Долгий осенний вечер перетек в ночь. Толпа прохожих у выхода из метро уже значительно поредела. Девушка в темном плаще вынырнула из дверей и остановилась, оглядываясь по сторонам.
Совершенно обычная. Ее даже можно было назвать среднестатистической, если бы не особая неуловимая повадка и черные очки в пол лица. Ночью.
Постояла она недолго, бросила взгляд на табло. 23.30. Зябко поежилась, подняла воротник и смешалась с толпой в людском потоке.
***
Городской шум. Фонари. Ярко желтый свет, неоновые витрины, последние троллейбусы, ряды машин на светофоре, остановка такси. Люди спешили домой, и ей тоже надо было спешить. Чего-чего, а спешить она не любила. От этого нервозность потихоньку разрасталась, и чувствовала она себя, совсем как тесто как на дрожжах.
Половина двенадцатого. Времени в обрез.
К 24.00 нужно уже быть на месте, а место, указанное в уведомлении еще предстояло найти. Тихонько ворча про себя на тех, кто выдумывает такие диковинные адреса и назначает встречи по темноте, как будто нельзя сделать это в светлое время суток, девушка двинулась к подземному переходу.
Дохлые лампы горели через раз, плитка на полу вся выщерблена, пока доковыляла на чертовых каблучках, несколько раз оступилась и сто раз помянула проклятый дресс код, предписывающий дамам эту пыточную обувь. На выходе с другой стороны наткнулась на толпу подростков. Пацаны курили и что-то негромко обсуждали, смеясь и сплевывая. Невозмутимо прошествовала мимо. Парнишки только скользнули по ней взглядом, похоже, они девушку вовсе не заметили.
Отойдя метров сто, остановилась на перекрестке и вытащила из кармана сложенную в несколько раз бумажную карту и навигатор. Хотелось облегчить себе задачу? О, да. Навигатор показывал, что дома, отмеченного на карте кружком, не существовало.
С досадой спрятала айфон в карман своего элегантного плащика, подняла глаза, уставившись на звезды, и тихо выдохнула им свое озлобление. А потом пошла, высматривая ориентиры, указанные на полях карандашом, мелким убористым почерком. По старинке.
И кто только придумал эти темные миры? Кому нужны эти запутанные темные переходы ночью, если потом все в итоге сходится в одной точке? Наконец, после нескольких поворотов на перекрестках, все дальше уводивших от оживленной улицы вглубь, в квартал старой двух-трех этажной застройки, она заметила главный ориентир. Одинокий фонарь, скупо освещавший кусочек пустынного переулка.
Карта отправилась в карман. Дальше уже ничего сложного? Ведь так? Но именно сейчас волнение достигло предела. Девушка мазнула повлажневшими ладонями, отряхивая полы плаща, поправила косынку и очки. А потом расправила плечи и пошла по темному переулку прямо на свет фонаря.
Странные призрачные тени, пляшущие в темноте, все зыбко и сюрреально, как будто в другом мире. В переулке было тихо, сюда не долетал вечный шум города. Цокот каблучков по асфальту звонко отдавался в тишине, эхом отражаясь от стен домов, и казалось, становился все громче.
Вдруг по переулку пролетел порыв ветра, прогнал неизвестно откуда принесенные сухие листья, деревья в этих каменно-асфальтовых джунглях не росли. И снова все затихло, оставив легкий шелест, как воспоминание о том, чего не было.
Спиной ощутила чужое присутствие. Мужчина.
Оборачиваться не стала, ускорила шаг, почти поравнявшись с фонарем. Успеть раньше. Уже почти...
Но в этот момент взметнулись призрачные крылья, ее подхватило вихрем, и...
***
Мгновенный переход. Вихрь тут же стих, и крылья убрались. Хорошо еще, косынку надела, иначе была бы у нее прическа - воронье гнездо в свободном полете.
Теперь они стояли в просторном холле здания суда, где неизменно проводились заседания коллегии по все спорным делам. Мужчина, что помог девушке пройти через портал (на самом деле просто возмутительным образом вторгся в ее личное пространство), был молодой, подающий надежды прокурор. И ее оппонент на сегодняшних слушаниях.
- Климова! Мариша, опаздываешь как всегда? - весело подмигнул прокурор.
Марина Климова, самый юный член коллегии адвокатов, а также единственная женщина в этой самой коллегии, изобразила светскую улыбку. Отчего бы сейчас не побыть благодушными, рвать друг друга в клочья они начнут позже, когда начнется процесс.
- А, Джейми, привет! Безумно рада тебя видеть. Э... Можешь уже выпустить меня, мы на месте, и я не потеряюсь по дороге.
Почему-то каждый считал своим долгом помочь ей добраться и старался сделать это поэффектнее. И каждый непременно должен был подчеркнуть, что она опаздывает, хотя приходили они одновременно с ней. Впрочем, к этому она привыкла, и выказывать недовольство бессмысленно.
- Уммм? - мурлыкнул Джейми, смерив ее взглядом и особенно оценив очечки. - Если ты потеряешься, с меня голову снимут. Потом воскресят и снова снимут. И так пять раз подряд...
А потом изогнул левую бровь и разжал наконец руки. Девушка выскользнула из его объятий и тихонько фыркнула, закатывая глаза. Ее оберегали, с ней носились как с писаной торбой и не воспринимали всерьез. Забота заботой, а сексизм из коллег так и...
- Климова! Вечно ты опаздываешь! - шепотом рыкнул Джейми и потащил ее за собой в пространство.
Ей хотелось выкрикнуть, что когда-нибудь пристукнет самоуверенного гада, однако они уже очутились в центре освещенного круга, на обозрении у всего зала суда. И адвокат Климова сделав каменное лицо, отодвинулась от прокурора в сторону.
Собственно, залом это можно было бы назвать только условно. Некое место, существующее параллельно множеству миров, нейтральное место, не подверженное изменениям. Ничейная земля.
Здесь не .было ничего. Не было полов, потолков, стен, предметов интерьера, а присутствующие обязаны были явить истинную суть. Иначе сюда попасть просто невозможно. Это снаружи консервативная коллегия поддерживала привычную видимость здания, как две капли воды похожего на те, в которых они работали в своей человеческой жизни.
Секретарь суда укоризненно поднял бровь, взглянув на двух молодых опоздавших, выразительно вздохнул и объявил слушания открытыми.
На повестке дня дело Василия Павловича Мережкова.
Секретарь монотонно зачитывал сухие факты, дабы ввести присутствующих в курс дела, а Мариша тем временем незаметно оглядывалась вокруг. Ей приходилось бывать тут и раньше, но в качестве зрителя и с Игорем Наумовичем. Отсюда, из круга истины все выглядело иначе. Отсюда ей было видно, что места судей пусты. Но это не значило, что их нет. Просто находятся очень далеко отсюда.
Случайно встретилась глазами со своим старым куратором, Игорь Наумович хмурился. Тут же поняла, что надо наконец собраться и вслушаться, что говорит секретарь. Историю своего подзащитного она знала наизусть, но все же, не самый подходящий момент отвлекаться по пустякам.
Вслушалась.
Честное слово, лучше б она этого не делала.
Подсудимый Мережков Василий Павлович, если просто перечислить, чего он наворотил в жизни, заслуживал расстрел на месте. И как же теперь его защищать? Получалось, вроде никак, но у Мариши бы план. Целая стратегия.
Украдкой взглянув направо, заметила снисходительно кривившего губы Сабчаковского. Его глаза говорили: девочка, у тебя нет шансов. Захотелось сказать уважаемому коллеге:
- Свалите в туман, сударь.
Собственно, она даже и сказала. Мысленно. И чуть не разинула рот от удивления. Сабчаковского, недоуменно заерзавшего на месте, заволокло серой дымкой. Мариша тут же уставилась в другую сторону, мол, я не при чем. Ситуация привлекла внимание секретаря, в итоге раздосадованный Сабчаковский за нарушение порядка получил гневный взгляд и покашливание.
По счастью никто не подумал обвинить в этом юную адвоката Климову, поскольку ранее в судебной практики такого замечено не было. Но ранее и адвокатов женщин тут не было. Однако инцидент сам собой исчерпался.
А дело есть дело.
Из сухо изложенных фактов вырисовывалась малоприятная картина.
Богатый у... чудак (условно олигарх), один из тех, кому все позволено. Родителей потерял в раннем возрасте, воспитывался бабушкой. Начинал с продажи компьютеров, вырос на мутной пене перестройки. Сила. Жестокость. Ум. Жажда власти. Поднимался быстро, партнеров подмял под себя, несогласных устранил. Так или иначе. Одним словом, хищник с большой буквы.
Огромные деньги, множественные преступления, административные и уголовные. Путь наверх не розами усыпан.
Однако не за эти преступления его предстояло судить. Обычными правонарушениями должно заниматься обычное людское правосудие. Тут судили за другое, за то, что людскому правосудию неподвластно. На кону душа. И приговор ей будет короткий - можно или нельзя оправдать, простить, дать второй шанс.
Когда секретарь закончил зачитывать материалы дела и оглядел зал, первое слово было предоставлено обвинению. Облаченный в сияющие доспехи правосудия Джейми, колыхнул огненными крыльями, заполняя зал ощущением жаркого пустынного ветра, и бросил в сторону Мариши пронзительный взгляд.
Больше никакого дружелюбия, Она знала, бой пойдет не на жизнь, а на смерть. Причем, буквально - смерть ее подзащитного. Во всех смыслах.
Прокурор заявил:
- По совокупности преступлений требую высшей меры наказания.
Молчаливое одобрение зала. С ним были согласны практически все присутствовавшие. Она и не ожидала ничего иного. Марина видела, как напрягся и шевельнулся на своем месте Гершин. Мелькнула его хищная улыбка. Понятно, старого аллигатора захватил азарт.
Собралась, белые крылья чуть заметно качнулись, повеяло прохладой, надо же остудить обстановку после прокурорской демонстрации. Когда ей предоставили слово, проговорила, спокойно глядя перед собой:
- Настаиваю на детальной реконструкции событий.
Ропот пронесся по рядам обоих коллегий. Реконструкция - стандартная процедура, и в спорных случаях иногда применялась в судопроизводстве. Но детальная...
Это означало полностью перерыть все воспоминания подсудимого, свидетелей, потерпевших. Всех.
Секретарь скривился, но объявил:
- Принимается.
***
В памяти все немного иначе, чем видно наблюдателю со стороны. И не совсем так воспринимается, как оно было в момент непосредственного участия.
Потому что в памяти через призму души.
Воспоминаний за жизнь сорокапятилетнего мужчины набирается много, они разные по ценности и силе воздействия. Иные проскальзывают замыленным пятном, а иные имеют такую власть, что их ничто не сотрет с годами.
Власть погрузить душу в ту же радость или отчаяние, что ощущалась когда-то. Но даже сейчас, когда душа была один сплошной комок боли, этот день своей жизни восемь лет назад он вспоминал как...
***
Жаркий, августовский.
Сначала с утра дела, потом самолет. Аэропорт. Кондиционированный воздух. Стоило на минуту выйти наружу - пока дошел до машины, словно в кастрюлю с кипящей водой окунулся, тут же вымок. Раздражение.
Алишер Шарафов, партнер по бизнесу, пригласил, Мережков выкроил три дня. У Шарафеича было 150 гектаров леса в райне Фишта*. Охота, рыбалка, прочие мужские радости.
Вообще-то, Василий Павлович к охоте на зверушек был равнодушен, считал пустой тратой времени. Он и из машины-то не любил вылезать, когда оказывался где-нибудь на природе. Все его загородные дома были напичканы техникой и электроникой, как космические корабли. Сначала комплекс нищеброда заставлял выгрызать от жизни все самое лучшее и дорогое, а потом он просто понял, что урбанист до мозга костей, и вот это вот «на природе» ему нафиг не надо.
Но Шарафеич пригласил, хотел сделать ему приятное. Надо.
Дорога в горы начиналась из города, вызывала уныние и уже казалась бесконечной. От асфальта жаркое марево, воздух дрожал, поднимаясь вверх жидкими струйками. Хаотичная застройка, разноперые домики. Не на что смотреть.
Опять был кондиционированный воздух, звонки, много звонков, переговоры. Дела, дела, дела. Успеть закончить, чтобы на три дня отключить телефон. Посреди переговоров несколько раз врывалась Кристина со своим идиотским «пусик, я соскучилась», боль зубная. В последний раз Василий просто скривился и рыкнул в трубку:
- Я занят. Не звони больше, - и отключился.
Надоела. По приезде надо будет спровадить любовницу, довольно она из него бабок выкачала.
За постоянными звонками и переговорами не заметил, как пейзаж за окном сменился, превратившись в почти сплошной лес по обе стороны дороги. Это получилось как-то вдруг, и потому удивило. С делами он к этому времени закончил, так, добивал по инерции. Отключил телефон и уставился в окно. Неожиданно понял - красиво, зелень. Там жара и зелень. В салоне прохладный кондиционированный воздух, а из окна видно зелень. Красиво.
А вскоре дороги практически не стало. Джип, переваливаясь по ухабам и здоровенным булыжникам, все дальше вползал в лес, и забирался выше, выше, выше. Странное ощущение, вроде совсем недавно цивилизация, люди, мусор, и вдруг эта непроходимая дичь. Как будто в другой мир попал.
Наконец приехали.
Совсем уж приятным сюрпризом оказалось, что, выйдя из машины, он тут же не взмок. Здесь было намного прохладнее и суше. А вид на горы, а воздух? Цветы. Не на клумбах, высаженные садовником. А просто так, от Бога.
Будто на другой планете.
Очень неплохо. Даже перестало казаться бесцельной тратой времени.
Хозяин встречал радушно. Остальные гости к тому времени уже прибыли, ждали только его. Собственно, оказалось, что до места назначения они еще не доехали. Потому что туда, где у Шарафеича был охотничий домик, предстояло еще какое-то время добираться на лошадях. Немного раздражающий момент, но на фоне всей этой красоты, цветов, прохладного сладкого, словно хрустального воздуха, не хотелось раздражаться и портить себе настроение.
Видимо, поняв по выражению лица его душевное состояние, Алишер спросил:
- Ну что, хорошо, брат?
- Хорошо, - ответил Василий Павлович и не покривил душой.
Алишер неуловимо улыбнулся. Все-таки восток дело тонкое, чемпионы по части разных удовольствий. Не все конечно Василию нравилось, но там действительно было хорошо.
И это ощущение, что ступил на порог другой жизни. Непривычно, хаотично, слишком вольно и непредсказуемо. Немного тревожно, не знаешь, чего ждать, но хочется сделать шаг. Успокаивало, что это понарошку, через три дня все закончится, и он снова окажется в своем родном мире, где упорядочено и подчиняется его воле.
Охотничий домик Алишера только назывался домиком, на самом деле целый городок. Домики - теремки, навесы, беседки. Особенно хороша была большая беседка с террасой, с нее открывался вид вниз на заводь, окруженную огромными валунами. В этой беседке и был накрыт для гостей стол. Гости собирались начинать убивать зверушек завтра с утречка, точнее еще с ночи, а сегодня просто хороший дружеский стол.
Василий не слишком вникал в подробности охотничьих рассказов, его мало интересовало, какая у кого печень, или внутренний жир. Больше вид дикой природы вокруг, грубоватый, но по-своему красивый интерьер. Все это было как научно-популярный фильм, который он смотрел когда-то в детстве.
Комнат в домике было четыре, Лене досталась самая маленькая, зато отдельная, с одной кроватью и крохотным санузлом. Она уже собралась спать, а тут стук в дверь. Открыла. Один из охранников Шарафова, она не помнила его имени. С поручением.
Обслужить гостя, пожелавшего поздний ужин?
Лена некоторое время не могла сообразить, о чем вообще речь. День был не из легких, все время на нервах. Не говоря уже о том, что устала адски. Еще и чувствовала себя, как пришибленная, после той демонстрации высокомерного презрения, которым ее облил один из гостей.
А теперь ей говорят, этот тип желает, чтобы она...?
- Почему я? - Глупый вопрос, непрофессиональный, но защитная реакция сработала раньше.
Глупо и непрофессионально.
Посланный за ней парень только пожал плечами и продолжил смотреть сквозь нее пустыми глазами. Кивнула отворачиваясь:
- Подождите за дверью, через пять минут я буду готова.
Забыв про усталость, быстро и сердито натянула на себя колготки, форменную одежду, сунула ноги в лодочки шпильках, закрепила бейджик. Униформа придает уверенности, прямо как латы перед боем. Наскоро накрасилась и причесалась.
И все это время ела себя поедом. Дура. Дура. Дура.
Она ведь с самого начала, как только этого Мережкова увидела, не могла глаз от него отвести. Из гостей Шарафова он самый заметный. На фоне невзрачных, увлеченных охотничьими рассказами мужчин, в лицах которых моментами сквозила животная жестокость, именно он настоящий хищник. Видно, что его добыча куда крупнее всяких медведей и лис, и тут ему нет равных.
Холеный, самоуверенный, жесткий. Жестокий. Из-за легкого налета цивилизованности цинизм заметен еще сильнее. И еще этот тяжелый взгляд, подавляющий волю. Падайте перед ним ниц и размазывайтесь по полу.
Но при всем при этом мужчина был привлекателен. Даже внешне. Она еще подумала, что женщины наверняка этому типу гроздьями на шею вешаются. А он вытирает об них ноги.
Упаси Боже с таким в жизни столкнуться. Упаси Боже привлечь его внимание.
Видимо, привлекла. И что же, теперь... Почему-то стало страшно, сердце сдавило предчувствием, нехорошим предчувствием.
Глупость какая, это же просто работа. Просто сервировать стол, дождаться, пока он поест, а потом убрать. Посмотрела на себя в зеркало. Сказала отражению:
- Успокойся. На черта ты ему сдалась. Просто мужик чудит, ну не спится ему, жрать охота. Накорми его и дело с концом.
Но интуиция подсказывала другое. Приходилось ей не раз сталкиваться с такими субъектами, они как напьются, из них потом какая-то черная злоба наружу прет, им почему-то надо отрываться на окружающих. И окружающей тут, за неимением других, будет она.
Пришла ассоциация с тигром в зоопарке, за которым хорошо наблюдать из-за решетки. Но вот беда, тигр-то был на свободе.
Закрыла глаза на секунду. А когда снова открыла, уставилась невидящим взглядом куда-то в угол, чувствуя холодок в груди. Выдохнула. В конце концов, довольно трястись, не сожрет же он ее.
Те несколько минут, что она отвела себе на подготовку, прошли, Лена вышла из комнаты. Парень, ждавший ее снаружи, скользнул равнодушным взглядом, повернулся текучим движением и двинулся вперед.
***
Странное дело. С того момента, что он отправил человека за женщиной, прошло всего-то не больше десяти - пятнадцати минут, а у Мережкова от напряженного ожидания аж уши раскалились. И вообще, состояние для него было слишком необычным, что бы не осознавать это.
- Что с тобой творится? - спрашивал мужчина себя, а из темной глубины, откуда-то, где в каждом из людей прячется зверь, в ответ слышалось только глухое рычание.
Ему не нравилось то, что с ним происходит, но отказаться от этого состояния? Ни за что. Давно он не был на таком взводе, все чувства обострены, предельно собран, прямо как в старые времена, когда на стрелу ехал. Адреналин, мать его. И все это из-за какой-то бабы? Официантки?
Тихонько рыкнул.
И в этот миг услышал легкий перестук каблучков. Сердце подскочило к горлу, молотком застучала в ушах кровь. Адреналин, мать его. Выдохнул, провел ладонями по бедрам.
Хорошо.
Плохо, что его неконтролируемо трясет. Взглянул на свою руку, сжал пальцы в кулак. Из кухни слышался негромкий звон столовых приборов и стук посуды. Ничего, пока она будет возиться, у него есть время устранить эту дурацкую дрожь.
***
Руки механически делали свою работу, а в голове пустота. И страшно. Страшно выйти, страшно взглянуть на него. Постаралась спрятаться от страха в холод, как делала всегда. Еще со школы. Холод помогал, защищал от всего.
Так... Все, поднос готов, нечего тянуть время.
Вышла на террасу.
***
Он сидел спиной. И спиной почувствовал ее появление. Ощущение, будто на загривке шерсть дыбом. Сердце снова забухало где-то в висках, а в груди липкая дрожь. Да его попросту корежит, мать его...!
За столиком кафетерия пригородной автостанции сидела женщина. Уже довольно давно. Несколько часов. А сколько чашек кофе было выпито за это время, она бы не смогла сказать - не считала. Мучили воспоминания. Давние и новые.
Она не знала, как сюда приехала. Просто прыгнула в первый попавшийся отходящий пригородный автобус и сказала водителю, начавшему возмущаться, мол, нельзя без билета:
- Мне надо уехать. Срочно.
И тот почему-то поверил. И вопросов больше задавать не стал. Молча взял плату за проезд до ближайшего населенного пункта, потому что женщина не знала, куда ей надо ехать.
Ей просто надо было уехать куда-то. Отодвинуться. Встать дальше, как можно дальше.
Дальше...
Но почему же воспоминания полезли именно сейчас? Когда она хотела бы все забыть и вычеркнуть, вырвать страницы своей жизни разом?
Просто, как бы мы не хотели, вырвать страницы из своей жизни нельзя. Можно начать с чистого листа. А старые записи, как быть с ними? Хранить, читать?
Читать. И сколько их еще потом было, листов этих...
А прочитала-то она пока только самый первый.
***
Конечно же, первый эпизод остался вчистую за обвинением. Легкий ропот, прошедший по рядам обоих коллегий только подтвердил это.
Но слушания продолжались, хоть адвокат Марина Климова и видела, как тяжело и болезненно дается женщине детальная реконструкция. Что воспоминания, вызванные против ее воли, травят душу.
Но и в этом был свой тайный смысл.
Чтобы глубинный нарыв вылечить, его надо вскрыть.
***
Но столько чашек кофе зараз? Это же ни в какие ворота...
***
Женщина за столиком была все также задумчива. Красивые тонкие пальцы поглаживали изогнутую ручку кофейной чашки. Лицо моментами чуть кривилось, брови хмурились, а под глазами собирались задумчивые морщинки. Будто она, уйдя в себя, решала какую-то задачу и никак не могла найти ответ.
Ненакрашенная, просто одетая, хмурая, а все равно заметная. Она везде была заметна, не красотой, хотя и этим не обделил ее Господь. Но внутренняя сила, цельность, самодостаточность, вот что главным образом привлекало внимание.
Однако сейчас она привлекала внимание своей мрачностью и чужеродностью в этом месте.
***
- У защиты есть вопросы к пострадавшей стороне, - проговорила адвокат Климова.
- Задавайте, - еле слышно прошелестел в ответ секретарь.
***
Лена вертела в руке пустую кофейную чашку, наклоняя ее в стороны и разглядывая расползающийся осадок. Состояние идиотское. Будто камень на шее. И вдруг в зале кафетерия появилась официантка с подносом. Бойкая, деловая, жизнерадостная. Понесла заказ к дальнему столику.
Привлеченная шумом, Лена оглянулась на нее. Она могла бы поклясться, что в этом кафетерии просто не может быть и отродясь не бывало никаких официанток. А тем более, таких подтянутых стильных и аккуратненьких. Уж в официантках-то она разбиралась. Как впрочем, и в предприятиях общественного питания.
А потом, оглянувшись вокруг, заметила еще одну странность, пока она сидела, погруженная в свои мысли, посетители в забегаловке сменились. И теперешний контингент смотрелся даже как-то слишком интеллигентно. Пожала плечами. Это конечно странно, но... Какая разница.
И тут официантка, проходя мимо столика, за которым она сидела одиноко сгорбившись, вдруг остановилась и сказала, обращаясь к ней:
- Девушка, вы бы поели чего-нибудь, а то уже который час пустой кофе пьете, вы так совсем желудок испортите.
Официантка (Лена поняла наконец, что же ее в ней особенно смущает - большие черные солнечные очки! В помещении. Ночью.) доверительно шепнула:
- Я уже не говорю о том, что мотор застучит.
- Что? - изумилась Лана, понимая, что ничего не понимает.
Та склонила голову набок, проговорив уже другим тоном:
- Будет болеть сердце.
На эти ее слова Лена мрачно усмехнулась, сердце у нее и без того болело, будто его раскаленным прутом проткнули. Что в сравнении с этой болью ей сделают несколько чашек кофе? Но в словах девушки был смысл, она с самого раннего утра ничего не ела. А сама официантка, несмотря на всю очевидную странность, казалась такой позитивной и располагающей к доверию, что Лена кивнула, соглашаясь:
- Да, пожалуй. Принесите мне чего-нибудь.
- Одну минуточку, - деловито проговорила та, приподняв указательным пальчиком очки. - У нас тут делают отличный комплексный обед. Сейчас принесу.
Как быстро удалось выбраться из горного имения Алишера Шарафова, Лена всегда поражалась. Видимо, Бог помог, что ее не задержали по каким-то формальным причинам, да вообще из-за какой-нибудь ерунды.
Повезло, отъезжал рефрижератор, доставивший ночью продукты. На нем она добралась до ближайшего населенного пункта, оттуда рейсовым автобусом дальше. Сначала на ж/д вокзал, потом электричками, поездами, автобусами домой.
Бежала, сломя голову, как зверь, которого травят. Глупо, наверное, но больше всего она боялась, что этот ублюдок начнет проявлять власть и изгаляться. Ему сломать ее, исковеркать жизнь ничего не стоит, просто так, из каприза. Собственно, жизнь ей он уже сломал.
Ведь прежде всего Лена бежала от себя, стараясь скрыть от всех свой позор. Спрятаться, чтобы ее не видели, не достали, зарыться...
В том, что утром все будут знать, как она развлекала высокого гостя, Лена ни секунды не сомневалась. И как никто не пришел ей на помощь, так никто в ее защиту слова не скажет. Она же теперь просто не сможет работать среди этих людей, не сможет смотреть им в глаза.
Всю свою жизнь Лена строила сама. Рано осиротела, ее воспитывала тетка. Вечно озлобленная, непонятно за что обиженная на жизнь. Еще когда Лена была подростком, вечно любила повторять:
- Кончится тем, что ты по рукам пойдешь, - и добавляла смачно. - Я в этом не сомневаюсь.
И Лена из кожи вон лезла, чтобы доказать обратное. Сама выбивалась в люди, работала, держалась, сцепив зубы, строила свое маленькое честное человеческое благополучие. Был неудачный опыт отношений, на злобную радость и бесконечные комментарии тетки. После этого Лена и зареклась вообще иметь с мужчинами дело.
Сколько трудов было вложено, сколько времени. сил.
Все псу под хвост, просто потому кому-то захотелось развлечься.
Но самым страшным было даже не это. Самым страшным было то, что ее лишили самоуважения. Строить жизнь можно начать и на пустом месте, можно все начать заново. Как быть с оплеванной душой?
Никак. Только время поможет зарубцеваться ранам.
Время. И новое место.
Сейчас, с высоты прожитых лет, она могла бы сказать, что ей конечно тогда повезло быстро и удачно исчезнуть. Но как ни изворачивайся, от себя не уйдешь, а неприятности имеют обыкновение возвращаться.
Неумолимая судьба.
У нее свои законы, она путей не меняет.
***
Как был зол Мережков, когда женщина пропала, как в воду канула... Чуть не лопался от бешенства. А показать перед Алишером нельзя. И без того, позорился, бегал, искал ее наутро. Это слабость, нельзя показывать слабость. Мужчина не должен позволять себе такого.
Потому он высидел те три дня, и даже один лишний. Даже сходил на охоту вместе со всеми. Оказывается, под настроение здорово убивать зверушек.
И по его застывшему лицу невозможно было понять, что творится внутри. А уж друг Шарафеич явно присматривался, выискивал болевые точки, слабину ловил, восточная сволочь. Но в эту игру Мережков и сам отлично умел играть.
Он стал только жестче. Малейшие промахи, ошибки, косой взгляд, случайно вылетевшее слово, на которое он бы раньше не может, и не обратил внимания - ничего не укрылось от него теперь. Все и за все будут наказаны.
Но больше всех получит женщина, что посмела удрать от него ночью. Бросить его, когда он хотел продолжения, горел жаждой. Ее найдут и приведут к нему, тогда тварь поймет, что он с ней еще не закончил.
А пока он сидел за столом с Шарафеичем, шутил, улыбался, ел руками жареное мясо убитых им зверушек. Нах***. Никакой больше европейской дребедени. Нах***!
И все это время внутри, в сердце, словно пружина скручивалась.
Знал ли он вообще, где у него сердце и для чего? Когда такое было, чтобы оно хоть шелохнулось хоть из-за чего-то? А теперь вот, будто шипами распирало изнутри и сдавливало снаружи. И не поймешь отчего, от злости, от бешенства, что ли?! Но такое чувство, словно в груди дыра. И ноет. И память. Некстати.
Некстати все!
***
В последний день, сидя за крытым столом с Алишером и не спеша ведя ниочемные разговоры, считал минуты, тянуло назад в город. Потом ехал с мыслью, что найдет эту тварь, натрахается до одури, до посинения, и выкинет. Чтоб знала. От таких, как он, не сбегают.
Эта мысль подогревала его злость, подхлестывала жажду отомстить. И заставляла что-то трепетать внутри. Что-то неуверенное, слабое. За эту неуверенность ненавидел себя.
Он и так был на взводе. Еще в дороге сообщили, что женщина, которую он велел разыскать в городе, уволилась с работы и исчезла. В итоге, домой добрался злой как черт, и первое что сделал в ответ на Кристинино идиотское:
- Пусик! Я так соскучилась!
Отодрал ее прямо на полу в прихожей. А только ощущения совсем не те.
Она тоже пыталась сопротивляться, визжала - прическу испортишь! А потом шипела, что он не расплатится! И чтобы не смел больше так себя вести, иначе она от него уйдет.
Из пространственного коридора Мариша с Джейми вынырнули у очередного тускло подсвечивавшего пустынную улицу фонаря, прямо напротив дверей бара. Точнее, никаких дверей бара там не было, был заколоченный досками вход в заброшенный подъезд нежилого дома в старой застройке. Крыльцо с пандусом, обшарпанные перила.
На крыльце сидел кот. Обычный рыжий. Фейсконтроль на входе. Внутрь никто не попадет, пока не предъявит внутреннюю сущность, потому что люди там собирались сплошь непростые, все со сверхъестественными способностями. Можно сказать - закрытый ведомственный клуб.
Глянул на них рентгеновским глазом и мотнул усатой мордой, мол, проходите.
Бар, в котором время от времени собирались судейские, был открыт до трех. И если снаружи все выглядело неказисто, то внутри глазу представлялась совсем иная картина. Просторный чистый зал, негромкая музыка. Приятный, неяркий свет.
Сегодня интерьер был выдержан в стиле французского кафе. Кругом хрусталь и зеркала. Кошмар. Нет, конечно хорошо, но слишком уж часто менялся интерьер в этом заведении, оставалось только вертеть головой привыкая к новому убранству.
Джейми выразительно вздохнул.
- Жесть. - оценила здешнюю красоту Мариша, попутно двигаясь к стойке.
Взяли себе выпить, Джейми пива, Мариша мохито, и устроились за столиком у стены. Народу было немного. Несколько демонов - бизнесменов, время от времени в разговоре мелькали их полупрозрачные текучие стальные крылья. Компания богемных от искусства сидела за сдвоенными столиками в другом конце зала. Те радовали глаз многоцветьем крыльев от бледно голубого до ярко зеленого и фиолетового.
А из судейских сегодня только они.
Хотя нет. Присутствовал еще один редкий гость - дознаватель. Дознаватели вообще были отдельной категорией в судопроизводстве. Нечто вроде службы надзора над надзором. И что интересно, между мирами перемещались беспрепятственно, а крыльев им от природы не полагалось.
Работали они индивидуально, проводили расследование, в отдельных случаях сами приводили в исполнение приговор. О них ходили разные слухи, но каковы истинные возможности дознавателей, никто толком не знал. И тут Мариша могла бы гордиться собой, Игорь Наумович даже один семестр натаскивал ее на дознавателя. Всех тонкостей работы она конечно не знала, да и ни к чему, как он ей сказал. Но...
- Мариша, ты среди нашей адвокатской братии единственная девушка, а потому должна знать больше, и все уметь все гораздо лучше других, - любил говаривать шеф.
И был прав.
- Слушай, Климова, - услышала голос Джейми. - Зачем ты вообще взялась защищать этого...
Она обернулась, взглянуть на Джейми. Сейчас его лицо было суровым и мрачным, а всегдашняя веселость сошла, будто маска.
- Отказаться не получалось, понимаешь? Первое дело.
Он кивнул, крутнул в руке стакан и нахмурился, сжав зубы.
- Ты уж извини, но поблажек от меня не будет, - проговорил негромко, отпивая глоток баварского.
- Я знаю, - просто ответила девушка.
Джейми Аоринделл, в отличие от нее, был уроженцем другого мира. А сюда навсегда перебрался после трагедии. постигшей его семью. Говорили, будто именно после той трагедии он и приобрел свои крылья. Что там было, Мариша доподлинно не знала, но примерно догадывалась. Слишком уж непримиримое у него было отношение к насильникам.
Повинуясь внезапному порыву, накрыла его руку своей.
- Спасибо, что поддерживаешь меня. Знаешь, твоя дружба для меня очень многое значит.
Джейми взглянул на Маришу, многозначительно поиграв бровями.
- Дружба? Я тут растрачиваю тонны обаяния, понимаешь...
- Пфффф, - фыркнула она. - Все твое обаяние заключается в том, что вечно хватаешь меня в охапку и тащишь в переход.
Джейми откинулся на спинку стула и со вкусом расхохотался. На них тут же уставились. Пришлось свернуть веселье.
- Так говоришь, я не обаятельный? - хитро спросил Джейми, который и впрямь испытывал к Марише скорее дружеские чувства. - А кто, по-твоему, обаятельный?
- Только не смейся, - предупредила, погрозив пальчиком. - Ваш Сабчаковский, если бы не был таким занудой.
- О... - чуть не подавился Джейми.
- Ой, ну и Игорь Наумович, однозначно! - закатила глазки Мариша.
В том, что господин Гаршин, этот динозавр от адвокатуры, обаятелен как черт, Джейми как раз не сомневался. Как и в том, Мариша относится к своему куратору, как к чему-то среднему между любимым котом и любимым дедушкой.
Они еще посидели, рассказывая анекдоты и курьезные случаи своей из практики. Например, Мариша созналась, два с половиной года провела кошкой. Гершин направил в другой мир, типа на подготовку к зачету по анализу обстановки и сбору улик, на самом деле, канал для перехода готовила.
- Кошкой? Ты? - тихонько ржал Джейми, показывая на нее пальцем. - А вообще, похожа!
Вот сейчас, сняв очки, Климова точно была похожа на рассерженную кошку, Джейми вдруг перестал смеяться. Поежился и выдал:
День у больного в реанимации не принес изменений. В сознание он так и не пришел и на внешние раздражители не реагировал. Но день бесчувствия дал силы встретиться со своими воспоминаниями вновь. Пусть они несли боль, в них сейчас была его жизнь.
***
Начиная с поездки к Алишеру на Фишт, жизнь Василия Мережкова незаметно для него разделилась на до и после.
До все было хорошо, налажено, четко. Он двигался вперед и точно знал, что принесет завтрашний день. Практически на сто процентов. Какие-то левые движения ложных друзей или конкурентов отслеживал заранее и пресекал на корню. Потому что знал, чего хотел, и видел, что делать, чтобы это получить. И всегда получал.
Алгоритм не подводил никогда и нигде.
И вдруг вся эта налаженная машина почему-то дала сбой.
И наступило после.
В тот момент Василий даже не осознал наступивших перемен. В тот момент он просто злился. Но прошло еще несколько дней, а люди, которым он платил, чтобы нашли ту официантку, с которой ему почему-то необходимо было закончить, так никаких новостей и не принесли. А странное ощущение, будто его незаслуженно лишили чего-то жизненно важного, стало проявляться все ярче.
На прежней работе в известном на всю Москву ресторане, сведений, куда направилась бывшая обер-кельнер Елена, не было. Адрес прежнего места жительства оказался съемной квартирой, с которой она съехала в тот же день, не оставив координат. Естественно, и номер сотового оказался недействительным.
Единственное, что удалось узнать, из родственников у этой Елены была только тетка Зинаида Александровна, теткин адрес и домашний телефон. Туда наведались, но кроме злорадства, что беспутная племянница наконец пропала на стезе порока, она тоже ничего не смогла сказать.
Какой-то замкнутый круг.
Замкнутый круг, в котором он застрял в движении на одной точке. Потому что ему надо было закончить! Маленький сбой, но механизм потихонечку пошел вразнос.
Прошла еще неделя.
Внешне Василий Павлович вел прежнюю жизнь. Все те же дела, переговоры, встречи. А внутри подспудно включался какой-то поисковик, заставлявший его против воли возвращаться мыслями этому незаконченному моменту, и отравлял существование.
На дальнем плане маячила обиженная Кристина. Пыталась достать его с разных сторон. Нах***! Вот бывшую любовницу возвращать он точно не собирался. С этим было все в порядке. Не в порядке было с другим.
Не в порядке было с его болезненной жаждой, заставлявшей желать именно ту женщину. Неправильно, какая-то дурацкая ошибка.
Он и сам понимал это. Но лучше от этого не становилось.
Нельзя сказать, что не пытался стереть, заместить те проклятые ощущения другими. Несколько вечеров, убитых на очень дорогих и очень умелых женщин, его конечно развлекли, но проклятый синдром незавершенности, разъедал все как кислотой.
А если честно, то даже сравнивать... Даже сравнивать было невозможно.
***
Слушая как-то вечером в своем кабинете очередной ниочемный доклад о том, насколько продвинулись его люди в поисках бывшего обер-кельнера Елены Смолиной, Василий Павлович вертел в руке сотовый. И вдруг понял, что должен включиться в эту охоту сам.
Он всегда был человеком действия, это пассивное сидение и ожидание доставляло ему дополнительные отрицательные эмоции. Охота обещала действие. Что интересно, стоило этой мысли созреть, он даже испытал некоторое облегчение и подъем духа. И даже тот специфический мурашек, суеверно суливший успех в делах.
А потому, поручив своим людям копать дальше, назавтра в тот ресторан, где раньше работала Елена Смолина, он отправился сам.
Он бывал там не раз и не два, нравилась кухня, безукоризненное обслуживание, специфический неуловимый «дорогой» дух. Мережков спрашивал себя, отчего раньше никогда не видел тут эту обер - кельнершу? Возможно, и видел, просто не замечал, как не замечал приходящих уборщиц, водителей, работников автосервисов и прочих, кто делал его быт комфортнее. Потому что обслуга давно уже стала для него только фоном.
Получается, надо было полностью сменить обстановку, попасть в другой мир, где они оба были инородными телами, чтобы все понятия сместились, и наконец заметить?
Не важно, как это произошло и почему. Сейчас он просто хотел найти эту женщину.
Престижный VIP гость был замечен сразу же, как только перешагнул порог ресторана. На пожелание переговорить с администратором, Василия Павловича немедленно проводили в небольшую уютную гостиную со светлой мебелью и принесли поднос с разными фирменными ништячками и минералкой.
А меньше, чем через полминуты появилась ухоженная, красивая, "дорогая" и умная женщина с безупречными манерами. Администратор Алла Максимовна. Ее он видел мельком несколько раз, но тоже никогда не интересовался. Женщина улыбнулась идеальной улыбкой и присела в кресло напротив.
- Добрый день, Василий Павлович, - спросила, закинув ногу на ногу. - Чем могу быть полезна?
Женщина говорила, глядя на него, а он ощущал этот эффект узнавания, вкус привычной жизни. Европейский лоск, кондиционированный воздух, безошибочно работающий алгоритм «я хочу - я получаю».
С утра было промозгло, пасмурно, мокрый снег с дождем. И так попеременно почти весь день. К четырем часам немного прекратилось, но все равно, снежная жижа грязным войлоком скапливалась у обочин. Рыхлой серой ватой нависали облака, цепляли крыши домов.
А ему вдруг показалось, что брызнуло солнцем.
Кафе на углу у перекрестка, похожее на аквариум. Интерьер какой-то авангардистский. Но это все ерунда...
Перед столиком у самой витрины в желтой униформе с подносом - она...
В первый момент даже опешил. Смотрел на этот аквариум, который кому-то пришло в голову оборудовать тут, в промзоне, и не верил. А потом медленно, медленно его губы дернулись. Пока еще не в улыбке, нет.
Машинально отбился, разжав руку с телефоном, из которого неслись какие-то доводы и объяснения. Все разом отдалилось, отошло куда-то на задний план.
Нашел.
И тут же вылетело из головы все, что передумал за те три с половиной месяца, заместилось совершенно другим. Будто переключатель щелкнул, открывая новый отсчет. Теперь другая игра пойдет. По его правилам, в его пользу. Неосознанно сжались кулаки, мужчина напрягся, ни дать, ни взять, охотничий пес. Стойку сделал. Даже почему-то стало смешно.
Черт... В этот момент он вдруг чувствовал себя, как ребенок, которому только что подарили новенькую игрушку. Или как мужик, когда он в первый раз собирается сесть за руль дорогущей шикарной тачки, которую хотел купить и купил.
Этот восторг обладания. Желание кружить вокруг своей игрушки, разглядывать со всех сторон, примериваться, тянуть удовольствие, испытывать его вечно...
- Останови, - негромко сказал он водителю. - Приехали.
Тот не совсем понял, потому что они и без того стояли в пробке, оглянулся на хозяина. Мережков глазами показал на обочину за перекрестком. А у самого, словно что-то большое разрослось в груди. Вдохнул глубоко. Все. Нашел.
Теперь не спугнуть прежде времени, чтобы опять не ушла. Теперь уж наверняка.
Как только пробка сдвинулась с места, шофер припарковался на той стороне перекрестка, прямо под за знаком, запрещающим парковку. Да и х*** с ним. Эти вопросы уладить легко.
На улице темнело, а Мережков сидел в машине, глядя на большие, ярко освещенные стеклянные витрины кафе напротив, и ждал. Как хищник в засаде. Клёвое ощущение. Теперь-то он не торопился, теперь можно было сколько угодно ходить кругами и примериваться, откуда напасть. Теперь она никуда не денется.
Троих людей своих послал, чтобы перекрыли все ходы-выходы. Еще двоих внутрь, закрыть кафе и занять столик. Смотрел, как зал постепенно освобождался, и созревал.
Наконец в кафе не осталось никого, кроме персонала, а на улице стемнело окончательно. Сейчас. Открыл дверь и вылез из машины. Не глядя ступил в грязноватую снежную кашу у края обочины.
Немного жижи затекло в обувь. Но в тот момент он этого не почувствовал. Пересек улицу, толкнул дверь кафе и вошел.
***
Лене эти двое, появившиеся в кафе, не понравились. Необычные посетители, вели себя странно, вызывали тревогу. Еще более странным показалось, что они пожелали снять кафе на весь вечер. Мол, закрытое корпоративное мероприятие. Один переговорил с хозяйкой, сделал странный но дорогой заказ и внес предоплату. Другой так и стоял у входа.
Странные типы. Взгляды холодные, острые.
Девчонки обрадовались, можно подзаработать. А ей неспокойно, неспокойно, но деньги нужны. Нужны, черт бы их побрал! Она и так какое-то время сидела без работы.
Забилась в комнатенку для официантов, уставилась на себя в зеркало. Работать надо. Усилием воли подавила тревогу, заставила себя успокоиться.
- Лена, выйди в зал, там посетитель.
Голос хозяйки.
- Почему я?! - хотелось крикнуть. - Неужели других нет никого?
Отчего-то аж затряслось все внутри.
А почему не ты? Спросила мысль.
- Сейчас, - проговорила, поправила волосы и вышла.
За столиком в центре пустого зала сидел он. Мужчина... Мужчина, который ее изнасиловал.
Ей показалось, свет померк.
***
Когда переживаешь чужие эмоции вживую, как в реальном времени, они могут быть даже сильнее, чем собственные. У присутствовавших в зале суда всплеск по ощущениям был как столкновение волн ледяной воды и пламени.
По залу пошел ропот.
- Протестую! Это насилие над нами, прошу на сегодня прервать слушания! - раздался голос представителя коллегии прокуроров.
- Протест отклонен, - холодно проговорил секретарь. - Мы тут не кисейные барышни. Если будем прерываться каждые пять минут, подсудимый не доживет до окончания слушаний.
- Тогда дайте хотя бы перерыв, - обратился к секретарю Сабчаковский.