- Что значит, я?..
Голос предательски дрожит и не поддается мне, срываясь на нелепо высокую ноту. Волнение охватывает такое, что ещё чуть-чуть, и я начну заикаться. Паника уже готовится взять меня за руку.
У нас в отделе сотня человек сидит - серьёзных, компетентных и опытных. А босс выбрал меня. За что?!
Галя в своём духе равнодушно пожимает плечами, словно я спрашиваю у нее о прогнозе погоды, а не о потенциальной работе в компании зубастой акулы бизнеса. Она хватает меня за локоть и почти насильно тащит за собой по коридору в сторону лифта, не оставив выбора.
Мне очень хочется затормозить и ринуться в обратную сторону. В наш скромный безопасный кабинет, в котором пахнет кофе и уютной паникой дедлайна. Туда, где меня ждёт мой стол, лампа и другие аналитики компании с их понятной и привычной тягой к табличкам и статистике.
Я хочу быть там! А не на ковре у Давида Андреевича Волынского - самого загадочного, самого недосягаемого, самого харизматичного из всех фигур в нашей компании. Он меня вообще, откровенно говоря, пугает. До ужаса. Вечно хмурый, серьёзный мужчина, владелец крупнейшей компании в области развития искусственного интеллекта. Он как гроза, что висит над городом: все её чувствуют, но никто не рискует смотреть ей в лицо.
- Слушай, Насть, ну чего ты телишься? - бурчит Галя. - Инга ведь заболела?
- Да...
Я неохотно киваю. Все уже в курсе, что Ингу Васильевну увезли из офиса прямо на скорой с мигалками. Она ведь у нас старший аналитик. Центральный стержень нашей маленькой аналитической вселенной. Вариантов, кроме "держаться до последнего" за графики и расчеты, у неё по жизни не было.
Надеюсь, что это не что-то заразное. Хотя… если я тоже упаду в обморок, это будет неплохой способ избежать встречи с Давидом Андреевичем.
- Ну так вот. Инга Васильевна сказала: “Анастасия в теме, её берите”. Сказала, что ты в курсе всех её дел. А Давид Андреевич был не против, - продолжает Галя, словно рассказывает о погоде в Сочи.
Эх, если бы он был против… если бы сказал, что мне рано, что не тот уровень, не тот ракурс... Но он согласился. Нет, я конечно что-то да знаю. Но… но… я не могу! Какая командировка с боссом? Блин, да я два слова в его присутствии связать не сумею.
Галя заталкивает меня в лифт с таким видом, будто сама собирается остаться на линии фронта, а меня отправить в тыл, к командующему. И нажимает на кнопку верхнего этажа. Я даже не успеваю испуганно оглянуться.
- Да не бойся ты! Босс не кусается, - ворчит она, а потом сама же, уже через сужающиеся дверцы лифта, успевает ляпнуть: - Хотя вообще-то не факт.
Ну, спасибо тебе, добрая женщина! Подбодрила.
Я прикладываю холодные ладони к щекам. Они горячие, как у чайника на последней стадии закипания, словно кто-то подключил их к розетке.
Может, я и правда подхватила что-то от Инги Васильевны? Вот умора будет, если меня сейчас тоже скорая помощь заберёт. А следом ещё половину офиса выкосит. Тогда ни о каком контракте с Сочи и речи идти не будет. Кто-то более ушлый перехватит перспективное направление. Но зато и совместной командировки с боссом не будет…
Только у меня, увы, скорее всего просто эмоциональное возгорание.
С лёгким шелестом дверцы лифта разъезжаются в стороны, но выйти я не успеваю. Вместо этого замираю, потому что на пороге вырастает сам Давид Андреевич. Он молча заходит в лифт и бросает на меня мимолётный, но острый взгляд. Оценивающий.
У меня на секунду останавливается сердце. Потом подаёт признаки жизни, но стучит уже где-то в горле. И в кабине как-то вдруг становится тесно. Воздух сжимается. Пространство уменьшается. Лифт вдруг превращается в уменьшенную модель вселенной, в которой есть только босс…
...и я.
Я стою и почти не дышу. Кажется, щёки вспыхивают огнями еще сильнее. А потом, очнувшись, вспоминаю, что надо хоть что-то сказать.
- Здравствуйте!
- Ко мне? - уточняет он невозмутимо. Его голос звучит бархатно, почти лениво. Как у опасного сытого зверя, который искоса наблюдает за суетливой травоядной зверушкой под ногами.
- Да, я… Анастасия Светлова. Инга Васильевна сказала, что я должна к вам подойти… - испуганно тараторю я. Кажется, мой язык на нервной почве зачем-то готов глупо вывалить на босса всё сразу: имя, фамилию, национальность и другие ненужные подробности.
Лифт уже летит вниз, а я понятия не имею, куда мы едем.
Я стою, стараясь дышать не слишком громко. Попробуй соберись с мыслями, когда перед глазами портрет эталонного бизнесмена из журнала Форбс. Стоило только ему зайти, как в кабине стало будто бы меньше воздуха. Я же его всегда со стороны только видела. А он оказывается… большой такой. Выше, чем казался издалека. Шире. Сильнее.
Давид Андреевич заполняет собой всё пространство, источая еле заметный аромат мужского парфюма с нотками цитруса. Невольно вдыхаю в себя. Вкусно…
Двери лифта распахиваются на первом этаже, и Давид Андреевич кивком головы указывает мне на выход. Я послушно выхожу следом. Чувствую себя маленькой лодочкой, плывущей за огромным ледоколом.
Мы идём через холл, мимо коллег, которые явно не ожидали увидеть меня в составе его сопровождения. Их лица вытягиваются, как в мультике. Кто-то даже роняет ручку. Я стараюсь не встречаться глазами ни с кем, просто иду вперед. С ощущением, что очутилась в немом фильме под названием "Проводы на казнь. В главной роли - аналитик без подготовки."
Снаружи свежо и ясно. Мир кажется обычным. Но пока мы спускаемся по ступенькам, я до сих пор понятия не имею, что делаю на улице. Всё воспринимается, как в замедленной съёмке с вялотекущими мыслями.
У меня ведь там в офисе работа осталась… Мы же не собираемся ехать прямо сейчас в командировку? Собраться ещё надо. Вещи взять. Я даже зубную щётку не захватила… И вообще… у меня такое ощущение, что Давид Андреевич меня вообще не услышал. Но я и сама хороша, толком и не объяснила, кто я и чего хочу.
У бордюра стоит чёрный представительский седан, весь такой глянцевый, будто отполирован вручную. Водитель открывает дверь, и Давид Андреевич жестом предлагает мне сесть первой.
Продолжая краснеть, я смущенно вползаю в салон. Он садится рядом. Его колено случайно задевает моё, и я вздрагиваю. По телу бегают непрошенные мурашки. По ногам, по рукам, по позвоночнику. Вжимаюсь в сиденье так, будто оно спасательный круг, и тут же отъезжаю пятой точкой на самый край. Подальше от Волынского.
Машина трогается с места, а босс на меня даже не смотрит. Всё такой же невозмутимый и расслабленный. Я тоже молчу. Потому что боюсь задать неправильный вопрос. Например: “А точно я должна быть здесь?..”
Куда же мы едем? Он так и будет всю дорогу молчать? До чего же неловко что-то спрашивать…
- Расскажите мне о проекте, Анастасия, – прерывает мои мысли Давид Андреевич.
Я чуть не подпрыгиваю на месте.
- Да, конечно! Проект...
Попытавшись собраться с мыслями, я начинаю говорить. Стараюсь излагать только самую суть. Нужно показать, что я профессионал, а не напуганная девчонка.
Говорю про систему искусственного интеллекта для управления городскими службам, про выгоды для компании от заключения контракта с администрацией города, про цифры и графики, которые так тщательно готовила Инга Васильевна. Про то, что до сих пор казалось просто частью работы, а теперь экзаменом без права на ошибку. Конечно, мне не хватает доказательств на бумаге, но я столько раз видела сводку по проекту, что она уже отпечаталась на подкорку.
Нужные слова находятся сами собой. Наверное, потому что я это всё действительно знаю. Хотя в голове всё равно как будто оркестр на репетиции: шумно и с барабанами.
Я цепляюсь за факты, как за спасательный круг. Вижу, что Волынский слушает внимательно. Иногда уточняет. Вопросы задает короткие, ёмкие, без воды. Как будто каждое слово у него стоит денег. Из-за этого чувствую себя, как на экзамене. Боюсь сказать что-то не то. И вообще кажется, что ещё чуть-чуть - и охрипну. Я не привыкла так много вещать вслух.
Но вдруг босс поднимает руку и останавливает меня.
- Достаточно. Вижу, что вы в теме. Инга Васильевна не ошиблась в вас.
Он удовлетворённо кивает, и меня накрывает облегчением. Как будто кто-то развязал тугой узел внутри грудной клетки. Неужели всё закончилось? Забавно, что минут двадцать назад я надеялась, что босс решит, что меня брать не стоит, а теперь счастлива, что прошла фейс-контроль…
Машина останавливается. Я выглядываю в окно и замечаю изысканный фасад ресторана. Это одно из самых дорогих мест в городе. Из тех самых, которые обычные люди видят только на фотографиях в журналах. Где цены только из четырехзначных чисел и выше, а белые скатерти, как снежные поля под строгим надзором вышколенных официантов.
И что мы тут делаем?
- Пообедаем, - говорит Волынский, как будто не замечая моего внутреннего обморока. Без лишних слов он открывает дверь и выходит наружу.
Давид Андреевич галантно придерживает для меня дверь, и я, чувствуя себя девочкой, случайно оказавшейся в кадре исторической драмы, неуклюже выскальзываю из машины. Каблук тут же цепляется за порожек, и лишь чудом я не теряю равновесие.
Отличное начало. Очень элегантно.
Мы садимся за стол у окна. Вид на город отсюда потрясающий. Всё сверкает и переливается под мягким светом солнца, как витрина ювелирного магазина. Волынский что-то непринуждённо говорит официанту, заказывая какие-то замысловатые блюда. Их названия звучат для меня как отдельные главы какого-то гламурного французского романа.
Цены здесь - вообще отдельная больная тема.
Они такие заоблачные, что я автоматически начинаю пересчитывать в голове: “...так, вот этот салат - это половина моих продуктов на месяц, а десерт - три проезда на метро и кофе”. Наверное, если я просто закажу стакан воды и буду грызть салфетку, это будет самый бюджетный вариант.
- Анастасия, вы что-нибудь выбрали? - спрашивает Волынский, обращая наконец-то на меня внимание. Его голос звучит ровно и буднично, но с той властной интонацией, от которой хочется немедленно выпрямиться, даже если ты и так сидишь идеально.
- Эм… Я… наверное, салат какой-нибудь буду… - бормочу я, чувствуя, как щеки предательски начинают краснеть. Вот-вот, скоро можно будет на них яичницу жарить.
Он чуть усмехается. И от этого мне становится только хуже.
Кошмар! Угораздило же меня оказаться напротив своего босса в одном из самых дорогих ресторанов города и лепетать какую-то чушь про салат! Уверена, кто-то там, наверху, сейчас очень веселится, глядя на мой внутренний суетливый шторм. Я же дышать рядом с ним боюсь, не то что разговаривать или есть. А он ещё и смеётся надо мной. Полный комплект комбо-неловкости.
- Не стесняйтесь. Заказывайте то, что вам нравится. Я угощаю, - спокойно говорит он, делая кивок в сторону официанта.
Я смущенно киваю и, почти не глядя, наугад тыкаю пальцем в меню на первое попавшееся блюдо.
Молчание опускается на наш столик, как плотная вуаль. И постепенно становится для меня невыносимым.
Давид Андреевич расслабленно изучает улицу за окном, а я - собственные ногти, стакан воды, нож, вилку… и снова стакан. Я не знаю, о чём говорить с этим загадочным властным человеком, который, кажется, ведёт переговоры с министерствами на уровне “вы либо слушаете меня, либо проигрываете”.
Я нервно поправляю волосы, ёрзаю на стуле и чисто гипотетически мечтаю превратиться в какой-нибудь предмет интерьера, вроде бронзового подсвечника в этом ресторане. Чтобы стоять молча в углу и не отсвечивать.
- Кстати, Анастасия, - вдруг негромко произносит Волынский, нарушая тишину. - По поводу Сочи. Не берите много багажа, только самое необходимое. Я распоряжусь, чтобы такси забрало вас прямо от дома за пару часов до вылета.
В этот момент я чуть не давлюсь водой. Закашливаюсь. Горло сжимается, глаза начинают слезиться - и нет, не от чувств. Просто я не умею пить воду, когда на меня внезапно сбрасывают такие новости.
Он сказал… вылета?
ВЫЛЕТА?!
Мозг отказывается воспринимать эту информацию. Отчего-то я была уверена, что мы поедем на машине или на поезде. Почему не на скоростном поезде, блин? Это же идеальный вариант!
- Вы имеете в виду… мы летим на самолёте? - блею я и чувствую, как вся кровь отливает от лица. Мой голос становится совсем тонким, почти на грани мышиного писка. Я сама бы себя не взяла в деловую поездку после такого.
Давид Андреевич поворачивается ко мне и смотрит спокойно, почти лениво.
- Разумеется, - отвечает он, как будто это само собой разумеется. - Самолетом быстрее и комфортнее.
У меня по спине пробегает ледяная дрожь.
Я боюсь летать до потери пульса. Однажды попала в зону турбулентности, и с тех пор самолеты - мой главный кошмар. Хуже просто быть не может. У меня реальная аэрофобия.
Блин, Вселенная, ты издеваешься, что ли..?
- Но… Давид Андреевич, - начинаю я, пытаясь собраться с духом. Неудобно как-то признаваться в своих слабостях. - Я… я боюсь летать. Очень… сильно… боюсь!
Волынский слегка приподнимает бровь. Выражение его лица меняется почти незаметно от нейтрального к удивлённо-раздражённому.
- Боитесь летать? Что за глупости, Анастасия? Кто в наше время боится самолетов? Это самый безопасный вид транспорта.
Ну вот. Началось.
- Я понимаю, что звучит… ну… странно, - бормочу сбивчиво и умоляюще. - Но у меня не просто страх. Я однажды попала в зону сильной турбулентности, и с тех пор… ну, паника начинается ещё до посадки. Это не просто “неудобно”. Это… ужасно. Я физически не справляюсь. Мне становится плохо, я начинаю паниковать…
- Паника, - повторяет он, как будто пробует это слово на вкус. - И вы собираетесь подставить нашу компанию с переговорами, поддавшись таким… эмоциональным особенностям?
Ох. Это уже не просто иголочка - это настоящий кинжал. Острый, холодный, попавший точно в уязвимое место.
- Простите… - выдавливаю я, и голос у меня теперь тихий, как у ребёнка, попавшего в кабинет директора за пятна на школьной форме. - Я не хотела бы подводить компанию. Просто подумала… может, скоростной поезд - хорошая альтернатива?
- Давид?.. - окликает кто-то моего босса со стороны.
К нашему столику вдруг уверенно подходит какой-то эффектный мужчина. Симпатичный кареглазый блондин.
Высокий, в безупречно сидящем тёмно-синем костюме, с сияющими туфлями, как будто только что вынутыми из бархатной коробки, и идеально приглаженными светлыми волосами, словно вычесанными под линейку. Он выглядит так, будто сошел со страниц рекламного буклета элитных часов. От манеры двигаться до чуть самодовольной, но очаровательной улыбки. Можно было бы подумать, что он подрабатывает моделью.
Секундой позже незнакомец уже протягивает руку моему боссу.
- Сколько лет, сколько зим, дружище! Честно, не ожидал встретить тебя именно здесь. Хотя, признаюсь, ты всегда выбираешь места со вкусом.
- Леонид, рад тебя видеть, - небрежно кивает Волынский и чуть склоняет голову, указывая в мою сторону. - Познакомься, это Анастасия, аналитик из моей компании.
Я приподнимаюсь на стуле, и прежде чем успеваю выпрямиться, Леонид уже оказывается рядом. Он берёт мою руку в свою - тёплую, ухоженную, пахнущую чем-то древесным и чуть табачным. При этом смотрит на меня с таким вниманием, что я внезапно чувствую себя каким-то ценным раритетным витражом, на который впервые за сто лет упал свет.
Умеют же некоторые мужчины так смотреть, чтоб прям особенной себя любая почувствовала. Ловелас, блин. Аж страшно за мою тонкую женскую психику.
- Анастасия… м-м, какое красивое имя, - говорит он с оттенком лёгкого одобрения, как будто только что поставил галочку в своём воображаемом списке достоинств, и мягко пожимает мне руку. - Очень приятно. Хотя я и не сомневался: у Давида, как всегда, безупречный вкус. Вы, наверное, украшение его офиса?
Я улыбаюсь натянуто и вежливо, пряча смущение под лёгким кивком.
- Спасибо.
- Вы случайно не увлекаетесь искусством? - продолжает Леонид, и его голос становится ещё вкрадчивее, с теми особыми обволакивающими интонационациями, которые обычно используют актёры в романтических сценах мелодрам. - Мне почему-то кажется, что в вас есть… эта тонкость. Что-то особенное, очень творческое.
Я моргаю, переваривая шквал его комплиментов. Потом честно признаюсь:
- Нет, я… скорее по цифрам. Таблицы, отчёты, графики… всё в этом духе.
Нервно заламываю пальцы, будто они вдруг стали мне чужими, и ловлю себя на том, что абсолютно не знаю, куда деть руки.
Надеюсь, со стороны не видно, как сильно я волнуюсь? Я же просто места себе не нахожу рядом с ними! Сначала меня ошарашил этим обедом и командировкой молчаливый властный босс… а теперь к нему присоединился ещё и его красноречивый сияющий друг-супермодель. А между ними я – тихая невзрачная девушка, похожая на неуместную сноску в чужом светском диалоге.
Как я вообще оказалась в такой компании? Уму непостижимо…
- Не скромничайте. Цифры и красота - это отличное сочетание, - Леонид подмигивает, и у меня возникает странное желание испариться в тонкую струйку пара и улетучиться в вентиляцию.
Красавчик-блондин без лишних церемоний садится за наш столик, перекидывая пиджак через спинку стула, словно был здесь изначально. Продолжая непринужденно флиртовать со мной на глазах у Волынского, он рассказывает истории, которые, по всей видимости, должны быть забавными и виртуозно перемежает их комплиментами в мой адрес, стараясь разговорить. А я, слушая вполуха, всё больше ощущаю себя не аналитиком, а скорее… трофеем, который вдруг кто-то по сиюминутному капризу вознамерился заполучить.
Мне становится неловко от его внимания.
А Давид Андреевич тем временем не вмешивается. Он откинулся на спинку стула и наблюдает за нашей беседой с легкой усмешкой, словно мы с его приятелем - участники какого-то спектакля, разыгрываемого специально для его развлечения. На его лице отражается только отстраненное ироничное любопытство. Кажется, ему абсолютно всё равно и на моё смущение, и на навязчивость Леонида. Он просто изучает нас, как ученый подопытных мышей.
И вот наконец, когда я уже не знаю, куда деть глаза, он говорит:
- Леонид, я вижу, ты явно наслаждаешься обществом, - прерывает он наконец своего друга. - Но Анастасии пора возвращаться в офис.
Леонид тут же поднимает руки в притворной капитуляции:
- Конечно, конечно. Было очень приятно познакомиться, Настенька… Надеюсь,еще увидимся.
Я неловко киваю и молчу. Зашибись вообще, я для него уже не Анастасия, а Настенька. Ошеломительный прогресс, и всё без моего участия.
Давид Андреевич поднимается из-за стола.
- Я попрошу водителя отвезти вас в офис, Анастасия, - говорит он, уже без улыбки, по-деловому. - Мне нужно обсудить с Леонидом кое-какие вопросы.
Я прощаюсь с Леонидом, и мы вместе с Волынским выходим из ресторана. Он даёт распоряжение водителю и открывает передо мной дверь.
- Спасибо за обед, - вежливо бормочу я.
- Не забудьте подготовить документы. Вылет завтра в три. На работу не выходите, такси приедет за вами в двенадцать, - он делает паузу и, внимательно на меня посмотрев, чуть мягче добавляет: - И не переживайте, Анастасия. Всё будет хорошо.
Анастасия Викторовна Светлова, 24 года

Недавно закончила университет и теперь работает младшим аналитиком в компании Волынского. Умна, трудолюбива, но пока ей не хватает опыта. Настя снимает квартиру на пару с подругой. Отца нет, бросил в раннем детстве, отсюда у неё недоверие к мужчинам. Мама живёт в деревне, куда Настя очень редко приезжает. Слишком загружена работой и финансовыми трудностями. Вертится в городе как может.
Давид Андреевич Волынский, 32 года

Генеральный директор компании «Synapse Dynamics», занимающейся разработкой передового программного обеспечения для искусственного интеллекта. Он обладает острым умом, невероятной харизмой и репутацией безжалостного бизнесмена. В разводе, детей нет. Не верит в любовь.
Я просыпаюсь за тридцать минут до назначенного времени выезда из-за громкого трезвона домофона. Сонно тыкаю кнопку, услышав знакомое “Это я, Насть!”, и бреду в ванную.
В своем воображении накануне я была умыта, причёсана и наполнена спокойствием... но такой вариант событий, конечно же, возможен только в каком-то параллельном мире. А в реальности после беспокойной ночи, наполненной аэрофобными кошмарами, я вскакиваю с лицом, которое будто кто-то мял руками. А мои волосы выглядят как результат творческой ссоры между метлой и розеткой.
Как итог, в одиннадцать тридцать утра из зеркала на меня смотрит не ответственная трудовая пчелка-аналитик, готовый к командировке, а полуосознанная сущность. С тревогой в зрачках и отпечатком узора мятой подушки на щеке.
В животе пусто, но ощущение, будто там поселилась огромная медуза - скользкая, холодная и тревожная. Меня уже слегка потряхивает адреналином, и страшно даже представить, что начнется с организмом, когда я прибуду в аэропорт. От этих мыслей хочется либо заплакать, либо сбежать в шкаф и прикинуться там пальто.
Всё у меня валится из рук.
Пока бегаю по квартире, успеваю споткнуться о зарядку, задеть бедром дверной косяк и залить кипятком кофейную ложку, прежде чем понимаю, что всё. Мой шанс произвести впечатление человека, у которого всё под контролем, испаряется быстрее, чем пар над чайником.
На кухне - натуральный натюрморт из тарелки с вчерашними зачерствевшими бутербродами и недопитым кофе. Я быстро надкусываю один и, поморщившись, роняю обратно на тарелку. Примерно через минуту, уже в полуодетом состоянии, вытаскиваю из шкафа рабочую блузку - единственную глаженую и самую любимую.
Вскоре в квартиру врывается Галя - моя подруга и генератор бедствий. Именно она меня и спасла от катастрофического опоздания на такси, которое прислал за мной Волынский. На лице у неё играет та самая милая виноватая улыбка, которая всегда означает одно: она опять где-то покуролесила.
- Насть, ты не поверишь! У меня такая ночь была! Я тебе потом расскажу… Но я тебе смузи принесла, чтобы ты не умерла с утра, пока в аэропорт свой добираться будешь! Полезный, клубничный…
Я почти не слушаю ее, натягивая юбку и причесываюсь вслепую. С досадой ругаю себя, что вчера бросила сбор чемодана, не завершив его до конца, и теперь не помню, что успела туда закинуть, а что нет. Платье?.. Есть. Зарядка?.. Вроде есть...
Я замираю, потом делаю круг по комнате. И еще один. Галя наблюдает за мной, заинтересованно приподняв бровь.
- Что ты ищешь?
- М-м…ничего. Просто ощущение, что я что-то забыла…
- Вот! - подруга вручает мне упаковку таблеток от укачивания. - Возьми на всякий случай. Вдруг поможет!
- Сомневаюсь, - ворчу я, но таблетки в чемодан всё-таки засовываю.
- А ты не сомневайся, ты верь. Тогда хотя бы эффект плацебо сработает!.. - назидательно советует она и косится на мою тарелку с недоеденными бутербродами. - Кстати, ты уверена, что точно не хочешь перекусить?
- Я уверена, что хочу назад во времени, - вздыхаю я.
К слову говоря, это самое время утекает, как вода сквозь пальцы.
Я запихиваю последние вещи в чемодан, коленом закрываю молнию, и мы вместе тащим его вниз. На лестнице встречаем бабу Нину, мою пожилую болтливую соседку сверху. Это главная собирательница сплетен и слухов в радиусе пяти подъездов.
- Куда это вы с чемоданом, девоньки? - с любопытством интересуется она.
- В командировку Настя летит, - пыхтя, поясняет Галя.
- А чего испуганная-то такая?
- Так она полетов боится, - разводит руками подруга. - Одна надежда на таблетки от укачивания, а она в них не верит.
Баба Нина тут же оживляется, учуяв любимую возможность понадавать кучу непрошеных советов.
- Ой, милочка, да ерунда эти твои таблетки! Ты лучше перед полётом в ладошку хлебушка положи да солькой посыпь. От страха помогает. А ещё три раза плюнь в окошко самолёта перед взлётом. Только тихонько, чтоб не заметили, а то наругают...
Галя быстро отворачивается в сторону и делает вид, что кашляет. Да и я пытаюсь не рассмеяться, живо представив, как на такое мое поведение отреагирует Волынский. Чемодан тем временем продолжает греметь вниз по ступенькам, приближая грядущий кошмар.
- Спасибо, баб Нин, - натянуто улыбаюсь я. - У вас очень… дельные советы.
- А то! Я ерунду не посоветую… с сорок шестого года летала и жива! Правда, последние два десятка уж дома сижу… но то не в счёт! Опыт, девоньки, вещь серьезная…
Такси уже ждёт у подъезда, а водитель названивает мне с интервалом в минуту. Мы вываливаемся на улицу. Я стараюсь унять нервную дрожь и дышу через нос, усаживаясь в такси. От предложения таксиста засунуть чемодан в багажник отмахиваюсь и затаскиваю его к себе в салон.
- Уф! Я еду.
- Просто представь, что ты птица! - советует подруга. - И всё будет хорошо.
- Я не птица, а клуша с фобией, Галь, - отмахиваюсь я.
Она машет на прощание, и я захлопываю дверь. А затем, глядя в окно, понимаю: всё, отступать некуда. Самолёт меня ждёт. И босс тоже. А мне с моей фобией скоро предстоит пройти крещение реальной турбулентностью. Настоящий ядерный удар по моей психике.
Машина мягко трогается с места, выруливая на дорогу, а я наконец проваливаюсь в кресло. До прибытия в аэропорт сейчас достаточно времени, и надо им воспользоваться, чтобы спокойно поправить накиданные в спешке вещи в чемодане.
Дергаю молнию и принимаюсь методично всё перекладывать.
Зарядка на месте. Гигиенические принадлежности. Блокнот. Косметичка. Мятные конфеты и таблетки против укачивания от Гали. Теплая кофта и джинсы с кроссовками. Запасной офисный костюм. Туфли. Даже мой купальник старый затесался тут зачем-то. А вот бельё…
Бельё?
- Да ты шутишь… - шепчу в пространство. - Я что, правда…? Да ну, не может быть…
Но может. Может. Потому что нет. Запасных трусов в чемодане нет.
Я откидываюсь на спинку сиденья, чтобы издать тихий стон досады. Таксист, добродушный мужик с лицом дяди Коли из любого советского фильма, глядит на меня через зеркало с тем выражением, каким обычно встречают людей в психиатрической приёмной.
- Всё хорошо, девушка? - осторожно спрашивает он. - У вас там, гляжу, чемоданный шок.
- Я просто… - нервно смеюсь, осознавая, что через пятнадцать минут мне предстоит встречаться с Волынским и ошибку исправить уже не получится. - Просто забыла одну важную вещь дома.
- Неужели зубную щётку?
- Если бы, - опустошенно качаю головой в каком-то тихом безэмоциональном отходняке после утренней суеты. - Нижнее бельё.
Таксист сдержанно кашляет. Потом издаёт смешок.
- Ну… зато чемодан лёгкий. Опять же без белья сейчас модно ходить… - заметив мои округлившиеся глаза в зеркале заднего вида, он ухмыляется. - А вообще в аэропорту купить можно, если что. Там, говорят, всё есть.
- Ага, только трусы стоят как квартиры в пригороде, - иронически киваю я. - Отличный вариант.
Он ржет, ничуть не проникнувшись моей проблемой. Да уж, мужикам никогда не понять женское горе из-за отсутствия запасных трусов и лифчика в командировке.
Аэропорт встречает меня гулом голосов, сквозняками в зонах досмотра и острым, совершенно отчётливым осознанием того, что я тут всё равно что инопланетянин. Чужая форма жизни в окружении любителей полетать с ветерком в небесах. Вокруг снуют деловые люди в костюмах и самоуверенная молодежь с рюкзаками-трансформерами.
Да даже мамки с детьми в колясках выглядят организованнее, чем я! Эх…
Путь к Волынскому - это тот еще квест.
Я уныло вытягиваю из такси чемодан. Пока пробираюсь к зоне регистрации, ощущаю, как всё тело покрывается липкой испариной тревоги. Одно из колёс у чемодана решает забастовать и начинает издавать визг, как чайник на плите. Его просто заклинивает, и чемодан начинает ехать боком, кренясь, как уставший носорог.
Где он? Где Волынский?
Он должен быть уже здесь. Я осматриваю пространство: стойки, вывески, толпу пассажиров, вспышки экранов. И наконец вижу его.
Мой босс стоит у стойки регистрации. Высокий, спокойный, идеально собранный. На нём светлая рубашка без единой складки, дорогие часы поблёскивают на запястье, а взгляд скользит по экрану телефона, как будто мир вокруг существует в его расписании, а не наоборот. Даже чемодан у него строгий и стильный.
Именно так выглядит человек, у которого действительно есть самоорганизованность.
А потом он поднимает взгляд. И наши глаза встречаются.
Я буквально чувствую, как к лицу приливает кровь. Вот сейчас весь мой вид, каждая неидеальная складка, каждая выбившаяся прядь, пот на носу - всё выставляет меня, как назло, в его глазах каким-то нелепым маленьким посмешищем и роняет мою самооценку ниже плинтуса.
Делаю шаг вперёд. Чемодан снова упрямится, скребётся по плитке, и мне приходится его одёрнуть, будто капризного пса. Я иду к боссу, при этом мысленно молясь всем возможным авиалиниям: только бы не заметил, только бы не посмотрел слишком внимательно, только бы не сказал что-то вроде “Анастасия, вы немного… не в форме”.
И в какой-то момент - судьба, конечно, не без юмора, - уже на расстоянии пары шагов от него я снова дергаю заартачившуюся штуковину и теряю равновесие. И проклятый чемодан, как запущенный снаряд, влетает прямо в него.
- Осторожней, - раздаётся его голос над моим ухом, низкий и как будто немного позабавленный.
Следующее, что я чувствую - это его руки на своей талии.
Я даже не понимаю, как это произошло. Буквально только что сражалась со своим чемоданом в паре метров от босса, а в следующую секунду уже влетела в него чуть ли всем телом. И теперь в голове гудит дикое смущение вперемешку с паническими мыслями: "Ну вот и всё, какое блестящее начало моей адской командировки!.."
- Всё в порядке? - спрашивает Волынский спокойно. Его рука по-прежнему на моей спине.
- Я… чемодан… простите, я… - лепечу что-то нечленораздельное.
У меня пересохло во рту. На лбу испарина. Под ногами шатко, и только его пальцы - якорь, точка опоры. Мой босс пахнет чем-то горько-пряным с нотками лимона. От него веет настоящей и такой редкой в наше время мужественностью, которую невозможно скрыть. Потому что это часть его природной харизмы.
Я впервые лечу в бизнес-классе.
Даже сама эта мысль звучит как чужая история из чьей-то красивой жизни. А на деле я, Настя, почти неподвижная, с пересохшим горлом и с внутренним желанием отменить всё это прямо сейчас.
Мой первый и единственный опыт полёта до этого можно назвать... хм, экспедицией в преисподнюю.
Тогда я летела на самолёте в такой тесноте, что все ноги затекли. Мое место было рядом с мужчиной, который ел что-то чесночное, а сзади очень громко одна женщина рассказывала своей подружке о своей бурной молодости. Так что, помимо страха за свою жизнь я приобрела еще и неоценимые знания о том, что именно нужно мужчинам от женщин. Во всех красках про позы и технику исполнения.
Впрочем, мой небогатый опыт личной жизни говорит о том же.
Парням нужно только одно, а когда они это получают… «прощай, милая, с тобой было хорошо, но со Светкой я ещё не пробовал». Тот урок оказался довольно болезненным. Я, наивная, умудрилась привязаться, но не потому что парень был каким-то прям особенным... нет, скорее потому что мне тогда казалось: если кто-то наконец посмотрел в мою сторону, если кто-то задержался возле меня чуть дольше обычного, - значит, это судьба. Какая-то отчаянная, глупая вера в то, что хоть раз может получиться как в книгах. Но вместо истории с огоньками, поцелуями в дождь и теплом ладоней, у меня был "первый и единственный раз", настолько неприятный, что вспоминать стыдно до сих пор. Никакой заботы, никакой нежности.Как будто я не человек, а технический эпизод в чьей-то биографии. Просто невразумительный половой акт, неловкий и короткий, как "апчхи".
После секса тот козёл исчез сразу. Просто перестал писать без объяснений. А я осталась одна - с преданным доверием, опротивевшим телом, в котором вместо бабочек завелась тяжесть... и с болью, которую невозможно рассказать вслух, потому что все вокруг только пожимают плечами: "Ну с кем не бывает". Вот с тех пор я и шарахаюсь от отношений.
Словом, доверие к мужчинам у меня ниже плинтуса. Да и папаша, который оставил трёхлетнюю меня и маму и ушёл в закат, изначально не добавил баллов в мои представления о представителях противоположного пола.
В общем, фобий у меня много. И боюсь я не только летать.
По проходу снуют стюардессы. Уверенно, без суеты проверяют, как закрыт верхний багажный отсек. Каждый щелчок замка звучит, как отсчёт до чего-то необратимого. Мне хочется встать и попросить отменить запуск. Пусть дверь откроется... Пусть меня выпустят, пока не поздно!..
Из громкоговорителя раздаётся голос - сперва по-английски, потом по-русски. Голос ровный, спокойный, но слова звучат как предупреждение: "…в случае разгерметизации маски выпадут автоматически".
Я уже ничего не слышу, кроме последнего слова.
Разгерметизация...
Так, всё. Почему никто не говорил, что в бизнес-классе тоже можно умереть?!
Я хватаюсь за подлокотники, впиваясь ногтями в кожу, и делаю глубокий вдох. Смотрю на Волынского, сидящего рядом со мной у окна. Места тут предостаточно, даже ноги можно вытянуть. Комфортно, конечно, но даже мягкое кожаное сиденье не спасает от надвигающейся паники.
Босс спокоен, как будто вообще не здесь. Перелистывает какие-то документы на планшете, брови слегка сведены. Как всегда собранный, невозмутимый. Он будто сидит не в самолёте, а в кабинете на восьмом этаже, где всё всегда под контролем. А у меня под контролем только осознание грядущего нервного срыва.
Передо мной мигает лампочка с надписью "Пристегните ремень". Стюардесса вежливо наклоняется, как будто не видит, как мне страшно.
- Пожалуйста, застегните ремень, - говорит она с идеальной улыбкой.
Судорожно сглотнув, я подчиняюсь. Но после жуткого звука щелчка чувствую себя так, будто очутилась в фильме-катастрофе, где вот-вот кто-то крикнет: "Мы точно выживем?"
Снаружи начинают рычать двигатели. Ровно, тяжело, нарастая, как гул приближающегося чего-то большого и неотвратимого. В животе что-то сжимается в комок. Пульс отзывается в висках. Кажется, даже кресло подо мной вздрогнуло.
Я снова впиваюсь напряженным взглядом в иллюминатор. Вижу, как от фюзеляжа отъезжает лестница, как вдалеке рабочий в оранжевом жилете поднимает руку, давая знак. Всё это похоже на финальные приготовления к старту шаттла. Только я не астронавт. Я - паникующая девушка в блузке с подмятой пуговицей и глупыми мыслями о том, что не успела написать завещание. И маме не позвонила. Хотя бы смс…
"Прости, мама. Я лечу. Если что, знай: я всё-таки выучила тот рецепт супа, который у меня не получался в девятом классе..."
Самолет вздрагивает и трогается с места, пока еще даже не собираясь взлететь. Просто медленно разворачивается, совершая круг по аэродрому. Но сиденье подо мной всё равно заметно трясётся. Сердце колотится ему в такт, как сумасшедшее, в висках пульсирует.
Господи, началось…
С каждой минутой моё дыхание становится всё менее стабильным. Кожа лица становится всё более холодной, а ладони влажнеют. Я мысленно считаю, пытаясь дышать "квадратным дыханием": вдох на четыре, задержка, выдох, снова задержка. Говорят, помогает при панических атаках. Но мой мозг уже рисует сцены: падение, турбулентность, вспышка молнии, крик стюардессы... Как бы не начнать рыдать или, еще хуже, хватать босса за руку. А ведь всё возможно, честно.
Волынский, кажется, наконец обращает внимание на мою бледность и пыхтение. Замечаю краем глаза, что он слегка хмурится. Простите, Давид Андреевич, но я предупреждала. Неужели вы думали, что я шутила?
Он поворачивается ко мне с лёгким прищуром, а я ловлю на себе его пристальный взгляд. Смотрит внимательно, вот только в его глазах нет жалости. Но, к счастью, он надо мной и не смеётся. Хотя, представляю, какой глупый у меня сейчас вид. Но я ничего не могу с этим поделать. Правда. Это выше моих сил!
Блин, надо было достать хотя бы чёртовы таблетки от укачивания. Вдруг бы помогло?
Существует какой-то проверенный способ?..
Замерев, я перевожу на него взгляд, полный надежды. В моем состоянии в голове начинают мгновенно тесниться самые разные предположения, вплоть до бредовых.
Например, откуда-то вылезает странная волнующая мысль о том, что он меня поцелует. Вместе с сомнительным доводом, что "если очень боишься, то тебе нужен резкий эмоциональный импульс". Может, это он и имеет в виду? Может, в какой-то безумной параллельной вселенной существует метод: поцелуй паникёршу-аналитика в бизнес-классе - и она забудет, что летит в металлической банке над облаками на скорости девятьсот километров в час?..
Мозг тут же выдает фантазию, как по заказу.
Мы взмываем в небо, двигатель гудит, меня шатает от страха. И тут он резко поворачивается, обхватывает моё лицо ладонями и, глядя мне в глаза, серьёзно так говорит: "Не паникуйте, Анастасия, сейчас я вам помогу. У меня есть проверенный способ!"
И… целует.
Встряхиваю волосами, сама немного в шоке от своей разыгравшейся фантазии. С чего вообще такое лезет в мою больную голову?
Смущённо вжимаюсь в кресло, надеясь, что такого никогда не случится. Я, наверное, пересмотрела романтических комедий, вот и думаю о всякой невообразимой чепухе.
Волынский же тем временем подзывает стюардессу и говорит:
- Виски, пожалуйста. И моей спутнице тоже.
- Ну что вы, Давид Андреевич, - пытаюсь я отказаться, но его взгляд не терпит возражений. Я моментально теряю весь запал спорить. Хотела сказать, что не пью, что вообще-то истинная правда, но понимаю, что не смогу отказать. - Если только совсем немного...
- Ровно столько, сколько нужно, чтобы расслабиться, - говорит он с легкой улыбкой, и эта улыбка… она определенно влияет на частоту моих сердечных сокращений.
Да что со мной не так?
Босс просто хочет мне помочь пережить полёт. Ему-то такие проблемы к чему? Ещё от приступа меня не откачивал. Наверное, уже жалеет, что вообще со мной связался. И я его прекрасно понимаю. Я бы и сама себя не взяла в командировку, если бы была на месте Давида Андреевича. Мало того, что я девушка почти без опыта, так ещё и такая вот… неадекватная.
Вскоре стюардесса услужливо ставит перед нами два стакана.
Виски янтарного цвета искрится в хрустале, будто внутри заперт солнечный закат. Я смотрю на него, как приговорённая к неизвестности. Не знаю, то ли радоваться, то ли волноваться ещё сильнее. Никогда раньше не пила ничего крепче шампанского. И то лишь на Новый год под тосты родственников.
- Знаете, как правильно пить виски? – вдруг спрашивает Волынский.
Я отрицательно качаю головой и беру стакан с чувством, что он может укусить.
На самом деле мне известно только как пить шампанское, потому что я больше ничего-то и не пробовала. Не тянуло меня никогда на спиртное. Люблю, когда голова соображает и можно удержаться от странных поступков. Особенно - не болтать глупостей, которые потом будут вспоминаться со стыдом.
От пузырьков шампанского, конечно, бывает весело, это да. Но зато и поведение резко начинает стремиться к иррациональному, чего мне в моей жизни и так хватает.
К примеру, однажды на корпоративе я решила, что могу контролировать процесс,"чуть-чуть для храбрости". Но шампанское, как оказалось, не любит, когда его недооценивают. Через двадцать минут после второго бокала я уже доказывала коллегам, что искусственный интеллект может распознать ложь по голосу и предсказать поведение клиента, но ему не понять всю боль разбитого доверия девушки после неудачного первого секса. Коллеги смеялись, а я на следующий день чуть со стыда не сгорела.
- Первый глоток нужно делать маленький, - говорит Волынский. - Буквально на кончике языка подержать. А вторым - можно переместить напиток под язык, где располагаются самые чувствительные рецепторы.
Он демонстрирует распитие виски так, будто рекламирует дорогую жизнь.
Плавно подносит бокал к губам. Медленно, со вкусом. Сначала просто прикасается губами, как будто пробует температуру, а потом делает неспешный, почти ленивый глоток. И я почему-то замираю, затаив дыхание, когда он легко запрокидывает голову. Смотрю, как у него едва заметно двигается горло. Мышцы на шее будто становятся чуть резче, чётче, и в этот момент он выглядит настолько завораживающе властно, что я буквально забываю, как дышать.
Я не собиралась так уставиться на его рот, честное слово!
Но взгляд сам собой прилипает к его лицу. Как будто мои глаза вдруг решили жить какой-то отдельной жизнью с единственной целью - наблюдать и фиксировать, как красиво тень от густых ресниц скользит по его щеке, а по-мужски чувственные губы смыкаются на гладком крае стакана.
Блин, да что же это такое, а?.. Почему мой босс просто просто пьёт виски, а для меня всё выглядит так, словно он даёт мастер-класс по соблазнению?
Пытаюсь сидеть спокойно, но тело моё начинает вести себя как чужое. Тепло расползается откуда-то изнутри вверх к шее, а потом к ушам и щекам. И как бы глупо это ни звучало, я чувствую, что мои колени становятся неустойчивыми, хотя я просто сижу.
Понятия не имею, что с этим делать. Это не похоже на влечение, которое я читала в книгах. Оно не яркое, не дерзкое, а какое-то тихое, стыдливое, медленно подступающее из глубины, в которой, как я думала, уже давно ничего не осталось после моего первого и единственного опыта.
Торопливо отвожу взгляд, как школьница, пойманная на подглядывании, когда Волынский ставит стакан на подлокотник и вопросительно смотрит на меня, предлагая повторить.
Уф. Ну ладно. Была не была.
Чтобы скрыть смущение, я быстро следую его примеру. Прикасаюсь к жидкости губами, потом делаю крошечный глоток... и мои рецепторы дружно кричат: "А-а-а! Почему никто не предупредил, что пригубить виски это всё равно что лизнуть раскаленный металл?.." Ощущение такое, что мое горло готово извергать пламя как огнедышащий дракон.
С ума сойти, это что за адский напиток такой? Что там смаковать надо? Это как будто мне в рот запихнули старую автомобильную шину и подожгли!
Я, возможно, слегка переборщила.
Виски оказался коварнее, чем моя тревожность, и теперь они оба борются за первенство в моей голове. Паника хочет спрятаться под кресло, а расслабленное тело - потянуться к иллюминатору и восхищённо сказать: "Ух ты!.."
Странное состояние. Как будто меня немного отвинтили, вытряхнули тревоги и залили внутрь что-то теплое, янтарное... и неожиданно дерзкое.
Я отвожу взгляд от босса и отворачиваюсь, пока ещё могу. Потому что понимаю: если смотреть на него ещё чуть-чуть дольше, то опять можно нафантазировать что-нибудь глупое. Например, как бы это было, если бы он и я…
Нет, нет, нет. Не думать ни о чем-таком. Ни в коем случае не фантазировать!
Я прикрываю глаза и делаю вид, что думаю о чем-то серьёзном. Например, о логистике поставок в Челябинск. Но опьяневший мозг плохо справляется с задачей. Смирившись с поражением, я нехотя размыкаю потяжелевшие непослушные веки и тут же утыкаюсь взглядом в то, что происходит за окном.
Самолёт ещё не оторвался от земли, но уже подаёт признаки будущего взлёта. Фюзеляж чуть вибрирует, двигатели наращивают рёв, словно гигантское животное вот-вот сорвётся с места. И где-то в этот момент я ловлю себя на том, что приподнимаюсь и, опершись носом о стекло, громко думаю:
- О-о... эти шасси складываются, как ножки в трансформерах! Теперь точно в небе не споткнется...
И только после того как слышу звуки своего голоса, я осознаю, что действительно озвучила эту чушь вслух. Не шёпотом, не мысленно, не в воображении... блин! Я сказала это серьезным голосом, сидя в самолёте рядом с генеральным директором нашей компании.
Ох, Настя...
Секунду или две я надеюсь, что он в наушниках, или, быть может, сосредоточенно обдумывает поглощение конкурентов. Составляет в голове презентацию для совета директоров или, чем черт не шутит, строит планы по захвату мирового господства. Ну хоть что-нибудь, кроме варианта, где он слышит чушь, которую я несу!..
Но нет. Волынский молча поворачивает голову в мою сторону.
И выражение лица у него при этом такое, будто где-то глубоко внутри он прокручивает эту сцену ещё раз. В замедленной съёмке и с титрами: "А это точно мой аналитик..?", а вдогонку следущие: "И вот с этой женщиной я еду в деловую командировку..."
Я отвожу глаза, чтобы не видеть выражения лица Волынского.
Он всё ещё задумчиво взирает на меня, и на меня снова накатывает неуместное веселье. Потому что, по большому счёту, я ведь и правда сейчас живое недоразумение в деловом обличии. Не могу удержаться от смеха. Тихо фыркаю в ладонь.
К счастью, самолет наконец начинает свой разбег и отрывается от земли, отвлекая босса от моего странного поведения. Металл обшивки дрожит...
И тут происходит странное: никакой паники.
Ни судорожного дыхания, ни липкого страха под кожей. Подлокотник всё еще кажется скользким под пальцами, но я уже не сжимаю его, как раньше, до хруста в суставах, а смотрю в иллюминатор блаженно-расфокусированным взглядом. Страшная сила виски, пожалуй, и впрямь ловко размыла привычные триггеры. И вместо страха меня накрывает спокойная, почти торжественная серьёзность.
Я прикрываю глаза, прислушиваюсь к ощущениям.
Сначала - лёгкая воронка в животе, как в лифте, только глубже. Потом тишина в ушах. Всё вдруг начинает отдаляться, как будто не я взлетаю, а мир соскальзывает вниз, оставив меня в этом кресле. Давление меняется, и у меня немного закладывает уши, а заодно всё внутри становится вязким и тяжёлым. Мы взмываем вверх, а я будто бы погружаюсь вниз, в себя.
Внезапно наползает сонливость, и я тихо зеваю.
- Знаете, Давид Андреевич... - говорю вдруг неожиданно для самой себя со слегка заплетающимся языком, - ...вообще-то я не пью. Серьёзно. У меня, ну, аналитическая работа, все дела… и вообще я уважаю трезвость...
Молча пытаюсь вспомнить, что хотела ему сказать, но ничего не получается. Некоторое время я моргаю, сосредоточенно уставившись в иллюминатор, потом глубокомысленно продолжаю:
- ...я всегда думала, что бизнес-класс это какое-то особенное место. Ну такое, понимаете... где тебе не просто дают одеялко и орешки, а где... ну не знаю... обволакивают, что ли. В культурном смысле. Музыкой, например... или кто-нибудь компетентно бубнит рядом: "Всё нормально, Настя, самолёты не падают просто так. Это физика... аэродинамика... надёжность конструкций..."
Поворачиваюсь к боссу. Он молчит, поглядывая искоса, и позволяет мне лепетать всё, что на ум взбредет. Я тяжело вздыхаю. Сама себя не узнаю. Эти фразы будто кто-то другой кладёт мне на язык. Виски? Или это просто я, неожиданно ставшая раскованной в условиях слабой гравитации и высокого давления?
- Простите, я просто всегда боюсь вот этого всего. Самолётов, высоты, одиночества... Страшно довериться кому-то, у кого нет даже лицензии на адекватность. А в небе, знаете, всё это ощущается в три раза сильнее...
Облака за окном похожи на плотную слоистую вату. Меня слегка мутит, но не так, чтобы звать на помощь. Виски напомнил, что он - всё-таки алкоголь, а не волшебный сироп от нервов. Из-за него тяжелеют веки и начинает понемногу укачивать. Только не резко, не как в фильмах-катастрофах, а так… ползуче, как медленно надвигающийся плед. Голова тяжелеет, внутри пульсирует ленивое: "Вот теперь бы прилечь..."
С приятным чувством сонного пофигизма я откидываюсь на спинку кресла и опускаю уж слишком тяжелые ресницы.
- Главное что не обморок… - шепчу себе под нос с закрытыми глазами. - Это же бизнес-класс… тут всё должно быть с достоинством…
- Вы в порядке? - нейтрально интересуется откуда-то сверху трезвый голос Волынского.
- Более чем... просто слегка… горизонтализировалась...
- Это не глагол, Анастасия.
- М-м... неважно, - сонно бормочу я и вздыхаю, стараясь унять головокружение. - Кажется, я качаюсь…
- Вы качаетесь, потому что это турбулентность, - тихий смешок босса звучит убаюкивающе.
Я прихожу в себя от ощущения легкой тряски.
Подушка подо мной тихо вибрирует вместе с креслом, прогоняя остатки сна. В ушах стоит гул двигателей, сменивших свою тональность на какую-то другую. Мои веки медленно приоткрываются... и первое, что я вижу, - это скошенный угол экрана смартфона, который кто-то держит под углом так, чтобы не мешать мне. Пальцы уверенно листают ленту новостей коротким отточенным движением. Как и всё остальное в этом человеке...
Мое сердце буквально замирает в груди.
Это не подушка. Это…
Волынский. И я лежу у него на плече. Не на подлокотнике, не случайно слегка привалилась, что простительно для подчиненной в поездке. Нет, блин. Я буквально прилипла к нему, как кошка, завалившаяся без спроса в хозяйское кресло!.. Да еще и в пьяном виде.
Ох, вот позорище-то.
Мышцы под его пиджаком такие плотные и упругие, что я чувствую их даже через тонкую ткань своей блузки. Грудная клетка мягко поднимается и опускается. И этот размеренный ритм только подчёркивает, насколько для него несущественна помеха, вроде моей головы, привалившейся к его телу. Чувствую его запах - тот самый, с еле уловимыми цитрусовыми нотками. Но я даже принюхаться не могу, а то выдам свое пробуждение сразу же.
Я в панике.
Почему он меня не сдвинул? Почему не ткнул локтем, не отвёл в сторону, не стряхнул, в конце концов? Он же мог. Он должен был. А вместо этого просто сидит себе спокойно, смотрит новости и, видимо, делает вид, что меня здесь нет.
Всё внутри сжимается, лицо наливается жаром, и я не знаю, что сильнее: ужас от осознания происходящего или острое, обжигающее ощущение его близости. Боже, я действительно уснула. На генеральном директоре нашей компании. И теперь боюсь даже пошевелиться. Внутри один большой ком стыда, и я вспоминаю…
О нет! Только не это...
Я вспоминаю, как глубокомысленно бубнила о шасси-трансформерах, одиночестве и о том, что в бизнес-классе должны культурно обволакивать чем угодно, хоть музыкой, хоть психотерапией. И беседовала с ним о его собственной груди или плече, которые, видимо, спьяну приняла за вибрирующую подушку с подогревом.
Я реально говорила это. Вслух. Перед ним.
Сначала закинулась несколькими порциями виски, как опытный шотландский грузчик, а потом принялась нести пургу. И теперь, вполне возможно, он думает, что я всегда такая...
О, чёрт. А вдруг он меня уволит? Прямо после посадки. Или хуже - вообще ничего не скажет. А я буду каждый раз видеть в его глазах только молчаливое "я помню всё".
Но пока он действительно молчит. Спокойно держит телефон. Листает. Иногда слегка касается пальцем экрана. Абсолютная невозмутимость. И это, почему-то, сбивает с толку больше, чем если бы он посмотрел и сказал: "Анастасия, ваши ошибки недопустимы для сотрудницы нашей компании". Это было бы хотя бы ясно и логично. А сейчас какая-то... подвешенность, что ли...
Когда самолёт слегка накреняется, я с ужасом чувствую, что мой лоб скользит еще ближе к нему, от его плеча к широкой груди. Припухшие со сна веки всё еще налиты тяжестью, но разум в панике и полной боеготовности.
Надо срочно что-то делать.... Как-то вырулить... Отдалиться, отпрянуть, сделать вид, что мне просто приснился кошмар, и я резко проснулась. Да-да, под любым предлогом...
К счастью, судьба берёт дело в свои руки.
Самолёт неожиданно встряхивает еще сильнее и гораздо ощутимее, чем раньше. И я по инерции скатываюсь обратно в своё кресло, как по наклонной плоскости. Голова впечатывается в мягкую спинку кресла, и я инстинктивно хватаюсь за подлокотники. А потом с облегчением делаю вид, будто только что проснулась. Бормочу что-то среднее между зевком и удивлённым вдохом:
- О, мы уже снижаемся?.. Замечательно... - затем потягиваюсь и, не глядя на босса, всё внимание направляю на круглый иллюминатор.
Посадка началась.
За стеклом клубится плотная облачная масса, потом мелькают полосы суши, дорожки, крыши, всё ближе и ближе. Земля. Скоро я буду на ней. Там, где всё твёрдое, устойчивое, предсказуемое. Хотя… нет. Там меня ждёт командировка с Волынским.
Я украдкой бросаю взгляд на него.
Он, как ни в чём не бывало, листает ленту новостей на своём телефоне. Лицо собранное, взгляд хищный, холодный, по-прежнему в броне профессиональной отстранённости. Кажется, он даже не заметил, что я только что лежала на его плече. Или... сделал вид, что не заметил?
Наконец босс поворачивает голову и смотрит на меня.
- Проснулись? - спрашивает спокойно без намёка на раздражение. - Поздравляю. Вы и ваша аэрофобия справились с полётом.
Я с трудом сглатываю. Вот оно. Вот это тот самый момент, когда мне нужно что-то сказать. Что-то остроумное, лёгкое, обесценивающее весь этот абсурдный спектакль, который я устроила в бизнес-классе.
Но всё, на что я нахожу в себе силы - это растянуть губы в неловкой вежливой улыбке.
- Спасибо, - бормочу сдавленно. - Я… гм... действительно чувствую себя... победителем.
Он на секунду снова смотрит на меня, а потом возвращается к телефону. И вот тут... вот именно тут меня начинает пробирать по-настоящему. Как будто весь этот полёт я жила на автомате, как в сне, а теперь просыпаюсь.
Волынский молчит, и это молчание хуже любой критики с его стороны. Он даже не сделал ни одного комментария, ни намека насчет моего поведения, ни в упрек, ни даже в шутку! Просто констатировал факт: вы справились. И мне становится вдвойне страшнее. Потому что непонятно - он разозлился? Развеселился? Или просто забыл о моём существовании?
И всё же, несмотря на мысленную панику, внутри меня сохраняется пугающее тепло.
Его плечо... было таким тёплым и сильным. Удивительно надёжным. Я чувствовала, как там перекатываются под кожей мышцы, когда он менялся в позе. Я чувствовала, как он дышал. И запах. Этот запах... ох...
Трясу головой, отгоняя ненужные и опасные мысли, снова смотрю в иллюминатор.
Гостиничный номер встречает меня прохладой кондиционера и мёртвой тишиной. Боже… Неужели можно перевести дыхание? Кажется, до меня только сейчас в полной мере доходит, что случилось.
Я, виски, босс, моё глупое поведение… Что может быть хуже?
Заваливаюсь на кровать и смотрю в потолок. Живот предательски урчит. Кушать хочется. Я проспала всё на свете. Наверное, в самолёте был обед, а я его променяла на сон и на виски… Гениально, Настя, как всегда, в своем репертуаре.
А в бизнес-классе, наверняка, и еда лучше. Что-то изысканное, как в ресторане, да? Увы, я об этом даже не узнаю…
Интересно, а в гостинице ужин стоит как вся моя зарплата или есть шанс найти лапшу быстрого приготовления? Может, тут рядом магазин есть с нормальными ценами? Надо было запастись дошираком ещё дома и запихнуть в свой чемодан. Эх, недальновидная я…
Только я успеваю погрузиться в размышления о гастрономических перспективах, как раздается звонок мобильного. Смотрю на экран - а там Давид Андреевич. Сердце ёкает. Чего ему опять от меня надо? Дело к ночи близится, а расстались мы на ноте "Анастасия, не забудьте почистить зубы и выключить свет".
Ну, ладно, не совсем так, но что-то в этом роде. После ресепшена он просто сухо попрощался со мной на этаже и упорхнул в свой номер, словно я - заразная чума. Чувствую себя немного брошенной, но с другой стороны – может, это и к лучшему? Меньше общения с Волынским – меньше риска напортачить.
Беру трубку, стараясь придать голосу невозмутимый тон.
- Да, Давид Андреевич?
- Анастасия, - его голос звучит сухо и официально, как всегда. - Через полчаса нас ждет неформальная встреча с представителями администрации. Буду ждать вас внизу.
И отключается, не давая мне даже вставить слово.
Через полчаса?! Неформальная встреча?! А что, так можно было? У меня же в голове ещё виски не выветрился! Боже, что делать?
Вскакиваю с кровати, словно меня ударило током, и начинаю в панике бегать по номеру. Влетаю в душ, принимаю молниеносный контрастный душ, пытаясь хоть немного взбодриться. Брызгаюсь духами, надеясь, что они заглушат запах перегара.
Хватаю клатч, наспех засовываю в него ключ-карточку от номера, телефон и помаду. Смотрю в зеркало – волосы растрепаны, глаза блестят как у безумной, на лице – паника.
- Ну, Настя, соберись! – говорю я себе, пытаясь придать лицу хоть какое-то подобие нормальности. – Ты же профессионал!
Волынский ждёт меня у входа, безупречный, как всегда. Тёмный костюм сидит на нём идеально, подчеркивая широкие плечи и узкую талию. Он кивает мне в знак приветствия.
Мы молча проходим к представительскому такси, где нас ждёт водитель в безукоризненно выглаженной белой рубашке и галстуке. В салоне пахнет дорогим кожаным салоном и лёгким ароматизатором с запахом хвои. Я робко залезаю на заднее сиденье, а Давид Андреевич садится рядом, сохраняя внушительное расстояние между нами.
Кажется, будто я могу провалиться в эту пропасть между нами и никто не заметит.
Водитель плавно трогается с места, и мы выезжаем на набережную. За окном мелькают огни ночного Сочи, отражаясь в тёмной глади моря. Романтика, да и только. Если бы рядом со мной не сидел Волынский-ледяная глыба.
Стоп. Какая романтика?
Настя, ты опять начинаешь думать не о том. Такое ощущение, будто во мне заклинило что-то. Это всё харизма босса. Невозможно оставаться равнодушной, когда рядом такой мужчина. Представляю, как девушки перед ним штабелями укладываются.
Бррр… Надо взять себя в руки и прекратить эти глупые фантазии!
Тишина давит на уши. Я нервно тереблю клатч в руках. Надо что-то сказать. Что-то остроумное. Наверное, я просто не из тех людей, что могут многозначительно молчать с умным видом.
- Эмм… Давид Андреевич… – начинаю я, чувствуя, как краснею. – Спасибо, что… взяли меня с собой.
Гениально, Настя! Лучше не придумаешь.
Он поворачивает ко мне голову. Его взгляд холодный и пронзительный. Кажется, будто он сканирует меня на наличие скрытых мотивов.
- Вы хорошо знаете этот проект, Анастасия, - произносит он ровным голосом. - Ваше присутствие необходимо.
Ну конечно. Как же я могла забыть? Я здесь не ради удовольствия. Я здесь - как приложение к проекту. И зачем вообще только рот раскрыла?
- Да-да, конечно, - отвечаю я, стараясь спрятать смущение за спокойной маской. Но куда там! Полыхаю как факел. - Я полностью готова.
И тут мой желудок, словно решив, что ему уделяют недостаточно внимания, снова подает голос. На этот раз это не просто рык, а целая симфония утробных звуков. Я краснею до корней волос и пытаюсь сжаться в комочек.
Волынский поднимает бровь, чуть склоняет голову и с лёгкой усмешкой замечает:
- Рад слышать, что не только проект требует вашего участия, но и организм настроен решительно.
Я зависаю и на секунду даже всерьёз подумываю заявить, что я просто голосом живота выражаю лояльность к компании. Но голос разума берет верх, и вместо этого выдавливаю извиняющуюся улыбку.
- Ну, проект, он ведь такой… энергозатратный. Особенно когда время к ужину…
Всю оставшуюся дорогу я сижу тихо, как мышка, и пытаюсь усмирить свой бунтующий желудок. Кажется, эта командировка превращается в сплошное унижение. Интересно, что ещё меня ждёт впереди? И выживу ли я вообще?
Мы подъезжаем к ресторану. Давид Андреевич выходит из машины. Я вылезаю следом, спотыкаюсь о высокий каблук и чуть не падаю.
Мои руки инстинктивно взлетают в воздух, пытаясь удержать равновесие, а клатч предательски вылетает из рук и с глухим стуком падает на асфальт, рассыпая всё своё содержимое - ключи, помаду, телефон, жвачку… полный набор "гламурной дурочки".
В голове проносится мысль: "Ну вот, приплыли! Кажется, я официально номинирована на звание "Королева Неловкости".
Я уже готова к позорному падению, и всё тело замирает в готовности встретиться с асфальтом… но в следующее мгновение меня за локоть перехватывает чья-то рука, не давая рухнуть на землю. Быстро. Резко. Уверенно.
Давид Андреевич!.. Успел.
На мгновение я теряю дар речи. Он не просто не даёт мне упасть - он как будто берёт власть над моим падением. Над моим телом. Над этой секундой. Его пальцы крепко сжимают мою руку, словно не давая мне раствориться в ночном воздухе Сочи. Я чувствую тепло его ладони сквозь тонкую ткань платья, и по телу пробегает волна мурашек. Сердце начинает колотиться как сумасшедшее, отбивая чечетку где-то в районе горла. Дыхание сбивается, и в голове становится пусто. Полный reset.
Волынский смотрит на меня сверху вниз, его глаза кажутся тёмными и глубокими в полумраке. Я чувствую, как краснею под его взглядом.
– Осторожнее, – произносит он своим обычным ровным голосом, но в этот раз мне кажется, что в его тоне проскальзывает что-то… другое. Забота? Ирония? Мне сложно понять.
Он помогает мне выпрямиться, и его рука на мгновение задерживается на моей талии. Странно… он всегда такой холодный, сдержанный. Из тех мужчин, перед которыми хочется выпрямить спину и убрать с лица всё лишнее. Да и сейчас всё такой же: ни одной лишней эмоции. Ни намёка…
Но его рука почему-то не сразу отрывается от моей талии.
Этот краткий миг кажется мне вечностью. Под его пальцами напрягаются мышцы живота, и по телу разливается приятное тепло. Но вот наконец он отпускает меня, и я чувствую легкую дрожь в ногах. Кажется, будто меня только что ударило током.
- Спасибо, - шепчу я, стараясь прийти в себя. - Я… я немного неуклюжая.
Мой голос кажется чужим. Хрипловато-тихим, почти срывающимся. И-и… Боже, что я несу? "Неуклюжая"? Да это же просто констатация факта! Надо было сказать что-то другое, а лучше ограничиться простым "Спасибо". Но в голове полная каша.
– Ничего страшного, – отвечает он, слегка приподнимая уголок губ в подобии улыбки. – Со всеми бывает.
И тут я, словно решив окончательно добить свой имидж, выдаю:
– Да, особенно после виски в бизнес-классе…
Я осекаюсь, понимая, что только что сморозила полную чушь. Зачем я это сказала? Зачем напомнила ему о своем пьяном бесчинстве в самолете?
Лицо Волынского снова становится непроницаемым. Кажется, он снова превратился в ледяную глыбу.
– Не стоит вспоминать об этом, Анастасия, – говорит он сухо. – Давайте лучше сосредоточимся на сегодняшнем вечере.
Он делает шаг вперёд и, не говоря больше ни слова, наклоняется, чтобы собрать мои рассыпавшиеся вещи в клатч. Я как дурочка стою на месте и изумлённо гляжу на него. Превращаюсь в статую. Вот уж не подумала, что он сделает это!
Его движения чёткие и быстрые. Всё уже почти готово, как вдруг… Среди рассыпавшихся вещей он замечает старый потрёпанный временем билет в кино. Сердце в груди делает кульбит. Вот же чёрт…
Вскоре Волынский выпрямляется и оказывается прямо передо мной. С лёгким интересом смотрит на прямоугольник с выцветшими надписями, затем переводит взгляд на меня.
– Это что? – спрашивает он.
Я краснею и отвожу взгляд. И что я ему скажу? "Этот билет в кино, куда мы ходили с папой вдвоём, а потом он на следующий день ушёл и бросил нас с мамой"? Бред какой-то, такое не рассказывают первому встречному.
Такое вообще никому не рассказывают!
– Просто воспоминание, – отвечаю я, стараясь говорить, как можно более небрежно. – Ничего особенного.
Глупая сентиментальность. Зачем я вообще ношу с собой этот клочок бумаги? Напоминание о том, что меня бросили? Напоминание о том, что я никому не нужна?
Давид Андреевич смотрит на меня ещё несколько мгновений, но не допытывается. Молча кладет билет в мой клатч. Протягивает мои вещи мне, и наши пальцы на мгновение соприкасаются. Меня ошпаривает как кипятком. По телу пробегает дрожь.
- Идёмте, Анастасия.
И, не дожидаясь моего ответа, он поворачивается и направляется ко входу в ресторан. Я зависаю на пару секунд, даю себе мысленных оплеух и бегу за Волынским. Лишь бы снова не упасть. Иначе из моей сумочки ещё какие-нибудь скелеты обрушатся на босса.
Нужно взять себя в конце концов в руки и перестать так глупо себя вести!
Я не просто девушка, которую Волынский взял с собой в ресторан. Я младший аналитик, разбирающийся в проекте. Пора переключиться на эту роль и перестать быть нелепым дополнением босса.
Вот только что-то мне подсказывает, что впереди меня ждут ещё более идиотские ситуации.
Ресторан мерцает тёплым светом ламп, приглушённым, как бокал вина после сложного дня. Столы аккуратно расставлены на террасе, накрытой парусиновым навесом. С этой высоты открывается мягкий панорамный вид на ночной Сочи, словно усыпанный рассыпанными из фужера золотыми искрами.
Я сижу за столиком в компании босса и представителей администрации, испытывая легкое беспокойство за свои неотесанные манеры. Как бы на нервах случайно не опрокинуть бокал, не уронить вилку и не сказать ничего такого, что может опозорить родной офис.
Волынский сидит рядом. На том же диванчике, обтянутом графитово-серым бархатом, что вроде бы и мягкий, и стильный, но мне всё равно не по себе. Он беседует с кем-то из будущих потенциальных партнёров - невозмутимо, сдержанно, почти лениво. Но я вижу, как мужчина напротив ловит каждое его слово, будто это не просто разговор, а экзамен.
Я время от времени чувствую на себе взгляд Волынского.
Быстрый, скользящий, оценивающий. Словно он между делом проверяет: не влипла ли я в очередную глупость. Не уронила ли бокал. Не начала ли говорить что-то слишком бойкое или глупое.
И, честно говоря… я его понимаю. Я бы тоже себе не доверяла после всего, что выкинула за последние двадцать четыре часа.
Вижу, как присутствующие на встрече женщины украдкой поглядывают на Волынского. Некоторые даже и не украдкой. Он действительно красив. В том самом равнодушно-брутальном, мужском смысле, который особенно привлекает женский пол. Холодный, собранный, всегда на дистанции. Его пиджак сидит безупречно, взгляд цепкий, движения ленивые, хищные.
В моем боссе есть то, что нельзя выучить. То, от чего у официанток дрожит голос, а у замужних дам руки непроизвольно касаются кольца на безымянном пальце.
И то, что он хоть время от времени всё-таки смотрит на меня… пусть даже мельком… вызывает у меня странное, острое ощущение. Как будто я на миг прошла внутреннюю проверку. Или почти прошла. А значит… раунд продолжается.
Я сижу максимально прямо, как будто у меня вместо позвоночника строительный уровень, аккуратно держу бокал за ножку и старательно вспоминаю, в каком порядке берутся вилки. Пока что не ударилась лицом в салат, не перепутала бокалы и даже не сказала ничего чересчур неловкого…
Учитывая мой послужной список, вечер складывается почти вдохновляюще.
Почти. До того момента, как к нашему столику не приближается представитель администрации, который еще в начале вечера слишком долго жал мне руку с какой-то чисто мужской самоуверенностью закоренелого бабника.
Он улыбается и присаживается рядом, явно рассчитывая на свое обаяние. Некоторое время наше общение идет нормально, в рамках деловой этики. Но примерно через десять минут он переходит в наступление.
- Вы знаете, Анастасия, у вас удивительная осанка… - говорит небрежно, придвигаясь чуть ближе. Я заторможенно моргаю при виде такой фамильярности, а он продолжает: - Такая мягкая, уверенная. Нечасто встретишь женщину, в которой столько… деликатного достоинства и, если позволите, - он чуть прищуривается, - очень тонкой, почти исчезающей женственности. Настоящее искусство держать себя так…
Я вежливо улыбаюсь.
- Э-э… спасибо, - и отклоняюсь немного в сторону.
Его ладонь едва касается моего локтя. Я сдвигаюсь еще на один миллиметр, пока ещё вежливо. Но этот административный бабник не считывает мои сигналы. Печально.
- Мне кажется, вы нечасто позволяете себе отдыхать, - продолжает он уверенно-масляным голосом. - А зря! Нужно чаще баловать себя…
Я перевожу взгляд на его руку, всё ещё лежащую рядом.
- Знаете, - говорю ему сдержанно, - вообще-то я себя балую. В основном - профессиональными успехами. В нашем отделе, например, мне удалось автоматизировать систему отчётов. Это такой… искренне возбуждающий процесс. Рекомендую.
Он издает удивленный смешок, но не отступает. И тут я чувствую чей-то взгляд сбоку.
Поднимаю глаза чуть в сторону… и встречаюсь глазами со своим боссом. Он спокойный, как морская гладь в штиль, и на его лице нет никакого выражения. Просто смотрит. Но я понимаю, что он всё слышит. Всю нашу беседу с этим любвеобильным доставалой.
Внезапно от этого его внимания я чувствую прилив небывалого вдохновения. А что, если… чуть-чуть повернуть ситуацию в другое русло и доказать боссу, что не такая уж я недотёпа, которой выставила себя перед ним?
Я отворачиваюсь, будто внимательно изучаю оттенок вина в бокале, делаю глоток и стараюсь выглядеть занятой - не слишком, но достаточно, чтобы не бросалось в глаза. Ловелас из администрации, не уловив паузы, улыбается всё шире:
- Обожаю женщин с чувством юмора. У них такая… интересная энергетика…
- Моя энергетика, - сухо, но с вежливой улыбкой поясняю я, - регулируется исключительно руководством. С девяти до шести - стандарт, а в командировках, боюсь, по спецграфику.
Он хмыкает, слегка опешив, но не чувствует себя задетым. Скорее заинтригован, уперевшись в рамки деловой этики, которую я только что выставила перед собой, как щит. Именно этого я и добивалась.
С трепетом улавливаю, как Волынский снова отрывается от беседы с другим гостем, скользит по мне взглядом… и медленно, почти незаметно кивает. Ни улыбки, ни слов. Только этот одобрительный сдержанный кивок.
Я влетаю в лифт, едва успев ухватиться за расползающиеся двери. Сердце выстукивает чечётку. Случайно… почти проспала. Пришлось собираться впопыхах, едва успела расчесаться… Так что выгляжу, наверняка, нелепо.
Заскакиваю в лифт и только сейчас замечаю босса. Ой.
Давид Андреевич бросает на меня один из своих молниеносных взглядов - такой, что даже не задерживается на лице, но всё равно попадает куда надо. В спинной мозг. В диафрагму. В нервы. Я, конечно же, делаю вид, что его не замечаю, но внутренне напрягаюсь как перед собеседованием.
Он выглядит... ну, как сказать... как горячая мужская модель с обложки журнала с пометкой восемнадцать плюс. Только в деловом издании. С такой брутальной сталью в глазах, что хочется сжать коленки и тихо сползти на пол по стенке лифта к его ногам. На нём идеально сидящий костюм - острые лацканы, подчёркнутые плечи, белоснежная рубашка с небрежно расстегнутой верхней пуговицей. И, конечно, часы на запястье. Дорогие, настоящие. Как и он сам.
Моё сердце делает кульбит.
Ну вот зачем он такой? Зачем настолько красивый и недостижимый в восемь утра?
Я выдыхаю, делаю вид, что поглощена экраном телефона, и мысленно даю себе команду: не пялиться. Не анализировать. Не думать, насколько хорошо на нём сидит этот чёртов костюм.
И всё равно думаю. И пялюсь. И пульс считаю где-то в ушах.
- Доброе утро, Анастасия, - его голос звучит чуть глуше обычного.
- Доброе утро, Давид Андреевич, - выпаливаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он переводит взгляд прямо перед собой.
Жму кнопку первого этажа, хотя прекрасно вижу, что она уже нажат. Просто нервы. Просто чувствую ужасную неловкость.
Нервно поправляю воротник блузки. Затем ремешок сумочки на плече и волосы.
- Вы хорошо выглядите, - вдруг говорит Волынский, не поворачивая головы.
Я краснею. Чёрт! Заметил мои метания.
– Спасибо, – бормочу, опуская взгляд в пол.
Лифт трогается. Чувствую, как предательски холодеют ладони. Нужно взять себя в руки. Сегодня важные переговоры. Нельзя показывать, что я нервничаю. Особенно перед боссом и перед администрацией Сочи. Там будут вчерашние мужчины...
И тут неожиданно лифт дёргается и замирает, заставляя меня вынырнуть из воспоминаний.
Я мгновенно чувствую, как кожа покрывается липкой испариной. Не от жары, а от осознания.
Мы в лифте. Вдвоём. С Волынским.
В замкнутом, тесном, странно интимном пространстве, где его плечо почти касается моего, а его запах - тот самый, холодный, мужской, с ноткой чего-то цитрусового, - накрывает меня, как одеяло. И это, честно говоря, страшнее самой остановки лифта.
Я вжимаюсь спиной в прохладную полированную стену, будто она может меня охладить. Планшет с проектом сжимаю так, что костяшки пальцев побелели. В другой руке - тонкая папка с распечатками, которую я зачем-то поджимаю к животу, будто это броня от мыслей, которых не должно быть.
Жарко. Очень жарко. Грудь будто стянуло невидимым ремнём, дыхание короткое. Не то от клаустрофобии, не то от того, что Волынский стоит слишком близко. Его рука свободно висит вдоль тела, он невозмутим, как всегда. Без эмоций, без суеты. Настоящий образец мужского хладнокровия.
Он достаёт телефон. Спокойно, точно, без единого лишнего движения. Коротко сообщает о сбое, называет номер лифта и этаж… и голос у него такой, будто он просто заказывает кофе. Ни капли волнения.
- Ожидаем, - бросает он и убирает телефон в карман.
А у меня сердце так и колотится. Удар - пауза. Удар - пауза. Как будто оно соображает, что здесь что-то не так. Что всё слишком близко. Что он рядом. Что его рукав почти касается моего… а если я чуть поверну голову, то упрусь взглядом в его челюсть. А она у него, надо признать, безупречная.
Я стараюсь не дышать слишком часто. Слишком громко. Слишком в нос. Потому что пахнет он... ммм. Преступно хорошо. Как дорогая власть и секс в одном флаконе.
Пытаюсь отвлечься мысленно на проект. На таблицы. На завтрак в столовой. На расчёты логистических затрат. На курс евро. На что угодно… Но увы! В голове только одно: я заперта в лифте с самым недостижимым мужчиной, которого когда-либо видела вживую.
Молчание давит. Лифт будто бы становится в размерах меньше, чем был секунду назад. Я чувствую, как сердце колотится где-то в горле, мешая дышать.
Отлично. К фобиям, кажется, собирается добавиться новая. Никогда не думала, что меня настигнет клаустрофобия.
И тут я вдруг я замечаю кое-что неправильное. В зеркале. Краешек моей юбки зацепился за пояс. Чёрт! Проклятый офисный стиль! А ещё эта дурацкая блузка… Кажется, она тоже предательски вылезла из-под юбки. А бельё… мои единственные белые кружевные трусы теперь представлены на всеобщий обзор.
Я застываю каменным изваянием. Просто не могу пошевелиться. Во-первых, поправлять сейчас всё это безобразие… Привлеку внимание Волынского. Нужно как-то технично, но так он заметит. А во-вторых… руки заняты этим чёртовым планшетом и распечатками. Начну перекладывать, опять же босс заметит.
Что за идиотская ситуация!
Мы сидим в просторной переговорной с панорамными окнами, пропускающими утренний свет Сочи. Кондиционер шумит едва слышно, приглушая звуки с улицы. На огромном экране - презентация нашего проекта по внедрению ИИ в логистику.
Я держу в руках лазерную указку, на экране неспешно меняются графики, диаграммы, а внутри… внутри меня трясёт, как на экзамене по теории вероятностей в институте.
За столом - почти все одни мужчины.
Солидные, возрастные, в дорогих костюмах, с одинаково серьёзными лицами и цепкими взглядами. Единственное знакомое лицо - это мой босс, сидящий рядом. Ну и еще тот ловелас из администрации, что вчера пытался быть особенно обходительным. Теперь он выглядит вполне деловито, но от его взгляда мне всё так же хочется пригладить юбку и спрятаться за столешницу.
- …и как вы видите, - продолжаю я вслух, не подавая вида, что внутри у меня марширует рота паникёров, - внедрение нейросетей позволяет значительно сократить расходы на складскую логистику. Особенно в пиковые периоды. Вот здесь - динамика сокращения человеческого фактора… а вот тут прогноз на три года вперёд...
Сердце колотится, но голос звучит ровно.
Волынский почти не смотрит на экран. Он смотрит на меня. Не напряженно в упор, а просто наблюдает. И почему-то от этого становится легче. Как будто его молчаливое одобрение - это моя броня.
Только один из них не задаёт вопросов. Он улыбается. Тот самый, с неформальной встречи. Из администрации. Тот, что позволил себе странные комплименты. Сейчас он откинулся в кресле, смотрит не на экран, а на меня. Улыбка у него… оценивающая. Как будто он видит под презентацией не проект, а мою блузку.
Я стараюсь игнорировать его. Заканчиваю презентацию, стараясь не выдать дрожь в коленях, и сажусь на своё место. Всё. Я выжила.
Давид Андреевич коротко кивает.
- Приступим к деталям.
Переходим к контракту.
Менеджер со стороны инвесторов выкладывает финальную версию. Папки раскрываются, шурша страницами, и атмосфера переговоров сразу же меняется: теперь это не лекция, а шахматная партия. Все начинают обсуждать пункты - всё как и планировалось. Доходим до условий пересмотра долей при увеличении финансирования, и тут…
В дело вступает бабник.
Тот самый, с самоуверенно сияющей улыбкой и зализанными волосами.
- С вашего позволения, - небрежно говорит он, перегнувшись через стол, - в пункте о распределении инвестиций есть, кажется, небольшая нестыковка. Я бы предложил чуть скорректировать формулировку. Чтобы, так сказать, оставить пространство для гибкости… знаете, вдруг обстоятельства изменятся.
Его интонация такая добродушная, что пара участников вяло кивают. А вот Волынский молчит, чуть нахмурившись.
Замечание кажется мелочью, почти несущественной. Но то, как ловко всё озвучивает тот самый любитель женских шеек, вызывает у меня нехорошее предчувствие. Там явно есть подвох - особенно учитывая реакцию моего босса.
Внутри у меня пробегает холодок опасности. И тут же почему-то включается совершенно иррациональное ощущение: если я сейчас не заговорю… то подведу его - Давида Андреевича. Подведу наш проект. И себя.
Я сглатываю, улыбаюсь и с лёгкой иронией в голосе осторожно вмешиваюсь:
- Прошу прощения… Видите ли, эта "неточность" как раз и была заложена для того, чтобы не допустить именно таких изменений. Иначе, если выразиться проще… - я многозначительно наклоняюсь чуть вперёд, - … то это будет как поменять маршрут уже едущего поезда, потому что один из пассажиров хочет ехать в другую сторону.
Волынский молчит, но я чувствую, как пристально он смотрит на меня, впитывая каждое мое слово. А наглые глазенки хитрого бабника из администрации чуть сужаются.
Я открываю планшет, кликаю, и на экране появляется простой пример: как именно эта формулировка провоцирует алгоритм на изменение всей картины рисков.
- Кроме того, - продолжаю, смущенно кашлянув от всеобщего внимания, - если мы заменим пункт сейчас, это вызовет противоречие… которое юристы, боюсь, не захотят согласовывать.
Я говорю это всё и сама же себе удивляюсь.
Откуда во мне эта ясность? Этот хрупкий, но устойчивый хребет уверенности? Может быть, потому что Давид Андреевич дал вчера понять, что я хорошо справляюсь?.. Или потому что он сейчас здесь… рядом. Абсолютно спокоен, не перебивает… и я каким-то шестым чувством снова ощущаю исходящее от него удивленное одобрение.
Некоторые издают громкие смешки. Один из старших инвесторов тоже хмыкает, зажав рот кулаком. Даже сам бабник усмехается:
- О, вы такая принципиальная. Я просто предложил чуть больше гибкости.
Я вежливо улыбаюсь в ответ.
- Гибкость это прекрасно… но не тогда, когда от этого зависит стабильность всей конструкции, - и повинуясь внутреннему наитию, с легкой шутливой улыбкой добавляю: - Хотя, возможно, вы просто хотите проверить ее на прочность? Мы будем только рады поучаствовать в стресс-тесте. В конце концов, ничего так не бодрит, как кризисный запуск в пятницу вечером, верно?..
Комната наполняется лёгким смехом. Даже сам коварный бабник усмехается, но уже без энтузиазма. Он отступает. А один из старших инвесторов хлопает рукой по столу:
- Собирайтесь, Анастасия, жду вас через десять минут внизу в холле, - отчеканивает в трубку голос Волынского, а я хриплю что-то похожее на “да, Давид Андреевич”.
Разлепляю веки и проклинаю всё на свете. Да что со мной такое? С каждым днём я всё больше и больше впадаю в спячку. Впрочем, у меня есть ответ на этот вопрос. И он до банального прост.
Босс. Волынский, блин, дефилирует передо мной такой неотразимый не только в жизни, но и в странных снах. Таких жарких и горячих, что даже Гальке никогда не признаюсь, что смотрю в воображении кино для взрослых 18+ с моим боссом в главной роли.
Стыдно потому что.
Ну что за бурные вариации на тему меня и Волынского? Ну я ведь не школьница, которая томно вздыхает, впервые влюбившись. Я вообще не… ничего такого в общем.
Собираю себя в кучки и отгоняю странные непрошенные мысли. И сон… Да-да, его тоже куда подальше.
Поднимаюсь с постели и плетусь в ванную. И только под душем до моего истерзанного думами мозга окончательно доходит фраза “жду вас через десять минут”.
Ох ты ж, блин! Десять минут!
Я быстро заканчиваю водные процедуры и молнией лечу в комнату. Лихорадочно выгребаю из чемодана очередной свежий костюм. Так руки и не дошли, чтобы разложить всё по-человечески по местам.
Ну такая она у меня жизнь. Всё кувырком.
В очередной раз натягиваю бельё, которое каждый день приходится в ручную стирать и сушить на стуле перед окном. Надеюсь, что никто в мои окна не заглядывает и не лицезреет странную картину.
Один комплект на столько дней! Сущее наказание.
Вылетаю как обычно взлохмаченная и нервная. И только в лифте прихожу немного в себя.
Так. Стоп.
Переговоры закончились вчера. Всё прошло… хорошо. А сегодня вроде бы ничего не планировалось. Свободный день. И только на вечер назначено небольшое торжество в неформальной обстановке по случаю удачного заключения контракта…
А сейчас… сейчас всего-то девять утра! Ну и куда меня босс тянет? Снова на какие-то внеплановые переговоры?
Вздыхаю и выгружаюсь из лифта, по пути успеваю чуть не улететь, но вовремя ловлю равновесие. Сдуваю прядку, упавшую на лоб, поправляю юбку и… замечаю на себе внимательный взгляд Волнынского.
Он сидит на диване, неторопливо пьёт кофе, а в руке мобильный телефон. Определённо что-то читал, наслаждался спокойным утром, а тут я. Как обычно влетаю в его мир как торнадо.
- Доброе утро, Давид Андреевич.
- Доброе, Анастасия. Не разбудил?
Я тут же покрываюсь красными пятнами. Отрицательно качаю головой, прикидываю в уме, насколько заметно, что я встала только что. Наверное, подушка отпечаталась на щеке, а я и не заметила. Неловко-то как.
Вот думала же, что надо приучить себя спать на спине. Но нет же. Любимая поза - лицом в постель, руки-ноги в стороны. Поза человека, который только дополз до спального места и тут же вырубился.
Волынский делает неспешный глоток, отставляет кружку в сторону и поднимается с места. И только сейчас я шокировано открываю рот. Потому что босс… не в классическом костюме. Он выглядит непривычно.
Рубашка поло цвета мокрого асфальта и чёрные брюки. Скорее спортивные, повседневные, чем то, в чём я привыкла его видеть. И это так дико, так разнится с тем, что я обычно наблюдала, что я просто впадаю в ступор.
Кажется, я выбрала совершенно не тот наряд. Опять оплошала, но он ведь мог и предупредить. Не так ли? Или часть его речи я просто проспала?
В любом случае, сейчас ничего непонятно и выводы сделать никакие невозможно. Потому что для меня до сих пор загадка, куда мы собрались, а Волынский даже не собирается со мной делиться.
Просто проходит мимо и идёт на выход.
Я семеню следом на своих высоченных шпильках. Смотрю в его широкую спину. Замечаю, как перекатываются мышцы под тонкой тканью поло. Сглатываю.
Держись, Настя, будет сложно. Но нельзя ведь пожирать босса глазами. Он точно не оценит. А если и оценит, то это будет приключение на одну ночь. А мне такого точно не надо! Ни в коем случае.
Я скучная заурядная девушка, которая мечтает о тихой семейной жизни без американских горок. Детишки, собачка, пара котов и свой домик с садом. Идеальная картинка.
Как обычно перед отелем нас ждёт автомобиль, водитель которого уже открывает дверь за заднее сиденье. Я первой проскальзываю в дальний угол и думаю о том, что начинаю привыкать к комфорту.
Это намного приятнее, чем толкотня в автобусе, где тебя со всех сторон зажимают как шпроту в банке. А тут и кондиционер, и лёгкая ненавязчивая музыка, и шикарный мужчина, который сидит с таким видом, будто меня тут нет.
Я тяжело вздыхаю и хочу побить себя за очередные неправильные мысли. А Давид Андреевич вдруг поворачивается и смотрит на меня. Смотрит так, что сердце стучит быстрее.
- Анастасия, у меня для вас небольшой сюрприз. Маленькое… приключение, - говорит он и, кажется, будто пытается отследить мою реакцию.
Но я совершенно не представляю как на это реагировать.
Моё невнятное “я против” растворяется в воздухе, даже не долетев до его ушей. Волынский не реагирует. Ни слова. Просто делает то, что задумал. Как всегда. Непробиваемый, уверенный в себе, с той самой внутренней сталью, которая не допускает возражений. И с абсолютной уверенностью, что знает, как победить аэрофобию своей подчинённой.
Клин клином? Отличная теория… для кого угодно, только не для меня.
Лучше дайте мне коньяка! И плечо босса. Тогда есть вероятность, что эта экскурсия пройдёт без эксцессов.
Но такого сервиса на борту вертолёта никто не собирается мне предоставлять. Я забираюсь внутрь, проклиная всё на свете. И даже босса. Да-да. Его в первую очередь, потому что как он посмел сделать это?
Не спросил меня. Просто поставил перед фактом.
Сажусь в кресло. Сердце колотится так, будто я собираюсь не на экскурсию, а на смертельный трюк в финале голливудского боевика. Ладони влажные, глаза предательски щиплет. Я пытаюсь сохранить лицо и выглядеть хотя бы на двадцать процентов адекватной… но кто я обманываю?
Два пилота переговариваются, будто мы едем в такси, а не взмываем в небо. Мне надевают наушники - тяжёлые, приглушающие нарастающий гул лопастей. Волынский располагается рядом, и вдруг… подмигивает.
Он...
Подмигивает мне?
Я, наверное, уже схожу с ума от страха, потому что в другой ситуации это было бы как минимум… приятно. Но сейчас я слишком занята тем, чтобы не сжать подлокотники до хруста костей.
К горлу подкатывает тошнота. Земля под нами начинает мелко вибрировать, а потом всё сильнее и сильнее. Вертолёт вздрагивает, как живое существо. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Я зажмуриваю глаза.
- Смотрите, - слышу голос Волынского в наушниках. Он звучит спокойно. - Мы взлетаем. Но сначала...
Он протягивает руку. Инстинктивно вздрагиваю и хочу отодвинуться, но останавливаю себя. Что он задумал? Только сейчас понимаю, что он просто хочет меня пристегнуть. Чёрт, я совсем потеряла контроль над собой. Эта аэрофобия выбивает меня из колеи.
Волынский наклоняется, и пространство между нами сжимается до опасной, почти интимной близости. Его плечо едва не задевает моё, тёплая волна от его движения касается кожи, а запах... терпкий, густо-мужской, с тонкой свежей нотой цитрус... заполняет весь воздух вокруг, вытесняя кислород. Мне кажется, что он стал гуще, теплее, и дышать им уже не просто.
Под его взглядом кожа на шее и руках покрывается мурашками, словно он дотрагивается до меня не глазами, а чем-то материальным, ощутимым. Замираю, перестаю дышать, пытаясь не выдать сбившееся дыхание. Его пальцы возятся с застёжкой ремня, длинные, уверенные… и каждое лёгкое касание ткани, а вместе с ней и моего тела, отдаётся внизу живота тихой, но острой вспышкой тепла.
Волынский так близко, что я могу рассмотреть изгиб каждой ресницы, мягкую тень от них на коже, неровную щетину на подбородке. И это осознание пронзает меня каким-то странным, полузапретным восхищением.
Он невероятно привлекателен. Слишком привлекателен… слишком опасен…
Сосредоточься, Настя! Это просто босс. Просто Волынский. И он просто пристегивает тебя. Ничего тут такого нет!
Но тело упрямо не слушается. Сердце бьётся так быстро, что я боюсь, он услышит его стук, а внизу живота рождается тонкое, щекочущее напряжение, которое только усиливается, когда он защёлкивает замок ремня.
Его пальцы не сразу отпускают мою талию - тёплые, сильные, обхватывающие чуть плотнее, чем нужно для того, чтобы просто пристегнуть ремень. Мгновение кажется бесконечно долгим, прежде чем он отстраняется. Вместе с ним уходит и тепло, оставляя после себя тонкий след, который я чувствую даже сквозь ткань блузки.
- Так безопаснее, – говорит он тихо. - И спокойнее.
Расстояние между нами всё ещё кажется слишком маленьким, как будто воздух в кабине стал плотнее, вязче. Моё тело продолжает помнить тепло его пальцев, и я не могу отделаться от ощущения, что он тоже это чувствует.
И тут я понимаю, что мы реально взлетаем. Теперь уже нет пути назад!
Вертолёт дрожит, сначала едва заметно, потом сильнее. Сквозь наушники пробивается глубокий, гулкий звук вращающихся лопастей - ровный, ритмичный, почти гипнотический. Чувствую, что это произошло. Мы оторвались от земли!
В ушах закладывает, в горле ком. Стискиваю зубы и держусь за сиденье так, будто от этого зависит моя жизнь. А, наверное, так оно и есть. А взгляд сам собой находит профиль босса. Сильная линия челюсти, чуть напряжённые губы, тёмные зрачки, в которых отражается мягкий свет приборов…
Испуганно зажмуриваюсь, оставляя перед внутренним взором эти его глаза-омуты, затягивающие меня в пучину странных, неправильным мыслей.
- Анастасия, откройте глаза, - произносит в наушниках Волынский, и его голос, глубокий и уверенный, будто проходит прямо сквозь меня, резонируя в груди. - Вы же ничего не увидите.
Я с трудом размыкаю веки, и на миг наши взгляды встречаются. В нем нет привычного холода - он изучающий, сосредоточенный, будто он хочет понять, что именно я чувствую сейчас.
Земля начинает уходить вниз. Мягкий толчок… и вдруг я понимаю, что мы больше не связаны с ней. В груди поднимается волна паники, смешанной с восторгом, как будто я делаю что-то запретное.
В просторном зале, выделенным под банкет, грохочет музыка. Вечеринка в честь заключения выгодного контракта набирает обороты. Кругом снуют вышколенные официанты в форме отеля с подносами, уставленными бокалами с шампанским.
Мерцающий диско-шар добавляет антуража. Разноцветные блики бегают по лицам танцующих, по бокалам, по оформлению зала.
У меня немного кружится голова. После вертолётной прогулки меня хватило только на то, чтобы добраться до своего номера и завалиться снова спать. Наверное, такой выход нашёл стресс. И как я теперь понимаю… этот стресс вызван вовсе не полётом.
Скорее моей внутренней бурей. И вызвана она одним человеком.
Волынским Давидом Андреевичем.
В животе порхают бабочки, я смотрю по сторонам, пытаясь выхватить его в круговороте чужих лиц. Кажется, я даже ничего сегодня не ела. Может быть это нормальное состояние для влюблённость?
Просто даже не хочется. Хочется чего-то другого… Танцев, смеха, взглядов.
И всё-таки я перехватываю один бокал с шампанским и пригубляю. Просто, чтобы немного успокоить свои нервы. Чтобы со стороны не было так заметно, что я в диком напряжении.
Я нарядилась в новое платье. Прихватила его с собой без всякой цели. Не знала, пригодится или нет. Оно слишком… откровенное для меня. Но когда прогуливались с Галей по магазинам, она меня уговорила. Сказала, что пригодится.
И мне безумно интересна реакция босса.
Знаю, глупо. Но… сердце трепещет в груди. Желания затмевают холодный разум.
Платье тёмно-синее, струящееся, с открытыми плечами и спиной. Я чувствую себя в нём… увереннее, что ли. Выгодно подчёркивает грудь, талию, бёдра. А ещё разрез на бедре. И волосы, собранные в небрежный пучок на голове.
Эдакая элегантная леди на грани приличий.
Наконец-то замечаю краем глаза его. Волынский стоит у окна, полускрытый тенью. Он общается с какой-то девушкой. Вижу по чуть расслабленным плечам, по едва заметной улыбке, играющей на губах, что он уже выпил. И он так смотрит… не на меня.
Внутри что-то ёкает, и я делаю ещё один глоток. Теперь уже более смелый. Отворачиваюсь и иду в сторону.
Нет, конечно, я ни на что не рассчитывала. Наверное.
Глупая Настя…
Подумываю о том, чтобы уйти с этого праздника жизни. Настроение стремительно летит в пропасть. Нет никакого желания тут оставаться.
Зачем? Я никого здесь толком не знаю. Сплошная вереница незнакомых лиц. А Волынский… уже занят. Развлекает себя флиртом с какой-то девушкой.
– Настя, красавица, что-то ты сегодня совсем не пьешь! – вдруг раздаётся рядом знакомый неприятный голос.
Блин, опять этот бабник нарисовался. Я перевожу на него глаза. Всё так же зализанные назад волосы. Всё такой же беспардонный взгляд на меня.
– Что-то не припомню, что мы с вами переходили на «ты», – говорю, стараясь звучать ровно, безэмоционально.
– Да ладно, договор заключён. Можно уже выдохнуть. Зови меня просто Саша, – подмигивает мне.
Я хмурюсь. Не испытываю никакого желания переходить с формального на другой тон. Но сейчас уже неважно. Я всё равно тут не задержусь. И общаться с Александром точно не собираюсь.
– Давай! За взаимовыгодное сотрудничество!
Стук бокала о мой бокал, будто звон моего разбитого сердца. Я несколько мгновений смотрю на пузырьки. Мне мерещится отражение Волынского в них. Как он смотрел на меня в кабине вертолёта… И всё-таки… Это ведь не было симпатией.
Этот жест, наверное, просто для того, чтобы я реально смогла побороть свои страхи. Чтобы на обратном пути не доставала босса своими глупыми речами и не спала на его плече. Я – досадная помеха. Неудобная сотрудница, которая вечно выкидывает какие-то фокусы.
Будто зверёк в цирке на потеху своего неотразимого босса.
Тяну напиток к губам и опустошаю залпом.
– Вот это другой настрой, Настюша!
Мгновение, и у меня в руках появляется новый фужер с очередной порцией шампанского. Пузырьки ударяют в голову. Расслабляют. Тело жаждет выплеска эмоциям. Танцевать! Именно!
Отворачиваюсь от навязчивого кавалера и смотрю на танцпол. Не знаю, как долго зависаю на месте и сколько успеваю выпить под бесконечную болтовню этого Саши, но когда делаю шаг вперёд… мир кружится.
Тут никакие настоящие вертолёты не нужны. Я сама будто лопасти вращаюсь. Кажется, ещё немного и позорно растянусь прямо по центру зала.
Но ноги меня уже несут вперёд. В гущу толпы. Слышу сзади голос Александра, но не обращаю на него никакого внимания.
На танцполе толкотня. Музыка становится громче, зовет в пляс. Меня подхватывает волна всеобщего веселья, и я кружусь в танце. Стараясь не смотреть в ту сторону, где был Волынский.
Вдруг кто-то толкает меня в спину. Теряю равновесие, взмахиваю руками и… падаю. Прямо на какого-то мужчину. В нос ударяет знакомый аромат. И я задыхаюсь. От осознания, кто именно успел меня подхватить.
Как обычно. Всегда рядом. Будто бы моя личная поддержка в трудную минуту.
Волынский грубо целует меня. Жадно. Будто дорвался до чего-то необходимого. Будто наконец-то отпускает свой контроль. Расслабляется.
Его губы на моих, его руки сжимают мою талию так сильно, что я дышать не могу. Мир взрывается, переворачивается с ног на голову. Я не сдерживаюсь и стону ему в рот от наслаждения.
Кажется, это самый шикарный поцелуй за всю мою жизнь. Впрочем, не кажется. Так и есть. Я ничего подобного не чувствовала. Не думала, что так бывает. Когда всё тело, будто окутывает волной и жаждой чего-то большего. Настольно сильно, что хочется плакать от возбуждения. Хочется умолять продолжать и не останавливаться.
Жажда. Жадная, всепоглощающая жажда его. И она, как лавина, сметает остатки разума, правила, приличия. Сознание медленно, но верно прощается со мной. Остаются только чувства. Обострённые до предела.
Я пьяна. Пьяна от шампанского, от музыки, от его близости. Но больше всего - пьяна от надежды. Надежды, что все это – не сон, что он действительно хочет меня. Может быть… хочет быть со мной?
Он целует меня так, будто знает: у него есть на это право. Как будто между нами уже всё решено — без слов, без взглядов, без предупреждений. Только губы. Жар. И руки, которые держат крепко, так, что я даже не сразу понимаю, что уже не могу пошевелиться.
Я не думала, что вообще такое возможно, чтобы тело забыло себя, разум отключился, а всё существо звенело в унисон с мужским дыханием. У меня перехватывает горло, когда он сминает ткань на моей талии и губами ловит мой стон прямо изо рта.
Он такой тёплый. Пахнет… мужественностью, дорогим парфюмом и властью. Но главное - он пахнет собой. И я с ужасом понимаю: я хочу этот запах в себе. На себе. Под кожей.
Я тону. Я исчезаю. Я не я.
И тут… раздается вибрация звонка в его кармане.
Он чуть отрывается, коротко выдыхает мне в шею, чертыхаясь едва слышно, и тянется к карману. Его тело всё ещё вплотную, грудь прижимается к моей спине, и я слышу, как глухо стучит его сердце.
- …Да?
Голос его хриплый, напряжённый, будто его выдернули с обрыва. Он слушает собеседника, но по-прежнему прижимает меня к стене. Не уходит и не отходит. Но я уже выпала на секунду. В голове гул паники, как после взрыва. И в этом гуле проступает… мысль.
Он не знает, кто я.
Он думает, что я просто какая-то девка с вечеринки. Может, та самая, что кокетничала возле сцены, поправляя лиф. Или та, что на его глазах бросалась на всех, кто похож на начальника.
А я не она.
Я - его аналитик. Скромная, тихая, закомплексованная. Влюблённая в него до дрожи, но никогда, ни при каких обстоятельствах, не посмевшая бы подойти ближе, чем позволяет субординация.
И теперь я стою прижатая к стене, с разгорячённым телом, с разметавшимися волосами, с влажными губами, и он думает, что я… доступная.
Если он включит свет…
О Боже.
Я должна уйти. Сейчас. Пока он не понял.
Он всё ещё отвечает кому-то в телефон, а я, как тень, начинаю отходить от него. Не бегу, а просто крадусь по стеночке в сторону, пошатываясь от тумана в голове. Медленно и осторожно.
Под платьем жарко, будто температура поднялась. Я вся горю, как в лихорадке, и только шепчу про себя: “Тихо, тихо, пожалуйста, только не поворачивайся…” Пальцы нащупывают дверную раму. Осталось всего ничего.
И тут…
Я уже почти касаюсь дверной ручки, когда за спиной снова раздаётся голос Волынского - глухой, низкий, хрипловатый, с той особенной глухой ноткой раздражённого возбуждения, от которой между ног будто вспыхивает искра.
- Давай позже. Я занят, - говорит он собеседнику.
И даже не дожидаясь ответа, резко сбрасывает вызов. Словно выбрасывает всё постороннее за пределы этой комнаты, этой темноты, этой вселенной, в которой остались только он и я.
И в следующую секунду наступает тишина.
Даже улица стихла. Но я знаю, как зверь чувствует дыхание охотника, что босс двинулся за мной. Молча. Без звука. Похоже, он неплохо видит меня в темноте. Слышит, как я дышу. Как дрожит ткань платья. А может, даже и то, как бешено стучит мое сердце.
Я замираю на предательски подрагивающих ногах. Пальцы все ещё обхватывают ручку, но я не решаюсь нажать. Как будто стоит сделать движение - и что-то рванёт. Внутри. Между нами.
И в этот момент его ладони оказываются на моей талии.
Я не успеваю даже взвизгнуть - только резко втягиваю воздух. Меня трясёт от неожиданности, от жара, от того, как резко он приблизился, как будто знал, что поймает.
Босс прижимается ко мне сзади вплотную, горячий, уверенный, и наклоняется к моему уху, чтобы выдохнуть с хрипотцой:
- Ты вкусно пахнешь…
От этой его фразы у меня по спине пробегает волна жара, стыда и желания. Бёдра наливаются тягучим пульсом. Я не могу даже выдохнуть нормально, слишком сильно пьяна от собственного возбуждения вперемешку с алкоголем.
- Хочу увидеть твоё лицо… - шепчет он.
Щелчок выключателя рядом, как гром среди ясного неба.