Смерч, я тебя не прощу

Глава 1

Эрика

Год спустя

Взгляд цеплялся за тонкие облака, скользящие за иллюминатором. Я сидела, уставившись в них, будто они могли поглотить воспоминания, от которых не было спасения. В наушниках тихо играла музыка, приглушая звуки самолета, но не мысли. Глубокий вдох, затем выдох. Рука бессознательно потянулась к подлокотнику, чтобы хоть как-то удержать себя в реальности.

Почти год. Год, проведенный вдали от дома, в попытке забыться, убежать от прошлого. Испания стала для меня чем-то вроде укрытия. По крайней мере, на время. Первые месяцы я пыталась убедить себя, что всё хорошо, что прошлое осталось за океаном, что я смогу начать заново. Это место когда-то уже было моей временной свободой, когда я училась там, и на мгновение казалось, что я снова вернулась в то беззаботное время.

Но это было обманом. Я знала, что настоящее всегда догонит. Теперь я возвращаюсь, и всё внутри кричит, что я не готова.

Рука сжалась в кулак, сердце болезненно сжалось, а в горле встал ком. Я тяжело сглотнула, пытаясь подавить подступающие слёзы, и закрыла глаза. Музыка в наушниках не помогала заглушить гул воспоминаний, которые нахлынули, как приливная волна.

Я до сих пор видела эту картину, будто всё произошло вчера.

Год назад.

Ночь, трасса. Холодный воздух, смешанный с запахом крови. Алекс лежал на асфальте, его грудь была залита багровыми пятнами. Плач. Мой, казалось, разрывал не только меня, но и весь мир вокруг. Я стояла на трассе, едва дыша от боли, наблюдая, как его тело грузят в скорую.

Ренат. Его сжали в наручниках, он кричал что-то, разрываясь на крики о том, что он не виноват. Но его никто не слушал. Полиция повалила его на землю, и я застыла, смотря на это, разрываясь между ненавистью и пустотой. Меня посадили в другую машину.

Когда мы прибыли в участок, там уже были мои родители. Мама и папа. Их лица тогда... Боже, я хотела забыть их выражение, но оно преследовало меня всё время.

Они ещё ничего не знали. Сначала они думали, что это что-то незначительное. Возможно, Алекс просто попал в переделку. Но когда они увидели тело...

Мама вскрикнула так, будто кто-то вырвал у неё сердце. Отец побледнел, но остался стоять, стиснув кулаки, не давая себе сломаться. А я стояла рядом, вцепившись в собственные плечи, не в силах поднять на них глаза.

Это убило их.

Мама не могла говорить неделями. Она почти не ела, не спала. Её лицо потеряло привычные черты — оно стало пустым, словно из нее выкачали всё, что было живым. Теперь она постоянно ходит к психотерапевту. Я видела ее улыбку всего несколько раз за весь этот год, и даже тогда она была слишком слабой, чтобы ее можно было назвать настоящей.

Отец... Он старался быть сильным. Ради нас. Ради мамы. Он прятал свою боль, как умел, но я видела её в каждом его движении, в его взгляде, когда он думал, что никто не видит. Алекс был его гордостью.

Для меня Алекс был всем. Мы были ближе, чем просто брат и сестра. Он был моей опорой, моей стеной, моим лучшим другом. Я доверяла ему всё. С самого детства он защищал меня, был тем, кто всегда приходил на помощь. И теперь его нет.

Боль резанула так остро, что я сжала зубы, пытаясь сдержать рыдания. Я ненавидела Рената. Ненавидела его за то, что он отнял у меня самое ценное.

А потом начался суд.

Я сидела на скамье, слушая бесконечные речи адвокатов и прокуроров, но слова тонули в моём сознании. Я не могла поднять на него глаза. Даже раз. Ренат сидел там, и я знала, что он смотрит на меня, но я не могла. Он убил моего брата.

Для меня он умер в тот же день.

скрывалось то, от чего я пыталась убежать целый год. Теперь я возвращаюсь в то место, где всё началось.

— Суд начался. Раздался громкий голос пристава:

— Все встать!

Шум в зале моментально стих. Люди поднялись на ноги, и даже те, кто шептался, быстро прекратили разговоры. Тяжелая дверь открылась, пропуская судью, чье лицо выражало полную невозмутимость. Его черная мантия, казалось, тянула за собой какой-то необъяснимый груз — груз решений, которые он принимал за свою карьеру.

Моё сердце гулко билось, как барабан, хотя я внешне оставалась неподвижной. Рядом сидели родители: мама, бледная и напряженная, с сжатыми до побеления губами, и отец, пытающийся сохранять спокойствие, но я видела, как его челюсти подрагивают. Никто из нас не проронил ни слова.

На противоположной стороне зала сидел Ренат. Его лицо выражало странное сочетание хмурости и злости, как будто он был не подсудимым, а обвинителем. Его адвокат что-то шептал ему на ухо, но тот едва реагировал.

Когда все сели, началось заседание.

— Подсудимый, встаньте, — строго произнёс судья, и Ренат поднялся на ноги, держа голову прямо.

— Расскажите суду, что произошло в тот вечер, — попросил прокурор, встав из-за своего стола. Его голос был холодным, почти обвиняющим, даже без лишних слов.

Ренат бросил быстрый взгляд на меня, и я почувствовала, как кровь стыла в жилах. Он перевёл взгляд на судью и заговорил.

— Мы с Алексом встретились на трассе. У нас был конфликт. Мы подрались... — он замолчал, словно обдумывая каждое слово, — а потом я ушёл.

Прокурор прищурился, скрестив руки на груди.

— Ушли? Просто так?

— Да. Я ушёл. Мне нужно было успокоиться.

— И когда вы вернулись? — его голос стал резче.

— Через некоторое время. Услышал крик. Когда я вернулся, он уже лежал на земле. Он был... мёртв, — последние слова Ренат выдавил как-то отрывисто, словно проглотив кусок раскаленного металла.

— И вы хотите, чтобы мы поверили в это? — в голосе прокурора сквозило недоверие. — Вы просто ушли, оставив человека, с которым дрались, и затем вернулись из-за крика и нашли его убитым?!

Глава 2

Эрика

Родной город встретил меня серым небом и меланхоличным шумом дождя. Мелкие капли беспрерывно стекали по щекам, смешиваясь с влагой в моих волосах. В руке я сжимала ручку сумки, перекинутой через плечо. Остальная одежда так и осталась в доме... в его доме. Но сейчас я не могла думать об этом. Первым делом, после выхода из аэропорта, я поймала такси и отправилась туда, где лежит мой брат.

Дорога на кладбище была странно спокойной, как будто город вымер вместе с моей болью. Я шла, игнорируя ливень, который промочил меня до нитки, заставляя волосы липнуть к лицу. Мокрая одежда холодила кожу, но я не чувствовала ни дискомфорта, ни холода. Тяжесть в груди была сильнее любой непогоды.

Когда я наконец добралась, передо мной предстала могила. Простая, с его именем, вырезанным на мраморе. Руки дрожали, когда я провела ладонью по влажному камню. Этот холодный гранит был теперь единственной частью, которая осталась от Алекса. В руке я всё ещё сжимала букет. Два скромных цветка, купленных у пожилой женщины у аэропорта, теперь лежали у подножия камня. И тогда первая слеза предательски сорвалась с глаза, стекающая по щеке вместе с дождём.

— Прошел год... Мучительный год без тебя, Алекс, — прошептала я, голос сорвался на последнем слове. Словно я говорила не просто с холодной плитой, а с ним, как будто он был здесь, рядом. — Эта рана в сердце... она никогда не затянется.

Я сглотнула и попыталась вытереть лицо, но мокрые рукава лишь размазали дождь и слёзы по щекам.

— Говорят, время лечит, но это ложь. Оно не излечивает ничего. Оно просто заставляет нас расти вокруг своей боли. А она остаётся неизменной, неизлечимой...

Я отвела взгляд от надписи на камне и улыбнулась уголком губ, горько, едва заметно.

— Когда-то ты говорил, что я всегда в безопасности, пока ты рядом. — Слова звучали едва слышно, в шуме дождя их мог разобрать только ветер. — Но теперь тебя нет.

Я замолчала, чувствуя, как слезы подступают вновь, но я запретила себе плакать, в этот раз, осознавая, что Алекс бы этого не хотел.

— Обещаю, я справлюсь. Я буду сильной, за нас двоих. — Голос задрожал, но я продолжила: — И... я отомщу за тебя, Алекс. Ты заслуживаешь этого.

Последнее слово вырвалось болезненным, почти сдавленным звуком. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула, как будто старалась набрать воздуха перед прыжком в ледяную воду. Затем встала и выпрямилась. Пора уходить.

Такси привезло меня к тому дому, который когда-то был для меня домом. Квартира, где мы с Алексом делили всё: и радость, и ссоры, и общую жизнь. Но теперь... я стояла у двери, и всё казалось чужим.

Открыв дверь, я почувствовала, как на меня обрушился ледяной воздух. Здесь давно никто не жил. Родители, конечно, приезжали убирать, но это место больше не было домом. Оно напоминало музей, где каждое воспоминание аккуратно сложено, как экспонат, и где прошлое висело в воздухе тяжелым грузом.

Внутри всё выглядело идеально чистым, но таким чужим. Не было раскиданных носков Алекса, которые я всегда пинала под кровать с раздражением. Не звучала его идиотская музыка, которую он врубал на полную ночью, пока я пыталась уснуть. Ничего. Просто тишина и пустота.

Я прошла в его комнату. Вещи были аккуратно сложены в стопки, постель заправлена так, будто он вот-вот вернётся и рухнет на нее после долгого дня. Меня прошила боль. Тупая, разрывающая. Я осторожно подошла к его кровати и провела рукой по одеялу. Оно пахло... ничем. Ни следа его.

Взгляд остановился на комоде. На нём лежал шлем и ключи от его байка. Это было так... по-алексовски. Он обожал свой байк. Жил гонками. Я не смогла сдержать слабую улыбку. Уголок губ поднялся, но вместе с этим сердцу было больно. Это заставило вспомнить его страсть, его смех, когда он говорил, что гонки — это свобода.

Я подняла шлем, как будто он всё ещё мог хранить отпечаток его пальцев. Потом медленно поставила его обратно. Алекс был повсюду и нигде одновременно.

Тихо выдохнув, я позволила себе ещё один взгляд на эту комнату. Она была слишком идеальной, слишком правильной — будто вычеркнутой из жизни. Уходя, я закрыла дверь. Впереди меня ждало слишком много.

Да, возможно, жить здесь — это мазохизм. Возможно, это ещё одно подтверждение того, что я не смогла его отпустить. Потому что я действительно не смогла. Но это единственное место, где я могу не просто вспоминать его, а буквально ощущать его присутствие. Я могу вдохнуть запах его вещей, пить кофе из его любимой чашки, брать в руки его джойстик. Пусть это звучит странно или даже пугающе, но мне всё равно. Мне нужно это ощущение. Мне нужно чувствовать, что он рядом. Так я хотя бы немного успокаиваюсь. Так я чувствую, что не потеряла его окончательно.

Я решила, что останусь здесь, несмотря на весь этот эмоциональный ад. Это мой выбор. Я уже знаю, чем займусь, как построю свою жизнь. Всё изменилось, и мне тоже пришлось измениться. В Испании я устроилась контент-менеджером, и эта работа буквально спасла меня от полного погружения в пучину боли. Теперь я могу продолжать её здесь — в моём городе есть филиал этой компании, и я уже договорилась вернуться к обязанностям. Это хоть какая-то стабильность.

Я прошла в гостиную и опустилась на диван. Всё вокруг казалось каким-то неправильным. До сих пор невозможно поверить, что его нет. Что это реальность. А самое ужасное — это то, что его смерть кажется никому не важной. Все забыли. Люди живут дальше. Мир двигается вперед. Все... кроме меня.

Ну и, пожалуй, кроме Кирилла. Его лучшего друга. Мы с ним иногда переписываемся, пытаемся поддерживать друг друга. Но за пределами этого общения осталась пустота. Никого. Ни одного человека, кто бы мог понять эту боль.

И тогда в голове снова всплывает его имя. Ренат. Сердце как будто ухнуло в пропасть. Этот ублюдок остался безнаказанным. Он отсидел ничтожный срок, и всё. Суд закончился, правда так и не была найдена. Он даже не пытался выйти на связь со мной — да и не смог бы, ведь я полностью исчезла из его жизни. Я сменила номер телефона, удалила социальные сети. Но дело даже не в этом. Никто не заплатил за смерть моего брата. Никто. Они просто решили, что это несчастный случай.

Глава 3

Ренат

Год назад

Асфальт холодный, мокрый и липкий, как сама эта ночь. Промозглая трасса — пустая, длинная, темная. Всё, что мы делаем здесь, — это варимся в своем дерьме. Моторы замолкли, дождь тихо шипит, разбиваясь о землю, а я смотрю на него, этого гребаного ублюдка, который, кажется, живёт, чтобы бесить меня до потери сознания.

Алекс, весь в грязи, поднимается с земли. У него кровь на лице, у меня тоже. Я уже даже не помню, сколько раз я приложил его, сколько раз он вмазал мне. Всё это как в тумане.

– Ты что, хочешь меня до конца добить? – его голос хриплый, резкий. Он почти ржет, как всегда. Этот смех... Блядь, я его ненавижу.

Я морщусь, кровь из разбитой губы стекает на подбородок.

– Ты заслужил, – бросаю я и тут же наступаю ближе. Рука тянется вперед, хватаю его за куртку. Он даже не сопротивляется, но взгляд его горит так, что хочется выбить последние искры.

– Заслужил?! Может это ты заслужил чтобы тебе зубы повыбивали?!– выплевывает он мне в лицо, резко дергаясь вперед. Его слова рвут меня, как тупым ножом. – Ты, блядь, даже не человек. Ты просто пустое место! Лишил всех нормальной жизни и думаешь, что имеешь право злиться?

Мой кулак сам летит ему в челюсть. Это не я его направляю. Это всё внутри, это ярость, боль, проклятая ненависть к самому себе, выжженная в костях.

Лишил всех нормальной жизни.

Ты уверен, что это я лишил всех нормальной жизни, а не ты и твоя семейка?

Алекс снова падает. Но не затихает. Смеётся. Сука, лежит в грязи и смеётся. Его улыбка кровавая, а взгляд острый, как стекло.

– Ну что? Чувствуешь себя лучше? Сильнее? – он плюет кровью на мокрый асфальт. – Тебе никогда не будет лучше, понял? Ты всё равно дерьмо, Ренат.

Я стою над ним, и дыхание у меня рваное, будто я только что пробежал чертов марафон.

Челюсти сжаты так сильно, что болят зубы.

– Ты не стоишь того, чтобы я тебя добил, или еще хуже, сидел из-за тебя за решеткой. – роняю я сквозь зубы. Сгребаю шлем с земли, поворачиваюсь и ухожу. Пусть валяется. Пусть сгниет в этой грязи. Я больше не могу его видеть.

Дохожу до байка, завожу его, бензин пахнет так резко, что кружится голова. Поднимаю шлем, чтобы надеть, и тут…

Крик.

Хриплый, дикий, словно его горло разрывается. Этот звук пробивает меня насквозь, как электрический разряд.

Я застываю. Шлем валится из рук. Оборачиваюсь.

Алекс. Он стоит на коленях. Только это длится пару секунд. А потом он падает лицом вниз.

– ЧТО, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ПРОИСХОДИТ?! – кричу я, бегу к нему, а внутри всё сжимается так, будто мое сердце перемалывают на куски.

Я хватаю его за плечи и переворачиваю на спину. Его лицо бледное, как бумага, губы посинели. Глаза полуприкрыты, взгляд стеклянный.

Его руки дрожат, одна прижата к груди. Сквозь пальцы течёт кровь, слишком много крови. Она заливает его рубашку, струится по асфальту.

– Ты что натворил, сука?! – я почти рычу на него, но сам себя не слышу. В голове шум, гул, паника. Кровь на его боку сочится, горячая, липкая, я пытаюсь зажать рану, но мои руки скользят.

– Алекс, смотри на меня! – кричу я ему в лицо. – Ты слышишь? Гребаный ты идиот! Ты не можешь вот так взять и сдохнуть!

Он хрипит, его грудь поднимается и опускается с судорогами. Кровь пузырится у него на губах. Он пытаеться что-то сказать, но не может.

– Блядь, держись! На меня смотри!– Кричу я, а внутри всё горит, будто меня самого режут на куски.

Он открывает глаза, взгляд ненадолго цепляется за мой.

– Ты всё равно, мать твою, будешь жить! Ты понял? Не смей закрывать глаза, слышишь?! Не смей!

Но его глаза закрываются. Голова падает набок.

– АЛЕКС! – кричу я так громко, что голос рвётся в клочья. Словно этим криком я могу вернуть его обратно. Но всё, что я слышу, — это тишина.

Грязь на асфальте липнет к моим коленям. Пальцы в его крови. Горячая, густая, она течет из него, как жизнь, которая уходит прямо у меня на глазах. Не успеть. Не остановить. Этот факт медленно впивается в меня, как заноза под кожу, и я не могу вытащить его.

Почему? Почему он, мать его, это сделал? Здесь больше никого не было. Никого, кроме нас. Только мы двое, и этот дождь, и трасса, бесконечно пустая, как чёрная дыра. Этот нож… Тот самый нож, который сейчас где-то рядом валяется в грязи.

Я пытаюсь сложить картинку, но в голове только хаос. Мозг отказывается принимать это, как факт, как реальность. Моя рука скользит по его груди, пытается закрыть рану, но кровь вырывается, словно ей плевать на меня, на мои попытки, на то, что я хочу спасти его. Он просто… уходит. Он уже почти не здесь.

Где-то внутри поднимается зверь. Какое-то дикое, необузданное чувство, которое я не могу назвать. Злость. Ненависть. Вина. Всё сразу. Я был готов избить его до смерти всего пару минут назад. Пару грёбаных минут назад я хотел, чтобы он замолчал. Чтобы этот взгляд, этот его голос исчезли. И вот оно. Исчезает. Медленно, мучительно, прямо у меня на руках.

Всё перед глазами плыло, будто кто-то размазал краски по холсту. Дождь лил без остановки, тяжелыми каплями бил по асфальту, размазывая кровь, размывая всё вокруг. Алекс лежал неподвижно, и я уже не мог на это смотреть. Просто не мог. Каждый раз, когда взгляд падал на его тело, внутри что-то ломалось. Я не знал, сколько ещё могу это выдержать.

И потом я увидел её. Эрика стояла в стороне, буквально в нескольких шагах. Она вся дрожала — не от холода, это было что-то другое. Она боялась подойти ближе. Её лицо… Господи, её лицо. Слёзы ручьями текли по щекам, и этот взгляд. Разорванный, потерянный, полный ужаса. Она смотрела на своего брата так, как будто её мир только что рухнул.

И в этот момент я понял, что должен что-то сделать. Это чувство — оно ударило по мне, как удар молнии. Я не мог позволить ей смотреть на него вот так. Стоять здесь, среди всей этой грязи, среди этой тьмы и крови. Я просто… не мог.

Глава 4

Ренат

Год назад

Судья проговорил решение, и всё вокруг стало каким-то размытым, словно я смотрел на происходящее через мутное стекло. "Невиновен". Это слово звучало не так, как я ожидал. Оно не принесло ни облегчения, ни радости, ни, чёрт возьми, даже злости. Просто пустота. Всё, что я слышал в тот момент, это шум крови в ушах и гул голосов где-то на заднем плане.

Алекса больше нет. Это факт. Он мёртв. Его тело похоронили три месяца назад, в чёртовом идеальном гробу под чертовым идеально ухоженным газоном на семейном кладбище. И все всё равно смотрели на меня, как на убийцу. Даже с этим вердиктом. Даже с отсутствием доказательств. Неважно, что на ноже были только его отпечатки. Неважно, что всё указывало на то, что он сам это сделал. Они смотрели на меня, будто их всё равно не обманешь.

Но я знал. Я знал, что он не мог. Алекс слишком любил себя. Слишком. Чёрт, он любил жизнь, как никто другой. Он был тем парнем, который наслаждался каждым днём, который делал всё, чтобы прожить её на полную. Да, он был дерзким, резким, иногда мудаком, но он жил. Он обожал свою семью, гордился своей репутацией, своими достижениями. Это был тот человек, который никогда бы не выбрал конец. Не для себя. Не для них.

Или я ошибался?

Эта мысль ела меня изнутри все эти месяцы. Может, я нихрена не разбирался в людях? Может, за его маской крутого парня прятался кто-то другой? Разбитый мальчишка, который просто не выдержал всего дерьма, что на него свалилось? Эта мысль — она как осколок в груди. Вроде бы не смертельно, но при каждом вдохе больно.

Нет. Бред. Алекс не был таким. Я знаю, каким он был. Уверенный, наглый, сильный. Он бы скорее разнес всех вокруг, чем опустил руки. И всё же он умер. Умер, и всё выглядело так, будто он сделал это сам.

Может, он был под чем-то? Это объяснило бы многое. Но и это отвергли на суде. Лабораторные анализы ничего не показали. Или его отец, этот грёбаный богач, просто заплатил, чтобы результаты не вышли наружу? Я не удивлюсь. Старший Ларсон был мастером чистить грязь за своими детьми. Алекс всегда жил под его контролем, даже если притворялся свободным.

Четыре месяца. Четыре месяца я жил, как заключенный в сизо. Как грёбаный преступник. На самом деле мне стоило сидеть в тюрьме. Легко. Всё указывало на меня. Все знали, что мы ненавидели друг друга. Все знали, что в ту ночь он ехал ко мне. И меня бы могли запереть одним словом.

Но этого не случилось.

Почему?

Кто-то подкинул мне деньги на адвокатов. Я это знал. Кто-то сделал так, чтобы судья оказался на моей стороне. Суд прошёл слишком быстро, слишком гладко. Без долгих допросов, без лишнего давления. Я даже не знал, радоваться этому или пугаться. Мне помогли выйти на свободу, и я понятия не имею, кому это могло быть нужно.

Я вернулся домой.

Но вернуться — это не значит жить.

Дома меня ждала бабушка. Её лицо было серым, а руки тряслись. За эти четыре месяца она постарела ещё лет на двадцать. Я знал, что она переживала. Боялась за меня. Но слава богу, она выдержала это. Её сердце слабое, но она всё ещё жива.

А я? Я не чувствовал ничего. Ни облегчения, ни радости от того, что не оказался за решёткой. Каждый грёбаный день я просыпался с одним и тем же чувством — это была моя вина. Я должен был что-то сделать. Должен был спасти его.

Как бы сильно я его ни ненавидел, я не хотел, чтобы он умер. Не хотел, чтобы Эрика страдала. Её боль — она как нож в спине, который я не могу вытащить. Она думала, что это я. И, возможно, всё ещё так думает. Я не знаю.

Я знаю одно: я не убийца.

Виноват в миллионе других вещей. Я причинял ей боль. Я причинил боль Алексу чтобы отомстить их родителям. Но убить? Нет. Даже моего врага.

Алекса не вернуть. Его больше нет. Но каждый чертов день я слышу в голове его голос. Слышу, как он смеётся. Как смотрит на меня со своей мерзкой ухмылкой. И я знаю, что всегда буду слышать это.

Он умер, а я жив. И это наказание хуже любого вердикта.

Ренат

Наши дни

Трасса жила своей собственной жизнью. Огни слепили глаза, размытые в вечерней мгле, они отражались на мокром асфальте, делая его похожим на чёрное зеркало. Где-то гремела музыка — слишком громкая, слишком хаотичная, чтобы разобрать слова, но её ритм бил в такт сердцебиению. Толпа гудела, смеялась, кричала. Люди сновали между байками, держа в руках бутылки, стаканы с дешевыми коктейлями и сигареты. Воздух был насыщен запахом топлива, перегара и выхлопных газов.

Где-то справа кто-то затягивался, вдыхая дым от сигары, запах которой разлетался по всему пространству. Байки стояли в ряд, как лошади перед стартом скачек, а их хозяева суетились, проверяя моторы, протирая зеркала, готовя своих железных зверей к гонке. Вокруг них были друзья, знакомые, девушки, громко смеющиеся в коротких юбках и кожаных куртках. А ещё те, кто делал ставки — самые важные люди здесь. Их глаза блестели азартом, как у стервятников, почуявших запах крови.

Я стоял немного в стороне, опершись локтем на сиденье своего байка. Матовый черный корпус, покрытый лаком, почти поглощал свет огней вокруг. Мотор ещё не завёлся, но я чувствовал, как он вибрирует под моей рукой, как будто предчувствовал, что его ждёт впереди. Байк был готов, я был готов. Всё, что мне оставалось, — дождаться начала.

Толпа слегка разошлась, и ко мне подошёл Денис. Он выглядел, как всегда, уверенно. В его руках была бутылка пива, а на лице — эта ухмылка, как у человека, который знает больше, чем хочет сказать.

– Третья победа в красную команду, – сказал он, хлопнув меня по плечу. Его голос был громким, перекрывал шум вокруг. – Сегодня ты должен победить. Три раунда, на кону хорошие бабки.

Я кивнул, даже не улыбнувшись. Победа — это то, что от меня всегда ждут. И то, что я всегда даю. Проигрыш был не моей частью. Никогда не был.

Глава 5

Ренат

Я был будто в тумане. Голоса толпы, крики, хлопки — всё стало далеким, словно шли не из реальности, а из какого-то другого измерения. Музыка из колонок звучала приглушенно, как под водой, и будто больше не имела ритма, только глухие удары, которые гудели в моих ушах. Я смотрел на байк напротив. Он стоял неподвижно, будто каменная статуя, а фигура на нём — размытая, темная, безликая.

Я стиснул зубы, пальцы крепко обхватили руль мотоцикла. Мои глаза искали ответы, но силуэт оставался неразличимым, туманным, словно что-то между мной и реальностью мешало мне видеть чётко. Возможно, это было из-за шлема на нём. Или, может быть, из-за дерьма, что творилось в моей голове.

– СТАРТ!

Этот громкий крик разорвал воздух и вытащил меня из моего оцепенения, как удар грома. В тот же миг мотоцикл напротив рванул с места. Его рывок был таким резким, что поднял облако пыли, затуманив мне обзор на пару секунд.

Я моргнул, проклиная себя за это мгновение замешательства, и резко сжал ручку газа. Мой байк ожил, рыча и вибрируя, и через секунду я выстрелил вперёд, врываясь в пространство, которое мгновенно начало размазываться вокруг меня.

Ветер бил в шлем, рев двигателя заглушал все вокруг. Я гнал по дороге, чувствуя, как мир сужается до одной единственной цели — фигуры на байке впереди. Я не гнал ради победы. Победа сейчас не имела значения. Мне нужно было узнать. Мне нужно было убедиться.

Каждое движение моего тела было на автомате. Я наклонялся на поворотах, ощущая, как байк едва не скользит, как шины сцепляются с асфальтом, держат, вытягивают меня. Мир вокруг размывался в поток света, неоновых огней, темных теней зрителей. Но я не замечал этого. Мой взгляд был прикован к фигуре впереди.

Его маневры были быстрыми, точными. Повороты, почти как по нотам, как будто он танцевал на этом проклятом байке. Он не боялся скорости, он чувствовал её. Рывки, смены позиций, развороты — он двигался так, будто рождён был для этого.

Но я не отставал.

Каждый раз, когда он наклонялся, когда его колено почти касалось асфальта, я повторял за ним. Гнался за этим силуэтом, за этим проклятым шлемом, который не давал мне разглядеть его лицо.

Мотор рычал, адреналин бил в голову, сжимал грудь. Я ускорялся, чувствовал, как байк дрожит подо мной, как двигатель ревет в такт бешеному стуку моего сердца.

— Черт… — выдохнул я, почти не слыша собственный голос под шум ветра и рева моторов.

Мой взгляд был прикован к нему. Не к дороге, не к поворотам, а к этому чёрному шлему, к этой фигуре, что вела себя так уверенно, так профессионально.

Он знал, что делает.

Но это ведь не Алекс. Нет…

В какой-то момент он сделал резкий поворот, настолько крутой, что я на долю секунды подумал, что он потеряет управление. Но он справился. Черт, справился идеально. Этот манёвр выбил меня из колеи на мгновение, я замешкался, пропустил его ещё дальше вперёд.

Я догонял, сжимая зубы, вцепившись в руль так, что костяшки побелели. Но пока я гнался за ним, он уже пересек финишную линию.

Я прибыл на несколько секунд позже, байк подо мной медленно замедлял ход, и я слышал, как толпа взрывается криками. Кто-то аплодировал. Кто-то кричал от злости. Кто-то выл от того, что поставил не на того гонщика.

Я сбросил скорость и остановился чуть дальше от линии финиша, так и не слезая с байка. Двигатель ещё ревел, словно продолжал кричать за меня.

Моё дыхание было тяжёлым. Не от усталости. От злости. От напряжения.

Покажи мне лицо.

Фигура на байке впереди застыла на мгновение, не слезая, а затем мотор его мотоцикла заглох. Поднялся легкий дым от шин, и на миг он выглядел, как привидение в тумане. Толпа вокруг продолжала шуметь, но я не слышал ни одного слова.

Он оставался там, в центре внимания.

Я сжал руль, мои пальцы дрожали от напряжения. Глаза прикованы к нему. Давай. Сними шлем. Покажи мне, что это ты. Что я не ебнулся.

Не отведу взгляда, пока ты это не сделаешь.

— Это всего лишь первый раунд, растерялся? — голос Дениса прорезал звуки толпы и лёгкий гул двигателей. Он хлопнул меня по плечу, пытаясь вывести из этого бешеного водоворота мыслей, в который я провалился.

Я не посмотрел на него. Я медленно снял шлем, чувствуя, как холодный ночной воздух коснулся лица.

— Нет, не растерялся, — ответил холодно, сдерживая голос, чтобы не сорваться.

Конечно, блядь, я растерялся!

Все внутри горело. Байк. Этот чёртов байк напротив.

Я впихнул шлем в руки Дениса, даже не глядя на него, и сделал шаг вперёд. Затем ещё один. И ещё.

Я устал гадать. Устал чувствовать, как мои мысли разрываются на части, как мой мозг задыхается от догадок, от этой чёртовой неопределенности. Нет. Всё. Хватит.

Сейчас я сам всё выясню. Если нужно, я сорву этот гребаный шлем своими руками. Пусть он попробует помешать мне.

Мои ноги двигались сами, тяжело, с какой-то неумолимостью, словно каждое движение толкало меня ближе к истине. Я буквально слышал, как гудела кровь в ушах, как каждое биение сердца отдавалось глухим эхом где-то в груди.

Но на полпути я резко остановился.

Замер.

На байке напротив кто-то двигался. Спрыгнул легко, с грацией, которой не было у Алекса. Это было не его движение. Не его манера. Не его сила.

И вот этот кто-то снял шлем.

Всё, что было во мне, сжалось в один точечный, болезненный узел.

Шлем упал вниз, и из-под него рассыпались тёмные волосы. Они упали на плечи, в обрамлении которых была хрупкая, тонкая фигура.

Это не Алекс.

Чёрт. Это была девушка.

Мой разум застыл, словно кто-то нажал на паузу. Это не могло быть правдой. Это просто... не вписывалось ни в одну из моих версий, ни в один из раскладов.

Хрупкое тело, длинные ноги, тонкие руки. Как я этого раньше не заметил?