Сломленный рыцарь

Пролог

Последние несколько лет я точно знала, что отец выберет мне мужа. Продуманный брак по расчёту, как и всё в нашем мире. Я слышала, как тикают часы, отсчитывая последние секунды моей свободы. Но где-то глубоко внутри, в наивной девичьей душе, теплился огонёк надежды. Надежда на то, что мы с ним, кем бы он ни был, сможем… полюбить друг друга. Как мои родители.

Маму когда-то выдали замуж как подношение, чтобы закрепить перемирие между враждующими семьями. И пусть Франческо Альфьери сложно назвать хорошим человеком и любящим отцом, свою жену он боготворил. Это была его единственная слабость, пожалуй. Но идиллия длилась всего двадцать семь лет.

Шесть лет назад всё рухнуло. Помню тот день, как будто это было вчера. Мама ушла на шопинг и… не вернулась. Не сбежала, не предала. Её убили. Взорвали в машине, когда она возвращалась домой. Месть отцу за уничтоженный склад оружия.

Потеря, шок, горе захлестнули нас. Отец мгновенно закрылся в себе, сосредоточившись на процветании своего клана и укреплении власти. Ему было плевать на своих детей. Мы с сестрой стали для него расходным материалом в его кровавой игре. Возможно, он возненавидел нас за то, что мы живые копии матери: те же каштановые волосы, глубокие карие глаза, ямочки на щеках.

Как, например, случилось с моей золовкой, о чьей трагической судьбе я узнала в день собственной свадьбы. День, который должен был стать началом, превратился в ад. Микеле де Лука, мой муж, убил собственного отца. Анджело де Лука отрёкся от Марселы, его сестры-близнеца. Он разлучил её с любимым ещё в детстве, но они встрелись снова, пусть и в не лучших обстоятельствах. А причина довольна глупа — старший де Лука не хотел связывать себя с вражеской организацией. И Марсела напоминала ему покойную жен.у

Моя же история куда прозаичнее, лишена всякой романтики. Я девушка. Вот и вся причина. Франческо Альфьери жаждал власти и продолжения рода, ему нужен был наследник. Но фортуна отвернулась от него — две дочери. Пока мама была жива, он терпел нас, скрывая неприязнь под маской отцовской любви. После её смерти он показал своё истинное обличие.

Моя сестра, Стефани… Ей тогда было двенадцать. Милый ребёнок, лучик света в нашем мрачном мире. Но смерть мамы сломала её. Она связалась с дурной компанией, и с годами это привело к бесконечным вечеринкам, сомнительным мальчикам, алкоголю и сигаретам. Стефани облажалась на одной из своих безумных вечеринок. Компрометирующие фотографии, запятнанная честь… Именно из-за её безрассудства я оказалась замужем за новым капо семьи де Лука.

Отец, узнав о фотографиях, пришёл в ярость. Чтобы спасти нас от позора, от шепотков за спиной и презрительных взглядов, отец заключил сделку с Анджело. Франческо хотел выдать Стефани за Микеле. Восемнадцатилетнюю безрассудную девушку замуж за человека, который старше её на восемь лет, да ещё и известен своей безжалостностью на бойцовских рингах…

Сестра сама виновата, а её поведение, мягко говоря, отвратительно. Она знала, как быстро распространяются слухи в нашем мире. Но я не могла допустить их брака и должна была защитить Стефани, даже ценой собственного счастья. Она — мой единственный близкий человек в этом жестоком мире.

— Папа, — начала я, голос дрожал, но я старалась говорить твёрдо. — Ты не можешь этого сделать.

— Не могу? — отец смерил меня равнодушным взглядом. — Репутации семьи важнее твоих чувств.

— Но ей всего двенадцать! А Микеле…

— Он будущий капо, — перебил отец. — Идеальная партия.

«Для кого? Для семьи, для бизнеса, для его власти… Но не для Стефани!»

— Тогда отдай ему меня, — выпалила я, не успев обдумать эти слова. Они вырвались сами собой, продиктованные страхом за сестру и решимостью защитить её.

Отец молчал несколько минут, и потом… кивнул. Как будто речь шла не о моей жизни, а о партии товара.

И поначалу я даже почувствовала облегчение и небольшую радость. Микеле невероятно красивый мужчина из богатой семьи, будущий Капо, который должен будет занять место отца. Но под безупречной внешностью скрывался бесчувственный монстр. И к сожалению, осознала я это слишком поздно, когда клетка захлопнулась, а ключ был выброшен в бездонную пропасть.

Брак с монстром стал моей погибелью. Опьянённая его опасным обаянием, я влюбилась. Мечтала, что однажды он увидит во мне настоящую спутницу, с которой можно разделить свои тёмные тайны и страхи. Я носила под сердцем плоды нашей порочной, извращённой любви, а он хладнокровно разрушил меня, растоптал душу и превратил все мои светлые мечты в пыль. И когда, собрав осколки разбитого сердца, я, наконец, решилась попросить развод, Микеле, с холодной усмешкой, искривившей его прекрасные губы, произнёс лишь одно слово:

— Никогда.

Глава 1/1. Серафина

Мне говорили, что волнение в день свадьбы — нормально. Бабочки в животе, трепетное ожидание, предвкушение новой жизни. Но это не про итальянские свадьбы мафиози. Сегодня в «важный» для меня день, съедется огромное количество мужчин со своими женщинами из разных кланов Каморры. И мало того, что придётся выдержать демонстрацию силы и фальшивых улыбок, так ещё завтра нужно предоставить им всем кровавые простыни. Старомодная сицилийская традиция, варварский ритуал, вышла за пределы Палермо и распространилась почти по всей Италии. В том числе и в Неаполе, где теперь я буду жить в поместье моего мужа.

Отвратительно. Хотя мне нечего бояться — я до сих пор девственница — но сама мысль о том, что нужно выставлять на всеобщее обозрение нечто настолько личное, вызывала во мне тошноту. Гораздо больше меня тревожила сама брачная ночь. Да, я изучала вопрос, у меня есть несколько «помощников» в виде книг и журналов, но всё равно пугает. Даже больше, чем выйти замуж за Микеле. Потому что он… потрясающий.

До того, как отец объявил о свадьбе, я уже знала Микеле. Мы встречались на различных мероприятиях, обменивались вежливыми фразами, но нас нельзя было назвать друзьями. Однако в последние недели, предшествующие этому дню, мы встретились несколько раз в уютных кафе, гуляли по тенистым паркам, стараясь узнать друг друга поближе, спланировать нашу свадьбу.

К сожалению, наши моменты вместе были омрачены похищением его сестры, и у него не всегда находилось время для наших встреч. Но Микеле старался, и я была безмерно благодарна. Когда через час я буду стоять рядом с ним перед алтарём, то буду знать, что мужчина, которому поклянусь в верности, не просто незнакомец. Конечно, мы ещё не так хорошо знаем друг друга, но я чувствовала, что у нас… может что-то получиться. Искра, промелькнувшая между нами, давала мне надежду.

Именно поэтому я так переживала из-за предстоящей близости. Микеле не был известен тем, что пытается залезть под юбку каждой девушки — в нашем кругу ходили слухи, что он вообще был довольно сдержан в этом плане — но у него, несомненно, есть опыт. А я… невинна, как агнец на заклание.

— Фина, ты уверена? — Взволнованный голос Стефани вернул меня в реальность. Моя младшая сестра стояла рядом со мной перед зеркалом, нервно теребя кружевной край своего платья подружки невесты. — Давай я поговорю с Микеле? И с папой? Может, получится их остановить? Или чтобы всё-таки я вышла за него замуж? Как-никак это всё из-за меня.

— Нет, Стеф, — я положила руку ей на плечо, пытаясь передать ей хоть частичку своего спокойствия, хотя сама дрожала изнутри. — Я хочу этого.

— Что? — Стефани резко отдёрнула руку и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. — Подожди! Я чего-то не знаю? С каких пор ты хочешь выйти замуж за Микеле? Только не говори, что… ты влюбилась в него?

— Ну… «влюбилась» — слишком сильное слово… — я замялась, чувствуя, как предательский румянец приливает к щекам. — Но… да, он мне нравится.

— Фина! — Стефани вздохнула и схватилась за голову. — Ты хоть понимаешь, во что ты ввязываешься? Микеле… он…

— Он какой? — раздражённо перебила её. — Скажи мне, Стеф, что ты знаешь такого о нём, чего не знаю я?

Сестра замолчала, нервно кусая губы и отведя взгляд.

— Стеф! — Я повысила голос.

Она вздрогнула и, наконец, посмотрела мне в глаза. Её взгляд был полон страха и… жалости.

— Я видела, как он дерётся на ринге… Он… опасен. Жесток. Я умоляю тебя, не связывай свою жизнь с таким человеком.

— Все мужчины в нашем мире опасны, Стеф, — устало ответила я. — Ты просто боишься за меня.

— Он сломает тебя, Фина! — она в отчаянии сжала мои руки.

— Хватит! — я резко оборвала её, голос сорвался на крик. — Не говори так! Ты ничего не знаешь о нём!

— Знаю! — упрямо твердила Стефани, её глаза горели фанатичным огнём. — Он обманывает тебя! Играет! И я не позволю тебе выйти за него замуж, обрекая себя на несчастье!

Я отвернулась, не желая слушать её. Слова сестры ранили меня, но я отказывалась верить в её мрачные пророчества. Да, внешне Микеле был жесток, но в нашем мире нельзя по-другому. И я видела его другую сторону: скрытую нежность, заботу. Когда он рассказывал о своей сестре, я видела, как сильно он её любит, и как его уничтожила новость о том, что Марсела вышла замуж за Алессио Моррети, нашего врага.

«Разве может такой человек быть бесчувственным монстром?»

— Фина… — Стефани прикоснулась к моему плечу. В её голосе теперь слышалась мольба. — Пожалуйста, давай ещё раз всё обдумаем. Есть другой выход…

— Нет, Стефани, — я повернулась к ней, с трудом сдерживая слёзы. — Это не только мой долг… я искренне этого хочу.

— Но… — начала было Стефани, но я перебила её, решительно качая головой.

— Это не обсуждается! Я надеюсь, что у нас с Микеле всё получится. И хочу, чтобы в этот важный для меня день ты была со мной рядом. Улыбалась и была счастлива за меня. Прошу тебя, Стеф.

Сестра тяжело вздохнула, понимая бесполезность дальнейших споров. Когда я принимаю решение, меня не переубедить. В её глазах всё ещё плескалась тревога, но она кивнула и выдавила из себя слабую улыбку.

Глава 1/2. Серафина

В комнату вошёл отец в безупречном чёрном костюме с синим шелковым платком в нагрудном кармане. Его лицо сегодня казалось… странным. Напряжённым, каким-то отстранённым.

Франческо скользнул по мне быстрым, избегающим взглядом и коротко бросил:

— Серафина, пора. Машина ждёт.

Сердце забилось в груди с бешеной скоростью. Вилла семьи де Лука. Место, где состоится церемония. Не церковь, как принято, а их родовое поместье.

До свадьбы я всего пару раз была в Неаполе, так как наш дом находится в Казерте. Сейчас, покидая его, я чувствовала, как меня охватывает смутное беспокойство. Неизвестность пугала. И ещё больше… страх за Стефани.

«Что с ней будет здесь, наедине с отцом?»

Взгляд невольно упал на фотографию матери в рамке на комоде. Горькое сожаление кольнуло сердце — дом хранил столько драгоценных воспоминаний о ней…

— Серафина? — Голос отца прозвучал резче, с явной ноткой раздражения. — Ты чего застыла?

Я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Улыбнулась своему отражению и решительно повернулась к двери. Что бы ни случилось, я должна быть сильной. Только такая женщина сможет выжить рядом с главой преступной семьи.

Спустившись по широкой мраморной лестнице, я вышла на залитую солнцем террасу. У ворот уже стоял чёрный лимузин, отполированный до блеска. Франческо, не дожидаясь меня, сел в машину.

На крыльце стояла Тереза, моя няня, её глаза были полны слёз.

— Береги себя, Фина, — прошептала она, крепко обнимая меня. — Позвони, как только сможешь. И будь счастлива, моя девочка.

— Обязательно, — прошептала я в ответ, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.

Отстранившись от Терезы — единственной, кто по-настоящему заботился обо мне последние годы, — я скользнула в прохладный салон лимузина. Стефани последовала за мной, села рядом и молча взяла меня за руку. Отец, как обычно, был погружен в свои дела. Всю дорогу он провёл, уткнувшись в телефон, словно происходящее его совершенно не касалось.

Я тоже молчала, стараясь не заплакать, глядя на проносящиеся за окном пейзажи. Знакомые улицы Казерты вскоре сменились извилистой прибрежной дорогой, ведущей в Термини. Пальмы вдоль обочины мелькали за окном, сливаясь в зелёную полосу, за которой изредка проглядывало синее, бескрайнее море. С каждым километром, приближающим нас к вилле, сердце билось всё сильнее.

Машина остановилась перед массивными коваными воротами, украшенными замысловатым орнаментом. Вилла раскинулась на холме, недалеко от пляжа Кала-ди-Митильяно, поражая размахом и роскошью. Белоснежные стены, терракотовая черепица, зелень садов, спускающихся к морю.

У ворот уже стояло несколько чёрных бронированных внедорожников. Из них выходили гости — мужчины в дорогих костюмах, женщины в изысканных платьях — и с каждой минутой их становилось всё больше.

Свадьба больше напоминала демонстрацию силы двух могущественных семей Каморры. В воздухе витало торжественное напряжение, смешанное с возбуждённым гулом разговоров, и приглушённым смехом.

Дверь лимузина распахнулась. Я вышла, ощутив на себе десятки любопытных взглядов. Грудь сжалась от волнения, но, сделав над собой усилие, подняла подбородок и шагнула вперёд. Навстречу своей новой жизни.

У входа нас встретила синьора Бьянка, организатор свадьбы, с профессиональной, но немного наигранной улыбкой.

— Серафина, cara[1], ты выглядишь потрясающе! — воскликнула она, целуя меня в обе щеки. — Стефани, рада тебя видеть! Прошу вас, дорогие мои, проходите.

Мы с сестрой последовали за ней по мраморному полу просторного холла. В роскошной комнате, оформленной в кремовых тонах, нас ждал круглый стол из полированного дерева, окружённый креслами с высокими спинками, обитыми светлым бархатом. Стены украшали изысканные гобелены, а в воздухе витал удушливый аромат лилий. Здесь нам предстояло дождаться начала церемонии. Несмотря на страх, я с нетерпением ждала этой новой главы, надеясь на долгожданное счастье.

— Ты готова? — тихо спросила Стефани.

— Да.

Сестра кивнула, её пальцы нежно сжали мою ладонь.

— Ты сильная, Фина. У тебя всё получится. Что бы ты ни задумала.

«Её слова прозвучали как напутствие, благословение… или как прощание?»

Я ещё раз взглянула на своё отражение. Белое шелковое платье идеально облегало фигуру, подчёркивая талию и плавно расширяясь книзу пышной юбкой. Глубокий вырез открывал ключицы и шею, которую украшало тонкое бриллиантовое колье. Тёмные волосы были уложены в сложную причёску, несколько непослушных локонов обрамляли лицо. Лёгкий румянец на щеках, губы, подкрашенные нежно-розовой помадой, слегка дрожали.

Поправила фату и глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Раздался стук в дверь, и обернувшись, увидела отца на пороге.

— Серафина, — он медленно приблизился, внимательно осматривая меня. — Ты очень красива. — его голос был непривычно мягким. — Если бы твоя мать видела тебя сейчас… она бы очень гордилась. Ты поступила храбро, защищая сестру и честь нашей семьи.

— Спасибо, отец, — к горлу подступил ком. Я старалась казаться стойкой, но слова о матери вызвали щемящую боль в груди. Мне так не хватало её сейчас… её мудрых советов, поддержки. Хотелось бы, чтобы хоть на миг…

Глава 1/3. Серафина

Микеле сделал шаг навстречу и уверенно принял мою руку от отца. Его прикосновение было неожиданно крепким, но не давящим. Тепло его ладони проникло сквозь кожу, наполняя странным спокойствием. Вся нервозность и волнение улетучились, оставив лишь это мгновение.

— Позаботься о моей дочери, де Лука, — с нажимом произнёс отец.

Микеле едва заметно усмехнулся.

— Серафина будет безопасности рядом со мной, Франческо, — ответил он ровным, спокойным голосом. — Я позабочусь о ней.

Отец коротко кивнул и отступил, растворяясь в толпе гостей. И вот я осталась одна. Лицом к лицу с человеком, который через несколько минут станет моим мужем.

Микеле слегка наклонился ко мне, и его тёмные глаза потеплели.

— Ты великолепна, il mio fiorellino.[1]

Он произнёс так просто и обыденно, будто называл меня так всю жизнь. Но неожиданной нежности в его голосе, от самого слова «цветочек», по телу разлилось приятное, согревающее тепло.

— Спасибо, — я заставила себя поднять на него взгляд, надеясь, что голос не дрогнет. — Ты тоже… выглядишь безупречно.

Моя неуклюжая попытка светской беседы вызвала у него мимолётную усмешку.

— Я знаю, это не совсем то, о чём ты мечтала, Серафина, — сказал он тихо, и его большой палец мягко погладил костяшки моих пальцев. — Наш мир живёт по своим законам. Но я даю тебе слово, я всегда буду тебя уважать. Не нужно бояться меня.

Сердце пропустило удар, а затем забилось ровнее и спокойнее, чем прежде. Микеле не обещал мне сказку. Нет, это было нечто более важное и реальное — уважение.

— Я верю тебе.

— Вот и хорошо, — он чуть сильнее сжал мою руку, словно скрепляя нашу устную договорённость. — Давай начнём нашу новую жизнь вместе.

Мы вместе повернулись к падре, который, сложив руки на груди, терпеливо ждал нас под аркой из белых роз. Началась церемония. Я слушала каждое обещание, каждую клятву, и задавала себе вопрос: сможет ли этот сдержанный мужчина рядом со мной исполнить их? Смогу ли я?

Я украдкой взглянула на своего жениха, и он слегка улыбнулся. В тот миг я позволила себе поверить, что всё может получиться. Что брак, начавшийся как сделка, действительно может перерасти во что-то настоящее.

— Микеле де Лука, согласны ли вы взять в жены Серафину Альфьери, любить её, оберегать её, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Согласен, — уверенно и чётко ответил Микеле.

Падре перевёл свой добрый, немного усталый взгляд на меня.

— Серафина Альфьери, согласны ли вы взять в мужья Микеле де Лука, любить его, почитать, быть ему верной женой, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как пальцы Микеле в моей ладони чуть напряглись в ожидании. Это был мой выбор. В рамках тех обстоятельств, что мне достались.

— Согласна.

— Перед Богом и свидетелями, я объявляю вас мужем и женой, — торжественно провозгласил падре. — Жених, можете поцеловать невесту.

Я затаила дыхание и прикрыла веки, готовясь к поцелую, который должен был скрепить наш союз, стать первой строкой в нашей общей истории. Я ждала хотя бы искры, намёка на тепло, обещания…

Но когда его губы коснулись моих, меня будто окатило ледяной водой.

Прикосновение было коротким, сухим и абсолютно безжизненным. Формальность. Печать на контракте. Он отстранился так же быстро, как и приблизился, не оставив после себя ничего, кроме холодка на моей коже. Горький комок подступил к горлу, а та робкая надежда, что всего несколько минут назад согревала моё сердце, рассыпалась в прах.

Разум твердил, что глупо ждать любви с первого дня, но наивное девичье сердце отчаянно цеплялось за иллюзию. В памяти пронеслись наши редкие встречи: как его пальцы нежно переплетали мои, когда он помогал мне выйти из машины; как его рука уверенно легла мне на талию, прижимая к себе во время танца. Тогда в его взгляде и жестах мне виделась скрытая нежность…

«А может, я просто хотела её видеть?»

Но сейчас, стоя перед ним в свадебном платье, я поняла, насколько наивными были мои мечты. Все воспоминания оказались лишь призрачными обрывками сна, не имеющими ничего общего с холодной реальностью.

Вокруг гремели аплодисменты, звенели бокалы, доносились радостные возгласы гостей, но я ничего не слышала. Микеле уже отвернулся от меня и с вежливой улыбкой принимал поздравления. Он, казалось, совершенно не заметил моей внутренней бури, и его безразличие ранило глубже всего. Мне пришлось натянуть на лицо дрожащую улыбку, заставляя одеревеневшие мышцы, изображать счастье, которого не было.

Я знала, что настоящие чувства — не вспышка пламени, а тлеющий уголёк, который нужно бережно раздувать. Возможно, мне стоило набраться терпения, дать нам шанс. Но с каждым ударом сердца в груди разрасталось щемящее чувство одиночества. И где-то в глубине подсознания назрел вопрос: смогу ли я когда-нибудь разжечь огонь в сердце Микеле, или мне суждено навсегда остаться красивой вещью в его доме, узницей в позолоченной клетке рядом с мужчиной, которому я совершенно безразлична?

Глава 2/1. Микеле

Физическая боль, будто под рёбрами медленно проворачивали зазубренный камень, сменилась глухим гневом, из-за которого каждый вдох давался с трудом. Звуки праздника отдалились, превратившись в назойливый, неуместный шум. Смех резал слух, музыка казалась фальшивой. Кровь гулко стучала в ушах, заглушая всё, кроме яростного биения собственного сердца.

Всё это — из-за неё. Из-за того, что я увидел свою близняшку.

Желание уничтожить всё вокруг стало почти неконтролируемым. Сорвать с потолка гирлянды, раздавить под каблуком хрустальные бокалы, заставить замолчать проклятую музыку. А потом заняться Алессио Моррети.

В голове уже прокручивался каждый шаг. Не спеша. Сначала пальцы, которыми он её касался, — переломать их один за другим, наслаждаясь звуком хрустящих костей. Затем челюсть, чтобы он больше не смог произнести имя Марселы. И в конце откромсать его чёртов член, засунуть ему в глотку и смотреть, как он захлёбывается собственной кровью и плотью.

Но потом… я увидел то, что изменило моё решение.

Нет, по-прежнему хотел его смерти. Но взгляд Марси, обращённый к нему, остановил меня. В нём не было страха, только нежность, доверие. И грёбаная любовь.

Видеть это было подобно яду, который медленно проникал под кожу, отправляя душу. Но я понял, почему Марси осталась с ним. Почему предала нашу клятву, оставив на месте моего сердца зияющую дыру. Сестра выросла из-под моего крыла. Ей больше не нужен был просто защитник. Она нашла партнёра. Алессио видел в ней равную себе — королеву для короля, тьму для своей тьмы.

Единственным хорошим во мне была безусловная, всепоглощающая любовь к сестре. Она была светом для моей тьмы, в которую я погрузился в шестилетнем возрасте. В ту ночь, когда Марси увидела, как наш отец хладнокровно убил двух мужчин в своём кабинете. Тогда беззаботный ребёнок во мне умер. Я стал её щитом. Её рыцарем. Её бронёй от жестокости нашего мира. Последней преградой для любой угрозы.

С годами, после многочисленных «уроков» отца, я сломался. Перестал бороться с тем, что жило внутри, и позволил монстру взять верх. Это не метафора. Там действительно есть чудовище, и оно берёт контроль, когда всё становится слишком… много. Его присутствие рождается где-то в солнечном сплетении, а шёпот, похожий на скрежет ножа по кости, заглушает мои собственные мысли. А потом сознание просто гаснет.

Но я тщательно скрывал его от Марси. Она думала, что у меня просто внутренние демоны, которых я выплёскиваю в боях без правил. Отчасти, правда. Мне нравилось чувствовать хруст костей под кулаками, тепло чужой крови на коже и слышать предсмертный хрип противника.

Но настоящая причина, по которой я снова и снова выходил на ринг, — мой монстр. Я не мог позволить ему взять верх рядом с сестрой. Он бы её уничтожил, потому что Марси — моя единственная слабость, а он ненавидит уязвимости. Поэтому я кормил его. Часами избивал на ринге конченых отморозков или выбивал дерьмо из наших должников, ломая им кости в грязных переулках. Негласный договор между нами: я даю ему насилие и кровь, которых он жаждет, а взамен он не трогает Марселу.

Каждая слезинка сестры, когда она умоляла меня остановиться, когда пыталась достучаться до меня, была моим личным адом и, одновременно, пиршеством для монстра. Он упивался болью Марселы и жаждал разорвать Алессио на куски. Потому что он ненавидел предательство. А именно это сделала моя сестра из-за него. Она выбрала врага, вместо нас.

Я видел, как сильно Марсела любит своего мужа. Своего чёртового защитника Нежность и заботу в её взгляде, обращённом к нему. И, что не менее важно, видел, как он любит мою сестру. Как дышит ею, будто она единственный смысл его паршивой жизни. В его взгляде была одержимость. Поклонение. Алессио смотрел на Марселу так, будто она была единственным, что удерживало его собственную тьму в узде.

Это, и только это, держало монстра на цепи. Осознание, что, убив Алессио, убью и её. Не физически. Я уничтожу свет и любовь, которые так отчаянно пытался защитить годами. Это и не дало мне устроить кровавую баню на собственной свадьбе. К огромному я уверен, разочарованию нашего отца.

Впрочем, мне было плевать на мнение ублюдка, который планомерно, год за годом, уничтожал собственного сына в угоду своим ебанутым амбициям. Годами он лепил из меня «идеального Капо», вбивая в голову жестокость как единственную добродетель и слабость как смертный грех. Годами я вынашивал план мести за сломанную жизнь и украденное детство.

И всё решилось в тот момент, когда тварь выгнала Марселу из семьи. Когда он разорвал эту связь, сам подписал себе смертный приговор. Моя сестра любила отца слепой, детской любовью и не подозревала, что именно он лишил её шанса быть счастливой гораздо раньше, много лет назад. Сломал её жизнь так же, как и мою, сделав это тихо, подло, чужими руками. Но судьба, на удивление, оказалась к ней благосклонна.

А теперь всё кончено. Анджело де Лука мёртв. Я новый Капо. Моя близняшка стала частью семьи Моррети. По всем правилам, на пепелище старой войны должен был вырасти мир. Но я… не был готов даже думать об этом. Слишком много боли и гнева ещё кипело под кожей, требуя выхода, и я не знал, куда направить разрушительную силу теперь, когда главная цель была уничтожена.

А ещё… у меня есть она. Моя чертовски красивая жена. Серафина.

Я повернул голову, скользнув по её профилю оценивающим взглядом. Изящные черты, длинные ресницы, отбрасывающие тени на высокие скулы, полные, чувственные губы. От неё исходил едва уловимый аромат гардении и… чистоты. Запах, которому не место в моей жизни.

Глава 2/2. Микеле

Я не всегда могу контролировать монстра. Иногда во сне, он вырывается на свободу. Я не вижу снов. У меня просто… провалы. Я просыпаюсь в чужой крови, а рядом… остывающее тело. И это ещё хорошо, если оно одно. Обычно ему нужно убить как минимум троих, чтобы насытиться на некоторое время.

Поэтому я не могу подвергать Серафину такому риску. Она хорошая девушка и не заслуживает подобной участи. Но это наш мир. Отец мог выдать её за какого-нибудь старого идиота, который избивал бы её и насиловал. Со мной такого не будет. Я позабочусь о ней. Серафина будет жить как королева. У неё будет всё: деньги, наряды, положение. И, что главное, — безопасность.

От всех. И в первую очередь — от меня. И от моего чудовища.

— Босс, мы на месте. — раздался голос Энцо с водительского сиденья, возвращая меня из мрачных мыслей.

Я моргнул осматриваясь. Мой пентхаус, где я живу последние несколько недель, с тех пор как отец окончательно перешёл черту, отказавшись от условий Доменико. Это место я купил давно. Оно было моим убежищем, куда я сбегал после боёв, чтобы Марси не видела, во что я превращаюсь.

Первое время мы с Серафиной поживём здесь. Родовое поместье предстоит очистить. Выжечь из него саму память об отце. Но этим я займусь завтра. Сейчас нужно снова надеть маску вежливости и сделать первую ночь для моей жены… терпимой.

— Останься, ты мне ещё понадобишься, — бросил я Энцо и вышел из машины.

Привычным движением окинув улицу взглядом на предмет угрозы, я обогнул багажник и остановился у пассажирской двери. Открыв её, я молча протянул руку. Серафина помедлила лишь мгновение, словно собираясь с духом, прежде чем вложить свою холодную ладонь в мою.

— Думаю, объяснять не нужно, но запомни: ты всегда ждёшь, пока я не открою дверь.

Моя жена коротко кивнула, и мы направились к подъезду. Я положил руку ей на талию, просто чтобы направлять, но почувствовал, как её тело мгновенно напряглось под моим прикосновением. Она не отстранилась, но спина стала идеально прямой.

В лифте я прижал свой палец к биометрическому сканеру, и мягкий зелёный свет подтвердил мою личность. Затем я взял жену за руку. Она вздрогнула, но позволила мне прижать её изящный палец к панели. Красный огонёк сменился зелёным.

— Здание принадлежит мне. Здесь несколько уровней безопасности. Три этажа занимают мои люди, остальные пустуют. К нашему пентхаусу доступ есть только у меня, у Рафаэле, пары самых доверенных солдат и теперь у тебя. Если что-то закажешь, звонишь вниз и предупреждаешь. Один из моих парней поднимет доставку. Сама не спускаешься. Никогда. Тебя будут охранять только те, в чьей преданности мне я уверен. Вопросы есть?

Серафина молчала несколько секунд, глядя на отражение в стальных дверях. Затем, так и не подняв на меня глаз, тихо спросила:

— Я заложница?

— Нет. Ты жена Капо. А это делает тебя главной мишенью для любого, кто захочет до меня добраться. Ты можешь выходить, когда захочешь. Но только со мной или с Рафаэле.

Она понимающе кивнула, всё ещё избегая моего взгляда. Двери лифта бесшумно разъехались в стороны, открывая доступ в залитый мягким светом холл.

Я провёл её в гостиную. Панорамные окна от пола до потолка открывали вид на город. В центре располагался огромный белый диван и журнальный столик из чёрного стекла. Стены были увешаны картинами, в которых я ни черта не смыслил.

Серафина застыла посреди комнаты оглядываясь. Её взор скользил по безликому интерьеру, задерживаясь на каждой детали. Я молча наблюдал, пытаясь прочитать Серафину. Страх? Любопытство? Смирение? Возможно, всё вместе.

— Нравится? — спросил я, нарушив молчание.

Она вздрогнула, словно застал её врасплох, и медленно повернулась.

— Да. Здесь очень красиво.

— Хорошо. Садись, — я кивнул на диван, а сам остался стоять, опираясь на спинку кресла, сохраняя дистанцию. — Выпьешь что-нибудь? Вино? Виски?

— Воды, пожалуйста.

Я подошёл к бару, налил стакан холодной воды и протянул ей. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и где-то в глубине души я почувствовал лёгкий трепет.

«Проклятье».

Тут же отдёрнул руку, сжимая кулак, чтобы унять фантомное покалывание. Монстр внутри зашевелился, учуяв трещину.

«Контроль, Микеле, контроль».

Серафина сделала небольшой глоток и поставила стакан на столик.

— Я понимаю, что наш брак… всего лишь сделка. — начала она, не поднимая глаз. Пальцы нервно сжимали край платья. — Но я ценю то, что ты делаешь для моей безопасности.

— Это моя обязанность, как твоего мужа.

Она, наконец, подняла на меня взгляд, и в её тёмных глазах я увидел нечто большее, чем страх. Достоинство. Гордость. Серафина не сломлена.

И это… заинтриговало меня. Впервые за вечер в голове мелькнула мысль, не имеющая отношения к долгу, или мести.

«Может, не так уж и плохо, что такая девушка стала моей женой».

Глава 3/1. Микеле

Монстр внутри заворочался, недовольный. Ему нужны были крики, солёный вкус слёз на губах, сладкий запах паники. А Серафина… сидела с идеально прямой спиной и смотрела на меня своими бездонными тёмными глазами. В них не было мольбы. Не было ужаса. Только достоинство, которое бесило и притягивало одновременно.

— Я знаю, что ты не любишь меня, но не позволю обращаться с собой, как с вещью.

— Серафина, ты можешь быть уверена, что к тебе будут относиться с должным уважением, — произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Мои пальцы сомкнулись на её подбородке, чуть сильнее, чем следовало, заставляя поднять голову. — Но давай проясним всё с самого начала. Наш брак — деловая сделка.

Её кожа под моими пальцами была тёплой, живой. И монстр внутри одобрительно заурчал предвкушая. Именно такими он любил их — тёплых, дышащих, полных жизни. До того, как сломает их, оставляя после себя лишь холодную плоть и привкус крови на зубах. Самое извращённое, что некоторым подобное нравилось. Но я был не таким. Моя жёсткость рождалась не из садизма, а из потребности во власти, из желания вернуть контроль, который у меня когда-то отняли.

Я заставил себя сфокусироваться на её глазах, подавляя желание сжать пальцы крепче и оставить свой след.

— Не питай иллюзий, что я когда-нибудь полюблю тебя. Дело не в тебе. Но ты получишь всё, что положено жене Капо, кроме меня самого.

Резко отпустив её подбородок, я выпрямился, делая шаг назад. На её нежной коже на мгновение проступили отпечатки моих пальцев. Монстр внутри одобрительно мурлыкнул, но я проигнорировал его низменное чувство удовлетворения.

— Самое большее на что ты можешь рассчитывать — быть… партнёрами. Друзьями, если угодно. Если ты достаточно умна, то примешь условия сейчас. И мы избежим ненужных слёз и истерик в будущем.

— Друзья… — повторила Серафина, в голосе послышалась горечь, смешанная с принятием. — Звучит неплохо. Лучше, чем ничего.

Она сглотнула. Я увидел, как в глубине её глаз мелькнула тень страха, но она погасила её и выдержала мой взгляд.

Чёрт, какая же упрямая.

— Я понимаю.

— Рад, что мы поняли друг друга. — Я едва заметно кивнул, намеренно возвращаясь к отстранённому тону, чтобы возвести между нами стену. Вот только её тихое согласие не принесло облегчения. Наоборот, взбесило. Хотелось додавить, сломать выдержку, и убедиться, что она поняла всю безвыходность своего положения.

— Есть ещё кое-что, — добавил я, и мышцы на челюсти невольно сжались. — Я не потерплю в своём доме истерик. Никаких скандалов. Никаких криков и битой посуды. Слишком хорошо знаю, во что это превращает жизнь. — Голос невольно огрубел при воспоминании о собственном изуродованном детстве. — Когда у нас появятся дети, я буду для них хорошим отцом. Лучшим, каким только смогу. Они будут расти в нормальной, спокойной обстановке. Без криков и насилия. И если ты захочешь больше одного ребёнка — я не против.

Я резко откашлялся в кулак, чувствуя необъяснимую неловкость. Изложил ей программу, как будто мы обсуждали производственный план. Говорить о детях, о будущем, которое я строил на фундаменте холодного расчёта, было странно. Непривычно. И делало меня уязвимым.

Чтобы сбить это ощущение, я переключился на бытовые детали, возвращая нас в рамки делового разговора.

— Через пару дней мы переедем в поместье. А пока остановимся здесь. Повара нет, так что, если проголодаешься, готовь сама или заказывай доставку. Уборщица приходит по утрам.

Я ожидал увидеть на её лице тень недовольства. Она выросла в роскоши, окружённая прислугой. Но Серафина лишь слегка склонила голову набок.

— Не проблема. Я неизбалованная принцесса, которая не знает, с какой стороны браться за нож, и люблю готовить.

— Отлично, — кивнул я, чувствуя укол нежелательного уважения. Она опять рушила мои ожидания. — Мы будем делить одну постель. Если это неприемлемо, я распоряжусь, чтобы подготовили отдельную комнату.

— В этом нет необходимости, — ответила она без колебаний, глядя мне прямо в глаза.

— Хорошо. Ты, наверное, устала и голодна? Заказать что-нибудь? — спросил я, и сам удивился проблеску заботы.

Часть меня, которую я показывал только одному человеку, хотела, чтобы Серафина чувствовала себя... в безопасности. Не из доброты. Из чистого прагматизма. Если она будет меня постоянно бояться, то ничего хорошего из нашего союза не выйдет. Но и полный комфорт тоже опасен. Он рождает иллюзии, а за ними — ожидания и требования. Важно держать баланс. Достаточно спокойствия, чтобы она могла выполнять свою роль. И достаточно напряжения, чтобы она никогда не забывала, кто я такой.

— Да, спасибо. И я бы хотела принять душ.

— Конечно. Пойдём, покажу тебе комнату.

Я направился в коридор, и только тихий шелест платья Серафины подтвердил, что она следует за мной. Мы прошли по длинному коридору, мимо нескольких плотно закрытых дверей. За каждой из них была заперта часть моей жизни, к которой у неё никогда не будет доступа. Поравнявшись с последней дверью, я остановился и жестом пригласил её войти, намеренно сохраняя между нами дистанцию в пару шагов.

Комната была просторной и светлой, в спокойных, безликих тонах. Огромная кровать с балдахином в центре. На стенах висели картины с изображением Италии. На туалетном столике стояла ваза со свежими лилиями. Их приторно-сладкий аромат наполнял воздух, смешиваясь с запахом дорогой кожи и полированного дерева.

Глава 3/2. Микеле

Я внутренне подобрался, плечи сами собой напряглись. Вот оно. Началось. Каприз. Просьбы. Требования. Того, что всегда следует за женским «у меня есть вопрос».

— Ты сказал, что мы можем быть друзьями. Но у нас будут дети. Я не совсем понимаю, чего мне ждать.

Я не мог говорить об этом, глядя ей в глаза. Отвернувшись, подошёл к окну и посмотрел на вечерний город.

— Можешь не волноваться, я не собираюсь брать тебя силой. Но как бы я ни презирал эту отвратительную традицию… сегодня ночью мы исполним и займёмся сексом. Но ты девственница, — я сделал паузу, прислушиваясь к её дыханию за спиной. — И зачатие может потребовать времени. Но наша близость всегда будет иметь лишь одну цель — рождение детей. Я не буду прикасаться к тебе из желания или прихоти. Только по делу.

— Что? — в её голосе прозвучало искреннее недоумение. — То есть… мы будем жить как… соседи по спальне?

Я медленно повернулся к ней и вздохнул, устало проведя рукой по лицу.

— Называй как хочешь. Мне нужен наследник, Серафина. Не любовница. В этом весь смысл нашего брака для меня. И я обеспечу ему или ей всё самое лучшее, что можно купить за деньги. Статус, безопасность, образование.

— Дети нуждаются не только в деньгах… Им нужна любовь, забота, семья… — её голос дрогнул на последнем слове, а на ресницах блеснула влага.

— Любовь им дашь ты. Уверен, ты будешь прекрасной матерью, — жёстко отрезал я, заставляя себя игнорировать укол в груди при виде её слёз. — А я дам им всё остальное. Слишком хорошо знаю, что такое расти без любви, и не стану своим отцом. Мои дети получат всё, кроме лжи. Я не буду играть в любящего мужа и строить фальшивую идиллию перед ними. Это честнее.

Серафина молчала, опустив голову. Её плечи едва заметно подрагивали. Одна слеза, потом другая скатились по щеке и упали на белоснежную ткань свадебного платья, оставляя крошечные тёмные пятна. Монстр внутри подозрительно затих. Его не интересовала такая боль — тихая, настоящая, человеческая. Он питался криками и страхом, а не беззвучной скорбью. А вот внутри меня всё сжалось от боли, которую я ей причинял.

Чёрт возьми!

В один миг мне захотелось перечеркнуть всё сказанное. Подойти, прижать её к себе и защитить от безумия, которое называется моей жизнью. Стереть чёртовы слёзы с лица и солгать, что всё будет хорошо. Но я лишь до хруста в костяшках сжал руки, подавляя ненужный порыв.

Резко развернувшись, я снова отошёл к окну, упираясь ладонями в холодный подоконник. Мне нужен был холод стекла и вид безразличного города, чтобы прийти в себя. Чтобы не сорваться. Один неверный шаг, одно мягкое слово — и всё полетит к чертям. Монстр вырвется наружу, и тогда он её сломает.

— Цветочек… — слово сорвалось с губ против воли, а голос предательски смягчился. Я мысленно выругался. Слабость. Серафина и вправду была как хрупкий цветок, и сейчас хотелось её не сломать, а запереть от всего мира. — Я понимаю, что это жестоко. И у тебя тоже есть свои потребности. Но поверь, так будет лучше. Со временем… мы найдём компромисс, который устроит нас двоих.

Я пытался предложить ей логичное, как мне казалось, решение. Но ошибся.

— Компромисс? — её голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Скажи мне прямо, Микеле. Я буду твоей женой только по расписанию овуляции? А в остальные дни месяца я кто?

— Что ты хочешь услышать от меня? — рыкнул я, теряя остатки самообладания.

— Ясности! — выкрикнула Серафина в ответ. Она сделала шаг вперёд, и теперь её голос звучал прямо за моей спиной. — Хочу знать, по каким правилам мне жить! Если я твой инкубатор для наследника, то кто будет «удовлетворять мои потребности», как ты великодушно выразился? Или я могу завести любовника? Раз уж ты, великой Капо де Лука, брезгуешь спать со своей женой и наверняка заведёшь себе гарем? Ничего не упустила?

Последние слова она произнесла почти шёпотом, но они ударили прямо в моё эго босс, мужа, мужчины. Ситуация была до абсурда нелепой. Новоиспечённая жена по расчёту ставила мне ультиматум, обвиняя в лицемерии и мужской несостоятельности. Реальность, как всегда, превосходила самые больные фантазии.

Челюсти сжались так сильно, что заскрипели зубы. Резко развернулся, в два шага оказался перед ней. В её глазах мелькнул страх, но она не отступила. Не сделала ни шагу назад. Лишь вскинула подбородок выше, встречая мой взгляд, хотя тонкая жилка, бешено пульсирующая на её шее, кричала об обратном. Серафина боялась. Но не сдавалась.

Решение пришло само собой: дать ей то, чего она так саркастично просила. Просто чтобы посмотреть, как сломается под тяжестью разрешения. Нависнув над ней, я невольно вдохнул запах её волос и проклятых лилий.

— Да, — процедил, чувствуя во рту привкус желчи. Внутри всё кипело от раздражения.

Серафина вздрогнула, а зрачки расширились в шоке, поглощая радужки. Она явно не ожидала такого ответа.

— Я не планирую прикасаться к тебе больше, чем того требуют обстоятельства, — продолжил, голос был ровным и безжизненным. — Но не собираюсь выставлять напоказ свои связи. Видел, как открытая неверность разрушает женщин. Поэтому, если ты будешь... осторожна, закрою глаза. Но...

Сделав паузу, наклонился так близко, что мои губы почти коснулись её уха.

— ...если ты меня опозоришь, если до меня дойдёт хотя бы один слух… Я заставлю тебя смотреть, как буду ломать ему кости, и слушать, как он молит о смерти, зная, что это твоя вина.

Глава 4/1. Серафина

С самого детства меня учили быть незаметной и покладистой. Подстраиваться, угождать, следовать жёстким правилам нашего мира, где власть измеряется в количестве верных людей и свинца в обойме. А теперь ещё и под мужа прогибаться? Нет уж, спасибо. Мне до смерти надоело быть «хорошей девочкой», удобной всем, кроме себя самой. Хватит.

Пусть тётушки за моей спиной и дальше судачат, что идеальная жена — та, что во всём потакает супругу, ловит каждое его слово. Для меня это нелепая чушь, придуманная мужчинами для собственного удобства. Где гарантия, что, получив такую безропотную покорность, мужчина не заскучает и не начнёт искать разнообразия? Что не найдёт другую, ещё более послушную? Что не перестанет ценить, охладеет, начнёт пренебрегать?

В нашем мире, где брак — холодный расчёт и стратегия, а не романтическая сказка, никаких гарантий нет. А терять себя ради того, чтобы стать для кого-то идеальной… худшая сделка из всех возможных.

Я не стану унижаться и вымаливать у Микеле внимание, подбирая крохи с его барского стола. Но я сделаю всё, чтобы мой новоиспечённый муж, увидел за выгодной партией и деловой сделкой женщину из плоти и крови, а не красивую вещь, которую можно поставить в угол до тех пор, пока она не понадобится.

И уж точно я не стану молча проглатывать унижение, если он посмеет искать утешения в объятиях других женщин. Так же, как и не намерена искать тепла у любовников, заглушая боль предательства. Мы оба дали священные клятвы перед алтарём, перед лицом Бога и всей нашей семьи. Его тело, его ночи, его слабости — по праву принадлежат мне. И я намерена сдержать свою часть клятвы, чего бы мне это ни стоило. А Микеле… хочет он того или нет, будет приходить за теплом и лаской ко мне. Только ко мне.

Его «перевоспитание» я начну уже сегодня ночью. Для этого нужно выбрать подходящее оружие… Благо в чемодане есть несколько соблазнительных комплектов, купленных втайне от отца для будущей, как мне казалось, счастливой семейной жизни. Какая ирония.

Выйдя из душа, окутанная облаком пара, я, напевая себе под нос лёгкую мелодию, подошла к зеркалу. Волосы, влажные после горячей воды, спадали волнами на плечи. Я аккуратно промокнула их полотенцем и открыла отдельный карман в сумке с бельём.

Прохладный чёрный шёлк с тончайшим, как паутинка, кружевом; алое, расшитое золотом, обещающее грех и роскошь; почти невесомое, прозрачное, с холодными жемчужными бретельками. Всё это дразнило и ожидало своего часа. Раньше носить их было не для кого. Отец, со своими старомодными взглядами, свято чтил традиции и строго следил за моей, как он выражался, «непорочностью». Никаких свиданий. Никаких поклонников. Теперь… я свободна. Выбирать. Желать. Быть собой.

— В святоше спит грешница, — как-то со смехом сказала моя кузина Франческа, когда мы, ускользнув от телохранителей, разглядывали витрины бутиков в Милане. Я тогда лишь отмахнулась, покраснев, но в глубине души знала — она права.

Я всегда обожала красивое бельё. Даже когда никто, кроме меня, не видел, что скрывается под строгими, закрытыми платьями для семейных ужинов. Мой маленький секрет, тихий бунт против удушающей чопорности нашего мира. Надеваешь под глухой воротник шёлк и кружево — и чувствуешь себя совершенно другой. Увереннее, желаннее.

Многие и правда считали меня тихой монашкой, невинным ангелочком с нимбом. Отец годами старался создать мне именно такой образ. Но кто знал, что скрывается за ним на самом деле? Ответ прост — никто. Мой круг общения был жёстко ограничен семьёй и проверенными людьми. Не то чтобы меня держали под замком, но заводить дружбу с кем-то не из нашего мира — опасно для них и мучительно для меня. Вечно лгать, изворачиваться, притворяться… тошно. Вот и приходилось выслушивать бесконечные сплетни и пересуды родственников, делая вид, что меня волнуют их мелкие интриги.

Зато я читала море книг. В том числе и тех, что с перчинкой и пометкой «18+». Они-то и стали моими тайными наставниками, открывая двери в мир запретных желаний и сладостных грехов. И теперь пришло время перейти от теории к практике, где главным экзаменатором будет мой собственный муж.

Я остановила свой выбор на чёрном варианте. Тонкие бретельки, изящное кружево, облегающий крой — всё в нём дышало чувственностью и обещанием. Комплект идеально покажет моему мужу, что я вовсе не ангел, каким Микеле меня, несомненно, считает.

Надев бельё, я провела ладонями по ткани, наслаждаясь прикосновением шёлка к коже. Затем накинула лёгкий халат того же цвета. Он ниспадал до самого пола, создавая завесу тайны, скрывая и одновременно подчёркивая каждый изгиб. Финальный штрих: тушь, чтобы сделать взгляд темнее и глубже, и капля прозрачного блеска на губы. Высушив волосы, я расчесала их, позволяя прядям лечь мягкими волнами.

Взглянув на своё отражение в большом зеркале с позолоченной рамой, я удовлетворённо улыбнулась. Из зазеркалья на меня смотрела не робкая девушка, а уверенная в себе женщина, знающая себе цену.

Пора показать тебе, дорогой супруг, что я не просто жена по расчёту.

Сердце колотилось где-то в горле глухим барабанным боем. Смесь волнения и предвкушения гоняла по венам горячую кровь. Держась за холодную ручку двери, я сделала последний глубокий вдох и бесшумно приоткрыла её.

Микеле сидел на кровати, откинувшись на подушки, и что-то сосредоточенно печатал в телефоне. Он уже успел снять пиджак и рубашку, оставшись в одних брюках. Приглушённый свет ночника вычерчивал жестокий рельеф мышц на его торсе, скользил по широким плечам, очерчивал линии сильных рук, покрытых тёмными узорами татуировок. Предательский жар мгновенно разлился по телу. Несколько секунд, я стояла в тени, не в силах отвести глаз.

Глава 4/2. Серафина

Микеле так и не поднял взгляд от светящегося экрана. Единственным звуком в комнате был тихий, едва слышный стук его пальца по стеклу. Секунда. Две. Пять. Это было хуже, чем гнев или отказ. Полное безразличие. Унижение угрожало разрушить всю мою решимость.

Играет в безразличие? Что ж, посмотрим, насколько хватит его самообладания.

Собрав всё своё мужество, заставила себя говорить:

— Микеле, не мог бы ты оторваться от телефона?

Он, наконец, поднял голову и посмотрел на меня. Его взгляд скользнул по мне сверху вниз — безразлично, оценивающе, как будто он разглядывал предмет мебели. Задержался на долю секунды на кружеве и тут же вернулся к светящемуся экрану.

Так, Фина, не паникуй. Вспомни, что ты читала.

Глубоко вдохнув, чтобы унять бешено колотящееся сердце, я обошла кровать и наклонилась к нему, опираясь одной рукой на кровать рядом с его бедром. Кончики пальцев едва коснулись его предплечья.

Реакция была мгновенной. Микеле резко убрал телефон в сторону и повернулся ко мне всем корпусом. В его тёмных глазах, наконец, промелькнуло что-то новое — не страсть, не желание, а настороженный интерес.

— Ты пытаешься меня соблазнить, жена?

В голову ударил прилив адреналина, смешанный с волнением и возбуждением, прогоняя остатки страха. Его тепло, близость, напряжение окунули меня в вихрь новых ощущений, став топливом для моей смелости.

— Хочу показать тебе, что я не просто жена для галочки.

Уголок моих губ приподнялся в дерзкой улыбке.

— Ты ошибаешься, недооценивая меня. Я не отступлюсь, пока не получу то, что мне принадлежит по праву. А с сегодняшнего дня ты мой, Микеле.

— Думаешь твоя дерзость может завести меня? — он чуть наклонил голову, в глазах мелькнула усмешка. — Я и так трахну тебя, Серафина. Чтобы лишить тебя девственности и показать завтра нашим родственникам кровавые простыни. К чему всё это?

— Наша брачная ночь не просто ритуал или обязанность, — прошептала я, скользя взглядом по его губам, задерживаясь на сильной линии челюсти. Кончиками пальцев едва ощутимо провела по его шее. — Я могу дать тебе всё, чего ты желаешь, Микеле. И даже больше... Неужели ты не хочешь получить настоящее удовольствие?

Пальцы скользнули ниже, по его грудной клетке, обводя рельефные мускулы, делая паузы на сосках, которые мгновенно напряглись под моим прикосновением. Вот оно — первый намёк на то, что он чувствует.

В книгах всё казалось гораздо проще — достаточно было томного взгляда, лёгкого прикосновения, и несколько мгновений спустя герои уже сливались в одно целое, забывая обо всём остальном. Там всё шло по накатанной дорожке: страсть, взрыв чувств, отчаянные признания. Здесь же я столкнулась со стеной. Дыхание Микеле оставалось ровным без изменений, в глазах не было ни намёка на желание. Но я не собиралась отступать.

— Неужели ты всегда такой сдержанный, Микеле? Или притворяешься? Неужели тебе совсем неинтересно, что скрывается под кружевом?

Моя рука переместилась к его шее, пальцы нащупали жилку под челюстью. Его пульс. Ровный и слишком спокойный, что вызвало во мне неприятный прилив раздражения. Кончики ногтей зудели от дикого желания впиться в кожу, заставить его почувствовать хоть что-то.

Откуда во мне такая жестокость?

Наклонившись, я сократила расстояние между нами до одного выдоха. Меня окутал его запах — густая смесь дорогого парфюма, свежей кожи и чего-то глубоко мужского, опасного, неуловимо манящего.

Рано или поздно я разрушу барьер. Кирпичик за кирпичиком.

— Боишься, что тебе слишком понравится? — прошептала я, голос дрожал от смеси вызова и возбуждения. — Что потеряешь контроль и не сможешь держать руки от меня подальше?

Внезапно Микеле резко схватил меня за запястье. Его пальцы сжали кожу крепко, почти болезненно, вдавливаясь в плоть.

— Кажется, я предупреждал тебя, Серафина. Это всего лишь трах, не нужно делать из этого что-то большее.

Посмотрела прямо ему в глаз и провокационно, провела языком по своей нижней губе.

— Ты предпочитаешь послушных кукол, что тихо и смиренно выполняют твои приказы?

С силой вырвала руку из его хватки и почти по-хозяйски провела ладонью по его щеке, чувствуя шероховатость кожи.

— Разве ты не хочешь меня, Микеле? Узнать, как громко я могу кричать твоё имя, когда ты доводишь меня до оргазма? Почувствовать мои губы вокруг своего члена, пока твои руки крепко сжимают мои волосы направляя? Или как это может быть приятно, держать меня за бёдра и толкаться в мою ещё нетронутую, девственную вагину?

На мгновение в его глазах промелькнул отблеск чего-то бурного, почти дикой искры, но так быстро она погасла, что в следующий миг я уже не могла понять — была ли это правда или воображение.

— Ты не представляешь, во что ввязываешься, — его голос стал ниже. Пальцы обхватили мой подбородок. — Осторожнее со своими желаниями, жена. Они могут обернуться против тебя.

— Я не боюсь своих желаний, Микеле. И уж точно не боюсь тебя.

Вдохновлённая его реакцией, я решительно оседлала его колени, прижимаясь к нему всем телом. Теперь между нами не осталось ни миллиметра свободного пространства. Я чувствовала жар его тела сквозь тонкую ткань брюк, и твёрдость мышц под собой. Его руки легли мне на талию, пальцы до боли впились в кожу.

Глава 5/1. Серафина

Микеле убрал руку с моего затылка и выпрямился. Раздался зловещий шелест кожи, а затем сухой, металлический щелчок. Он вытаскивал ремень из петель брюк. Холодная гладкая кожа коснулась моих запястий, а затем он с силой стянул их вместе за спиной. Тяжёлая пряжка впилась в кожу, и я вскрикнула от острой боли.

— Микеле! — тело рефлекторно дёрнулось вперёд, но ремень только глубже врезался в кожу, причиняя новую волну боли.

— Не двигайся! — процедил он мне в самое ухо. Голос был настолько холоден, что по спине пробежали мурашки, а кожа зудела от дикой смеси страха и предвкушения. — Или мне придётся заставить тебя замолчать. И поверь, тебе это не понравится.

Муж подхватил меня за талию, без видимых усилий приподнял и развернул к себе. Я оказалась в его власти: ноги широко разведены, тело выставлено напоказ в унизительной, но до дрожи в коленях возбуждающей позе. Удерживая меня одной рукой за связанные запястья, он опустился ниже, и его лицо оказалось прямо между моих бёдер. Колючая щетина царапнула внутреннюю поверхность кожи, а его дыхание — влажный жар прямо на самом чувствительном месте — заставило мышцы глубоко внутри живота судорожно сжаться.

Первое прикосновение его языка было медленным, почти ленивым. Исследующим. Нервные окончания взорвались тысячей иголок. Я дёрнулась всем телом, и сдавленный стон сорвался с моих губ.

— Такая чувствительная… — он усмехнулся мне в кожу. — Мне нравится, как ты на меня реагируешь.

Микеле начал вылизывать меня с нарастающей настойчивостью, вытягивая из меня новые звуки — более громкие, отчаянные, похожие на жалобный скулёж.

— Хорошая девочка, — пророкотал он, и его ласки стали грубее, настойчивее. Бёдра дрогнули, и сами начали двигаться ему навстречу, отчаянно желая большего. Напряжение внизу живота нарастало, превращаясь в сладкую, почти невыносимую пытку.

— Микеле… — имя сорвалось с губ хриплым стоном.

— Что такое, жена? — в его голосе послышалась откровенная издёвка. Он ускорился, его язык стал двигаться ещё настойчивее, ритмичнее, буквально вбиваясь в меня. — Признайся. Тебе нравится, когда я тебя так трахаю языком?

Слова были грубыми, унизительными, но точно попали в цель.

— Ещё как! Да! Боже, Микеле, сильнее… не останавливайся…

Муж шумно втянул воздух и довольно хмыкнул. Пальцы грубо впились в мои ягодицы, сжав их до боли, и я вскрикнула от резкой вспышки, в которой наслаждение и боль слились воедино.

— Я никогда ни перед кем не опускаюсь на колени, — он резко сменил ритм, перейдя на мучительно медленные, дразнящие круги, и одновременно, без предупреждения, протолкнул палец в моё лоно. — Только для тебя. Только этой ночью. И только потому, что мне нравится видеть тебя такой беспомощной.

Волна жара ударила в голову, перед глазами заплясали тёмные пятна. Напряжение стало невыносимым.

— Пожалуйста… Микеле…

— Вот так, молодец! — он с силой надавил языком на клитор, пригвоздив меня к месту. — Проси сильнее. Кричи моё имя.

Палец проник глубже, грубо растягивая меня и доставляя остро-сладкую боль, которая лишь усилила агонию желания.

— Хочешь кончить для меня, Серафина?

— Да… — выдохнула я, почти беззвучно. — Прошу тебя…

— Тогда скажи, что ты моя маленькая грязная шлюшка. Признай, что ты создана для этого. Скажи, как сильно тебе нравится, когда я трахаю твою пизду языком…

Я молчала, закусив губу до крови. Последний бастион гордости сражался на грани поражения с ревущим желанием. Это было унизительно, грязно… и одновременно необходимо. Желание, пульсирующее в каждой клетке, было сильнее любых запретов. Тело дрожало в предвкушении оргазма, на грани срыва. Я открыла рот, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

— Скажи, — приказал он, и его палец внутри меня надавил на одну точку так точно и безжалостно, что по телу прошла судорога, выбивая воздух из лёгких. — Скажи, и я дам тебе то, чего ты так жаждешь. Не заставляй меня ждать.

Сейчас я была готова продать душу за оргазм.

— Я… твоя… шлюшка… — каждый слог давался с трудом. — Мне нравится… как ты ласкаешь… меня… языком…

Он довольно хмыкнул, и его ладони грубо сжали мои бёдра, приподнимая их, давая ему лучший доступ.

— Так-то лучше. Ты ведь этого хочешь, правда? Чтобы я тебя полностью подчинил?

Пальцы внутри меня оживились, начали двигаться быстрее, глубже, каждый толчок всё ближе подталкивал меня к краю. Язык неистово терзал клитор, не давая ни секунды передышки. Я выкрикивала его имя, уже не контролируя себя.

— Ещё… — взмолилась я, чувствуя, как внутри всё сжимается в преддверии взрыва.

— Что «ещё»? — он намеренно замедлился и почти остановился, продлевая мою муку. — Ты хочешь, чтобы я остановился? Чтобы оставил тебя вот так, мокрой и разгорячённой, на пике наслаждения? Пользуйся словами, Серафина. Ты же у нас умная девочка.

— Кончить… — выдохнула я, почти теряя сознание от напряжения. — Я хочу кончить… Пожалуйста... Микеле…

Он возобновил свою пытку с удвоенной, бешеной силой. Его язык двигался с такой скоростью и яростью, что я перестала что-либо соображать. И наконец, меня накрыло. Обжигающая волна ударила изнутри. Крик застрял в горле, превратившись в хриплый вой, когда оргазм прошил меня насквозь, заставляя судорожно содрогаться в его руках.

Глава 5/2. Серафина

Слова. Тон. Прикосновение. Реальность обрушилась на меня бетонной плитой, смывая остатки экстаза. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Сердце бешено колотилось в груди

Микеле отошёл от кровати, и я против воли уставилась на него. Он с резким движением сорвал с себя брюки вместе с бельём, отшвырнув их в сторону. В тусклом свете ночника его загорелая кожа отливала бронзой. Мой взгляд невольно скользнул ниже и замер на его массивном, пульсирующем члене с блестящей каплей смазки на головке.

Но тут, на бедре, я заметила тонкую белую полоску шрама. Незначительный след на его мощном теле, но именно он воскресил в памяти момент смерти Анджело де Луки и слова Микеле, брошенные тогда с презрением:

«…я всегда буду помнить «уроки», которые ты пытался мне преподать. И клянусь своей кровью, мой будущий сын, или дочь, никогда не познают ненависти своего отца и пыток от его рук».

Неужели Анджело пытал собственного сына? Могли ли «уроки» сделать моего мужа таким жестоким и холодным?

У меня не было ни секунды на размышления. Он уже был на кровати, нависая надо мной. Схватив меня за подбородок, резко задрал голову вверх. Наши глаза встретились в отражении на зеркальном потолке. Там не было ни следа того Микеле, с которым я пила кофе в парке и смеялась над его историями, когда мы планировали свадьбу. Оттуда на меня смотре незнакомец с пугающе пустыми глазами.

Его пальцы сомкнулись на моём горле. Не сильно, но достаточно, чтобы перекрыть доступ к воздуху. Перед глазами поплыли тёмные круги. На мгновение меня охватила паника, я инстинктивно попыталась вырваться, но руки были плотно прижаты к его телу. Микеле ещё сильнее вжал меня в матрас, и страх сменился тёмным, извращённым восторгом.

Это было то, чего я подсознательно желала. Край. Бездна. Потеря контроля. Подчинение.

— Ты думала, сможешь манипулировать нами? — Его низкий, хриплый голос вибрировал у меня над ухом.

Я понятия не имела, кого он имел в виду под «мы», но угроза в его голосе странным образом отзывалась пульсирующим жаром между ног.

— Ты просчиталась, сучка. Ты всего лишь игрушка в наших руках. Мы будем делать с тобой всё, что нам заблагорассудится.

Его твёрдый член упёрся мне в ягодицы, и тело пронзила судорога предвкушения. А затем он вошёл.

Резко. Без предупреждения.

К счастью, я была мокрой после оргазма, но боль всё равно была ослепляющей. Ощущение, будто меня разрывают изнутри. Что, впрочем, соответствовало действительности.

Я откинула голову назад и громко закричала. Слёзы боли и унижения ручьями хлынули по щекам, впитываясь в подушку. Микеле наклонился, и я почувствовала грубую текстуру его языка, медленно слизывающего солёную дорожку с моей щеки. Из его груди вырвался низкий, довольный рык.

— Такая вкусная блядь. Мне нравится, — пророкотал он мне на ухо, прикусывая мочку. — Но ещё больше мне нравится, когда ты кричишь. Пой для меня, жена!

Я всхлипывала, содрогаясь под ним. Ужас и возбуждение боролись внутри, разрывая меня на части. Прямо сейчас Микеле пугал меня до чёртиков. Он не просто владел моим телом, а наслаждался моей болью, страхом и беспомощностью. Муж продолжал двигаться, не обращая внимания на мои рыдания. Каждый толчок был как наказание.

Мой разум кричал, чтобы я боролась, сопротивлялась, но моё предательское тело не слушало. Боль начала превращаться в нечто большее, тёмное и опасное. Она смешивалась с нарастающей волной жара, которая поднималась от точки нашего соединения, захватывая все новые и новые участки тела. В этом падении и потери контроля была своя тёмная, пугающая сладость.

— Тебе нравится наша грубость, не так ли? — прорычал Микеле, резко вытащил член и, схватив меня за бёдра, безжалостно поволок к краю кровати — прямо напротив огромного зеркала, занимавшего всю стену. С силой поставил меня на колени и локти. Теперь я не могла спрятаться. Я видела всё: своё распластанное тело, его мощную фигуру сзади, каждый унизительный толчок.

— М-мне… — прошептала я задыхаясь.

— Что «тебе»? — грубо спросил он, входя в меня с новой силой. — Нравится смотреть на себя в зеркало, шлюха? Видеть, как ты раздвигаешь для нас ноги?

— Н-нет… — пролепетала я, чувствуя, как новая волна жара захлёстывает меня.

— Врёшь, ты вся горишь, — прошипел Микеле и, схватив мой подбородок, заставил перевести взгляд на наше отражение. — Смотри на нас, шлюха, — приказал он, и в голосе прозвучало что-то нечеловеческое, зловещее. — Смотри, как ты раздвигаешь для нас ноги. Запомни. Теперь ты — наша, Серафина. Навсегда.

Я молчала, захлёбываясь противоречивыми эмоциями.

Завтра всё превратится в кошмар. Боль, страх, унижение — то, что останется в памяти. То, за что я буду цепляться, чтобы выжить. Чтобы не видеть… не признавать… ту часть меня, которая ответила на его жестокость. Которая получает удовольствие от его прикосновений. Я буду ненавидеть мужа. Но где-то глубоко внутри, под слоями боли и страха, будет тлеть искра запретного желания. Искра, которая будет шептать мне, что это было не только насилие. Что это было… что-то ещё.

Микеле резко ударил меня по ягодице. Хлёсткий звук шлепка эхом отразился от стен. Я вскрикнула, но звук был больше похож на стон. А в зеркале увидела, как на коже мгновенно расцветает багровый отпечаток его ладони.