— Ты ранен?
Голос девочки прозвучал неожиданно — лёгкий, но отчётливый, словно по тишине скользнул солнечный луч.
Подросток медленно поднял глаза. Перед ним стояла крошечная фигурка — лет пяти, не больше. Тонкие косички, заплетённые неумелыми руками, светло-каштановые волосы скучного, выгоревшего оттенка, в губах — половинка лакрицы.
Она смотрела прямо на него, чуть склонив голову набок.
В её взгляде было странное сочетание любопытства и участия, будто она пыталась понять, откуда берётся такая боль.
Он нахмурился.
— Больно? — неожиданно для себя спросил он.
Девочка закивала с детской серьёзностью.
— М-м! Тебе больно? Хочешь, я позову врача? Или… кого-нибудь?
Он усмехнулся.
Боль. Слово чужое, холодное. За четырнадцать лет никто и не произносил его рядом с ним.
Конечно, она спросит именно об этом.
Он сидел, сгорбившись, прислонившись к шершавому стволу американского бука, в тени уединённого угла парка. Ладони сжимали живот. Губы разбиты и кровоточат, на лице — ссадины и синяки, рубаха порвана. Любой дурак понял бы, что ему больно.
Но почему-то мысль о том, что он действительно страдает, показалась ему смешной.
Он хрипло засмеялся. Сначала тихо, а потом сильнее. Смех сотрясал плечи, пока не перешёл в рыдание. Слёзы катились по щекам, оставляя солёные следы. Смех и боль слились в один отчаянный звук.
— Почему ты смеёшься? — растерянно спросила девочка. — Тебе так больно, что ты смеёшься, чтобы забыть? Я тоже так делаю.
Он поднял глаза.
Боже. Просто ребёнок — чужой, случайный — а беспокоится больше, чем вся его семья.
Он выдохнул, пытаясь вернуть себе холодность.
— Тебе не стоит разговаривать со мной.
Сарказм в его голосе она не уловила.
Склонила голову набок, будто изучая загадку.
— Я знаю, нельзя говорить с незнакомцами, — сказала она, хмуря бровки. — Но тебе больно, и ты страдаешь. Я… я веду себя как хорошая сама... хорошая сама...
Он подсказал, не удержавшись:
— Самаритянка?
Она радостно закивала.
— Да! Вот именно! — И добавила серьёзно: — А ты, по-моему, хороший человек. Ты же не сделаешь мне больно, правда?
Он хрипло рассмеялся, не поднимая взгляда.
Навредить ей? Да запросто, если бы захотел.
Это ведь у него в крови.
Семья Бьянки умела причинять боль.
Зарабатывала на этом. Жила этим.
Око за око. Зуб за зуб. Так учили с детства.
— Послушай, девчонка, — выдохнул он. — Я плохой человек. Поняла? Очень плохой. Так что лучше уходи.
Он рявкнул, чтобы напугать, чтобы заставить её убежать и оставить его в покое.
Закрыл глаза, сделал вдох — воздух обжёг рёбра.
Чёрт. Кажется, одно из них сломано.
Боль жила в каждом движении — от рассечённой губы до побелевших костяшек пальцев. И всё же эта боль была единственным, что заставляло чувствовать себя живым.
Он понимал, кем становится. Жалким отражением своей семьи. Желчь подступала к горлу.
Нет. Не хочу быть, как они.
Он ненавидел их. Ненавидел своё имя, свою кровь, всё, что связывало его с этим проклятым кланом.
Но кровь — сильнее воли.
Око за око. Удар за удар.
Так всегда говорили Бьянки. Так делали. Так выживали.
Боже, как же он устал. Хотел выбросить всё из головы — драку, крики, их смех. Ему нужно было побыть одному. Без жалости, без слов.
Но воспоминания возвращались — такие же отчётливые, как боль в рёбрах.
Несколько часов назад.
Парк.
Четверо против одного.
Он — против них.
Сын мафиози — против сыновей полицейских.
Законное против незаконного.
Они смеялись, пока били. Кричали, бросали в лицо грязь.
— Что ты сделаешь, а? — орал один. — Думаешь, можешь нас тронуть, потому что твой папаша — бандит? Мой отец — полицейский. Таких, как вы, скоро не останется!
Последняя капля.
Он рванулся вперёд, и всё потонуло в гуле ударов. Кулаки, крики, кровь.
Четверо против одного — но победил он.
Сломал им лица, вырубил каждого.
А потом стоял над ними, дрожа, и понимал — всё.
Он стал монстром.
Таким же, как они.
Он сжал зубы, опустил голову и попытался заставить себя дышать ровнее.
Я сам контролирую свою судьбу, — повторял он. — Сам. Только я.
Он едва успел успокоить дыхание, как почувствовал прикосновение.
Маленькие пальцы осторожно скользнули по его волосам, будто пробовали, не больно ли.
Он вздрогнул.
Поднял взгляд — и встретился с глазами цвета мокрого мха.
Зелёные, чистые, без страха.
Чёрт. Она всё ещё не ушла.
— Болит? — спросила она почти шёпотом. — Очень болит?
О чём она говорит — о губах, о синяках или о той ране, что сидит под кожей, там, где сердце?
Он не знал.
Какая же жалкая девчонка, подумал он.
Что она знает о боли?
В своём розовом платье она выглядела, как кусочек чужого мира — того, где живут с родителями, смеются, едят мороженое и не знают слова «Бьянки».
Но всё равно — её пальцы продолжали перебирать его волосы, осторожно, настойчиво, как будто это могло исцелить.
И он вдруг ощутил тепло.
Не от солнца — от неё.
Тепло, которое прожигает броню, оставленную годами одиночества.
— Пожалуйста, не смотри так грустно, — сказала она, присаживаясь перед ним.
Её улыбка была такой яркой, что солнце показалось тусклым.
— Подожди здесь, ладно? Подержи мою лакрицу. Я быстро!
Она вложила ему в ладонь липкий чёрный обрубок и побежала через поле, почти спотыкаясь о траву.
Он проследил за ней взглядом — маленькая фигурка исчезла за деревьями у дороги, где стояли кафе.
Он остался один.
Закрыл глаза.
Хорошо. Ушла.
Должно бы стать легче, но почему-то стало пусто.
Он посмотрел на лакрицу — чёрная, тёплая от его руки, липкая.
Надо выбросить.
Но не смог.
Она сказала, что вернётся.
И что-то человеческое в нём цеплялось за это обещание, как утопающий за спасательный круг.
Сегодняшний день
Дженни,
Будь добра, передай это письмо от папы.
Очень важно, чтобы ты вручила его лично господину Денте.
Обещаю: когда вернёшься, я дам тебе ещё твоей любимой лакрицы.
И не скажу об этом твоей сестре.
Скоро увидимся.
Па.
Белый конверт лежал на столе .
Я стояла над ним и никак не могла поверить, что именно из-за этого письма сорвалась с пары и примчалась домой, думая, что произошло нечто ужасное.
«Чрезвычайная ситуация», — именно так звучало сообщение от папы.
Конечно, я ожидала чего угодно — пожар, инфаркт, землетрясение, — но точно не записку с просьбой доставить конверт.
— Серьёзно, Па?.. — пробормотала я, сжимая телефон. — Пропустить лекцию ради этого? Прекрасно!
В доме — тишина. Ни отца, ни Амелии. Только записка, конверт и коробка конфет.
Старый проверенный приём: заманить сладким, чтобы выполнить поручение.Бред.
Я шумно выдохнула.
Он ведь мог просто отправить письмо почтой. Но нет — «вручить лично».Он так просто напоминает, что я по-прежнему удобная дочка?!
Взяла конверт. На белом фоне — адрес, написанный чётким, знакомым почерком: Верхний Ист-Сайд, Манхэттен.
Я нахмурилась. Не наш район. Совсем…
— Ладно, Па. Только потому что возвращаться на лекцию уже нету смысла , — буркнула я, сунув конфеты в сумку.
Жаркое солнце отражалось в витринах.
Я шла по улицам Ислингтон-Хилл, лениво жуя лакричный жгут и убеждая себя, что выполняю важную миссию, а не просто бесплатно доставляю письмо непонятно кому, потому что семейка привыкла что на моих плечах можно сидеть!
Папа всегда знал, как на меня повлиять: внушить чувства долга, немного манипуляции — и конечно же сладости.Нужно учиться на своих ошибках и перестать позволять своей семье пользоваться моей добротой!
Автобус, короткая прогулка — и вот я уже стою у ворот огромного особняка с табличкой Corey Mansion.
Я подняла голову — и чуть не поперхнулась лакрицей.
Передо мной возвышался фонтан с мраморным Адонисом, прикрытым только тонкой повязкой.
— Боже, какая красота… — выдохнула я. — Надеюсь, у мистера Денте нет комплекса скромности.
— Какое у вас здесь дело? — внезапно раздался мужской голос.
Я подпрыгнула, заметив камеру, направленную прямо на меня.
— Э-э, здравствуйте! Я просто любовалась статуей, — смущённо пробормотала я.
— Ещё какие-нибудь дела?
— Да, я ищу особняк Кори.
— Это он.
— Что? Этот? — я чуть не подавилась лакрицей. — Ух ты…
Да, этот особняк определённо принадлежал кому-то, кто покупает картины Моне ради статуса, а не вдохновения.
Но зачем моему отцу связываться с такими людьми?
— Я пришла передать письмо господину Данте. От моего отца, мистера Стоуна, — громко произнесла я, глядя в камеру. — Он сказал — только лично в руки.
Пауза.
Потом голос снова:
— Входите. Ворота откроются через три секунды. Пройдите по белой кирпичной дорожке и трижды постучите в дверь.
Белая дорожка. Три стука. Прямо как в каком-то хорорре.
— Отлично, — пробормотала я. — Осталось только умереть здесь, в непонятном богатом поместье по поручением любимого Па.
Дверь открылась плавно, будто сама, и я шагнула внутрь.
Первое, что бросилось в глаза — пространство.
Огромный вестибюль: светлый мрамор, люстра, широкая лестница и… двое мужчин в чёрных костюмах.
Серьёзные, неподвижные, с лицами, словно вырезанными из камня.
Я неуверенно улыбнулась:
— Привет?
Ответа не было. Только лёгкое движение глаз — они явно за мной следили.
И тут я заметила оружие у них за спиной. Настоящее? Сомневаюсь..
Любопытство победило инстинкт самосохранения.
Через секунду я уже держала пистолет в руке.
Холодный металл, увесистый, и настоящий!
— Он что, не бутафорский?!— спросила я.
— Настоящий, — коротко ответил один из охранников.
Я поспешно вернула оружие на место.
— Просто проверяла качество полировки, ха— выдавила я, пытаясь улыбнуться.
Прошло, наверное, минут пять, пока я ждала приглашения . Один из охраны подошёл ближе:
— У тебя письмо?
— Да, — кивнула я.
— Босс готов тебя принять.
— Босс? Это господин Денте?
— Он самый.
Я глубоко вдохнула, крепче сжала конверт и пошла следом.
Кабинет был роскошным, но не показным.
Полки с книгами, массивный стол, запах кофе, вперемешку с чем-то металлическим — будто ржавый воздух.Кровь? Нет, это конечно фантазия разыгралась.
На стенах висело оружие: пистолеты, сабли, старые револьверы.Ясно..
Я подумала, что это музей, ну а что еще может быть в 21 веке в таком-то доме?!
И в тот же миг дверь за мной закрылась.
Я подняла глаза — и застыла.
Он сидел за столом.
Высокий. Тёмноволосый. С черными глазами.Неплохо..Даже очень хорошо..
На секунду мне показалось, будто тот мраморный Адонис из фонтана ожил.
Сердце дрогнуло.
— Я… пришла передать письмо господину Данте, — выдавила я.
Он не ответил. Просто смотрел — долго, спокойно, как будто взвешивая, стою ли я вообще дышать с ним одним воздухом.
— Отдай мне письмо, — его голос прозвучал низко, хрипло, будто царапнул по воздуху.Наверно решил что все таки -не стою..
Я невольно вздрогнула.
— Простите, но я могу вручить его только лично — господину Денте, — повторила я слова отца.
Он приподнял бровь.
— Отдай письмо, — повторил уже жёстче. В этом тоне не было ни просьбы, ни терпения.
Я машинально прижала конверт к груди.
— Па сказал — только лично! — выпалила я.
Стул заскрипел, он резко встал.
— Я Джованни Денте.
Воздух в горле будто сгустился.
Я моргнула — ещё, ещё раз.
Вот оно как. Этот мужчина — тот самый «господин Денте».
— А… ну тогда ..— нервно усмехнулась я и протянула письмо. — Можно было сразу сказать, мистер Денте.
— «Логово мафии...» — всё ещё шептала я себе под нос. — Я действительно в логове мафии. Не может быть. Я точно умру. И, что ещё хуже... при чём здесь Па?
Я бросила взгляд на мужчину по имени Джованни Денте — моего «Адониса» из плоти и крови — и прошептала:
— Ты уверен, что не шутишь?
Джованни медленно повернул ко мне голову. Его взгляд был ледяной, прямой, как выстрел.
— Думаешь, босс шутит? — откликнулся один из охранников. — Что это, по-твоему, Диснейленд?
— Как тебя зовут? — снова спросил Джованни, даже не моргнув.
Я выпрямилась, чувствуя, как к горлу подступает нервный ком. И, как всегда, в самый неподходящий момент, решила говорить слишком много…
— Меня зовут Дженни. Я студентка первого курса Бруклинского колледжа, изучаю бухгалтерию. Я очень хорошо разбираюсь в... —
— Ты уродлива, — перебил он спокойно, как будто сообщил прогноз погоды.
Я моргнула.
— Простите? — фыркнула я. — Может, я и не модель, но точно не уродина.
Он отмахнулся, скучающе.
— Уведите девчонку. Я даже с закрытыми глазами не смог бы с ней переспать. Слишком много болтает.
Я вскипела.
— Что? Ты — ублюдок.
Я знала, что выгляжу не идеально: волосы растрёпаны, одежда измята — словно я пережила торнадо. Но я точно не уродина. У меня веснушки, и я горжусь ими, зеленые глаза и я даже могу назвать себя вполне симпатичной.
Как он смеет так спокойно оскорблять мою внешность?
Я всё же попыталась защититься словами:
— Дай мне миллион долларов — и я всё равно не лягу с тобой в постель.И с какой стати ты начал об -переспать? Даже если ты останешься последним мужчиной на земле, я бы всё равно не... —
— Заткнись! — рявкнул он.
Звук его голоса, низкий и хищный, ударил, будто пощёчина. — Ещё одно слово — и я отрежу тебе язык и скормлю Зверюге.
Я замерла.
Он не шутил. Я видела это в его глазах — холод, не игра, и я уже точно не понимаю что происходит!
Гнев и страх боролись внутри. Мне хотелось закричать, врезать, но я понимала — лучше промолчать. Только бы не показывать слабость.
Но язык, как всегда, оказался быстрее разума.
— Могу ли я хотя бы спросить, что написал мой отец в письме? — выдохнула я, сжав кулаки.
Он метнул в меня взгляд — короткий, резкий. Потом швырнул письмо к моим ногам.
Бумага упала на пол. Я нагнулась, подняла и увидела строчку, которая прожгла сознание:
«...мою дочь в качестве залога в обмен на мой долг...»
Я побледнела.
— Долг?! Залог?! Па…Что?! — дыхание перехватило. — Как он мог?!
Я кричала, ругалась, будто пыталась докричаться до отца через стены.Просто не могла держать себя в руках. Осознание навалилось на меня как снег на голову в теплый летний день .
Джованни поморщился и рявкнул:
— Боже, да ты невыносима! Бобби, убери её. От её визга у меня уши болят.
— Да, босс… — протянул громила сзади. — Куда вести?
— Неужели мне нужно всё объяснять? — вспыхнул Джованни. — Пристрели, сбрось с моста — неважно. Просто избавь меня от неё.
Бобби схватил меня за руку и потащил к двери.
— Эй, полегче! — закричала я, спотыкаясь. Боль прострелила ногу. — Послушай! Сколько тебе должен мой отец? Может, мы договоримся?
Джованни остановился.
— И что ты предлагаешь? — спросил он холодно. — Если хочешь торговать телом, я скорее трахну свинью.
— Я не торгую телом, ублюдок! — выпалила я, пытаясь вырваться. — Я предлагаю заплатить услугами!
Он прищурился, явно обдумывая. Потом махнул рукой:
— Уведи её.
— Что?! — я закричала, чувствуя, как паника поднимается до горла.
Бобби снова потащил меня к двери.
— К мосту, — произнёс он.
— Нет! — взвизгнула я, цепляясь за дверной косяк. — Ты не можешь бросить меня с моста!
Он стиснул зубы.
— Хорошо, тогда застрелю прямо здесь.
— Нет! — в унисон выкрикнули мы с Джованни.
Я обернулась — и впервые заметила в его лице нечто другое. Может, долю сомнения. Может, тень совести.
Он посмотрел на Бобби и устало бросил:
— Если уж решишь её убрать — сделай это на улице. Я только заменил ковёр. Не пачкай новый.
Я застыла.
Он серьёзен. Он действительно собирается...
— Вы не можете меня убить! — выдохнула я. — Я для вас могу быть полезной!
Джованни ухмыльнулся.
— Чем же?
Я выдохнула и заговорила быстро, отчаянно:
— Если вы убьёте меня сейчас — как узнаете, где мой отец? Он обязательно со мной свяжется. Оставьте меня в живых, и я приведу его к вам сама.
Он молчал. Глаза — бездонные, непонятные. Он что-то взвешивал.
— Бобби, — сказал наконец, — выведи её и прикончи.
— Что?! — вскрикнула я. — Вы же сказали…
— У меня свои методы, — оборвал он. — И без твоего рта обойдусь.
— Ты не можешь! — закричала я, цепляясь за его пиджак. — Я… я могу быть..Я готова на всё! Буду горничной, приготовлю, уберу, сварю кофе!
Он фыркнул.
— У меня хватает служанок.
Я не отпускала. Вцепилась сильнее, чувствуя, как страх давит на горло.
— Я варю лучший кофе! Пожалуйста! Дайте шанс!
Он остановился. Глаза прищурились.
— Кофе? Так уверена что лучший ?
— Конечно, — сказала я, едва дыша. — Я два года работала в кафе. Варю кофе так, что к нему привыкают, как к наркотику!
Бобби осторожно заметил:
— Ну, если босс захочет кофе, то…
— Тише, — оборвал его Джованни.
Мир замер.
Он стоял, молча глядя на меня.
Я не дышала.
Одно его слово решит всё.
— Проверь, — наконец произнёс он, не отводя взгляда. — Если кофе будет сносным — оставь её. Пусть отвечает за него.
Сердце ударило где-то в горле.
Маленький, смешной шанс — но все таки шанс!
Я вдохнула.
Я жива. Пока что жива…
Я вспотела как свинья. Боже, только бы от меня не пахло. Девушки, которые пахнут, никому не нравятся — я это прекрасно знала. Не то чтобы я собиралась тут кого-то очаровывать, но выглядеть хуже точно не хотелось.
А пот лился ручьём. Я никогда так не нервничала.
Под убийственным пристальным взглядом Джованни я готовила кофемашину и молола зёрна, пытаясь держать руки хоть как-то.
Рядом стояли Бобби и Хит — те двое в чёрном, которых я уже видела, — а теперь добавились ещё Джонни и Финни.
Что у них за имена такие? Какие-то совсем немафийные.
Хотя, если честно, пугали меня не они.
Меня пугал тот самый Джованни.
Его взгляд пробивал насквозь.
Высокий, помпезное имя, огромное самомнение. И, конечно, «огромная задница» — образно говоря. Какая трата красивого лица: такие глаза, такие губы… но такое выражение лица что ни одна девушка не захочет даже посмотреть. Включая меня.
Интересно — у него вообще есть девушка? Чёрт. Почему я вообще об этом думаю?!
Я быстро утрамбовала кофе, заправила холдер и включила машину. Старалась смотреть только на процесс, но глаза всё равно случайно соскользнули к нему.
И вот он снова провёл большим пальцем по нижней губе.
Чёрт. Что с ним? Почему этот палец вечно скользит по губам? Он делает это специально?
Я резко вернулась к машине и наблюдала, как цвет кофе меняется с золотисто-тёмно-коричневого на светло-золотистый.
Сняла эспрессо, залила молоком.
Нужно было впечатлить его латте-артом. Лебедь — моя любимая фигура.
Я расплылась в широкой улыбке и уже потянулась вручить чашку, когда…
Чёрт возьми!
Как мой кофе оказался на штанах Джованни?!
И почему именно в паху расползается тёмное пятно? О нет!
Что я натворила?!
Джованни зарычал — будто зверь вырвался из груди. По залу застучали шаги. Видимо, от волнения у меня подкосились колени, и я выплеснула на него всю чашку.У меня уже жизнь перед глазами пронеслась.
Я же не собиралась обжигать ему пах. Честно! Очень надеюсь, его сперматозоиды всё ещё живые. Бедняга… вдруг размножаться не сможет. Никаких милых деток с черными глазками…СТОП. О чем я вообще думаю?!
Я схватила полотенце, которое Бобби откуда-то достал, бросила его на интимное место Джованни и яростно принялась растирать, пытаясь убрать влагу. Очень яростно!
Он вскочил так, будто его охватило пламя.
В чём его проблема? Я же помогала!
Ну… «помогала».
Я двинулась за ним, опустилась на колени и снова тщательно растирала это место руками, пока он не оттолкнул меня.
— Что ты творишь, глупая девчонка? Отвали от меня, — прорычал он, вырывая ноги.
И тут до меня дошло, что именно я делаю.
Я медленно убрала руки и посмотрела на него снизу вверх — умоляющими щенячьими глазами.
Всё. Я мертва. Уже.
Он выскочил за дверь.
Вот чёрт! Неужели я его так разозлила?
Я дрожала, ожидая приговора. В комнате стало так тихо, что я боялась вдохнуть.
Тишину разрезал голос Финни:
— Раз уж ты здесь и жить тебе осталось недолго, сделай нам кофе.
Что?
Вот этого я не ожидала. Но я умная девочка. Спорить не буду — действую. У меня же есть план!
Я приготовила всё, что они заказывали, — одно за другим.
Когда они начали потягивать напитки, я практически расслабилась.
Может, если я их отвлеку, они забудут, что я сотворила с их боссом, и оставят меня жить.
Я даже улыбнулась…
Но улыбка тут же исчезла, когда дверь открылась.
Джованни вернулся — в новом комплекте одежды.
И, боже… у меня чуть слюнки не потекли. Переизбыток сексуальности.Жаль что такой мудак!
В какой спортзал он ходит? Запишите и меня тоже.
На нём были удобные серые брюки, чёрная водолазка и лёгкий пиджак. Видно, что парень знает толк в одежде.
Правда, я даже не рискнула поднять взгляд.
— Ты собираешься готовить кофе? — холодно спросил он.
Неожиданно. Может, мафиози не такие уж и злые и не мудаки?
Я закивала и налила ему новую чашку. На этот раз шла медленно. Очень медленно.
— Ты хочешь, чтобы я ждал до следующего столетия? — сухо бросил он.
Я ускорилась, сжала губы в натянутой улыбке и подала свою лучшую работу — ещё одного лебедя.
Он осторожно пригубил.
Я наблюдала только за его губами. Эти губы…
Он сделал глоток и поставил чашку на стол.
Всё? Ему не понравилось?
Значит, я умру.
— Все вышли, — сказал он.
Он ко мне?
Но судя по взглядам — нет. Это он своим.
— Я сказал: все — вон, — повторил громче .
Они ещё секунду наслаждались кофе, но после его рявка и удара кулаком по столу — умчались мгновенно.
Только что вокруг меня были четверо здоровяков — и вот я осталась один на один со зверем.
Всё нормально, Дженни. Ты умная. Ты справишься.
— Сядь, — сказал он, когда мы остались одни.
Я грациозно опустилась на диван, как благовоспитанная леди.
Но едва моя попа коснулась подушки, он резко приказал:
— Не на диван. На пол.
Садист. Мудак.
Но спорить — опасно. Я села на пол.
— Это твой контракт…
— Контракт? — я подпрыгнула. — Значит, вы меня не убьете?
— Если ещё раз перебьёшь — убью. Я ясно выразился?
Я промолчала.
— Я спросил, я ясно выразился? — он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание. — Я сказал, ясно?
— Ясно, как солнце в безоблачный день, — выдохнула я.
— А теперь будь хорошей девочкой и сядь обратно.
Я пробормотала проклятие себе под нос и снова села.
Он устроился на диване, нога на ногу, настоящий босс, и начал:
— Ты — мой слуга, Джей. Когда мне понадобится — ты варишь кофе и делаешь все что тебе прикажу. Доступна двадцать четыре на семь.
— Простите! — я вскочила.
Он вздрогнул от резкого движения, пару раз моргнул, но быстро вернул свою невозмутимость.
Джованни почувствовал, как сердце дрогнуло. Странно. Его сердце никогда не билось ни за кого и ни за что с той поры, как двенадцать лет назад оно «ожило» от глотка горького кофе. Мысль была почти приятной. Вспышка: Дженни с её умоляющими зелёными «щенячьими» глазами — картинка всплыла перед внутренним взором и даже сбила дыхание.
Чёрт. Сердце снова ёкнуло. Наверное, это из-за растворимого — перебор. Нужен нормальный кофе. Где там эта коротышка, когда она так нужна?
— Бобби, — рявкнул он. Лицо мгновенно потемнело, когда его правая рука явилась. — Где тебя носит? Живо сюда, пока яйца не оторвал!
— Иду, босс! — Бобби влетел в комнату, рефлекторно прикрывая пах. — Вы звали?
— Где ты был, когда я звал? — прорычал Джованни.
— Работал, босс. Помните отчёт по взысканию? Мы одного пропустили, мужик из даунтауна. Если сегодня не выбьем — квоту не закроем…
— Ты пил кофе? — перебил его Джованни, даже не слушая.
— Эээ… как вы…
Ба-бах!
— Ой! За что по голове, босс?! — застонал Бобби, потирая уже пульсирующую шишку.
— Думаешь, я идиот? Запах чую через комнату. Сколько чашек Джей тебе сварила?
— Две, босс.
«А мне — всего одну», — мрачно отметил он про себя, сглатывая внезапную ревнивую нотку. — И я её даже не допил — остыла. Где она? Передай, что требую флет-уайт немедленно.
— Это… может быть сложно, босс, — промямлил Бобби.
— Почему? — взревел Джованни.
— Она убирает ванную.
— Какую ванную?
— Нашу… общую.
— Чёрт, — выругался Джованни. Если эта девчонка возилась в мужском сортире, подпускать её к себе — ни за что. Туалет его людей хуже собачьей конуры — туда он не заглядывал принципиально. Пунктик на чистоте — есть пунктик. — Ладно, подожду. Как закончит — флет-уайт ко мне.
— Да, босс.
— И скажи ей вымыть руки дочиста. Микробы с туалета мне не нужны в кофе.
— Сию минуту, босс.
Джованни откинулся в кресле, отпуская раздражение, и переключился на важнее: деньги старика Стоуна.
Три миллиона.
Глупый старик. Не стоило ему занимать. Вот и докатился — теперь дочь под опекой у мафиози. Для Джованни три миллиона — не катастрофа, а для таких, как Стоуны, — пропасть.
Дочь старика ему не понравилась. С первого взгляда раздербанила нервы, как никто. Болтала громко и слишком много, дерзила, будто он не глава мафии, а её надоедливый одноклассник. Если бы не её кофе — её бы уже не было. И всё же он не переставал смотреть на неё тогда… и думать о ней сейчас.
В ней было что-то знакомое, будто…
Чёрт. Хватит, а то голова лопнет.
Он поднялся в спальню на втором этаже и стал стаскивать одежду, как змея кожу, роняя вещи на пол. Перфекционист в чистоте — да, но убирать за собой он не обязан. Для этого есть прислуга. Особенно новая — та, о которой он только и думал.
Опять о ней. Прекратить. Погода виновата — слишком жарко для весны, мозги плавятся. Остудиться. Сначала душ. Потом кофе. В таком порядке.
Полностью раздевшись, он распахнул дверь ванной…
Часы на стене показывали 15:00. Значит, я пахала здесь больше четырёх часов. За это время успела: подать кофе, убрать, перестирать гору белья на пятерых взрослых мужиков… и список можно продолжать. Чувствовала себя отвратительно.
А Адонис ещё говорил, что горничная ему не нужна. Тьфу. Лжец. Руки гудели от швабры. К счастью, в списке осталась последняя задача — ванная.
Я поёжилась. Сколько их в этом сраном дворце? Две? Ха-ха. Скорее двадцать. Но ничего — последняя, и я дам ногам отдых.
— Соберись, Дженни. Ты сможешь, — шепнула я себе.
Обычная ванная. Дома убираю — и здесь уберу. Пшик тут, протёр там — готово. Я и ногти Амелии быстрее красила.
Так я думала, пока не открыла дверь. В лицо ударило зловоние тухлых яиц и трёхмесячной… ну вы поняли.
— О-го-го… какая ароматная бомба, — простонала я, зажимая нос.
Судя по ванне, в неё нагадило стадо слонов.
— Ничего, мудак-Адонис, — проворчала я, отскребая до блеска. — Отполирую — смягчишь мне срок.
Я металась по ванной, как шмель. Пот лился градом. Если бы каждая капля стоила доллар — я бы уже стала миллионершей. Заплатила бы долг Па. Мечты, мечты…
Реальность: ещё две жизни служанкой у мафиози — и, может быть, рассчитаюсь.
Для бедной студентки — перспектива так себе.
Ладно. Ещё десять минут. Я даже пританцовывала от мысли, что почти финиш.
Иногда меня поражает, как быстро я адаптируюсь. Может, поэтому отец и «кинул» меня к акулам?
Мысль кольнула — и я отогнала её. Не могу думать о родителе.
Соберись. Дочищаем, душ — и чистое платье. Всё именно так: по очереди. — бормотала я себе под нос.
Боже, как я воняла! Королева скунсов. Срочно в душ. Потом еда. В таком порядке.
Я поднялась к своей «уютной» спальне-кладовке а-ля стиль Гарри Поттера. Сдёрнула грязное, накинула полотенце, которое нашла в глубине полки, и рысью — в поисках нормальной ванны.
Стоп.
Я не помню, чтобы видела ванные на той «экскурсии». Что делать? Я буквально голая под полотенцем. Шляться по коридорам — себе дороже. В мужской внизу? Там людно. Плохая идея.
И тут лампочка: ванная Адониса. Гениально, Дженни. Она рядом с моей кладовкой. Соседи, считай.
Я хищно усмехнулась. На минутку… Пять минут— максимум. Он и не заметит.
Плотнее закутавшись, я подкралась к двери его спальни и тихонько приоткрыла. Пусто. Его с утра и не видела — значит, на «делах». Угрожает, вымогает… не моя забота. Сейчас важнее — смыть с себя эту вонь.
Я юркнула через спальню — и невольно подпрыгнула на его гигантской кровати.
О да. Это рай для пятой точки.
Быстро спрыгнула, подтянула простыни и — в ванную.
Если мужской сортир внизу — зоопарк, то у Адониса…
О. Боже. Забираю слова обратно. Этот мужчина помешан на порядке. Всё — шампуни, дезодоранты, ароматы — выстроено как инсталляция в музее.
Чисто. Слишком чисто. Как из журнала. Брр…
Я видела своё отражение во всех глянцевых поверхностях, включая огромное зеркало. Он сумасшедший на теме чистоты, сто процентов.
Как только я спустилась вниз, на меня со всех сторон посыпались заказы.
— Дженни, американо! — это Джонни. Очень требовательный.
— Дженни, горячий шоколад! И ещё сделай лебедя. Мне нравится, — это Бобби. Очень плаксивый.
— Дженни, тоже американо, — Хит. Я о нём почти ничего не знала.
— Дженни, двойной американо, пожалуйста, — Финни. Очень вежливый.
Я уже собиралась разнести напитки, когда за спиной раздался хриплый голос Джио — сигнал перейти в режим полной боевой готовности.
Я инстинктивно обернулась — и едва снова не пустила слюни. Что творится с этим главарём мафии? Он демонстрирует всю свою весеннюю коллекцию нарядов? Парень просто играет с девичьими сердцами. И разве он не принимал душ сегодня утром?
— Что вы, чёрт возьми, делаете? — рявкнул Джованни на своих людей. — Подняли свои чёртовы задницы и пошли собирать деньги!
— Да, босс, — все вскочили и, путаясь, понеслись к двери.
Я остолбенев смотрела на этот хаос. Что только что произошло?
Джованни метнул в меня сердитый взгляд, заметив, что я не двигаюсь.
— Джей, ты тоже идёшь.
— Что? — вырвалось у меня.
Я правильно расслышала? Он хочет, чтобы я поехала на мафиозные поручения? Шутит? Это всего лишь мой первый день в роли его служанки. Угрожать и причинять боль — это вообще-то «мужские развлечения». Такое нежное и хрупкое создание, как я, и мухи не обидит… ну ладно, иногда обидит, но не человека же!
Я попыталась возразить разумно:
— Но я же женщина.
— Ты — аппарат. Предмет интерьера в этом доме, как стул или стол, — отрезал он. — А теперь шевелись и зарабатывай мне деньги.
— Что я должна делать?
— Пойдёшь с ними — поймёшь, — прошипел он мне в лицо.
Он всё ещё зол из-за сегодняшнего? Чёрт. Неужели узнал, что я залезла в его ванную? В следующий раз буду осторожнее.
— Джей!
— Что?
— Иди. Или хочешь, чтобы я надрал тебе задницу?
Шлёпать будет? Меня накажут, если ослушаюсь? Ну да, садист и мерзавец. Проверять на собственной попе не хотелось. Моя большая ягодичная — весьма чувствительная. Я вылетела наружу, словно сам дьявол — он же Джованни Денте — дышал мне в затылок.
Снаружи ребята уже запрыгивали в чёрный фургон. Я втиснулась в салон в последнюю секунду — и нос к носу столкнулась с рыдающим мужчиной.
— Почему ты ревёшь? Ты же знаешь, босс не любит, когда мы ведем себя как бабы, — фыркнул Финни, утешая Бобби, который всхлипывал как ребёнок.
— Не могу с собой ничего поделать. Почему… почему меня зовут Бобби? Это так… так не по-мужски, — хлюпал носом тот.
Я не понимала, в чём драма, но вежливо покашляла, давая понять о своём присутствии. Все злобно зыркнули на меня. Ну и ладно. Если уж мне жить горничной в особняке Кори, неплохо бы завоевать их расположение. Вдруг здесь будет полегче, если подружиться? Ищем во всём хорошее — это мой девиз.
— Бобби. Ты же Бобби, да? — осторожно спросила я тем самым «успокаивающим» голосом. И да, это тот самый человек, который утром пытался скинуть меня с моста… — Всё нормально, Бобби. Мне кажется, имя милое. Хоть Бобом зови. Что скажете, ребята?
— Не-е-ет, — простонал он, мотая головой как маленький.
— Ладно… может, Бобби-Бэби? — не сдавалась я.
Ой. Кажется, попала в болевую. Бобби завыл ещё громче.
— Не хочу, чтобы меня называли Бобби-Бэби!
— Тише. Босс снова устроит разнос, если ты не перестанешь рыдать, понял?
И как назло — только я его помянула, как явился дьявол.
— Какого хрена вы там, жалкие ослы, разнылись? — проревел Джованни в окно. — Я сказал — вон и собирайте деньги!
— Извините, босс, уже выезжаем, — хором ответили они, защёлкивая ремни.
— Сумасшедший ублюдок, — пробормотала я себе под нос, тоже пристёгиваясь.
— Джей!
Чёрт. Услышал?
— Да, босс, — я тут же повернулась к нему.
— Оставайся. Я вспомнил, что ты не сделала мне флет-уайт.
— Можете допить кофе ребят. Они свой ещё не тронули. На кухонном острове.
— Уже выпил. Но флет-уайт всё равно нужен.
— Э-э… простите, босс, но сначала я помогу Бобби и остальным собрать деньги, — улыбнулась я максимально невинно.
Оставаться наедине в этом дворце с Джованни — нет уж. Картинка «голый Адонис в ванной» всё ещё прожигала мозг. Плюс его обещание «надрать» — спасибо, не надо.
— Вернусь к шести и приготовлю ужин. Долго не задержусь.
— Джей, подожди. У тебя есть…
Я не дала договорить — захлопнула дверь перед самым носом. Финни вжал газ, и мы унеслись прочь от греческого бога.
Моя первая грязная работа — и я зажата между двумя громилами в чёрном фургоне. Не верится, что жизнь докатилась до такого. Раньше я богатой не была, но это уже за гранью. Если скажу друзьям, что живу с мафиозным кланом, поверят?
Я вытолкнула эту мысль и сосредоточилась на деле.
Мы припарковались в укромном элитном районе и уставились на дом, где должны были забрать деньги. Хит — тот, что с утра почти молчал, — наконец обратился ко мне впервые:
— Смело ты сейчас с боссом разговаривала.
Я хрустнула шеей и глянула на него. Хит даже выше Джованни. Футов шесть шесть? Может, звать его Бигфут?
— Правда думаешь, я смелая? — недоверчиво спросила я.
— Нет, Джей. Думаю, ты просто глупая девчонка, которой крепко влетит, если повторишь такое. Босс не любит, когда перед его носом хлопают дверью. Это неуважительно.
— А по-моему, он неуважителен — орёт и матерится как сумасшедший. Сумасшедший — вот кто он. Вечно это кричит: к чёрту то, к чёрту это. Вас это не бесит?
— Это способ босса показывать, что он о нас заботится, — серьёзно сказал Бобби.
Какой странный у вас язык любви, ребята… Вся эта братия — будто из палаты № 6. И даже горячее тело и лицо боссу не помогут.
— Если он ещё раз на меня заорет, я… я…
— Ты что? — прищурился Хит.
— Я… я… Эй, смотрите, какая цыпочка!
Как нормальные мужчины, они синхронно дёрнули головами.
Это был мой первый рабочий день, и я всё ещё работала. Видимо, этот главарь мафии действительно сдержал слово: он собирался использовать меня до последней капли крови. Сразу после сбора денег меня отправили готовить ужин. Я не успела даже воды выпить. Меня швырнули на кухню и потребовали ужин из пяти блюд, достойный короля мафии.
Он думает, что я не справлюсь? Ошибается. Я — главный повар в нашем доме. Жаркое — моя фишка.
Ровно в 18:00, как и обещала, я подала ужин: жареную свинину с корочкой, о которую можно зуб сломать, и гору запечённых овощей. Запах стоял такой, что у меня самой слюнки потекли.
За один день я успела понять: этот клан — босс и подчинённые — едят вместе, как семья. Странно. Где семья Джованни? Он один ребёнок?
Какая разница. Хотелось уже вцепиться в вилку и набить живот.
Мы раскладывали по тарелкам мою сочную домашнюю еду, когда я посмотрела на босса и пробормотала:
— Джио, передай, пожалуйста, миску с горошком?
Столовые приборы звякнули — все замерли. Джованни метнул в меня свирепый взгляд.
Я что-то не так сказала? Мне всего лишь нужно, чтобы он передал горошек — тарелка стояла прямо перед ним.
— Ты мой слуга, Джей. Никогда, слышишь, никогда не произноси моего имени, — холодно отчеканил он, и голос стал ещё ледянее.
— Хорошо, — кивнула я, не особенно впечатлившись его «ледяным блеском». — А если забуду?
— Тогда всё просто, — он положил нож и вилку и уставился прямо на меня; горячие губы сжались в тонкую линию. — Я просто отрежу тебе язык.
Я раскрыла рот и, заикаясь, выдавила:
— Н-но… если отрежешь мне язык, как мы будем общаться? Вдруг ты захочешь флет-уайт, а я сделаю шорт-блэк?
У него дёрнулся глаз, челюсти сжались — явно бесится. Я ухмыльнулась. Нравится его злить. Особенно после ситуации в ванной. Небольшая месть. Хи-хи.
— Извините, босс, приятного аппетита, — отмахнулась я и уже тянулась за второй порцией — первая не утолила прожорливый желудок, — как вдруг меня рывком подняли со стула, и я оказалась у него на коленях — головой вниз, задом вверх.
О нет. И…
Вжик!
Общее аханье. Я сдержала слёзы.
Он шлёпнул меня по заднице. Главарь мафии взял и шлёпнул меня. Значит, не врал. Может, поэтому у меня нос всё время дёргается?
Слёзы всё же навернулись, но я их проглотила. Ни за что на свете не дам ему увидеть, как я плачу.
— Никогда не перечь мне, Джей. У тебя нет права называть меня по имени. Я — твой хозяин, ты — мой слуга. Помни: ты — служанка.
— Зато ты называешь меня Джей, — я слезла с его колен и взвилась. Боже, как же меня трясло! — Меня зовут Дженни, а не «Джей». Так почему я не могу называть тебя «Джио», а не «босс»?
Джованни выпрямился во весь рост, заслоняя свет. Упер палец мне в лоб и отбарабанил:
— Я. — тык. — Твой. — тык. — Хозяин, Джей. Я могу звать тебя как захочу. А ты обязана называть меня «босс».
— Ах! — я щёлкнула его по лбу в ответ, встала на цыпочки, расправила плечи и попыталась изобразить убийственный взгляд. Не помогло. Его не проймёшь. К тому же я куда ниже — смотреть приходится снизу вверх.
— Всё верно, босс, — я специально выделила слово. — Я служанка. Так вот: кофе сегодня ты не получишь, пока не извинишься. Разговор окончен. Если передумаешь — я в своей каморке.
Я рванула к себе.
— Кажется, ты разозлил её, — донёсся голос Бобби, пока я скрывалась за дверью.
В своей комнатушке я выдала в его адрес с десяток проклятий, которыми можно продырявить уши даже мёртвым предкам.
Не верю. Шлёпать за то, что назвала по имени? Что такого особенного в «Джио»? Была любовница, которая называла его так, а теперь её нет — вот и триггер? Ах ты, дура. Простофиля.
Я помассировала бедную ягодицу. Болит. Придётся спать на животе.
Съехала на койку и уставилась в потолок. Когда я выберусь из этой дыры? Как выжить, если он продолжит? Учёба, промежуточные на носу… Если я пашу круглосуточно, как я сдам?
Мысль придавила. Хоть бы папа хоть чуть-чуть подумал обо мне, прежде чем сбежать, как трус, и оставить одну со всем этим разбираться.
С другой стороны, крыша над головой есть. Пытаюсь мыслить позитивно. Не на улице же спать. Хотя, может, папа с Амелией сейчас и правда в канаве… От этой мысли тоже муторно.
Часа через два было уже далеко за полночь. Глаза слипались. Видимо, извиняться главарь мафии сегодня не собирается. И вообще — я же его слуга. Он прав. По крайней мере, не убил. Завтра занятия. Надо поспать. Не хочу явиться с глазами панды.
Я закрыла глаза… И тут в дверь затарабанили. Я рывком включила телефон. 3:00. Кто, чёрт побери, будит в три ночи? Я же только что уснула!
Я прижала подушку к ушам, делая вид, что меня нет. На секунду хватило. Дверь распахнулась, и в проёме возник силуэт Адониса во плоти.
— Что надо? — я ещё глубже зарылась в подушку. Демон пришёл украсть мой сон.
Он сказал всего два слова — и я поняла, что к утру у меня вокруг глаз будут синяки.
— Мой кофе.
— Через три часа. Иди спать, — проворчала я.
— Сделай кофе. Сейчас же! — рыкнул он, метнул подушку — ровно мне в лоб — и хлопнул дверью так, что у меня душа содрогнулась.
— Фу-у-ух, — простонала я и трижды боднула подушку лбом. — Я тебя отравлю, Джио. Своим кофе. Чтобы ты не смог меня забыть. А потом тебе придётся дать мне поспать.
Хныча и зевая, я поплелась на кухню, запустила машину и сварила ему идеальный флет-уайт. С кружкой — зигзагами, чтобы не заснуть на ходу — доползла до его кабинета.
— Доброе утро, босс. Рановато встаёте, — пробормотала я, ставя чашку на стол.
Не могла не залюбоваться: в три утра он выглядел свежим — ровные чёрные волосы, костюм, галстук, властная посадка за столом. Я на этом фоне — дохлая рыба без кислорода, одна сплошная зевота.
— Я ещё не ложился, — ответил он.
Я так резко повернула голову, что шея хрустнула.
— Что? Три часа ночи. Не устал? Я — очень.