Сломать отличницу

1. Василина

Вода — это самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного. Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое.

Лао-цзы «Дао Дэ цзин»

Кто-то любит работу, а кто-то, как я, обожает школу. Таких единицы, но мы ещё не вымерли. В любую погоду, на любую контрольную приду, не думая об оценках, мне нравится сам процесс: когда заходишь и видишь наполненное сменкой фойе, проходишь в класс и встречаешь любимых одноклассников, а минуты спустя и учителей.

Третье сентября одиннадцатого класса — день подколов, песни Шуфутинского и нескончаемых увещеваний любимых педагогов, которые переживают за нас больше, чем мы сами. Они готовы трудиться крепче нашего, выискивая варианты и задания прошлых лет, проводить факультативы в свой единственный выходной, отвечать на самые каверзные вопросы, чтобы мы успешно сдали экзамены и не подвели, в первую очередь, себя.

И пусть теперь есть возможность пересдать ЕГЭ, шанс попасть в заветные сто со второй попытки не шибко высок, если до этого со спокойной душой филонил.

Я всё лето усердно готовилась к последнему учебному году, с помощью репетиторов подтягивала предметы, которые надумала сдавать. Мой выбор одобрили родители, учителя-предметники, они все уверены, что я справлюсь и получу свои желанные четыреста баллов на ЕГЭ. Пусть таких выпускников на страну бывает очень мало, но есть, к чему стремиться, а определённый маршрут всегда лучше, чем путь наобум.

В ожидании звонка осматриваю родной кабинет русского и литературы, последний год мы вместе, какие только события он не праздновал вместе с нами, сколько секретов бережно хранил, признаний оберегал. Поэты, писатели, чьи портреты украшают его стены, маститы и безмолвны, но стоит посмотреть на них и вспомнишь что-то эдакое из жизни каждого, чем делилась Наталья Юрьевна "по секрету", пытаясь всеми правдами и неправдами увлечь нас литературой. Она такая же талантливо-дерзкая, как и великие золотого и серебряного наших веков.

Задумавшись, не замечаю, как рядом скрипит стул под тяжестью нового соседа.

— Василин, солнышко, дай подглядеть? — раздаётся над ухом наглая просьба.

Ко мне подсаживается Рыжов Егор, веснушчатый и действительно рыжий верзила, с которым у нас хорошие приятельские отношения. Не помню, как давно мы общаемся по-товарищески, кажется, всегда ладили и сейчас не теряем сноровку. Он из тех людей, кто всегда придёт на помощь, особенно к тем, кого считает «своим». И посчастливилось однажды примкнуть к таким.

— Егор, как можно начать списывать уже с сентября? — насмешливо интересуюсь я у одноклассника, подмечая, как он за лето возмужал.

Я не особо рассматривала свой класс на линейке, мы так радовались встрече, обнимались и поздравляли друг друга, что забыли сравнить, было-стало, наслаждаясь воссоединением, ведь немногие поддерживают связь на каникулах.

Зато все с нетерпением ждут милейшей традиции собираться во внутреннем дворике школы, где снуют первоклашки, их родители и, конечно же, взволнованные учителя. Где много цветов, бантиков и улыбок, которые хочется запомнить навсегда.

— Сопливых вовремя целуют, солнышко! — цитирует нашего математика Егор и тянется к моим записям, которые я предусмотрительно держу поодаль.

— Я не вредная, но дело принципа! — говорю, отодвигая тетрадь по физике. — Я корпела целое лето, тебе не стыдно, Рыжов?

— Да брось, мне главное — наличие, а тебе — знания, так что я за твой счёт не вылезу в титаны, Василин!

Егор забавно возмущается, размахивая своей рыжей отросшей шевелюрой, что сейчас кудрявится на зависть девчонкам. Наверное, он запомнится мне эталоном раздолбайства, но ему действительно всё легко даётся. Я ни разу не видела, чтобы он над чем-то серьёзно сидел, даже в языках, где парень безусловно первый из лучших, ему удаётся схватывать на лету, ничего не повторяя дома.

— Василин, а я тебя защищать буду! — продолжает подкупать Рыжов.

— От кого? — усмехаюсь я.

Любого обещания ожидала от этого жулика, но такого… Удивил! Не сказать, что я могу предугадывать подвыверты одноклассника, который идеи, кажется, ищет по всем чигирям, однако кое-какие из его придумок всё же были знакомы.

— Да от всяких…разных… — на мгновение Егор меняется в лице, но потом вновь лыбится во все тридцать два. Уверена, что у него уже и зубы мудрости вылезли, умеет же он так мудро обезоруживать своими разговорами.

— Хорошо-хорошо, но…— протянув тетрадь, я всё ещё крепко удерживаю её за кончик, растягивая паузу скорее для выразительности. — …когда станешь мегапопулярным спортсменом, ты обязательно упомянешь, кто прикрывал тебе спину в школе!

— О, так это без соплей! — выхватив у меня тетрадь и быстро чмокнув в щёку в знак благодарности, Рыжов испаряется.

А вместе с ним пропадает и летняя лёгкость, которая в редких случаях остаётся ещё и в сентябре. На её месте появляется моя разгневанная, словно ураган «Милтон», подруга.

— Ты с ума сошла?! Столько пахать, чтобы он схавал, не жуя? — возмущается подруга, пока я делаю вид, что привожу в порядок и без того идеальный пенал. Поправляю текстовыделители, которыми некоторые учителя разрешают пользоваться; проверяю молнию, которая, как назло, нисколечко не заедает.

2. Василина

Где-то в середине урока пакет с КитКатом оказался на солнце, я постоянно отвлекалась на это и не могла сконцентрироваться на простецких заданиях тестовой части ЕГЭ по русскому. Зарина уже бросила подбадривать меня тычком локтя, решив, что я потом самостоятельно догоню пройденный материал. Бывает, что кто-то из нас выпадает из колеи, к возвращениям в строй мы привычные.

Но неожиданно на помощь приходит сама Наталья Юрьевна. Она незаметно для всех, но приметно для меня отодвигает пакет пока пишет на доске очередное правило, которое за летние каникулы добрая половина класса успела позабыть. Спасает КитКат непринуждённо и отважно, несмотря на затаившееся негодование. Всё-таки в каждом учителе есть многое от воспитателя, ведь каждое мгновение на него кто-то да смотрит, оценивает, сканирует «на доверие».

Звонок с урока будит 11 «Г», который ещё чуть-чуть и заснул бы сном Белоснежки. Первые дни сентября в любом классе — время для раскачки, учителя это понимают, но на одиннадцатый напирают уже с удвоенной силой во всех измерениях и координатах.

И хоть хочется, как пятиклашкам сорваться на перемену, кабинет покинуть не спешит даже Олимпиада — команда из пяти крутых и популярных парней, известных далеко за пределами школы. Наталью Юрьевну уважают, она сумела найти к ним подход, поэтому обижать своим неуважением считают непорядочным. Авторитет восседает на принципах, забавно: это одинаково справедливо и про Олимпиаду, и про Наталью Юрьевну!

— 11 «Г», пора браться за ум. Рукой подать до мая, а там и экзамены, не успеете оглянуться! — явно разочарованная нашей подготовкой, а точнее её отсутствием, сказала Наталья Юрьевна прежде, чем отпустила нас на перемену.

У неё такое выразительное лицо, что все эмоции понятны. Мы не любим её расстраивать, но после каникул собрать себя в кучу удаётся не сразу, нам всем нужно время, ведь сложно вернуться к распорядку дня, когда просыпался в одиннадцать или вообще в полдень. Даже ежедневные занятия не поддерживались дисциплиной так, как хотелось бы.

Никто не признается, но каждый втайне ждал, когда же начнётся учебный год, чтобы внешние силы заставили вспомнить о проверенном временем режиме.

— Что-то тяжеловато входить в выпускной класс… — поделилась Зарина, и я с ней отчаянным кивком согласилась.

Гуляют мысли до сих пор шальные, летние, знойные. С такой головой на пляже лежать, а не в четыреста метить! Нужно срочно провести ревизию в хотелках и желаниях, чтобы не засорять память. Бюджет — моя цель. Папа, видя, как я всё лето загоняла себя дополнительными занятиями, безапелляционно заявил, что оплатит мне контрактное отделение в любом вузе, благо деньги в нашей семье есть. Своя заправка приносит неплохой доход.

Но…

Я ненавижу быть должной!

Только бюджет и только своим трудом. Тем более это подвластно, я ещё в десятом классе пересмотрела все ролики, в которых выпускники делились своим опытом сдачи ЕГЭ на максимальные баллы. Смог один, смогу и я! Да, путь-дорожка непроторенная, тем интереснее: бросить вызов, принять его и обойти все мели. Справиться со страхом, победить незнание, задушить панику.

Задумавшись о трудностях, что ждут буквально за поворотом, я чуть не упускаю момент, когда нужно подхватить свой подарок.

— Василина, задержись пожалуйста на минутку, — окликает меня Наталья Юрьевна как раз в тот момент, когда я тянусь за пакетом.

— Да, конечно, — смутившись, подхожу к учительскому столу, на котором кроме сборника, бумажного журнала и ручки ничего не лежит. Тотальный порядок, выверенная годами аккуратность.

Наталья Юрьевна крутит в руках очки и задумчиво смотрит в окно. Не тороплю разговор, понимая, он будет не из самых приятных, раз учительница подыскивает правильные слова.

— Василина, я знаю, ты не привыкла отвлекаться на ерунду, тебя почти невозможно серьёзно вывести из себя, ты способна получить наивысший балл и золотую медаль. — пронзительно чутко заглянув мне в глаза, начинает Наталья Юрьевна.

Её слова мне приятны, тем более что заслужить похвалу, пусть и такую выдержанную, от строгого и требовательного педагога, это как сделать солнышко на качелях. И всё-таки щемит какая-то недосказанность, словно удалось сделать только один круг, а не три и четыре, как другим. Я жду «но», которое просится…

— Но будь осторожна! — аккуратно добавляет Наталья Юрьевна.

И я совсем теряюсь, недоумённо и боязливо взглянув на неё.

— Запала на весь год может не хватить, и сегодня на уроке я лишний раз вспомнила, что даже у самых старательных и целеустремленных учеников бывают выгорания. — отложив очки в сторону, всё также ловя каждую мою реакцию, поясняет она, собрав все «правильные» слова воедино, чтобы образумить, но не обидеть.

— Извините, что отвлеклась на уроке…— понуро прошу прощения я, понимая, как бесполезно пытаться что-то утаить от опытного педагога, который знает даже твою изнанку.

Мне и до этого было безумно стыдно, а сейчас вдвойне, ведь я думала, что немного могу позволить себе слабину на первых сентябрьских уроках. Разомлеть на солнце, чтоб дать стимул на ускорение.

Но не могу! Это мой выбор и моя зона ответственности, никто не должен напоминать мне о самодисциплине. Я должна быть собраннее!

Как же стыдно…

3. Василина

Стоит мне вглядеться в ярко-голубые глаза, как безумие в них сменяется теплотой. Происходит это так стремительно, что я теряю уверенность в реальности проблеска. Может, мне так захотелось увидеть, ведь неуютно под пронизывающим взглядом: хочется сбежать, а я непривычная к этому.

Отворачиваюсь, чтобы не промахнуться мимо ступеньки и спуститься без приключений. На первом этаже останавливаюсь чуть поодаль от лестницы и жду Зарину, чью макушку замечаю в толпе идущих навстречу. Её энергии хватит сокрушить Великую Китайскую стену, но прорваться сквозь спешащих на урок в пятиминутную перемену — задача под звёздочкой.

— Не больно ты любишь подарки, Белова Василина! — протягивая мне пакет, говорит парень.

Я его знаю, Атласов Родион — одна из ярчайших звёзд школьных пабликов; как официальных, где выставляют интересные новости из жизни учеников, так и ламповых, в которых сидят эти же самые ученики, но, как любит говорить Зарина, «вдали от микроскопа взрослых».

Она знает поболее моего, ведь часто зависает в неофициальной группе, пару раз даже предлагала записи, но админ их не одобрил, и теперь мы имеет двух одноклассников, которые старательно делают вид, что друг друга не знают. Зарину и Артёма, лидера Олимпиады да и всего класса; хоть он и не подаёт виду, что имеет небывалое влияние на 11 «Г», Амирханова уверена, многое совершается с его немого согласия. Как, впрочем, и всегда в истории…

Про Родиона же выставляют записи чуть ли не каждый день: вот он играет в баскетбол после уроков и атакует даже лучше Ларри Берда; а вот сексуально пьёт воду уже после победного турнира, который по лестным отзывам одурманенных младшеклассниц был лучшим за последние сто лет. На мотоцикле или на велосипеде, в кожанке или пальто — Атласов интересен публике под любым соусом.

— Мне оставить у себя? — вырывает из размышлений всё тот же голос, приправленный теперь хрипотцой, словно его хозяин знает, на каких потаенных струнах души лучше сыграть, чтобы зачаровать раз и навсегда.

— Спасибо! — очнувшись, забираю пакет и киваю в знак благодарности.

Поднимаю глаза и понимаю, от меня чего-то ждут. Вопросительно вскидываю бровь и снова жду, что мне помогут прояснить ситуацию, недосказанность пугает так же, как и неопределённость.

— Половина моя за спасение, — с нахальной улыбкой выдает «спаситель», играя со мной в кошки-мышки и даже не пытаясь скрыть, какое наслаждение получает от того, что методично загоняет в угол своей сытой уверенностью.

Беспомощно заглядываю в пакет, стараясь предположить, сколько мне останется, если отблагодарю не только словом. Впервые мне так жалко делиться, до безумия! Вздохнув, зажмуриваюсь и достаю наугад столько шоколадок, сколько помещается в руке. Я не жадина, не скупердяй.

— Спасибо большое! — протягиваю КитКат Родиону, пытаясь завуалировать раздражение растерянностью. Мне неважно его мнение, но прослыть бессердечной тоже не хочется, я ведь не такая.

Странная ситуация, мы ведь даже не знакомы, почему я вообще переживаю и продолжаю искать оправдания своему нежеланию делиться? Атласов, словно почуяв, чем заняты мои мысли, хмыкает и уходит, оставив меня стоять с протянутой рукой. Догадливый, прозорливый и донельзя самоуверенный.

И что это, скажите мне, было? Ещё и невероятно странный!

— А меня ещё не угостила… — язвительно замечает Зарина справа и подходит вплотную. — Белова, какие у тебя дела с этим?

Выплевывает она через силу, словно у неё есть личные счёты с десятиклассником. Может, я чего-то не знаю? Подруга частенько бывает недовольной, лицо у неё с субтитрами, как говорится, но сейчас на нём смесь враждебного замешательства. Хочется уточнить, почему она резко поменялась в настроении, но я отвечаю дежурно.

— Никаких, помог мне, я отблагодарила, — пожимаю плечами и собираюсь уйти, чтобы не опоздать на урок.

— А чего этот так на тебя смотрел? — упорно не называя имени, продолжает допрос подруга, не позволяя мне сдвинуться с места.

— Как? — улыбаюсь я, глядя на закипающую от возмущения Зарину.

У неё сегодня день явно не стой ноги начат либо вновь услышала о себе неприятные слухи, которые подобны бронебойным пулям с вольфрамовым сердечником. Прищурившись и скрестив руки на груди, Амирханова внимательно осматривает меня.

— Всё, мамочка, я больше не буду разговаривать с незнакомцами! — беру её за руку и увожу подальше от конфликта. На урок, там подруга быстро остынет, ссора ссорой, а учёба по расписанию, мы умеем быстро переключаться на действительно важные дела.

— Этот ничего не делает просто так, Василина! — назидательно продолжает Зарина, поддавшись всё же моему напору, но не уступив до конца — ей не положено.

— Почему? — искренне удивляюсь я, забыв спросить о главном: откуда сама Зарина это знает, благодаря чему она столько категорична.

— Потому что умеет только пользоваться людьми! — отвечает тихой злостью, что я едва улавливаю смысл сказанного. Потом добавляет громче. — Ладно, нашла я пацана, что тебе подарочек приволок. Говорит, не знает от кого. В телеге получил заказ и сразу деньги, вот и понёс, бесстрашный, сразу к нам. Сейчас же у нас многое в Телеграме, не с тех пример берёт! Ремня на таких нет!

Переводит она тему очень умело, но колкость всё же оставляет, поэтому мне не удаётся забыть, о чём мы до этого спорили. Думаю, цель подруги достигнута; она у меня вообще целеустремлённая. Пробивная: её в дверь, она в окно. Заводится легче, чем Тесла.

4. Василина

Странным и нелепым выдалось наше знакомство, точнее первый разговор. Поэтому сейчас я снова ощущаю неловкость, хочется одновременно и поздороваться, и проигнорировать. Раздрай в душе, наверное, мелькает и на моём лице, но это мало меня заботит.

Не помню, когда в последний раз так металась. На решительность или категоричность аллергии нет, не грешу попаданием в передряги, но это явно не тот случай.

Ни то, ни другое сделать не удалось, потому что Родион почти сразу пододвинул ко мне листок, который ему дала Наталья Владимировна, и сказал:

— Реши.

Я не привыкла отказывать в помощи, когда могу подсобить. Но это была даже не просьба, а взаправдашний приказ, какой отдают генералы и родители.

Не прекращая решать свою задачу, раздумываю, как мне стоит себя вести с Атласовым, какой щит выставить. Он возмутительно наглый и нахальный, таких я обычно обхожу стороной, потому что у нас нет орбит для пересечения. Но, глянув мелком на задания в его листочке, понимаю, что могу помочь, ведь они легчайшие.

Чувствую на себе его взгляд, который обжигает сильнее июльского пламенного солнца. Ещё никогда я не встречала людей с такой тяжелой аурой. Да я в неё и не верила до сегодняшнего дня. А теперь, если б меня попросили описать, непременно начала бы с чёрного.

Руки сами тянутся к чужому листку, и, не помня себя от радости помочь, принимаюсь решать первую экономическую задачу.

Такие Наталья Владимировна очень любит и в нашем классе обычно даёт тем, кто сумел её вывести из себя. Решаются они легко, но проверяют знания и, как ни странно, посещаемость уроков, ведь решаем мы их редко да метко.

Со всеми заданиями управляюсь быстро и также молча отодвигаю листок с решениями. Боковым зрением наблюдаю, что будет делать Атласов.

На удивление он не спешит всё переписывать к себе на листок, внимательно вчитываясь в мои решения, он, казалось, проверяет их. Вот это да! Наглость, помноженная на сарказм, и всё вместе приправленное невозмутимостью!

Да ещё и исправляет!

Наблюдаю теперь не исподволь, поворачиваюсь всем телом, заглядывая через плечо Родиона в его умелые исправления. Он замечает то, что пропустила я, промежуток из тригонометрического уравнения, который не попадает под область допустимых значений.

Понимаю, что меня просто использовали. Ему было лень решать самому!

Рассердившись на себя и свою неразборчивую отзывчивость, возвращаюсь к своим заданиям, посмотреть на которые ясно теперь мешает вспененное негодование. Нет, всё же правильно говорят, сначала нужно помочь себе, а потом другим, даже в самолёте маску взрослый надевает сначала на себя, а уже после ребёнок! Недаром придумали такие правила, их сформулировала сама жизнь! Не стоит думать, что ты умнее самой мудрости.

От расстройства не могу сконцентрироваться на простой задаче из первой части. Кажется, что-то упускаю, а что — не могу догадаться. Не спрашивая, Родион берёт мой листок с вариантом ЕГЭ и прямо на нём карандашом пишет решение.

Хочу возмутиться и из вредности перечеркнуть подсказку, но ловлю себя на мысли, что это по-детски. Если я сейчас и ощущаю себя застигнутым врасплох ежиком, то этот демарш выдаст меня с головой.

— Спасибо! — благодарю шёпотом и тяну свой листок обратно к себе, но Родион мешает мне это сделать, придавив его карандашом к парте.

Отвлекаюсь от бумаги и, подняв глаза, встречаюсь с огненно-синим взглядом, который забирает в свой плен. Уровень растерянности зашкаливает, у меня перехватывает дыхание от этого колдовского омута.

На миг я чувствую себя такой маленькой и беззащитной, даже жалкой, что становится невероятно страшно. Невозмутимость, которая всегда служит мне бронёй, с каждой секундой предаёт меня, поджаривая изнутри.

Не знаю, каким поражением закончился бы этот наш безмолвный разговор глазами, если бы не подошла Наталья Владимировна. Всё-таки опытные учителя интуитивно чувствуют, когда стоит вмешаться.

— Написал? — берёт она листок Родиона с парты и бегло просмотрела написанное. — Свободен.

Я отвожу взгляд и наконец выдергиваю свой листок из-под карандаша Атласова. Родион встаёт и молча покидает кабинет. А мне хочется так же исчезнуть или проснуться ото сна, ведь это именно он — сон, не может быть, чтобы меня, Белову Василину, застал врасплох какой-то десятиклассник.

Досчитав до десяти и выровняв отчего-то сбившееся дыхание, прихожу в себя. Это все они, шальные и вздорные летние мысли, которые мешают мне сегодня целый день. Если я их не переборю, они меня скоро перемелют.

Поэтому остаток занятия с Натальей Владимировной мне всё же удается провести плодотворно, она даже похвалила меня за решение тригонометрической задачи.

Возвращаюсь домой под вечер, уставшая до невозможности, ведь после школьного факультатива были занятия по истории с репетитором. Татьяна Александровна нещадно гоняла меня по пройденному материалу и дотошно проверяла вариант, который давала мне на дом, спрашивала тонкости, нюансы, на которые в десять часов ночи как-то забываешь обратить внимание. А нужно!

История, пожалуй, самый сложный для меня предмет. Надеюсь, врожденная забывчивость на имена не аукнется мне на основном экзамене, как это было на пробниках в десятом классе. Я и учу, и зубрю, и повторяю несчётное количество раз, но порой имена улетучиваются у меня из головы, словно никогда там и не обитали. Обидно до слёз, но история — один из основным предметов для поступления на юридический факультет, без неё не справиться и на первом курсе.

5. Василина

Несмотря на вчерашнюю усталость, утром просыпаюсь легко, за тридцать минут до будильника. Бодра, свежа и весела, как можно будет описать в автобиографии, если я когда-нибудь принесу настоящую пользу людям и нескромно поделюсь этим с бумагой.

Дом уже в расцвете сил, и папа, и мама у меня рано встают, чтобы вместе приготовить завтрак. Этой традиции лет больше, чем мне, она у них ещё с допотопных времён, когда студентами ютились в общежитии и бегали друг к другу на перекус. Когда комната была теснее, а объятия крепче.

Мне нравится, что родители, пережив многое, не теряют своего позитивного настроя, хотя работа у обоих безумно трудная и ответственная. Их энергия заряжает и меня, поэтому, переборов желание понежиться в постели минуточек так десять, я отбрасываю одеяло и вскакиваю с кровати.

Время утренней зарядки. Включаю колонку, ставлю «Утреннюю гимнастику» Высоцкого и начинаю разминку. Привычный комплекс могу делать и без музыки, мышечная память не подводит, но что за жизнь без любимых песен!

— Доброе утро! Ты сегодня рано, — замечает мама, заглядывая ко мне в комнату.

— Доброе, — отвечаю ей, делая выпад в сторону. — Да, сама удивилась.

Мама даже с утра выглядит восхитительно. Я вот не умею при любых обстоятельствах оставаться красивой. Меня никогда не дразнили в школе, да и внешность у меня заурядная, если бы не природная отзывчивость, не знаю, смогла бы я скинуть тень невидимки. Отношусь к этой правде уже прохладно, истина же не измениться, если я буду отрицать очевидное.

Вот Зарина… она другая. Ухоженная, элегантная и невероятно красивая. Наверное, поэтому ей достаётся больше всех в классе, новости о ней самые обидные в ламповом паблике. Зависть к красоте и уверенности страшнее, чем к уму или эрудиции. Признать по-настоящему, что ты не дотягиваешь внешностью сродни приговору, который не подлежит обжалованию: постоянно будут находиться новые подтверждения гипотезы...

Вспомнив о подруге, вновь чувствую укол вины, поэтому принимаюсь за упражнения с ещё большим рвением. Себе в наказание, самоконтроль и самовоспитание — безжалостные слуги вины.

— Тогда идём завтракать, — зовёт мама на обратном пути из своей комнаты, уже не заглядывая ко мне. Знает, я не заставлю их с папой ждать, нужно ценить чужое время.

— Уже бегу! — на выдохе выкрикиваю я.

Завершив зарядку приседаниями, проверяю свой телефон, выключаю авиарежим. Поздним вечером обычно активизируются любимые одноклассники, ребята из параллели, поэтому с класса девятого, с ОГЭ, взяла я за привычку быть «вне зоны доступа».

Сначала обижались, но потом привыкли, ведь я специально прихожу в школу за сорок минут до первого урока, чтобы успеть помочь всем, кому я срочно-обморочно нужна была ночью.

Включаю мобильные данные, и телефон начинает долго вибрировать, присылая оповещения, уведомления и предложения от разных приложений и соцсетей.

Мельком просмотрев их, понимаю, что Зарина вчера никому не отвечала на сообщения. В общей беседе класса даже успели забеспоиться, но Артём прекратил стенания 11 «Г» одним своим сообщением. Ещё удивляется потом, что его считают безусловным лидером даже учителя.

Иногда я его не понимаю…

Что у него за проблемы с Зариной, она ведь классная девчонка, активистка, отличница и будущая медалистка. Но для него она словно в вечном чёрном списке: ни полшага навстречу. В нашем дружном классе это ой как заметно.

Однажды я старалась выпытать у подруги, почему у неё с Коновым «всё сложно», но она жёстко меня осадила, взяв обещание, что я и у него не посмею спрашивать, иначе о нашей дружбе могу забыть. Вот так, на одной чаше весов осталось моё любопытство, победила же тактичность.

Захожу в галерею, выбираю фоточку с Зариной и отправляю ей с пожеланием доброго утра. Даже если не ответит, может, чуть подобреет к школе. Оставить без внимания мой первый шаг она не сумеет.

Спускаюсь на первый этаж, и в нос мне ударяет невероятный запах королевской ватрушки и чая с чабрецом. В нашей семье принято заваривать чай с травами собственного сбора.

Мама, как прекрасная травница, приучила нас с папой, теперь мы даже в отпуск берём с собой мешочек с мелиссой, душицей или перечной мятой. Успокаивает, тонизирует, укрепляет иммунитет, то, что нужно осенью, в сезон простуд и акклиматизации к новому учебному году.

— Доброе утро! — желаю теперь и папе. Он в фартуке печёт блинчики. И, несмотря на свой солидный рост, совершенно не выглядит комично на кухне.

Подрываюсь накрыть на стол. Достаю чайные ложки, чашки, блюдца, банку варенья и мёда. Отодвигаю всем стулья, чтобы было удобно спилотировать даже с завязанными глазами. Завтрак проходит весело, обсуждаем, куда рванём на выходных.

Папа всегда старается вытащить нас куда-нибудь, чтобы не засиживались дома и не пухли. Сегодня общими усилиями выбираем сходить в лес на пикник, потому что у мамы не будет возможности поехать в другой город.

— Хорошего дня, Василина! — желает на прощание мама, подбросив меня до школы. Ещё одна традиция, которая помогает зарядиться на весь школьный день.

В ответ улыбаюсь и целую её в щёку.

По привычке оглядываюсь, и, прежде чем зайти в школу, вижу знакомую копну волос. Прибавляю шаг, чтобы догнать Зарину и поговорить с ней до уроков, пока лишние глаза не увидели заминку в нашем общении. Но не успеваю.

6. Василина

Хочу окликнуть Зарину, чтобы подождала меня, но она срывается с места и исчезает за спинами других школьников, спешащих к первому уроку.

— Амирханова всегда такая нервная или у неё…

Резко оборачиваюсь на Атласова и смотрю в его бесстыжие глаза со всей злостью, на которую способна. Знаю, мой взгляд может быть тяжёлым, парень ожидаемо осекается и, ухмыльнувшись, невозмутимо поднимает руки, словно сдаётся.

Молча разворачиваюсь и взбегаю по ступенькам, удерживая рукой рюкзак, который норовит слететь с плеча. Удивительно, как всего каких-то две минуты назад я вообще его не замечала, мотался где-то за спиной и ладно.

Нет, я не скучаю по танцам. Они в прошлом!

Ни один бесстыжий десятиклассник не заставит меня пожалеть о своём выборе, поэтому решительно открываю дверь и окунаюсь в какофонию звуков и новостей. На меня поглядывают и перешептываются — вот она, цена необдуманного поступка. Закрываюсь отрешённостью и, минуя коридора два, сдаю вещи в гардероб.

— Вторую обувь переобула? — спрашивает серьёзная гардеробщица у кого-то впереди, и я вспоминаю, что забыла сменку дома. Вот дырявая башка!

Разворачиваюсь, чтобы успеть уйти из-под перекрестного огня и не попасться Белоснежке на глаза со своими «немного пыльными» подошвами, но на всей скорости испуга влетаю в Артёма.

— Осторожнее, Василина, — мягко отходит Конов вбок, пропуская меня. — Шикарно вальсируешь!

Отвешивает комплимент и уже продвигается в очереди, не дождавшись моего «спасибо». Таким, как Артём, оно и не нужно. Не могу объяснить почему, у нас слегка натянутые отношения. Быть может, я невольно под эффектом «Зарина», иду к ней, как дополнительная конструкция. Это мне тоже не в новинку, и сейчас я реагирую скорее краешком подсознания.

Первым по расписанию физика, как профильный предмет она у нас пять дней из шести, да ещё и по два-три урока подряд. Для тех, кто выбрал литеру «Г» несознательно, одиннадцатый класс станет настоящим адом, ведь ни один учитель не позволит халтурить, даже если его предмет ты не сдаёшь. Общее образование должно быть полным, с чем глубоко в душе я согласна, ведь никогда не знаешь, что тебе пригодиться в жизни. И будешь потом винить учителей, которые не заставили, родителей, которые не настояли.

— Вот ты где, солнышко! — на подходе к кабинету меня уже ждут мои гаврики, как их шутливо обозвал однажды папа, который любит заслушиваться историями из моей школьной жизни, попутно рассказывая свои.

Первым среди равных выскакивает Рыжов, который в очередной раз «не понял, что задали». Мы оба делаем вид, что верим друг другу, поэтому я молча достаю свою тетрадь. Малика, Никита и Матвей просят объяснить им задачи и как применить изученное вчера правило, ведь сегодня намечается пятиминутка, в которой может оно попасться.

Достаю черновики, которые всегда предусмотрительно ношу с собой, и начинаю объяснять троим сразу. В течение десяти минут к нам подтягиваются другие одноклассники, закипают бурные обсуждения в духе 11 «Г», известного на всю школу своим неугомонным нравом и шумным времяпрепровождением. Да-да, именно мои одноклассники в том году устроили турнир по настольному теннису на большой перемене, лишив одну половину девчонок обеда, а вторую — сна.

Слежу за прибывающими и среди них не замечаю Зарины. Интересно, куда она запропастилась? Её настроение меня начинает тревожить, обычно мы не ходим в ссоре дольше одного вечера. Сейчас же что-то невесомо меняется, чувствую, но не могу объяснить, что грядёт.

За разговорами и объяснениями проходят полчаса и звенит первый звонок, извещающий, что до урока осталось пять минут. Одноклассники быстро собираются, подхватывая записи обеими руками, заходят в кабинет физики, а я продолжаю ждать Зарину. Они боятся опоздать, и я тоже, но с упорством навьюченного ишака караулю свою подругу.

В коридоре первого этажа она появляется после звонка, идёт неспеша, хотя я уже порядком извелась, ведь Александра Николаевна давно в кабинете, и, судя по звукам, начала урок вовремя. Зарина подходит всё ближе, и я замечаю её боевой раскрас.

В последний раз я видела подругу такой, когда у неё умерла любимая тётя и она нашла в себе силы вернуться в школу только на пятый день. Чтобы скрыть результат бессонных ночей и опухших от слёз глаз, Зарина тогда сделала макияж в чёрных тонах, учителя смотрели с лёгким осуждением, однако смывать не заставляли, знали причины и принимали всплеск эмоций, лучше так, чем замкнуться.

Но сегодня даже я, её лучшая подружка, с первого класса родственная душа, не могу понять, почему она снова вооружена. Неужели я её на столько сильно обидела?

Зарина равняется со мной, я мгновенно замечаю её покрасневшие глаза и лопнувшие сосуды, которые пугают. Она разбита и не может этого скрыть, а пропустить школу для перфекциониста подобно социальной смерти.

— Зарин, подожди!

Пытаюсь ухватить её за локоть, но подруга уворачивается, без стука открывает дверь физики и, извинившись за опоздание, заходит в кабинет.

Вхожу следом и слышу, как Александра Николаевна гневно отчитывает Зарину.

В школе запрещено краситься, разве что пудрой пройтись пару раз, чтобы скрыть высыпания или прыщи, не больше. Меры могут быть приняты самые радикальные, чтобы и другим неповадно было. К одиннадцатому классу мы уже привыкли: некоторые смирились, другие переболели; теперь в моде естественная красота, да и парни уже по-другому смотрят на тех девчонок, которые «штукатурят» себя.

7. Василина

— Прости меня, я была неправа! — покаянно говорю я, наблюдая за реакцией Зарины, желая услышать, что недопонимание исчерпано.

Она смотрит спокойно, болтая ногой. Читает меня, словно профайлер преступника, жутко, но я справляюсь, выдерживаю трудночитаемый взгляд, не отвожу свой. Ползут бесконечно долгие секунды, пока Зарина не решается прервать немую баталию.

— Почему ты никогда не спрашивала, что за записи я предлагала в Лампу? — неожиданно интересуется подруга, склонив голову слегка набок.

Её вопрос застаёт меня врасплох, потому что…

— Я думала, ты сама расскажешь, если посчитаешь нужным. — честно говорю я, не ожидав, что моя тактичность может привидеться безразличием и так сильно ранить.

— Ясно, — ухмыльнувшись, говорит Зарина и отворачивается к окну. — Знаешь, я долго думала, показать тебе или нет. Но сегодня утром, когда ты танцевала с этим… с Атласовым, решила, что ты должна знать.

Она резко спрыгивает с парты и стремительным движением оказывается подле меня. Подруга чуть ниже меня, но сейчас её напористость нивелирует любую разность между нами.

— Ты же помнишь, как в «Лампе» высмеяли, что моя мама наняла сопровождение себе на банкет? — спрашивает Зарина, и так зная ответ.

Конечно, я помню и помнила всегда.

На ней тогда лица не было, казалось, если б не врождённая ответственность, подруга и школу бы забросила.

Отовсюду слышались смешки и улюлюкания.

Было настолько противно, что взвыть хотелось от обиды за Зарину. Хорошо, что в классе атмосфера почти не изменилась, хотя она именно этого и боялась.

И хоть пост удалили на следующий день, комментарии он собрал немыслимо кровожадные.

А если вспомнить, что учителя мониторят паблики, в которых зависают школьники, то ситуация действительно была патовая. Никто не может предугадать, что повлияет на оценку. Никто не любит дрянные слухи и грязь.

Хорошо, что Зарина не опустилась до ссор с мамой, иначе случилась бы настоящая катастрофа, ведь у них прекрасные отношения.

— Да, помню, — голос мой предательски садится, но взгляд не увожу от пронзительных и требовательных глаз Зарины.

— Там была очень интересная фотография, маму видно, а вот жигало — нет, но у меня есть фотка с другого ракурса, — ища что-то в телефоне продолжает подруга. — Вот.

Показывает мне фотографию, на которой я сразу узнаю маму Зарины и… Атласова.

Прилизанные волосы, смокинг, прямая спина, — всё, что было на фотографии с поста. Конечно, мало кто узнал бы его. И я поняла ужасное.

— Тебе отклонили запись с этой фоткой? — потрясённо спрашиваю я, уже зная ответ.

— Дважды! — горько замечает Зарина.

— Зарин…

— Я не хочу, чтобы ты меня сейчас жалела. Тогда ты была рядом, и я это очень ценю. Только держись от этого подальше! — показав взглядом на телефон, перебила меня она.

Не могу выговорить ни слова, поэтому просто крепко обнимаю подругу, глажу её по спине, пытаясь поддержать и успокоить. К счастью, она не сопротивляется и приобнимает в ответ.

Я понимаю её чувства как никогда раньше.

Показалось, Зарина впервые действительно открылась. Она всегда была похожа на «Манускрипт Войнича», ту саму загадочную рукопись, к которой не подобрать нужный язык или символ, чтобы прочесть. А сейчас… стала такой близкой и по-хорошему простой.

Атласов не мог не знать, какая вакханалия творится в комментариях под провокационной записью, но он не сделал ничего, чтобы рассказать правду, позволил расползись самым гнилым слухам и домыслам.

А ведь один его комментарий мог развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов. Но он выбрал молчать или, наслаждаясь, наблюдать… Даже не знаю, что хуже.

Это трусливо и низко!

Обнимаю Зарину ещё крепче. Как многое она хранит в себе! Какая она сильная!

— Василин, я никогда тебя не предам! Что бы кто не говорил, — внезапно шепчет подруга, и я слышу, что она едва сдерживает слёзы.

Что же произошло? Дело точно не в вальсе!

Мы стоим обнявшись пока в дверь ломятся шумные семиклашки, которые грозятся её выломать: в замочной скважине сумели разглядеть силуэты, значит в кабинете кто-то есть и необходимо до нас достучаться, ведь Александра Николаевна не простит опоздание на урок, спросит не пять запланированных учеников, а ещё три к ним в придачу.

— Пойдём? — спрашиваю аккуратно.

— Да, надо бы. Только я сначала в дамскую загляну. Наталья всё равно заставит меня умыться, — возвращаясь к парте за рюкзаком, отвечает Зарина.

Открываем дверь и в проёме сразу появляются любопытные головы, а потом мы слышим шёпот: «Это она, да?», «Ага, она!». Вот и догадайся про кого из нас, сегодня уже и я могла стать звездой «Лампы» …

Не хочу оставлять подругу одну, поэтому в туалет мы идём вместе. Я делаю вид, что мне срочно нужно поправить блузку, пока Зарина смывает боевой раскрас.

Заворачиваю за угол к кабинкам и достаю телефон, чтобы проверить злосчастный паблик. Готовясь увидеть себя, ловлю шок от последней записи.

8. Василина

Внутренний голос неожиданно подсказывает, что мы могли записать Артёма в админы паблика опрометчиво. Мысленно хвалю себя, что не начала предъявлять обвинения сразу. И ответ Конова подтверждает догадку интуиции:

— Нравишься ты мне, Белова. Могла наехать, вы ведь думаете, что я админ, — с горькой усмешкой говорит он. Таким по-взрослому уставшим я Артёма ещё не видела. Он всегда казался мужественнее, ответственнее, увереннее своих друзей, но сейчас стал как будто ещё и мудрее.

— А это не так? — спрашиваю аккуратно и обращаюсь в слух, чтобы не пропустить ни одного слова. Сейчас важна даже интонация!

— Нет, уже год как не я, — трёт указательным пальцем переносицу и отвечает, сперва подумав, стоит ли сознаваться той, что уже успела напридумывать себе, не узнав ни алиби, ни характер вины. — Предложили хорошие деньги, продал.

От удивления делаю шаг назад и присаживаюсь на подоконник. Спиной касаюсь окна, и по всему телу пробегает разряд: от холода, от осознания. Ведь мы могли узнать это раньше, спросив прямо, без обиняков, а теперь сижу тут прибитая правдой, не зная, как отряхнуться от своей же недалёкости.

— А кому? — сиплю, потому что эмоции ударили по голосу, а ждать, пока они улягутся, не могу.

— Сам пытаюсь выяснить, — чувствую, что Артём признаётся через силу.

— Как это? Ты не знаешь, кто сейчас админ? — вскакиваю и заглядываю в глаза однокласснику, пытаясь понять, издевается, насмехается он или говорит правду. Когда его спрашивают в лицо, он не умеет юлить, уворачиваться; это и сила, и слабость, ведь сейчас он передо мной, как на ладони. Нет, всё-таки Артём не умеет врать.

— Если бы знал… — ударяет он кулаком в стену и отворачивается к окну. Зол и очень сильно, еле сдерживает себя. Наверное, если бы перед нами сейчас внезапно появился админ Лампы, от него не осталось бы и мокрого места.

— У тебя столько друзей, знакомых и никто не знает?

— Никто. Взломать тоже не получается, жалобы результата не принесли, я не знаю, как хакнуть этого гения! Иммунитет у него, — говорит хладнокровно, но за этим спокойствием читается не одна попытка достать «гения». Я верю, что Артём перепробовал все возможные методы, задействовав доступные ему ресурсы. Конечно, школьник не всё может, но у Конова всё же чуть больше связей, чем, например, у нас с Зариной. Причём своих контактов, не родительских.

— Зарина думает, что это ты… — зачем-то говорю очевидное, наверное, чтобы разрядить обстановку, мы оба выглядим сейчас потерянными и задумчивыми. Хотим размотать клубок, а не получается: разорвать нельзя, только распутать.

— Знаю.

— Я расскажу ей…

— Не нужно, — перебивает, не дослушав. Голос и взгляд вмиг становятся серьёзными, Коновскими.

— Почему? Она так ненавидит тебя, что может не заметить, кому ещё могла перейти дорогу. Над ней же прицельно издеваются, сломать хотят! — пытаюсь увести от версии о его оправдании, переведя всё внимание на последствия для Зарины, но одноклассника вокруг пальца не обвести.

— Я найду его! — резко поворачивается Артём и пристально смотрит мне в глаза.

— Тебе нравится Зарина или… — под вмиг потяжелевшим взглядом осекаюсь, не сумев задать важный вопрос.

Артём не отвечает, молча уходит со звонком. А я опять опоздала на урок. Тяжело входить в выпускной класс, точно!

Что ж, разговор был полезным и нужным. Хорошо, я успела включить диктофон, нужно будет обязательно дать послушать Зарине. Знаю, у неё камень с души упадёт, она может понять завистников и пакостников, но не предателей в собственном классе.

Когда прихожу на математику, 11 «Г» уже вовсю решает какую-то работу. Краем глаза замечаю, что Конов на урок не дошёл. Странно, раньше меня должен был прийти… Наталья Владимировна журит меня, как и всех других припозднившихся, у неё точно любимчиков нет либо она умело их прячет.

— Что пишем? — тихо спрашиваю у Зарины, наклонившись к её листку.

— Первую часть, — отодвигает лист на середину парты. — Не по вариантам.

— Давно начали? — заглядываю в тетрадь подруги, чтобы понять, сколько она успела решить.

— Со звонком. Спиши, сейчас уже не успеешь, — не отвлекаясь от решения задачи, шепчет Зарина, нахмурив брови. Она всегда так делает, когда пытается в уме посчитать.

Поднимаю глаза и встречаюсь с внимательным взглядом Натальи Владимировны. Нет уж, решу, сколько успею, но сама!

Включаю турборежим, но не успеваю даже прочитать 11 и 12 задания. Неплохо, но для целеустремлённой ученицы это беда. Как говорит Наталья Владимировна, первую часть мы уже должны решать без запинки даже со сна.

Я к этому только стремлюсь, но у меня обязательно получится!

Пока передаём тетради с последних парт на первую и нам раздают наши вторые, наклоняюсь к Зарине и делюсь:

— У меня есть доказательство, что Артём никакого отношения к «Лампе» не имеет!

— Мне всё равно, — пытается выглядеть беззаботной подруга, но замечаю, как дёрнулась её левая рука.

— И он поможет найти нам настоящего админа! — продолжаю тушить безразличие Амирхановой.

9. Василина

Урок начинается штатно, Наталья Юрьевна говорит, какие документы мы должны досдать, чтобы без лишней нервотрёпки ходить на пробники, которые в школе начнутся уже на следующей неделе, а в городе — с октября.

Она не пугает, лишь предупреждает и требует быть собраннее, ответственнее, ведь платное обучение с каждым годом дорожает, а мы не имеем права беззаботно сидеть на шее у родителей, будучи совершеннолетними. В нас многое вложили, нас обучают сильные педагоги, остаётся учиться и не лениться на финишной прямой.

В целом наш класс сильный, без лишней скромности можно сказать сильнейший в параллели, потому что мы дружны и всегда придём друг к другу на помощь. Отзывчивости и взаимовыручке нас научила как раз Наталья Юрьевна, хотя в пятый мы пришли дикарями, постоянно воюющими за свою парту и нужный нам вариант. Поэтому, когда мы подумали, что Артём зуб точит на Зарину, это нас обеих выкинуло из равновесия.

— А теперь небольшое объявление, но уже приятное, — учительница позволяет себе слегка улыбнуться. — Двадцать пятого мая у нас будет последний звонок. В этом году обучать вальсу будет лауреат международных конкурсов, наш выпускник. Он сам предложил помощь школе, поэтому мы с вами обязательно должны отблагодарить его уважительным отношением и примерным посещением всех репетиций.

А вот и то объявление, про которое упоминал Атласов. Интересно, откуда такая осведомлённость? У него будто всегда и всё схвачено, не школьник, а детектив какой-то!

Класс зажужжал, кто-то даже начал аплодировать, но быстро стих под строгим взглядом Натальи Юрьевны. Делу время, потехе час: попробуй оспорь, когда на тебя смотрят так серьёзно, не позволяя расслабиться и забыть, что ты без пяти минут взрослый ответственный гражданин. И это не пафос, чтобы приструнить, а мотивация стать сильнее себя вчерашнего.

— Репетиции начнутся уже в сентябре, чтобы не делать это наскоком в апреле, когда в голове должны быть, в первую очередь, школьные знания, а танец станет привычным и лёгким делом. Поэтому нас попросили уже наметить пары.

— Наталья Юрьевна, а можно самим выбирать? — выкрикнул Рыжов, воодушевленный по самые гланды. Он вообще пылал ярче всех, своим басом раззадоривая остальных.

— Да, Егор, пока можно самим. Если Дениса Алексеевича что-то будет смущать, он вас поставит, как нужно, — миролюбиво и слегка снисходительно ответила классная, ненадолго мирясь с нашим приподнятым настроением и расхлябанным поведением.

— Василин, солнышко, ты же знаешь, что моё пламенное сердце и выносливые ноги заняты только тобой, — продолжал выкрикивать Рыжов под общий смех и неодобрительное замечание Натальи Юрьевны. Казалось, в классе не осталось ни одного равнодушного, даже Зарина посмеивалась, правда скрывая, что поддалась всеобщему оживлению. Хмурым сидит лишь Артём.

— Выбор должен быть у каждого, Егор. Но первыми мы послушаем наших девушек. — тактично обрубая веселье, говорит учительница.

— Можно я первой сделаю выбор, Наталья Юрьевна, — неожиданно спрашивает Зарина, не поднимая руки.

— Хорошо, давай, Зарина, — одобрительно кивает учительница и, вооружившись ручкой и блокнотом, готовится записывать пары.

— Конов Артём! — в звенящей тишине голос подруги раздаётся, как раскат грома в июньском небе, и поражает абсолютно всех, даже Наталью Юрьевну, у которой рука застывает над страницей блокнота.

— Что скажешь, Артём? — взяв себя в руки, интересуется классная.

Конов, пропустивший математику, на русский всё-таки пришёл, но даже Олимпиада, судя по их ошпаренным удивлением лицам, не знали, где пропадал их лидер. Притаившись, все ждут ответа Артёма. Он понимает это и как будто специально выдерживает паузу, чтобы ошарашить всех не меньше Амирхановой:

— С удовольствием! — отрезал решительно.

Зарина победно улыбается, но не оборачивается, за неё это делаю я, чтобы увидеть Артёма. Он же только теперь выглядит расслабленным и, мне кажется, даже обрадованным, хотя успешно скрывает свои эмоции. Если это начало великого примирения, то четвертое сентября нужно пометить в календаре красным!

— Замечательно, одна пара есть. Кто ещё знает, с кем хочет разделить волшебные моменты последнего звонка?

Таким завуалированным вопросом, Наталья Юрьевна показывает, что рада началу примирения Зарины и Артёма. Как классный руководитель, она знает о нас всё и даже больше, поэтому всегда с осторожностью следит за отношениями этих двух, не вмешивается, но и не упускает из виду любую перезарядку оружия. За холодной войной нужен глаз да глаз.

— Василина? — спрашивает меня учительница, когда никто из девчонок не решился последовать примеру Амирхановой.

— Я не буду танцевать, — говорю твёрдо, чтобы не начали уговаривать.

— Солнышко, а как же я? — возмущенно всхлипывает Рыжов, приготовившись уговаривать похлеще продавцов восточного базара.

— Егор, — предупредительно утихомирил друга Артём, и тот сник. Слово лидера — закон.

— Хорошо, Василина, я тебя услышала, — принимая моё решение, ответила Наталья Юрьевна и записала что-то у себя в блокнотике. — Маша?

Через десять минут почти у всех, кто хотел танцевать, были пары из класса. Кому не хватило, классная обещалась найти либо из параллельного класса, либо из десятых. Разболтанный приятным распределением 11 «Г» так и не сумел собраться к концу урока, поэтому Наталья Юрьевна назначила ещё урок взамен этого, который больше похож был на классный час, чем на подготовку к ЕГЭ. Никто не возразил, понимая, это нужно нам, а не учителю. Лишь тяжко вздохнули.

10. Родион

Телефон вибрирует несколько раз, откладываю книгу и беру его, чтобы посмотреть чаты с сообщениями. Ненавижу, когда прерывают на самом интересном месте, потом нужно будет снова перечитывать главу целиком, чтобы погрузиться на ту же глубину, вернуться к тому же настроению.

Заказчик: «Неплохое взаимодействие, она согласилась танцевать?»

Родион: «Нет. Пока нет».

Заказчик: «Ладно, придумай, как уломать её. А фотка в Лампе мне понравилась, молодец!»

Родион: «Жду аванса».

Заказчик: «Сейчас отправлю. Но дело только начато, мне нужен результат!»

— Да будет тебе результат! — шиплю я, порядком вымотанный общением с анонимом, вычислить которого не получается, поэтому злюсь на всё и сразу. Сложно справиться с собственным бессильем, которое день ото дня множится, не видно конца и края непроглядной мгле.

Если б не хороший кэш, давно бы послал восвояси зазнавшегося «заказчика».

Заказчик: «Чек».

В подтверждение присылает файл, открываю, чтобы перепроверить. Жизнь научила сомневаться в каждом, даже в своём собственном отражении. Не всё то золото, что блестит, не всё то правда, что на поверхности. В этот раз обмануть вроде бы не пытаются, но воду мутят, чувствую это своей пяткой. Она у меня как Уаджет: компас, на правду заточенный.

Родион: «Принято. Дело будет окончено, как договаривались».

Заказчик: «Я рассчитываю. Есть фотография вашего танца?»

Вот же настырный, зубы сводит от маньячной щепетильности и педантичной дотошности. Мышьяк, а не заказчик.

Высылаю нашу с Беловой фотографию, её лицо, освещенное солнцем, и пронзительные глаза до сих пор мерещатся мне. Что, блин, это такое?!

Заказчик: «Красиво смотритесь! Сделай всё, чтобы она не устояла!»

Родион: «Принято!»

Раздражаюсь сильнее и от души матерюсь.

Детали были согласованы ещё летом, с фига ли сейчас нутро рвать мне каждый божий день. Не выполню, тогда посмотрим, выплачу штраф.

Даже крепости от одного удара тарана не падают, а тут Великая Китайская стена, измором не взять. Добить-то добью, но вот срок… Маловато взял себе, придётся ускориться.

Но как?

Вспоминаю сегодняшний день.

С вальсом, хоть и отшила, получилось эпично, хороший такой крючок. Колкость в сторону Амирхановой — чуть похуже. Беседа после уроков — форменный провал. Провалище!

Шёл на расслабоне, ушёл на прицепе, называется.

Это Амирханова начала меня расчленять взглядом, сыпать всякие дерзости в ответ, язвить. Василина же сидела между нами, как повелительница.

Откинув голову на спинку дивана, углубляюсь в воспоминания.

***

— Иди мимо! — рычит Амирханова, когда я присаживаюсь справа от Беловой. Зарина взглядом готова убить прямо здесь, на школьном дворе. Господи, её реально можно вывести парочкой постов в Лампе, чего тут ломать, уже вся распростёртая.

— Василин, тебя там Наталья Владимировна просила заглянуть, — спокойно говорю Беловой, демонстративно игнорируя её подружку. В ответ девчонка даже головы не поворачивает, молча кивает, наблюдая, как на поле мяч гоняют. Вымораживает!

— Всё сказал? Проваливай! — продолжает нагонять Амирханова.

Смотрю только на Белову, чтоб у неё всё лицо горело от моего взгляда, чтоб щёки разъедало, как от соды с уксусом. Чтобы дыхание сбилось, но оно, чёрт побери, ровное, я же вижу, как она спокойна! Амирханова закипает, как чайник, пытаясь испепелить взглядом меня. Нет, крошка, тебе ещё расти и расти до такого.

Вдруг у неё звонит телефон.

— Да, мам, привет. — меняется в голосе, словно секунду назад не была Измой, желающей устроить подлянку ненавистному мне.

На том конце провода что-то быстро говорят, не прислушиваюсь, всё моё внимание обращено на Белову. Взгляд её переместился на подругу и стал тревожным. Отлично, значит не снежная королева, раз на Амирханову эмоций не жалко!

От злости начинаю играть костяшками на руках, щелкать пальцами. Старая дурная привычка, которая выдаёт меня тем, кто может наблюдать за мной. Но Беловой безразлично. Когда я подходил к лавочке, мазнула по мне взглядом и включила режим игнора. С тех пор ничего не изменилось, выбранная тактика не дала сбоя. В ней нет превосходства, презрения, как в Амирхановой, тотальное равнодушие, словно я даже не пыль, которую нужно будет протереть, я — ничто. Недостойный.

Бесит!

Амирханова подрывается, пообещав матери, что скоро будет. Потом на миг застывает, словно разрываемая бесами на части. Бросает настороженный взгляд на Белову и потом полный ненависти на меня. Долго не решается оставить подружку наедине со мной, но уловив что-то в её настроении, прощается и убегает.

Про себя считаю, когда ломанётся Белова. Это же закон демонстративного игнора — сделать вид, что сидишь с пустым местом, поэтому можно и отчаливать. Так делают, когда хотят зацепить, столько раз в жизни ломал копья высокомерия, но сейчас, досчитав до двадцати, не выдерживаю.

11. Родион

Маффин: «Пошли на лыжку».

Внезапно, но кстати объявляется друг-спаситель и предлагает покататься на великах на лыжной базе. Фанатик спорта вечно вытаскивает меня, потому что ему одному скучно. Моё терпение на исходе, пытаясь придумать, как и что делать с Беловой дальше, загоняю себя в беспросветный мрак.

Родион: «Через десять минут на площадке».

Нужно развеяться, поэтому собираюсь быстрее обычного. Привычные треники, борцовка, удобные кроссы, наушники на случай, если Маффин вдарит и забудет, что где-то позади плетусь не такой спортивный я.

Заглядываю к Сашке, она сидит в наушниках и качает головой под громкий бит, который долетает даже до двери. Разошлись мы на странной ноте, она у нас взрывная, а тут просто молча ушла. Гложет это, поэтому подхожу и касаюсь её плеча, чтобы сильно не напугать. Она тут же вешает наушники на шею, вопросительно поглядывая на меня.

— Разочарована? — спрашиваю в лоб, у нас нет секретов, мы умеем разговаривать по душам, когда возникло недопонимание, лучше размешать соду, пока она не осела известью на дно. Уход от конфликта не есть его разрешение…

Сашка хмурится и поджимает губы, явно обдумывая ответ, чтобы не обидеть. Она у меня взрывная, но всё же воспитанная, может остаться господином крепкого словца, не высказав его.

— Да говори уже как есть! — взрываюсь, но голос не повышаю. Отучили кричать ещё в детстве, спасибо родителям, особенно маме, которая умеет быть настойчивой в вопросах чистоты языка и интонации.

— Василина хорошая…

— Ты откуда знаешь? У вас приличная разница, — перебиваю, присаживаясь в кресло, что стоит рядом с письменным столом Сашки.

— Они у нас вели математику в день самоуправления, так круто было, даже компашка придурошных молчала в тряпочку. — тепло вспоминает она об октябрьской традиции нашей школы, когда на день учителя старшеклассники сами превращаются в учителей и пытаются научить чему-нибудь мелких. И, если гоп-компания 6 «А», не бушевала, как говорит Сашка, то урок действительно удался. С их классом не могут порой справиться даже стажисты.

— Ну, если даже они молчали, — ухмыляюсь, кивая и признавая внушительность авторитета Беловой.

— Она рили краш, не юзай её! — сердито отвечает Сашка на непонятном мне языке, толкнув ногой моё колено. Прошу перевода её бургундского, и, закатив глаза, она всё-таки снисходит до пояснения.

— Я не использую. — отвечаю после того, как мне перевела на великорусский.

— А что ты делаешь? — неожиданно зло спрашивает сестрёнка.

— Полегче, мелкая!

— А что, неправда? Или ты странные заказы не берёшь? — прорывает Сашу, вижу по ней, что уже не может сдерживаться, хочет высказать всё, что накопилось. А собрала она по сусекам, видать, многое.

— Ты тоже слухи собираешь по школе?

— Я-то знаю, кто там стоит спиной на фотографии с мамой Зарины! Она тоже у нас урок вела и она крутая! — мрачнеет на глазах, сдирает с шеи наушники и кидает их на стол.

— Так надо было написать в комментах, что это я, — язвлю, отчего Сашка морщится.

— Я не предатель! — тихо и грозно говорит она, насупившись совсем как в детстве, когда пыталась доказать свою правоту.

— Сашка…— тяну я, успокоившись, — я не могу отказаться от этого заказа.

— Почему? — искренне и по-детски удивляется она, словно впервые в жизни слышит о каких-то преградах.

— Потому что штраф будет большой, да и… — замолкаю.

— Что и? Не тяни! — нетерпеливо требует сестрёнка, пододвигаясь на стуле к креслу и заглядывая мне в душу своими пронзительными глазёнками.

— Если б не я, нашли кого-нибудь другого.

— Зато про тебя не говорили бы чепуху! — обиженно бурчит Сашка.

— Брось, я знаю, что у меня не такая плохая репутация в школе, — щёлкаю её по носу, чтобы раззадорить и выбить признание. Она ещё мелкая, пока такие фокусы прокатывают, как будет повзрослее, придётся искать другие рычаги и приёмы манипуляции.

Получается:

— А я что, уже не в счёт? Моё мнение в пролёте?

— Нет, мелочь, ты мне очень-очень важна! — тянусь к Сашке и обхватываю за талию, чтобы пересадить к себе на кресло. Уворачивается, вырывается, но настроение её стремительно меняется, уже не может скрыть озорной улыбки. В итоге сдаётся и, смеясь, виснет у меня на шее.

— Когда у тебя следующие соревнования? — интересуется невзначай, пока трётся носом о моё плечо.

— Девятого сентября, — тереблю её волосы и целую в лоб. Сашка насмотрелась корейских дорам, и теперь такой поцелуй для неё— эталон нежности и заботы. Надеюсь, и эта мода пройдёт… У нас-то в лоб целуют совсем по другому поводу.

— Сильные есть соперники?

— Конечно, никогда не стоит их недооценивать!

— Говоришь, прям как мама! — хихикает она и щипает меня за бок. — Совсем взрослый стал. Кстати, что будем дарить маме, совсем чуть-чуть осталось до её дня рождения!

— Я уже купил, скажем, что от нас.

12. Василина

Атласов сидел с нами, словно святая букашка, о чём-то спрашивал, буравил меня взглядом.

Сколько сил и терпения мне потребовалось, чтобы не обращать внимание на него. Кредит доверия был исчерпан, поэтому его внимание изрядно напрягало.

— Посмотришь со мной фильм? — предлагает невпопад, было ощущение, что хотел сказать совсем другое.

— Не хочу, извини, — отвечаю как можно увереннее, стараюсь, чтобы голос не дрогнул и не выдал шока от его непроглядной наглости.

— Почему?

— Не хочу, чтобы ты был в моей жизни! — говорю откровенно, пусть и грубо.

Если бы он сидел вот так рядом, когда Зарина показала другой ракурс фотографии, выставленной в Лампе, я бы наговорила ему всякого. Но время прошло, я подуспокоилась.

Глаза Атласова темнеют, в них плещется первородная злость, он в ярости, которую еле-еле контролирует. Смотрю в эту бездну и не чувствую ничего. Он упал в моих глазах, я не хочу иметь ничего общего с таким подлым человеком.

— Посмотрим, Белова Василина! — наконец говорит он, резко встаёт и уходит со школьного двора.

Наталья Владимировна меня ждёт, ага. Мы с Зариной видели, как она уходила со школы с кипой тетрадей. Врун несчастный!

Ещё минут десять греюсь на солнышке, потом вызываю через приложение такси и жду машину уже у школьных ворот. Приезжает серая Лада, к счастью, быстро, таксист попадается приветливый, но не болтливый.

Наверное, по мне уже можно сказать, что одиннадцатый класс проехался катком. И это только начало, первая неделя сентября, а что будет в конце мая…

Пока за окном мелькают высотки, скверы и городской пруд, в голове рисую планы на вечер. Сначала нужно будет сделать уроки, учителя уже прилично задали.

Потом, конечно, подготовка. Начну с математики, почему-то на неё хватает сил каждый день, а вот с историей дела посложнее, нужно постоянно себя пересиливать, заставлять повторить хоть какой-нибудь материал.

— Спасибо, до свидания! — прощаюсь с таксистом, когда машина остановилась прямо возле наших ворот.

— Всего доброго! — отзывается он и уже принимает другой заказ на телефоне.

— Василина, привет! — зовёт меня знакомый голос, поворачиваюсь и наконец замечаю Карину.

— Привет! — улыбаюсь, — давно не виделись!

И это правда. Карина — сестра Зарины, мы с детства очень хорошо общаемся, но в последнее время Карина ударилась в учёбу, и наши встречи стали редкими.

Хотя Зарина тоже погрязла в своих подготовках и факультативах, её я вижу каждый день, Карина же учится в другой школе, отчего общаться сложнее.

Они хоть и сёстры, совсем не похожи.

У Зарины восточная внешность, большие карие глаза, обрамлённые шикарными ресницами, Карина, наоборот, светленькая, голубоглазая, как истинные поволжские татары.

Нам всегда казалось, что ей не очень подходит её имя, но все уже привыкли, и теперь Карина — олицетворение предутреннего света, когда полнеба ещё в ночи.

Сёстры как инь и ян, дополняют друг друга, хоть и ссорятся часто.

— Да, давно, — соглашается она и шагает навстречу, чтобы обнять.

— Долго ждёшь?

— Да нет, извини, что без предупреждения, просто… не знаю, с кем поговорить, — виновато говорит она, потупив взгляд.

— Что ты! Я тебе всегда рада, пойдем! — приглашаю войти, открывая калитку и пропуская Карину вперёд.

Мы заходим в дом, раздеваемся, переобуваемся каждый в тапочки, Зарина и Карина нередкие гости, поэтому у них есть свои.

— Я скучала, — поглядывая на ноги, вздыхает Карина.

— Чай будешь?

— Лучше кофе, если можно, — отвечает, следуя за мной на кухню.

— Конечно, можно, что за вопрос, а? — журю её.

Она сама на себя непохожа сегодня, даже одета так, словно схватила первое попавшееся в шкафу.

Наверное, разговор будет о чём-то серьёзном, Карина выглядит мнительной и потерянной, хотя знает в нашем доме каждый уголок.

— Как у тебя дела? Как одиннадцатый класс? — спрашиваю, размешивая сахар в чае.

— Уже пробниками запугивают, а в интернете снова обсуждают отмену ЕГЭ, живёт как на пороховой бочке, — делится актуальным.

— Ты прям наши дни описываешь, — усмехаюсь с горечью.

Выпускник выпускника всегда поймёт, даже если разные школы.

— А у тебя что нового? У вас в классе нет новеньких?

— Да всё по-старому, привычный режим усиленной подготовки. Нет, вроде и не должно быть, нас и так под тридцатник, — делаю глоток обжигающего чая. — А ты чего кофе не пьешь?

— Да, сейчас.

Карина опять замирает, глядя на кухонный гарнитур, точнее в одну какую-то точку. Не тороплю её, наберётся смелости и сама расскажет, почему пришла так внезапно.

— Василин, я узнала, что не должна была знать. Никогда! — признаётся она.

13. Василина

— Белова, ты уже в воскресенье улетела? — толкает меня ручкой в бок Зарина.

Смотрю на неё затуманенным взглядом, выплывая из раздумий. В голове крутятся отголоски вчерашнего разговора с Кариной, её отчаяние, моё немыслимое удивление. Шок и общий страх.

— Что? — спрашиваю медленно.

— Словарный диктант сам себя не напишет, Василин! — шипит в ответ подруга и стучит ручкой о парту, указывая на сложенный чистый лист передо мной.

— Всё, завершаем, передаем с последних парт на первые! — сообщает Наталья Юрьевна.

— Что с тобой сегодня? — выхватывая мой лист, Зарина начинает что-то быстро на нём писать.

Слежу за её махинациями сквозь, словно она не мне помогает. И вообще я не на уроке у своего классного руководителя, которому обещала взять себя в руки и исправиться.

Зарина сдаёт оба листочка, заметно выдыхая и обращая на меня всё своё негодование.

У нас никогда не было глобальных секретов друг от друга, и теперь я чувствую себя словно в цилиндре, наполовину наполненном водой. Если сверху ещё и крышку надеть, то можно уже не трепыхаться.

— Задумалась…

— О чём?! — по её лицо пробегает тень возмущения.

— Я… — не нахожусь, что придумать, замираю на выдохе, беспомощно моргая глазами.

— Я проверила ваши сочинения и должна вам сказать, 11 «Г», что вы расслабились. За лето единицы из вас вспоминали, что основной экзамен по русскому языку! — держа в руках пачку тетрадей, отчитывала нас Наталья Юрьевна. — Сейчас я прокомментирую каждую из работ, пока остальная часть класса будет самостоятельно отрешивать первую часть. Открываете первый вариант в сборнике и вперёд!

У всех на партах зашелестели страницы, только мы с Зариной сидели не шелохнувшись, она всё ещё ждала моих объяснений, а я не могла выдержать её взгляда.

Всю ночь думала о том, могла ли подруга знать, что её удочерили. Наверное, нет. Карина сказала, что документы были хорошо спрятаны, чуть ли не в сейфе. Да и Зарина никогда мне не рассказывала ничего такого.

Нет, она точно не знает. Если она узнает, правда её раздавит. Мы с Кариной договорились хранить в секрете. Но, боже, как же сложно не смотреть на подругу с сочувствием.

Нет, у неё прекрасная мама, сестра, отец тоже был удивительный, пока его жизнь не забрал инфаркт. Её не нужно жалеть, и всё же… Одна правда и семья превращается в стеклянный дом, который легко разобьёт камень.

Страшно, до ужаса страшно!

— Наталья Юрьевна, можно выйти? — не нахожу ничего лучше, чем сбежать.

— Да, конечно, — открывая очередную тетрадь, ответила классная.

Подхватив телефон, вылетаю из кабинета. Стремглав несусь на первый этаж, подальше от русского.

Облокотившись на перила, замираю, прислушиваюсь к себе. Хоть бы я смогла держать язык за зубами, хоть бы не стала смотреть на Зарину с жалостью, она этого не выдержит. Если уже на второй день заподозрила что-то неладное, дальше будет ещё сложнее.

Это не моя тайна. Так? Так. Мама Зарины сама решит, рассказать ей или нет. Вспоминаю о трёх вопросах Сократа, особенно о пользе рассказанного, и успокаиваюсь.

Я смогу держать это в тайне!

Бесцельно иду по первому этажу, прохожу гардероб, заворачиваю в рекреацию, подхожу к деревянным лавочкам, что стоят подле миниатюрного ботанического сада.

Любуюсь цветущими растениями, от которых исходит по-осеннему терпкий аромат. Смахиваю пыль с ближайших листов и пропускаю момент, когда скамейка тяжелеет под весом неожиданного соседа.

— Привет, Белова Василина! — почти на ухо шепчет мне Атласов.

Его низкий голос сложно не узнать, особенно когда он стал ненавистным. Молчу в ответ, всё, что хотела, я сказала вчера. Добавить нечего.

Краем глаза замечаю, как он садится ближе, чтобы наши колени соприкасались. Неприятное ощущение, хочется одернуть ноги и вообще пойти уже на урок. Но Атласова игнорировать легче, чем Зарину, выбираю меньшее из зол.

Достаю телефон из внутреннего кармана пиджака, включаю мобильные данные и тут же сыпятся уведомления.

И вдруг телефон зависает, точнее начинает жить своей жизнью. Вижу, как открывается телеграм, какая-то новая переписка, пытаюсь смахнуть её, но экран не реагирует на мои прикосновения. Зато притихший рядом Атласов быстро перебирает пальцами.

Любимый: «Не люблю, когда ты молчишь…»

Контакт, которого у меня никогда не было, записанный словом, которым я никого не называла, строчит мне сообщения одно за другим!

Любимый: «Василина, поговори со мной!»

И смайлик с глазами кота из Шрека.

Оборачиваюсь на Атласова, вижу его хитрющую улыбку и задыхаюсь от возмущения. Хочу ответить сообщением, но телефон по-прежнему попирает моё терпение.

Хочу уже перезагрузить предателя, как замечаю, что «Любимому» от моего имени прилетел ответ.

Василина: «Не могу долго на тебя дуться…»

— Прекрати! Что это всё значит? — прочитав и не поверив своим глазам, вспыхиваю я.