки, из ниши в стене достала ломоть хлеба и нечто, завернутое в тряпку. Я продолжила пить свой напиток со странным привкусом, рассматривая небольшое полусгнившее помещение, запах что в начале меня смутил, доносился из темной груды в дальнем углу. Сердце сдавило в тревоге прежде, чем я поняла, что это не вещь, а старуха коротко произнесла «Verzeih [Прости (нем.)]» с виноватым блеском в глазах. Конечности онемели, а голова закружилась. Сознание начала окутывать тяжелая дремота. Может, это и к лучшему. Зачем мне жить...?

Глава 4. Третий курс – не время для приключений

– Я не уверен, что стоит идти... – с потухшим энтузиазмом перебираю тряпки в шкафу, решая, какую футболку надеть. От вида скучных рубашек, что я носил еще в школе, даже передергивает.

– Да ладно тебе! – Сэм пытается уложить гелем свои непослушные волосы. Вот уж точно у кого энергии столько, что можно смело использовать его вместо мини-электростанции. – Развеешься, отвлечешься от своей Савиной. А то от твоего вида молоко киснет. К тому же Сокол подогнал флаеры, по ним идет 50-ти процентная скидка на алкоголь!

Буянов начинает размахивать у меня перед лицом заветными глянцевыми бумажками, чем только больше раздражает. Шлепнув его по руке, определяюсь с выбором и натягиваю на себя черную футболку, усеянную жуткими красными глазами. Я даже не помню, зачем и когда ее купил. Может, она и не моя вовсе... В общаге только что трусами не обмениваются. Главное с таким принтом я точно отпугну от себя Верочку – любительницу единорогов и других мимимишностей. Ей ведь даже от вида крови становится дурно.

– Я пить не буду. Хватило первого сентября, – мрачно заявляю я, протирая от пятен стекла очков и раздумывая, стоит ли их вообще надевать. Я плохо вижу вблизи и обычно ношу их на пары – но в клубе «Сатурн» я вряд ли буду сидеть в уголке и что-то читать. Но, а вдруг придет важная смс? От папы с мамой, что с комфортом сейчас отдыхают в Тайланде, или от куратора по курсовой? Или того хуже – от Веры? Как-то меня не прельщает вариант мучить свое зрение или отрывать того же Сэма от какой-нибудь красотки, чтобы он прочитал мне текст сообщения. С него станет сделать это вслух.

– Будь спок, – хитрый оскал друга не внушает доверия. – Я прослежу, чтобы тебя не уволокла на себе какая-нибудь помешанная чика.

– Слабо верится... – с сомнением протягиваю я, возвращая очки на место. – Ты ж к первой юбке с глубоким вырезом приклеишься и будешь ей лапшу вешать, что ты КМС по боксу.

– А где тут ложь? – искренне округляет глаза рыжий. – Мне вот такусичка осталось, чтобы звание получить.

Буянов сближает большой и указательный палец, оставляя между ними трехмиллиметровый зазор, пытаясь убедить меня, что у него есть шанс.

– Да ты ни один бой против Потемкова не выиграл, – фыркаю в ответ, зашнуровывая кроссовки.

– Ты его видел? Не просто так у него кликуха «Броненосец Потемкин»…

Не скажу, что друг меня убедил в необходимости посещения клуба в субботу вечером. Но я действительно не против развлечься. Танцевать для меня – смерти подобно, но наблюдать, как изгибаются недозрелые самцы, имитируя брачные танцы попугаев – по крайнее мере, забавно. Отвлекусь от мыслей о странных снах. Сегодня ночью мне опять приснилась она. Это даже был не сон, а какие-то бредовые отрезки. Будто воспоминания из прошлой жизни – ее лицо мелькало, меняя формы, становясь то душераздирающе грустным, то озаряясь самой прекрасной улыбкой на свете. И глаза... Казалось, меня всю ночь преследовали эти манящие сине-зеленые глаза. А в голове звучал сладкий голос с чувственными нотками. Фразы смазывались, значения слов ускользали, но сам голос будоражил каждую клетку, будто желая проверить меня на прочность. С утра даже пришлось принять контрастный душ, чтобы не вызвать истеричный хохот соседа. Он до сих пор реагирует как младший школьник на, казалось бы, обычные вещи.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы прогнать навязчивый сон. И еще эта девушка, с которой я столкнулся в Универе, так на нее похожа... Как сестра-близнец. Да нет... может, мне просто показалось. Я столько думаю об этих снах, что уже мерещится. Но ясно одно – пока я не разберусь, что за фигня со мной творится, добавлять в котел странностей еще и навязчивую Верочку точно не стоит. Я еще жить хочу. В прошлый раз, когда она поймала меня у кафедры Истории, начала выпытывать, что это за «Алина К.» у меня в друзьях и в каких я с ней отношениях. Да таким тоном, будто мы женаты. Стало жутко. Ревность на пустом месте – тревожный звоночек. Учитывая, что я старательно игнорирую ее и делаю вид, что ничего не было.

– Ты что завис? – Сэм щелкает пальцами около моего лица. – Опять о Верочке думаешь? Пошли уже!

Закатываю глаза, но решаю промолчать. Все-таки друг почти угадал.

– Погодь, зайдем за Кирюхой и его гаремом, – Сэм хватает меня сзади за ворот, будто маленького ребенка, когда я быстрым направляюсь в сторону выхода. В сравнении с этим бугаем под два метра, я, и правда, кажусь недомерком. Что говорит, чтобы дать ему подзатыльник мне со своим ростом в 175 см придется подпрыгнуть.

– Гаремом? – переспрашиваю я, невольно рисуя в голове рекламу тематического вечера «Арабская ночь» стрип-клуба «Banny Hole» на аллее Труда – две мулатки, танцующие призывные танцы в красных бюстгальтерах и юбках, разрезанных на ленты для остроты ощущений. Удивляюсь, как этот плакат еще не сожгли – одна из центральных улиц, недалеко от парка и кинотеатра. Владельцы, наверное, бессмертные. Они бы еще на площади Ленина открылись или у Церкви Святой Матроны.

– Сокол сказал, что «подружек» возьмет, – интонация и кавычки в воздухе придают безобидному слову значение с двойным дном.

– Как будто разнополой дружбы не существует, – встаю на защиту незнакомого парня.

– Да, конечно, – утвердительный кивок сменяется смешком. – В сопливых книжках. Я тебе говорю, один из двух таких «друзей» будет в тайне мечтать о большем.

Семен произнес последнее с такой серьезностью, будто сам пережил нечто подобное.

Глава 5. Жрица Великого Древа

Просыпаюсь в жутком состоянии. Нет, я так и не решилась вчера пойти за ним в этот чертов клуб. Зачем? Для чего все это? Он вполне чувствует себя целостной личностью и без меня. Если это, конечно же, он... Septimus Sensu, ниточка, соединяющая меня с любимым, не просто истончилась – ее, будто сначала разрубили топором, а потом сожгли, оставив лишь пепел, тающий на ветру. Ее просто нет. И определить, мой ли это Теон не представляется возможным. А как хотелось бы почувствовать его эмоции, только прикоснувшись. Я даже толком не поняла, что значит быть Связанными, как Исток прибрал к рукам моего любимого. Может, поэтому ничего и не чувствую, ведь я даже понятия не имею, что нужно искать? Может, Связь спит, и я должна пробудить ее? Может...

Нет. Хватит. Ничего это не изменит. Я уже один раз испортила ему жизнь. Но ради собственного душевного равновесия, я должна знать, причастен ли к происходящему ректор или кто-то из венефикусов. В это раз я должна защитить его, оставив в блаженном неведении. Если это, конечно же, Теон...

Скрипнув зубами и раздраженно рыкнув, заталкиваю эту бесконечную карусель размышлений в самый дальний из подвалов.

«Нет, Дея», – криво ухмыляюсь сама себе, кутаясь в одеяло сильнее. – «Если для тебя это так важно, почему же ты тогда соврала, когда он спросил, знакомы или вы? Ты сама не знаешь, чему верить... Но узнать стоит».

Приняв решение, сбрасываю одеяло и, поежившись, опуская ноги на прохладный пол. В поисках резиновых тапок для душа, скольжу взглядом по соседской половине. Маша поверженным солдатом лежит поверх не расправленной кровати. Вина тонкими иголочками щекочет сердце. Я довела единственную подругу. Но, как я ей могу объяснить, что это не так просто – после 300 лет иллюзий поверить, что чудо случилось, и Богиня Аизей вернула Теона оттуда, откуда не возвращаются. Кир и Маша думают, что раз мы с Теном потомки Абсолютусов, то и воскрешение для нас – как за кефиром сходить. Если бы. Никто еще не возвращался из Кунабула Витае [Cunabula Vitae (лат.) – Колыбель жизни]. Никогда. Только лишь Тени некогда живых просачивались сквозь Трещины во время Смены Сезонов – слабые создания, жаждущие поглощать эмоции и энергию, растворяющиеся при дневном свете.

Как можно тише, чтобы не разбудить Синицыну, иду в душ. Вода немного успокаивает. А чашечка черного кофе даже возвращает некий позитивный настой. Забавно, но раньше, я бы не стала пить эту гадость, по вкусу напоминающую жженую землю. Начала пить его только, чтобы быть ближе к любимому. Бутерброд с сыром принес истинное гурманское наслаждение. Даже не пожалела, что микроволновки нет. Аппетит вернулся – раньше мне было все равно, чем забивать желудок, лишь бы Маша не причитала, да и голова не болела. Стон раннего зверя вырывает из размышлений.

– Воды... – хрипит Маша и, дернув головой, протягивает руку. Радуюсь случаю услужить заботливой соседке. Разведя аспирин в теплой воде, ставлю к кружку на прикроватную тумбочку. Маша, кряхтя, принимает сидячее положение.

– Повесилась вчера? – спрашиваю, открывая скрипучую дверцу старого шкафа.

– Не то слово, – слабо выдавливает из себя девушка севшим голосом. – Жаль, тебя не было.

– Прости, – коротко отвечаю, не принимая к сердцу упрекающий тон, и продолжаю рыться в шкафу, ища хоть что-нибудь приличное из остатков моих вещей. Я должна выглядеть полноценной личностью, если хочу добиться серьезного разговора от ректора. А если я заявлюсь на улицу Заболоцкого 28 в одежде Теона, Василий Исаакович не скажет мне ничего, даже если что-то и знает. Решит, что я еще не готова к правде, какой бы она не была, или просто заупрямится, начнет опять выдвигать свои глупые ультиматумы.

– Ты куда это? – после дозы обезболивающего, Синицына начинает понемногу приходить в себя.

– К ректору домой. Нам надо поговорить, – отвечаю ровным голосом: слова звучат складно, ведь я их вынашиваю в голове вот уже несколько дней. Маша ничего не отвечает – ее отвлекает трель телефона, сообщившая о новом сообщении. Тихая улыбка озаряет лицо, даже бледные щеки покрывает румянец. Нетрудно догадаться, от кого пришло сообщение.

Решаю промолчать, хотя губы все равно трогает добрая ухмылка. Я обязательно должна убедить ее не упускать свой шанс. Стоит мне выйти на улицу, и меня, вопреки теплой погоде, прошибает холодный пот. Впереди на мощеной аллее, разделяющей потоки движения, вижу знакомую фигуру в черном худи. Нервно сглатываю и начинаю озираться по сторонам. Быстрее дойти до квартиры Василия Исааковича через парк, но... Идти вместе с ним? Даже на приличном расстоянии – выше моих сил. Я не могу даже долго смотреть ему в глаза. Радость и боль смешиваются внутри в ядовитую смесь, отравляя душу и истончая силу воли. Я не могу позволить себе ошибиться и в этот раз. Уже разворачиваюсь, чтобы перейти дорогу и пойти по длинному пути через площадь Металлистов. Но тут замечаю рябящую тень, невесомо следующую за моим лжевозлюбленным. Это, что...? Мозг начинает подкидывать различные варианты – от галлюцинаций до вполне разумных для моего мира объяснений. Похожий эффект давал камень, добываемый в пещерах Архаиес. Петра Тис Туфлосис, камень слепоты – делает все в радиусе метра от себя невидимым. Очень редкий камень. Видела такой у Фидан – она получила его после обряда взросления – испытания Семи Элементумов. Но Фидан давно мертва. Может, какой-то ее праправнук здесь? Почему следит за Теоном? Мне надо убедиться, что он в безопасности. Следую за ним на расстоянии, нервно сжимая правую руку в кулак, дабы не потерять кольцо. Чтобы пробудить Меч, кольцо Ламеха должно быть на пальце. Правда, в моем случае это громко сказано. Гладиус в моих руках принимает форму короткого меча, больше похожего на большой кинжал. Но силы в нем предостаточно. Если это Дитя Древа попытается навредить Теону, ему придется пройти через меня. Венефикус, скрытый пологом невидимости пропадает из вида – кучка студентов на полевой практике по биологии, со скучающим видом разглядывающие насаждения Ели Аянской у здания администрации, заслоняет обзор. После отличительного искажения воздуха я не замечаю – либо он снял камень и затерялся среди стайки студентов, столпившихся полукругом у сухопарой преподавательницы преклонного возраста.