Смена ролей

Глава 1

Вдруг весь свет потух. Не было боли, но было ощущение, словно тебя окунули под воду с головой, а воздух ты в лёгкие набрать почти не успел. Уши заложило, на грудную клетку давит. На тело давит. На мозг давит. Словно тебя опускают все ниже и ниже, ко дну океана. Во внутренних стенках черепа гудит, гуляет гул, – звук такой, как это бывает в BBC фильмах про морскую жизнь, снятую на камеру, только в разы мощнее. Попытка приподнять отяжелевшие веки кажется чем-то нереальным, поэтому остаётся лишь один выбор – позволить своему сознанию смотреть в усыпляющую черноту. В подобной безвыходной ситуации кто-то склонен бороться до последнего, а кто-то очень быстро сдается, от паники переставая видеть пути отступления и решения проблемы. Это смерть? Это время перед смертью? Сколько времени прошло? Сколько осталось? Это кажется таким безумно долгим. Ты вспоминаешь все, что пережил. Как бы банально это ни было, но, начиная от любимой k-pop песни и заканчивая потерянной в далёком детстве игрушкой – все это является тем, что ты вспомнишь в последние секунды своей жизни. «Мамин… блокнот с рецептами… Она ведь была так расстроена, когда он потерялся. Нужно было просто проверить на чердаке. Я могла бы быть лучшей дочерью для нее. Я всегда была жестока и обидчива, но кому я что доказала? Моей маме было тяжелее, я должна была беречь ее…»

«…» – резкое далёкое воспоминание выдернуло её из этого состояния, и она резко открыла глаза, судорожно вдыхая воздух. Это забытое когда-то воспоминание давало ответы на множество вопросов, также сплетаясь с недавними событиями. С этим нужно разобраться.

– …

Это не вода. Это не была вода. Это была обычная комната в… Нет, это не была обычная комната.

Девушка нервно осмотрелась по сторонам и увидела интересно оформленные покои. Очень похоже на китайский стиль. Взгляд упал на открытое окно, через которое падал ярчайший утренний луч света. Девушка подорвалась с кровати и подбежала к окну, выглянув наружу. Окно выходило в сад.

Вдруг раздался стук в дверь:

– Госпожа, доброе утро. Вам помочь одеться?

«Н-…»

– Нет, не нужно! – голос звучал очень непривычно и казался чужим. Подбежав к зеркалу, Яна была шокирована. Перед ней стояла необычайно красивая девушка в нижних одеяниях. Она была высокой, черты лица её были утонченные. Ноги были длинные, стройные и изящные. Глаза сияли. Длинные мягкие волосы были очень сильно растрёпаны, но из-за их тяжести это было не так заметно. Ее грудь была очень… красивой. Яна сразу же подумала, что это ее воображение, потому что человек перед ней был буквально ее идеалом. Воображение… Почему это не предсмертные галлюцинации, а воображение? Может ли это быть одним и тем же?

Ранее наспех снятые и откинутые одеяния были на полу, сейчас же оказались успешно найдены и быстро одеты. Непривычно трогать настолько длинные волосы, но расчёсываться она тоже умела, поэтому собраться для нее за четверть часа, чтобы затем вылететь в коридор, попутно прикрывая окно полотном, не составило непосильного труда.

Перед ней было несколько служанок.

– Госпожа, Ваш отец просил Вашего присутствия к полудню. В чайной комнате.

– Мгм.

«Какова вероятность того, что это съёмки какой-то дорамы? В такие моменты я понимаю, что с математикой у меня всё действительно плохо… Рассчитать вероятность… Вероятность… Рассчитать ее действительно кажется невозможным…» зарождающаяся паника начала расползаться по створкам сознания, венам и артериям, сосудам и лимфоузлам, застилая своей черной липкой пеленой все глаза. «Ясно лишь то, что вероятность того, что это лишь мое безумие, слишком велика. Настолько велика, что превосходит собой все другие возможные варианты. Не нужно вести себя опрометчиво… Не нужно вести себя никоим образом, показывающим одно или другое твое отношение к ситуации… Нужно казаться нормальной фигурой в этих событиях… Я должна… Я должна потом разобраться со всем…». Подступающие к глазам слезы и к горлу комок не позволяли проморгаться, не позволяли вдохнуть спокойно и взять себя в руки. Страх, что это слишком резкое развитие какого-нибудь психического заболевания по типу шизофрении, был слишком, слишком сильным. Жёсткими тисками он сдавливал плечи и позволял волнам панических атак топить своим количеством. Но, если расслабиться и попробовать насладиться процессом, все будет не так плохо? Да и, к тому же, разве человеческий мозг способен придумать что-то настолько гениальное? Это давало надежду, что это не такие уж и сильные припадки галлюцинаций, а, быть может, даже сон или, правда, перерождение. «Почему перерождение? Потому что я чувствовала, как тону; чувствовала, как умираю!». Миллион сомнений снова одолел ее, ведь она поняла, что не помнит, как попала в воду. Может, это была не вода, а какое-то переходное состояние? Перерождение научно доказать пока не удавалось ей для себя возможным, потому что она придерживалась мнения, что у человеческого тела нет души, а все действия, мысли и чувства исходят прямиком из мозга. Мозг – тоже часть человеческого тела, а не какой-то отдельный дух. Перерождение технически невозможно. Зато отклонения вполне вероятны…

Новая паническая волна с более лютой силой захлестнула ее с головой. Стоящие перед ней люди видели лишь молодую и красивую женщину, чьи глаза плотно закрыты, а брови сильно нахмурены. Не было понятно, что творилось у этого человека в душе на самом деле. Разумеется, никто не знал, какими ручьями стекал холодный пот по ее спине.

– Мне нужно отдохнуть. Пожалуйста, не заходите ко мне до вечера.

– Хорошо, госпожа…

Служанки побоялись спрашивать, насколько вероятно то, что она исполнит просьбу отца, и, тем более, про предстоящие обед и ужин: таким уж холодным, отрешенным голосом их госпожа попросила удалиться. Никто не стал развивать в своих головах мысли о ее поведении, оправдав это очевидным плохим самочувствием госпожи.

Глава 2

Известно, что есть пять стадий принятия: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Во всех новеллах про попаданцев, что Яна читала, главные персонажи обычно сразу же принимали всё как за здравствуйте; не было ясно выраженных ни отрицания, ни гнева, и принятие происходящего было естественным с первой же главы любого произведения подобной тематики. Была, конечно, парочка произведений, где стадии принятия рассматривались хоть немного, но и этого было катастрофически недостаточно: разве люди способны принять творящееся безумие за реальность, да ещё в такой короткий срок, как пара арок? Она не раз представляла себя на месте этих персонажей. Но люди, верующие в единого Создателя и науку одновременно, не смогли бы принять подобного за адекватную ситуацию, а Яна была как раз из верующих людей, стоящих на стороне науки. Она никогда не объясняла своей позиции другим, так как у этих других могли возникнуть вопросы по типу: «Так ты веришь в бога, или в науку? Ты определилась?» Но это позиция, когда на научной основе человек верит в то, что есть высший разум, создавший все. Многие учёные не верят в эволюцию, к слову. Но, в любом случае, у всех своя позиция, свое мнение и своя вера в то или иное. Яна из тех, кто верит в существование одного Бога, и научным образом никак не могла доказать возможность перерождения, так как это доказывало бы существование других миров и реальностей, также показывая полную божью безучастность. Когда она пыталась представить себя на месте какого-нибудь новелльного попаданца, все возможные истории в ее голове заканчивались одинаково: если невозможно объяснить вероятность реальности происходящего, то это лишь игры разума, и всего этого на самом деле нет, а это значит, что и смысла ни в чем нет. На этих мыслях она прекращала думать об этом, надеясь прожить хорошую жизнь именно здесь и сейчас. Яна из тех, чья стадия отрицания будет единственной в списке стадий принятия. Если наука не поможет, то она обратится к богу, но если и бог не ответит, то нет смысла пытаться справиться с безумием, обретшим свободу и власть. Но это не счастливый финал. Возможно, она просто не умела думать по-другому. И, если игнорировать адекватные мысли, то можно протянуть ещё немного в этой необъяснимой ситуации.

Яне было много о чем подумать, но первым делом нужно разобраться с тем, что здесь, черт возьми, происходит, и успокоиться, если это будет возможным. Не хотелось бы принимать мысль о том, что это усугубившееся состояние и так не очень здорового мозга, но и других объяснений у нее не было. Стоит пока попробовать поплыть по течению, и, если это и правда не воображение, то… Хотя... пока это не так важно. Когда страх и недоверие отошли на второй план, у нее появилось азартное желание поучаствовать в происходящем, словно разгадывая судоку. Даже если это и ее больная фантазия, то разве будет разумным упустить такой интересный момент? Человеческий мозг невероятен.

Мысленно заткнув себя, Яна вставила в замочек ключ и открыла ящик. Как и ожидалось, там был стопарь исписанных бумажных листов. Некоторые были сшиты меж собой, создавая из себя что-то вроде книги, а некоторые были свёрнутыми свитками.

«Юху! Если это личный дневник, то я смогу горы здесь свернуть».

Она начала читать всё содержимое, периодически кивая каким-то своим мыслям.

Тексты были прочитаны наполовину, когда вдруг раздался стук в дверь, который заставил читавшую резко дернуться, закинуть все обратно и задвинуть ящик, не забыв замкнуть его на ключ, после чего сразу же поспешно закинуть его за ворот, встать и тихо подойти к двери. Сердце выпрыгивало, выровнять дыхание казалось невозможным. «Кто ж так пугает, только в кураж вошла. Всё обрывать…»

– А-Чжу, ты там? – голос принадлежал, кажется, мужчине лет пятидесяти. Он был мягким и терпеливым. И в эту же секунду Яна тут же вспомнила, что ее звал отец обладательницы тела к полудню в какую-то чайную комнату… Она нашла себе за эти пару ударов сердца уже тысячу оправданий: память тела не вернулась, и она не знала расположения комнат в доме; в дневниках не было описано тирании отца, значит, что ничего страшного… Но нужно было ответить говорящему. Проглотив панику, она открыла тонкую дверь и увидела перед собой высокого пожилого мужчину с усталыми глазами и седыми висками и бородкой. Его лицо было круглым и приятным. Морщины выдавали возраст, но осанка этого человека была прямее, чем у Яны в прошлой жизни. «Да, буду пока считать, что это перерождение… Пока это не может быть совсем нелепым».

– Ты снова не пришла, – его голос, кажется, был расстроенным, и из прочитанной части дневников Яна поняла самое основное: имя обладательницы тела – Вэй Мэйчжу; мысли у нее дерзкие и своенравные: должно быть, не придти к кому-то по приглашению для нее норма; она очень лицемерна и одинока: описания её взаимодействий с другими людьми говорили о том, что мысли у неё в корне отличались от действий. Все считали ее доброй, милой и любезной, но на самом деле ее очень многое раздражало, она была эгоистичной и нахальной, проявляя минимум уважения к родителям из-за избалованности. Иронично, но к самым близким людям она относилась наименее лучшим образом, словно позволяла своей сути выйти наружу. Она была единственной дочерью в семье, поэтому родители ее холели и лелеяли. Мать лет пять назад умерла, а у отца осталась только любимая дочь, которая в глубине души не ценила всего его альтруизма по отношению к ней. У нее не было личных служанок с десяти лет, а ещё она искренне увлечена живописью. «Что стало с ее душой? Будем гадать позже». – Уже почти вечер, но мне нужно поговорить с тобой, поэтому я пришел к тебе сам. – Яна почтительно поклонилась, пропуская отца в комнату. – Я уезжаю в путешествие на полтора месяца.

– Когда?

– Завтра с рассветом. Могла бы и проведать отца, негодница. Прождал тебя, почем зря! – не всерьез сетовал мужчина, к счастью Яны, позабывшей о словах служанок, уже привыкший к подобному.

Глава 3

Яна очень много знала о культуре других стран, и особенно ее восхищал Древний Китай. Несмотря на то, что она знала, как выглядели в те времена жилые дома, сейчас она за отцом Мэйчжу шла по коридорам с замиранием сердца, украдкой осматривая всё. Отделка дома изнутри поражала тем, насколько искусно была сотворена мастерами своего дела. Светлые стены подчеркивали чистоту дома, также поддерживая своим теплым оттенком атмосферу тепла и уюта. Темной древесиной были покрыты косяки, потолок и пол. Заглядывая в комнаты (некоторые из них были открыты), можно было заметить живописно разрисованные стены, а где-то в вазах стояли прекрасные цветы. Всё искусство здесь поражало нежностью и невесомой возвышенностью. Они дошли до веранды, и Яна подумала, что отец Чжу завернет на улицу, но он повернул в другую сторону коридора, открывая дверь в большую комнату, в которую они тут же зашли. На самом деле, немного разочаровывало, ведь она хотела пройтись по улице, но ничего страшного в этом не было: она решила для себя, что сходит осмотреться в другой раз. Отец Мэйчжу что-то взял со столика и направился к выходу из комнаты.

– …

Яна поклонилась и проглотила неловкость. Отец многозначительно взглянул на нее, покачав головой, и махнул рукой в сторону веранды:

– Поужинаем сегодня снаружи. Погода очень хороша сегодня: солнце дарует тепло, ветра совсем нет, воздух свеж и приятен, цветы в самом цвету.

Впечатления от этого пожилого мужчины у Яны продолжали оставаться самые положительные и приятные: он говорил с добротой и теплотой, глаза его смотрели с нежностью, движения не были резкими.

Они прошли в сад и сели на скамьи в немаленькой по строению беседке, рядом с которой цвели вовсю пучки нежных ароматных цветов вишни, по которым Яна определила, что сейчас здесь разгар апреля. На столе стоял чайный сервиз, а отец Чжу что-то сказал только что подбежавшей служанке, на что она поспешно кивнула и поспешила удалиться. «Наверное, он попросил ее об ужине…»

Ее взгляд упал на сервиз. Пиалы для чая были очень интересными: это не были маленькие стопочки – это были нормальные пиалы для чая, а на дне их были изображены цветы. Немного помедлив, Яна сообразила, что младшие должны наливать старшим здесь, и взяла заварник, аккуратно налив чай сначала пожилому мужчине, а потом себе. На какой-то миг она засомневалась, правильно ли она делает, но, увидев одобрительный взгляд дедули, успокоилась и едва заметно улыбнулась. Чай был горячим, пар красиво поднимался вверх. Воздух был невероятно свежим, наполненным кислородом: чувствовалось, как голова способна ясно мыслить, тело – контролируемо, дыхание – ровное, легкое и удовлетворяюще глубокое. «Когда есть такое насыщение, то забываешь о нужде в пище» – подумала Яна, а затем у нее скрутило живот от голода. «Какого черта!? Я могла не есть сутками, так почему сейчас..!» – тут Яна вспомнила, что сейчас она пока не Яна, а какая-то Мэйчжу. Если поразмыслить, то, будь она в коме, а все происходящее – иллюзией, то она не должна была испытывать такого ЖИВОГО чувства в желудке, так как в больницах принято ставить капельницы людям, находящимся в особо тяжёлом положении. Однако и в этом она не была уверена: если человек в коме и ему ставят капельницу, кому в конце концов известно, разъедает ли его желудок кислотой? Люди без сознания обычно ничего не чувствуют. Да и все происходящее здесь чересчур осязаемо: выдумать что-то настолько реальное кажется не таким уж и возможным… Если принять ситуацию такой, какая она предполагается, то все складывается довольно логично: китайцы испокон веков жрут ежечасно, а она не ела, если посчитать, минимум сутки. Следственно, этот организм не привык к подобному и отчаянно нуждается в том, чтобы его хорошенько покормили. У Яны было несколько друзей-китайцев в социальных сетях, и, когда она поест один раз или вообще не поест, те уже и позавтракают, и пообедают, и поужинают, и у нее спросят: «Поела ли ты?». Китайцы – те ещё прожоры. Столько есть – уму непостижимо. У русских столько денег нет, сколько азиаты на трапезы тратят. А Яна только недавно окончила институт и ещё не привыкла жить затратно, поэтому привыкла кормить свой маленький желудок редко, но метко. А здесь, видимо, придется есть часто и плотно.

Они пили чай в тишине: отец Мэйчжу медленно распивал насыщенный напиток, рассматривая цветущую вишню и пребывая в своих мыслях, а Яна тоже пребывала в своих мыслях и гадала: сошла ли она с ума. Несколько слуг подоспели с горячей едой: их было человек пять, все несли ёмкости для кушаний и подставки под небольшие горячие казаны. Когда пища была расставлена, а слуги ушли, отец Чжу предвкушаяюще потёр ладони и рассмеялся, радуясь вкусной еде на столе. Взглянув на свою дочь и полюбовавшись своим любимым чадом пару секунд, он произнес:

– Приятной еды! Кушай плотнее, – и приступил накладывать жареный рис.

Глава 4

Яна взглянула на стол с яствами. Почти вся еда была жирной, также были различные свежие и маринованные овощи и зелень. Жареный и варёный рис, мясной суп с рисовой лапшой, мясо птицы. Все кушанья выглядели аппетитно и сочно. Убедившись, что старший уже начал есть, Яна взяла палочки и тоже начала есть рис с мясным бульоном, попутно размышляя, какова обстановка вне дома. Кушала она с аппетитом и небольшой жадностью: еда оказалась действительно очень вкусной. Аромат и вкус ощущались очень резко и приятно дурманили. Было известно, что жирная пища и большое количество риса свойственны были северной части Китая. Однако Яна не была уверена в своих знаниях китайского цветочного календаря: в зависимости от погоды, где-то цветы цветут раньше, а где-то позже, но она никогда не углублялась в подробности. Поэтому, если учесть жирный и питательный ужин и не учитывать цветение цветов, можно было бы предположить, что это северная часть династии. «Хотя... стоп!» – подумала про себя Яна, уже уплетая лапшу. «В дневниках Мэйчжу что-то говорилось про поездку отца в противоположную часть страны – на север, что означает, что это поместье находится, собственно, на юге. Очень странно. Да и одежда здесь более лёгкая, похожа на южную. Одежда…». Яна обратила внимание на одежду отца и свою, также повспоминала одежду слуг. Это была самая обычная китайская одежда: ханьфу, платья да что-то, похожее на цзяньсю. Значит, это период ещё до нашествия монголов и основания династии Юань. Как жаль, что на стенах не висят календари как в дорамах: не посмотришь, который сейчас вообще год. «Если монголы ещё не начали эксплуатировать Русь, то, может, рвануть туда… К русскоговорящим… Стоп». Яна прекратила жевать на пару секунд, осознавая, что весь сегодняшний день говорила на китайском и слушала речь на этом же языке. Никто здесь не говорил по-русски, а Яна не продвинулась в изучении китайского дальше приветствия и благодарности. Она покосилась на отца, испугавшись, что тот может заметить ее странный взгляд, но тот спокойно кушал. Яна продолжила есть, налив себе наваристого супа. «Как я говорила на китайском? Всё-таки, передача памяти тела не является нереальной? Было бы стрёмно вспомнить все, что было в жизни этой девушки, переняв от ее личности всё. Хотелось бы обойтись только самыми необходимыми моментами». Вспомнив, о чем и как они беседовали, она поняла, что всех этих китайских слов реально не знала и не могла себе придумать, поэтому ей стало немного легче. «Возможно, это не шиза…»

Пища приносила удовлетворение, а новые вещи и новые лица, которые она никогда прежде не видела, удивляли ее. Конечно, это лишь успокаивающая мысль, а не неопровержимое доказательство. Но, пока перед тобой вкусная еда, ты можешь отложить переживания ещё ненадолго.

«Боже, с роду так не ела. Раз в сутки сухарь если перепадет, и то хорошо».

Она не заметила, как отец Мэйчжу, закончив с ужином, мирно пил чай, с любовью посматривая на свою дочку, которая так хорошо кушала сейчас.

Доев и налив себе в пиалу немного остывший чай, она очень надеялась, что сейчас не будет паники из-за того, что чай остыл на 1° и срочно нужен новый, как это обычно происходит в исторических дорамах. И, дабы разведать немного побольше информации, она решилась быть настойчивее с вопросом:

– Отец, по каким делам ты уезжаешь в поездку?

Немного погладив свою бороду, он помычал и… Ничего не ответил. Яна мечтала, чтобы сейчас он сказал что-то вроде: «Меня вызвал император такой-то такой-то, делам по таким-то по таким-то», чтобы сразу все было ясно, понятно и просто! Но ответа не последовало. Однако русские не сдаются. «Ладно… Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Сделаешь дело – будешь гулять смело.»

– Государственная тайна?

– Можно и так сказать. Тебе, моя доченька, не обязательно знать о всех делах своего отца. Не переживай за меня, все будет хорошо.

Яна не стала допытываться дальше, потому что её охватило странное чувство. Не любила она всю эту скрытность, загадки, молчание. Но, очевидно, дело серьезное. Либо отец Мэйчжу промышляет чем-то постыдным или нелегальным, либо он втайне выполняет указы императора. Хотя второе было бы слишком круто. Из заметок настоящей Чжу было ясно, что ее отец – торговец. Но черт знает, чем он торгует. Хоть дед вроде и хороший, но Яна всегда настороженно относится ко всему, когда ей отказывают с ответом на элементарный вопрос. А, быть может, он едет в опасный район и боится за свою дочь, и только поэтому не посвящает ее в свои дела. Есть ещё тысяча вариантов, почему же он не ответил, но можно чокнуться, если усердно думать об этом. Проще потом другим способом узнать, кто сейчас император. С чем уж с чем, а с историей у Яны всегда были неплохие отношения. Последовательность династий и имена всех правящих императоров она, конечно, не перечислит, спроси ее сейчас, но ответит точно, если услышит что-то знакомое.

Отец Чжу попросил слуг убрать все со стола и принести ещё горячего чая. Так они провели вместе весь вечер, пока не начало темнеть, а потом начали расходиться. Яна вела себя как прилежные дочери из китайских дорам, и, кажется, пока никто ничего странного в ее поведении не заподозрил. Но чувствовала она себя, конечно, более чем странно. «Кажется, моя социальная батарейка кончилась. Тут не посидишь с каменным лицом…»

Расслабив плечи и вздохнув, она решила прогуляться по коридору, так как на улице уже стало довольно прохладно. «Да. Всё-таки, интерьер здесь действительно хорош. Неплохо, что я могу пожить в этом доме немного. Это не сравнится с моей комнатой в общаге-тараканнике, в которой даже мебели нормальной не было». Воздух был действительно свеж и чист, успокаивая мозг. Чувствовалась эта лёгкость, какой она обычно не чувствовала раньше.

Пребывая уже в неплохом настроении после прогулки по этому огромному поместью, она встретила мимо проходящего слугу. Сложив руки перед собой, она поклонилась и громко сказала:

Глава 5

Яна проснулась в полдень, когда лучи солнца ослепляли ее глаза. Сонное послевкусие держалось некоторое время – перед осознанием. Яна резко распахнула глаза и села, завертев головой в разные стороны, чтобы понять, что прошлый день не был сном. «...» – так начался ее второй день здесь.

Вообще, она планировала хорошо выспаться, после чего встать в рань и проводить отца Мэйчжу да заодно проверить, при каком параде он отправляется. Но из-за волнений, смятений и переживаний она не смогла уснуть до утра, под конец очень крепко заснув и всё проспав, все же тая надежду, что все это окажется лишь сном, а наутро она окажется в своей любимой квартирке, которую она не так давно купила на деньги с продажи квартиры умершего прадеда; а с холодильника она достанет вчерашнюю разбухшую лапшу, разогреет и поест. Но она проснулась ровно в той же чужой спальне, что и вчера. Проглатывать сейчас досаду из-за своей неудачи по поводу раннего подъёма не хотелось, но и злиться не было ни сил, ни здравого смысла. Перед глазами распростерся туман, а сознание затормозилось, чтобы не скакать бешеным темпом в опасную сторону. Было очень тяжело заставить себя встать с кровати и доползти до туалетного уголка с зеркалом, перед которым стоял небольшой таз с водой. Судя по всему, вчера слуги сменили воду на свежую, потому что она была кристально чистой. Яна медленно погрузила в нее ладони, наслаждаясь ее прохладой. Взгляд не мог сфокусироваться; мозг плавал не там, где нужно. Не было мыслей, просто неописуемый страх сковывал этот жир, наполненный нервами. Лоб похолодел, глаза все ещё были не видящими реальность. Реальность ли? Двигаясь интуитивно, она несколько раз поднесла воду в ладонях к лицу и умылась. Звук плещущейся воды был приятным и успокаивающим. Действуя по порыву, посчитав бессмысленным делать столько повторяющихся действий, она задержала дыхание и окунула все лицо в таз. И мысли начали проясняться. Подобно разожженному металлу, резко опущенному в ледяную воду, ее голова остудилась, взгляд спустя некоторые мгновения прояснился, а способность расслабленно дышать – вернулась. Девушка по-новому осмотрелась вокруг, остановишись на отражении Мэйчжу в зеркале.

Мэйчжу была довольна юна и красива. Сейчас в ее глазах отражалось не то, что, должно быть, раньше. Но это – единственное изменение. Яна порой не доверяла своему сознанию, но исключительно при закрытых глазах. Когда глаза были открыты, она ощущала реальность происходящего вокруг и могла чувствовать себя уверенно. Она жила обычной жизнью. Правда, вид ее был довольно плачевным, но у кого из ее ровесников не был? Разве, едва услышав, что человек – русский, у слушателя не возникает перед глазами образ задолбавшегося жизнью славянина с растрепанными волосами и ничего не выражающими глазами, под которыми пролегают синяки? Да и кому какое дело, что у человека в голове? Разваленная психика в обществе, привычном Яне, была нормой, и никто не обращал на это внимание. Сейчас Яна видела перед собой невероятной красоты азиатку с бархатной кожей, подобной персику; с губами-лепестками роз и красивыми тонкими бровями вразлет. На лбу у нее едва виднелся мыс вдовы, если зачесать аккуратно стриженую челку назад или, как сейчас, слохматить все волосы в единое целое, откинутое за спину. Глаза были мендалевидной формы, а волосы, раскиданные по полу, оказывается, были волнистыми, просто выпрямляющимися от тяжести. При солнечном свете цвет глаз был светло-ореховым, тогда как вчера вечером казался густым темным. Челюсть была четко очерчена, овал лица кругленький, шея тонкая и длинная. Девушка в принципе была стройная, а кожа ее была по-живому персикового цвета. Яна опустила глаза ниже и пощупала тело, отметив, что оно действительно красивое и мягкое. Девушка, чье тело она сейчас занимала, была действительно идеальной. «Допустим, это действительно перерождение. Где душа Мэйчжу? Куда она делась? Что сейчас с моим телом?», – множество вопросов, на которые хотелось бы получить ответы, не давали покоя. Яна почувствовала, что, если она продолжит хоть на секунду думать обо всем происходящем, то просто вспорет себе вены. Это невыносимо. Проще представить, что это и правда всего лишь перерождение. Новеллу такую Яна не припоминала в своем списке прочитанного, но этот мир был не так уж плох. И ощущение комфорта не покидало ее с тех пор, как она здесь оказалась. Словно вид из окон этого дома – единственный вид, который должен быть. Из-за этого тоже становилось страшно: она боялась чувствовать себя слишком хорошо. Возможно, поэтому она до сих пор позволяет своим мыслям издеваться над ней, мучить и заставлять верить только в самое худшее. Но разве может быть что-то настолько крутое, как перерождение в такую красоту? Даже не выходя за пределы поместья, было понятно, что пейзажи этого мира прекрасны: чего только сад да горы за окном стоят. Да и сама эта ситуация очень сильно рушила ее мораль. Она заняла тело какой-то девушки, да ещё и столь красивой – это мерзко с ее стороны. Отвратительно. Поистине низко. Несмотря на то, что она в этом не виновата, она не может позволить себе разгуливать и даже не мучиться совестью. Невыносимо. Где настоящая Мэйчжу!?

Яна резко подорвалась и выбежала из комнаты на задний двор. Маленький мальчик в красной одежде, стоявший к ней спиной, повернулся и улыбнулся ей:

– Привет, старшая сестра!

Глава 6

Яна была в шоке. Что это за пацан? Что он здесь делает? Он увидел ее в таком потрёпанном виде!?

Тот, в свою очередь, не рассматривал ее весьма озадаченно, а наоборот, беззаботно подбежал и начал крутиться вокруг. Яна не могла слышать, что он говорит. Он назвал ее старшей сестрой. «Ну и какая я тебе цзецзе? Неужто родная?». В дневниках Мэйчжу не было ни слова о каких-либо братьях или сестрах. Она наконец решила обратить на мальчонку все свое внимание, который все повторял: «Цзецзе, цзецзе!».

– Старшая сестрица, ты совсем не слушаешь меня? Сегодня мои родители уехали в другой город, поэтому я побуду у тебя. Твой отец ведь тоже уехал?

– Ну, как видишь.

Мальчик беззастенчиво взял Мэйчжу за ладонь и повел в ее дом.

«...»

Яна не стала его останавливать, а пошла за ним, потому что ей стало интересно. Она с интересом разглядывала его мягкую черную макушку. Малыш был обаятелен, его мягкие щёчки и пушистые ресницы виднелись каждый раз, когда он поворачивал голову влево или вправо. Так они дошли до какой-то комнаты, в которую Яна ещё не заходила. Мальчик отпустил ее руку и побежал к подушкам возле столика, рухнув на них своей мягкой попой и скрестив ножки. Он пронзительно посмотрел на нее, в ожидании, когда она сядет рядом с ним. И Яна последовала за ним вглубь светлой комнаты, садясь рядом на большую мягкую подушку. Она долго смотрела на него, но в мальчике не было замечено никакого необычного поведения: это обычный ребенок. Но как его имя? Раз родители разные, то, должно быть, он называет ее старшей сестрой не из-за родственной связи, а просто так. Яна вспомнила, что во всех просмотренных ею китайских исторических драмах персонажи тоже называли друг друга так или иначе, просто из-за сердечной привязанности или общего наставника. Но второе, по обыкновению, было с приставкой "ши-", и в сянься жанре, а этот мальчик ее называл просто "цзецзе". Вдруг из-под стола мальчик достал немаленький винный кувшин.

– ...

Мальчик откупорил его и высыпал из него несколько маленьких деревянных игрушек, которые были вырезаны, очевидно, искусным мастером.

– ...

Затем он достал из-за пазухи маленькие баночки и откупорил каждую из них, составив на стол. Они были с краской. Яна проверила, что ещё есть под столом, и не нашла ничего больше. Кисточки были у мальчика под маленькими наручами: она сейчас заметила это, когда он начал их доставать. Он странно посмотрел на нее, когда она не взяла кисть и не начала раскрашивать фигурки вместе с ним, но ничего не сказал, воспользовавшись оранжевой краской и начав раскрашивать одну из фигурок, похожую на дикую кошку. Яна не знала, как подступиться, чтобы узнать его имя. Но, по-видимому, Мэйчжу и этот ребенок были очень близки. Она опустила глаза на разложенные фигурки и медленно протянула руку к одной из них – это была рыба. Яна тоже воспользовалась оранжевой краской, взявшись за кисть, и молча начала раскрашивать рыбку в золотую. Она не знала, о чем заговорить с ребенком, потому что лично она – не была ему близким человеком. Также она задавалась вопросом, почему в дневниках Мэйчжу не было ни единого слова про раскрашивание деревянных игрушек с мальчиком. Она хотела дочитать ее дневники сегодня, потому что не сделала этого вчера, но, видимо, в ближайшее время она не будет принадлежать себе: во-первых, ей было интересно, что будет дальше, кто это мальчик и что он может поведать; во-вторых, она не могла отказать этому обаятельному ребенку. Что уж говорить, а он действительно очарователен. Сейчас он мило хмурился, стараясь аккуратно раскрашивать фигурку, но всё-таки пачкая пальцы краской. Какое-то время она не могла оторвать от него взгляд, отложив уже раскрашенную рыбку на холст бумаги в сторону.

Она не могла спросить ни его имени, ни дня его рождения, ни возраста, ни статуса – НИЧЕГО, потому что те с Мэйчжу близкие люди. Мэйчжу – довольно добродетельная девушка, но со злыми и обидчивыми мыслями. Однако к ней ходит маленький мальчик раскрашивать фигурки. Как-то нескладно получается. Было бы логично, если бы было наоборот. Но этот мальчик изломал весь сложившийся у Яны о Мэйчжу образ. Нужно срочно дочитать все ее записи! Сегодня.

Они разукрасили ещё несколько игрушек. Первая игрушка мальчика была тигром: чуть позже он нарисовал чёрные полосы. Яна обвела взглядом комнату, но не заметила никаких лишних предметов, например разукрашенных в прошлый раз и оставленных высыхать фигурок. Она скосила взгляд на мальчика и напрямую встретилась с его взглядом. Какие же красивые у него глазки! Они смотрели прямо на нее.

«Ах, если бы такие малыши были со мной в детском садике, когда я была маленькой...»

– Сестрица, когда обедать?

Тут Яна вспомнила, что ее волосы до сих пор не расчесаны, а одежда в беспорядке.

– ...

– Подожди, дорогой, в этой комнате немного. Мне нужно добежать до своей и немного привести себя в порядок.

– Ты была на взводе, когда выбежала на задний двор. Я никогда тебя не видел такой.

– Да, просто я только проснулась и собиралась подышать воздухом. Я не ожидала встретить тебя, хахах!

– Мы договаривались заранее, сестрица.

– ... Я забыла.

– Все хорошо? Ты, получается, даже не завтракала?

– Все хорошо, сейчас покушаем. Я проспала все сегодняшнее утро, ах.

Яна поспешно вышла из комнаты и закрыла дверь, в коридоре сорвавшись на бег, бежав по памяти и держав в руках подол.

«Кошмар какой, кошмар какой, кошмар какой! Б****, б****, б****!»

Она добежала до своей комнаты и прыгнула на пол у зеркала, схватив гребень и начав расчёсывать волосы, по возможности, аккуратно.

«Это не обычный ребенок! Какая же паника меня охватила, когда он начал говорить в конце эти странные вещи. Какая, скажи мне, какая тебе разница, как я выглядела!? Заранее договорились!? Да мне посрать!»